Текст книги "Люциана. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Алекс Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)
– Кто она? – спросила Элизабет.
– Подруга. – кратко ответил Джонатан.
– Я ее знаю?
– Нет, мам. Я познакомился с ней недавно. Она немного старше меня и не ест после шести вечера. Так что попроси повара, чтобы сильно не утруждался.
– Старше тебя? – насторожилась Элизабет Грэй, обеспокоенно взглянув на блаженно улыбающегося сына. – На много?
– Нет, мама. Какое это имеет значение? Она удивительная, умная, сильная.
– И, наверно, очень красивая. – Лиз поджала губы. – Мне не нравится твой взгляд, когда ты о ней говоришь. Ты ведь не влюблен?
– Но разве ты не этого хотела? – удивился Джон неадекватной реакцией матери.
– Да, Джонни. Но любовь не приходит внезапно. Ей нужно время, чтобы вырасти и окрепнуть. Ты не должен путать любовь со страстью. Это совершенно разные понятия. – начала проповедовать Элизабет. Джон закатил глаза.
– Не уверен, что разница есть. Любовь включает в себя страсть. Разве нет?
– Страсть, эйфория, влечение – все это отдельная категория чувств. Они опьяняют, но когда приходит отрезвление, бывает очень больно. – в глаза миссис Грэй закралась печаль. Джон поддался вперед, внимательно разглядывая лицо матери.
– У тебя большой опыт? – поинтересовался он. – Я думал, что отец был единственным мужчиной в твоей жизни.
– Да, Джонни. Так и есть. Эдвард – самое ценное воспоминание. Я любила его и до сих пор ему предана. Я росла в другое время. Я верила, что можно любить раз в жизни.
– Верила? – подловил ее Джонатан. – А что сейчас?
– Современные молодые люди влюбляются часто и быстро разочаровываются. Я хочу, чтобы в твоей жизни все было иначе.
– Почему ты не попыталась наладить личную жизнь за все эти годы в полном одиночестве? – задал Джон мучавший его вопрос. Губы Элизабет дрогнули в улыбке.
– Мальчик мой. Я не одинока. У меня есть память, есть мечты и странное чувство, что я что-то упустила, просмотрела, но, увы, вернуть ничего не могу. Это странно понять, но я рьяно охраняю свою территорию, личное пространство. Я боюсь кого-то впустить в свою жизнь, словно она уже занята, словно в ней нет места.
– Звучит зловеще. – усмехнулся Джон. – Но жутко романтично. Никогда не замечал в тебе подобной черты.
– И я тоже не замечала. – Лиз снова надела свою ледяную непроницаемую маску железной леди. – Значит, я права, ты влюблен? Как ее зовут?
– Милена Мортимер. Она тебе понравится.
– Надеюсь.
ГЛАВА 7
"Кружилась девушек метель
под вздохи зала.
На сцене плакала Жизель
и… умирала.
Я в третьем ярусе сижу,
под самой крышей.
Я на Жизель в бинокль гляжу:
лежит и… дышит.
А! Значит, мама неправа,
грустит напрасно.
Я видела: Жизель жива,
и всё прекрасно!"
Вика Ивченко.
Милена явилась ровно в девять. Джон отметил, что она всегда очень пунктуальна. На ней было черное строгое трикотажное платье с глухим воротом, длинными рукавами и узкой юбкой до колена. Единственным украшением была маленькая золотая брошка с головой змеи, глаза которой были сделаны из чистого изумруда, маленькие лакированные полусапожки, ни грамма косметики и распущенные по плечам черные волосы, завитые в крупные локоны. Она явно хотела показаться моложе. И это у нее получилось. Даже с самого близкого рассмотрения самым привередливым критиком, ей едва можно было дать двадцать восемь лет. Чудо, как хороша. Джон замер в восхищении, забирая из ее рук короткое пальто. Она спокойно улыбнулась, проведя кончиками пальцев по его щеке.
– Ты думал обо мне, Джонни? – воркующим голосом спросила она, обдав его горячей волной желания.
– Каждую минуту. – с улыбкой ответил он, склоняясь к ее губам, но она уклонилась от поцелуя.
– Не спеши. – она погрозила ему пальцем. – Ожидание только обостряет удовольствие от победы.
