Текст книги "Сердце и корона"
Автор книги: Алекс Айнгорн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Через несколько дней от короля Оливье, брата Изабеллы, прибыл курьер. Оливье намерен был жениться. Принцесса Вероника Гримальди была невестой, которую не отказались бы заполучить в жены многие монархи. Лучшей партии на то время для Оливье нечего было и желать. Разве что сама Изабелла, но хотя браки между двоюродными братьями и сестрами были тогда в ходу, Оливье и Изабелла и слышать об этом не хотели. Как ни убеждали Оливье, он наотрез отказался посылать сватов к кузине.
– Она мне сестра, – повторял он в сердцах. – Как вы не можете понять? Мы выросли с ней как родные.
В этом вопросе Оливье проявил редкую твердость.
Изабелла была несколько удивлена приглашением. Она, слишком еще молодая, чтобы жить разумом, а не сердцем, думала, что Оливье настоит на браке с герцогиней Анной де Принн, он ведь был в нее влюблен едва ли не с отрочества. Но интересы государства для Оливье были выше личных.
Изабелла отправилась в путешествие, хотя душа у нее не очень-то лежала к этому браку. Она немного знала Веронику, и та понравилась ей своими мягкими, доброжелательными манерами. Было жаль обрекать ее на брак без любви. Королеву сопровождали ее мать, графиня де Берон, еще несколько фрейлин, свита, бесчисленное множество слуг. Среди свиты был и Рони-Шерье.
Королевство осталось на попечение Орсини. Королева-мать пыталась повлиять на Изабеллу, чтобы Орсини не оставался на столь долгое время без надзора. Но, пообещав все как следует обдумать, Изабелла выкинула проблему из головы. Ее больше интересовало, какое платье следует одеть на свадьбу. Кроме того, ею еще владела детская вера в людей.
Вероника Гримальди была миловидна, но даже сравниться не могла с герцогиней де Принн. Оливье вел себя с ней по-рыцарски, словно женился по велению сердца. Вероника выглядела довольной. Она была счастлива и тем, что ее жених был молод и вовсе не безобразен. За годы девичества она привыкла ожидать, что в день свадьбы будет отдана чужому человеку, которого изберут ей другие, возможно, неприятному, или некрасивому, или жестокому, или даже сочетающему в себе все это.
Вероника и Оливье обвенчались в Соборе св. Павла, и празднества длились целую неделю. Наконец, наступила пора возвращаться. Смолкла музыка, убрали украшения, разъезжались гости, – жизнь входила в свою обычную колею. Изабелла со своим двором покинула гостеприимных родственников.
–
Между тем, Орсини резко изменился за то время, что она провела у брата. Он не стал красавцем, подобно Рони-Шерье, и не обрел благородство черт, подобно барону де Бонди, однако он научился держаться с достоинством, вызывая уважение к себе. Изабелла не узнавала его. Его камзол простого покроя без украшений был более чем скромен, но только такой он и мог носить при его неброской внешности. Зато теперь его платье было хорошо сшито и сидело как влитое. Над его прической поработал цирюльник, и непокорные пряди более не торчали во все стороны. Он не стал красивым, но откровенная непривлекательность и неловкость както пропали, и он больше не выглядел странно во дворце. Изабелла невольно отдала ему должное. Он умел себя держать.
Но, кроме того, она обнаружила в собственном дворце перемены. Повсюду, куда бы она не обратилась, чувствовалась рука Орсини. Она не замечала этих нововведений, пока была рядом, но даже недолгое отсутствие во дворце заставило ее оглядеться кругом свежим взглядом. Исчезли некоторые клерки, в том числе старший писец и двое помощников Гренгуара. Орсини по собственному почину перебрался в комнаты Гренгуара и распорядился переоборудовать его кабинет, так что она застала рабочих, штукатурящих слуховое окошечко, которое ее отец и его доверенные лица бывало использовали, чтобы всегда быть в курсе всех дел интенданта финансов. Сменили место пребывания документы ее отца, хранившиеся в шкафу, который она не потрудилась запереть. Сафон выглядел сбитым с толку. Как выяснилось, Орсини выманил у него ключ от казны и позабыл вернуть обратно. Старый больной Ги де Бонар, который едва ходил и еле слышно разговаривал, попустительствовал Орсини, легко поддавшись его напору. Курвель пребывал в ярости, поскольку в результате перестройки комнат его кабинет превратился в проходной двор, где сновали туда-сюда рабочие, клерки, посетители.
