Текст книги "Одна сотая секунды"

Автор книги: Алди Иулсез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Вот оно, значит, как…

Проиграл ты, ящерица разноглазая, дурак крылатый.

Проиграл, потому что слишком слабыми оказались козыри в твоем рукаве, мелкими картами, против тузов и джокеров. Маг, вампир, футуролог, эльф и человек с пришлым духом в теле против древнейшего вампира, помнящего мир таким, каким его не помнит никто из ныне живущих. Вот и вся твоя сила, дракон. Лишь одна стоящая карта обнаружилась совершенно случайно – второй прототип. Но столь ли она важна? Может, твое изобретение и спасет мир, вернув тебя самого. Вопрос в другом – насколько. Противник умеет ждать, он дождется другого подходящего момента, он сплетет иные силки, куда ни ты, так твой потомок попадет. Даже если ты узнаешь имя врага, как мы узнали его, что ты сделаешь, молодой и беспечный дракон? Ты решил возглавить неудержимый технический прогресс, ты решил вознестись на гребне технологий, но ты слишком оторвался от чуждых тебе и, наверное, даже ненавистных корней. Ты не стал похожим на отца, ты не впитал его науки, которые так нужны сейчас. Ты отрекся от коварства и интриг, от жестокости и беспощадности, склонившись в сторону добра.

А добро, как известно, без кулаков.

Нет, Арвелл Вега Рутхел, нельзя хранить покой без клыков и границы без меча, нельзя уповать лишь на грозное имя рода. Пройдут годы, и остальные начнут поднимать головы, один за другим, и понимать, что нет тех свирепых тварей, что выжигали, испепеляли непокорного, посмевшего косо посмотреть. Осознают, что беззащитен и робок потомок, последний листик на мощном древе. Сорвет тебя ветер и унесет прочь, оставив трон незанятым. А удержишься даже, так только хуже будет, не верящие в мирные времена умело перегрызут тебе глотку, искусно подольют яд в излюбленное вино.

Ведь это даже могла сделать та, которую ты звал вместе покорять небеса. И одному Всевышнему ведомо, что дрогнуло во мне, что отвело руку.

Я открыла прикрепленные файлы, с маршрутами сразу отправила на печать. Второй же привел меня к исходной таблице Скрибера. Коммуникационная сеть предложила выбрать профиль клиента: видеосвязь, голосовая связь и текстовой набор. Ну, и какой именно? Я, как и было набрано в файле, указала текстовой. Развернулась огромная таблица с видами клиентов, логотипами и основными характеристиками.

«Ну, блин, это нечто! Этот мир достоин гибели хотя бы из-за такого убогого Интернета».

«Радуйся, что не почтовыми голубями здесь пользуются».

«Не, расплодить столько всяких „асек“ и „скайпов“ разве нормально?»

«По мне – вполне нормальная компенсация неразвитой телефонной сети».

Разноглазый, если выживешь, то обязательно заверши свое изобретение и пусти в массы. Я чертовски соскучилась по обычному мобильнику.

Нужный клиент занимал семьдесят третью позицию. Нажатие по нему вызвало открытие окна. Окно поприветствовало необходимостью введения имени и пароля. Вставила. Отправила обычное приветствие. Через мгновение пришел ответ.

«Леди Рутхел? Здорово! Я сейчас Иглу попробую прицепить».

Минуты три, наверное, протекло, за время которых я со скорбью убедилась, что в этой дыре, в которую нас вышвырнуло, действительно только один телепорт. Ему еще заряжаться и заряжаться. Были бы у меня мозги Арвелла, я без колебаний применила бы устройство. Но у меня свои, увы, мозги, да юсины.

«Здравствуй!»

«Нашла?»

«Да! Мы нашли! Мы с Гарором!»

«Слава Райган-Гули! Видела скинутые мной материалы?»

«Да, спасибо! Нас выбросило в Рхену, портал разряжен».

«Через сколько зарядится?»

«Через три часа».

«Много… а поездом?»

«Ближайший тоже почти через три часа. Портал выкинет нас в Ка-Тане, в центральном банке».

«О… тогда вот что, подруга. Я сейчас попробую вам проложить быстрейший маршрут. Напишу владельцам порталов, попрошу не пользовать. В общем, буду делать. Если повезет, то вы часов за семь-девять доберетесь до Роузветла».

Иными словами, примерно за восемь. Три часа, четверть суток, останется на то, чтобы вытащить дракона. И опять сакраментальный вопрос – много это или мало?

