Текст книги "Растопить ледяное сердце (СИ)"

Автор книги: Алекса Никос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Глава 21

Сжавшись в комок на кожаном диване в кабинете Райнхольда, наблюдаю, как он меряет нервными шагами пространство, пытаясь переварить мой нехитрый рассказ. Я обещала быть честной, поэтому в свое повествование включила все подробности, от моей жизни в другом мире и ритуала, до встреч с Темпусом и прогулки с Клаусом. Не рассказала только о поцелуе с последним – эта несущественная деталь никак не повлияет на мое теперешнее положение, только еще сильнее разозлит и без того взбешенного герцога.

– Почему ты сразу не сказала? – остановившись посреди кабинета, гневно спрашивает Райнхольд. – Почему все это время обманывала, прикинувшись Альвиной?

– Я боялась, – дрожащим голосом отвечаю я, наблюдая за голубыми всполохами на лице герцога.

Все-таки они – не плод моего воображения, я уверена. Вот только не буду сейчас добивать Райнхольда еще и сообщением о том, что мне не померещились эти искорки.

– Чего ты боялась, Аля? Неужели ты думала, что я выгоню беззащитную девушку на улицу? Сдам ученым умам? Убью? Чего?

– Извини, Райнхольд, – взрываюсь я. – Но ты выглядел не самым дружелюбным человеком в нашу первую встречу. Позволь напомнить, что ты два раза причинил мне боль своей магией, а потом чуть не принудил к близости. Что я должна была подумать? Почему должна была сходу довериться тебе и выложить правду?

– А потом, Аля? Вот здесь же, в кабинете, я откровенно рассказал тебе о том, зачем мне нужен брак. Был честен.

– Честен? – словно гадюка шиплю я, чувствуя волну негодования, прокатившуюся по телу. – Почему же ты забыл упомянуть о том, что на тебе лежит проклятие? Почему не сказал, что я могу отказаться от брачного союза, пока он не свершен? Ты настаивал, что мы уже связаны, что пути назад нет…

– Его и не было, – отрезает герцог, устало опускаясь в кресло. – Между мной и Альвиной был заключен договор, по которому ни один из нас не мог отступить. Но теперь все пошло к драугу. Где Альвина?

– Погибла, – буркаю я, тоже опускаясь на диван. – Так сказал Темпус. Подробности мне неизвестны.

Сама не заметила, как в пылу ссоры вскочила на ноги.

– Почему вы так похожи?

– Не знаю, – качаю головой, испытывая внутреннее разочарование. – Я рассказала тебе обо всем, что мне известно. Ты – полисмен, претендующий на должность главы тайной полиции, тебе привычнее разгадывать всякие ребусы.

Сама не понимаю, какой реакции ожидала от Райнхольда, но, похоже, оказалась не готова к столь бурному негодованию. Интересно, он так зол, потому что я – не Альвина? Или потому что я скрывала правду? Хотелось бы верить, что только из-за моей лжи.

– Откуда взялся тот блок, через который не может проникнуть граф Мякеля? – жестко спрашивает герцог, сверля меня взглядом.

– Не знаю.

– Как я могу верить тебе? Откуда мне знать, что это не очередная твоя ложь, вроде той, про потерю памяти?

– Не знаю, – словно попугай повторяю я.

– Ты готова пройти проверку сосудом истины? – напряженным голосом спрашивает Райнхольд.

– Что это такое?

– Артефакт. Он покажет, если ты обманываешь меня. Продемонстрирует твои истинные помыслы.

– Это больно? – со страхом спрашиваю я.

– Нет. Это абсолютно безболезненно и безопасно, но понадобится съездить в одно место. Сосуд истины – уникальный артефакт, доступ к которому ограничен узким кругом лиц. Я имею право использовать его, при необходимости.

– Хорошо, – обреченно киваю я. – Если ты мне поверишь только после того, как сосуд докажет, что я не лгу, так тому и быть.

