Текст книги "Сердце и корона"

Автор книги: Алекс Айнгорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Но почему он? – вот теперь Орсини пододвинул к себе стул и присел. – Я доброго слова о нем не слышал.

– Его страна невелика, но весьма богата. Он имеет то, в чем мы нуждаемся. Я должна сделать это ради моей страны.

– Ерунда какая. Ничего подобного вы не должны. Забудьте об этом. Кризис минует, клянусь вам, и все наладится и без этого Иакова. Ну выдался неурожайный год. Такое случается.

– Я слышу это от вас ежедневно и ежечасно. И что изменилось к лучшему?

– Вы несправедливы. Дайте же мне шанс. Что можно изменить за несколько месяцев? Дайте мне еще полгода, и вы увидите.

– За полгода мой народ умрет с голоду.

– Чушь! Они все так говорят, но никто пока не умер.

– Как вам не стыдно, Орсини, разве вы не принадлежите к их миру? Кому, как не вам, защищать их интересы?

– Моя мать каждую осень твердила со слезами на глазах, что уж этуто зиму мы не переживем. Однако она жива и здоровее многих. Мне близки интересы простых людей, но сегодня, – сегодня меня больше беспокоит судьба моего ближайшего друга.

– Антуан поймет меня.

Орсини резко встал.

– Вы злая, бессердечная эгоистка.

Он вышел вне себя от ярости.

Пока до ее собственной свадьбы еще было время, Изабелла занялась устройством судьбы своей камеристки, Жанны Лашеню. Молодая женщина страшно смутилась, когда узнала, что королева уже в курсе ее сердечных дел. Однако Изабелла лаской и терпением вызвала ее на откровенность.

– Ты любишь его, скажи мне, Жанна?

– Да.

– Правда, Жанна?

– Он хороший человек, – Жанна отвела глаза. – Хороший друг. Хороший друг непременно будет хорошим мужем.

– Я не о том. Хочешь ли ты стать его женой?

– О мадам! Конечно же, я хочу стать его женой. Когда еще у меня будет подобный шанс? Я бедная девушка, сирота и бесприданница. Кто из благородных женится на мне? А он сделает меня маркизой, я смогу жить так, как до разорения моего несчастного семейства. И потом, он человек молодой, достаточно привлекательный, это столь редкое везение для бедной девушки. А что до чувств, то в браке они непременно возникнут. Если же нет, то моя искренняя дружба вполне заменит пылкую привязанность.

– Однако справедливо ли это, Жанна?

– Отчего же нет. Маркиз де Ланьери не питает особенных иллюзий, и сам не ищет во мне страстной любви Изольды к Тристану. Мы составим благополучную пару, если только ваше величество даст согласие. Иначе, конечно…, конечно, нет.

– Но ты ведь сама еще не давала согласия?

– Конечно, ваше величество. Ведь я никогда не смотрела на маркиза как на возможную партию для себя. Теперь я присмотрюсь к нему повнимательнее. Вдруг он способен на нечто такое, что я не приемлю в людях.

– Если узнаешь, непременно расскажи мне, Жанна.

– Да, ваше величество.

–

Последнюю дюжину дней свободы Изабелла надеялась провести, обеими руками черпая все радости жизни. Ее последней идеей стала двухдневная охота с ночевкой в Шато-Роз, окруженном прекрасным лесом, идеально подходящим для подобного времяпрепровождения, – не слишком густым и очень живописным. Она пригласила весь двор. Беготня во дворце и хлопоты сборов привели ее в возбужденное и приподнятое настроение, какого у нее уже давно не бывало.

Спускаясь по парадной лестнице в изящном костюме для верховой езды под руку с Антуаном, почти полностью счастливая, она вдруг натолкнулась на Орсини, который в обычном платье поднимался по лестнице вверх – как раз навстречу потоку придворных, следовавших за королевой. Она приостановилась.

– А вам, как видно, нужно особое приглашение, маркиз?

Он подарил ей хмурый взгляд исподлобья и бросил на ходу:

– Мне некогда.

Он хотел проскользнуть мимо нее, но тонкая рука Изабеллы затянутая в нежную лайку, тут же легла на перила, перекрыв ему дорогу.