«Спасибо! Как вы там?»

«Воюем с сотрудниками научного центра. Хорошо, хоть Беренг понятливым оказался, загрузил своих оболтусов – сидят, головы ломают над поставленной задачей. Да, кстати, вам придется на последнем участке пройти через недействительный портал и выйти достаточно далеко».

«Почему?»

«Разряжать портал нельзя, не успеет уже зарядиться. Ученые центра сошлись на том, что все-таки сам портал использовался в качестве устройства. Так что его сейчас обесточат».

«Понятно».

«Ладно, жди тогда от меня маршрута».

Долгие часы ожидания, бесплодные попытки отвлечься. Но как? Вот они, на финишной прямой, не могущие даже разговаривать, тяготящиеся напрасной тратой времени.

Сколько сейчас летело писем? Чем брала Рада, какими угрозами или уговорами заставляла владельцев телепортов послушно прокладывать путь?

Мир брался за руки. Маленький капризный мир опоясывался цепью контактов, он замирал, он прислушивался к грядущему и делал настоящее. Он рассыпался сотней слов, и сколько из этих слов достигали цели? Он вспоминал ушедшее и непроизвольно, боясь оступиться, разворачивал лицом друг к другу противников, пытаясь сообщить, донести, что настал день перемирия. И пусть это всего один день, пусть он не отметится потом ни в одной книге, пусть о нем тысячи даже сейчас не знают, но этот день начинался. И летели, летели письма в страны, в города, с мольбами обеспечить зеленый свет рыжеволосой девчонке со стариком, что понесут в своих руках бомбу, предотвращающую войну, удерживающую от катастрофы.

И столько было веры, столько надежды от неизвестной Радьявары Солейн, что махнул рукой владелец железнодорожной компании и велел скорректировать расписание. Столько искренности и убеждений звучало в каждой строке, что досадливо проворчал седовласый вервольф и написал своей любовнице, чтобы сегодня в его доме не появлялась под страхом смерти. Столько живого огня в каждой букве, что мужчина, так страстно желавший успеть на день рождения дочери, подошел к порталу, с тоской взглянул на синюю шкалу и отступил.

Девочка с бомбой мира, девочка с самим миром в ладонях, лови маршрут, беги, не оглядываясь, не сомневаясь уже ни в чем. Давай! Пора!

И я побежала, понеслась, заскользила из банка в банк, из банка в экипаж, из экипажа в дом, из дома в дом, из дома в троллейбус, из троллейбуса в логово, из логова в вагон поезда, из поезда в башню, из башни в особняк, из особняка опять в экипаж, из экипажа во дворец, из дворца снова в экипаж, а из него в другой поезд, из поезда в другой дом…

– Прости, милая, – остановился Гарор, рухнул, как подкошенный, на одно колено, не способный более стоять, – стар я слишком уже, подвел тебя. Придется самой добежать.

Но как же? Но как?

– Но ты как?

– Не переживай, – вина плещется в глазах, а мне даже сказать нечего, – оклемаюсь немного и тихонько поездом. Думал, что дольше протяну, но вот же…

Обвалился в руки всей тяжестью прототип, но тут же его перехватили другие, донесли до терпеливо раскрытых дверей. Оглянулась за миг до схождения дверей – помогали уже старику подняться, вели бережно.

…из дома в клинику, ломаясь под весом груза, из клиники в третий поезд, где подхватили, забросили в вагон, из поезда – на платформу, с нее бегом по узкой дороге, спотыкаясь, едва не падая и не роняя такой громоздкий и впивающийся углами мир, туда, к последнему порталу, к той паре, что могла разнести на атомы, прервав бешенную гонку.

Истаяли последние деньги, хотя не везде брали плату, и едва ли хватит на следующий билет, на телепорт, на кусок пространства, на его отрезок.

«Как ты это сделала?» – удивилась я, получив маршрут.

«Пообещала кое-что отрезать и кое-куда засунуть» – пришел ответ.

И я поняла, что белокожая вампирша врет, боясь признаться в слабости, в том, что не требовала, а едва ли не умоляла ставших в единый миг владельцев порталов всесильными мира сего. Но всесильные мира всего желали мира.

Сам мир желал мира.

И именно поэтому ко мне тянулись десятки рук и предлагали помощь, именно поэтому сбились расписания и рейсы, встали и пропустили люди и нелюди, именно поэтому подхватывали и не давали упасть, пропасть.

