Текст книги "Сердце и корона"

Автор книги: Алекс Айнгорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Книга II. Корона
год 1781

Полгода… Сегодня ровно полгода со дня их свадьбы. Не верится… Изабелла де Ланьери закуталась в накидку и настежь распахнула окно. Ворвавшийся вовнутрь холодный ветер взъерошил ее длинные блестящие локоны. Темно и пусто. Она с сожалением вспомнила парк, который ежечасно видела из окон своего дворца. Голая мощеная булыжником улица, – вот и все, что теперь открывалось ее взору. Тоска! А как чудесно все начиналось!

Полгода назад королева Изабелла Аквитанская, наследница славной династии, обвенчалась со своим первым министром и отреклась от престола в пользу племянника, сына своего кузена Оливье. Молодая маркиза де Ланьери была так счастлива, так довольна, словно это Орсини пожертвовал короной ради нее, а не наоборот. А теперь? Вместо балов унылые скучные вечера, вместо придворных два огромных пса, любимца Орсини, вместо подруг Мадлен, его родная сестра, неотесанная тридцатилетняя крестьянка. Орсини! Это ради него она согласилась на такую жизнь, она сама этого хотела, хотела сделать его счастливым. Но что получила взамен? Только скуку, смертную скуку женщины, не привыкшей самой заботиться о своем досуге.

Стрелки часов ползут к полуночи, а она все одна. Орсини еще не возвращался из дворца, что не удивительно – он так привык еще со времен, когда она правила, а он имел собственные комнаты во дворце, чтобы не тратить время на разъезды.

Собственно, его не в чем упрекнуть. Он хотел развлечь ее, но так кололи ее несмешливые взгляды придворных, что она отказалась от выездов в свет. Он привез ей Мадлен, которую не выносил, чтобы у нее была компаньонка, и она не сидела целыми днями одна. Теперь она могла слушать вечные препирательства Мадлен и Эжена, которые были похожи и внешне и по характеру, только Мадлен не дано было ни ума, ни хотя бы желания побороть в себе невежество. Острота ее языка выглядела грубостью, дурные манеры за три месяца ничуть не улучшились, она говорила, одевалась, вела себя, как лавочница. Изабелла возненавидела ее с первого взгляда. Но ей было неловко попросить Орсини отослать ее, ведь он, в конце концов, пытался сделать как лучше.

Боже! Как же она была влюблена в него, в Орсини! А теперь ей нечего было желать. Он принадлежал ей. Он любил ее, но не так, как ей мечталось. Медовый месяц прошел. Он был нежен с ней, но как-то спокойно, без страстей, предоставив ее самой себе, ничуть не беспокоясь за ее верность, не избегая других женщин. Она не сомневалась, что он ни разу не изменял ей, и даже не испытывал к тому соблазна, потому что у него была одна любовница – власть. Ей он служил с раннего утра и до поздней ночи. А дома он исполнял супружеский долг, вот и все. В сущности, он ничуть не переменился, был точно таким, как и полгода назад, но тогда все было иначе. Если ей хотелось видеть его, она посылала за ним и задавала ему какие-то ненужные вопросы, сочиняла для него работу или просто советовалась, что сказать послу какого-нибудь Затридевятьземелья. Он всегда был под рукой. Он и раньше легко мог уязвить ее, указав на ошибку или просчет, но тогда это лишь подогревало в ней стремление покорить его, а теперь каждое невпопад сказанное слово наносило рану, и она неделями вспоминала, терзаясь, что он не так посмотрел на нее или не то сказал.

Маленький король Анри находился под опекой своего дяди Гримальди и его жены. Они прочно обосновались во дворце Изабеллы, во дворце, где она выросла, где она любила, страдала, надеялась. Теперь же в ее распоряжении холодный и пустой дом с окнами, выходящими на серую улицу.

Изабелла отошла от окна и с досадой швырнула шаль на кресло. Спуститься в гостиную? Но там восседает Мадлен и перебирает кусочки разноцветного бархата, собираясь сшить из них мудреное и ненужное покрывало. Она будет сверлить ее взглядом, словно читая ее невеселые мысли. Нет! Изабелла кликнула Батти, свою горничную, и велела помочь ей раздеться. Батти свозле нее, раскладывая по шкатулкам шпильки. Где теперь Жанна? Добрая миленькая Жанна, она вышла замуж и, наверное, счастлива. Впрочем, если не чувствует того же, что и она, Изабелла, вынужденная скрывать от собственной служанки раздражение и мучительную грусть.

– Не стоит беспокоиться, мадам, – услужливо заметила Батти. – Господин маркиз часто бывает поздно. Мадам знает, как он занят. Не стоит волноваться о нем.

Это глупое вмешательство окончательно расстроило Изабеллу.

– Ступай, – резко сказала она. – И унеси свечу.

"Мы с ним слишком разные, – подумала она. – Слишком разные."

Они не ссорились, но даже в мелочах проявлялось несходство их привычек и воспитания. Изабелла неизменно уступала ему, повторяя себе, что такова ее обязанность жены, но смутное недовольство росло и крепло. Она привыкла иметь отдельную спальню, потому что так было заведено у знати, чтобы муж посещал жену лишь для исполнения супружеского долга, но Орсини вообще не понял, о чем она говорит. Что значит отдельно? Почему? Она не сумела объяснить и сдалась, считая себя едва ли не грешницей. Он не переодевался к обеду, и его неизменное "зачем?" сводило ее с ума. Она не знала, зачем. Просто так было принято. И еще сотни, тысячи мелочей, в частности нелепых, но создающих неутешительную общую картину – им лучше было как раньше, порознь, когда она была королевой, а он ее министром.

Ее разбудил дрожащий свет. Она украдкой приоткрыла глаза и увидела Орсини. Изабелла поборола в себе желание спросить его, чем он был занят так долго, почему не приходил к ней, по той простой причине, что не хотела выглядеть в его глазах капризной и ворчливой. Пусть считает, что она заснула, что ей все равно, что приходит едва ли не среди ночи. Только Орсини не просто было обмануть. Она ощутила на себе его пристальный взгляд.

– Ты притворяешься, – вдруг заметил он спокойно, и от неожиданности она вздрогнула и выдала себя.

– Это свет… – она придала голосу сонное выражение. – Я почувствовала свет, Эжен, – проговорила она, не меняя положения. Ей послышался вздох.

– Хорошо, в другой раз, если буду поздно, не стану тебя тревожить. Извини, еще секунда и я задую свечу.

Он говорил ледяным тоном, и Изабелла не стала отвечать, что прощает его. Она безумно сердилась, что он даже не порывается извиниться, что вернулся среди ночи и не дает никаких объяснений.

– В будущую среду бал в честь испанского инфанта, – сбрасывая одежду, заметил он вскользь. Изабелла подскочила.

– И я должна там быть?

– Да, естественно.

– Я не могла бы сказаться больной?

Он покачал головой.

– Нет, это неприлично. Там будут все дамы, и если ты проигнорируешь бал, об этом будет разговоров больше, чем если ты придешь.

– Эжен, пойми, что я лично знакома с испанцем. Он всего лишь инфант, а я… я была королевой. Это несоизмеримо выше! Я не хочу его видеть.

Во мраке не было видно их лиц, так что Орсини не видел выражения отчаянной мольбы на лице молодой жены, а Изабелле не дано было заметить, как сильно его обижают ее слова и поступки.

– Свою судьбу ты выбирала сама, – тихим, чуть дрогнувшим голосом проговорил Орсини. – Ты обязана появиться на балу – в качестве маркизы де Ланьери, жены первого министра королевства. Если тебе стыдно перед этим принцем, стыдно из-за меня, то не стоило выходить за меня замуж.

– Мне не стыдно, – быстро ответила ему Изабелла, почувствовав наконец звучащую в его голосе обиду.

– Раньше ты была выше по положению, чем он. Времена переменились… Теперь он принц, а ты маркиза. Бывает хуже. К примеру, ты могла бы стать всего только виконтессой, а может и просто мадам Орсини, женой колбасника из Этьенна.

Он смеялся. Только один человек мог смеяться над ее страданиями, и он был ее мужем. Изабелла знала, что он не уступит, и ей придется посмотреть в глаза надменному испанцу. Она уже представляла, как он будет говорить, посмеиваясь:

– Э, да это ее величество Изабелла, королева без короны. Этот Ланьери заставил ее отречься. Ох уж эти женщины! Теперь она пытается выглядеть как можно более гордо. Но все равно, она теперь не лучше любой мещаночки. Ведь ее маркиз, говорят, из низов. Вот смешно, господа!

И вездесущие доброжелатели будут на ухо пересказывать ему историю возвышения Орсини, как они ее себе представляют.

Проснувшись утром, Изабелла обнаружила, что Орсини, который всегда был ранней пташкой, давно уехал во дворец. Проклиная безумное желание женщин непременно выходить замуж, Изабелла переоделась и велела заложить карету для поездки в парк, где гуляли придворные, и собиралась вся знать столицы. Из окошка кареты она вдруг заметила совершенно седую голову Сафона, своего старого министра. Естественно, о нем после ее отречения все позабыли. Из старого правительства служить регенту остался только Орсини, и то потому что таково было ее условие.

– Господин де Сафон! – крикнула она. Старик поднял морщинистое лицо и просиял. Семенящей походкой он приблизился к карете. – Садитесь ко мне, – предложила Изабелла, открывая дверцу. Сафон забрался внутрь и тяжело опустился на подушки. Он явно постарел.

– А вы похорошели, ваше величество, – заметил он галантно, оглядывая ее изящный туалет. Изабелла вздрогнула и строго заметила:

– Вы не должны так называть меня, месье Сафон. Я маркиза де Ланьери. Король во дворце.

– Но для нас, – сказал Сафон, целуя ей руку, – вы всегда будете единственой королевой. Ваше величество, вы и только вы настоящая королева Аквитанская.

Изабелла внимательно оглядела его.

– Чем вы теперь занимаетесь? – спросила она и застала старика врасплох. Он вздохнул, прежде чем ответить.

– Ничем, – он даже покраснел, словно скрывая что-то, – ровным счетом ничем. Герцог Гримальди выставил меня из дворца и заметил своим человеком. Из всех, кто служил вам, уцелел лишь Ланьери, пожалуй, самый ловкий из нас, да к тому же ваш муж.

– Значит, регент выгнал всех, кто был мне верен? – переспросила Изабелла.

– Да, государыня. Даже бедных фрейлин, ведь герцогине Гримальди они не совсем соответствуют по возрасту. Ей понадобились фрейлины не моложе сорока лет. Так что все остались не у дел. Но мы верим, что вы вернетесь, – его глаза засверкали от воздуждения.

– Это невозможно, господин Сафон.

Сафон наклонился к ней.

– Я скажу. Уже месяц, как мы готовы начать борьбу с самозванцем. Мы искали только настоящего короля. И сегодня я чувствую, что мы его нашли. Истинная королева – вы. Никто не сможет назвать заговором возвращение законной государыни.

– Вы с ума сошли, – бледнея прошептала Изабелла.

– Вы рождены для трона. Умная, молодая, красивая женщина, величественная и скромная одновременно! Ошибки королей трудно исправлять… Каждая женщина, даже королева, может исполнить свой каприз. Нельзя же принимать всерьез ваше отречение. Это было недоразумение. Вы вернетесь, клянусь.

– Что вы такое говорите! Заговор? Вы хотите, чтобы я стала во главе заговора?

– О нет! Не заговор, ваше величество. Напротив, возвращение законной королевы. Регент уберется отсюда. Все вернется на свои места.

Изабелла посмотрела ему прямо в глаза.

– А вы получите назад должность министра?

– Нас много, – заметил Сафон, – нас, оставшихся за бортом. Я знаю, и вы в их числе. Я-то уже стар, и на самом деле мне ничего не надо. Но я желаю добра вам и нашей стране. Я знаю, вам надо все осмыслить. Не буду торопить вас. До свидания, ваше величество, до встречи, я уже вижу ворота парка. Возьмите мой адрес. Кучер, останови здесь. До свидания! Не забудьте!

Он скрылся, как маленький седой гном. Потрясенная услышанным, Изабелла не могла совладать с волнением. Сафон, безобидный старый министр, скромно отошедший на второй план при появлении Орсини, организатор заговора! Он хочет свергнуть короля! И еще немалая социальная прослойка людей, утративших свою власть, состояние, положение в обществе во время торжества ее любви. День ее свадьбы стал для них днем крушения их благополучия. Пришел новый король, с ним регент, и все изменилось. Возвысились новые люди, а прежние остались за бортом. Да, за бортом! Как она.

В сердцах она приказала кучеру ехать домой. Ей нечего делать среди придворных. Ведь и она, Изабелла Аквитанская, больше не будет блистать. Приглашение на бал – знак уважения к первому министру, ее супругу, а не к ней. Да, она чудесно позаботилась о счастье Орсини, но упустила свое. Как ей жить? Одинокая, бессильная… Орсини пропадает во дворце, что на самом деле естественно, ведь он хочет и при регенте не утратить абсолютной власти в стране. Его не интересовала почетная, но номинальная должность. Его интересовала власть – реальная власть. И хотя регент связан словом, не так-то просто действительно что-то значить в его правительстве. Регент Гримальди не Изабелла, которая позволяла ему делать со своей страной все, что ему заблагорассудится.

Специально для бала у Изабеллы было сшито чудесное бирюзового цвета платье, вышитое серебряными листочками и жемчужными цветами. Но она не услышала привычного восхищенного шепота, когда Орсини под руку ввел ее в бальный зал. Никто не подошел к ней. В ней не почитали больше королеву, но никто не мог заставить себя видеть в ней просто молодую и красивую женщину. Орсини отошел от нее – она осталась одна. Изабелла не видела знакомых лиц вокруг. Несколько человек показались ей виденными ранее, но онане помнила их имен. Придворные дамы были новые, в основном немолодые, строгие. От двора уже не веяло молодостью и весельем, как было при Изабелле. Грянула музыка, и танцующие оттеснили бедную маркизу в угол, где она и осталась стоять в одиночестве, всеми позабытая, никому не интересная, чувствуя себя некрасивой и неумной старой девой, как когдато м-ль де Берон. При ее приближении стихали разговоры. Кавалеры боялись встретиться с ней взглядом, дамы открыто посмеивались. Еще бы, глупая влюбленная гусыня, которая упустила корону. Она кусала себе губы от досады.

В глубине залы она заметила Орсини, развлекавшего беседой высокую дамы в зеленом, но начавшие танец пары скрыли от нее эту картину. Справа от нее регент с женой и двумя немолодыми придворными в париках играли в карты. Какая-то тучная особа в бриллиантах задела Изабеллу локтем, но не извинилась. Молодая женщина отошла еще дальше в угол, моля бога, чтобы поскорее наступило утро следующего дня, и все было позади. Внезапно Орсини появился около нее.

– Вот ты где, – сказал он, и она виновато улыбнулась. Его черные волосы вопреки моде своевольно завивались на висках. И все же за последние месяцы он приобрел светский лоск, несвойственный ему раньше. Честолюбие порой заставляло его придержать язык, иногда заставляло лгать, иногда лицемерить. После служения Изабелле ему трудно было приспособиться к регенту, строгому, педантичному, всегда соблюдавшему этикет.

– Почему ты прячешься ото всех? – спросил он.

– Я никого здесь не знаю. А кого знаю, те прячутся от меня.

Он вздохнул и предложил ей руку.

– Пойдем.

Они присоединились к танцующим, но Изабелла чувствовала себя так, словно он сделал ей одолжение. Опять же Изабелле пришлось отметить, что он довольно ловко научился танцевать. Еще недавно он, провинциал без роду без племени, двигался так неумело, но теперь ему пришлось освоить все тонкости "светской науки".

После танца он подвел Изабеллу к даме в зеленом, с которой она видела его в начале бала, и представил ее как графиню де ла Рош, супругу адмирала. Орсини улыбнулся ей, словно предлагая ей теперь веселиться посвоему, и исчез. Его фигура промелькнула мимо нее: он уже был в обществе богато разодетой девушки с блестящими золотыми волосами и личиком фарфоровой статуэтки. Графиня де ла Рош, помолчав, скрылась, смешавштсь с группой женщин. Она не знала, о чем говорить с бывшей королевой. Наконец в одну из дверей вошел инфант-виновник торжества в сопровождении пажей. В первый момент Изабелла испытала радость, увидев такое знакомое лицо испанца. Но тут же, одумавшись, она поняла, что не может запросто подойти и заговорить с ним. Она должна ждать, пока он не соизволит заметить ее. Но он посмотрел словно сквозь нее, не узнавая или делая вид, что не узнает. Она, готовая к насмешкам, даже к презрению, никак не ждала такого – что он вообще не обратит на нее внимания. Изабелла стала медленно пробираться к выходу. Она уже готова была сбежать, как почувствовала, что чья-то сильная рука обхватила ее за талию. Орсини! Он глядел ей прямо в глаза и, похоже, был зол на нее.