– Мое приглашение касалось всех. Невежливо отказываться. Или я решу, что вы не умеете держаться в седле.

Его глаза гневно сверкнули, и королева рассмеялась.

– Маркиз, если бы вы так не сердились, мне не доставляло бы никакого удовольствия дразнить вас.

– Изабелла… – просительно проговорил Антуан, беспокойно поглядывая на друга. Она со смехом остановила его.

– У меня есть высочайшая индульгенция от мэтра Бальена, так что не тревожьтесь. Ну же, маркиз, соглашайтесь, вас ждет весь двор.

– Я не люблю охоту.

Она, шутливо закатив глаза, обратилась к Антуану.

– Придется поручить это вам, мой граф. Мне в одиночку не справиться с вашим другом.

Антуан обрадовался всем сердцем. Впервые Изабелла прилюдно выразила по отношению к Орсини что-то, кроме равнодушного высокомерия или едкой иронии. Как правило, забирая двор развлекаться, она не принимала в расчет Орсини, предоставляя ему трудиться за себя и за нее все время ее отсутствия, отказывая ему в праве на усталость или скуку, присущую всякому живому существу. Он принял ее правила игры, не жалуясь и не прекословя. Не стремившийся к сближению с придворными, он воспринимал как передышку уже царящую во дворце тишину и отсутствие в нем королевы, которая свалила на его плечи все, кроме, разве что, совсем уж личной переписки. Личное же приглашение, высказанное королевой сегодня, пусть даже в не совсем серьезной форме, в переводе на общепринятый язык могло означать одно, – что она признала за Орсини не только обязанности, но и его права как одного из придворных, причем достаточно знатного, чтобы быть ею замеченным.

– Правда, Эжен. Это всего два дня. Нельзя же только работать. Не хочешь охотиться – не надо. Можешь и не стрелять.

– Я… – рука в лайковой перчатке все еще загораживала ему путь. Он заколебался.

– Поедем же, – просьба Антуана возымела действие. Он бы не хотел, чтобы друг выставлял себя на посмешище, уговаривая его.

– Мне нужно переодеться.

Изабелла убрала руку.

– Антуан, мой первый министр не вызывает у меня доверия. Боюсь, он хочет от нас отделаться. Я жду вас обоих на опушке вместе с моими друзьями. Не заставляйте нас ждать, – легкий, веселый тон королевы прикрыл ее настойчивость, обратив все в шутку.

Она жестом отпустила Антуана, предлагая ему следовать за Орсини.

Уже через полчаса всадники во главе с Изабеллой скакали по королевскому лесу, все дальше отдаляясь от человеческого жилья. Кавалькада растянулась по лесу. Королева в светлой шляпе, увенчанной страусовыми перьями, и белоснежной горностаевой накидке на плечах возглавила авангард, Антуан скакал бок о бок с ней. Орсини, к ее некоторому удивлению, ни на шаг не отставал от них, постоянно держась по ее правую руку с видом угрюмым и высокомерным. Помня свою собственную настойчивость, она не решилась отослать его. Постепенно придворные благоразумно отстали, держась на почтительном расстоянии, и они остались втроем.

Широкая дорога была припорошена полудюймовым слоем первого снега, не замедлявшего лошадиный аллюр, но зато нарядившего лес в белоснежное убранство невесты. На остром лице Орсини лежала какая-то тень, он был то ли сердит, то ли расстроен, но, несмотря на то, что он от природы не был молчуном, явно не склонен к разговорам. Изабелла негромко переговаривалась с Антуаном. Было безветрено, небольшой мороз беззлобно пощипывал щеки.

Орсини подал голос, когда о нем почти забыли.

– Вы сказали ему про свадьбу, ваше величество?

У Изабеллы перехватило дыхание. Антуан натянул поводья.

– Какую свадьбу?

– Ее величества с королем Иаковом Четвертым, – безжалостно объяснил Орсини. – Свадьбу, которая состоится через двенадцать дней.

– Это правда? – спросил Антуан у Изабеллы. Она сердито кивнула. – Понимаю…

Он вдруг пришпорил лошадь и унесся прочь. Остались только четкие лошадиные следы на снежном ковре. У Изабеллы невольно выступили слезы.