Вот она, кабина, что обеспечит скачок.

Старые кнопки поддались с трудом, продавились со скрипом. Со скрежетом разъехались створки, явили нутро кабины с десятком битых диодов.

Да здесь прахом стать – как пальцем об асфальт.

«Она не ошиблась?»

Я и сама с удовольствием задала бы такой вопрос. Но пришла пора поверить уже не себе, другу.

– Нет. Не ошиблась. Пойдем.

По кнопке запуска пришлось бить основанием ладони, затем кулаком, обдирая костяшки, прежде чем она утопилась и запустила механизм управления створками.

Плюнули синим диоды, и будто бы даже вздох пронесся по кабине.

Разошлись наполовину и остановились двери – уже другие, уже выкинувшие из полыхающего вечера в уступающий бразды правления день, еще удерживающийся над Роузветлом. Сколько осталось? Часа два, может, чуть-чуть больше.

Створки пришлось раздвигать вручную, протискиваться.

Где я? В какой части Роузветла?

Вон, внизу вокзал, правее виднеется бухта. Минут сорок буду добираться, это если сразу транспорт поймаю. А если нет? Своими ногами уже не дойду, не смогу, не осилю. А если придется?

Не придется.

Не терять времени, бежать к ближайшей дороге, выскакивать на нее, махать рукой, пытаясь остановить экипаж, демонстрировать браслет и сбивчиво объяснять, что надо гнать во весь опор к научно-исследовательскому центру пространственных технологий.

Понеслись, не столь быстро, как мечталось, но быстрее, чем можно было ожидать от не слишком упитанных лошадок.

Вот они, ступени, двери.

И я, едва не бросив себе на ноги прототип, замолотила кулаками по глянцевым плоскостям, истошно завопив:

– Откройте! Пустите! Это я! Ну пустите же!

Наверное, примерно как-то так когда-то рвался Арвелл Рутхел в футурологический храм.

Открыли. Пустили.

Глава 38

– Вот, леди Рутхел, что-то нашли, записи были, мы похожее… – Беренг семенил рядом, суетился, пихал под нос бумаги, эти бумаги едва не рассыпались, – расчеты уже делаются, мы пытаемся выяснить.

Я притормозила, резко, так, что сопящий молодой ученый, на время сделавшийся грузчиком, едва не врезался мне в спину. Ткнулся тихонько и тут же смущенно отступил.

– Что-то не так, леди Рутхел? – Больной подвижный рот с мясистыми губами совершал множество движений, даже не требующихся для произнесения прозвучавших слов.

– Не надо мне ничего говорить из вашей науки. Просто скажи – есть результаты?

– Есть, леди Рутхел, есть, – радостно закивал головой управляющий, уподобляясь китайскому болванчику. – Леди Солейн все объяснила, сейчас лучшие умы работают над этой проблемой.

Да мне плевать, кто работает, лишь бы все получилось, лишь бы успели, прежде чем этот венценосный идиот начнет официальный распил власти. Но я сдержалась, с некоторым промедлением сняла с шеи шнурок с камнем. Зажала в кулаке, так, что грани вонзились в ладонь и тут же, опомнившись, ослабила хватку.

Позади нетерпеливо переступил с ноги на ногу юноша, явно уставший держать блок. Ничего, я его через полконтинента проволокла, потерпишь.

– Ну чего столбом стоишь??? – Вызверился вдруг Беренг на несчастного. – В двести четырнадцатую неси! Все всегда говорить надо, самому не додуматься. Кейнеру отдашь, понял?

– Понял, – кивнул парень, и, протолкнувшись, поспешил прочь с глаз начальства.

– Прости, леди Рутхел, молодые, они еще такие… а… – махнул управляющий рукой. – Что ты еще хотела сказать мне?

Я разжала кулак, подняла выше, так, чтобы бриллиант оказался на уровне глаз мужчины. Красиво играет свет на гранях, манит бархатная глубина и лишь особо пристально нужно всмотреться, чтобы заприметить белый, все портящий, дефект.

– Этот камень и есть Арвелл. Я отдаю тебе. И запомни, головой отвечаешь.

– Конечно, конечно, – быстро затряс головой Беренг, – не беспокойся.

Не беспокойся… как же. Цепкие пальцы сняли «Черного Принца» с ладони, прищуренные глаза пристально изучили, впиваясь взглядом в каждую плоскость, в каждый луч преломившегося где-то в глубине света.