–
– Вы не можете не вмешаться, Изабелла, прошу вас!
Скандал разразился во время первого же бала, устроенного по приезде домой. Изабелла сама была тому свидетельницей. Конечно же, без Орсини не обошлось. Его острый язык и неугомонный нрав в очередной раз навлекли на него неприятности. Барон де Бонди, другой участник учиненного беспорядка, человек обычно сдержанный и рассудительный, вызвал его на дуэль. Насколько Антуан, находившийся во время ссоры неподалеку, мог судить, Орсини позволил себе некое насмешливое замечание по поводу Анны де Принн, холодной и далекой звезды барона де Бонди. Самому Орсини было не понять отстраненного, благоговейного и безответного любования, без малейшей надежды на взаимность, даже без самой малости сочувствия к его чувствам. Возможно, Орсини уловил презрительный взгляд барона в его сторону – Изабелла полагала, что это весьма вероятно. Возможно, Орсини просто по своему обыкновению сказал правду, что герцогиня – обыкновенная пустышка без головы и без сердца, вытянувшая в ранней юности счастливый билет, сделавший ее богатой и знатной, и подаривший ей в двадцать лет свободу выбирать, как ей жить дальше. Она не способна была оценить чувств ни Бонди, ни Оливье, но склонялась к Оливье – он был принцем, а теперь и королем. Бонди взвился, и слово за слово, оскорбление за оскорблением, – Орсини получил вызов на дуэль.
– Антуан, вы чересчур впечатлительны. Я понимаю, Орсини ваш старый друг, но дайте ему, в конце концов, жить, как ему нравится. Он уже давно не ребенок.
– Поймите же, ваше величество! Он пытается принять правила игры, в которых ничего не смыслит. Он в своей жизни держал шпагу от силы раза два или три.
– Но это он развязал ссору с Бонди!
– Он погорячился.
– Так пусть извинится. Бонди человек благородный, с чувством чести. Он не станет настаивать на дуэли.
Антуан почти рассердился. Он-то понимал, что характер у его друга скорее тяжелый, и подобное предложение только раззадорило бы его.
– Орсини ни за что не станет извиняться, уж я-то его знаю. Он с роду ни у кого не просил прощения.
– Антуан! Согласитесь, это его личная трудность. Пусть учится.
– Прошу вас, Изабелла! В конце концов, ведь дуэли строго запрещены!
– Моим отцом. Однако же я лично не вижу ничего предосудительного, если двое взрослых людей по взаимному согласию выясняют между собой свои личные отношения.
– Но это же не будет справедливая дуэль! Бонди просто-напросто заколет его.
– Дорогой Антуан, не преувеличивайте. Бонди человек благородный, и не станет драться с этим нахальным мальчишкой в полную силу.
– Станет, потому что Орсини вынудит его.
Изабелла поморщилась. Она предпочла бы проучить Орсини, но не могла обидеть Рони-Шерье отказом.
– Я обещаю, что обо всем позабочусь. Вы согласны?
– Вы запретите им драться?
– Я… сделаю по-другому. Вы можете ни о чем не беспокоиться.
– Простите мне мое любопытство, однако, что означает "по-другому"?
– Увидите. Собственными глазами. Когда они встречаются?
– Завтра утром, как только взойдет солнце.
– Где?
– В парке, за озером.
– Вы, я надеюсь, не секундант? – спросила Изабелла.
Он покачал головой.
– Он и не предлагал мне. Знал, что я не стану в этом участвовать.
Изабелла озорно хихикнула.
– Ждите меня утром у фонтана, Антуан, мы отправимся разнимать этих драчунов.
Всю ночь лил дождь, и туманное утро отличалось промозглой сыростью. Антуан, поеживаясь и нервничая, ждал королеву в условленном месте. Она немного задержалась, но появилась, полускрытая под частой вуалью – одна.