– Ну зачем вы так, Орсини? Зачем? Кто вас просил?!

– А вы хотели сказать ему в последний день?

Она покачала головой.

– По крайней мере, я бы сказала не так. Вы… жестоки. Вы причинили ему боль.

– Я?! – преувеличенно удивился он. – Мне казалось – вы…

– Оба мы хороши! – воскликнула она в сердцах. – Теперь разыщите его! Хоть из-под земли достаньте, но верните его! – Орсини стегнул лошадь, направляясь по следам, но увидел, что королева догоняет его.

– Я тоже поеду. Маркиз, клянусь, если Антуан попадет в какую-нибудь беду, я не знаю, что с вами сделаю.

– Вы же не думаете, что он так глуп, чтобы пойти топиться из-за вас?

– Замолчите, вы! – крикнула она негодующе.

Они не меньше получаса следовали по следам, пока не обнаружили привязанную к стволу лошадь. Дальше в густой перелесок удалялись следы сапог. Орсини спешился. Изабелла швырнула ему свои поводья.

– Помогите сойти.

Он молча подхватил ее, когда она спрыгнула с лошади, предложил ей руку, чтобы идти дальше, но она отказалась. Привязав лошадей, они зашагали по тропинке, пока не заметили вдалеке чей-то темный силуэт. Орсини остановился.

– Идите. Я там не нужен. Я вернусь присмотрю за лошадьми.

Она кивнула, отпуская его. Антуан сидел на краю оврага, бессмысленно глядя вниз, туда, где летом струился узкий ручей, теперь скованный льдом. Поросшие мелким кустарником склоны зимой покрыл снег, из которого проглядывали неприветливые голые черные ветки. Она положила руки ему на плечи.

– Я знаю, Антуан, это больно. Думаете, мне легко? У меня сердце разрывается на части. Но я должна, понимаете, должна оставить кому-то мою страну. Кому-то сильному, кто сможет ее защитить. Это супружество… Я знаю, это нелегкое испытание. Из тех, что кажется невозможным пережить. Но выхода нет. Я другого не вижу. Год я буду чужой женой. Но если ваша любовь достаточно сильна, вытерпите этот год. Когда моя клятва будет исполнена, мы с вами будем свободны. Сможем вместе уехать отсюда. Сможем пожениться, жить вместе, родить детей. Не видеться урывками, оглядываясь и страшась свидетелей, а любить друг друга открыто и честно.

– И давно вы решились? Почему, почему вы сказали Орсини и не сказали мне?

– Я сказала моему первому министру. Уже в который раз забыла, что его язык неплохо было бы укоротить ярдов на двадцать.

Антуан слабо улыбнулся.

– Антуан, мне так хотелось еще несколько дней быть счастливой, чтобы это не стояло между нами. Пожалуйста, прошу вас, не надо не меня сердиться. Вы так нужны мне. Я люблю вас.

Он поднялся и нежно поднес ее руки к своим губам.

– Мой рыцарь, – прошептала она. Он на мгновение прижал ее к груди, и она почти физически ощутила, какую боль причиняет ему стук собственного сердца. – Мой Антуан…

* * *

Накануне свадьбы с Иаковом, Изабеллу вдруг охватил страх, жуткий, всепоглощающий страх, близкий к панике. Она осознала, что наделала, но было поздно что-то менять. Она послала Жанну за Рони-Шерье. Жанна пришла в ужас.

– Это так скомпрометирует ваше величество!

– Быстрее, Жанна, умоляю тебя, – торопила королева. – Приведи его через нашу потайную дверцу, потихоньку. Но не медли, прошу тебя.

Антуан был сильно расстроен из-за предстоящей свадьбы. Его искренне чувство к королеве, раненое и растоптанное, казалось, лежало сломленным у его ног. Он не понимал, как Изабелла могла решиться на такое, если любит его. Он не знал всей сложности их семейных отношений, а если б и знал, он все равно не сумел бы оценить ее жертвы. Сам он пожертвовал бы ради нее не только данной отцу клятвой, а даже жизнью, и еще более того

– честью. Целый год брачной жизни с королем Иаковом казался ему испытанием, которое убьет их любовь.

