Текст книги "Сердце и корона"

Автор книги: Алекс Айнгорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Что ж, я понесу наказание. В конце концов, несколько месяцев тюрьмы…

– Несколько месяцев?! От них можно ждать чего угодно! Даже смертного приговора! – вскричала принцесса.

– За дуэль? За какую-то дуэль? – воскликнул Анутан.

– Нет! Граф, вас оклеветали и обвинили в заговоре, убийстве, подлости! Спасайтесь же, граф! Торопитесь!

– Я не понимаю… – у юноши опустились руки, и он замер на месте. – Разве…

– Да скорее, граф! Идемте, я вас проведу, – он поспешил за ней, и Изабелла по дороге срывающимся от волнения голосом поведала все, чему была свидетельницей. Антуан негодовал, но Изабелла настаивала, чтобы он не думал об обманщиках.

– Я о них позабочусь. Но нужно, чтобы вы были в безопасности.

На прощание Изабелла подала ему руку для поцелуя, и Рони-Шерье нежно коснулся ее губами. Затем он неохотно покинул ее, все оглядываясь на ее изящную фигуру, оставшуюся позади. Изабелла, проводив его, вернулась к себе. Впервые юная принцесса почувствовала в себе нечто большое, сильное, большее, чем просто гнев и возмущение. Она погрозила кулаком невидимым врагам. Всколыхнулась и заиграла в ней королевская кровь.

"Берегитесь же, господа, гнева дочери короля! – крикнула она в темноту. – Берегитесь, потому что даром это вам не пройдет!"

Прошло некоторое время, и у Изабеллы созрел план. Король Франциск был весьма рад вновь видеть ее в своем кабинете.

– Вижу, вас все больше интересует управление нашим королевством, Изабелла.

– Безусловно, отец. Я же ваша дочь.

– Я скажу Сафону, пусть начинает вводить вас в курс дела, моя маленькая принцесса.

– Это было бы чудесно.

– Надеюсь, вы найдете в политике радость, которую не дано было найти мне.

Странное выражение все чаще можно было заметить на благородном челе короля. Изабелла тоже не могла не замечать, как день ото дня король все больше теряет интерес к жизни и власти.

– Вы грустны, отец. Поделитесь со мной, что вас тревожит, – взмолилась она. Франциск в ответ ласково погладил ее мягкие волнистые волосы.

– Мне отрадно видеть, Изабелла, что вы унаследовали не только мои черты, которые я безусловно узнаю в вас, но и черты вашей матери. В Алисии всегда были прагматизм и энергия, которых мне недоставало. Но закон есть закон. Алисия никогда не могла и не сможет править от своего имени. Она лишь жена короля. Зато ты в отсутствие родных братьев будешь настоящей королевой, со всей достойной тебя полнотой власти. Это честь, но и ответственность. Не хотел бы я, чтобы ты ею тяготилась. Но я вижу в тебе тот пыл, ту жажду действий, которой не дано было мне, и оттого власть быстро прискучила мне и не принесла ничего, кроме разочарования.

– Но, батюшка, – растерянно проговорила принцесаа. – Неужто вы несчастливы?

– Я счастлив иметь прекрасную семью и любимую дочь, – его голос звучал нежно.

Она подсела к нему поближе.

– Батюшка, я хотела испросить у вас совета.

– С радостью, дорогая.

– У меня появился назойливый поклонник.

– Кто же?

– Угадайте, это должно быть заметно со стороны.

– Гм… Рони-Шерье?

– Нет, Рони-Шерье это мой старый кавалер, и он всегда был весьма вежлив и осмотрителен.

– Тогда кто же?

– Д'Антони. И боюсь, он меня компрометирует.

Король скривился.

– Этот? Но он ничего из себя не представляет. Он осмелился за тобой ухаживать?

– Да, представьте себе, отец. И, кстати, как мне ни неприятно говорить об этом, он весьма неделикатен. Я бы даже сказала, что он ведет себя пренахально.

– Очень печально. Этот юноша казался мне безобидным. Но коли так, его следует удалить. Он не может оставаться при дворе. Принцессе можно поклоняться только издалека, и если он не понимает… Гм, полагаю, его следует изгнать из столицы.

