355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альберт Зеличёнок » Купериада (СИ) » Текст книги (страница 8)
Купериада (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:54

Текст книги "Купериада (СИ)"


Автор книги: Альберт Зеличёнок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

...Допрос продолжался четвёртый час. Агент Дейл применял оригинальную методу, видимо, изобретенную им самолично. Расспрашивая Куперовского, он в самых патетических местах направлял ему в глаза луч электрического фонарика, который постоянно вертел в руках. Иногда он менял приём, освещая уже собственное лицо снизу вверх, отчего становился похож на голодного вурдалака. В остальном комната была погружена во мрак, из которого блуждающий свет вдруг выхватывал лица собеседников, угол стола, заваленный бумагами, сейф, чучело совы, гинекологическое кресло с приделанной к нему бормашиной, скульптурный портрет Джека-Потрошителя за работой, стену, увешанную портретами красоток в интимных позах, электрический стул, тарелку с пончиками на тумбочке. Перед Дейлом стоял на специальной подставке диктофон, ещё несколько уютно, по-домашнему шуршали на манер тараканов где-то в темноте. Ни одно слово не должно было пропасть для истории.

– Я горячо желаю, господин Куперовский, чтобы вы мне доверяли. Будем уважать друг в друге достойных противников.

Лёва хотел было возразить, что он вовсе не считает себя достойным противником агенту ФБР, готов сразу признать его победу и единственное, о чем мечтает, – чтобы его отправили домой не сразу, а после завершения культурной программы, хотя он уже видел Пентагон, мафию и ФБР и, в принципе, мог бы считать ассортимент исчерпанным... Но Дейл остановил его плавным мановением руки. Впрочем, Лёва и сам замолк, ибо сообразил, что есть ещё по крайней мере одно место, где он не бывал, и предощущение нервным морозцем проскакало по спине.

– Да, – спохватился агент, – мы не обговорили один момент... деликатного свойства. Давайте так: временно я вас по-прежнему буду называть "господин Куперовский". В целях сохранения логической последовательности и, так сказать, до изменения обстоятельств. Надеюсь, это не оскорбит вас?

– Нет, что вы, – с готовностью ответил Лёва, – так даже лучше. Я успел привыкнуть к этому имени, я его давно ношу.

Он, конечно, понял, что собеседник сейчас займется разоблачением его связей с пресловутым Комитетом.

– Итак, господин Куперовский, вам понравилась наша мафия?

– Ну... ничего, в целом. Люди, в общем-то, не звери. Хотя свиньи порядочные. Даже убить собирались, может, и убили бы, кабы не вы.

– Не принимайте близко к сердцу, это они ввиду оскорбленной профессиональной гордости. Мы, американцы, очень высоко ценим квалификацию, и нас глубоко обижает, если кто-то ставит под сомнение наше реноме. Кстати, умеете ли вы плавать?

– Нет, – огорчённо сказал Лёва, чувствуя, что это ухудшит его положение. – Но я научусь, если надо.

– Вряд ли. Стало быть, там у вас сухо.

– Нет, бывает и мокро, особенно во время дождя. Тогда даже дома, если живешь на верхнем этаже... Понимаете, у нас крыши, можно сказать, картонные. У меня один товарищ привел знакомую к себе в квартиру, чтобы, значит, объясниться в подходящем микроклимате. А тут ливень... Приятель оборачивается, а девушку уже волной с балкона выносит. Больше он её не видел. И что самое обидное – такое с ним уже третий раз. Из-за этого и не женился до сих пор. Правда, когда я уезжал, он вроде собрался крышу чинить, может, что и изменится, а то девушки – дело наживное, но с последним дождём телевизор смыло.

– Вы двуполы? – осведомился Дейл. – У нас были иные гипотезы.

– Нет, – обиделся Лёва, – я однопол. – Вы меня неправильно поняли. Это не меня унесла волна, я за перила успел ухватиться.