Теперь он глядел на Изабеллу, читал боль в ее глазах и верил ей как никогда. Эта свадьба наносила ей удар куда более жестокий, чем ему. Она спросила:

– Вы догадываетесь, зачем вы здесь в такой час?

Он молчал. За окном стемнело, сумерки сгущались, и своих фрейлин королева давно отпустила. Нетрудно было догадаться, чего она ждет от него.

– Я не могу так! – вдруг воскликнул он в отчаянии, глядя на ее сжатые губы. – Это не любовь! Я не знаю, что это. Но это не любовь.

– Это любовь. Я люблю вас, вы – меня. Что же это, если не любовь? Это любовь. И так было всегда.

– Но не теперь! Вы думаете не обо мне, а о том, о завтрашнем дне.

Она подошла ближе. Вид у нее был решительный. Ее бледно-розовый пеньюар приоткрылся, обнажив на мгновение гибкую девичью фигуру.

– Вы не сделаете этого для меня? Антуан! Вы позволите мне идти под венец с Иаковом, и потом в присутствии всего двора разделить с ним брачное ложе? И не будет ничего, что поддержало бы меня? Ведь если я не буду знать, что я уже на самом деле ваша жена… О, как это унизительно!

Антуан растрогался. Он принял ее в свои объятия.

"Никогда наша любовь уже не будет светлой и чистой", – грустно думал он. Ему пришлось любить женщину с решительно сжатыми холодными губами и дрожащим подбородком.

– Благодарю тебя, – прошептала она и вдруг заплакала. Не об этом она мечтала, не так все рисовалось ей в грезах. Она думала о предстоящем дне, и каждую секунду представляла рядом увядшего сердитого Иакова. Несчастный от одного вида горюющей Изабеллы, Антуан растерянно коснулся губами ее влажной щеки.

– Я всегда буду любить тебя, Изабелла, – и это было правдой.

Утро прошло в хлопотах. Роскошное, шитое золотом платье придало юной королеве величественный вид, а слой рисовой пудры скрыл ее бледность. Служанки сновали туда-сюда, и в покоях Изабеллы образовался страшный беспорядок. Рони-Шерье не появлялся, он был глубоко подавлен. Зашел Орсини. Изабелла ожидала, что он спросит, как отразится ее брак на его карьере, однако он этого не сделал. Взгляд у него был недобрый, осуждающий.

– Может быть, еще не поздно? – вдруг спросил он.

– Что? – вздрогнула Изабелла.

– Все еще можно переиграть. Вы ставите себя под удар.

– Я не имею права, – она покачала головой.

– Почему?

– Это вопрос чести. Королевской чести и чести дочери Франциска Милосердного. Я должна укрепить положение моей страны. Она ослабела. Она может стать добычей соседей. Я должна заключить союз с кем-то, кто способен нас защитить. Кроме того, я все равно не могу оставить престол, став женой того, кого люблю. Иначе Бланка сможет занять его.

– И что с того, что Бланка стала бы королевой? Тогда обязанность выходить за Иакова перешла бы к ней, разве не так?

– Герцог де Лартуа, родной брат моего отца, всегда стремился к власти. Он не мог примириться, что родился на какой-то год позже. Он мечтал о престоле, стремился к нему любой ценой. Однажды мой отец случайно открыл заговор. Для него стало жестоким ударом, что его собственный брат замышлял убить его, сесть на его трон и править самому. Я была совсем еще юной, но я помню, как отец за считанные дни поседел. Герцог де Лартуа был казнен. После него осталась дочь, девочка десяти лет, Бланка. Мой бедный батюшка не мог осудить девочку, и она осталась жить с нами. Однако для всех она осталась дочерью предателя Лартуа. Оставляя мне трон, отец напомнил мне, что я не могу отказаться от власти, пока жива Бланка. Ни она, ни ее потомки не должны наследовать престол. Я дала отцу клятву и сдержу ее, – она вдруг осознала, что рассказывает семейную драму постороннему для нее человеку. Даже Антуан не знал всей правды, Изабелла умалчивала о том, как все произошло.

Она подняла глаза на Орсини. Его взгляд смягчился, но сочувствия в нем не появилось.

– Почему вы не говорили об этом раньше?

