Текст книги "Одна сотая секунды"

Автор книги: Алди Иулсез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

…сизой поступью подкрадывается утро, принюхивается, гасит мягкой лапой утомленные фонари. Поднять тяжелую голову, заморгать и вытаращить сонные глаза, уставиться на черный силуэт напротив. Как же четко обведен, как резко очерчен контур профиля. Но смягчаются тени, отодвигаются в углы, уходят вместе с волшебством ночи. Долгожданная прохлада успокаивает задержавшихся полуночников, ободряюще касается длинных, негодующе вспенивающихся серыми клочьями длинных волн, разгоняет последних сонных посетителей бренчанием музыки ветра. Плывет силуэт, растворяется, облетает, являя зарождающемуся дню уставшего человека.

Шелестит отголосками пляжная полоса, готовится к новому буйству бьющей через край жизни. Удивительно, столько кружили, плутали, перебегали из одной действительности в другую, а нет же, будто и не убегали никуда, вернулись едва ли не в исходную точку.

Лабиринт чудес, загадочное переплетение дорог, слои из сказок и преданий, манящая изнанка бытия – и все это теперь уходило, оставляло, укрывалось от безжалостного наступления новой эпохи солнечного света. Вернуться? Не вернуться, остается только сохранить пыльцу, как напоминание, в особом закутке души.

– Ну и кто ты такая? – Ночной незнакомец теперь был под стать рассвету – холоден и безучастен, слетела и с него теплота и таинственность минувшей южной ночи.

«Юси, я напилась до поросячьего визга?»

«Нет. Но это тебя не оправдывает».

«Что ты имеешь ввиду?»

«Ха… когда я пыталась достучаться до твоих куриных мозгов, ты размышляла исключительно о том, как соблазнить этого типа».

«И что тут такого?»

«Да ничего особенного, если не считать того, что на нас попытались оказать некое магическое воздействие».

Мужчина не дождался ответа, молчаливо наблюдал за тем, как отголоски невесомого призрачного рассвета претворялись в реальность, выхватывали из небытия первые цвета, примеряли и несколько неуверенно все же их утверждали. Наверное, там, где-то за углом пестрой крыши, за хаотичной мозаикой городских переплетений улиц уже во всю пылало небо, но здесь, на этой крошечной площадкой, вознесшейся над ворчливым океаном, еще плыли тени ушедшего.

– Закрываются… идти надо, – несколько неуклюже сообщила я, поняв, что самым лучшим будет просто сейчас расстаться.

Он пожал плечами:

– Я совладелец этого заведения.

– Однако… – не нашлась я.

На меня смотрели пытливые глаза – разочарованно и в то же время заинтересованно. Светлело все быстрее, все жестче выдергивало тот неизбежный хлам, что остается после любого бала и пиршества. Ползали по пляжу первые фигурки, собирающие мусор, ползал по лицу ночного друга мой взгляд, отмечая отпечаток усталости, так некрасиво отразившийся на его челе.

– Не ведьма ведь, человек… или не человек? – Спросил он очень тихо. – И не вампир, да и если бы даже вампир… нет.

– А тебе какое дело? – Скрывая настороженность, несколько грубовато ответила я.

– Я не чувствую твоего времени.

Ничего себе заявление. Я поискала взглядом на столе остатки вина, но не найдя таковых, плеснула в бокал сока.

– А при чем тут мое время?

Начавшийся разговор скатывался по какой-то абсурдной плоскости. Что значит – чувствовать мое время? Будущего моего, что ли, не видит? Ну, так это объяснимо, ничего удивительного нет, я же мертва. Этот тип, конечно, этого не знает, но это уже не мои трудности.

– Не бери в голову, – он чуть улыбнулся, снова отвернулся от меня, погрузившись в какие-то свои размышления.

Ну и пусть размышляет, а мне пора. И так, чувствую, Рада выскажет мне пару ласковых, а мальчишки для профилактики добавят. Слишком беспечный и эгоистичный поступок я себе позволила, тут уж бесполезно спорить. От праведного гнева меня теперь действительно только чудо спасет.

Я начала вставать, но снова плюхнулась на попу от окрика Юси.

«Стой!»

«Э-э…»

«Прежде, чем свалим, можешь у него кое-что спросить?»

«Зачем?»