– Всё-таки плохо вас готовят, – констатировал агент; подсвечивая фонариком, он заносил некие пометки в записную книжку. – Вы только обратите внимание, как много уже успели выболтать в течение короткой беседы. "Давно живу под именем Куперовского" – стало быть, с момента внедрения прошло продолжительное время. Отсутствие водоемов, частые дожди, картонные крыши... Здесь какое-то противоречие, но наши аналитики разберутся. И наличие, как минимум, двух полов. Летать можете?

– Да, – ответил Лёва, который справедливо гордился тем, что, в отличие от корабля, самолёт переносит хорошо.

– Ваша честность похвальна. А как насчёт других экстрасенсорных способностей? Телепатией владеете?

– А что это, простите, такое? – спросил Куперовский, который странным образом оказался невосприимчив к болезни века – увлечению экстрасенсами, магами и мудрецами с Востока – и потому был прискорбно необразован в данной области.

– Это означает: можете ли вы угадывать, улавливать, воспринимать чужие мысли... до того, как они высказаны вслух?

– Могу, – заявил самонадеянно Лёва, которому хотелось произвести приятное впечатление на агента Дейла; впрочем, он тут же честно уточнил. – Но часто ошибаюсь.

– Это результат накопления статистической погрешности, со всяким может случиться, – рассеянно пробормотал Дейл. – Вот у меня диплом экстрасенса третьего уровня, телепатические способности – 130 по шкале Матрипутри, а я попадаю в точку всего в одном случае из шести, да и то, в основном, со своей женой. Статистическая ошибка, ничего не поделаешь. Гуру Дуба-Дуба Сингх говорит, что постепенно лучше будет получаться. А железо взглядом гнуть умеете? Или предметы двигать?

– Нет, – сказал Лёва, – взглядом я смотрю. А предметы двигать могу, но если не очень тяжёлые и втроём с папой и дядей Ицхаком. Папа толкает этот предмет, дядя Ицхак даёт советы и смотрит, чтобы не застряло в дверях, а я толкаю папу и ещё слежу, чтобы он не упал. Да, и мама помогает. Она ругает папу, меня и дядю Ицхака за то, что мы отодрали обои и вещь поцарапали. Мы и вправду всегда всё царапаем, но это из-за двоюродного дедушки Янкеля, у него глаз дурной и характер скверный. Его вечно чёрт гоняет, куда не надо, может и в Штаты занести, так что запомните: Янкель Грейсертохес – и будьте бдительны, не связывайтесь с ним, добром это не кончится. Он только на вид старенький, а в душе очень опасный. Он один раз довел до инфаркта первого секретаря райкома, когда тот пришёл на базар общаться с народом и неосторожно встретился с дедом Янкелем. Вы запишите: Грейсертохес.

Агент записал.

– А взглядом я ещё девушек на улице останавливаю, но они обычно пощечину дают, – грустно закончил Лёва.

– Ну что ж, наша беседа была весьма интересна, – агент встал со стула. – Возможно, вас удивили некоторые мои вопросы, но надо отдать вам должное – вы подробно отвечали на все. Жаль, что вы не были столь же искренни, сколь и словоохотливы. Придется мне приоткрыть некоторые карты. Мы взялись за вас давно, еще со времени ограбления Национального банка, когда неизвестные не только похитили восьмисоткилограммовый сейф, но и пронесли его по карнизу шириной десять сантиметров. В вашу банду поочередно были внедрены три наших человека. И хотя никто из них вас не видел и – проклятые законы мафии – уже никогда не увидит, однако агент Серый вас учуял, Утка вас услышал, а Змеиный Зуб разузнал всё про вас. Он-то и передал нам ваше настоящее имя, господин Куперовский... или Шринитрочетвертак?! Кстати, хочу вам сделать комплимент: ваш английский превосходен, во всяком случае, для столь потустороннего существа. Но вот русский акцент... он ненатурален, вы слишком старательно его изображаете. Так с какой же звезды вы прилетели, господин Шринитрочетвертак?

– Что? – вскричал Куперовский. – Значит, вы его не задержали? Как же он ускользнул?

– Напротив, – усмехнулся агент Дейл, – я его арестовал. И мне приятно сообщить, что, если вы не умеете проходить сквозь стены, то наше знакомство будет долгим.