– Где они? – шепотом спросила Изабелла. – Не хочу, чтобы нас узнали раньше времени.
Они осторожно прошли по выложенной мраморными плитками парковой дорожке и свернули на тропинку, которая мимо беседки вела к озеру, где для королевы развели белых лебедей. Они медленно кружили по слегка мутной после дождя водной глади, потряхивая изящными крыльями и изгибая шеи.
– Вон там, – шепнул молодой человек.
– Тише.
Они крались по тропе, словно заправские разбойники, прячась за деревьями, пока не оказались совсем рядом с местом дуэли. Их скрыл густой кустарник, окаймлявший поросшую травой и земляникой поляну. Они припозднились, противники уже начали дуэль.
Антуан рванулся к ним, чтобы помешать, но королева удержала его.
– Посмотрим немного.
– Но разве мы собирались смотреть?
– Совсем недолго.
Бонди отлично владел шпагой, для него почти не составляло усилий отбивать неловкие выпады Орсини, которого только природная подвижность и быстрая реакция спасали от удара. Он пока увертывался от острия, потихоньку отступая назад, но Бонди неторопливо теснил его туда, где ему негде будет развернуться. Только звон шпаг да пение птиц нарушали утреннюю тишину. Изабелла взяла друга под руку, чтобы он не нарушил ее планов. Удары Орсини становились все более беспорядочными, он стал понимать, что не в силах справиться с опытным фехтовальщиком. Наконец, Бонди надоело затянувшееся сражение, он сделал резкий выпад, но Орсини отскочил, поскользнувшись на мокрой траве, и упал, попросту сев на грязную влажную землю. Бонди задержал удар, давая противнику время подняться. Но Изабелла была удовлетворена, и когда интендант финансов, весь в черной грязи, униженный и злой, встал на ноги, она вышла из укрытия, увлекая за собой Антуана.
– Господа, довольно.
Она сделала знак рукой кому-то, кого Антуан раньше не замечал. Он посмотрел назад. К ним шел капитан охраны королевы и трое гвардейцев.
– Господа, вы арестованы, – капитан поклонился Бонди и Орсини. – Извольте отдать мне ваши шпаги. Дуэли, как вам известно, запрещены.
Взяв под стражу обоих, капитан поклонился королеве. Охрана удалилась.
– Вы это серьезно, Изабелла? – спросил Рони-Шерье.
– Нет, конечно. Ваш приятель и так наказан. Вы видели, как он на меня посмотрел? К вечеру их обоих отпустят. Обещаю.
Она была вполне удовлетворена тем, что самоуверенный провинциал вынужден был претерпеть насмешливые любопытные взгляды придворных, шествуя мимо них под стражей весь перепачканный землей, как трубочист.
Ни он, ни барон де Бонди не были наказаны, Изабелла слегка пожурила Бонди – и только.
*-
Орсини задумчиво покусывал перо, не замечая, что чернила пачкают его белые манжеты, и рассеянно пригубил холодную воду из высокого хрустального стакана. Вкус показался ему неприятным, но от волнения хотелось пить. Приезд послов немного выбил его из колеи. Болезнь старого Ги де Бонара не давала ему возможности самому встретить благородных гостей, и одному из троих – Сафону, Курвелю или Орсини предстояло заменить его на приеме. Сафон немного заикался, и речи были не его стихией. Оставались Орсини и Курвель. Изабелла распорядилась, чтобы послов встречал Орсини. Курвеля она не выносила.
