Текст книги "Сердце и корона"

Автор книги: Алекс Айнгорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Тем не менее он занял кабинет первого министра, и несколько недель подряд его было не видно и не слышно – он с головой ушел в работу. А когда он вновь появился на людях, его было не узнать. Строптивый задиристый мальчишка превратился в настоящего министра, разве что слишком молодого. Он полностью усвоил свои обязанности, глубоко вник в политические интриги и отыскал слабое место в расчетах предшественника, облегчившего казну на сумму, достаточную для полной реконструкции своего загороднего поместья. Повторялась история с Гренгуаром, однако кое-чему научившийся Орсини не стал поднимать из-за этого шум. Орсини получил то, о чем мечтал – он стал влиятельным человеком, с которым нельзя было не считаться. И он ни за что бы не смирился с номинальной властью.

Рони-Шерье был немного сбит с толку возвышением друга. Он привык относиться к Орсини как к старому товарищу, чье положение в обществе гораздо ниже его собственного. В его отношении к Орсини не было ничего снисходительного, однако привычка за много лет устоялась. Теперь же их разделяла незначительная разница в высоте титула, Рони-Шерье был герцогом, а Орсини – маркизом. Но у первого была лишь обожаемая Изабелла, а у второго – реальная, практически не ограниченная власть. Сам Орсини, казалось, и не заметил, что Рони-Шерье остался в тени, он оставался ему прежним другом, как в те дни, когда был еще бедным сыном колбасника из Этьенна.

Изабеллу снисходительной королевой назвать было никак нельзя. Орсини был завален работой, важной и срочной, которую "непременно нужно кончить к утру". Как бы между прочим, к нему перешли кое-какие скучные обязанности самой Изабеллы.

Орсини только удивлялся, когда Антуан называл королеву "небесным существом".

– Твое "небесное существо" требует с меня превратить гадючник, доставшийся ей от венценосного отца, в цветущий сад, – раздраженно говорил он Антуану. – Не из воздуха же мне ей миллионы доставать! И как ты ее терпишь?!

– Она же ангел, Эжен! – в ослеплении повторял влюбленный. – Ты увидишь, когда узнаешь ее лучше. Она добра, она так невероятно красива.

Орсини пожал плечами.

– У нее миловидное лицо. Но она же такая холодная. Бр-р. Как статуя. И вся сверкает от этих бриллиантов и жемчугов. Не понимаю, как она носит на себе всю эту тяжесть.

– Она – королева!

– Об этом и так все знают. А так не разобрать, что там под драгоценностями, женщина или нет.

– Она великолепна!

– Ну, тебе виднее.

– Эжен! – умоляюще воскликнул Антуан.

– Шучу. Знаешь, твоя любовь к ней уж слишком чиста.

– Эжен!

– Ну все, я больше не буду. Согласен, она – ангел. С нимбом вокруг головы. Ты доволен?

Орсини считал, что Антуан уж слишком потакает Изабелле во всем.

Как-то вечером Антуан заглянул в покои Орсини. Он несколько дней не видел друга и зашел проверить, все ли с тем в порядке. Суровый лакей, приставленный к Орсини Изабеллой, объявил о его приходе и провел его в узкий кабинет. Молодой министр сидел за столом, заваленном бумагами, и что-то быстро писал, скрипя гусиным пером. Антуан тихо подошел и, заглянув ему через плечо, увидел бесконечный столбик чисел. Зрелище выглядело тоскливым. Рони-Шерье заподозрил, что пришел не вовремя.

– Я сейчас, – отозвался Орсини. – Сейчас досчитаю и буду весь в твоем распоряжении.

Наконец он поднял глаза, обведенные лиловыми тенями.

– Что-то у тебя неважный вид, – заметил Антуан.

– Честно говоря, я чертовски устал, – ответил Орсини. – Нужно закончить этот паршивый год по крайней мере не хуже, чем предыдущий, а мой предшественник порядком приукрасил цифры.

– Это срочно?

– Твоя "святая" ждет мой отчет к десяти часам утра.

– И тебе еще много?

– Думаю, до утра успею.

– Хочешь сказать, что собираешься сидеть здесь всю ночь? – ужаснулся Антуан.