– Мы идем? – Подтолкнула я.

– Разумеется, леди Рутхел. Твои коллеги в двести двенадцатой, присоединяйся к ним.

И все же я прошла мимо указанной двери, засунула свой нос в двести четырнадцатую комнату. Во всю кипела работа, толпящиеся и спорящие у компьютеров люди теперь облепили прототип, внимательно изучали, кто скептически, кто, напротив, не скрывая восхищения. Зазмеились по полу кабели, вспыхнули новыми колонками цифр мониторы, поползли цветные кривые линии.

– Работаем, господа, работаем. Время! Кейнер, где Шоракаджи? Пусть заберет образец, обработает со своими. Давайте, потом наиграетесь! Галиша, ты мне нужна…

Управляющий хаотично метался по кабинету, раздавая указания и отгоняя любопытных, не позволяя тратить бесцельно ни одной секунды. Ушла одна группа, стало свободнее, но не тише, продолжались споры и обсуждения, в которые я даже не пыталась вникать, осознавая, что понимаю едва ли треть произнесенного.

Я отошла от прохода, вернулась к двести двенадцатой, тихо провернула ручку и открыла дверь, прислонилась к косяку. Вот они, команда героев, намеренная идти до самого конца.

Поднялся и кивнул Далим, выглядевшей теперь совсем не так, как в райском Осар-Бихти. Прямой, как струна, уверенно смотрящий вперед, он напоминал бойца, проделавшего стратегические расчеты и теперь готового сломить неприятеля. Улыбнулась Рада – немного устало, нервно. Я коснулась взглядом сцепленных рук, и вампирша качнула головой – да, мол, так оно получилось. Спал, развалившись на диване, смешно приоткрыв рот, всклокоченный Ридик. Выглядел он так, будто только-только проделал огромный путь, рыжие вихры напоминали буйные то ли фонтаны, то ли цветки фейерверков. Помахал приветственно Уэлл. Чем-то неуловимо он тоже изменился. То ли плечи чуть разошлись, то ли во всей позе проскользнула какая-то новая сила. Он двинул рукой, призывая присоединиться, не стоять в дверях.

Я пересекла кабинет, присела на край стола, проигнорировав свободный стул.

– Волнуешься? – Льдистые глаза смотрели тепло, ободряюще. Удивительное сочетание, но вот же, и лед способен согревать.

– Есть немного, – призналась я.

– Ты молодец, – шепнула Рада, протянула руку.

Сошлись – холодные сильные и влажные от напряжения – пальцы, сжались в замок.

– Ты молодец, – повторила вампирша, – вы все.

– Мы старались, – усмехнулась я, с грустью вспомнив виноватый взгляд старика.

А ведь действительно старались. Пусть наши старания не окрасились чем-то героическим, пусть не было ни особого риска, ни каких-то ситуаций, вынуждающих перебарывать сой страх, переламывать свою натуру, пусть просто упорно шли вперед, к цели, полагаясь лишь на зыбкие доводы рассудка и голос интуиции.

– А Гарор…

– Чуть-чуть не дошел, колено отказало, – вздохнула я, – обещал поездом подтянуться, не сегодня, правда.

А что мне было делать? И бросить не могла, и остаться тоже. Выбрала меньшее из двух зол, логично поступила, а будто гадость сделала – так тошно.

– Пойду, гляну, как там, – произнесла я, не в силах томиться от нервозного ожидания.

А в двести четырнадцатом воздух разве что не искрил, не озарялся всполохами зарниц – столько энергии чувствовалось в каждом слове, в каждом жесте, термине, взгляде, человеке и том, кто находился в облике человека. Вот тот мужчина неопределенного возраста с напряженной спиной – человек ли? А движения, повадки хищные, переступает волком. Или пожилая дама, гордо вскидывающая голову? В золотистых глазах что-то особенное, возвышенное. Впрочем, зачем смотреть в глаза ей, когда уши выдают эльфийку.

Время летело, как сумасшедшее. Едва затихшие ученые загомонили с новой силой, замершее движение вновь набрало обороты, всколыхнуло воздух. Вернулись с результатами те, что были отосланы Беренгом, ушли другие, переместились третьи, забегали пальцами по клавиатуре четвертые, заспорили пятые, пришли к компромиссу шестые…

– Леди Рутхел, леди Рутхел, очнись! – Кто-то энергично похлопал меня по плечу.