– Но разве я уже не победил? – Джон самоуверенно приподнял бровь.
– То, что получил ты, был лишь маленький аванс. – она загадочно и обещающе улыбнулась. – Выписанный скорее мне, чем тебе. – добавила Милена. – У тебя чудесный дом, Джонни. Большой, красивый, светлый. Я когда-то мечтала именно о таком.
– А теперь? – поинтересовался Грэй.
– А теперь у меня много таких домов. Я и сожалею, что хотеть больше нечего. Когда мечты сбываются, становится очень грустно. С каждым разом желания становятся все замысловатей и неисполнимее, но, увы, в наше время за деньги можно купить даже мечту идиота.
– Например?
– А какая у тебя мечта, Джонни? Жить вечно?
– Нет. Все банальнее. Я хочу понять, кто ты на самом деле под этой самоуверенной недоступной маской. – Он взял ее руку и внимательно посмотрел на нее. – Я видел сон, Милена. И не один. Очень странные сны посещают меня. В одном из них на твоем пальце было обручальное кольцо. – Джон взглянул в изумрудные глаза, в которых промелькнуло недоумение и тревога.
– Сны? – спросила она. – Всем снятся сны.
– А что снится тебе, Милена? – он поднес ее пальцы к губам. В его голосе было столько желания и чувства, что предательский трепет охватил ее тело. Она опустила длинные полулуны ресниц.
– Ничего, Джонни. Для таких, как я, сны – непозволительная роскошь. Но не будем вдаваться в подробности. Твоя мать уже заждалась. Я отсюда чувствую ее волнение.
– Да, неужели? – Джонатан в сомнении приподнял бровь. – Но, если учесть, что тридцать человек удалось убедить поверить в то, что они слышали вовсе не то, что я, то удивляться не приходится.
– Это точно. – Милена подмигнула ему. – Веди меня в свою гостиную.
Джонатан почувствовал какое-то внутреннее смятение. Он не сомневался в своих чувствах к Милене. Он не сомневался в том, что то, что она здесь – правильно. Но для него было важно мнение матери. Ему не хотелось доказывать ей, что выбор его верен. Джон хотел, чтобы она поняла это сама. Когда человек влюблен, он хочет поделится этим чувством со всем миром, и ему сложно представить, что кто-то может этого не понимать. Разве любовь – это не счастье, не дар Богов, не смысл бытия, не стимул для существования, не заполнение души необычайной радостью и смешанным страхом, что все это может закончится, и не страстная надежда на то, что именно твоя любовь будет вечно сиять в распахнутом сердце? Разве не любовь должна спасти мир, научить людей верить и надеяться? Разве не любовью проложена дорога в рай? Любовь есть Бог. Бог есть любовь. Об этом думал Джонатан Грэй и в этот момент он был готов поверить в Бога.
Элизабет вышла им на встречу, губы ее сложились в вежливую улыбку. Воспитание не позволило ей задержать свой взгляд на гостье больше положенного. Но она успела отметить необычайную красоту подруги сына, безупречный стиль, бледность лица, и невероятный холод зеленых пронзающих насквозь глаз. Ее собственное ярко-синее шелковое платье с обнаженными плечами и глубоким вырезом показалось неуместным на фоне строгого одеяния гостьи. Элизабет накинула на плечи легкий голубой шарф, который до этого держала руках. Она сама не знала зачем так нарядилась ради незнакомой женщины, что хотела ей доказать…. или себе?
– Мама, познакомься, это моя подруга Милена Мортимер. – произнес Джонатан, улыбаясь, как влюбленный школьник. Элизабет снова улыбнулась в ответ на вполне доброжелательную улыбку Милены и пожала ее на удивление холодную руку.