«Проверить одну догадку хочу».

Повинуясь, я повторила вопрос духа:

– Послушай… – а ведь имени так и не знаю, не нужно оно было, – а ты случаем не маг?

Мужчина нехотя вернулся ко мне, уставшие веки сомкнулись и снова разошлись, явив обсидиановый блеск. И в этом блеске что-то медленно перетекало, обреталось новым, заставлявшим уже меня не торопиться с уходом.

– Возможно, – выпустили чувственные губы.

– Эмоционального… профиля? – Ткнула я наугад.

Он не рассмеялся, наверное, только благодаря своей воспитанности, но глаза все выдали лучше любых слов и действий. Но не это меня встревожило, и даже не вопрос Юси повлиял на мое чутье, и даже не отсутствие ответа. Мысль бродила где-то по самой обочине сознания, но соскальзывала в пропасть, едва я пыталась к ней обратиться. И снова возвращалась, но ровно настолько, что бы ни я, ни моя попутчица не могли ее распознать, понять, вычленить из потока прочих и с облегчением воскликнуть «Да это же ведь…». Она была слишком простой, чтобы сознание ее могло зацепить, очень привычной. Она походила на всем знакомый предмет, который поместили в необычное положение. Как, например, рисунок вилки не сверху или сбоку, а со стороны зубцов… Рисунок! Рисунок талантливого Уэлла, сделанный по словам футуролога.

«Юси!» – я завопила мысленно так, что сама чуть не оглохла, если в этом случае применимо такое сравнение.

«Что?»

«Юси, помнишь рисунок Уэлла? Тот, на котором изображен долбанный Неуловимый Джо?»

«Конечно!»

«Можешь попробовать его мысленно омолодить и сопоставить результат с этим мачо, что перед нами?»

«Ты думаешь, что…»

«Ничего еще не думаю. Просто сделай! Ну, или наоборот, накинь нашему магу лет так сорок. Пожалуйста».

«Уже. И ты знаешь… в общем-то, совпадает. Ну, мне так кажется».

«И мне. Спасибо».

– Все еще думаешь, кто я? – Я едва сдерживала радостное возбуждение, мне приходилось особо пристально следить за своими эмоциями, мимикой, жестами и интонациями, чтобы случайно не спугнуть севшую на расстоянии вытянутой руки птицу везения. – Я не вампир, не зомби, не ведьма и не кто-то там еще. Я человек, простой смертный такой человек. А вот ты, мой загадочный друг, действительно интересен.

– Чем это? – Усмехнулся он. – Нераспознанным тобой профилем?

Как правильно сказать? Как его увлечь и притащить к Раде? Увлечь собой, своим телом? Уже слишком поздно, раньше надо было соображать. Завести интеллектуальную беседу? Тоже уже не то. Что тогда? Чем?

– Многим. Ладно, рассказываю. То, что я скажу, тебе может показаться чушью и бредом сумасшедшей, но так уж сошлись звезды. Если в двух словах, то, по мнению нашего футуролога, ты станешь еще одним участником абсолютно ненормальной команды, спасающей мир. Можно начинать смеяться.

Мужчина лишь пожал плечами, казалось, его совершенно не интересовало озвученное мною. Наверное, я не первая, кто пытался урвать еще пару лишних минут.

«Он как пыльным мешком огретый».

«Карма, если это значит „он чем-то расстроен“, то я соглашусь».

– Тебя как зовут? – Главное, не прерывать диалога, не молчать, не дать ему шанса спокойно распрощаться и откланяться. Он не торопится, но уже не наслаждается моим обществом…

– Далим Ра.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, Далим, что за магию ты попытался применить по отношению ко мне? Знаешь ли, такое не каждый день происходит, любопытно все же.

– Не переживай. Просто легкое эмоциональное воздействие, чтобы ты согласилась составить мне компанию.

– Но ты же маг не эмоционального профиля! – Запуталась я.

– Нет. Я настройщик.

Что-то я уже совсем ничего не понимаю. Кто такой настройщик? С этими их названиями сам черт ногу сломит.

Похоже, Далим счел меня забавной. Пусть, зато он снизошел до объяснения.

– Я маг, это правда. И мой профиль – время. Я занимаюсь временем.

«Карма! Не знаю, как ты это сделаешь, но этот мужик нам нужен! Время, блин! Время!»