Подготовка шла тяжело. Орсини никогда не видел этих людей и ничего о них не знал. С расспросами ему не к кому было пойти, приходилось полагаться на свое собственное чутье и осторожность. Он сделал наброски, и прикинул, сколько времени уйдет, чтобы высказать это вслух. Нельзя было чересчур утомить послов. Он сосредоточенно прикусил губу. Слова не шли на ум. Вдруг резкая боль заставила его согнуться вдвое. Он не успел как следует удивиться, как все прошло. Он вернулся к своей речи, нещадно черкая ее. Несколько минут спустя приступ повторился, дольше и сильнее прежнего. И снова прошел. Орсини выпрямился, испуганный и немного удивленный. Он никогда ничем серьезным не болел, и не понимал, что происходит. Он хотел вновь погрузиться в работу, но боль вернулась, на этот раз более не отпуская его на свободу. Он сидел согнувшись в три погибели и невольно постанывая. Предстоящая речь… Эта боль… Странный вкус воды, которую он выпил… Он все понял, проклиная себя за неосторожность. Ему стало так плохо, что он невольно сполз на пол, обхватив себя обеими руками. Но несмотря ни на что, как ни сложно ему было взять себя в руки, он подумал о том, что никто его не услышит, как громко ни зови он на помощь. И никто не придет. Он вскрикнул, не в силах вытерпеть резкую боль, жгучую, как каленое железо. Если остаться лежать здесь на полу, царапая ногтями гладкий паркет, никто не придет, никто не поможет, это верная смерть. Он кое-как приподнялся, собирая все свое мужество, и стал на четвереньки. Боль скрутила его, и он упал, взвыв от отчаяния. Еще одна попытка, он медленно поднялся, встал на колени, держась за стул, сделал попытку встать и выпрямиться, но не смог. Упрямо, не давая панике овладеть собой, он, шатаясь и держась за стену, побрел вон из своих комнат. Каждый следующий шаг был еще мучительнее предыдущего. Он не мог разогнуться, и ковылял согнувшись, как старец. Он с трудом нащупал дверную ручку. Коридор был пуст. Орсини побрел по направлению к покоям придворных, и как назло никого не встретил. Он глянул по сторонам и направился к лестнице. Вцепившись в перила, он глянул вниз. Шаг, еще один. Колени дрожали, и в голове стоял туман. Наконец, он оступился и, не понимая более, что происходит, покатился по крутым мраморным ступеням, оставшись неподвижно лежать внизу, подобно разбитой кукле.
Капитан тайной полиции получил жесточайший разнос от королевы.
– Как, объясните мне, вы защищаете свою королеву, если в двух шагах от моих покоев может среди бела дня произойти подобное? Объясните мне, для чего я содержу тайную полицию. Чтобы ваши подчиненные днями резались в карты? К вашему сведению, интендант финансов королевства выжил лишь благодаря ошибке преступника. Последний был весьма неискушен в ядах. Кто следующий? В моем дворце появился отравитель? Я желаю, чтобы вы завтра же арестовали злоумышленника, и не говорите мне о невозможном. Если не сможете, лишитесь места, а то и головы. Вы можете быть свободны. Помните, я завтра жду вас с докладом.
Антуан со смешанным чувством трепета и восхищения слушал ее гневные тирады.
– Изабелла… Орсини сказал, что это дело рук Курвеля. Он его просто ненавидит.
– Искать преступника – дело моей полиции, а не Орсини.
– Однако пострадал именно он.
– Пойдемте лучше проведаем вашего приятеля, Антуан. Он очнулся?
– Да.
Глаза Орсини, глубоко запавшие и блестящие, как в лихорадке, беспокойно следили за королевой. Он приподнялся на своих подушках, увидев посетителей, и замер в ожидании. Выглядел он жалко.
– Вам лучше? – поинтересовалась Изабелла. – Герцог Рони-Шерье сказал мне, что вы пришли в себя.
– Со мной все в порядке, – ответил Орсини слабым голосом. – Я буду иметь честь присутствовать нынче вечером на приеме послов.
– Не смешите меня, маркиз де Ланьери. Мэтр Бальен не позволит вам встать с постели.
– Что мне до его согласия? – резко отозвался молодой человек. Королева приподняла тонкие брови.
– Я как королева решительно запрещаю вам подобную самодеятельность. Не хватало, чтобы послы увидели вас в таком виде. Они бог весть что подумают о моем дворе. Интендант финансов прилюдно теряет сознание! Скандал на всю Европу.
– Я не позволю, чтобы Курвель занял мое место после всего, что он мне сделал.
Изабелле стало жаль его.
– Что ж, чтобы вам не было столь досадно… Курвель не будет произносить речь. Я лично приму послов. Вас это устроит, Орсини? Или вы будете продолжать настаивать на своем?