– Прекрасно. Отправляйся завтракать, я договорюсь о посещении хранилища и присоединюсь к тебе, – приказным тоном говорит герцог.

Киваю и, подчиняясь, выхожу из кабинета, испытывая неясные чувства.

Конечно, я бы хотела, чтобы Райнхольд поверил мне на слово, понял, почему я скрывала правду. Конечно, я бы хотела услышать от него какие-то слова поддержки, возможно, даже заверения в том, что я куда лучше, чем настоящая Альвина. Но это все осталось лишь в мечтах. Я не испытываю никакого восторга от предстоящей проверки, но прекрасно понимаю, что, даже в наполненном магией мире, мой рассказ выглядит фантазией, выдуманной с какой-то, пока неясной, целью.

– Доброе утро, – произношу тихо, входя в столовую, где все уже собрались за столом.

Присаживаюсь на стул, чувствуя, как три пары глаз смотрят на меня.

– Привет, Аля, – весело произносит Вивьен. – Ты же теперь должна сидеть там?

Да, я села не на то место, что указал мне герцог, когда пытался изображать влюбленного мужчину. Не думаю, что на этот раз он будет против того, чтобы я оказалась как можно дальше от него.

– Здесь удобнее, – пожимаю плечами и окидываю взглядом богато накрытый стол.

Аппетита совершенно нет, я не отошла от разговора в кабинете, да еще эта проверка…

– Альвина, с тобой все хорошо? – с тревогой спрашивает Клаус, а я тупо киваю, испытывая внутреннее опустошение.

– Да что ей сделается, – как обычно презрительно тянет Доротея. – Наверное, не выспалась. Брат вернулся вчера ночью и сразу же направился в комнату своей нареченной. Уверена, что Альвине пришлось потрудиться в постели, чтобы отработать хотя бы десятую часть нарядов, которые пошила для нее Присцилла.

Сжимаю зубы, чтобы не сказать ничего резкого. Я и так на взводе, а тут еще эта гарпия нападает.

– Что, даже возразить нечего? – ухмыляется блондинка, а я поднимаю на нее взгляд, полный усталости и раздражения. – Что ты так смотришь на меня, Альвина? Гуляешь с одним, ночи проводишь с другим. Пора бы уже определиться. Поверь, никто не расстроится, если твой выбор будет в пользу графа.

– Откуда тебе известно, с кем и как я провожу ночи? Какая тебе разница, Доротея?

– Я не хочу, чтобы из-за тебя Райнхольд страдал, – взвивается блондинка. – Ты не подходишь ему, это всем очевидно. Забирай графа и проваливайте из нашего дома, пока…

– “Пока” что, Доротея? – как всегда вовремя появляется Райнхольд.

Чуйка у него что ли на конфликтные ситуации?

– Пока я космы не поотрывала этой распутной девице, готовой за блеск изумрудов прыгнуть в постель к любому, – не растерявшись, заканчивает блондинка свою мысль. – Видимо, распробовав мужчину, она решила не ограничиваться лишь тобой, захотела сравнить. Ты вообще в курсе, что пока ты занимался работой, твоя нареченная весело проводила время в компании другого?

– Аля, пересядь на свое место, – отдает приказ Райнхольд таким тоном, что я, не смея возразить, меняю место дислокации. – Доротея, я сам в состоянии решить, кто мне подходит, а кто нет. Я запрещаю тебе оскорблять кого бы то ни было. Ты не знаешь ничего о том, что в реальности происходит, поэтому не имеешь права судить.

– Я никого не оскорбляла, лишь сказала правду, – обиженно выпячивает губу Доротея. – А вот ты сам на себя не похож. Где твои рассудительность и наблюдательность? Ты же лучший полисмен королевства. Неужели не видишь, что она просто использует тебя?