– Зачем? – удивилась Изабелла.

– Хотя бы затем, чтобы услышать разумный совет со стороны.

– Совет? Вы можете дать мне совет? – она пожала плечами.

– Сейчас – нет. Но все это следовало хорошо обдумать. А вы все делаете сгоряча.

Отсутствие почтения со стороны Орсини давно уже не шокировало Изабеллу.

– У вас, очевидно, большой опыт в том, как соблюсти государственные интересы? Вы, случайно, не переодетый принц?

Орсини обиделся.

– А вам могут помочь только члены королевской фамилии? Ну что ж, позовите на помощь короля Оливье! Он-то, кроме подарка к свадьбе, не сделал ничего. Даже не приехал взглянуть, как вы тут справляетесь одна.

– Маркиз де Ланьери, вам не понять ни меня, ни Оливье. Он король! У него есть свой долг, свои обязанности. Если он не может приехать, я могу его понять.

Орсини усмехнулся с презрительной гримасой, но не успел высказать свое нелестное мнение о короле Оливье. Прибежала Жанна.

– Пора, мадам! Вас уже ждут. Ах! У вас развился локон! Позвольте, я поправлю.

Она выразительно глянула на первого министра, намекая, что ему пора ретироваться.

Изабелла, встрепенувшись, последний раз глянула в зеркало. Она была прекрасна.

– Удачи вашему величеству, – насмешливо поклонился Орсини.

– Разве вы не едете в церковь святого Павла со всеми придворными?

– Увольте, ваше величество. Этот фарс… Я лучше пойду утешать Антуана. Он просто убит этой свадьбой.

– Я прошу вас, – настойчиво проговорила она, присоединиться к остальным. Я хочу, чтобы весь двор присутствовал при церемонии. Хочу, чтобы меня окружали друзья.

– Я не…

– Это приказ! – рассердилась Изабелла.

– Но вы ведь не потребуете этого от Антуана?

– Я не могу его принудить…

Орсини отметил про себя, что его принудить она могла, ничуть не считаясь с его мнением. Но приказ есть приказ. Орсини последовал за двором.

Свадьба прошла безукоризненно. Церемония скоро завершилась, и, не успев оглянуться, Изабелла стала женой пожилого, совершенно чужого ей мужчины.

Король взял ее под руку, и они вышли из церкви. Взяв приготовленную корзинку, Изабелла стала бросать в толпу пригоршнями золотые монеты. Ее приветствовали, хватая на лету деньги. Придворные, сладко улыбаясь, сыпали поздравлениями. Орсини как главное после королевы лицо в государстве вышел вперед. Его приветственные слова были очень холодны. Король внимательно оглядел его.

– Не вы ли герцог де Рони-Шерье? О нем мне много говорили… хорошего.

– Это мой первый министр, маркиз де Ланьери, – поспешно представила его Изабелла. И сердце у нее болезненно сжалось в предчувствии беды…

Возвратившись к себе после церемонии, Орсини застал в своих покоях Антуана. Он сидел, сжав голову ладонями, и глаза его предательски блестели.

– Все закончено? – глухо спросил он, и Орсини увидел, как его ясные глаза наполняются слезами. Он с осуждением покачал головой.

– Антуан… Это не стоит твоего горя. Это всего лишь политика.

– Да, – он кивнул, но Орсини понял, что тот не слышал на самом деле ни слова. Страдания друга наполнили его сердце возмущением. Изабелла показалась ему чудовищем. Однако, что бы значили все его слова, если Антуан так любил ее. Он обнял друга за плечи, пытаясь хоть как-то поддержать его, и зная, что никакая дружба не заменит тому утраченной, поруганной любви, нынче выставленной на продажу.

Дни стали похожи один на другой. Изабелла не была больше свободной. Иаков душил ее, как душил бы старый, но крепкий плющ молодое деревце. Ей не дана была судьбой сила противостоять ему, оставаться собой вне зависимости от обстоятельств. Долг связал ее по рукам и ногам, и она, принимая свою рабскую долю, не могла с ней смириться. Свобода стала ее единственной мечтой, вырваться на волю – ее единственным стремлением. Она не чувствовала гордости за свою жертву, наоборот, она стыдилась и ненавидела себя, словно каждая ее уступка королю, каждое ее смиренное Tда" было низким предательством.