– Отпустите меня к маме, – жалобно попросил Куперовский. Он не протестовал. Жизнь научила его, что лишь мелкие недоразумения легко разъяснить, а крупное идиотство и дичайшая нелепость – самые долгоживущие вещи на свете, и только чудо или везение способны спасти жертву из-под гусениц катастрофической случайности.

– Вы не хотите быть откровенны со мной. Глубоко сожалею, – Дейл, очевидно, нажатием кнопки вызвал охрану, потому что за спиной Лёвы скрипнула дверь, и свет из коридора хлынул в комнату. – Я продлеваю ваш арест. Придется вам пожить в гостеприимной американской тюрьме до завершения разбирательства. До скорой встречи. Уведите его.

Тюрьма, в которую до окончания следствия поместили Лёву, была гордостью округа Колумбия. Первое и основное, что необходимо сказать о её директоре – это то, что сей славный джентльмен, мистер Пингвин (с ударением на первом слоге) по своему воспитанию, склонностям, убеждениям и, естественно, религиозной принадлежности был метафизическим иеговистом, что и нашло свое полное отражение во вверенном его попечению учреждении. Движение «Метафизические иеговисты» возникло около века назад, когда в своей нашумевшей проповеди достопочтенный мистер Крейз провозгласил, что Божье слово должно окружать человека во всех его жизненных проявлениях и отправлениях, и с группой последователей вышел из шокированной методистской церкви. В дальнейшем эта малоизвестная и причудливая ветвь на древе Господнем пышнее всего расцвела в штате Айова, где насчитывала около тридцати тысяч приверженцев. И хотя метафизические иеговисты по-прежнему в качестве основной цели рассматривали всемерное внедрение в текущую действительность вышеупомянутого тезиса доктора Крейза, но появились у них и иные благочестивые заботы. В частности, после длительных изысканий в библиотеках Старого и Нового Света группа учёнейших представителей Движения, поддержанная рядовыми единоверцами, потребовала исключить из Нового Завета несколько апостольских посланий как недостоверные и взамен дополнить его двумя, тремя или четырьмя – здесь мнения отцов этой маленькой церкви расходились, как, впрочем, и во всем остальном, кроме самой идеи исключения и пополнения, – апокрифическими Евангелиями. Конечно же, ввиду вышеизложенного адепты Движения считали себя единственно верными христианами и терпеть не могли христиан других конфессий, в особенности, обычных иеговистов – из-за сходства наименований, частенько приводившего к прискорбной путанице.