– Элизабет. – представилась Лиз. Неприятный холод остался на ладони после рукопожатия. Милена казалась сдержанной и спокойной, в ней чувствовалась жестокая уверенность, необъяснимая сила. Не смотря на вежливый тон, в подтексте ее голоса сквозило снисходительное презрение. Кто она такая, чтобы так смотреть на них? Присмотревшись к ее глазам, Элизабет внутренне содрогнулась. Они были пусты, покрыты ледяной коркой, под которой простилалась тьма. Страх и непонятное почтение овладели душой женщины. Она не могла отвести от Милены глаз, словно завороженная. Ее взгляд будил в ней какие-то полузабытые чувства, ее голос обволакивал, подчинял, вытаскивая наружу обрывки снов. Лиз солгала сыну. Когда-то и ее мучили сны, но она никому о них не говорила. Эти сны были слишком интимны, слишком чувственны, ужасно-прекрасны, пугающе-реальны, но Элизабет заставила себя забыть их. А сейчас пронзительный взгляд зеленых глаз гостьи напомнил ей о хранимой в подсознании тайне, она словно прочитала ее, и поэтому ее улыбка становилась все шире, все холоднее и надменнее. И Элизабет вдруг поняла, что уже когда-то видела это лицо…. Давно….
Джонатан не заметил на лице матери ни тревоги, ни смятения. Она слишком долго училась владеть собой. Ее улыбка была безмятежной и радужной.
Все сели за стол в напряженном молчании. Элизабет во главе стола, как хозяйка, а Джонатан и Милена напротив друг друга. Взгляд Джона не отрывался от лица возлюбленной. Его глаза сияли, как звезды, отражая восторг и обожание. Сердце его матери болезненно сжалось в дурном предчувствии. Что-то здесь не так. Что-то не так с этой Миленой Мортимер. Она словно из другого мира. Не смотря на отсутствие дорогих побрякушек, в ней чувствовалось королевское величие. Она казалась невероятно спокойной и сдержанной, царственно прекрасной, словно языческая богиня. Что может связывать такую женщину с ее юным наивным мальчиком? Зачем он этой львице с холодными глазами.
– Может быть, вина? – спросила Элизабет.
– Спасибо, Элизабет, но я не пью спиртные напитки. Они плохо влияют на кожу лица. – мягко ответила Милена. – Вы чудесно выглядите. Никогда бы не сказала, что у вас такой взрослый сын. Вы больше походите на брата с сестрой.
– Вы мне льстите. Но мне приятны ваши слова. – Элизабет вежливо улыбнулась. – Можно полюбопытствовать, как вы познакомились с Джонатаном?
– Конечно. – кинула Милена, посмотрев на Джона через стол. – Я думала, что Джонни поведал вам все подробности нашего знакомства. Удивительно, как сильно он привязан к вам. Эта такая редкость у современной молодежи. Честно говоря, я представляла вас другой. Джон совершенно не похож на вас. Видимо, полностью унаследовал внешность отца.
Скулы Элизабет напряглись, она побледнела, что не укрылось от зоркого взгляда Милены Мортимер. Она улыбнулась про себя. О Карл, он так плохо разбирается в женщинах, не смотря на свой семисотлетний опыт.
– Мой муж Эдвард трагически погиб шесть лет назад. – отпустив глаза, произнесла Элизабет. Протянув руку Джонни, сжал ладонь матери. – Но Джон не похож на него. Он – оригинален.
– Мне жаль. Я не знала, что вы вдова. – сочувственно солгала Милена. – Наверно, очень сложно лишиться любимого человека.
– Да, я очень любила Эдварда. – с вызовом произнесла Элизабет, взглянув в глаза Милены. – Не многие супруги способны так долго хранит свою любовь. Я до сих пор одна, потому что никто не сможет заменить его.
– Звучит потрясающе. Я завидую вам. Так любить может не каждый.
Сарказм в голосе мисс Мортимер услышала только Элизабет.
– Мой сын все, что у меня осталось. Я живу для него. – добавила Лиз. – Я желаю ему огромного счастья.
– Это понятно, вы же его мать. – Милена скупо улыбнулась. – Теперь я понимаю, в кого он так романтичен. Вы чудесно его воспитали.
– Да, я вложила в него все, что знала сама, я дала ему все самое лучшее, и он до сих пор ни разу меня не огорчил.
– Но однажды вам придется с ним расстаться. – произнесла Милена, глядя в глаза миссис Грэй.
– Что вы имеете в виду? – внутренне напряглась Элизабет.
– Так, дамы. – вмешался Джонатан. – Я чувствую себя посторонним наблюдателем. Может, посвятите меня в странный подтекст этой беседы?
– Никакого подтекста нет, Джонни. – ласково произнесла Милена. – Просто женский разговор. – Вы хотели узнать, Элизабет, как мы познакомились?