«Знаю! Не мешай!»

Ночь окончательно уползала, подбирала и утягивала свои ошметки, забирала последние покорные тени, сдирала молодость с лица Далима Ра, смывала одолженный на время своего царствования цвет волос. Все четче проступали множащиеся морщины, все краснее становились глаза, усыхали и теряли чувственность полные губы, вваливались и обвисали щеки, складками собиралась кожа под подбородком. И вместе с тем все смелее расправлялись плечи, наливались силой руки, выравнивалась спина.

Все медленно менялось в молчащем человеке, неспешно текли метаморфозы, но они так поражали безотчетным ужасом, что дышать было невозможно, ибо как бы непроизвольно не обернулось дыхание резким вскрикиванием.

Не обернулось, сдерживая себя, через ком в горле, я спросила:

– Останавливать его можешь? Вспять обращать?

Не ответ, всего лишь взгляд насмешливый, красноречиво говорящий «Да что ты можешь понимать, глупенькая?».

– Позволь тебе, невозможная леди, рассказать кое-что. Ты смотришь на меня и видишь чудовище. Ты боишься и ничего не понимаешь, так? Знаю, что так, не оправдывайся. – Его тон изменился, как меняется у человека, долго хранящего неудобную колючую тайну, а потом попавшего в плацкартный вагон, где можно поделиться самым сокровенным со случайными людьми. – Забавно, я маг-настройщик, попал в ловушку времени. Часть меня существует в одном временном направлении, а другая часть – в противоположном. Не проклятие, долг… неважно. И вот, такой я пытаюсь выжить, чтобы наслаждаться вином, женщинами, великолепными закатами, интересными книгами, вкусной едой. Но как выжить магу-настройщику, когда его тянет в разные стороны? Приходится красть время у других, у красавиц, подобных тебе. Понемногу, украдкой, где час, где два, чтобы просто чуть сдвинуть две свои половины и дотянуть до следующей ночи. Поверь, я люблю женщин, я наслаждаюсь их обществом. Я нахожу обделенных, грустных, чуть-чуть влияю одной безделушкой и после веду их в удивительный мир. Я дарю цветы, я покупаю им драгоценности, я показываю самые интересные места, я исполняю любые капризы и никогда их не обижаю, не принуждаю. Я просто мелочно и подло ворую чуть-чуть времени. Они даже не понимают этого, они благодарят за чудесно проведенное время, награждают легким поцелуем, растворяются в лучах восходящего солнца и после долго, я думаю, вспоминают эту ночь, не подозревая, что их жизнь сократилась на час, на два… Я же просто живу еще одни сутки. Я хотел и твое время взять, стащить, оторвать себе кусочек. И не смог, потому что у тебя его нет.

Я, поколебавшись, опустила ладонь на его загорелый, стиснутый так, что посветлели костяшки, кулак. Улыбнулась – чуть виновато, но и ободряюще.

– А что это за безделушка? Черный камушек, да?

– Да, он. – Он стряхнул мою кисть, пальцами потянул за шнурок и извлек оплетенный кулон, один в один соответствующий восьми камням из «Вдовьих слез».

Я едва не задохнулась от увиденного. Уж не знаю, что сейчас происходило на небесах и что повлияло на творца мирозданья, но удача не просто ослепительно скалилась в тридцать два зуба, а нежно обнимала меня за плечи и напевала в ухо ободряющие оды. Нужно лишь было не сорваться, сконцентрировать все в необходимые слова, наделить их таким смыслом, который откроет передо мной, перед моими спутниками неподатливые двери.

У меня были такие слова.

– Далим… мне кажется, что мы можем помочь другу-другу. – Я поднялась, посмотрела сверху вниз и продолжила с непоколебимой уверенностью. – Мне нужен твой артефакт, но взамен я предложу тебе познакомиться с тем, кто сможет дать достаточное количество времени.

Глава 25

– Рада, нужно твое время, – говорю я торопливо, прежде чем ситуация выскользнет из моих рук.

Я уже вижу эту всеобъемлющую алчность, пусть и разбавленную другими чувствами, но слишком слабо, чтобы не замечать ее превосходства в глазах практически каждого. Да, сквозит в открытой и светлой улыбке гордость у точно сделавшего прогноз Ридика, довольно, не скрывая радости, сравнивает Уэлл рисунок с тем, кто сейчас находился под перекрестьем взглядов.

Вампирша не среагировала, будто не услышала мои слова. Первая реакция – отсутствует, вторая же почти непроизвольная:

– Что?

Притягивает к себе взоры черный камень, лежит на ладони, ждет своей цены. А цена эта ныне не в деньгах измеряется, во времени. Сколько минут, часов, дней стоит осколок артефакта? Сколько требуется, чтобы получить шанс спасти друга? Или все же не только друга, но уберечь мир от грядущих потрясений, которых так боятся футурологи, заставляющие и остальных содрогаться?

Мы все, позабыв о собственном значении и затаив дыхание, терпеливо ждем, боясь невольным жестом сломать что-то незримое и очень важное. А эти двое – неподвластная времени и управляющий временем – смотрят друг на друга и будто бы ведут бессловесный диалог. В старческих глазах мага плещется опасная жажда, наркоманская тяга, необуздываемое желание припасть, испить бесконечного времени, утолиться вдоволь. Но – сдерживается, лишь ладонь с камнем слабо подрагивает. Боец ли он? Или просто рохля, бесхребетник?

Рада не спешит. К бессмертию очень быстро, наверное, можно привыкнуть. Поначалу пьянит, вызывает невероятные фантазии, после же, напротив, страшит, когда приходит осознание, что с поезда сойдут друзья, близкие, любимые и даже сам мир. Накатывает необъяснимая усталость, за усталостью – смирение, за ним уже подтягивается равнодушие, требующее все больше сил для проявления чего-то живого и человеческого. Удивляться уже нечему, любой прогресс предсказуем, потуги футурологов смешны, расчетам подчиняются все большие сферы бытия, в числа облачаются спонтанные и случайные области, такие, как любовь или тоска, верность или предательство. Чему можно удивляться? Ничему. Но приходиться, не ради высоких целей, а ради попытки сохранить самое себя, не стать такими, как вечно спящие старшие по духу и сущности. Только все же несколько неожиданно рыжеволосая девчонка сбивчиво выпаливает:

– Дай свое время.

И иная цена назначается куску бессмертия, всему бессмертию. Отдать, зная, что не убудет? Продать?

Мы ждали, пока через какое-то время будет решен вопрос о времени, пока не считающая дней решит, желает ли она купить настройщика – то ли самого ценного, ценнее, чем остальные маги вместе взятые, то ли еще более бесполезного, чем песчинка на гребне дюны.

– Сколько времени и в какой срок можешь обработать? – Рада не отвечает мне, она видит перед собой исключительно обладателя частицы артефакта.

Потускневшие обсидианы смотрят уже иначе, в них сквозит уважение.

– В сутки, в среднем, две минуты и тридцать две секунды с половиной. Раньше доходило до шести минут и трех секунд.

В час, получается, по сути, едва ли более десятка секунд. В минуту – какие-то сотые доли. Это приблизительно, не вдаваясь в расчеты. И какова цена сотых долей секунд?

Кто-то скажет, что невелика. Тот, кто не знает, с какой скоростью отравленная игла пробивает человеческую кожу. Тот, кто не знает продолжительности произнесения последнего фрагмента заклинания боевого мага. Тот, кто не рвал ногтями землю, сгорая от бессилия и осознания того, что не хватило всего каких-то сотых долей секунд. Знает ли вампирша цену одной сотой доли секунды? Испытала ли когда-то на себе этой душащей нехватки какого-то паршивого мгновения?

Она сказала «обработать». Значит – не просто остановить или обернуть поток времени вспять? Что-то иное? Юси нерешительно сообщила, что, возможно, – это соотнести все временные потоки так, чтобы мир не треснул по швам, чтобы не замкнулся на самое себя, не переслоился, не перестал существовать. Но я не почувствовала силы в ее утверждении, как нет ее в неподтвержденной догадке.

Сколько времени стоит такой мастер, редчайший из мастеров? Ведь я вижу алчность, растапливающую даже серый лед глаз. Сколько стоит маг, даже не могущий обработать пяти минут в сутки?

Терпеливо ждем ее ответа, не в силах целиком владеть собой. У кого уголок рта дернулся, кто пальцы нервно сплел в замок, кто губу прикусил.

И Далим Ра, не скрывая безумной жажды и не позволяющий себе лишнего движения, тоже ждет. Видно, что знает и себе цену, и ей.

– Хорошо, – кивок головой, привычный звон колец в волосах, – за сутки, проведенные с нами, получишь сутки времени. Такова цена за артефакт и твою работу.

Жадность исчезает, но взамен не приходят ни радость, ни восторг, ни неверие.

– Договорились.

Спокойствие в глазах, за спокойствием – расчеты. Пока остальные размышляют над услышанным, они двое прекрасно понимают, что цена не столь высока, чтобы безоговорочно соглашаться. Но она и не столь низка, чтобы отказываться или торговаться. Сколько вытянет секунда обработанного времени? Хорошо, если всего пару часов. А если потребуется использовать все две минуты и тридцать две секунды с половиной разом? За этим ведь и смерть может последовать. Или нет?

Но я подозреваю, что маг-настройщик, скорее, все-таки боец.

Глава 26

Каенаты достигли за шесть часов и пятьдесят минут, уже к ночи. На островах Айли-Ивиж оказались еще через сорок семь минут. У башни Дасао Греккера, начиная с момента отсчета, – через восемь часов и две минуты.

Холодно и цинично раскрывались рты, называя суммы.

– Четыреста тысяч за человека.

– Двенадцать.

– Пятьдесят.

Перевести все в инстеды – две с лишним сотни и растаяли бесследно. Растаяло бы и больше, но у двух владельцев удалось сбить цену. Уэлл предложил сунуться в незарегистрированные, но Рада не рискнула. Где гарантия, что один разбитый диод не перешлет тебя отдельными частями?

Дасао Скряга ответил на письмо какого-то дурачка Ра, предложившего обменять на что-нибудь камень, некогда являвшийся частью ожерелья «Вдовьи слезы». На что обменять? На адрес Далима пришел список, явно не соответствующий ценности артефактов. Кубок Горгия Вельвеча, осколок зеркала Тумхиты, рубиновый диск, черный бриллиант.

Наверное, Дасао радостно потирал руки, избавляясь от дефектного камня.

Башня коротким отекшим перстом указывала ввысь, грозила, предупреждая, что не стоит даже в мыслях пытаться обмануть ее обитателя, а то хуже ведь будет, придется пинать исключительно на себя. Дасао Греккер немало пожил на этом свете, чтобы наивно попадаться в ловушки простачков.

Оцинкованная дверь не сразу раскрылась передо мною и Далимом. Заскребла по серому камню, разверзла тусклое нутро. Так и тянуло оглянуться, убедиться, что все хорошо, что нас ждут. Но нет, остальные слишком далеки, у той условной черты, которую настройщик велел не переступать ни под каким предлогом.

Шагнули в душный полумрак узкой захламленной прихожей.

Маг велел ничего не трогать и ни о чем особенном не думать, лишь о камне, как не о величайшей ценности, но как о еще одной бирюльке. Я ничего и не трогала теперь, усердно отгоняла лишние мысли, представляла, каким украшением может стать «Черный Принц» в обрамлении белого золота нового ожерелья.

Выплыл Дасао – мелкий, жирный, шевелящий пухлыми тестообразными пальчиками, унизанными яркими перстнями. Присмотрелась – на некоторых пальцах и по два, и даже по три. Из-под самой головы, из-под вздувшейся складки, что закрывала шею, поползли цепи и цепочки, шнурки и веревки, неизбежно заканчивающиеся когтями, зубами, камнями, клыками и, кажется, даже костями. Шевельнулись бесформенные кисти рук, и заиграли, заблестели цитрин и гранат, малахит и бирюза, яшма и лазурит, гематит и родонит, берилл и турмалин. Сделал шаг, всколыхнулся всем телом, подмел полами пестрой мантии полы, отозвались звоном ожерелья на необъятной груди с аметистами и рубинами, цирконами и лабрадорами, агатами и янтарями.

Тонкий писк возвестил:

– Принес ты, собрат по природе, то, что обещал?

– Принес, – незаметно придержав меня, выступил вперед Далим. – Сохранил ли ты, собрат по природе, почтенный Дасао Греккер Хранящий то, ради чего я пришел?

Скряга усмехнулся.

– Сохранил. Покажи мне камень, ради которого я должен отдавать тебе жемчужину своей коллекции.