Следует также отметить, что мистер Пингвин был человеком сангвинического темперамента и сторонником передовых методов – во всём. Едва очередное педагогическое открытие в узкой области искоренения преступных наклонностей являлось миру в виде статьи в каком-либо из специализированных журналов – в "Ежеквартальном надзирателе", "Тюремно-исправительном сборнике", "Реферативном обзоре стен тюремных туалетов" или где-нибудь ещё – как оно уже овеществлялось мудрым Пингвином и его дисциплинированными подчиненными. Прогулки в тюрьме допускались днем и ночью. В тире под наблюдением опытного специалиста, обычно выбираемого из числа наёмных убийц, можно было научиться стрелять в цель – боевыми патронами, конечно, чтобы не травмировать тонкую психику исправляемых. Два раза в месяц заключённых отпускали на три дня под расписку домой, хотя господин Пингвин принципиально не контролировал, дома ли они были, – из вышеописанных побуждений. Середину тюремного двора занимала игровая площадка: винтовые лестницы, лабиринт, гигантские игрушки, карусель – результат изучения монографии "Возвращение в детство как источник позитивной реморализации". За несколько лет до приезда Куперовского в образцовой тюрьме были разрешены браки между заключенными, в том числе однополые – тоже наследие книги, но уже другой – "Подавленный секс как источник преступного возбуждения". Пищу в столовой готовил специально приглашенный из Парижа повар, но и любителей неевропеской кухни ожидали китайский, японский, африканский, монгольский и русский залы. Знатоки говорили, что именно здесь – единственное в Вашингтоне место, где умеют готовить седло немецкой овчарки под соусом а-натюрель и излюбленное блюдо всех русских – куриные шейки, начинённые кавьяром, поэтому истые гурманы время от времени совершали незначительные правонарушения, чтобы вволю насладиться шедеврами гастрономического искусства. В спортзале нокаутировал всех желающих боксёр-супертяж – бывший чемпион мира среди профессионалов, попавший сюда за изнасилование случайно подвернувшегося провинциального кордебалета. На льду местного крытого катка уже установили несколько рекордов Гиннесса по бегу на коньках в наручниках. Камеры были оснащены телевизорами, видеомагнитофонами, музыкальными центрами, бильярдами, а холодильники и бары трещали от избытка первоклассного содержимого. И везде, на любом пятачке ровной поверхности – транспаранты, начертанные знаменитым фальшивомонетчиком под личным руководством мистера Пингвина. "Встав утром, возблагодари Господа, что остался жив" – над каждой кроватью (весьма предусмотрительная рекомендация, ибо, несмотря на все принятые меры, еженедельно невыявленный маньяк зарезывал во сне пару-тройку постояльцев гостиницы "У Пингвина"). "Вкушая пищу, вспомяни ангелов, коим оная не нужна" – в столовой. "Жуй тщательно, дабы дьявол не искушал тебя через несварение желудка" и "Если стошнило, не богохульствуй, иначе где же найдешь слова покрепче, когда тебя пронесёт" – там же. "Облегчившись, возблагодари Небеса, чтобы легко стало и на душе у тебя" – в ватерклозете. "Молись, и Господь пошлёт тебе карту получше", "В случае выигрыша внеси десятую часть на нужды Церкви или хотя бы возблагодари Творца", "Не играй в вист, сын мой, сия игра – дьявольская суть. Выбери преферанс или покер, и Силы Небесные помогут тебе" – в салоне по стенам. Последнее изречение, конечно, объяснялось тем, что достопочтенный Крейз однажды крепко пролетел в вист, настолько, что вынужден был продать библиотеку, состоявшую из большого числа на редкость душеспасительных книг, и даже, по слухам, устроить кровопускание кассе Движения. Впрочем, он позже искренне покаялся, посему не будем осуждать.

Соседями Куперовского по камере оказались невысокий, но на диво крепкий и мускулистый негр Джон Йавилановип из Техаса и его бог – двадцатисантиметровый, пятикилограммовый, двуногий и двурукий, но с хоботом и бивнями бронзовый идол по имени Великий Слон, очень неопрятный, вечно перемазанный остатками пищи и остро пахнувший пальмовым вином, которое его хозяин (и раб одновременно) добывал неизвестными, но явно преступными путями. Предки Джона вывезли идола двести лет назад с Занзибара, когда французский галеон доставил их, как и еще пять тысяч чернокожих иммигрантов, в Америку, и с тех пор Семейство Йавилановипов хранило в чистоте и незамутненности языческую веру далекой родины. Каждое утро на восходе солнца и каждый вечер на закате Джон молился – почему-то обязательно нагишом, даже без набедренной повязки – и Великий Слон серьезно внимал просьбам о тотальном покарании врагов и безмерном возвышении самого Джона, вплоть до полного удовлетворения всех его желаний и чаяний, об ослаблении режима и улучшении условий содержания, принимал покаяния и отпускал грехи – в основном, сексуального и криминального сорта. Порой бог сердился – и Джон валялся в пыли у его пьедестала, биясь мелкокудрявчатой головой о подножие; порой гневался – и Йавилановип, скрючившись, забивался под койку, в самый тёмный угол, а багровые лучи солнца играли на бронзовых боках, и изогнутые клыки казались испачканными в крови; порой что-то приказывал глухим угрожающим голосом на чужом гортанном языке, и хотя звук, как могло представиться невежественному наблюдателю, исходил из живота самого негра, тот всегда вежливо отвечал Слону и беспрекословно выполнял его распоряжения.