– Вы в своем праве, ваше величество, – он заметно успокоился, был немного раздосадован и только.
Королева снисходительно кивнула.
– Проводите меня, граф, – обратилась она к Антуану. Он любезно открыл перед ней дверь и предложил руку. Она оперлась о его локоть и, и они вместе вышли.
Кстати говоря, подозрения Орсини подтвердились. Хотя Изабелла предпочитала вслух насмехаться над его обвинениями в адрес Курвеля, называя их смехотворными домыслами, порождением его зависти к сопернику, она распорядилась тщательно обыскать его комнаты, взломав ящики его стола и сейф. В последнем и обнаружился подозрительный хрустальный пузырек с ярко-алой жидкостью, от нескольких капель которой исдох за несколько минут специально отловленный для эксперимента бродячий пес.
Между тем, проводив королеву до ее покоев, Антуан вернулся в комнаты друга. Его лицо выражало крайнюю степень озабоченности, – мэтр Бальен не на шутку испугал его, когда пощупав пульс интенданта финансов, которого бесчуственным и серо-бледным подобрали гвадейцы дворцовой охраны, он безнадежно махнул рукой. Позднее однако лекарь пересмотрел свой приговор.
Антуан деликатно постучал, прежде чем войти. Мэтр Бальен велел Орсини лежать, и он лежал, затащив в постель стопку бумаг и чернильницу. На белоснежном шелке простынь уже виднелись беспорядочные лиловые брызги.
– Эжен! – возмущенно воскликнул молодой граф. – Что я вижу!
– Пустяки. Работа меня отвлекает, – поверх покрывала он прижал руку к впалому животу чуть пониже ребер. – Болит до невозможности. От Бальеновой настойки хоть мутить перестало, и на том спасибо. Проклятый Курвель, – он глубоко вздохнул и слегка скривился. Антуан придвинул кресло к постели друга и сел.
– Я что думаю, – задумчиво проговорил Орсини, – если в казне мало денег, то можно ли что-то придумать, чтобы их стало больше?
Антуан пожал плечами.
– Наверное.
– К нам ввозят массу товаров, которые вполне можно производить самим. Почему не заставить их хозяев платить на границе некоторую сумму за право торговать на наших землях?
– Да они не станут платить.
– Почему? Сумма не будет так велика, чтобы напрочь лишить их прибылей. А если кое-кто и не захочет платить, черт с ним. Это поднимет нашу собственную экономику, что тоже недурно. Как тебе?
– Звучит неплохо, – улыбнулся Антуан. – Даже слишком красиво.
– Помоги мне убедить Изабеллу.
– Я мало что в этом понимаю, Эжен.
– Да не важно. Она вопримет все это в штыки только потому, что это предложу я. Но если ты меня поддержишь, она прислушается. А если она хотя бы даст мне договорить, это уже будет полдела.
– Ладно, – согласился Антуан с легким вздохом.
Орсини отобрал несколько листов и протянул ему.
– На, передай своей Изабелле. Это мои наброски для сегодняшнего вечера. Переписывать нет сил, так что пусть как-нибудь разберет мои каракули.
– Ты думаешь… – с сомнением начал Антуан, но Орсини живо оборвал его.
– Да она бог весть что наговорит этим послам, если за ней не приглядеть! Поручаю ее тебе. Пригляди уж, чтобы она вела себя как подобает.
– Эжен! Не говори так о ней, – в Антуане оскорбился и подданый Изабеллы как королевы, и просто влюбленный.
– Почему? Она всего только высокомерная девчонка, которую некому поставить на место. Власть, которую ей дали, ей не по силам и не по душе. Она использует ее в своих интересах и только. Взамен она не готова дать ничего.
Изабелла ни капли не обрадовалась, когда Антуан смущенно исполнил поручение друга и отдал ей черновик речи.
– Он действительно думает, что я неспособна обойтись без подсказчиков? – с досадой спросила она.
– Простите, Изабелла, вы ведь вправе не использовать его наметок. Но Орсини хотел как лучше. Он вовсе не стремился обидеть вас, я уверен.
– Ах, вы уверены!
Он не уловил иронии.
– Без сомнений, это так.