Настройщик извлек мешочек, распустил тесьму и продемонстрировал минерал.

От меня не ускользнули, как вспыхнули глаза хозяина башни.

– Похож… – с сомнением протянул Дасао, теребя одно из ожерелий.

– Мне нет нужды тебя обманывать, – отрезал Далим.

– Нет, говоришь? – Покачнулся Скряга.

Будто колонна пошатнулась.

– Ближе, ближе, – потребовал Скряга.

Неизвестный источник света разгорелся ярче, разогнав сумрак. Черный камень в руке мага вспыхнул искрами и исчез из виду, сокрытый зажавшими его пальцами.

– Не заигрывайся, – предупреждающе сказал Далим, – желаешь совершить сделку, так совершай. Покажи бриллиант моей женщине. Если он ей понравится, то я отдам тебе последний фрагмент артефакта. А если нет, то тебе придется постараться меня убедить произвести обмен.

Рот Дасао выгнулся подковой, щеки, висящие бульдожьими брылями, опустились еще ниже.

– Ладно, собрат, твоя правда, – теперь и его руки держали камень, тот, ради которого мы пересекли почти весь континент, – вот он, прекрасный образец, чистейший и идеальный, прекрасно ограненный и несравненный. Смотри, леди, мало где еще такой найдешь экземпляр, остальные ведь как сделают – зачаруют, и подсунут булыжник вместо сокровища. А я, Дасао Хранящий, человек честный…

Я уже его не слушала, я неотрывно смотрела на перелив света на гранях, на черную бездонность, на глубинную бархатистую сущность.

– Ну… – добавил я некоторую напряженность.

– Нравится, дорогая? – Склонился ко мне Далим.

– Большой, смотри какой большой! – Подхватил Скряга и ткнул рукой с бриллиантом мне под нос.

И я, забыв обо всем на свете, медленно его сняла с потной ладошки…

…слишком тяжело, застывший воздух не пропускает, и мне бы ни за что не пройти, но уверенно тащит вперед маг, тянет на буксире, выдергивает из духоты башни, не дает остановиться, лишь раз оборачивается, и я содрогаюсь, напоровшись на одряхлевшее и обозленное лицо, и уже сама карабкаюсь вперед, к барьеру, за которым башня станет просто башней, а не нашпигованной артефактами охранной системой.

Все знают, что Дасао Скряга безумен настолько, что любая неверная мысль, любое резкое слово могут сорвать с цепи его стражей. И горе тому, кто отступился, ошибся, позволил себе позариться на чужое достояния. Нет спасения несчастному, если он облапошил жирного мага, если хоть намеком дал понять, что унесенное куда ценнее, чем оставленное: слетят со всех сторон заклятия, размозжат кости, спалят глупца так, что даже праха не останется. Горе несчастному, если он только не маг-настройщик, быстрее безумца собравшего в хитрый узел временные волокна и прогнавший через прореху себя и свою незадачливую спутницу.

Рухнул на колени Далим Ра, изнуренный, выпустил бессильно из рук потоки времени, слишком истощенный, чтобы что-то говорить.

Подлетела из тени Рада, схватила за плечи, встряхнула, вынудив обратить к себе разом постаревшее лицо.

– Все, все уже. Бери, пей, забирай.

Сама ведь когда-то умирала от неутолимой жажды.

Расслабились пальцы, выпустили бриллиант. Сверкнули грани, пробежал по плоскостям антрацитовый блеск и замер, когда бриллиант лег в мою подставленную ладонь.

Выше, прямо к самым глазам. Триста тринадцать лапидов размером с грецкий орех с мелкой белой примесью. Триста тринадцать, стоящие мира во всем мире.

Маг через силу поднял голову, и наши глаза встретились. И там, в зеркале его зрачков я вдруг увидела саму себя, невозможную, непонятную, не живую и не мертвую, но знающую, что больше никто не сможет взять этот бриллиант. Разве что только через мой труп.

Я держала на ладони мир.

Часть 3. Технологии

Глава 27

Уже не снимали комнаты, не смотрели расписания. Время неслось обезумевшим скакуном, и никто не в силах был предотвратить его бег.

Восемь дней отделяло все слои реальностей от разделения их на «до» и «после». Так что зачем снимать какие-то комнаты? Забрели в ближайший приют для странников, заказали щупальца осьминогов в лимонном соусе и рыбные прослойки с маринованными виноградными листьями, махнули по стопке красной водки и замолчали, терпеливо ожидая, когда произнесет хотя бы слово та, что не замечала ни еды, ни действительности.

А я действительно не замечала, лишь немного плыла от алкоголя и не выпускала из ладоней «Черного Принца».

«Что ты чувствуешь?»

Вопрос Юси остался без ответа. Да и был ли он услышан? Был. Услышала каким-то лишним краем самой себя, тем же самым, что фиксировала происходящее, тем самым, что позволял взирать на все со стороны и отмечать каждую деталь, облаченную в звенящую четкость.

– Карма так и будет с ним сидеть? – Не выдержал Уэлл.

Буду, юный наследник эльфийского дома Вестренденских, так самоотверженно поверивший чужим словам и бросившийся на защиту мира. Видишь, юный друг, нет никаких сражений, и даже смерть небрежна к нам, она с ленцой лишь изредка поглядывает в нашу сторону краем глаза, хмыкает и убирается по своим делам. Видишь, мой славный друг, нет никаких боев и нет нужды обнажать кленки и скрещивать их, ибо в вашем мире теперь принять сечь врагов информацией, упорством и все той самой пресловутой верой. В вашем мире молчит оружие, бесполезное против стука колес поездов и синих всполохов телепортов, против яркого света экранов и таблиц Скриббера.

– Не мешай, – одернула Рада, – если Арвелл в ней не ошибся, то теперь и она не ошибется.

Не мешает, подруга, отщепенка от дома Солейнов, его позор и великолепие. И ты не мешаешь и не помешаешь, самоотверженная до последнего волоса в хвосте, до последней секунды в своей жизни, мертвая, но живая, просеявшая бытие сквозь пальцы и сохранившая лишь то, что воистину имеет значение.

Королева камней. Я. Непризнанная и самовозведенная на известняковый трон. Была бы магом… Хорошо, что не маг, не ведьма, а то бы пронзались кальцитовыми жилами сердца неугодные, спекалась бы в гематит кровь предателей, застывали бы кремнием легкие подлецов.

Сама бы обернулась камнем, дабы не пихать палки в колеса бесполезных жизней, в которых за шелестом купюр и блеском роскоши ворочаются честь и низость, гордость и трусость.

Нет, и не королева. Просто слышу их, чую, чувствую нутром. Грани характеров, грани минералов, плоскости интересов, плоскости камней, сингонию души, сингонию кристаллов – искать ли различия? Люди лживы, камни честны. Я лжива, а камни все равно честны. Как и этот, покоящийся на ладонях. Белесая примесь смотрит то ли в будущее, то ли в прошлое, черная глубина зовет в еще один последний полет. И разве можно отказать? Нет, не противиться, идти следом, ступать и бережно нести под открытое небо. Кто-то рванулся позади, кто-то остановил рванувшегося.

– Сегодня лунная ночь, видишь?

Бриллиант вобрал в себя лунный свет, ответил таинственным мерцанием, холодный и вечный, находящийся дальше самой далекой звезды, дальше последнего предела, дальше всех логических и нелогических доводов. Вне слов и вне разума, вне реальностей и вне нереальностей.

Он.

Она. Она – это я.

Вера в свою силу. Вернее, вера в веру в свою силу.

И начхать на ее мифичность и несостоятельность.

Время летело в бездну, бездна рушилась под натиском времени. С небес сыпались мерцающие звезды, а под ногами распахивалась морская глубина. Да, нельзя вспоминать, нельзя… о чем можно? О крыле, что взрезает волны? О молниях, вспарывающих небо? О свободе, распирающей грудь криком? О вопле ненависти, брошенном в спину? Почему ты тогда не обернулся, Арвелл Вега Рутхел, глупый и нерешительный мальчишка, разменявший век?

Он слишком далеко, чтобы говорить.

– Ты слишком далеко. Ты там, где нет миров, где не сформировались коридоры. Где нет даже теней. И я не знаю, где это…

Не знаю, не представляю, не могу создать тот верный образ. Стою, являясь вроде бы человеком, но слишком беспредельная, чтобы в этом «здесь» и «сейчас» им быть, слишком многое замечаю, слишком многими глазами все вижу, слишком многими ушами слышу, как будто я уже и не я, а мироздания спонтанный всплеск, не имеющий ни формы, ни границ.

Рада и не заметила, что возносит молитву, еле слышно шепча слова, идущие из сердца. Осознала только тогда, когда теплая ладонь накрыла ее кисть, чуть сжала и отпустила.

– Она справится, эта невозможная леди. – Голос Далима прозвучал мягко, успокаивающе.

– Она просто человек. Она уже могла…

– Ты же знаешь, что нет.

– Знаю…

И я смотрю глазами мага на ту, что не позволит себе лишнего, даже если прямо сказать о том, как она желанна. Что я для нее? Мимолетный росчерк, очередной инструмент, оскверненный смертностью. Но ведь подняла голову, посмотрела так, что становится понятным: если спрошу позволения коснуться ее губ, то позволит, ответит…

…отвечу, потому что и этому знаю цену. Ибо чем дольше жизнь, тем бесценнее минуты, напоенные не просто продажей собственного времени, но тем забытым чувством, исключительным и редчайшим, чтобы и его подвергнуть математическому расчленению. И я уже представляю тебя не павшим от неизведанного мне проклятья, но повелителем необузданной сущности, перед которой склоняют голову самые великие, ибо нет никого, кого бы не победило время. Лишь ты способен движением руки рвануть поводья, сбить, прервав полет, заставить замереть. Перед тобой само время падает ниц, покорно простирается, пока ты несмело ищешь во мне тот проблеск разрешения, который позволит сделать следующий…

…в будущем. Вот, выжил же благодаря рыжей драконовой жене, расплетаю нити будущего. Что ты имел ввиду, мой однорукий учитель Берсед Ясноглазый, говоря, что я сведу все концы воедино? Ты многому, старина, меня научил, жаль, не доучил. Погнал в этот Роузветл, где я так бездарно провалился, усмехнулся, явно заметив и этот день. Ты ведь говорил, что нужно порой выбирать меньшее из зол, как выбрал однажды ты, и я постарался тогда не ошибиться. Правильно ли я поступал, учитель? Вон, сейчас сижу, тереблю цветные нити, подсматриваю едва ли не за каждым. Разлетимся мы концами, учитель, все мы, а потом снова сплетемся в одну тесьму. Вернется водной гладью Уэлл, пройдет полем травы Карма, поплетусь я, проваливаясь то по колено, а то чуть ли не по шею в снег. Это в одном будущем. А в другом моего друга пронзают копьем, а он не верит, он еще продолжает отстаивать что-то очень для всех важное, хотя уже и умершее. Но я рядом, и Рада, и маг… а Кармы нет. Но мы не сдаемся, хотя знаем, что уже ничего не изменить. Но, учитель, я не ты, я не понимаю всего этого, я путаю сроки, я иногда даже думаю, что все виденное впереди уже случилось. Или нет? Не случилось? Мне хочется верить, что этот отличный парень действительно восстанет против всех нас и удержит нить, когда мы просто ступим и все неправильно поймем. Мне хочется верить, что все получится, что наши жизни наполнят другие эпизоды. Смотри, учитель, вот те же Рада и Далим. Они сейчас сидят как чужие, а в их нитях я вижу совсем иной перехлест. Ну да, любовь там всякая, все эти слюни. Но отчетливо же, в деталях, как он, маг, выходит из поезда совсем другим, вынуждая с почтением расступаться пассажиров и встречающих. Пусть его одеяние уступает одеяниям иных собратьев по искусству, пусть серая мантия без роскошного шитья, подпоясанная простой веревкой, и не единого магического атрибута, кроме подвешенных песочных часов, но люди все равно интуитивно чувствуют силу, отодвигаются, шепчутся, глядя на него. Одна смотрит лишь иначе – чуть удивленно, чуть насмешливо, и очень тепло, так, что лед тает в светлых глазах. Опирается на ограждение и не знает, то ли на шею броситься, то ли дождаться, ибо к такому невозмутимому типу просто так девчонкой не рванешь… А дальше не хочу смотреть, учитель, я уже говорил – сплошные слюни. Но почему я вижу, хватаю такие мелочи, столь бесполезные сейчас, когда мне бы приоткрыть иное, вглядеться в…