Изабеллу и утешало, и задевало постоянное присутствие м-ль д’Аргюзон около Иакова. Последняя приехала с ним, нимало не скрывая своей с ним связи, искренне гордясь своим коронованным любовником, но без малейшей искры нежности или хотя бы привязанности. Постепенно королеве стало привычно ее присутствие, и она перестала обращать внимание на сплетни. В конце концов, ее брак было исключительно политическим, основанным лишь на расчете, и внимание мужа к другой женщине не должно было обижать ее. В первые дни супружества Иаков часто посещал ее, но ее холодность была столь заметна, что скоро его посещения стали носить формальный характер.

Она часто мечтала покинуть свой опостылевший трон, но ее сдерживало одно обстоятельство. Хотя она взяла перед свадьбой с Иакова слово, что он не будет ей препятствовать покинуть страну и даст ей развод, когда пройдет время, достаточное для того, чтобы его право на престол было бесспорно, все же он был достаточно пожилым, невоздержанным в еде, питье и иных развлечениях, и кто знает, сколько еще ему было отпущено. Умри Иаков, не оставив законного наследника, и трон отошел бы к потомкам герцога Лартуа. Следовательно, вопрос был в наследнике. Пока брак с королем Иаковом был лишь смутно вырисовывающимся планом, Изабелле казалось, что трон наследует ее собственный сын, рожденный в их недолгом, безрадостном, но законном супружестве. Теперь она не представляла, как покинула бы плоть от плоти своей, пусть даже с родным отцом. Отказаться же навсегда от свободы, от любви тоже было перспективой, мало ее прельщавшей. После долгих раздумий она обратилась к Жюли д’Аргюзон, казалось бы, последней, кого она могла бы избрать наперсницей. Однако м-ль д’Аргюзон выслушала ее с нескрываемым интересом, и они стали составлять свой план вместе.

Где-то через месяц после этого Изабелла попросила Орсини зайти к ней. Она выглядела оживленной, и в глазах поблескивало веселье. Давно уже никто не видел ее такой.

– Есть кое-что, что я хочу обсудить с вами, маркиз.

Он сдержанно поклонился, ожидая продолжения. Изабелла заговорила, но он заметил, что она старается повернуться к нему спиной, чтобы он не разглядел выражения ее лица.

– Антуан, верно, говорил вам, маркиз де Ланьери, что я не собиралась оставаться и далее при дворе, который теперь мало чем напоминает двор моего отца, моих предков. Это замужество… это лишь только способ исполнить данную отцу клятву. Вот, что я придумала. Возможно, есть лучшее решение… Но мне не дано было найти его. Итак, наследником престола будет законный принц Аквитанский, которого будут полагать сыном Иакова Четвертого и моим. Однако же, я не решусь на подобный шаг. Престол в будущем займет ребенок Жюли Аргюзон, которого она ныне ожидает, и отцом которого действительно является Иаков. Несколько месяцев, пока будет возможно, она будет скрывать свое положение, потом мы постараемся помочь ей на некоторое время под благовидным предлогом укрыться от любопытных глаз. Мэтр же Бальен засвидетельствует перед королем, будто я понесла ребенка, и, благо, обычай требует, чтобы до его рождения супруг не посещал моей спальни. О внешних же признаках я позабочусь. Таким образом, рожденного Жюли сына тайно принесут мне, чтобы его могли показать королю в качестве моего, – она умолкла и тяжело перевела дух, словно боялась, что глоток воздуха собьет ее, и она не решится продолжить. Наконец, она собралась с духом и, поборов смущение, подняла глаза.

– Почему вы решили посвятить в это меня? – подозрительно поинтересовался Орсини. Она с неожиданным приступом злости посмотрела ему в глаза, словно надеясь заставить его отвести взгляд.

– Потому что, согласно обычаю, при рождении королевского наследника присутствует первый министр двора.

Орсини невольно покраснел, и она была удовлетворена. Но он не остался в долгу.

– И если бы это не было мистификацией?..

Она первая сдалась, переведя взгляд с его лица на собственные руки, нервно сжавшие спинку кресла, на которое облокотилась.