Сожителем Джон оказался неплохим, обладал мягким покладистым и весёлым – иногда даже слишком – нравом, сильно не докучал, вот только дважды, пребывая в чрезмерном раскаянии, разбивал головой унитаз. На третий день знакомства он признался Куперовскому в любви и предложил руку, копьё и сердце, но, получив отказ, не впал в уныние и терпеливо добивался взаимности традиционным способом, то есть с помощью подарков, мелких услуг и других знаков внимания. Лёва до сей поры хранит зубочистку, изготовленную в виде древесного карлика Кху, обнажившего ядовитый зуб Убинипричатаракх. Здесь необходимо отметить, что в своих чувствах Джон был не одинок. Среди огромной разношерстной армии тюремных "невест" Куперовский выделялся атмосферой тайны, окружавшей его имя и преступления (с хорошей регулярностью накануне очередного уикэнда Лёву уводили к агенту Дейлу, но многочасовые допросы так и не "раскололи" его, что само по себе вызывает уважение в определённых общественных кругах), известностью (в течение месяца о нём писали практически все газеты, каждый день над двором для прогулок зависал вертолёт, фаршированный журналистами, и усиленные мегафонами голоса жаждали узнать у господина Шринитрочетвертака, какого он мнения о сексуальных достоинствах новой Мисс Вселенная, купается ли нагишом или в плавках, ест ли сырые бататы и рассчитывает ли после получения гражданства США баллотироваться в президенты или всего лишь в сенаторы), да и общей экзотичностью происхождения (в те благословенные годы далеко не в каждой американской каталажке можно было встретить русского, а уж инопланетянина – и подавно; а ведь Лёва объединял в своем лице и того, и другого, оставаясь при этом – в таких делах тюремная "контрразведка" не ошибается – евреем). Поэтому не удивительно, что по утрам Лёва находил у изголовья букет магнолий, в столовой ему доставались лучшие куски, двери их с Джоном камеры были густо покрыты "валентинками", и невозможно было пройти по игровой площадке, не получив известного предложения от кого-либо из "авторитетов". Формулировка зависела от темперамента и воспитания, но суть оставалась той же: его умоляли (просили, настаивали, рекомендовали, требовали) создать небольшую дружную семью традиционного европейского, либо шведского, либо восточного образца, порой туманно намекая на возможные негативные последствия отказа. Лёва стоически переносил всё, но когда на исходе четвертого месяца с признанием в нежных чувствах и матримониальными планами к нему обратился сам мистер Пингвин, а агент Дейл, проконсультировавшись с НАСА, сообщил Куперовскому-Шринитрочетвертаку, что правительство решило депортировать его на родину – в качестве жеста доброй воли по отношению ко всем жителям Альдебарана ("Видите, как много мы знаем, господин Шри – вы ведь разрешите звать вас так, коротко, по-дружески? Надеемся, что ваши соплеменники оценят миролюбие землян. Сам президент заинтересовался этим делом и три минуты сорок две секунды говорил о нём за десертом с первой леди и директором ФБР".), не выдержал и он. Вернувшись поздним вечером в камеру, он успокоил нервничавшего соседа, перекусил на скорую руку тем, что Бог послал, с Йавилановипом переслал, выбросил в унитаз две дюжины любовных записок (о жестокий! он их даже не прочел, а ведь там были и весьма пикантные, а некоторые – аж в стихах, пусть и нецензурных), морщась, под бдительным взором Джона проглотил приворотное зелье, приготовленное тем лично и ежедневно впаиваемое Куперовскому под видом общеукрепляющего занзибарского бальзама, забрался под одеяло и, наконец оставшись наедине с собой, тщательно обдумал полученное им накануне интересное, хотя и рискованное приглашение и перед тем, как провалился в сон, твердо решил принять его. Завтра, подумал он, завтра и начнём.

План побега был сложен, как все негениальное, и нёс на себе неизгладимый отпечаток личности автора. Его творец, известный в криминальной среде как Диспетчер, получил эту кличку за то, что первое своё ограбление супермаркета начал с захвата телефонной станции, ибо решил именно таким окольным способом блокировать сигнализацию и пресечь возможность сторожей связаться с полицией. Диспетчер, однако, не учёл, что само по себе отключение охраняемого объекта неминуемо влечёт контрольный визит фараонов, и когда он, после двухчасовых мучительных для нервов экспериментов с клеммами найдя-таки искомые, обесточил что мог и в радостном предвкушении явился в магазин, его там уже ждали.