– Да. – подтвердила Грэй.
– Я увидела его на магическом семинаре в своем клубе несколько дней назад. Он выглядел таким скучающим. Я спросила его, что он здесь делает, если все это ему неинтересно. Он ответил. Так и завязалась наша… дружба.
– Вашем клубе? – переспросила Лиз с интересом. – У вас в Лондоне клуб?
– Да, но не только в Лондоне. Это очень выгодный бизнес. Вы могли бы посетить одно из моих заведений. Правда, все мои клубы весьма специфичны, там немного необычная публика.
– Я представляю, о чем вы говорите. Почему вы выбрали подобное направление для своего бизнеса? – поинтересовалась Элизабет, слега расслабившись. Теперь она понимала, что высокомерие гостьи связано с высоким материальным состоянием, а не каким-то тайным умыслом.
– Мам, Милена очень своеобразный человек. – вставил свое слово Джон, устав от нахождения вне игры. – Ей нравится все нестандартное. Ее родители были путешественниками, искателями сокровищ.
– Правда? – воскликнула Элизабет. – Это очень интересно. Что именно они искали?
– Древние реликвии, а потом продавали их в музеи. Я тоже много путешествую, участвую в экспедициях и раскопках. Это удивительно, когда в твоих руках оказывается незатейливая вещица, которой несколько тысяч лет. Но в отличии от родителей, я все храню в своем доме в Венеции. Не могу расстаться с тем, что так тяжело досталось. Эти сокровища времени бесценны.
– Вы живете в Венеции? – спросила Лиз, сделав глоток вина из бокала. Тарелка с ужином перед ней оставалась не тронутой. Она заметила, что и Джон не притронулся к еде. Это не ужин, а пародия какая-то.
– Да, но редко бываю там. У меня очень насыщенная жизнь. Совсем не остается времени для того, чтобы побыть дома в тишине и уединении. Вы когда-нибудь были в Венеции?
Элизабет печально вздохнула, покачав головой.
– Нет, Милена. Я мало, где бывала. Но мне бы очень хотелось. Венеция представляется мне сказочной странной.
– Это так. Закрытый город на воде со своим непостижимым укладом, запахом сырости, влажными стенами, стаями голубей и какой-то обреченностью. Однажды его не станет, как когда-то не стало Атлантиды. Но легенда, воспоминание останутся. Еще много писателей расскажут о великом распутнике Казанове и красотах этого удивительного города. – Милена улыбнулась уголками губ. – Вам нужно непременно побывать в Венеции. Это лучший город на земле.
– А как же Париж? И фраза – увидеть Париж и умереть?
– Элизабет, Париж, Нью-Йорк, Вашингтон, Лондон – все это города, утратившие дух старины, не смотря на тщательно сохраняемые памятники архитектуры. Дух того времени навсегда стерт запахом бензина, сигарет и виски. Только руины могут рассказать так много о прошлом наших предков. Венеция стоит на деревянных сваях, вбитых в дно моря, у основания которых до сих пор лежат кости тех, кто возводил его. И когда вечерний туман накрывает город, то в его очертаниях можно увидеть размытые фигуры призраков времени. Это не передать словами, это нужно видеть.
– Вы очень красиво говорите, Милена. – выдохнула Элизабет пораженно. – Видимо, не только я романтична.
– В этом мало романтики. – оспорила мисс Мортимер. – Ночи в Венеции наполнены мистическим холодом. Даже мне бывает жутко.
– Да, наверно, вы правы. – согласилась Элизабет. – Вы надолго в Англии?
– Нет, я проездом. Решила проверить, справляется ли со своими обязанностями управляющий моего клуба. Завтра я отправляюсь в очередную экспедицию. Честно говоря, я пришла, чтобы попрощаться.
– Как? – опешив, воскликнул Джонатан. – Ты же говорила, что передумала.
– Джонни, иногда я меняю свое решение мгновенно. – Милена мягко улыбнулась Джонатану, выглядевшему обиженно и печально.
– Но почему ты мне ничего не сказала? – спросил он.
– Я говорю это сейчас. – она спокойно смотрела на него. – Но я могу взять тебя с собой, если ты захочешь поехать.
– Это невозможно. – категорично вмешалась Элизабет, выйдя из своей светской скорлупы. – У него работа, клиенты.