– Закончим с этим. Граф Мякеля, – обращается герцог к менталисту. – Я жду вас сегодня в управлении в два часа пополудни, мне необходимо ваше участие в новом расследовании.

– Будет исполнено, – кивает Клаус.

– И еще кое-что. Я запрещаю вмешательство в разум моей нареченной, поэтому нет более необходимости в вашем присутствии в моем доме.

– Но мне лишь один раз было дозволено провести манипуляции. Этого не достаточно, чтобы ментальный блок пал, – возражает менталист. – Я должен довести дело до конца, решить эту загадку.

– Значит, загадка останется нерешенной для вас, – отрезает Райнхольд. – Это все становится слишком утомительным для нашей семьи. Але необходимо готовится к брачному обряду, найдите себе другой объект для изучения. Я ясно выражаюсь?

– Более чем, – сквозь зубы произносит Клаус. – Если позволите, я задержусь до полудня.

– Не имею возражений.

В столовой повисает тишина, которую никто не смеет нарушить. Вивьен, которая, открыв рот, следила за перебранкой, вдруг охает и бледнеет.

– Что еще? – грубо спрашивает Райнхольд.

– Ничего-ничего, все в порядке, – пытается улыбнуться девушка, но ее улыбка больше походит на гримасу. – А-а-ай!

Машинально хватаю герцога за руку:

– Нужен лекарь, акушерка. Она же рожает!

– Нет-нет-нет, – тяжело дыша, откликается Вивьен. – Я не рожаю. Еще срок не подошел, и Свейн не приехал.

По моей спине прокатывается волна ледяного страха. Я уже была в такой ситуации. Моя мама. Она так же, однажды за обедом, вдруг начала корчиться от боли и тяжело дышать, уверяя меня, что все хорошо. Мне было пятнадцать, я не знала, что делать в такой ситуации, поэтому поверила словам мамы о том, что ничего страшного не происходит и такое случается. К вечеру, когда мама потеряла сознание, я дрожащими пальцами набрала номер папы и рассказала о происходящем. Он обругал меня и вызвал скорую помощь. Врач тогда сказал, что еще бы час задержки, и они не смогли бы спасти ни маму, ни сестру.

С того жуткого дня прошло много лет, но я до сих пор не знаю, что двигало мамой в тот момент, почему она тянула время, уверяя меня, что прекрасно себя чувствует, просто ребенок толкается.

Ну уж нет, второй раз я такой ошибки не повторю.

– Зови повитуху, срочно. Или лекаря. Всех, кто у вас тут роды принимает, – сжав ладонь Райнхольда, шиплю ему на ухо.

Пусть лучше вызов будет ложным, но я больше не стану медлить, слепо доверяя чужим словам.

К моему облегчению, герцог коротко кивает и стремительно удаляется из столовой. Надо бы узнать, как вообще здесь со связью? Предполагаю, что мобильных телефонов нет, но как-то же они общаются между собой, находясь на расстоянии?

– Вивьен, тебе надо прилечь. Клаус, не сиди, помоги мне отвести ее в комнату! – восклицаю я, кинувшись к девушке, бледное лицо которой покрылось мелкими бисеринками пота.

– Не трогай мою сестру, – неожиданно взвизгивает Доротея, вскакивая со стула. – Это все из-за тебя!

– Доротея, успокойся. Ты что, не видишь, что ей плохо? – стараясь сохранять трезвость рассудка, говорю я блондинке, коршуном вставшей между мной и Вивьен. – Нужно отвести ее в комнату и дождаться лекаря.

– Не нужно лекаря, со мной все в порядке, – выдыхает Вивьен и тут же хватается за низ живота: – А-а-й, как больно!

– Видишь, с ней все нормально. Не прикасайся к ней, Альвина, ты сделаешь только хуже, – топает ногой Доротея.

– Клаус, да помоги же мне, – в отчаянии прошу менталиста, который, кажется, растерялся от происходящего.