– Тогда вы обязаны были бы присутствовать – от начала и до конца. Между тем как мой муж бы не имел права войти, не нарушив этикет. Даже если бы я была при смерти.

– Что ж, раз ваше величество желает соблюдать этикет, будь по тому.

Он изобразил поклон, в котором больше было насмешки, чем почтения.

* * *

Все стало почти как прежде. Изабелла редко видела короля, он вновь вернулся к мадемуазель д’Аргюзон. Теперь она не обязана была жить с ним в одних покоях. Бывало, она неделями не встречалась с мужем. Однако же она уже не была свободна, как прежде. Она знала, что люди короля следят за ней. Вскоре открылась ее маленькая тайна – подземный ход. Иаков не говорил с ней об этом, но однажды она обнаружила, что потайная дверь надежно заложена кирпичом.

Антуан теперь все время жил в своем доме в городе. Он мог присутствовать около королевы, когда это позволял этикет. Но не чаще. Орсини по-прежнему жил во дворце. Спустя несколько месяцев после свадьбы Изабеллы Орсини зашел навестить друга. Антуан радостно приветствовал его.

– Ты, Эжен! Рад тебя видеть! Я тут совсем один, – пожаловался он. Орсини огляделся. Комнаты были обставлены весьма изящно, однако чувствовалось, что их владельцу практически безразлично, что делается вокруг него.

– Как ты тут, Антуан? Не раскис?

– Ничего. Хорошо, что завтра вечером бал, и я смогу побыть с Изабеллой.

Орсини скептически приподнял брови.

– Как она, Эжен?

– Она? Играет свою роль. И недурно. Я лично сегодня видел, как она упала в обморок.

– В обморок?!

– Ну да. Чтоб король не развивал дальше тему бледности Аргюзон. Думаю, та успела сбегать нарумянить щеки, пока он хлопотал около королевы.

– Боюсь я за эту затею.

– Чепуха, Антуан. Все будет в порядке. Через пару месяцев ты сможешь увезти ее хоть на край света. Но я, собственно, зашел кое-что сказать тебе.

– Что?

– Я уезжаю.

– Как? Куда?

– Подаю в отставку.

– Ты?!

– Поеду погляжу на свои земли. Смех, да и только. Я ни разу не был в своем собственном поместье. Там уже почти год хозяйничает управляющий. А я не могу выкроить неделю, чтобы съездить туда.

– И ты оставляешь должность?

– Думаю, управляющий ворует больше, чем я получаю при дворе.

– Эжен, дело ведь не в деньгах, правда?

– Верно. Просто я не хочу здесь оставаться. Моя должность стала номинальной, и я не понимаю больше, что я тут делаю.

– Ты повздорил с Иаковом?

– Да нет. Он меня недолюбливает, но он даже поставил меня в известность, что лично изучил мой отчет и приятно удивлен.

– С чего же ты взял, что он тебя не любит?

– Кажется, я поторопился протестовать против вывоза золотоносной руды с наших земель. Я хотел убедить его, что это невыгодно. Он, правда, ничего не сказал, но он так на меня посмотрел, что я понял, – не все, что выгодно королеве и всем нам, выгодно ему. Он что-то темнит, Антуан. И я не хочу в этом участвовать.

– А Изабелла?

– Да что Изабелла? – удивился Орсини. – У нее есть Сафон, который недурно поладил с Иаковом. Тем не менее, старик предан ее семье, и ему можно доверять.

– Эжен!

– Да?

– Я не могу просить тебя…Но я не знаю, смогу ли я вынести все это. Я тут чертовски одинок. Ты так здорово поддержал меня. Я… Останься, Эжен, хоть на время.

Орсини заколебался. Антуан смотрел на него умоляюще.