Ее ноздри шевельнулись, как у норовистой кобылы.
– Хорошо. Пока Жанна будет одевать меня к приему, я велю Амьен прочитать мне эти… заметки.
На деле же она распорядилась бросить их в камин.
Послы были очень похожи, как братья, – пухлые невысокие крепыши с длинными кудрями, которых при дворе Изабеллы не носили уже лет двадцать. Глядя на них с высоты своего трона, увенчанная драгоценной короной, Изабелла пожалела о своей горячности. Ей не хватало слов. То, на что другие тратили не один час труда, она хотела выдать экспромтом. Она усилием воли подавила страх перед ораторством и произнесла:
– Этикет требует, чтобы не мне принадлежала высокая честь произнести приветственые слова, и потому я сегодня буду искренна, как никто и никогда прежде, потому что эту честь я препоручила благородному маркизу де Ланьери, нашему высокоуважаемому интенданту, – она не сумела скрыть перед послами язвительный тон по отношению к Орсини и невольно рассердилась, – однако он неожиданно расхворался и прикован к постели. – Она помедлила. – Надо думать, что его болезнь в основном вызвана страхом перед публичными выступлениями.
По лицам послов пробежали сдержанные улыбки. Только Антуан, стоявший среди придворных, невольно уставился на королеву с удивлением. Даже отдавая себе отчет, что Изабелла недолюбливает Орсини, он не ожидал от нее подобной выходки. Конечно, она не могла перед чужестранными послами раскрыть, что во дворце завелся отравитель, но вот так, отдать Орсини на растерзание двору, унизить перед всеми, дать добро на то, чтобы никто не воспринимал его всерьез, – это было уж слишком. Однако сама Изабелла, в очередной раз наступив точеным каблучком на гордость Орсини, воодушевилась и продолжала свою речь гораздо увереннее. Возможно, она была более краткой, чем требовал этикет, но никто не придал тому большого значения.
Вечером Орсини допытывался у Антуана, как прошел прием, и бедный граф не знал, что сказать.
– Все прошло хорошо, – пробормотал он, пытаясь отвести взгляд. – Послы вполне довольны приемом.
– Они останутся до конца недели?
– Да, как будто.
– Отлично. Тогда я еще успею с ними познакомиться.
Антуан невразумительно качнул головой. Он сомневался, что послов заинтересует беседа с человеком, прилюдно осмеянным королевой.
* * *
– Жанна, ты принесла свечи?
– Три, мадам, как вы и желали. Розовые, с ароматом можжевельника.
Изабелла кивнула.
– А теперь скажи, чтобы к нам никого не впускали.
Стемнело, и с королевой проводили вечер мадемуазель де Шайне, де Тэшкен и Амьен де Берон. Изабелла загорелась новым гаданием, которое ей рассказали накануне, и вместе со своими фрейлинами она решилась попробовать испытать судьбу. Свечи поставили тругольником около зеркала и зажгли. Все другие светильники потушили. Возбужденные тревогой, девушки молча переглянулись. Слышно было только их дыхание, учащенное волнением.
– Кто первый? – прошептала Изабелла.
– Только не я, – отозвалась Амьен. Королева чуть улыбнулась. Она не сомневалась, что Амьен вообще не станет гадать, – ни теперь, ни после. Несмотря на замашки опытной сердцеедки, которыми она вооружилась, она смертельно боялась узнать, что обречена не расставаться со своим девством до самой смерти. У нее не было ни жениха, ни поклонников, никогда.
– Давайте, вы, Луизетта, – та хихикнула.
– Ладно, ваше величество. Хотя я знаю не хуже зеркала, кто мой суженый, – она была давно помолвлена с графом д’Оринье. Правда, это не мешало ей тайком вздыхать о другом, но она была достаточно легкомысленна, чтобы не слишком от этого страдать.
Она села на стульчик около зеркала, взяла чистый лист бумаги и, шепча магическую формулу, смяла его и подожгла с трех сторон, от каждой свечи по углу. Затем бросила на поднос и зажмурилась. Девушки поспешно отвернулись.
Комок догорел, образовав причудливый черный узор. Изабелла приподняла его вместе с подносом, изучая его тень на стене.
– Что это может быть?
– По-моему, профиль Оринье, когда он сердит, – послышался смешок Луизетты.
– А по-моему, замок, – заметила Тэшкен.
– Что ж, у Оринье есть замок. Все к одному, – кивнула та.
– Луизетта, вы несерьезны, – раздосадовано заметила королева. – Как можно гадать с таким настроем?
– Давайте лучше я, – вызвалась Луиза де Тэшкен. Она заметно волновалась, заменив подругу около зеркала.
Ее узор был достаточно четок.
– Крест! – испуганно выдохнула Луиза, взглянув на тень.
– Действительно, похоже на фигурный крест, – пробормотала. Амьен и перекрестилась.
– Боже мой! – вырвалось у Луизы, и она закрыла лицо руками, готовая разрыдаться.
– Успокойтесь, Луиза, – Изабелла ласково обняла ее. – Поглядите, это же не может быть могильный крест. Он с завитушками. Это церковный крест. А церковь для вас может означать только скорую свадьбу.
Луиза подняла голову.
– Правда. Я такая глупая, – и она отошла в сторону.
Амьен разглядывала потолок, словно забыв, зачем пришла сюда. Изабелла обратилась к ней, заранее уверенная в ответе.
– Вы будете гадать, Амьен?
– О, не теперь. Мне расхотелось.
– Тогда придется мне.
Все еще нервничая из-за странного предсказания, выпавшего Луизе, Изабелла опустилась ан стульчик. Ее руки позорно дрожали.
– Отвернитесь, – попросила она. Фрейлины послушно отвернулись. Она подожгла бумагу, едва не опалив руки от волнения, и, тут же закрыв глаза, вскочила. – Посмотрите сами.
Фрейлины окружили поднос, разглядывая его тень на разные лады.
– Если сбоку смотреть, то похоже на бокал для вина, – робко предположила Луиза.
– А спереди, – поддержала Луизетта, – спереди это напоминает скипетр.
– Нет, – сказала Амьен, забирая поднос, чтобы получше рассмотреть причудливый узор. – Это руна.
– Какая руна?
– Мне кажется, это руна надежды. У меня есть старинная книга толкования рун. Я завтра пошлю за ней слугу.
Изабелла нахмурилась.
– Надежды?
– Мне кажется, да.
Что могла означать надежда для женщины, в девятнадцать лет ставшей королевой одной из величайших держав мира, которая покорила сердце самого красивого и великодушного мужчины двора, которая обладала и красотой, и умом, и тонким обаянием?
– Что ж, надо позвать Жанну, чтобы она убрала этот беспорядок, – проговорила Изабелла. Но когда камеристка вошла, она вдруг предложила:
– А ты, Жанна? Хочешь рискнуть?
Девушка вздрогнула. Изабелла отметила, что юная камеристка была привлекательнее как минимум двух из трех присутствующих фрейлин – и Амьен, и Луизетты. Мадемуазель де Тэшкен была, пожалуй, более красива. Тем не менее, Жанне также стоило подумать об устройстве своей судьбы, не вечно же ей ходить в камеристках.
– Давай, Жанна, – уговаривала она. – не бойся. Мы попробовали и живы.
– Хорошо, мадам, – смущенно проговорила девушка. Фрейлины вернулись к зеркалу, наставляя ее, что следует делать.
Что касается образа, полученного Жанной, то тут не было двух мнений
– тень однозначно напоминала графскую корону.
К концу недели королева устроила прощальный обед для послов. Несмотря на протесты Антуана и мэтра Бальена, Орсини проигнорировав отсутствие приглашения со стороны королевы, явился туда. Длинный тобразный стол занимал почти всю залу, оставив места ровно столько, чтобы пажи, которые несли блюда, могли пройти, никого не задев. Изабелла едва заметно пожала плечами, заметив его. Королева первой вошла в обеденную залу, заняв свое место во главе стола. Около нее слева было место королевы-матери, справа – герцога де Тура. Остальные придворные, удостоившиеся приглашения, толпились снаружи, ожидая, пока главный распорядитель выкликнет их имя и титул.