На сей же раз Диспетчер превзошел себя. В его плане, как в винегрете, было всё: Лёва, отвлекающий Пингвина романтическими разговорами; неразлучные друзья Палёный и Джо, скрывающиеся на броневике и возвращающиеся на пожарной машине; трио рецидивистов – Билли, Красотка и Индеец Том – пробивающие стену бульдозером; террорист Японец, затаившийся на крыше и с помощью дистанционного управления взрывающий спрятанные в тюремном дворе петарды. Расчет вёлся буквально по минутам.

Увы, коварная судьба разрушает самые точные построения человеческого разума. А ведь Лёва, который сам себе казался наиболее уязвимым компонентом плана, сделал всё, что от него требовалось. В назначенный час он постучал в дверь мистера Пингвина, и вскоре уже сидел в уютном кресле, прямо под портретом достопочтенного Крейза, украшенным надписью: "Если у вас болит голова, дети мои, или нога, или душа, или ещё что-нибудь, примите таблетку, и излечитесь. Возблагодарите Господа!" Директор был радушен:

– Как я счастлив, мистер Шринитрочетвертак. Вы так редко заходите ко мне, а ведь знаете, как я к вам отношусь. Угощайтесь.

Пингвин широким жестом указал на огромную коробку с великолепными конфетами, занимавшую примерно полстола. Это была фирменная продукция Движения, его гордость и главный секрет. Дело в том, что в каждой шоколадной бомбочке, помимо ликёра, скрывалась напечатанная мельчайшими буквами на специальной съедобной бумаге одна из многочисленных проповедей незавбвенного Крейза. Адепты Движения должны были, как пахарь – зёрна, распространять сладкие мины среди окружающих их непросветлённых граждан, дабы истины метафизического иеговизма незаметно для упорствующих в заблуждениях грешников проникали им в плоть и кровь. Потому что сказал великий основатель Движения, обращаясь к одному из своих апостолов: "Сухую почву душ их унавоживай поучениями моими и сей слово моё, ибо моими устами говорит Бог! Так мне кажется, во всяком случае, а я редко ошибаюсь. И не стесняй себя в выборе средств, твоё дело – любыми способами загнать Истину вовнутрь к этим несчастным невеждам и успеть заткнуть у них природные отверстия, чтобы она с поносом тут же не вышла наружу". Кстати, самим метафизическим иеговистам было категорически запрещено – в целях экономии – есть пропагандистскую продукцию. В самом деле, они и без того прониклись, зачем же продукт портить? Однако все – кроме разве что наиболее ярых фанатиков – грубо и без зазрения совести нарушали приказ, справедливо заключив, что лишний раз восприять слово Божье не повредит. Да и конфеты – вне зависимости от идеологического содержания – были очень вкусны. Вот и в шоколадных бастионах мистера Пингвина зияло множество брешей, пробитых, судя по всему, его прекрасным аппетитом. Впрочем, возможно, я и не справедлив по отношению к благочестивому директору. Вполне вероятно, что он неустанно проповедовал в последнее время, а дополнительных поставок давно не было.

В общем, Куперовский отдал должное шоколаду, высоко оценив его гастрономические достоинства, причем постарался по-настоящему в них вникнуть, отвлекая внимание хлебосольного хозяина и с тоской вожделея появления ангелов-спасителей на пожарной лестнице. Однако пауза затягивалась, да и Лёву уже начинало подташнивать от чрезмерного количества поглощённых конфет.

– Ну так что же, дорогой Шринитрочетвертак, – приторно-сладким голосом спросил Пингвин, – обдумали ли вы моё предложение? Моё одинокое сердце жаждет биться в унисон с вашим инопланетным. Или у вас их несколько? Тогда – с сердцами! Давайте пойдем по жизни вместе, дорогой товарищ! И пусть этот союз станет провозвестником грядущего единения наших миров! Я уже вижу время, когда ваша древняя цивилизация и юная Земля плечо к плечу... нет, пожалуй, плечи к плечам... тоже не очень... бок о бок... голова к голове... в общем, рядом... двинутся к звёздам! И мы с вами, глядя на эти события из окна моего особняка – тут недалеко, в пригороде – будем плакать, плакать, плакать от счастья. Приди же ко мне, солнышко мое ненаглядное, пришельчик мой желанный!