– Не трогайте, я буду кричать! – истерит Доротея.

– Хватит, – раздается властный холодный голос Райнхольда.

Наконец-то вернулся адекватный человек, который успокоит эту вакханалию.

– Доротея, продолжай завтрак или займись своими делами. Граф, к вам это тоже относится. Аля, со мной.

Доротея раскрывает было рот, чтобы возразить, но тут же молча кивает под строгим взглядом брата. Я подхожу к Вивьен и хватаю ее за руку, помогая подняться со стула. Ладонь девушки холодная и липкая, дыхание частое и поверхностное.

– Повитуха скоро прибудет, – говорит герцог, подставляя сестре плечо, позволяя опереться на себя.

Я встаю с другой стороны, протягиваю девушке руку, за которую она хватается побелевшими пальцами. Тихо ёкаю от силы, с которой Вивьен вцепилась в мою ладонь, и тут же ловлю на себе обеспокоенный взгляд Райнхольда, от которого теплеет на душе.

И все-таки, ему не все равно.

– Нормально, – произношу одними губами, слегка кривясь от боли. – Где комната Вивьен?

– На втором этаже.

– Можно ли разместить ее в какой-нибудь комнате на первом, чтобы не тащить по лестнице? Где-то есть кровать?

– Ладно, сейчас налево, – решительно отвечает герцог.

Киваю и переключаю внимание на стонущую девушку:

– Вивьен, у тебя отошли воды?

– Что? – в полубреду, непонимающе переспрашивает она.

– Вода, из тебя вытекала вода? – вновь задаю вопрос, не представляя, как можно его переформулировать, чтобы стало понятнее.

– Да, еще под утро. Я думала, что так и должно быть, – слабым голосом отвечает девушка.

– Что это значит? – напряженно спрашивает Райнхольд.

С недоумением смотрю на него. Он правда не знает о том, что происходит с женщиной во время родов? Здесь все такие темные или только мне так повезло?

– У меня нет детей, – огрызается герцог, правильно поняв мой взгляд. – Это должна была быть забота ее мужа, а не моя.

Пожимаю плечами и отвечаю:

– Ребенок находится в животе в жидкости, которая называется околоплодными водами. Перед началом родовой деятельности эта жидкость вытекает, потом начинаются схватки.

Честно говоря, я тоже не слишком много знаю о родах. Кое-какие поверхностные знания сохранились из школьных уроков биологии, но, похоже, я более осведомлена, чем Райнхольд, который вообще, кажется, первый раз сталкивается с рожающей женщиной. Честное слово, я бы не удивилась, если бы он заявил, что детей в капусте находят – настолько недоуменным выглядит его лицо.

– И что дальше? – спрашивает герцог, стоит нам устроить Вивьен на широкой кровати в гостевой спальне.

– Ждать повитуху, – отвечаю я, с опаской наблюдая за тем, как все чаще Вивьен хватается руками за живот с искаженным от боли лицом. – Я не умею принимать роды, если ты об этом.

– Я тоже, – поджав губы, говорит герцог. – Можно что-нибудь сделать, чтобы ей стало легче?

– Вивьен, дорогая, посмотри на меня, – ласково обращаюсь к девушке, откидывая с ее лба прилипшие волосы. С явным трудом блондинка фокусирует на мне взгляд: – Я могу тебе чем-нибудь помочь? Может быть, ты хочешь воды или принести еще одну подушку? Пожалуйста, потерпи. Скоро приедет лекарь, он поможет тебе.

– Да, воды, – разлепляя пересохшие губы, стонет девушка. – Мне больно.

– Знаю, милая, – отвечаю я, успокаивающе гладя Вивьен по руке. – Потерпи, скоро все закончится.

Минуты тянутся томительно долго. Как могу, пытаюсь отвлечь девушку от боли, которая все чаще скручивает ее тело, сама же стараюсь не показывать, до чего мне страшно сейчас. Вдруг врачи не успеют приехать? Вдруг с ребенком или с Вивьен что-то случится?