– Но, отец, пойдут разговоры. Он будет жаловаться, рассказывать всем, что с ним дурно обошлись при дворе. Может сказать что-нибудь непочтительное в мой адрес. Это вызовет большой резонанс.

– Вы правы. Полагаю, пару месяцев в крепости остудят его. После того он навеки станет осмотрителен. Может, это чересчур жесткий приговор, но охоту жаловаться это у него отобьет.

Так виконт д’Антони неожиданно для себя очутился в тюрьме. Принцесса была весьма довольна тем, как ей удалось повернуть события.

"Отлично, – думала она, – с одним лжецом покончено. Остается д’Эвелон, но он подождет. Ему мы приготовим другой сюрприз."

Но не успела она как следует порадоваться, как ее настигло огорчение. Она случайно услышала разговор своих камеристок, Жанны Лашеню и Матильды Леруа. Девушки взволнованно шептались, и Изабелла невольно стала прислушиваться.

Сперва она узнала голос Жанны.

– Ах, не может быть! Не может быть! Но точно ли ты знаешь, Матильда?

– Да, говорю тебе. Совершенно точно.

– Ах, Матильда, ее высочество огорчится.

Изабелла вздрогнула.

– Жанна! – камеристка, тоненькая миловидная девушка с шелковистыми каштановыми волосами, немедленно явилась на ее зов и присела в реверансе. Изабелла нервно кусала губы.

– Мне неловко, но я услышала твою беседу с Матильдой. По крайней мере, последние слова. Чему я должна огорчиться?

– Ваше высочество, я сожалею, но Матильда утверждает, что графа де Рони-Шерье нынче ночью арестовали.

Изабелла почему-то ждала этого и не испытала удивления. Она с гордостью осознавала, что молодой человек не последовал ее советам спрятаться от правосудия и остался в городе, лишь бы не расставаться с ней.

"Сначала я рассчитаюсь с д’Эвелоном", – решила она.

–

– Барон…

– Ваше высочество… – он низко склонился перед принцессой, ломая голову, почему она сменила гнев на милость. Решив, что она еще не знает, что Антуан заключен под стражу, Эвелон старательно изобразил почтительное восхищение.

– Если вы не торопитесь, почему бы вам не прогуляться с нами, барон?

– Сочту за честь, ваше высочество.

Он обеспокоено покосился на принцессу. Успех у женщин никогда не сопутствовал ему. При небольшом росте природа щедро одарила его рыхлым, дряблым телом, безобразно обтянутым муаровым камзолом, не скрывавшим не по годам круглый выпяченный живот. Он не обольщался – принцесса имела склонность к Рони-Шерье, и он был не тот человек, который мог отвлечь ее внимание на себя.

– Я скажу вам кое-что, барон. Исключительно чтобы вас спасти.

– Ваше высочество?

– Д’Антони во всем сознался. Как вы, должно быть, знаете, он был арестован за лжесвидетельство перед королем. Он заговорил в надежде хоть отчасти обелить себя.

Эвелон побледнел. Против обвинения он не протестовал.

– Однако…

– Думаю, в эту минуту король подписывает приказ о вашем аресте.

– Моем аресте?

– Конечно. Чем вы лучше Антони? Лгать королю – государственное преступление.

Она наслаждалась страхом, сковавшим его. Действительно, за что бы еще арестовали Антони, если не за лжесвидетельство?

– Я предупредила вас, а вы вольны распорядиться этими сведениями как вам будет угодно. Но на вашем месте любой бы спешно избавился от имущества – оно все равно будет конфисковано в пользу короля – и бежал за пределы страны.

Эвелон не усомнился в ее искренности. Нечистая совесть говорила в унисон с Изабеллой. Вскоре она узнала, что Эвелон покинул пределы страны. Его дом в столице был продан за бесценок.

Успешная месть подняла дух Изабеллы, но гораздо больше ее беспокоила свобода Антуана. Имея деньги и власть, устроить его побег, подкупив тюремщика, не составило большого труда. Она пожертвовала жемчужным ожерельем и серьгами, и тюремщик охотно пошел на подлог. Под видом допроса, он вывел Антуана из тюрьмы, передал Изабелле, получил причитающиеся ему деньги, уважительно приподнял шляпу и был таков. Его безмятежное будущее было устроено.