И он попытался заключить Куперовского в объятья.

– Нет, нет! – вскричал Лёва, вырываясь. – Мне дорога репутация! Пощадите мою невинность и неопытность! – взвизгнув, он едва успел укрыться за креслом. – Дайте ещё немного подумать, не спешите так. Я и без того у вас слишком долго нахожусь, это может меня скомпрометировать.

Тут он прикусил язык, вспомнив, зачем пришел. К счастью, Пингвин ничего не слышал. В нём проснулся тигр. Он с ловкостью гориллы прыгал через стулья, гонял Лёву вокруг стола. Наконец, он выбился из сил и присел отдохнуть. В этот момент Куперовского осенила новая и, как ему показалось, гениальная мысль.

– Как же так?! – едва отдышавшись, вскричал он. – Вы же глубоко и искренне верующий человек, а ведь гомосексуализм – грех!

– Ну что вы, – снисходительно усмехнулся Пингвин, – это просто распространенное заблуждение. Вспомните, сколь много примеров сего, по вашему представлению, греха встречается в Библии. Более того, – он назидательно потряс воздетым указательным пальцем, – теоретики нашего Движения, анализируя Писание, практически доказали, что первоначальный текст знаменитой Песни Песней был адресован юноше, и лишь значительно позднее переписчики, повинуясь общепринятой морали, грубо исказили смысл, заодно присочинив царю Соломону огромный гарем, и тем самым надолго опорочили память этого замечательного человека. И лишь сейчас правда начинает выходить на свет. Да, несомненно, царь Соломон был геем. Также и Давид, который убил Голиафа, движимый тайной любовью к нему, противоестественной, как в те века считалось, страстью, с которой он смог совладать, только уничтожив её объект. Любовь и смерть идут рядом, это вам каждый фрейдист подтвердит. И Самсон, который, как известно, весьма заботился о своей внешности, холил и лелеял волосы, а предала его – женщина, к коей повлекли его на горе и поучение всем бисексуальные – увы, увы – наклонности. И царь Ирод, каковой не случайно терпеть не мог младенцев – неизбежный плод двуполых контактов. И... – но тут мистер Пингвин почувствовал, что зашел слишком далеко, и смягчил пафос речей. – Ещё великий Крейз сказал, что в естественном нет греха, единственное условие – всё надо творить с именем Божьим на устах. А ведь гомосексуализм вполне естественен, не правда ли? Говорят, в Принстоне даже отыскали ген, ответственный за данные наклонности. Так что ваш аргумент устарел, возлюбленный мой отрок. Между прочим, голубая любовь безопасна и в демографическом смысле, а в нынешнем перенаселенном мире это немаловажно. Вот только СПИД – но я уверен, что у вас, на звездах, его давно научились лечить. А если нет – что ж, я готов рискнуть!

И он снова ринулся в погоню.

– Постойте! – вскрикивал Лёва, уворачиваясь, как матадор от быка. – Я еще не готов! Я еще не привык к вам! Позвольте мне расслабиться, собраться с мыслями. Да погодите же! Давайте посидим, в шахматы, что ли, поиграем.

– Вечно у вас, русских, на уме шахматы, – устав, Пингвин, видимо, вспомнил про "восточный след" в "деле Шринитрочетвертака-Куперовского". – Это вместо того, чтобы чем-нибудь полезным заняться. Ладно, пусть пока будут шахматы. Но постарайтесь быстрее привыкать!

"О Господи! – подумал Лёва, искоса посматривая в окно. – Долго они ещё собираются возиться?!"