– Придется. Я не хочу, чтобы кто-нибудь сказал, что я не справился со своими обязанностями или что ситуация ухудшилась по моей вине.

– Но Изабелла поймет.

– Она будет первой, кто бросит в меня камень.

– Я поговорю с ней! – воскликнул Антуан. – Она несправедлива, требуя с тебя невозможное.

– Да ну, Антуан! Только попробуй. Это моя работа, только и всего. А ты хочешь сказать ей, что я не годен для нее? Что мне не место здесь? И потом, она предлагала мне помощника, но я отказался.

– Почему?!

– Я люблю делать все сам. Ведь все равно я буду проверять его цифра за цифрой. Зачем же вносить путаницу?..

Антуан неодобрительно покачал головой, но друга было не переспорить.

– Я не буду тебя отвлекать, Эжен. Пойду к себе.

Орсини охотно кивнул.

– Хорошо, иди. Увидимся завтра, – и он вновь углубился в свои расчеты.

Утром Рони-Шерье был первым, кто пришел пожелать Изабелле доброго утра. Она была весела. Белый атлас ее платья великолепно сочетался с ее золотистой кожей и темными кудрями.

– Где ваш друг? – сразу поинтересовалась она. – Что-то его не видно, хотя он клялся и божился, что отчет будет утром у меня.

Рони-Шерье попытался отвлечь ее внимание.

– Он придет, не сомневаюсь. Разве часто мы бываем наедине, Изабелла? Забудьте о делах хоть на время.

– Милый Антуан, это не так легко!

– Хоть ненадолго.

Он коснулся рукой ее волос, и губы Изабеллы тронула улыбка. Он смелее привлек ее к себе… Поцелуй вышел долгим. Королева замерла в его объятиях, переводя дыхание. Но вот миг забвения прошел, Изабелла спустилась на землю и ощутила некоторую неловкость.

Чтобы скрыть смущение, она взглянула за окно, обнаружив, что уже близок полдень.

– О, надо же! Как быстро прошло время! А Орсини так и не появился,

– она злорадно улыбнулась. – Похоже, он все-таки не справился.

– Изабелла, вы предвзято к нему относитесь. Он придет. Я сам вчера заходил к нему. Он сказал, что кончает.

– Он так сказал?! – недоверчиво усмехнулась королева.

– Он слишком завален работой. А опыта пока не хватает.

– Антуан, он сам этого хотел. Отдай я эту должность Сафону, ваш приятель удушил бы меня. Кстати, Сафон мог помочь ему на первых порах, но он наотрез отказался.

– Вы же знаете его характер.

– К несчастью. Ну, пусть пеняет на себя. Я пошлю за ним.

– Прошу вас, не надо. Позвольте, я сам за ним схожу.

– Ну хорошо, – разрешила она, и Антуан поспешил к другу. Слуга растерянно впустил его, сделав знак не шуметь. Первый министр спал, сидя за столом и уронив голову на руки, а рядом лежал готовый отчет, подписанный его четкой подписью, немного сползшей в бок. Оплавившаяся свеча давно потухла. Покачав головой, Антуан взял со стола бумаги и понес королеве.

Изабелла со злорадной улыбкой встретила Рони-Шерье, который вернулся один, без друга.

– Где же наш министр?

– Я не стал его будить, – ответил Антуан, положив перед Изабеллой толстую пачку бумаг. Изабелла в немой тоске уставилась на документы, представляя, сколько времени ей потребуется, чтобы хоть отчасти во всем этом разобраться. Она полистала бумаги и со вздохом кивнула головой.

– Очень хорошо. Позже я посмотрю внимательнее.

Ее взгляд встретился с удивленным взглядом Антуана, который как будто вопрошал, зачем ей столь срочно нужен был отчет, который она не собирается даже поверхностно просмотреть. Устыдившись, Изабелла вздохнула:

– Впрочем, я сделаю это прямо сейчас.

Она присела у стола и с улыбкой мученицы оглянулась на Рони-Шерье.

– Я пошлю за вами, Антуан. А сейчас вам лучше уйти, иначе мне не сосредоточиться.

Рони-Шерье поклонился. Расставшись с королевой, он вновь направился в покои, которые занимал Орсини. На этот раз министр услышал скрип отворяемой двери и резко вскочил. Увидев Антуана, он сел, протирая глаза и пытаясь сообразить, в чем дело. Потом он вздрогнул.