Я повернула голову, уставилась с недоумением на Беренга.

– Наконец-то! Все. Все готово. Только… Кейнер! Кейнер, сюда подойди!

Подошел. Мощный, суровый, с посверкивающей пролысиной в коротко стриженных волосах, о скулы порезаться страшно. Взгляд колючий, выпирающий кадык ходит ходуном. Встреть такого на улице, так воображение само пририсует пушку и типичный лексикон бандита.

– Система собрана… – слова Кейнеру давались с трудом, как человеку, внезапно понявшему, что придется обойтись без привычных терминов, ограничиться неуклюжими синонимами, дабы собеседник все правильно понял, – но есть некоторые особенности. Образец… господин Рутхел будет отправлен в… пространство, которое для него сейчас характерно. Это – двадцать седьмой блок измерений. Будет протянуто что-то вроде коридора. Проблема в том, что за ним нужно будет кому-то отправиться. То есть, мы не можем пока пойти на такой риск, чтобы отправить два объекта в столь дальнее пространство. Поэтому, нужно будет добраться, а затем вывести… вынести в наше.

– Хорошо, – спокойно отреагировала я.

– Ты не понимаешь, – покачал крупной головой физик, – мы не можем предсказать, что будет в этом «коридоре». Где-то до пятнадцатого-семнадцатого блока модель показывает, что все должно быть стабильно. А вот утверждать о более дальних я ничего точно не могу, элементарно не хватает данных. Поэтому думай, стоит ли кого-то посылать.

– Я пойду, – тихо сообщила Рада и с удивлением оглянулась на Далима.

Маг еще сильнее сжал ее руку и покачал головой.

И как так незаметно успели оказаться за моей спиной? Вон, даже Ридик сонно растирал лицо и зевал, все еще не могущий окончательно проснуться.

– Нет, Рада, не пойдешь, – слова родились сами собой, – это моя дорога, моя финишная прямая.

И, после спонтанной заминки:

– Ты понимаешь, Рада… должна понимать.

Понимала. Отступила, оказалась еще чуть ближе к магу-настройщику.

Я вернулась к физику:

– Кейнер, что надо сделать?

– За мной тогда, – проворчал мужчина.

В коридоре, упиравшемся в оживший портал, стало тесно из-за обилия людей, оборудования, кабелей.

– Мы перевели на внешнее управление, – обернувшись, сообщил совсем молодой парень, выглядевший королем за пультом управления, – в случае какого-то сбоя до восемнадцатого блока включительно все будет обесточено. Это позволит сохранить жизнь тому, кто отправится на Рутхелом. Расчетное время – от двадцати секунд до двух минут на один блок. Начинаем?

Расступились, пропустили меня. Нехотя пропустили и остальных моих спутников в первые ряды, но оттерли к стене, чтобы не мешали.

– Начинаем. – Звонко, задорно, не скрывая искреннего любопытства.

Разъехались створки портала. Кейнер протиснулся вперед, опустил на пол кабины черный бриллиант, вышел и коротко повел рукой – мол, запускай. Сошлись створки, вспыхнула синим шкала и устремилась вниз. Я прижала руки ко рту, подавляя невольный вопль – с такой скоростью исчезал, казавшийся жидким, свет. Но нет, синее сияние упало лишь до середины столбца, и нехотя поползло вверх.

– Формируется коридор, – доложил оператор, бросил быстрый взгляд на прототип.

Изобретения дракона играло огнями, индикаторы уверенно сообщали об исправном выполнении поставленных задач. Не подведи, устройство, только, блин, не подведи, не выдай свои чертовы погрешности. Или сейчас, в данной ситуации, их и не стоит опасаться?

– Готово.

Снова обнажила нутро кабина, пустая, без камня.

На плечо опустилась тяжелая рука.

– Удачи, девочка.

И Кейнер слегка подтолкнул в спину.

«Погнали, Юси».

«Погнали, Карма».

И медленно, на несгибающихся ногах, деревянной куклой с тугими шарнирами и предательской слабостью во всем теле, я прошла в кабину портала.

Обернулась. На меня смотрели десятки глаз. Проснулся, наконец-то, Ридик, несколько нервно пригладил огненный беспорядок на голове. Чуть ободряюще улыбнулась Рада, уютно примостившая голову на уверенном плече Далима. Маг едва заметно кивнул. Сжал руки в кулаки Уэлл, готовый и здесь бороться, если это потребуется.

– Приступаем к следующей стадии, – четко сообщил оператор.