– Если это важно для тебя, Антуан, хорошо, будь по-твоему. Я обожду. Впрочем, может, я смогу еще быть чем-нибудь полезен здесь. Кто знает, старого короля еще может разбить удар, возьми его нелегкая…

*-

Двадцать седьмого ноября во дворце приезжие актеры играли Корнеля. Представление началось в четыре часа дня и к пяти было в самом разгаре. Пьеса всецело завладела вниманием зрителей, и даже не склонный ценить искусство Иаков не отрывался от импровизированной сцены, сооруженной на небольшом возвышении, чтобы все придворные хорошо видели актеров. Изабелла сидела около короля, но видно было, что смысл действа не доходит до ее сознания – ее мысли витали далеко. Накрахмаленный высокий кружевной воротник – мода, которую привез с собой Иаков – мешал ей поворачивать голову, и только ее глаза беспокойно перебегали от одного лица к другому. Наконец актеры удалились на небольшой перерыв – сменить костюмы и передохнуть, и придворные также расеялись по богато украшеной зале, болтая между собой и беззаботно смеясь. Антуан не смел даже прилижаться к королеве. Он наслаждался возможностью любоваться ею издалека – это ему было позволено, и втайне трепетал от мысли, что его мечта вот-вот должна сбыться. Изабелла старалась не смотреть на него, боясь выдать себя. Она не сразу заметила Орсини, отчаянно пытавшегося привлечь ее внимание.

– Ваше величество позволит мне лишь на одну минуту покинуть вас? – обратилась она к Иакову и поспешно встала, едва не забыв, что должна играть тяжелую поступь и одышку.

Орсини ждал ее за дверью.

– Гонец прибыл.

– Пора? – прошептала она.

– Пора.

– Хорошо.

Она вернулась на свое место и хранила безмятежный вид до середины второго акта. Затем начался ее спектакль, ее бенефис. Послали за мэтром Бальеном, и он со всей возможной осторожностью препроводил королеву в приготовленные для нее покои. Дверь за ней захлопнулась.

Пьесу прервали. Король велел всем молиться за благополучное рождение наследного принца. Обычай не позволял ему последовать за супругой и видеть ее, пока королевский лекарь не пригласит его, объявив, благосклонны ли были боги к роженице, вдохнув жизнь в младенца предпочтительно мужского пола. Зато тот же старинный обычай требовал присутствия первого министра, хотя едва ли кто-то помнил зачем. Должно быть, когда-то жизнь будущего короля с рожденья висела на волоске, столько враждебно настроенных завистников готово было избавиться от него, пока он еще слаб, и его некому защитить. А может, как раз для того, чтобы исключить возможность подмены слабого и больного новорожденного крепким и жизнеспособным, бывали и такие случаи в постоянной жестокой борьбе за престол.

Орсини, несмотря на свою дерзость и напускную невозмутимость, было неловко. Его торжественно провели в королевские покои и закрыли за ним дверь. Он остался на пороге, нервозно осматриваясь. Покои представляли собой огромный неуютный зал, окуренный ароматическим дымом, с высокими готическими окнами, выходящими прямо на площадь перед парадным входом. Пол был усыпан лепестками роз, поздних астр и веточками тимьяна, источающими пьянящий запах. Широкое, почти квадратное ложе под слегка раздвинутым, вышитым золотыми геральдическими цветами балдахином, занимало добрую четверть зала. Королева полулежала поверх покрывал той же материи, что и балдахин, – распущенные волосы, белая шелковая сорочка и небрежно запахнутый атласный пеньюар смягчили ее маску отталкивающей ледяной величественности, которую надели на нее еще в детстве, чтобы она смогла достойно править. Больше в зале никого не было. Тихо трещал огонь в затопленном камине, с трудом согревая комнату. Из-за огромных окон, занимавших всю фасадную стену, тянуло сквозняком.

– И что этикет обязывает меня делать? – первый министр, оправившись от приступа неловкости, наконец нарушил молчание.

– Стоять вон там у меня в ногах.

Он честно занял указанное место.

– А дальше?

– Молитесь. Можно не вслух, – позволила она с легкой искоркой нервного смеха.

Она села, по-детски обняв руками колени. Ее правильное лицо было бледно, в темно-голубых глазах таился страх.

– Где Бальен? – спросил Орсини.

Она неопределенно махнула на дверь.

– В смежной комнате. С помощницей-повитухой. Ждет. Здесь-то ему нечего делать.

– И… как долго это может продолжаться?

– Может, два часа, а может и сутки. Бедняжка Жюли. И еще время, чтобы их привезли во дворец.