– Который час?

– Уже за полдень.

– О черт!

– Успокойся. Все в порядке. Твои бумаги у королевы. Я сам их отнес.

– И что она сказала?

– Она сказала: "Очень хорошо", и выглядела разочарованной, – смеясь, сказал Рони-Шерье.

– Тогда порядок, – усмехнулся Орсини.

– Она сейчас просматривает их.

– Ищет, к чему бы придраться.

– А есть к чему?

– При желании всегда можно найти.

Орсини ошибся. Королева высказала ему, что одобряет его работу, и пожелала дальнейших успехов. Постепенно она все меньше уделяла внимание его докладам и все больше доверяла ему самому справляться с трудностями.

Однажды кардинал Жанери, умный старец, никогда не дававший пустых советов, предложил Изабелле поговорить с ним наедине.

– Ваше величество, – скромно заметил кардинал, – я не собираюсь обсуждать вас или ваши поступки, но знайте, что я сочту честью оберегать вас, пока могу. У меня есть своя тайная полиция, и я слышу то, что не доходит до вас, потому что вы королева и стоите выше окружающих. Вы, наверное, не знаете, что Рони-Шерье считают вашим любовником?

– Но это неправда! Ничего предосудительного… не было!

– Милая Изабелла! Позволите мне так вас называть? Это не мое дело, к кому лежит ваша душа. Но так говорят, и не в моих силах позакрывать злые рты. Тут уж вы сами должны позаботиться о себе.

– Я позабочусь, – твердо обещала Изабелла.

– И еще… Что касается м-ль де Тэшкен…

– Она просила разрешения, чтобы их с Бустилоном обвенчали в тюрьме,

– произнесла Изабелла задумчиво.

– Ее видели в местах, по меньшей мере странных для женщины ее сословия. Она ведет себя подозрительно. На вашем месте я бы приставил к ней людей.

– К Луизе? Ради Бога…

– Она что-то замыслила, верьте моему чутью.

– Я пригляжу за ней.

Старый кардинал был прав. Через несколько дней Изабелла решила навестить Луизу. Вместе с Антуаном они отправились к фрейлине, уже несколько дней не показывавшейся при дворе.

Луизы не было дома, но ее служанка выглядела очень встревоженной. Изабелла и Антуан переглянулись.

– Проедемся-ка мы в сторону тюрьмы. Возможно, она там, – предложила Изабелла, хотя часы посещения в тюрьме начинались гораздо позднее.

Неподалеку от тюрьмы они заметили подозрительный темный экипаж, в окошке которого мелькнуло бледное женское личико.

– Это Тэшкен, ей-богу, – шепнула Изабелла.

– Можем отъехать в сторону и подождать, что она станет делать, – предложил Антуан.

Это было разумно, и они остановились за углом. Вскоре их слух привлек тихий стук копыт и скрип колес. Экипаж Луизы тронулся с места.

– За ней, – сказала Изабелла кучеру. Они почти поравнялись с экипажем. Шторки были открыты, и Луизы там не было.

– Очень странно, – заметила Изабелла. – Она могла пересесть на лошадь или в другой экипаж. Но далеко уехать еще не могла. Поспешим.

Кучер стегнул лошадей, и карета помчалась по дороге. Некоторое время они никого не видели, но миновав поворот, они заметили вдалеке троих всадников, скакавших во весь опор. Постепенно расстояние сокращалось.

– Это Луиза, Бустилон и кто-то третий! Кардинал был прав! Бустилон бежал! – воскликнула Изабелла. – За ними, скорее!

Преследуемые заметили погоню, и напрягли силы до пределы. Только всадница отставала, не в состоянии держаться наравне с мужчинами. Но Луиза не интересовала королеву.

– Скорее же! Мы отстаем! – кричала она кучеру. Но тяжелая карета не могла угнаться за всадниками.