– Добрый день, – входит, наконец, в комнату пышная дама средних лет и представляется: – Меня зовут Лагерта, я – повитуха. Пожалуйста, оставьте меня с роженицей наедине. Мэрит, доставай все необходимое.

Быстро вскакиваю, освобождая место женщине и ее помощнице – высокой стройной девушке с ярко-рыжими волосами, которая уже достает какие-то инструменты из большой сумки.

– Пойдем, – берет меня за ладонь Райнхольд, увлекая за собой к выходу из комнаты.

В моих ушах все еще слышатся пронзительные крики Вивьен, а руки трясутся мелкой дрожью. Силы будто разом покидают мое тело, ноги слабеют, словно я держалась из последних сил, лишь бы дождаться помощи.

– Тише, – подхватывает меня герцог за талию, прижимая к себе. – Все будет хорошо, Вивьен справится.

– Да, конечно, – киваю я, несколько потерявшись в действительности.

Из-за двери снова слышу крик девушки, а по телу пробегает дрожь. Неужели это и правда настолько больно? Стоит ли оно того? Закрываю уши руками и зажмуриваю глаза. Перед глазами мелькают картинки прошлого: простыня, пропитанная кровью, длинный светлый больничный коридор, запах хлорки и спирта, каталка, с грохотом подскакивающая на стыках плитки, бледное лицо мамы, взволнованные голоса врачей, лязг металлических инструментов за белой дверью операционной. И обозленное, белое лицо отца, который шепчет: “Это ты виновата. Ты не вызвала вовремя врачей”.

– Аля, – словно сквозь вату слышу голос Райнхольда. – Алевтина! Вот же, драуг! Хакон!

Проваливаюсь в блаженную темноту и тишину.

Глава 22

Герцог Райнхольд Микаель Линден

Аля обмякает прямо в моих руках, из-за двери раздаются крики и глухие стоны Вивьен, а я, кажется, впервые в жизни растерялся – слишком сумбурное, выбивающее из колеи выдалось утро.

– Ее надо уложить, – командует Хакон, приехавший с повитухой для подстраховки. – Неси ее на кровать. Что произошло?

– Не знаю, – огрызаюсь я. – Все было в порядке: она успокаивала Вивьен до прихода Лагерты, выглядела здоровой. А потом просто потеряла сознание.

– Не нравится мне это, друг мой, – мрачно замечает лекарь. – Слишком частые обмороки. Не может ли герцогиня носить под сердцем ребенка?

Внутри меня поднимается волна чего-то темного, а лед, кажется, сковывает сильнее мое нутро.

Ребенка? У Али может быть ребенок от другого? Не хочу в это верить. Но я не знаю ничего о ее жизни в том мире, откуда она пришла. Возможно, она была там счастлива, занималась сексом с другим и готовилась к замужеству, пока Темпус не нарушил ее планы.

Каждый раз, когда в судьбы вмешиваются боги, они ломают их, делают лишь хуже.

– Я не знаю, – честно отвечаю я, стараясь подавить темного зверя. – Она не говорила.

– Но это возможно в теории?

– Да, – произношу, словно чужим голосом.

Недопустимая глупость, но я поверил девушке почти сразу, стоило ей поведать мне правду. Сосуд истины – скорей формальность, с помощью которой я хочу подтвердить собственные выводы. В моей голове сразу же сошелся тот пазл, что несколько дней я старался собрать воедино, так и сяк выкручивая происходящие события. И я бы вряд ли смог собрать его, ведь слишком невероятной оказалась правда. Не слышал раньше, чтобы боги перемещали людей между мирами, хоть легенды и говорят, что они на это способны.