Двери сомкнулись, прежде чем я успела хоть что-то сказать.

И через минуту разъехались, явив взору пустой отсек. Ни людей, ни оборудования, ни одного лишнего предмета, просто ящик с металлическими стенами, заканчивающийся стальной дверью.

«Ну, видимо, нам туда».

«Ага».

Я пересекла отсек, легко отворила дверь.

Точно такое же помещение, ничем не отличающееся от первого.

Пересекла, отворила дверь.

Третье. Пересекла.

Четвертое. Чуть темнее, что ли? Нет, показалось. Следующая дверь впустила в пятый отсек, за ним последовал шестой, седьмой, восьмой…

«Боишься?»

«Я? С чего ты взяла?»

Нет, девятый все же казался действительно более темным и размытым, словно кто-то медленно приглушал свет, бережливо экономя электричество.

«Воздух. Чувствуешь? Воздух стал другим».

Или тоже показалось, наверное, что стало немного тяжелее идти.

Десятый. Да, труднее. До следующей двери уже не получается добраться за считанные секунды. Но ничего, я все равно быстро перемахиваю их, эти блоки.

Одиннадцатый. Если прямо смотреть, то все нормально, а боковое зрение улавливает, как все ползет, медленно течет, будто отделенное от меня нагретым воздухом, поднимающимся от раскаленного асфальта.

«Карма… тут…»

«Что, Юси?»

«Нет, показалось, наверное…»

Двенадцатое измерение. Тянутся стены, несильно, тоже только боковым зрением уловить можно. Но уже и перед глазами встает марево. Какими были бы все эти измерения, если бы не прототип? Я не сомневалась, что коридор, привычные формы, четкие линии – все это результат работы изобретения. Впрочем, я так далека от всего этого, могу и ошибаться.

Отсеки действительно удлинялись, незаметно, постепенно. Но расстояния выдавали себя в сравнении.

Тринадцатый. Да, еще чуть длиннее, еще чуть более расплывчатый. Но идти стало немного легче.

«Юси, с тобой все в порядке?»

«Да… да, мне хорошо, идем».

Остался позади четырнадцатый, был преодолен пятнадцатый, поплыл, но все же сформировался шестнадцатый. Где-то тут он, обещанный переломный момент. А, может, уже позади остался, либо, наоборот, впереди поджидает, ехидствует себе потихоньку.

«Черт! Нет…»

«Что случилось, Юси?»

«Прости меня…»

И так это произнесено, что я невольно останавливаюсь, захожусь внезапным то ли страхом, то ли предчувствием того, что вот-вот когтистой лапой переворошит все мои внутренности жуть.

«Юси?! Юси, что произошло?»

Ответь же, глупая девчонка, не молчи. Я прикрываю глаза, а то если стоять и смотреть хоть прямо перед собой, хоть в сторону, то все рано кажется, что отсек медленно оплывает восковой свечой, не забывая слегка пошатываться, двоиться. Ну, точь-в-точь, если до вертолетов в башке напиться.

«Юси, что случилось?»

«Прости меня, Карма… блин, прости, я просто не поняла сразу, не въехала, понимаешь?»

«Да ты объясни по-человечески! Во что не въехала?»

Я начинала злиться. Там меня дракон ждет, мир уже в обрыв шагает, а эта девчонка…

«Я умираю».

Начинается! Вот самое, твою ж дивизию, время!

«Что? Ты совсем рехнулась?»

«Нет. Я действительно умираю. Я не поняла этого, мне просто было хорошо. Но, оказывается, это и есть смерть».

Так, Карма, думай. И очень-очень быстро. Какие варианты?

«Надо повернуть обратно?»

«Нет… бесполезно… меня убивают не сами измерения, а переходы. Меня, а, значит, и тебя».

«Значит, мы останемся здесь и будем ждать помощи».

«А смысл? Переходы никуда не денутся. Меня хватит еще где-то до двадцатого блока. Или до двенадцатого в обратную сторону. А потом – все».

А потом – все… вот и финишная прямая, вот и последние шаги. Сколько мы не дойдем, прежде чем бездыханное, лишенное жизненных сил и их замены, тело рухнет на зыбкий пол одного из отсеков? Семь измерений. Подумать – так совсем ничего. Или, наоборот, это очень и очень много. Что-то в последнее время мне часто приходится задаваться подобным вопросом. Да и вообще, за минувшие дни я столько вопросов задала, что немного не по себе становиться.