– Садитесь, – она толкнула дверцу кареты, приглашая Антуана.

– Куда желает ехать ваше высочество? – он широко улыбнулся.

Весь ее вид выражал азарт.

– В Вадебуа через Риойль. Кучер, торопись! – лошади понеслись с удвоенной прытью. – Это лучшие лошади моего отца, – гордо заметила она.

– Но в Риойле нас ожидает смена, правда, похуже.

– И весь этот риск ради меня!

Ее голубые глаза ярко сверкнули.

– Для вас. Хотя, признаться, никогда мне не было так интересно. Я впервые орнганизовываю побег из тюрьмы для своего друга. Это… так захватывающе.

Она проделала вместе с ним добрую часть пути. Но, достигнув ворот Риойля, она одумалась. Радостное возбуждение миновало, и принцесса затрепетала.

– Мне нужно вернуться! Вы езжайте, граф, пока не будете в безопасности. Я же поеду во дворец. Я и так увлеклась, и мое отсутствие наверняка замечено. Вы возьмете лошадь, – она сделала знак слуге, который выпряг одну лошадь и подвел к Антуану. – Я надеюсь, с вами все будет в порядке.

– Благодарю, – он безрадостно усмехнулся. – А вы? Разве мне суждено никогда больше не увидеть ваше высочество?

– Я надеюсь, что нет. Мы еще увидимся. А пока… вот, возьмите. Этот перстень принадлежал моей прабабке Шарлотте, она хранила в нем яд, но не беспокойтесь, он него не осталось и следа. Видите, кольцо полое и открывается – вот так, – она показала скрытый механизм. – Вы, если случится что-то важное, всегда сможете вложить туда тонкую записку и передать мне известие. Я буду знать, что это от вас.

Он благодарно принял кольцо.

– Но все же, ведь разлука не будет слишком долгой? – прошептал он.

– Мне будет так не хватать вас, граф. Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах.

Около полудня принцесса вернулась во дворец, где ее уже с нетерпением поджидал отец.

Глаза короля смеялись, но голос его звучал строго.

– Как, дочь моя! Как прикажете понимать? Вы, моя дочь, принцесса Аквитанская, содействуете побегу преступника!

Изабелла видела, что отец сердит вовсе не так сильно, как пытается показать. Она изобразила полнейшую невинность.

– Я? Отец, о чем вы?

– Вы, вы, Изабелла, не отпирайтесь! Бог мой! Бессовестная девчонка! Провести ночь бог знает где! Никому ничего не сказать, исчезнуть! Отвечайте же, дочь моя, как вам такое вообще в голову пришло!

Изабелла посерьезнела.

– Я очень устала, отец, и очень хочу спать. И если я была неправа, восстанавливая справедливость, то простите меня. Граф де Рони-Шерье мой друг, он невиновен, и я, я непременно обязана была вступиться за него.

– Я рад, что вы, Изабелла, признаете свой проступок. Это так покоролевски… Ну бог с ним, с графом Рони-Шерье! – он нежно обнял ее за плечи. – Пойдем со мной, Изабелла. Я хочу поговорить о другом.

– О другом! – изумилась принцесса, следуя за отцом в его покои. – Что-то происходит, отец?

Она вдруг заметила, что он неестественно возбужден.

– Ты должна больше заботиться о свой чести, Изабелла, о твоей чести принцессы, нет, королевы Аквитанской!

Она отступила на шаг, спрашивая себя, здоров ли отец. Он взял ее за руки и заставил приблизиться к себе. Теперь он был так близко, что она могла хорошо разглядеть его добрые темно-карие глаза и стрелки морщинок, разбегавшихся от них в разные стороны.

– Ты очень молода, Изабелла, но едва ли я был старше, когда стал королем. И убежден, – править нужно, пока молод, пока есть энергия и силы. Ты создана для трона, Изабелла, и будешь править.

– Отец, я же ваша дочь! Я – принцесса Аквитанская. Одумайтесь!

– Не пугайся, Изабелла. У меня свои планы на остаток жизни. И я не хочу провести их здесь. Я всегда стремился к покою и умиротворению. Меня ждут в монастыре св. Кристофера. Я ищу новой – спокойной, простой и праведной жизни. А ты станешь моей наследницей, юной, прелестной королевой.

Он погладил ее по щеке, и девушка, всхлипнув, бросилась к нему на шею.

– Отец! Что с вами? Мне не нужно короны! Отчего ваши мысли потекли по столь печальному руслу?

Широкая ладонь короля зарылась в ее пышные локоны.

– Ты станешь старше, маленькая принцесса, и все поймешь. Я обрету истинное счастье вдали от мирской суеты, – его рука успокаивающе гладила ее по голове. – Знай, каждый из нас однажды должен сделать свой выбор, свой, а не тот, что выбрали за него люди или боги.

Они долго стояли обнявшись.

– А матушка?

– Твоя матушка – женщина сугубо мирская. Что само по себе не плохо и не хорошо. Но власть как таковая мало ее интересует. Она все знает, Изабелла, и вполне довольна будет своей ролью королевы-матери, почетной и необременительной.

На время наступила тишина, прерываемая лишь вздохами Изабеллы.

– Есть еще кое-что, Изабелла.

– Да, отец?

– Я не имею права что-либо требовать у тебя, но исполни мое последнее желание. Пусть оно не смущает тебя. Оно касается моего брата.

– Дяди Андре? О, прости…

– Герцог д’Артуа, мне не за чем рассказывать тебе историю, которую ты и сама прекрасно знаешь. Ты знаешь, как он меня ненавидел, и как ненавидел его я. Я молю тебя, дочка, не допустить того, чтоб моя корона когда-нибудь попала в руки дома Артуа. Ведь если ты не родишь наследника, тебе наследуют дети Бланки, твоей двоюродной сестры. Этого не должно произойти!

– Я понимаю, о чем вы говорите, отец. Вы хотите, чтобы я вышла замуж.

– Я не принуждаю и не тороплю, Изабелла. Просто помни об этом. Если б я хотел принудить тебя, то у меня давно был жених на примете, но я ни словом не обмолвился, не так ли?

– Кто же он? – заинтересовалась Изабелла.

– Иаков Четвертый. Овдовевший, правда, уже немолодой. Его земли очень богаты. Но об этом ты сможешь подумать позже.

– Хорошо, отец. Я клянусь, что сделаю все возможное, все, от меня зависящее, чтобы корона наша осталась в руках достойных. Ни Бланка, ни ее потомки не будут королями!

– Спасибо, Изабелла, – король даже прослезился от избытка счастья.

Через неделю состоялось коронование Изабеллы. Отец ее к тому времени уже отбыл в свой монастырь. Обряд провел кардинал Жанери, и на ее голову возложили украшенную драгоценностями корону. Она еще не чувствовала ни радости, ни разочарования, просто приняла свою судьбу. С детства готовили ее к мысли, что ей принадлежит эта страна, и для нее не было такой уж неожиданностью оказаться у власти. В ее юной головке еще не было места мыслям об ответственности, о той роли, что ей суждено сыграть в истории. Ее опечаленные глаза рыскали по площади с надеждой, оглядывая каждый закуток. Да! Рони-Шерье был здесь. Он скромно затерялся в толпе, и только нежная привязанность помогла королеве найти его в этой давке. Изабелла подумала, что любит его. "Такова моя судьба", – философски подумала она.

Быть королевой оказалось очень хлопотно. Первым делом Изабелла заняла кабинет отца. Но от этого у нее не прибавилось энтузиазма. Все вокруг было незнакомым и непонятным. Основными ее помощниками остались Алисия, королева-мать, много лет помогавшая ее отцу своими советами, кардинал Жанери, умнейший старик, большой друг королевы-матери, первый министр Ги де Бонар, уже довольно дряхлый, его помощник Сафон, тоже пожилой, но еще весьма энергичный, и интендант финансов Гренгуар. В течение последующих за коронацией дней королеве забивали голову налогами, законами, политикой, неотложными и важнейшими делами, в которых она ничего пока не смыслила. Толпы людей являлись к ней с прошениями: кому назначь пенсию, кого защити, кого помилуй. По молодости и неопытности она сначала принимала всех, но чем увереннее она себя чувствовала в роли королевы, тем чаще она отдавала приказ не беспокоить ее по пустякам. Тем не менее толпы просителей шли и шли к ней, ожидая от нее справедливости. Одна из таких просьб, затерявшихся среди многих подобных, повлияла на всю дальнейшую судьбу Изабеллы. Но тогда она еще об этом не догадывалась.

Как-то утром, когда Изабелла закончила порядком утомивший ее прием послов, представивших ей свои верительные грамоты, ей доложили о посетителе, явившемся с прошением. Лакей выглядел откровенно сбитым с толку.

– Кто он такой? – спросила она.

– Месье представился как мэтр Орсини.

– Какой еще Орсини? – удивилась королева.

Старый лакей виновато развел руками.

– Прикажете выгнать вон?

Изабелла была ничем не занята, и поэтому посетителю повезло. Удивляясь его беспримерной наглости, Изабелла приняла его из чистого любопытства. Лакей ввел в ее кабинет молодого человека лет двадцати двух, максимум, двадцати-трех. Он был более чем скромно одет в синий суконный костюм, слишком свободный для его худощавой фигуры. Изабелла окинула его взглядом, полным недоумения. Довольно высокий, с резким, неправильно очерченным овалом бледного лица со впалыми щеками, он походил на обедневшего адвоката. Но на его худом, скуластом лице простолюдина светились вызов и самоуверенность, а в серых глазах горели недобрые огни.

"Вот еще наглец на мою бедную голову", – подумала Изабелла, встретив его взгляд. Молодой человек поклонился.

– По какому делу вы прибыли во дворец, месье? – деликатно поинтересовалась королева, не зная, как и обращаться к странному незнакомцу.

– Если вашему величеству будет угодно, то я желал бы получить должность при дворе.

Изабелла едва не рассмеялась, но все же сделала вид, что слегка закашлялась. Прочистив горло, и подавив несовместимое с ее высоким саном желание расхохотаться, она взяла себя в руки и, наконец, лишь слегка улыбнулась, что могло сойти за простую любезность.

"Вот проходимец!" – подумала Изабелла, но продолжая играть свою роль, которая начинала ее забавлять, решила выслушать его до конца.

– Не припомню вашего имени, месье… – с насмешкой в голосе проговорила она.

– Орсини, ваше величество, – он чуть поклонился.

– А полностью? – спросила Изабелла, все еще надеясь услышать короткую приставку "де" перед его фамилией.

– Эжен Орсини, сын Симона Орсини, колбасника из Этьенна, ваше величество.

Он не был груб, но в его голосе звучала ледяная нотка, словно предупреждавшая собеседника сохранять серьезность. Изабелла же смотрела на него во все глаза, задыхаясь от гнева и удивления. Она ожидала чегонибудь в этом духе, но не до такой же степени! Ее поразило, что он, очевидно, был совершенно честен и ничуть не стыдился своего происхождения.

– И вы, сын, как вы говорите, колбасника, хотите занять при дворе должность?!

Голос Изабеллы зазвенел металлом от гнева, а Орсини даже не отвел взгляда.

– Именно так, если угодно вашему величеству.

– А известно ли вам, мэтр Орсини, что придворную должность может получить лишь родовитый, очень родовитый дворянин, а вовсе не провинциальный колбасник?

– Я знаю об этом, ваше величество.

– И?

– Я не отрицаю своего плебейского происхождения, – его верхняя губа зло искривилась. – Однако я получил прекрасное образование в столице, и поэтому, думаю, ваше величество, мое простое происхождение не повод для отказа.

Изабелла не верила своим ушам. Он еще и настаивал! "Ну и ну! – подумала она. – Да я скорее сама отрекусь от престола, чем ты снова переступишь порог дворца, дерзкий мальчишка!"

"И все же я добьюсь этого", – думал Орсини, в упор разглядывая королеву.

– Вы так считаете? Вас не назовешь скромным человеком, – сухо произнесла Изабелла.

– Чтобы быть скромным, нужно быть знатным и богатым, – отпарировал молодой человек.

– Жаль разочаровывать вас, мэтр Орсини, но, боюсь, вы ошибаетесь. В моем дворце нет для вас места. Никто из тех, кто служит мне, не торгует ни колбасой, ни хлебом, ни чем-либо подобным. Здесь решаются государственные дела.

– Ваше величество, я не король, и в нашем роду нет династий. Пусть мой отец – простой колбасник, но я могу быть и секретарем, и…

Она перебила его.

– Постойте, – произнесла Изабелла. – Да вы принесли хоть рекомендации? Письма? Кто может поручиться за вас?

– У меня ничего нет, ваше величество. Я был секретарем у господина де Брияра, но рекомендаций он мне не давал.

– Должно быть, он был вами недоволен, – предположила королева.

– Мы повздорили, и я назвал его ослом и ушел без объяснений.

Изабелла невольно усмехнулась.

– Господин де Брияр?.. Что-то я не припоминаю такого.

– Он живет в Лилле.

– Вот как? Что ж, месье, вы свободны. Я выслушала вас. Теперь вам сообщат мое решение, если вы оставите ваш адрес.

– Пожалуйста, ваше величество.

Она покачала головой.

– Не мне. Оставьте на столе.

Он вздрогнул, уловив презрение в ее голосе, и в серых глазах сверкнул гнев.

"Вот это да! – поразилась Изабелла, когда он ушел, а она не смогла побороть любопытства и прочитала оставленный им адрес более чем скромного пристанища. – Наглый плебей, а ищет путь наверх! Карьера! Он хочет сделать карьеру при дворе! Смех, да и только".

Когда Орсини вышел из кабинета королевы, на его лице лежала тень задумчивости. Рассеяно спускаясь по мраморным ступеням, он не сразу услышал оклик и возглас радостного удивления.

– Эжен! Постой! Ты ли это? – настойчиво звали его. Молодой человек обернулся. К нему спешил элегантный придворный в дорогом атласном камзоле.

– О! Антуан? Здесь?

Они шагнули друг к другу и дружески обнялись. Затем граф де РониШерье отступил на шаг, и его лицо озарилось улыбкой. Он родился и вырос в том же провинциальном городке, что и Орсини, и все свое далекое безоблачное детство они провели вместе. Трудно было бы найти более преданных друзей, чем юный граф и сын колбасника. Товарищи по проказам и играм, они до этих дней сохранили память о дружбе, ни разу не омраченную сознанием неравенства между ними. Лишь память, потому что в семнадцать лет Орсини покинул Этьенн, отправившись учиться, и с тех пор они ни разу не виделись. Детская дружба обогатила обоих. Скорее всего, без Орсини Антуан вырос бы слишком наивным, совсем не знающим жизни, этаким ограниченным провинциальным дворянчиком, испорченым безалаберным воспитанием матери. Орсини, не встретив Антуана, должно быть, не потянулся бы к свету, пытаясь подняться над своей средой, не устыдился бы своего невежества и дикости.

– Эжен, как ты здесь очутился? Ты был у ее величества? Что-нибудь стряслось?

Орсини шутливо пожал плечами.

– Пока нет. Но боюсь, что меня-таки повесят, Антуан. Это неприятно, но, кажется, неизбежно.

– Повесят? Не шути так! А за что, если не секрет?

– Должно быть, я проявил неуважение. Изабелла мечет гром и молнии от ярости.

– Почему?!!

– Я пытался выбить для себя должность.

– А! Как ты меня напугал, Эжен! Но боюсь, тебя все-таки не повесят,

– рассмеялся Рони-Шерье.

– Отчего так?

– Наша королева – не какой-нибудь Филипп Жестокосердный. Она милая дама и вовсе не злопамятна. Думаю, в худшем случае, она сейчас веселится от души и готовит тебе сюрприз.

– Ты думаешь? – недоверчиво спросил Орсини. – Сюрпризы бывают разные. Какие обычно преподносит ее величество Изабелла Аквитанская?

– Не знаю. Она же женщина. А кто может наверняка сказать, что на уме у прелестной молодой женщины?

– Прелестной? – брови Орсини медленно поползли вверх. – Кстати, ты куда-то шел… Я не задерживаю тебя?

– М-м…Нет. Я шел к королеве, с докладом. Но я пришел слишком рано.

– Вот оно что! О чем же ты будешь докладывать? – насмешливо спросил Орсини.

– Да я пока не знаю, – Рони-Шерье смущенно улыбнулся. Но краска, ярким пятном запылавшая на его щеках, выдала его.

– Дорогой Антуан, должно быть, ты еще новичок при дворе. Тебя еще не научили искусно лгать. Кто мог подумать! Кротчайший граф де РониШерье, скромный провинциал, – фаворит самой королевы! У меня нет слов! Потрясающе! – смеялся Орсини.

– Эжен, перестань, ради всего святого, – с досадой взмолился граф.

– Что это пришло тебе в голову? Если б это было так… То есть, ты ошибаешься, и мне неприятно слышать, как ты говоришь о ней.

– Что-что? Бедняга Антуан! Ты краснеешь, как девушка. Последний раз ты так краснел, когда тебе было пятнадцать лет, и моя сестра Элизабет попыталась объясниться тебе в любви. Как, ты не помнишь этой душераздирающей сцены? Выходит, ты окончательно увяз. Я прав?

– Похоже на то, – смущенно пробормотал Рони-Шерье.

– И есть с чем поздравить?

Рони-Шерье, пряча глаза, улыбнулся.

– Я люблю ее.

– А она? – полюбопытствовал Орсини. – Она-то тебя любит?

– Она? Она – королева.

– И что с того? Она же женщина.

– Она ничем не возвышает меня над остальными.

– Неужели, Антуан? Ты идешь в кабинет королевы, не ждешь в приемной, где, кстати, кто-то не первый час ожидает аудиенции, и пытаешься убедить меня, что терпишь любовную неудачу?

– Королева относится ко мне дружески, и только. Так, как и к другим, не лучше, – запротестовал Антуан.

– Эх, Антуан, вижу по твоим глазам, что королева не мраморная статуя. Впрочем… Ты прав, она – королева, от нее можно ожидать всякого. Лучше я пойду, не то если ее величество узнает, что я задержал ее любимца, меня уж точно повесят. Прощай!

–

Поднявшись по крутым ступеням на третий этаж гостиницы, в которой он остановился, Орсини толкнул дверь из потемневшего от времени дерева, и вошел в свою тесную комнатку. Улыбка, расцветшая на его некрасивом худом лице после встречи с Антуаном, медленно сползла, уступая место выражению горечи и отчаяния. Он бросился ничком на жесткую койку. Что теперь? Он уныло пересчитал монеты в кармане. Тридцать су. Если сегодня никуда не выходить, хватит на то, что бы завтра пообедать. А за комнату заплачено только до завтра, потом его выкинут на улицу. Как ему жить дальше, на что? Куда ему податься? Кто захочет взять его к себе без рекомендаций, без связей? Никто. Там, в Этьенне, он всегда заработал бы себе на кусок хлеба. Пусть не головой. Пусть нанялся бы на поденную работу, как бывало раньше. Или можно попытаться поискать место гувернера в какой-нибудь небогатой семье. Не в столице, конечно. А у какого-нибудь деревенского помещика. Но чтобы явиться просить места, нужно хотя бы выглядеть прилично, а последний костюм уже протирается на локтях. Он устало прикрыл глаза. Только не возвращаться домой. Только не домой. Он умрет от стыда, если вернется к ним так. А мать и сестра сживут его со свету. Мадлен осталась без приданого, семья в бедности… Что будет, если после всех этих лет в дорогом коллеже он вернется ни с чем, без денег и без будущего? Он сжал зубы, напоминая себе, что, в конце концов, это были его деньги, завещанные ему, а не Мадлен, и нечего себя корить. Это и было бы справедливо, твердил внутренний голос, если бы он достиг чегото. А он выучился, проработал три месяца у полного ничтожества и остался на улице. Его поход во дворец был скорее жестом отчаяния, чем наглостью. Он не надеялся на милость. Слишком явным было презрение в глазах королевы. Она вообще не видела в нем человека. Она видела перед собой зарвавшегося нищего провинциала. Он горько улыбнулся своим мыслям. Ранним утром следующего дня он вышел из дома в холщовых брюках и потертой безрукавке, и уже к вечеру он носил тяжелые мешки с песком вместе с другими рабочими, строившими отель д’Арден.

Несколько дней спустя Изабелла вспомнила о нем. Воспоминание о его дерзкой непочтительности заставило ее вызвать секретаря и продиктовать ему письмо. Лакею она дала адрес, оставленный Орсини. Письмо вышло жестким, даже грубым. Орсини читал его, покрываясь красными пятнами от ярости и обиды. "Мэтр Орсини! – перечитал он заново. – Ее величество изволили уведомить вас, что ваша просьба невыполнима, поскольку ни ваше происхождение, ни ваше образование, ни иные ваши качества не позволят вам достойно служить вашей королеве. Позвольте советовать вам не тратить время попусту и найти себе занятие, к которому вы способны. Изабелла Аквитанская, королева".

Орсини пришел в бешенство, письмо и его презрительный, насмешливый тон уязвили его до глубины души. "Да, я плебей! – воскликнул он, яростно сминая ни в чем не повинный листок и швырнув его на пол, – но что смешного в моей просьбе? Что я сделал такого, чтобы заслужить подобный ответ? Ее величество изволили уведомить! Она издевается! Почему?! Почему она, глупая своенравная девчонка, имеет все, а я должен выносить унижения и насмешки? Почему?"

Он не ошибался. Изабелла не удержалась от искушения посмеяться над ним, отправив сыну колбасника письмо, формой достойное дворянина, но с содержанием глубоко унизительным. Она хотела дать ему понять несоответствие между его положением и его притязаниями.

Он понял. Затаив бессильную ярость, он остался в столице, обещая себе, что его час еще настанет.

Вскоре Изабелле пришлось проводить своего брата в дальнюю дорогу. Он был ближайшим наследником короля Роланда, и теперь старый король скончался. Кончилось детство и беззаботная юность Оливье, как незадолго кончилась свобода юной Изабеллы.

– Теперь мы достойные брат и сестра, – печально вздохнула Изабелла, обнимая его на прощание. – Ты король, а я королева. Наши детские годы остались позади. Никогда больше не будет, как раньше. Никогда.

– Милая Изабелла, все у нас будет хорошо.

– Королей всегда ждут одни лишь несчастья, завистники, заговоры, войны. Нам не узнать ни свободы, ни семейного счастья.

Он промолчал. Все знали, что он давно влюблен в Анну де Принн, красавицу-герцогиню, богатую, высокородную молодую вдову. Но не королеву и не принцессу. Он уезжал, а она оставалась при дворе Изабеллы.

– Ты будешь писать мне, Оливье? Не только как король. Как мой брат.

– Конечно, дорогая сестра.

Она глядела ему вслед. Он уехал, сопровождаемый сотней дворян. Когда-то их родители лелеяли мечты об их браке. Однако вырастив их вместе, королевы-сестры сами ужаснулись тому, что натворили. Они видели друг в друге сестру и брата, любящих и дружных, и было бы кощунством заставить их стать мужем и женой. В конце концов, принцесса Маргарита, сестра королевы Алисии, подыскала для сына некую принцессу Веронику Гримальди, наследующую престол небольшой, но весьма богатой страны. Брак Оливье и Вероники был вопросом времени.

Отъезд Оливье опечалил Изабеллу. Она лишилась верного друга, готового поддерживать ее во всем.

Граф де Рони-Шерье не отходил от Изабеллы ни на шаг, надеясь утешить ее. Постепенно, день за днем, к ней все больше возвращалась веселость и бодрое расположение духа. Прошло время, и Оливье стал для нее воспоминанием.

Однажды Рони-Шерье заговорил с ней об Орсини.

– Ваше величество, – произнес он мягко, – меня глубоко опечалило то, как вы разгневались на моего друга. Может быть, по прошествии времени, вы смените гнев на милость?

– Вашего друга? Я обидела вашего друга? О ком вы, граф? Я как будто не знаю никого из придворных, кто был бы особенно близок с вами. Вы, мне показалось, держите себя ровно со всеми.

– О, не среди придворных! У меня был и есть один друг. Но, боюсь, Орсини рассердил вас своей безрассудностью.

Она помнила его.

– Орсини? Ваш друг? – она улыбнулась. – Вот уж не знала!

– Да. Орсини – мой друг детства. Мы выросли вместе. Я потерял его из виду лишь последние пару лет.

– Вот как? Однако вы ошиблись, граф. Я вовсе не сержусь на него. Просто ему не место здесь, граф, – она подчеркнула его титул, словно давая понять о пропасти, лежащей между Орсини и его другом, Орсини и королевским двором.

– Он прекрасный человек и очень умный, – Рони-Шерье улыбнулся. – Более умный, чем я.