– Нам не догнать их, – прошипел Антуан, преисполненный ненависти к Бустилону, своему врагу, врагу королевы. Он выхватил пистолет и стал целиться на ходу, приоткрыв дверцу. Изабелла ахнула. Антуан оглушительно выстрелил и не попал. Он выстрелил снова. Один из всадников взмахнул руками и рухнул наземь. Кучер натянул поводья, и Антуан выскочил наружу. Королева тоже спрыгнула на землю, даже не дожидаясь, пока ей подадут руку. Они поспешили к беглецам.

Бустилон был убит наповал. Антуан чудом попал ему в сердце, хотя стрелял на ходу и с большого расстояния. Луиза лежала без чувств. Третий, как видно, слуга, ускакал. Это был финал.

Вернувшись во дворец, королева расплакалась от растерянности, не стесняясь взволнованных фрейлин. Все происшедшее часом раньше казалось кошмаром. И кошмар не желал кончаться. Королева с трудом понимала, что Луиза лежит у ее ног и рыдает.

– Я уйду в монастырь, но отомстите за него, отомстите! Это же убийство! Отомстите! Его убили! Убили! О, я умру! Как же я теперь?! Ваше величество, вы столь добры и милосердны! Не прощайте убийцу, не покрывайте зло. Будьте справедливы! Будьте милостивы ко мне в последний раз. Потом я уйду, и я никогда больше не вернусь, ни о чем больше не попрошу. Но пусть кровь убийцы прольется рядом с кровью жертвы! Отомстите за него, отомстите!

Луиза билась в истерике у ее ног, забыв обо всем на свете, кроме гибели Бустилона. Изабелла не находила в себе сил оборвать ее. У нее уже звенело в ушах от пронзительных криков Луизы.

Бустилона похоронили на тюремном кладбище. Хотя Луиза просила позволить ей самой похоронить его, Изабелла не хотела, чтобы та провела свою молодость, ухаживая за его могилой. А на территорию тюрьмы зайти она не могла. Но это не помогло. Луиза, единственная преданно любившая его, постриглась в монахини, и навсегда осталась в монастыре. Другие, кто засматривался на Бустилона, легко утешились. Луизетта де Шайне, которая также была влюблена в самоуверенного маркиза, вскоре вышла замуж за графа де Оринье. Герцогиня де Принн уже к тому времени утвердилась при дворе Оливье. С маркизом де Бустилоном было покончено навсегда.

Изабелла невольно избегала Рони-Шерье. Что-то треснуло в ней, пока Луиза рыдала у ее ног. Умом она понимала и одобряла Антуана, но в душе еще горели отзвуки криков бедной Луизы.

Бал в честь именин королевы-матери заставил Изабеллу показаться на людях, переломив странное чувство стыда, мучившее ее. Она держалась в стороне от танцев и разговоров, пока к ней не приблизился Бонди. Разве что его благородной сдержанности она была рада. Но он огорошил ее.

– Я вынужден проститься с вами, ваше величество, – сказал де Бонди.

– С позволения вашего величества, я хотел бы отбыть завтра.

– Куда же вы едете, барон? – спросила королева удивленно. – В свое поместье?

Бонди покраснел от неприятного чувства.

– Я еду ко двору вашего брата. Он дал согласие принять меня в свою гвардию.

Изабелла опустила голову. А она еще стыдилась за себя! Самый педантично благородный дворянин из ее окружения добровольно обрекает себя на унижения.

– Вот, значит, как… – прошептала она, поднимая на его глаза, в которых читались разочарование и глубокое огорчение.

– Ваще величество, – страстно воскликнул Бонди. – Вы знаете, как я вам предан. Но я еду туда, где я оставил мое сердце. Ваше величество! Вы можете быть уверены, если когда-нибудь я понадоблюсь вам, если когданибудь моя шпага, моя сила, моя преданность станут вам необходимы, если вам будет грозить малейшее несчастье, вам не нужно будет звать меня. Я буду здесь и буду защищать ваше величество до смерти. Но пока, пока позвольте мне уехать.

– Вы же знаете, барон, – печально сказала королева, – я не стану вас удерживать. Ваше право – уехать или остаться. Но только, прошу вас, подумайте! Нужно ли это? Может, ваше присутствие будет в тягость Оливье или ей? Анна, не поставит ли это ее в двойственное, двусмысленное положение? А вы сами? Разве вам не спокойнее здесь? Разве не нужно вам сделать как раз обратное – забыть ее?

– Ваше величество, – твердо ответил барон, – я никогда не позволял себе ничего такого, что оскорбило бы герцогиню. Мое присутствие никогда не даст его величеству повод догадаться, что она, Анна, – единственная госпожа моего сердца. Что же касается меня, то моя жизнь теряет смысл вдали от нее… Изредка видеть ее, знать, что она здорова и довольна, вот и все, в чем я нуждаюсь.

– Вы благородный человек, – произнесла Изабелла, – я всегда знала и буду знать, что могу вам доверять. Вот, хотелось бы подарить вам что-то на память. Возьмите этот перстень и помните всегда обо мне, – она сняла с пальца и передала Бонди перстень, тот самый, что когда-то давала Антуану, еще тогда, когда из-за дуэли с Бустилоном он угодил в тюрьму. Вернувшись из изгнания, которое, к счастью, не затянулось надолго, он возвратил его Изабелле, и ей приятно было носить его после возлюбленного. Теперь перстень принадлежал другому, совершенно постороннему человеку, и с ним ушла память о светлых минутах, когда их любовь еще только зарождалась. Рони-Шерье знал, что не должен следить за ними, но не мог заставить себя оторваться. Он привалился спиной к стене, задыхаясь, словно ему не хватало воздуха. Он видел, как губы барона благоговейно прикоснулись к руке королевы. На его мизинце поблескивал драгоценный камень, и его блеск разрывал Антуану сердце.

– Я буду всегда помнить свою клятву, – тихо сказал Бонди. – Вам не придется искать меня, если вам понадобится моя преданность.

Антуан был потрясен. Слишком романтичному, чистому сердцем, ему перстень королевы казался залогом их вечной любви, и когда она сняла его с пальца, то она словно отказалась от всех обетов, что когда-либо давала ему. Изабелла, не замечая его присутствия, прошла мимо, шурша пышным платьем. Колени Антуана предательски дрожали. Едва ли не шатаясь, рискуя рассердить королеву Алисию, в чью честь давали этот бал, он медленно побрел прочь из зала, где весело разливались звуки музыки, насмехаясь над его горем. Он бродил привидением по запутанному лабиринту коридоров, не замечая причудливых отблесков многочисленных свечей, удивленных лиц стражников и лакеев, которых он встречал, пропуская привычные повороты и поднимаясь неизвестно куда по мраморным ступеням. Очнувшись от полузабытья, он увидел, что стоит перед потайной дверью в подземный ход. Он машинально нажал на стену в условленном месте, и дверь повернулась, пропуская его, и тут же захлопнулась у него за спиной. Он стоял во мраке, ожидая, пока глаза привыкнут, и тьма немного рассеется. В темном пустом коридоре гулко отдавались его шаги. Он никогда еще не приходил сюда без фонаря. Антуан едва не заблудился, но проплутав еще с полчаса по подземелью, отыскал Зал Тайных Встреч. Там стоял слабый запах розового масла. Он присел. Ничто не нарушало тишины, и он предался своим невеселым мыслям, позволяя тоске овладеть собой. Он замер в одном положении, словно статуя скорби, и сидел так, пока голоса не вывели его из ступора. Кто-то шел сюда! Антуан решил, что, возможно, это Изабелла собирается посекретничать с Жанной, и, не желая вызвать вторжением ее недовольство, метнулся в темный коридор. Отдышавшись, он хотел поскорее уйти, и не опускаться до подслушивания, но услышал скрежет отпираемого замка и голос своей возлюбленной.

– О нет, Орсини, это все ужасно. Вот и Бонди уезжает, и Луиза ушла от нас. Все честные, преданные сердца покидают нас. Что будет с двором? Что будет с нашим несчастным королевством?

Антуан невольно подался вперед. Королева пришла в тайную комнату с Орсини! Он давно уже бросил попытки понять странное извращенное подобие дружбы, связавшее любимую женщину и лучшего друга. Они не упускали случая уколоть друг друга, но иногда Антуан спрашивал себя, как далеко распространяется влияние Орсини на королеву, и сильно сомневался, что королева отказалась бы от услуг своего первого министра, если бы его дружба с Орсини рассыпалась в прах. Да и не хотелось ему терять эту дружбу, ведь кому, как ни ему, было знать, сколь упорен Орсини и в своих привязанностях, и в своей ненависти. Он был из тех, кто, став перед выбором между любовью и истинной дружбой, несомненно, выбрал бы дружбу. Антуану было даже немного стыдно, потому что сам он ради Изабеллы принес бы в жертву и друга, и самого себя.