Теперь понятны и перемены поведения, потеря памяти и проскальзывающие несвойственные Альвине жесты, слова и поступки. Непонятной для меня остается лишь моя реакция на иномирянку. Бессмысленно отрицать действительность – Аля мне небезразлична. Именно к ней я пришел ночью, даже не переодевшись с дороги. Пика достигла невыносимая боль, которой растекался по моим венам мороз, выворачивая внутренности, а ноги сами привели туда, где ждало спасение. А Аля? Молча приняла, не спросив ни о чем. Просто была рядом, словно согревая меня изнутри, отводя боль своими изящными руками.

Почему это случилось? Как этой хрупкой девушке удалось разбудить во мне нечто новое, доселе незнакомое? И главное – что теперь делать? Я должен отпустить ее, позволить строить жизнь, как захочется. У меня был договор с Альвиной, но ее больше нет. А с Али я не имею права требовать выполнения обязательств.

Я должен руководствоваться разумом в этой ситуации. Следует дать девушке денег на первое время, помочь с обустройством в Рэгнолде и забыть ее. Она не заслуживает того, чтобы безуспешно пытаться пробить мой лед, пока сама не подчинится ему, потеряв всю свою внутреннюю суть.

Таково проклятие рода – мужчины не способны испытывать чувства, а их избранницы лишаются эмоций спустя некоторое время после брачного обряда. Этот нежный цветок не должен быть заморожен. Лучше пусть ненавидит меня, чем лишится своего горячего бьющегося сердца, открытого к окружающим.

Но отчего в груди появляется новая, непривычная для меня боль, когда я думаю об этом? Неужели это откликается мое сердце, которое, оказывается, способно что-то испытывать? Я не могу, не хочу отпускать от себя то единственное, чем начинаю дорожить. Как я могу добровольно лишиться той, что внесла настоящую бурю в мертвый штиль моей души?

Наблюдаю, как Хакон проводит свои манипуляции, пытаясь заставить себя выбрать верный путь. Я обязан пересилить собственное эго, выбрать то, что будет лучше для Али, перестать удерживать ее возле себя.

– Райнхольд… – слетает тихо мое имя с алых губ, а я, словно безумец, кидаюсь к кровати и аккуратно беру девушку за руку.

– Я рядом, Аля.

– Хорошо, – улыбается она, не открывая глаз.

Как я могу отпустить? Не могу, не хочу, не готов. Драуг побери!

– Хакон, что с ней?

– Я не знаю, – качает головой лучший лекарь королевства, – Кажется, это просто обморок, перешедший в глубокий сон. Ты побудешь здесь или вернешься к сестре?

Со стороны может показаться, что это нелегкий выбор, но для меня он слишком очевиден.

– Здесь, – отрезаю я, ложась на кровать рядом с Алевтиной. – Проследи, пожалуйста, чтобы с Вивьен все было в порядке и доложи, когда все закончится.

– Сделаю, – отвечает Хакон, наблюдая, как я осторожно устраиваю голову Али на своей груди. – Я вижу перемены в тебе, Райнхольд.

– Это плохо?

– Отнюдь, друг мой, – улыбается лекарь и тихо затворяет за собой дверь.

Алевтина

Распахиваю глаза, выбравшись из обволакивающей мягкой темноты, и сразу понимаю, что вновь лежу с герцогом в одной постели. Однако, это уже входит в привычку. Быстро смыкаю веки, делая вид, что еще не пришла в себя. Я не знаю, о чем говорить. Не хочу вспоминать произошедшее.

– Я видел, что ты проснулась, – тихо произносит Райнхольд. – Как себя чувствуешь?

Тяжело вздыхаю, понимая, что придется возвращаться в действительность. Вновь открываю глаза и поднимаю голову, сталкиваясь с внимательным взглядом мужчины.

– Все нормально, спасибо. Наверное, перенервничала.

– Хакон сказал, что с тобой все в порядке, – подтверждает Райнхольд. – Он задал вопрос, на который я не смог дать ответа.

– И какой?