– Мам, я сам могу отвечать за себя. – раздраженно бросил Джон. – Мои клиенты никуда не денутся. В Лондоне полно адвокатов. Если будет нужно, я заплачу неустойку.
– Но это повредит твоей репутации, Джон. – настойчиво сказала Элизабет. – Ты забыл о своих планах? Бросить все и уехать легко. Но потом придется начинать все сначала. Тебя сочтут ненадежным. Это станет концом твоей карьеры. Как ты этого не понимаешь!
– Ты сгущаешь краски. Я просто возьму отпуск и все. Я имею право на отдых, как и все люди. – возразил Джонатан.
– Прошу вас, не спорьте. – Милена нежно улыбнулась Джону. – Твоя мать права, ты должен закончить текущие дела.
Элизабет мысленно поблагодарила гостью, но Джонатан снова удивил ее.
– Я поеду с тобой и точка. – безапелляционно заявил он. – Если я отпущу тебя сейчас, то никогда больше не увижу.
– Джон. – Элизабет схватила его руку. – Послушай себя. Ты же мужчина, зачем так унижаться?
– Это не унижение, мама. Я просто хочу поехать с Миленой.
– Но ты даже не знаешь, куда вы поедите и насколько! – голос Элизабет задрожал. Она знала, что отговорить сына невозможно, но ужасно не хотела отпускать его. Жуткое предчувствие владело ее сердцем.
– Я собираю экспедицию в Россию. Есть достоверные сведения, что мы сможем найти вещицу, которая насчитывает больше трех тысяч лет. – пояснила Милена. – Раскопки могут занять гораздо больше месяца. Подумай хорошо, Джон. Зачем тебе это надо?
– Я хочу отойти от своих планов. Я устал жить по сценарию. Мама, неужели ты сама не хотела бы поучаствовать в настоящем приключении?
– Джон, это не просто приключение. – холодно произнесла Милена. – Это еще и опасный и тяжелый труд. Я не уверена, что ты готов ночевать под звездами и ковыряться в земле.
– Я справлюсь. – уверенно заявил Джонатан. Элизабет схватилась за сердце, но заставила взять себя в руки.
– Мы поговорим с тобой об этом позже. – с деланным спокойствием произнесла она.
– Я не изменю своего решения.
– Элизабет, мне очень жаль, что я затеяла этот разговор. – произнесла Милена с искренним сожалением. – Я не думала, что Джон так среагирует.
– Думали. – холодно кивнула Грэй. – Но я принимаю ваши извинения.
Ужин продолжился. Только никто из собравшихся не ел. Все были задумчивы и грустны, разговор не клеился. Напряжение становилось почти осязаемым. Наконец Элизабет не выдержала.
– Я отпустила прислугу. – сказала она. – Милена, вы не поможете мне убрать посуду.
– Конечно. – Милена поднялась. Она понимала, что Элизабет просто нашла повод, чтобы остаться наедине с ней. Ее мысли были ей известны. Она даже сочувствовала ей, но разве может понять бессмертная чувства матери, боящейся за благополучие своего дитя?
Оказавшись в просторной уютной и чистой кухне, женщины в одно время поставили тарелки с нетронутым ужином на стол, и посмотрели друг на друга.
– Жаль, что я испортила всем аппетит. – попыталась пошутить Милена.
– Скажите честно, сколько вам лет? – прищурив глаза, в лоб спросила Элизабет.
Мортимер вздернула подбородок. В то, что разговор будет дружеским, она мало верила.
– Вы уверены, что хотите это знать? – холодно поинтересовалась Милена. Ее глаза потемнели, придав ее лицу жесткое зловещее выражение. Элизабет медленно кивнула.
– Хорошо, я скажу. Мне тридцать восемь лет. – она улыбнулась, глядя, как краска отлила от лица Элизабет. – Удивлены, что я так хорошо сохранилась? А, может, расстроены, что вам подобное не удается?
– Не пытайтесь оскорбить меня. Мне вы безразличны. Я думаю только о своем сыне. У вас есть дети? – выдержанно и с достоинством, присущей только английским аристократам, спросила миссис Грэй. Боль промелькнула в глазах невозмутимой, как ледяная скала, Милены Мортимер.
– Нет. – с горечью ответила она.