Глаза обожгли злые слезы. Да, реву я тоже часто, как невротичная барышня. Я грубо махнула рукой по лицу, стирая неуместную влагу. Ну уж нет, так просто не сдамся. Сейчас я возьму и… придумаю что-то, пойму в очередной раз. Нет, так не может быть, должен быть какой-то выход. Всегда существует запасной вариант, план Б, возможность выкрутиться. Всегда в голове есть схема эвакуации, а под браслетом шприц, всегда есть быстрый вызов на мобильнике и заветное слово. Не бывает так, чтобы не было больше никаких путей.

…встречным посигнальте, укажите им дорогу в никуда…

Или другие слова в той песне были? Да какая разница?! Не бывает! Не бывает так, чтобы захлопнулся капкан, и не нашлось в рукаве отмычки, шпильки в волосах, мысли в моих переклиненных мозгах.

Но вот оно, есть… вот, сижу, ругаюсь трехэтажными конструкциями, бью кулаком в пол, все делаю, чтобы унять этот мерзкий липкий страх перед неизбежным. Я не хочу умирать.

Я просто не хочу умирать, потому что я люблю жить, даже если сама жизнь превосходит самый отборный бред.

«Карма… наверное, тебе пора знать правду…»

«Какую? Наш король – трансвестит? Что он козел, мы уже с нашей леди-блонд выяснили».

Юси невесело усмехнулась.

«Да… это была бы та еще бомба. Но нет, другую, ту, которую теперь ты можешь знать».

«Это мне напоминает концовку мыльной оперы».

«Ты зря смеешься… я чувствую, ты боишься… и я тоже».

«Ладно, выкладывай».

«Вот так просто?»

Ага. Вот так просто. Ты расскажешь, а я неожиданно соображу, как можно взломать этот беспредел, и выкарабкаться к жизни.

«Этого мира не существует. Вернее, не так. Он просто придуман тобой».

Так, начинается. Это даже хуже постоянных размусоливаний про наши с Арвеллом отношения. Бред, чушь и ересь, порожденная процессом умирания. Говорят, что такое бывает. Видимо, духов тоже накрывает.

«Нет, так оно и есть, это правда».

Я, конечно, понимаю, что история кружит по спирали, мода постоянно возвращается, а античная культура начинает внезапно влечь к себе толпы людей, но уже смешно, ей богу. С этого началось мое пребывание в этом мире и эти же должно закончиться? Вопросом – где я и что со мной? Я в коме? Галлюцинирую? Или вернуться к идее военного полигона?

«Нет, Карма…»

Юси замолчала, и от этого молчания мне стало не по себе.

«Продолжай, ладно… Юси?»

«Я здесь… Как бы это начать… Начну издалека, как сумею…»

И начала, беспощадно и безжалостно, как ребенок, отрывающий насекомым лапки, отхватывать от моей души что-то особенно важное, выпестованное, пробившееся особо хрупкой и уязвимой жилкой. Просто, монотонно рассказывая своим детским голоском, уже решая за меня, за всех, за мир, ибо лучше…

«…срез, пластина с нанесенным эскизом. Нет никакой логической оценки, никаких сценариев, лишь все тобой увиденное, продуманное, прочувствованное, представленное, воображенное, осознанное, а также неосознанное, зарожденное и только начавшее зарождаться спонтанно выплеснулось в здесь и сейчас, создав прообраз мира, зыбкий, но раскинувшийся в пространстве, рванувший в прошлое и будущее, затвердевший ровно настолько, чтобы можно было существовать, чтобы ты могла обернуться назад и несмело взглянуть вперед, чтобы свелись в отлаженную систему природные законы, чтобы запустились все круговороты – вещества, энергии, информации, чтобы люди стали людьми, а нелюди – нелюдьми, чтобы происходила выбраковка и сортировка, чтобы возникла автономность и цельность. Но… Карма, Карма, Карма… ты так привыкла к запасным вариантам, к существованию альтернативных дорог, что, даже породив этот мир, ты не смогла, вернее, твоя сущность, не сумела обойтись без черного входа. Точнее, уместнее сказать, запасного выхода. И именно он оказался, увы, недостающей каплей, не нанесенным штрихом, не позволившим завершить и воплотить картину мира в реальность – стертое воспоминание о переходе в этот мир. И тебе немногое нужно, Карма, просто вспомнить, чтобы чуть затвердевшая иллюзия снова расплылась призрачным маревом и растаяла без следа. Но почему ты, да? Как такое вообще возможно, так? Ну, опять все упирается в твою привычку прятаться в собственных фантазиях, если нет иного спасения. Помнишь, как это было в детстве?»

Помню. Было. Вечно надравшаяся до потери человеческого облика мать и ее похотливые мужики. Это я потом научилась убегать из дома, а не в книжные воспоминания о прекрасных принцессах и рассекающих космические просторы звездолетах. В один из весенних дней я убежала окончательно, тихонько притворив входную дверь. А менее чем через полгода, я стала воспитанницей Лены…

«…покажу тебе. Ты поехала к клиенту из Питера, Петьке Веселовскому, бывшему однокласснику. Вы поднялись к нему в офис…»

Мне хотелось все остановить, заставить замолчать звучащий в голове голос, выключить его, как выключают радио. Но он продолжал с какой-то садисткой увлекательностью описывать едва ли не каждую минуту события, запуская неведомые доселе тяжелые шестеренки заржавевшего механизма воспоминаний.

– Нет. Нет, не надо…

Но поздно, слишком уже поздно.

«Да, Карма, да. Вот почему я так боялась, что ты вспомнишь. Потому что, когда ты перестанешь существовать, миг этого мира исчезнет…»

– Нет!

…второй удар оказался даже не ударом, я и боли-то не почувствовала. Но треснуло под затылком стекло, окрасилось первыми каплями крови. Побежали, стремительно набирая скорость, во все стороны прямые и зигзагообразные трещины, расползлись, расширились и выпустили на свободу. Мерцание, блеск, звон – осколки стекла срезали один волос, другой – где ближе к корням, а где уже и у кончиков, скользнули по лицу и взметнулись в черное неживое небо, где на мгновение замерли, и устремились вслед за мной. Красивые, завораживающие, как удивительные волшебные звезды, они притягивали к себе взгляд, и так трудно было заметить что-то еще. Но ворвались стремительно убегающие ввысь ослепленные этажи, слились в единую исполосованную росчерками стену. Я падала. Я стремительно падала с вершины небоскреба и неслась навстречу равнодушному асфальтовому полотну, перекореженному трещинами и ямами, заделанному неумелыми заплатками и заляпанному вечной грязью. Лишь сегодня робкий поздний снег попытался прикрыть его уродливую наготу.

«…и исчезнем все мы. Карма, ты падаешь. Ты продолжаешь падать, вылетев из окна офиса, и от момента, когда твой череп разлетится вдребезги, тебя отделяет всего одна сотая секунды…»

– Нее…

Звезды… мерцают, искрятся, отстают… не звезды, простые осколки стекла…

Тьма.

Часть 4. Проверка

Глава 39

Хорошо быть ребенком. Ребенок не терзается от вопросов, какое его место в жизни, не сомневается в своих мечтах, наделяет жизнью все, что видит вокруг, окружает себя невозможными, смешными и преданными друзьями, теми, что невидимы бестолковым взрослым. Он просыпается и не нарушает безмятежность солнечного утра неповоротливыми уродливыми планами, он просто искренне бежит в огромный мир одного дня, где нет ни пределов, ни границ. Ну, разве что, родительские запреты. Бывает, конечно, что возникают фиксированные точки событий, когда маленький человечек знает, что сегодня будет то, чего он с нетерпением ждет, или же, напротив, не желает. А так – жалуется плюшевый медведь на ушиб и едят куклы песок с тарелок-листьев, несет по волнам на необитаемый остров кресло-корабль, а старая скрипящая кровать позволяет подпрыгнуть до небес. А так – разит острый меч, подобранный с растрескавшейся земли, хранит заморскую тайну закопанный под высоченной липой камень, и особо опасна и недосягаема отшлифованная до блеска гора. Не грызет, не гонит время, наоборот, ласково разворачивает бесконечный путь целого дня, а за ним – еще одного, и превращает лето в бесконечность. Что ни поворот, то огромный мир. Что ни мысль, то бескрайний мир. Что ни игра, так снова – миллионы и миллиарды миров. Только эти взрослые ничего не понимают, лезут, все портят, рушат, да еще и начинают сыпать тяжелыми и неправильными словами. Мир ведь разрушили, сломали, осквернили своими глупыми правилами и законами. Да еще и кричат, что все это ерунда, чушь. Но как может быть мир ерундой? Он же поломался, его надо починить…