– Твои частые обмороки не могут быть связаны с тем, что ты носишь под сердцем ребенка? – спрашивает герцог вроде бы совершенно спокойно, но ощущаю, как его тело напрягается в ожидании ответа.

– Нет, – отвечаю я уверенно. – Этого точно не может быть, не волнуйся.

– Хорошо, – кивает Райнхольд, заметно расслабляясь.

– Как Вивьен? – с тревогой задаю вопрос, садясь на кровати.

– Все в порядке. Родила прекрасного мальчика, – приподнимает уголки губ герцог. – Сейчас она отдыхает.

Облегченно выдыхаю, поняв, что все мои опасения были напрасными, навеянными горьким опытом прошлого.

– Расскажешь, почему тебя так взволновала эта ситуация? – непривычно мягко задает вопрос Райнхольд, присаживаясь на кровати позади и заключая меня в кокон объятий.

Колеблюсь несколько секунд, прежде чем начать.

– У меня есть сестра. Она родилась, когда мне было пятнадцать, – дальше становится сложно говорить, закрываю глаза, откидывая голову на сильное плечо. – Моя мама… Ей так же, как и Вивьен, стало плохо за столом во время обеда. Мы были в доме вдвоем, я не знала, что делать, а мама уверяла меня, что все в порядке. До вечера я просидела рядом, держа ее за руку, пока не заметила, что простыни под ней начали пропитываться кровью. Потом мама потеряла сознание.

Судорожно вздыхаю, вновь переживая тот страшный день, который стал началом конца для моей некогда дружной семьи.

– Я никогда больше не испытывала такого ужаса, – признаюсь я, когда мужчина сильнее сжимает меня в объятиях, даря нужную сейчас поддержку. – Врачи добирались долго, мама теряла кровь. В больнице ее увезли на срочную операцию, не давая никаких прогнозов. И мама, и сестра выжили, но… Сестра родилась с серьезными патологиями. А отец… Он сказал мне тогда, что это я виновата в болезни сестры. Что я должна была вызвать врачей раньше. И я знаю, что виновата… Из-за меня маленькая девочка каждый день страдает, испытывая сильнейшую боль.

Замолкаю, ощущая, как слезы катятся по щекам. Я никому и никогда не рассказывала о том дне, о лежащей на моих плечах железобетонным грузом вине.

– И мама, – провожу ладонью по мокрой щеке. – Она тоже сказала, что виновата я, отцу она почему-то представила совсем другую версию событий, в которой она корчилась от боли и не могла добраться до телефона, а я равнодушно смотрела на её муки, не вызывая врачей. Я сказала папе правду, но он поверил ей, а не мне. Я пыталась поговорить с мамой, но она настаивала на своей версии событий. Возможно, ей было так легче переживать боль, но я не понимаю, почему она так поступила в тот день. Моя сестра была желанным ребенком. Да, роды начались немного раньше срока, но мама ждала их. Зачем она тянула время, говоря, что ничего не происходит? Неужели не понимала, что делает хуже своему ребенку? Или у нее случилось какое-то помрачение рассудка?

– Аля, послушай, – говорит Райнхольд, поворачивая меня к себе. – Ты не виновата в том, что растерялась. Ты была еще совсем юной, доверилась словам родного тебе человека – матери, которая говорила, что в порядке. Если кто и виноват в том, что произошло, так это она и твой отец. Он должен был внимательнее относиться к здоровью беременной жены.

Всхлипываю и качаю головой.

– Но я могла догадаться, что ей плохо. Могла что-то сделать, но не сделала, – шепчу я, выпуская наружу всю свою боль, что горячими солеными каплями стекает из моих глаз. – Я должна была вызвать врачей еще днем, должна была догадаться. Я была не такой уж и маленькой, чтобы не понять…

– Не должна, – отрезает герцог и жестко добавляет: – Твоя мать – взрослая женщина, которая знала, что с ней происходит. Она должна была сделать это сама, связаться с мужем или попросить тебя о помощи. Вместо этого, она предпочла медленно убивать собственного ребенка. Легко внушить чувство вины юной девушке, которая просто оказалась рядом. Поверь, твои родители просто чувствовали себя легче, переложив на твои плечи груз собственных ошибок. Но ты не виновата в случившемся.

Подаюсь вперед, утыкаясь лицом в мужское плечо. Даже не пытаюсь сдерживать собственные слезы, пропитывающие белую рубашку. Я так долго корила себя за произошедшее. Закрылась от всех, считая себя недостойной любви, недостойной прощения. Мои родители развелись спустя всего год после рождения сестры. Отец довольно быстро пришел в себя, больше не упрекал меня в произошедшем, сосредоточившись на здоровье младшей дочери. Но мама…

Она все время словно тень ходила по дому, разговаривала со мной сквозь зубы, винила меня. Мама без сожалений оставила меня с отцом, переехав в другую страну. С трудом терпела наши редкие встречи, в то время как я продолжала тянуться к родному человеку. А в прошлом году мама попросту выгнала меня из своего дома, куда я приехала без предупреждения, соскучившись по ней и сестре. Это была наша последняя встреча, мама заявила, что я ей не дочь, и посоветовала забыть о ее существовании.

Так сложно было переживать все это внутри себя, не смея ни с кем поделиться мыслями, каждый день поедающими изнутри. Я всегда искала тепло и близость, понимание и поддержку, но не находила их, натыкаясь лишь на лицемерие, фальшь, затеянные ради выгоды. Очень дорого в моем мире продаются сплетни в желтые издания о семье одного из богатейших в городе людей.

Я пыталась быть идеальной, старательно улыбалась и выглядела счастливой на глянцевых фотографиях, но, в действительности, никогда не испытывала счастья, оставаясь одинокой, плененной чувством вины и раскаянием.

Не знаю, сколько времени мы сидим так. Райнхольд молчит, позволяя мне пережить все эти эмоции, выплеснуть наружу то, что годами томилось в душе. Мужчина только поглаживает меня по спине, целует в волосы и качает в своих руках, словно маленького ребенка. Постепенно успокаиваюсь, ощущая внутри себя какую-то легкость, кажется, на том самом месте, что долгие годы было сдавлено железобетонной громадой. Иногда очень важно просто выговориться внимательному слушателю и не увидеть осуждения в его глазах.

– Аля, извини, – произносит Райнхольд после того, как я окончательно успокаиваюсь, перестав всхлипывать. – Но мне придется оставить тебя. Я должен сейчас уехать.

Слышу сожаление в его голосе и удивляюсь, до чего оно приятно для моего слуха. Можно представить, что мой ледяной герцог искренне не хочет расставаться со мной, потому что ему и правда приятно мое общество.

– Мы едем проверять меня на сосуде истины? – спрашиваю я, вспоминая о планах на день, которые были нарушены неожиданными обстоятельствами.

– А ты хочешь?

Пожимаю плечами.

Я хочу, чтобы Райнхольд доверял мне, и пройду проверку, чтобы между нами не осталось лжи и притворства.

– Ты же говорил, что артефакт уникальный. Я не могу упустить возможности посмотреть на него, – слабо улыбаюсь я, окончательно переключившись с собственного прошлого на насущные проблемы.

– Тогда предлагаю поехать со мной в управление. Я решу несколько вопросов, проведу совещание, а после отправимся в хранилище.

– К тебе на службу? В тайную полицию? – недоверчиво переспрашиваю я.

– Почему нет? Ты же моя нареченная, должна знать все о моей жизни, – задумчиво говорит Райнхольд, наматывая на палец локон моих волос. – Решено. Собирайся, я зайду за тобой через полчаса.

В глазах мужчины появляется какая-то решимость, от которой мне становится слегка не по себе. Что он еще задумал?