– Тогда вам не понять меня. Вам не понять, что значит посвятить себя ребенку, отдать все без остатка, жить только им, радоваться его успехам и плакать вместе с ним над каждой неудачей. Вы не знаете, как это впервые прижать к груди новорожденного, и понять, что отныне вы больше не принадлежите себе, что этот маленький живой комочек – частичка вас и ваш смысл существования. Вы не испытывали гордости, когда он делал первые шаги, произносил первые слова, делился своими первыми самостоятельными мыслями. Зачем вы хотите отнять у меня то, ради чего я еще жива?
– Вы ошибаетесь, Бетти Грэй. – губы Милены дрогнули в холодной улыбке. – Не я отнимаю у вас сына. Вы отталкиваете его своей заботой. Вы отказываетесь верить, что он вырос и не нуждается в постоянном контроле над его жизнью. Вы убедили себя, что живете для него. Нет. Это не так. Вы хотите, чтобы он жил ради вас и для вас.
– Да как вы смеете говорить такое? – воскликнула Элизабет. – Кто дал вам право судить меня. Что вы знаете обо мне?
– Много, Бетти. Вам ведь знакомо это прозвище. Так не называл вас никто из ваших близких или друзей. Но в глубине своего сознания, вы все еще слышите голос, ласково нашептывающий вам это сокращенное имя?
Элизабет вздрогнула, загипнотизированная взглядом Милены, она тонула в ее расширенных темных зрачках, погружаясь в бездну обрывком из воспоминания, забытых снов.
– Кто вы такая? – прошептала она едва слышно.
– Я друг. Я пришла взять то, что принадлежит мне. – мягко ответила Милена.
– Вы старше его на пятнадцать лет. Конечно, вам легко влиять на него с вашей внешностью и опытом. Вы красивы, мудры, богаты. Он наивная игрушка для вас. Я знаю, что вы разобьете его сердце. Вы не любите его.
– Он знает об этом, Бетти. – усмехнулась Милена, проведя кончиками пальцев по своим волосам. – Но он не знает, что любовь, увы, не всегда так радостна и созидательна, как это чудится вначале. Попробуйте остановить его, разубедить, но, бьюсь об заклад, вам это не удастся.
– Оставьте его, уезжайте. Он только начинает жить. Зачем вам это? – с мольбой воскликнула Элизабет, в порыве схватив холодные руки Милены, которая горько улыбнулась.
– Я не могу помочь вам, Элизабет. Вы хорошая мать и любите его, но пора отпустить Джонатана. Дайте ему совершить свою собственную ошибку или, возможно, обрести свое истинное предназначение.
– О чем вы говорите? – в недоумении пробормотала Элизабет.
– Вы знаете, Бетти. Загляните в себя, да поглубже и вы поймете, почему я здесь. Простите, но мне пора. – она высвободила руки и направилась к выходу.
– Вы не оставите его? – вдогонку бросила Лиз?
– Нет. – не оборачиваясь, ответила Милена Мортимер.
Сев на стул Элизабет беззвучно зарыдала.
– Милена? Ты куда? – нахмурившись спросил Джонатан, увидев, как она выходит из кухни и не глядя на него, направляется в холл.
– Ухожу. Мне пора. – Ответила она.
Джон рванул за ней и схватив за руку, заставил оглянуться. Его глаза были полны растерянности.
– А как же я? Ты обещала взять меня с собой. – он обхватил ладонями ее лицо. – Ты ведь не передумала?
– Нет. Но я уезжаю завтра. Я сегодня ты должен поговорить с матерью. Ей это необходимо. И, если после этого разговора, ты сам не передумаешь, то я буду ждать тебя сам знаешь где.
– Я приду. – пообещал Джонатан взволнованным полушепотом. – Через несколько часов. Успокою Лиз, сделаю несколько звонков, соберу кое-что из вещей и приду.
Милена улыбнулась, погладив его по щеке.
– Я знала, что не ошиблась в тебе. – томно проговорила она.
– Но сначала ты мне все объяснишь.
– Конечно, Джонни. Ты все узнаешь.
Проводив свою возлюбленную, Джонатан вернулся в гостиную. Элизабет вышла из кухни неровной походкой. Она чувствовала себя обессиленной и старой. Впервые ей было так больно.
– Мама…. – покачав головой, Джон взял ее за руку и усадил рядом с собой на диван. – Почему ты так расстроена? Разве ты не хочешь, чтобы я был счастлив? – спросила он, ласково убирая выбившийся локон с ее лица. В его темных глазах было искреннее недоумение.
– Останься со мной, Джонни. Умоляю тебя. Эта женщина опасна. Я чувствую беду. – в голубых глазах задрожали слезы.
– Это бред. Милена очень светлый человек, не смотря на кажущуюся высокомерность.
– Она намного старше тебя. Подумай, нужно ли тебе это приключение? Стоит ли она твоей карьеры и спокойствия?
– Мне все равно, сколько ей лет. И мое спокойствие будет невозможным без нее. Я люблю ее.
– Джон. – горько улыбнулась Элизабет, слезы текли по напудренному лицу. – Ты ошибаешься. Сейчас ты мне не поверишь, ты ослеплен ею. Но это не любовь. Это страсть, сумасшествие, но когда все пройдет, останется пустота и сожаление. Ты слишком молод, чтобы отдавать отчет в том, что хочешь сделать. Такие решения не принимаются за один день. Еще вчера ты собирался стать мировым судьей, и завтра уезжаешь на какие-то раскопки с женщиной, которая по годам могла бы быть твоей матерью. Ты знаешь ее всего пару дней, а я с тобой на протяжении всей жизни.
– Ноя не могу всю жизнь провести у твоей юбки, я не хочу продолжать это размеренное существование и делать только то, что хочешь ты. Я знаю, что не оправдал твоих ожиданий. Но увидев Милену, я кое-что понял.
– И что же?
– Я другой, я не тот, кем пытался быть. Я не хочу больше притворяться и исполнять план своей жизни, продуманной до мелочей. Мы живем один раз и иногда можно сойти с ума, позволить себе необдуманные поступки, стать авантюристом, испытать восторг, вкусить настоящей жизни.
– Джон, Джон! Остановись. Это не ты. – Элизабет с тревогой смотрела в его одухотворенное лицо. – Это не твои слова.
– Нет, мама. Только сейчас я понял, кто я. Я не степенный адвокат в очках, помешанный на учебниках и книгах. Ты бы хотела, чтобы я был таким. Но я настоящий перед тобой. Я люблю и живу, так, как хочу, как подсказывает мне сердце.
– А если оно ошибается? – печально спросила Элизабет.
– Тогда я вернусь и все начну сначала. Я еще молод, как ты заметила. Если это ошибка, то дай мне совершить ее, чтобы не сожалеть потом всю оставшуюся жизнь. – Джонатан мягко улыбнулся. Он был неколебим и полон решимости. Безнадежность овладела душой Элизабет Грэй.
– Хорошо. – сдалась она. – Езжай. Совершай свою ошибку. А я буду ждать. Я это хорошо умею. Я предчувствовала, что однажды и ты меня покинешь, как когда-то это сделал твой отец. Но обещай вернуться. Обещай. – попросила она. Джонатан растрогался, сердце защемило от сожаления.
– Конечно, я обещаю. – он попытался беспечно улыбнуться. – Мам, я буду отсутствовать месяц, может, два. Ни к чему прощаться на всю жизнь. Лучше собери мои вещи, а пока обзвоню своих клиентов.
– Хорошо, Джонни. Ты мог бы провести эту ночь дома.
– Мог бы, но боюсь, что утром Милена исчезнет, а я этого не хочу. – честно ответил Джонатан.
– А если она не полюбит тебя?
– А такое возможно? – Джонатан ослепительно улыбнулся. – Мама, я справлюсь. Я большой мальчик.
– Да. – она потерянно смотрела на него заплаканными глазами.
Мужчина стоял на берегу и смотрел, как никуда не спешащие волны слизывают песчинки, оставляя взамен пустые раковины, обрывки водорослей и мелкие круглые камушки. На протяжении нескольких лет он день за днем наблюдал эту размеренную картину. Морской ветер шевелил его отросшие почти до плеч волосы, оставляя соленый привкус на губах. Он мог часами наблюдать за волнами, лижущими песчаный берег. Это успокаивало, отвлекало от тяжелых мыслей. Он научился слушать шепот моря, чувствовать перемены его настроения, предвидеть начало бури. Когда безмятежное сине-голубое море превращалось в черное клокочущее чудовище, мужчина испытывал экстаз, восторг. Брызги летели ему в лицо, небо становилось ниже, ветер отчаянно свистел, а он бросался в воду, но море откидывало его обратно, словно не желая принимать его в свои объятья, словно считая его недостойным своей холодной мощи. Мокрый, потерянный и злой он возвращался свой дом на берегу. Дом, возрожденный из пепла, собранный по памяти без чье-либо помощи. Он жил в нем восемь лет, восемь ужасно длинных лет. Он возвращался в свой дом, чтобы провести еще одну мучительную ночь в кромешной тьме, одиночестве и борьбе с самим собой. Но долгожданный покой не приходил, он мучительно переживал каждый новый рассвет. Солнце не приносило облегчение. Каждый новый день ничем не отличался от бесполезно прожитого старого. И даже собственное отражение в покрывшемся пылью зеркале не менялось. Восемь лет. Неужели так много времени отделяло его от того момента, как он превратился в линкатропа, оборотня, вурколака, дьявольское отродье, нечисть? Одиночество и страдания стали его вечными спутниками. От осознания этого хотелось выть на луну. С каждым годом он становился сильнее, его мышцы наливались и каменели, кожа становилась смуглее от постоянного пребывания на солнце, но сердце, все еще человеческое сердце не переставало болеть и маяться. Его тело изменилось, но не погибло. Каждое полнолуние происходила неизбежная регенерация клеток, и поэтому он не старел, не болел и не умирал. Не смотря на то, что он все еще был физически жив, морально он давно умер. Пустота в его душе разрасталась до катастрофических размеров. Он потерял все, что мог иметь человек: работу, друзей, дом, любимую женщину, надежду на счастье. А приобрел холодное бессмертие. Превращаясь в волкоподобное существо, он на время забывался, отдаваясь в лапы своего собственного зверя, предаваясь кровавой охоте в близлежащих лесах. Теперь он мог менять облик не только в полнолуние, а когда вздумается, обычно в периоды дичайшего одиночества и бессильной злобы. Он сохранял память и осознание происходящего во время пребывания вне своего нормального состояния. Но беда в том, что теперь он не мог точно сказать, какое состояние для него нормально. Кто он на самом деле? И где конец его сомнений?
Почувствовав чье-то присутствие он обернулся, по-собачьи нюхая воздух, но не найдя в нем ничего подозрительного. Однако в нескольких шагах от него из небольшой струйки тумана, словно появившейся прямо из песка, вырисовывалась и приобретала все более ясные очертания женская фигура. Постепенно она перестала быть расплывчатой и прозрачной и взгляду Вадима, а это был именно он, предстала сама Повелительница вампиров. Но он видел в ней совсем другую женщину – Людмилу Ларину, его забытую любовницу, разбившую его сердце. Он простил ей то, что она предпочла ему его отца – Ричарда Милза – великолепного золотоволосого вампира с тягучим хрипловатым голосом. Он простил ее только потому, что с самого начала знал – она никогда не сможет забыть Ричарда. Вадим встретил ее в тот момент, когда ее сердцем заправляла страсть к вампиру, которого Вадим считал своим другом, который оставил ее, освободив ему дорогу. Глупо было надеться, что однажды она сможет забыть то, что связывало ее и Ричарда Милза. В тот роковой момент, когда оборотень напал на него, Мила носила ребенка, ребенка, который смог бы навсегда объединить ее и Вадима, стереть смятение в ее душе. Он не сразу узнал, что их дитя было обречено, потому что он сам – сын вампира, который всегда был для него другом, но утаил факт кровного родства, а она – наследница Королевы вампиров. Их ребенок умер до того, как на них напала Камилла, оборотень с удивительно-чистыми глазами небесного цвета и отражением солнца в волосах. Камилла, сумевшая потом исцелить его раненую душу своей неистовой и в тоже время тихой любовью. Ее он тоже потерял. Ричард убил ту, которая смогла бы скрасить его одиночество. А после всего сказал, что хотел защитить его. Какой бред. Он всю жизнь отнимал у своего сына тех, кого тот любил. Он сломал его жизнь просто фактом своего существования.