Послы сделали вид, что появление интенданта финансов на люди их не касается. Напрасно он пытался занять их беседой, все равно лица их остались непроницаемы.
Когда послы прошли в зал и заняли свои почетные места за столом, Оринье открыл ему глаза.
– Знаете, отчего они шарахаются от вас? – сказал он, смеясь.
– Ну и отчего?
Он рассказал о словах Изабеллы, брошенных на приеме.
– Так что, сами догадайтесь, что они о вас думают, маркиз де Ланьери. Не беда, – он усмехнулся. – Вас не должно это огорчать. Ведь послы завтра уедут.
– Вас также не должно огорчать, что мадемуазель де Шайне оказывает честь своими посещениями некого маркиза де Бустилона, которому запретили появляться во дворце, – быстро ответил Орсини, готовый любой ценой вернуть Оринье обиду. Тот действительно побледнел.
– Это все сплетни, – буркнул он и отошел.
Мимо Орсини победоносно прошествовал Сафон. Он вздрогнул, вдруг сообразив, что по положению при дворе он следует за Сафоном, так что, если сейчас распорядитель не назовет его имя, его просто не пропустят в зал. А в списке приглашенных его не было. Его ладони, заметил он с досадой, покрылись сетью мелких капелек пота от волнения, и он украдкой отер их о камзол и затаил дыхание в нервном ожидании. Вот посмеются придворные, если…
– Маркиз Эжен де Ланьери, индентант финансов!
Орсини облегченно вздохнул. "Проклятая Изабелла, – пробормотал он сквозь зубы. – Никогда не знаешь, чего от нее ждать."
Он прошел на свое место и сел. Наконец, зал был заполнен. Протрубили сигнал, возвещающий начало банкета. Парадную дверь в зал торжественно закрыли, и через боковой вход потянулась вереница пажей с блюдами. Зал заполнили соблазнительные ароматы изысканных яств.
Орсини мрачно поглядывал на послов, которые сидели как раз напротив него, поддерживая любезную беседу с Сафоном. Он, больше не пытаясь привлечь их внимание, сидел, уныло ковыряя позолоченной вилочкой содержимое тарелки, пытаясь побороть дурноту и отвращение. – Вы что, не видите, ее величество делает вам знак подойти! – прошипел Сафон, толкнув его локтем в бок. Орсини поспешно приблизился к королеве, машинально отвешивая ей поклон. Дворцовые манеры уже начали въедаться в него прочнее, чем прежние привычки.
Она понизила голос, так, чтобы ее слов не было слышно другим.
– Орсини, вы бледны, как привидение. Если вам нехорошо, лучше идите к себе. Я отошлю вас под благовидным предлогом.
– Например? Скажете, что у меня приступ клаустрофобии?
Ее губы сложились в понимающую улыбку.
– Не обижайтесь.
– Я и не обижаюсь.
Послы переглянулись. Со стороны выглядело, что королева вполне ладит со своим интендантом финансом, как бы им не показалось вначале. Похоже, он даже имел немалый вес при дворе, если королева о чем-то советуется с ним.
Изабелла встала.
– Пойдемте, маркиз, – она сделала Орсини знак следовать за ней. – Две минуты, господа. Продолжайте банкет. У нас возникло дело, не терпящее отлагательсв.
Уважительные, завистливые, удивленные взгляды провожали Орсини, когда он вышел вслед за королевой.
– Идите, – она махнула рукой, отпуская его. – Я подышу здесь воздухом и вернусь к гостям.
"Еще не время, – безмолвно усмехнулась она ему вслед. – Еще не пора".
* * *
Старый Ги де Бонар нечасто баловал Орсини вниманием, и потому его приглашение в тот раз застало молодого человека врасплох. В отличие от Изабеллы, которая по семи раз на день посылала за ним слугу, невзирая на время суток, старый, больной и близорукий министр, многие полагали, едва ли вообще заметил перемены в своем кабинете. Но Орсини он беспокоил гораздо больше, чем вспыльчивая, но невнимательная Изабелла, которую финансовые вопросы волновали, как прошлогодняя мода. Ги де Бонар служил королям Аквитанским в должности первого министра в течение более сорока лет. Это что-то да значило.