– Ваше величество, – услышал Рони-Шерье спокойный, даже надменный, голос первого министра. – Не слишком ли вы требовательны? Многие монархи не смогли бы похвастаться такими друзьями, как есть у вас. Бонди, к слову говоря, уехал не навсегда. А враги? Их никогда не было чересчур много. А теперь, когда погиб настоящий враг вашей короны, отчего вам печалиться? Право, это странно. Рони-Шерье оказал вам услугу, избавил вас от этого подлеца, прими, Господи, его грешную душу, а вы оттолкнули его? Зачем? Что вы от него хотите?

Антуан содрогнулся всем телом, слезы застилали ему глаза. Он не хотел, не мог, боялся дальше слушать. Ноги несли его прочь, и он зажимал ладонями уши, не желая ничего знать.

– …Антуан предан вам больше, чем любой из ваших благороднобестолковых болтунов вроде де Бонди, которые способны на возвышенные разговоры, но еще вопрос, что сделают они, если судьба возьмет их за горло. Что вам все их разговоры рядом с такой любовью? Кого вы слушаете? Что все они понимают в таких вещах? А вы… Все видели, какое внимание вы оказали Бонди, пренебрегли вещью, которая имела для вас и Антуана такое значение в прошлом. Зачем? Чтобы лишний раз причинить ему боль?

– Антуан, что, рассказывал вам об этом перстне?

– Раньше у него не было от меня секретов. Это теперь он скрытничает, не желая даже себе признаваться, что вы предаете его.

– Что вы плетете, Орсини! – перебила его Изабелла.

– Правду. Да послушайте же. Когда я давал вам пустые советы? Так не пытайтесь скрыть свое смущение под маской королевского величия.

Королева удивленно поглядела на дерзкого юношу, на чьих скулах горел гневный румянец. Орсини негодовал, и его ясные холодные глаза стали колючими и злыми.

– Ваше величество, – говорил он, – то, что вы делаете, неправильно и некрасиво. Вы обязаны либо порвать с человеком, чья любовь вам больше не нужна, либо не издеваться над его чистыми чувствами. Уж выберите чтолибо одно. Я не могу смотреть, как мой единственный друг страдает из-за вашего каприза.

– Я выслушала вас, – кротко сказала Изабелла, – а теперь я хочу, чтобы вы поняли меня. Мои чувства к вашему другу неизменны, но… Поймите, я не могу его простить. Я ненавидела Бустилона, я желала избавиться от него. Но не так! Да, я предпочла бы, чтобы он сбежал за границу со своей Луизой. А так… Это же было убийство, Орсини, обыкновенное убийство. Не дуэль, не поединок, маркиз, нет! Рони-Шерье просто выстрелил в него и убил. И…Я никогда не забуду, как рыдала м-ль де Тэшкен, ведь все это случилось у нее на глазах. Как это было ужасно! Лучше бы мне было не присутствовать при этом. Если бы мне рассказали… Я бы просто не поверила. Бустилон… он даже крикнуть не успел. Как я могу забыть все это?

– Ваше величество, – жестко ответил Орсини, – Антуан сделал это не для себя. Он боялся за вас. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал мстительность Бустилона. Прошло бы время, и тот бы вернулся, чтобы снова досаждать вам. Что еще пришло бы ему в голову? Вы знаете? Я – нет. Антуан видел один способ остановить его. Он убил его? Это была судьба. Иначе он бы наверняка промахнулся. Антуан – ваш спаситель, а вы… Убийство! Он раздавил мерзкое, вредное насекомое. Ну не мог он послать Бустилону перчатку, благородный маркиз не оставил своего нового адреса, что ж из этого?

– Он не должен был стрелять.

– Пусть не должен был. Пусть он поторопился. Разве человека казнят за промах? Вы полагаете, что он не прав. Пусть даже так. Вы можете изменить что-то в прошлом? Примите случившееся как оно есть. Выругайте его за ошибку, возмущайтесь, можете кричать, но не замыкайтесь в себе, ничто так не ранит его, как ваше молчание.

Изабелла опустила голову.

– Вы… может быть правы, Орсини. Я не знаю. Я должна подумать. Мне казалось, будет только хуже, если я начну говорить с ним об этом. Он и сам переживает.

– Никогда не выбирайте самый простой путь.

Уже повернувшись, чтобы уйти, она оглянулась. Их взгляды на мгновение скрестились, и по телу королевы пробежал холодный озноб. Самый простой путь! Она уже его не выбрала.

Как ни странно, Орсини сумел несколько успокоить королеву. Хотя она так и не решилась в открытую поговорить с ним о Бустилоне, но перестала сторониться его, и в их отношения вернулась прежняя теплота.

Как-то раз Изабелла шутя спросила у него, не был ли кто-то из его предков в родстве с королевской семьей. Антуан развел руками:

– Уж чего нет, того нет.

– А жаль, – полусмеясь, полупечалясь заметила она, – а то мы могли бы пожениться. Будь вы хоть самым нищим принцем с вот-такусеньким королевством, – она показала пальцами расстояние с полдюйма, – и все.

Вдруг без стука вошла королева-мать, хмуро насупившись, она приказала Рони-Шерье удалиться.

Он почтительно поклонился пожилой королеве, но его движение к выходу из королевских покоев Изабелла остановила легким взмахом тонкой ладони. Королева-мать сжала свои истончившиеся с возрастом губы.

– Позвольте мне проявить настойчивость, дочь. Отпустите этого юношу, чтобы мы могли поговорить наедине.

Изабелла помедлила, но все-таки сделала Антуану знак удалиться.

– Итак, матушка?

– Что же вы делаете, дочь моя? Разве для того отец ваш оставил вам королевство в полное распоряжение? Королевская власть всегда была священна для народа, которым вы взялись править. Но сегодня – сегодня все увидели, что страной правит глупая влюбленная девчонка, обыкновенная пустоголовая девчонка. Ваши сентиментальные свидания с этим юношей, они просто смешны. Что он для вас? Красивое лицо и преданное сердце? Недурно, но недостаточно. Вы стали посмешищем для всей страны, героиней неприличных анекдотов, вот, кем вы стали!

– Но, матушка! Не чересчур ли вы строги? Мне не в чем себя упрекнуть. Бог свидетель, но ничего дурного не было!

Лицо королевы-матери ни капли не смягчилось

– Я-то верю вам, Изабелла, верю, зная ваше сердце, вашу честность, зная, какое вы получили воспитание. Но другие не знают. Они строят догадки, основываясь на собственной испорченности. А догадки обрастают сплетнями. Вашей репутации может настать конец, и что тогда? Уже сегодня я слышу, как отзываются о вас ваши подданные.

– Должно быть, матушка, вы осведомлены лучше меня. Я сама не слышала ничего дурного.

– Вы весьма беспечны, Изабелла. А говорят, что вы с вашим фаворитом, – только они предпочитают другое слово, – только и знаете, что балы да прогулки, и пока вы любуетесь красотой фейерверка, подсчитывают, во что он обошелся казне. Королевская казна истощена, налоги вы повысили. Какой-то сапожник или колбасник управляет государством от вашего имени, а вы пока наслаждаетесь любовной идиллией со своим возлюбленным. Скандал, вот что ждет вас впереди. Скандал, после которого вам уже не править.

– И пусть, матушка, – дрогнувшим голосом заметила Изабелла, которую задело сказанное матерью, – что с того? Думаете, мне так уж нравится править? Это смертная скука, вот, что я вам скажу! Я устала выслушивать глупые жалобы моих подданных. Они только и могут, что клянчить. Я могла бы быть так счастлива, будь я рождена в обычной семье. Вышла бы замуж, имела бы любимую семью… Может быть, и теперь еще возможно…

– Остановитесь, Изабелла. Мне как матери горько слышать, что вы жалеете, что родились моей дочерью, но так уж суждено. Вы королева, нравится вам это или нет. Любимая семья? Она у вас будет. Просто вы должны научиться подчинять разуму ваши чувства. Вашим мужем станет достойный претендент, и вы полюбите его, потому что это войдет в ваши обязанности королевы. Понимаете ли вы меня? А этот юноша из захудалого графства никогда, запомните, никогда не будет иметь шанса возвыситься до вас.

– Да, но я могу покинуть опостылевшую корону, и стать его женой.

– Никогда! – воскликнула королева Алисия. – Изабелла, вы дали отцу клятву и не нарушите ее. Если вы отречетесь, за вами стоит Бланка, ваша ближайшая родственница!

Изабелла залилась краской. Она не забыла о клятве, но как хотелось ей забыть о ней хоть на минуту и поверить в возможность счастья.

– Изабелла, вы ищете мужа не себе, а всей стране. Не забывайте. Ваша первая мысль должна быть – а выгодно ли это моей стране и моим подданным? Вот, о чем вы должны думать, а не о том, хорош ли ваш жених с лица. И не приведи господь приедут к вам послы говорить о браке и узнают, что вы крутите роман со своим придворным. Такой скандал навеки закроет перед вами двери всех приличных домов Европы. Надеюсь, я не напрасно сотрясала воздух, решившись поговорить с вами начистоту, Изабелла.

– Да, матушка.

– Изабелла, вы еще юны, но настанет день, когда вы оцените преимущества вашего положения. К сожалению, вам все давалось чересчур легко, и вы не понимаете, что означает власть, которую вы сегодня готовы отвергнуть. Вы поймете. Позже.

Она опустила голову.

– Да, матушка.

Не бывать ей счастливой.

Любить Антуна и знать, каждую минуту знать, что в конце концов настанет день, когда она оставит его и выйдет замуж за короля – вот какова была ее судьба. Она не знала, насколько понимает эту горькую истину сам Антуан. Пожалуй, он все-таки не понимал. Не понимал этого и Орсини, когда в меру своих возможностей пытался помирить влюбленных. Плохую услугу оказал он лучшему другу, когда убеждал Изабеллу не отталкивать чистой любви Рони-Шерье. Пережив боль расставания, Антуан был бы свободен. А так… Он был обречен.

Между тем, как будто мало было молодой королеве душевной боли, по стране прокатилась волна беспорядков, добавляя ей поводов для беспокойства. Она не очень понимала, как это случилось, что ее смирные трудолюбивые подданные начали восставать. Казна таяла, но растрачено на развлечения было немногим больше, чем тратилось при Франциске Милосердном. Благотворительностью занималась м-ль де Берон, в свое время Изабелла охотно поручила ей беспокойство о сирых и убогих, решив, что в Амьен проснулось доброе начало. Однако деньги из казны попадали в карман Амьен и там оседали навсегда. Ей жаль было с ними расставаться. Королева не могла изменить дожди, плохую погоду и неурожайный год. Но она могла хотя бы не лишать народ зрелищ. А последним приличным представлением была казнь д’Антони, после которой Изабелла приказала отменить зверские публичные казни, плохо действовавшие на сознание людей.

Волна восстаний нахлынула на столицу, и воодушевляя друг друга примером, обезумевшие подданные заполонили улицы. Из провинции стекались целые отряды. Изабелла приходила в ужас от подобных известий. Кардинал Жанери был заперт в собственном доме в Круаси, там он мог в относительной безопасности оставаться месяцами, но в окружении собственных вассалов, которые разбили лагерь за прочными стенами его замка, ожидая его капитуляции. Подобное грозило и Изабелле. Ее собственный дворец больше не казался ей надежным убежищем, с тех пор как из высоких окон тронного зала можно было видеть отряды оборванцев, которые с криками швыряли в стражников гнилые фрукты. Часть королевских гвардейцев вдруг предали ее, став на сторону бунтовщиков.

Обида и растерянность жгли королеву. Она не понимала, как, когда так случилось, что ее власть стала ненавистна. Разве не было она добра и милостива к простым людям? Возможно, невнимательна и безразлична, но ведь не жестока же!

Стихийное восстание постепенно обрело главарей. И вот перед королевой Изабеллой стоял огромного роста мужик в коричневой безрукавке, нахально уставившись на нее узкими глазками-щелочками. Он назвался представителем и наслаждался своей безнаказанностью депутата.