– Куда ты? – спросил он сухо.

– Мне скучно здесь. Я хочу уехать домой. Я велю кучеру внернуться за тобой. Скажи им, что у меня болит голова.

– У тебя ничего не болит. И ты сейчас же вернешься. Не выставляй себя и меня заодно на посмешище. Идем со мной.

Как раз освободилось место за карточным столом. Орсини подвел к нему Изабеллу, и регент предложил ей сыграть. Она села. Но хотя она проигрывала, Гримальди смотрели на нее холодными злыми и неприязненными глазами, словно это не она подарила им свою корону. Словно они не должны быть благодарны ей. Но люди не любят тех, кто сделал им слишком много добра.

* * *

На другой день утром Мадлен позвала ее в гостиную.

– Вас спрашивает пожилой господин. Такой маленький, сморщенный. С ним дама.

Изабелла бегом спустилась вниз. Она была уверена, что это Сафон. Она даже не потрудилась взглянуть в зеркало, зная, что в своем легком утреннем неглиже из кружев похожа на фею.

– Господин Сафон, вы истинный ангел! Вы решили навестить меня? – приветствовала старика Изабелла.

– Доброе утро, маркиза. Простите за раннее вторжение. Взгляните, я привел к вам госпожу д’Оринье.

– Луизетта, дорогая, здравствуйте! Я совсем потеряла вас из виду последние месяцы. Как вы? Вы счастливы? Садитесь же.

Молодые женщины искренне обняли друг друга. Сафон заметил, лукаво улыбаясь:

– Мадам д’Оринье с мужем вчера приехали в столицу. Они живут в провинции со времени вашей свадьбы, маркиза. Но ваша фрейлина не забыла вас.

– Мадам, – шепотом проговорила Луизетта, – кто эта ворона, которая неотрывно следит за нами?

Изабелла усмехнулась, даже не подумав представить ее гостям.

– Это Мадлена, м-ль де Ланьери, сестра моего супруга, – в первый раз слова "моего супруга" в речи Изабеллы прозвучали отчужденно и официально.

– Нельзя ли ее удалить? – спросил Сафон. – Неловко, – виновато добавил он.

– Мадлен, будьте так добры, найдите наверху в библиотеке книгу в розовой обложке. Я ее где-то там оставила. Я хочу показать ее моей гостье. – Когда Мадлен вышла, Изабелла тихо добавила: – Ей придется повозиться. Книга существует в моем воображении. Можете свободно говорить.

– Ваше величество… – начал Сафон.

– Господин Сафон… – укоризненно вздохнула Изабелла.

– У нас все готово. Не хватает одного – вашего согласия, вашего "да". Войско собрано, готово драться. Все собрались в столице. Ждать опасно. Нужно решиться. Сегодня. Сейчас. Не теряя времени. Ваше величество, мы собираемся сегодня вечером в моем доме. Вы непременно должны быть у меня, непременно. Без вас ничего не будет. Решайтесь. Через несколько дней мы сделаем вас королевой. Все вернется на круги своя. Не думайте ничего дурного. Регент и мальчик уедут домой, никто их не тронет. Мы постараемся не проливать крови.

Страстная речь Сафона смутила Изабеллу.

– Так скоро? Неужели так скоро?

– Да, ваше величество. Чего же ждать? Но… Если вы счастливы, то скажите немедля, и мы с м-ль Луизеттой больше не пророним ни слова!

Его слова причинили ей боль. Если она счастлива! Неужели же так заметно, что она несчастна, несчастна глубоко и непоправимо? Что ее сердце разбито. Что ее любовь умирает. Что она потеряла себя.

– Я не знаю, право, не знаю, Сафон, друг мой. Это так нехорошо, так несправедливо, так… нечестно.

– До некоторой степени – возможно. Но вся наша жизнь такова, что чьими-то интересами и чувствами приходится жертвовать. Между прочим, сегодня вы щадите чувства вашего брата Оливье, который давно для вас больше король, нежели кузен. И он не очень-то щадил ваши чувства. Все знают, что он охотно отдал своего сына для вашего трона, но при том не поздравил вас с предстоящей свадьбой и не приехал, несмотря на ваше приглашение. Он дал понять, что не одобряет ваш выбор, и не сомневаюсь, что с тех пор вы не имели от него вестей.

– Это правда. Он… не понял меня. Сам-то он женат на Веронике Гримальди, что не мешает ему изменять ей с Анной. Но женат-то он на Веронике. Он и от Иакова помог мне освободиться только потому, что весь мир обсуждал его жестокое со мной обхождение.

– Вот то-то и оно. Вы не должны губить себя, свое будущее из-за Оливье.

– Но я знаю, Оливье по-прежнему меня любит. Через какое-то время он успокоится.

– Он всего лишь кузен, ваше величество. Всего лишь кузен.

– Он мне очень дорог.

– Да, но подумайте. Конечно, он рассердится, что вы отнимаете назад свой дар, но это-то он поймет. Поймет гораздо легче, чем ваш брак с Орсини. И простит вас.

Изабелле хотелось верить ему. Она зажмурилась. Если бы она была королевой, то Орсини, он, наверное, снова потянулся бы к ней, снова полюбил, как прежде. Все стало бы как раньше. Она встряхнулась.

"Никогда уже не будет как раньше!" – отчаянно возопил ее внутренний голос. Прошлое никогда не вернется.

– Я подумаю, Сафон. Подумаю хотя бы до вечера.

– До вечера? Пусть. Сегодня в восемь вечера будьте у меня. Я оставляю вам мадам д’Оринье. Она привезет вас, – он наклонился к самому ее уху. – Я вижу, как горят ваши глаза. В сердце своем вы все уже решили. Не так ли, ваше величество?

– Я думаю, Сафон, думаю. Я либо буду у вас в восемь, либо не ждите меня вообще. Если в пять минут девятого меня не будет, значит, мой ответ

– нет.

Он почтительно склонил седовласую голову.

– Ваше право королевы, ваше величество. Но не будет ли дерзостью спросить вас, отчего зависит ваш ответ.

Она встала и прошлась по комнате, унимая предательскую дрожь.

– Мой ответ зависит от моего мужа. Вы удивлены? Представьте, он чтото значит в моей жизни. Я буду ждать его. Но я устала ждать. Мое терпение истощается. Если в семь его еще не будет, значит, не судьба, и в четверть восьмого я уже буду сидеть в карете.

– Но, простите, мадам, если все так просто, едем сейчас же. Вы пробудете в моем доме до вечера. К чему ждать, пока вернется Орсини?

– Сафон, вы не поняли меня. Я не боюсь, что Орсини помешает мне уехать. Если бы решение было принято, меня бы никто не удержал. Но это – это как гадание. Вы понимаете?

– Да, кажется, – скаал Сафон задумчиво. – Вы загадываете желание и раскладываете пасьянс. Складывается пасьянс – вы едете с Луизеттой, не складывается – остаетесь дома, как бы оно ни было дальше.

– Да, – она кивнула. – В общем, так.

– Чтобы сорвать наши планы, регенту достаточно отправить первого министра домой на несколько часов раньше, – рассмеялся Сафон.

– Ошибаетесь, – сухо сказала Изабелла. – Орсини всегда был сам по себе. Не думаю, что регенту удается помыкать им. Так что вряд ли что-то, кроме его собственного желания, может руководить его поступками.

Сафон буравил ее взглядом. Ей казалось, что он читает у нее в сердце.

– Надеюсь все же, что у регента найдется срочное дело для господина маркиза на вторую половину дня. Так что я буду ждать вас, ваше величество. Я не прощаюсь, – он нахлобучил шляпу и вооружился тяжелой тростью.

– Такой милый и такой хитрый старик, – усмехнулась Луизетта после его ухода.

– Он хочет быть министром.

Они услышали тяжелую поступь Мадлен. Выражение раздражения на ее лице усилилось.

– Я не нашла никакой книжки, – сказала она

– Я найду ее сама. Пойдемте, Луизетта.

Она взяла бывшую фрейлину под руку и увела из гостиной.

– Зачем вы держите ее в доме, ваше величество? – прошептала Луизетта.

– Мадлен? Не знаю. Мне неудобно выгнать ее. Она моя родственница.

– Ну и что? Она как деревянный табурет среди мягких кресел, – пожала плечами Луизетта.

– Но выпроводить ее означает оскорбить моего мужа.

– А разве не стоит поставить его на место? Ох, простите, ваше величество.

– Не извиняйтесь, – улыбнулась Изабелла. – Пустяки.

– Вы несчастливы? – быстро спросила Луизетта, словно пугаясь собственных слов. Изабелла отвела глаза.

– Я несколько иначе представляла себе свою жизнь, – уклончиво сказала она.

Около шести Изабелла начала переодеваться. Она собиралась вступить в новую жизнь королевой. Она надела платье с глубоким вырезом. Поверх юбки из парчи светло-лимонного цвета была красная атласная, открывающая перед нижней, того же материала был корсаж и рукава. В половине седьмого Изабелла собрала самое необходимое и приказала заложить карету. Без десяти семь они с Луизеттой отнесли вещи в карету. Но Изабелла твердо решила дождаться установленного ею часа. Наконец она услышала, как пробило семь. Орсини не появился. Изабелла спустилась вниз. У двери стояла Мадлен.

– Куда вы? – спросила она.

– Я уезжаю, – спокойно сказала ей Изабелла.

– Куда?

– Не знаю, – честно признала Изабелла.

– Как так? Что сказать Эжену?

– Ничего, Мадлен. Впрочем, что хотите.

– Вы едете в гости к этой даме?

– Пусть так. Прощайте, Мадлен.

– Когда вы вернетесь? Завтра?

– Никогда.

Мадлен тупо глядела на нее, не понимая. Изабелла отстранила ее. Дверца кареты захлопнулась, и до Мадлен донеся стук колес – Изабелла уехала.

Так случилось, что не прошло и десяти минут, как приехал Орсини. Раскрыв дверь, он сразу увидел Мадлен, стоявшую столбом на лестнице.

– Что-нибудь случилось? – спросил он. Мадлен мотнула головой.

– Что ж ты стоишь здесь?

Мадлен быстро пошла наверх.

– Стой, – остановил он ее. – Ты что, онемела?

– Нет.

– Слава богу, – заметил он и поднялся на второй этаж. Мадлен поотстала. Орсини прошел в комнаты Изабеллы. Ее платье было брошено на стуле, ящики выдвинуты, словно здесь что-то искали. Орсини огляделся. В комнатах царила тишина, тишина и беспорядок. Орсини позвонил, вызывая горничную. Никто не пришел – Изабелла рассчитала и отпустила ее.

– Мадлен! – заорал он, охваченный предчувствием несчастья.

– Где Изабелла?

– Она уехала, – угрюмо ответила сестра.

– Куда?

– Не знаю, Эжен.

– С кем?

– Откуда я знаю? С дамой, что пробыла здесь весь день.

Орсини ощутил некоторое облегчение.

– С дамой? Что за дама?

– Как же! Так мне твоя жена ее и представила!

– Ну хоть опиши ее, Мадлен!

– Да как я ее опишу? – сварливо отозвалась Мадлен. – Молодая.

– Ну напряги мозги! Рост? Комплекция?

– Высокая. Слишком высокая. Слишком худая.

– Блондинка?

– Какая-то темная, непонятный такой цвет. И глаза такие круглые, как сова, да, я еще подумала, как сова.

– Темноволосая, большие глаза навыкате, – подытожил Орсини.

– Некрасивая, – добавила Мадлен. Брат пожал плечами.

– У тебя все некрасивые. Как Изабелла ее называла?

– Я не помню. Что ты пристал? – раздраженно бросила она.

– Но она сказала что-нибудь перед отъездом?

– Ну да, сказала. Попрощалась. Спрашиваю, когда вернетесь-то. А она: "Никогда". Вот.

Орсини вздрогнул, его глаза расширились.

– Что, что ты сказала?

– Что слышал, не повторять же.

– Ты хочешь сказать, что она уехала навсегда?

– Я? Я ничего не говорю. А вот она так сказала.

– Мадлен, ты дура, ей-богу. Нельзя было позволить ей уехать.

– Я не сторож твоей королеве. Нечего было жениться на этой барыне. Она не пара тебе, братец, – ядовито заметила Мадлен. – А коли женился, так надо было держать ее ежовых рукавицах, а не позволять ей делать, что захочет. Нужно было…

– Да замолчи уже, Мадлен. Что ты можешь понимать в этом, когда саму замуж не взяли?

– Да как ты смеешь! – взвизгнула Мадлен. Орсини заткнул уши, заглушая ее голос.

– Уймись, Мадлен, и убирайся с глаз долой.

Она упрямо поджала губы и не двинулась с места.

– Ты обращаешься со мной, как с прислугой, братец. Я – не прислуга. Я, конечно, не королевского рода, но я не прислуга.

– Ты не прислуга, – кивнул он. – Ты просто глупая деревенская девка.

– А ты? Чем ты лучше меня? Ты одной со мной крови.

– Это не зависит от происхождения. Это – состояние души. Оставь меня одного.

– Оставлю. Навсегда. Я сейчас же уезжаю домой в Этьенн. И вот что. Хоть ты и большой министр, никогда, слышишь, никогда не смей приезжать к нам! Ты нам чужой!

Он равнодушно кивнул.

– Вы никогда не понимали и никогда не любили меня, ни ты, ни мать, ни отец, никогда. Вы было наплевать на меня. Думаешь, ты нужна мне здесь? Ради всего святого, зачем? Уезжай, Мадлен. Я дам тебе денег на дорогу.

– Обойдусь, – буркнула она зло.

– Возьми, – настоял он. – Возьми, я не хочу, чтобы моя сестра ехала в какой-нибудь разбитой телеге.

Грохот выдвигаемых сундуков – Мадлен собирала вещи, которых за последние пару месяцев успела накупить немало – причинял тупую душевную боль. Он знал, что час назад точно так сотрясался добротный каменный особняк во время столь же поспешных сборов Изабеллы. "Она бросила меня",

– подумал он удивленно и как бы издалека, словно не о себе. От него ушла жена, не оставив даже записки. Неужели ей казалось, что все ясно и так? Неужели? Разве он чем-то обидел ее? Ведь нет же! "Ты в одном права, Мадлен, – подумал он, – мы с тобой другой крови. Таким, как мы, никогда до конца не понять Изабеллу из рода Аквитанских королей."

Покинув дом, в течение первого часа Изабелла испытывала невыносимые страдания, порываясь немедленно вернуться. Потом она осознала, что Орсини уже наверняка пришел и знает, что она ушла. Теперь стало легче, дело было сделано, самое страшное позади. Она уже разорвала ниточку, связывавшую их сердца, и теперь оставалось лишь заживить свою душевную рану. Дом старого Сафона на окраине столицы, вместительный, но унылый, уже ожидал ее. Сам Сафон, сияющий и помолодевший, окрыленно вылетел ей навстречу.

– Ваше величество! – вскричал он. – Я счастлив видеть вас у себя. Проходите сюда. Вас ждут счастливые подданные. Пожалуйста, мадам.

Словно по волшебству, зажглись огни, и мрачный особняк засиял всеми оттенками желтого и оранжевого света. Изабелла вошла в большой зал и вскрикнула от удивления: он был полон народу. Все встали, увидев ее, чейто громкий голос крикнул: "Да здравствует наша королева!" и был подхвачен всеми. Изабелла стояла растерянная и ошеломленная, вокруг нее шумели и суетились, ее приветствовали и поздравляли. Шум, поднятый вокруг нее, взволновал молодую женщину. Вперед вышел Сафон. Несмотря на легкое заикание, голос его был полон силы:

– Сегодня у нас счастливейший день! Наша королева Изабелла вернулась к нам! Завтра же регенту Гримальди будет объявлено наше требование немедленно освободить дворец и покинуть страну. У нас будет королева по праву рождения! Мы восстановим справедливость! Ура королеве!

Шум еще больше усилился. Казалось, Изабелла принесла с собой веру в их победу. Она поражалась количеству людей, которые хотели видеть ее королевой. Словно раньше никто не мог заметить ее королевской осанки и достоинства. Никому и в голову не приходило, что она достойна, понастоящему достойна быть главой страны. А теперь они увидели, что ее уход разрушил их устоявшиеся мирки. Она была им необходима, чтобы вернуть свои привилегии и должности, ушедшие вместе с ней. Изабелла не обманывалась на их счет. Она вглядывалась в их лица и узнавала знакомых. Возле нее стояли чета Оринье (Луизетта утратила должность фрейлины), де Марс (капитан дворцовой охраны), де Васейль (утратил прибыльную должность распорядителя празднеств) и другие, которых она знала с детства. Кроме них, Сафон представлял ей новых людей, которых она лично не знала либо не помнила. Один из них поразил ее сходством с Рони-Шерье, он был такой же высокий, ясноглазый и красивый.