Между тем с самого начала дело пошло наперекосяк, и многосложный план Диспетчера трещал по швам. И причина была на редкость банальна: испорченные часы. Впрочем, не станем забегать вперёд. Накануне дня X Билли, Красотка и Индеец Том в сопровождении друзей и приятелей бурно отметили грядущее освобождение (под видом именин Красотки). Когда значительная часть съестного и спиртного пополнила желудки присутствующих, один из гостей, слегка сдвинутый на почве третьей мировой войны капрал по кличке Полковник, вылез из-под стола и с криком: "В атаку!" – метнул пустую бутыль от шампанского. К сожалению, помимо никому не нужной головы Мясника – специалиста по уличным грабежам – двухлитровый снаряд поразил и любимый брегет Билли, который тот демонстрировал соседу. Часы, однако, были изготовлены на совесть и продолжали ходить даже после непредвиденного эксперимента, и, торжествуя, Билли не заметил, что стрелки сдвинулись в общей сложности на 3 часа 47 минут 13 секунд вперёд и их показания уже не соответствуют астрономическому времени на долготе Вашингтона, округ Колумбия. Все оставшиеся бутылки гуляки, весело хохоча, разбили на аккуратно – по уставу – полысевшей макушке Полковника, но запущенная им ткацкая машина Судьбы уже принялась путать и рвать тонкие нити гениального замысла.

Встав поутру и кое-как прочистив водой и зубной пастой мутные с бодуна головы, наше трио стукнулось лбами над пострадавшим брегетом – из этой компании часы не пропил только Билл – и в ужасе воздело шесть рук. Уже 88 с половиной минут назад нож бульдозера должен был первый раз врезаться в стену. Пропали! Срок придется досиживать до звонка! Диспетчер больше никогда не подаст им руки! На ходу дожевывая завтрак и натягивая одежду и белье, злоумышленники помчались захватывать бесхозную технику – на час с хвостиком раньше назначенного срока. Конечно, в результате им оказалось нечем прополоскать рот. Даже гигиеническую жвачку они впопыхах оставили в камере. Удрученные этим несчастьем, бандиты невнимательно следили за маршрутом и, как следствие, сокрушили стену тюрьмы не в точке А, а, если можно так выразиться, в точке Ф. Сплошное фэ и получилось, ибо победоносный металл, пробиваясь сквозь многослойный кирпич, как масло разрезал главную фановую трубу Заведения. Но там было не масло! Нет-нет, не масло, а то, чему и положено быть. Биллу, Индейцу и Красотке повезло, они держали обе двери бульдозера открытыми и, соединив в себе быстроту Карла Льюиса с мощной грацией Майкла Джордана, оказались на неразрушенной части стены за две сотых секунды до того, как могучий поток, ударившись в борт механического бизона, уволок его с собой. Палёный и Джо на позаимствованном броневике, действуя строго по плану, как раз выехали из ворот гаража, оставив позади временно нетрудоспособного храпящего шофёра, когда девятый вал подхватил их и, подбрасывая и вращая, легко вынес на тюремный двор. А там, радуясь солнышку и летнему утру, ждали начала финального футбольного матча почти что все обитатели Заведения – и заключенные, и надзиратели – облаченные по такому случаю в лучшее, что у них было. Зловонное море, однако, живо рассеяло их оптимизм, а так как безопасного прохода видно не было, началась паника. Канализационная система, повинуясь законам физики, опорожнялась. Новые волны, бурля и пенясь, накатывались на еще не захваченные островки суши. Броневик прочно застрял в куче нечистот у восточного сектора трибун. Охранники и охраняемые, сбивая друг друга с ног, подобно жителям древней Помпеи, тщетно пытались ускользнуть от победоносно наступающего дерьма. Беженцы, бросив пожитки на потраву разбушевавшейся стихии, спасались с первого этажа тюремного здания куда-нибудь повыше. Самые настойчивые уже ломились в запертый люк на крышу, где Японец в ожидании своего выхода разложил хитрую пиротехнику. Понуждаемый, с одной стороны, угрозой появления поблизости нежелательных свидетелей, и наблюдая, с другой стороны, происходившую – как и полагалось по плану, хотя и несколько раньше срока – суматоху внизу, гордый сын Востока принял, как ему показалось, верное решение и привёл в действие взрывные устройства. Купол тюрьмы окутался дымом, прорезаемым сполохами пламени, по всей территории взлетели петарды, сатанинским смехом залились спрятанные кое-где динамики, в кабинете начальника погас свет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю