Текст книги "Купериада (СИ)"
Автор книги: Альберт Зеличёнок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
В общем, не задалась неделя. Мрачно пережёвывая эту мысль, Лёвушка спешил на автобусную остановку, когда около него с визгом притормозил кремовой расцветки автомобиль незнакомой – но явно иностранной – марки и два неприятных господина с одинаковыми спортивными фигурами синхронными усилиями в несколько приёмов запихнули оторопевшего Куперовского в недра сего средства передвижения. Внутри находился третий субъект – ещё более агрессивного телосложения. Ах да, и ещё шофёр – стало быть, всего-то – четверо.
– Простите моё любопытство, – сказал Лёва, – но ведь это похищение, не правда ли?
В принципе, с ним и вокруг него настолько часто приключались самые необычные события, что, казалось бы, пора было привыкнуть, однако он всё ещё удивлялся.
– Вопросы здесь будем задавать мы! – рявкнул один из близнецов-спортсменов, но ничего так и не спросил, да и вообще весь квартет киднепперов более не издал ни звука.
– Хорошо, извините, – кротко произнёс Лёва и погрузился в сочинение оправдательного монолога в неизбежных грядущих объяснениях с начальством.
Тем временем машина попыталась резко рвануть с места, но задела бордюр и завиляла. Водитель бестолково крутил руль и тыкался в какие-то кнопки. Остальным полагалось, наверное, ругать его, но они безмолвно восседали с неподвижными лицами, каменными взглядами уставившись перед собой. Вообще лишь суетящийся шофёр выпадал из компании, производя впечатление… живого – да, живого!
Наконец автомобиль влился в общий шоссейный поток – чтобы тут же вновь выпасть из него, нырнув в неуютное ответвление извилистого переулка с бесперспективным названием Новокирпичнозаводской. Если судить по виду домов, титульный завод был построен где-нибудь к столетию Александра Сергеевича. «Если не к пятидесятилетию», – мысленно уточнил Лёва, которому, вообще-то в создавшихся условиях полагалось бы размышлять о чём-нибудь… менее бренном.
На полном ходу иномарка миновала сарай, напоминающий барак – или барак, похожий на сарай? – и вдруг резко встала, чуть приподнявшись от неожиданности на передних копытах. Приборы на панели отключились, да и четверо похитителей как-то… расслабились. У самого представительного даже лицо скособочилось, слегка съехав под левое ухо. Водитель, издавая тихое потрескивание в области поясницы, прилёг отдохнуть на руль. Салон наполнился неприятным гулом явно электромагнитного происхождения.
– Ну, выбираться будешь, или мне до вечера тут висеть?! – осведомился знакомый неприятный голос свысока… то есть с высоты.
Лёва выглянул в окно.
– Здравствуйте, КСВ! – сказал он.
Куперовский-с-Веги, слегка высунувшись за борт летающей тарелки, подмигнул поочерёдно всеми пятью глазами, одновременно – по одной из своих многочисленных неприятных привычек – почёсывая спину задней ногой.
– Так тебя ждать, или своим ходом добираться будешь?
Лёва с трудом, привычно извиняясь за доставляемые попутчикам неудобства, выбрался из автомобиля и вскарабкался на борт снизившейся до полуметра, но – ввиду зловредной сущности инопланетян вообще и данного представителя межзвёздного сообщества, в частности, – всё-таки не приземлившейся тарелки. Летающая посуда тут же взвилась к небесам и после некоторых изящных пируэтов (по-видимому, долженствовавших продемонстрировать предполагавшимся скептикам и маловерам высочайший уровень мастерства пилота) уверенно, по пологой параболической кривой направилась в сторону обиталища Куперовских.
– Извините, мне на работу, – робко попытался вернуть пришельца и его средство передвижения на путь истинный Лёва.
– Позвони и предупреди, что сегодня не придёшь. Полагаю, тебе вообще понадобится отпуск за свой счёт, – с угрозой в голосе пробурчал веганец.
Лёва вздохнул и вытащил мобильник.
Съёживаясь по ходу, тарелка – теперь, скорее, тарелочка – нырнула в полутьму подъезда. К счастью, было у неё такое – практически, волшебное – свойство: изменять по мере надобности как свои размеры, так и параметры всех и всего, находящегося на борту. Продукт звёздных нанотехнологий, не иначе. Покидая космическую посудину, живые существа мгновенно восстанавливали первоначальные размеры, а вот неодушевлённые объекты – не всегда, что порой приводило к забавным – и обычно не совсем приличным – коллизиям. В данном случае обошлось без эксцессов, и даже ни один предмет одежды не пострадал. Временами Лёве казалось, что вышеописанное свойство тарелки отлично поддаётся контролю и управлению, просто Куперовский-с-Веги таким нехитрым образом демонстрирует то специфическое чувство, которое сам считает чувством юмора.
* * *
Навстречу тарелонавтам никто не вышел. Судя по грохоту и идиоматическим выражениям, сотрясавшим дверь ванной, жэковская бригада сантехников пошла на вторую неделю эпической борьбы с засорившимися водопроводными трубами и подтекающим туалетным бачком, демонстрируя Лёвушкиной маме виртуозное владение стилем «пьяный мастер».
«Куперовские всех стран, соединяйтесь!» – примерно так начертано на транспаранте, чуть косовато прибитом над входом в семейную обитель Куперовских. С внутренней стороны, конечно. А «примерно» – поскольку исполнен сей призыв в соответствии с правилами дореволюционной, морально устаревшей орфографии: с ятями, фитами, ижицами и прочими «архитектурными излишествами». Когда-то давно, ещё до исторического материализма, его собственноручно нанёс на длинную полосу пергамента прапрадед Мафусаил Носонович. Кстати, нам кажется, что вышеуказанный лозунг напоминает нечто до боли знакомое, и те, кто в связи с данным фактом употребит грубоватое словцо «плагиат», в общем-то, правы. Вот только прапра Мафусаил жил в шестнадцатом и – немного – в семнадцатом веке. Выводы делайте сами.
Кстати, наш краеведческий музей уже давненько точит зубы на историческую реликвию и согласен его принять в дар или даже выкупить за разумную сумму. Младшие члены семьи были вроде и не прочь, старшие, понятно, против разбазаривания, причём по мере превращения младших в старшие они плавно меняют жизненные позиции – но тут подрастают новые младшие… А Лёвушка, как обычно, пребывает посредине и не принимает участия в традиционных кухонных дискуссиях. Он не любит спорить, предпочитая сварам мысль и действие. И если бы ему неожиданно сказали: «Лёва, ты нужен Галактике!», он даже не стал бы спрашивать: «Зачем?», но отважно…
* * *
– Лёва, ты нужен Галактике! – заявил тем нежным майским утром Куперовский-с-Веги, едва они с Лёвушкой прошли в большую комнату, именуемую в семье гостиной.
– Зачем? – удивился Лёва.
– Собственно, не Галактике, а Вселенной, – невпопад ответил инопланетный родственник, прихотливо изгибаясь, дабы почесать задней ногой заветное местечко у основания шеи. – Однако «Галактика» звучит лучше.
– И всё же? – настаивал Лев.
– Понимаешь, Земля – в некоторых аспектах уникальная планета, а ты – во многих отношениях – единственная в своём роде личность.
Лёва засмущался.
– Ну да, у нас довольно разнообразный животный мир, а люди – те и вообще…
– «Люди»?! Не смеши меня. Таких, как вы, в Универсуме полным-полно. Некоторых даже можно считать относительно разумными. Если хочешь знать, твой вид вообще занесён в Большую Зелёную Книгу…
– То есть?
– То есть на хомо круглогодично разрешена охота без использования технических средств. За исключением периода гона, разумеется. Однако у человечества он тоже круглый год, так что можешь особенно не беспокоиться. А вот ты, лично ты – довольно интересное явление. Наши учёные считают, что ты – естественный генератор неопределённости. Класса не менее, чем Д12. Редчайший случай! Искусственно разработанные приборы не дают возмущения выше, чем С10, и при этом занимают в пространстве объём, сравнимый с размерами Солнечной системы. В то время, как ты, дорогой мой, значительно компактнее и заметно эффективнее. Между прочим, это означает, что тобой интересуются не только те, кого я здесь представляю. Сегодняшнее похищение – тому доказательство. Так что лучше давай-ка имей дело с нами. Всё же я – родственник, не чужой, стало быть, человек. То есть нечеловек, конечно. Но всё равно – не чужой. Нет, конечно, Чужой, но не тебе. Тьфу, запутался я с вами, – и зелёный инопланетянин сплюнул фиолетовой слюной – но аккуратно, прицельно, в раковину.
– Кстати, – решился Лёва осветить давно мучивший его вопрос, – как случилось, что мы, такие разные, – и родня?!
– Ну, это длинная и довольно романтическая история. Мой прямой предок Ытыблёшоп 14+ несколько веков назад потерпел аварию на одной захолустной необитаемой планетке, тогда ещё не занесённой ни в одну лоцию. Помощи ждать было неоткуда, и пришлось ему затевать натуральное хозяйство – ну там, фрукты, овощи, рыба… К счастью, рыба в местном водоёме водилась, так что планета оказалась не вовсе необитаемой. С собой у предка тоже кое-какие саженцы оказались, прижились и обещали со временем вытеснить первоначальную растительность. Думаю, так в итоге и произойдёт. Наша-то флора обладает куда большей витальностью. В общем, всё бы ничего, но одиночество… И икра…
– Что за икра?
– Видишь ли, у нас сложный цикл размножения. После коитуса… Кстати, процесс оплодотворения у нас проходит тоже очень интересно. Рассказать? Не надо? Ну, как знаешь… Так вот, икра почти сразу переходит в особый мешочек самца. А мы самцы – дай бог каждому! Вам вот не дал… И до определённого момента вынашивается и доращивается самцом. Однако потом вновь требуется самка – не обязательно та же самая. И во время секса мы внедряем в неё подрощенную икру. Ну, дальше неинтересно, потом уже идут роды – примерно как у вас, пелёнки там, кроватка отсеков на 25-40 и тому подобное. В общем, предок Ытыб остро нуждался в самке. К счастью, тут на его стойбище вышла твоя многоюродная прабабушка Злата-Бронислава. Грибов ей, видишь ли, захотелось. Но не одни грибки в лесу водятся. Ну, мгновенно вспыхнувшее чувство – со стороны моего предка, понятно, который уже остро нуждался в сексе. Ради продолжения рода и вообще. Икра просилась наружу. Опять-таки удача была и в том, что на раздолбанном звездолёте уцелела аппаратура для гипнопедии. Так что Злата-Броха долго считала Ытыба молодым человеком приятной наружности, причём даже обрезанным… то есть, предположительно, правоверным иудеем. А когда Ытыб 14+ в один прекрасный день слишком расслабился и позабыл подзарядить аккумулятор, отчего кибергипнотизёр внезапно отказал – было уже поздно. Короче, пришлось рожать. Но дети оказались здоровенькие, мать… ну, мать номер два… воспитала их благочестивыми, в соответствие с Талмудом и традициями, обучила ивриту. Позже раввин сделал им обрезание – всё, как положено. Так что у нас теперь есть свои евреи. Да и сам Ытыб 14+ уже перед самым отлётом – его в конце концов нашли по сигналу аварийного маячка – принял иудаизм. Он потом стал у нас крутым проповедником и даже довольно долго возглавлял Управление кошерной и трефной информации.
– Подожди, но откуда на необитаемой планете оказалась моя прабабушка – хотя бы и неродная? Да ещё и раввин?..
– Ну… Видишь ли, эта планета, в общем-то, оказалась Землёй. Собственно, мой предок и открыл её для разумной Вселенной. Как позже выяснилось. Кстати, раз уж мы – действительно родичи, то пора тебе узнать моё настоящее имя. А то КСВ да КСВ. А зовут меня (кстати, давно уже мог поинтересоваться) Конструктуарий Великолепный Дядя. Для друзей – Великолепный Кон. Для тебя, по-родственному, Дядя Кон. Когда узнаем друг друга получше (в чём я лично сомневаюсь, поскольку и так знаю тебя как облупленного, а ты глубин моей всесторонней звёздной личности не постигнешь, боюсь, вовеки), сможешь называть меня Кон, а там, возможно, и просто Ко.
– А в конце концов – К, – продолжил расхулиганившийся некстати Лёвушка.
– Да, на нашей планете такие обычаи, – ледяным тоном отчеканил пришелец.
– На Веге?
– Астроном!.. Вега – звезда. На третьем камне от Веги, если хочешь знать. Так вот, меж лучшими друзьями имена могут и вовсе исчезнуть из обихода, и они обращаются друг к другу нежным «эй, ты!» или даже «пшёл сюда на цырлах, негуманоидный чел!». Это я перевожу на русский для понятности. Однако вряд ли мы с тобой сойдёмся настолько близко.
– А что у вас за проблемы? – после некоторой паузы решился– таки спросить Лёва.
– Какие ещё у нас могут быть проблемы?! У нас всё прекрасно и никаких проблем не может быть. А вот у вас – да, большие неприятности. Полное, я бы сказал безобразие с вашими фэйри!
– С кем, с кем?
– С фэйри. Точнее – с хобгоблинами: домовыми, лешими, водяными там разными… Однако «фэйри» звучит лучше. Болеют они у вас, вымирают. Так что решили мы импортировать их к себе. Спасти вид.
– Да их же не существует! Я имею в виду – в обычном мире.
– Очень даже существуют. Просто люди в них не верят, а они людей… игнорируют. Ну вообще-то просто прячутся, однако…
– «Игнорируют» – звучит лучше?
– Точно! Так вот, от невнимания грустные они у вас сделались, квёлые. А у нас они сразу расцветут. Мы-то наблюдательные да доверчивые. Это – не считая прочих способностей. Мы, веганцы, на всю Вселенную талантами знамениты. Вот я и лечу сейчас на предварительную разведку, место для будущего расселения иммигрантов присмотреть. И со мной их представитель. Эксперт, так сказать. Домовик со стажем. Пафнутием звать. Весь в бороде. Ну, ты с ним ещё познакомишься. Если решишься отправиться с нами.
– Погодите, Дядя Кон, я, собственно, так и не понял – зачем всё же я вам понадобился?
– Ну, во-первых, как представитель земной фауны, чтобы Пафнутий поначалу не скучал. Ты всё же и ему не чужой – местный, русский почти что (он из Сызрани), да и мне родственник. Во-вторых, всякие там ещё дела во Вселенной накопились – так, по мелочи… Но об этом – потом. Так что ж, ты присоединяешься или будешь следующих похитителей ждать?
– А почему бы и нет, собственно?! Тем более, что по Вашей милости, Дядя Кон, я с сегодняшнего дня в неоплачиваемом отпуске. Начальник отдела даже сказал, что, в принципе, такой ценный и ответственный сотрудник, как я, может и вовсе не возвращаться. Надеюсь, что это он просто сгоряча и только «в принципе». Но где же Ваш корабль?
– А тарелка? Она, между прочим, умеет не только размеры изменять. Её функции куда глубже и разнообразнее? Итак, раз уж ты решился – ап…
* * *
Они оказались на космическом корабле – со всеми, как сказал бы один мой малолетний знакомый, прибамбасами и причиндалами, знакомыми нам по фантастическим фильмам, и со многими другими, совершенно неизвестными.
– Погодите, Дядя Кон, но как же мама?! Она же будет волноваться!
– Пустяки, – махнул рукой Великолепный Дядя, почёсывая ногой спину в области поясницы; его зелёную голову украшала неведомо откуда взявшаяся капитанская фуражка с козырьком размера на три большим, чем следовало. – Я ей заранее записку оставил. Поскольку был уверен в твоём согласии. Да и вообще поздно сомневаться-то – мы давно в космосе.
– И насколько глубоко?
– Да не слишком пока. Едва до пояса астероидов добрались. Даже из плоскости эклиптики ещё не вышли.
– Извините, – вспомнил школьный курс астрономии Лёва, – но нас тогда свободно разнесёт в клочья!
– И чего такого? Не вижу повода для волнений. Ты, понятно, не в курсе, но в Большой Универсально Мыслящей Машине хранятся копии всех нас. В случае чего – восстановят. С точностью до атома.
– Неужели эта машина в состоянии сохранить в памяти все разумные существа Вселенной?
– Нет, конечно. Точнее, могла бы, наверное, но зачем? Штука дорогая, понимаешь. Однако с тебя я слепок снял уже при первой нашей встрече. На всякий случай, да и страховка все расходы покроет. Вдобавок корабельный компьютер присутствующих на борту регулярно сканирует и обновляет файлы. В том числе копирует и себя. Ибо, как он это сам формулирует, является мыслящей творческой личностью. Собственно, даже не одной. Ну, да ты вскоре с ним познакомишься.
– Подождите, – встрепенулся Лёва, который припомнил один вопрос, частенько возникавший у него, когда он читал любимые фантастические измышления о межзвёздных перелётах, – а не получится, что в случае этого самого я, к примеру, умираю, а дальше летит уже резервная копия? Пускай со всеми моими воспоминаниями, но это же буду уже не я! Разве не так? Я, конечно, понимаю, что это – отвлечённое умствование, что при вашей передовой технике несчастные случаи происходят пренебрежимо редко, но всё-таки?!
– «Пренебрежимо редко»? Ну, это ты загнул, родственничек! Да сплошь и рядом! Космос, однако. Нет, это ты как раз поднял серьёзную философскую проблему, причём самой что ни на есть практической направленности, но в данный момент у нас с тобой имеются проблемы и поважнее. Дело в том, что разумные обитатели Вселенной априори рассматриваются Большой Машиной как свободные мыслящие единицы, обладающие абсолютными правами на личное существование. Прекрасный постулат, который в своё время вложил в прошивку БМ её изобретатель. Кстати, имени его никто не знает, разрешения на создание БМ он ни у кого не спрашивал и вообще был своеобразной личностью. В историю вошёл под прозвищем Компьютерный Маньяк. Знаешь, что начертано на его могилах (а у него их сотни на разных планетах, и во всех находятся некие останки)? «I`ll be back»! Почему-то по-английски. Так и не знаем: пошутил или в самом деле собирался вернуться? Говорят, он то ли был всемогущ, то ли никто так и не определил пределов его могущества. Сам, кстати, полагал, что бессмертен. Однако всё же умер. Наверное… Да, к насущным делам: БМ по вышеуказанной причине возрождает лишь тех, кто на момент гибели ясно и однозначно – хотя бы мысленно – выразил желание подвергнуться оживлению. Не ранее, чем в течение одного периода версификации, предшествовавшего вышеуказанному моменту. При отсутствии подтверждения оного желания информационная копия личности необратимо дезинтегрируется. Это я цитирую текст Всеобщей Инструкции Всего, Что Может Случиться, раздел «Изобретения Компьютерного Маньяка», параграф «Большая Машина Вселенной». Неприятность, однако, в том, что БМ засекретила этот период да ещё и постоянно его меняет. Так что в опасной ситуации рекомендуется всё время повторять про себя: «Я желаю восстановления», «Я хочу восстановиться в случае гибели» – или что-то ещё в этом роде. Что я, между прочим, и пытаюсь делать. А ты меня отвлекаешь.
– Но разве у нас сейчас опасная ситуация?
– В космосе всегда опасная ситуация.
– Значит, и мне тоже надо так поступать?
– Ну, это как знаешь. Каждый индивидуум имеет право на прекращение физического существования. Да не беспокойся ты так, привыкнешь. У нас, звёздных волков, все эти штучки уже в подкорке сидят. На уровне рефлексов.
Лёва замолчал. Однако через некоторое время он рискнул прервать чтение мантры, дабы спросить:
– Слушайте, а Большая Машина… Её кто-нибудь дублирует? А то не ровён час…
– Не знаю, право. Наверное, есть резервная БМ, – засомневался Кон. – Хотя я о ней не слышал. Кстати, я даю тебе разрешение перейти на «ты».
Лёвушка не успел поблагодарить Дядю, ибо в этот миг грохот сотряс барабанные перепонки (у тех, у кого они имелись), внешняя стенка вздулась пузырём, и последняя тьма, лениво прокатившись по кораблю, затопила…
– Ну и как, – спросил Кон, когда вновь зажёгся свет, – это ты или уже не ты?
– А что, мы?..
– Не уверен. А ты как полагаешь?
Лёва задумался.
– Во всяком случае, пребывание в космосе мне нравится всё меньше и меньше.
– А кто от него в восторге?! Важен не сам процесс перемещения тела в пространстве, а его результат.
– Сотри ужасные черты,
И ты увидишь: мир – прекрасен!
– Стало быть, сегодня он у нас – Поэт, – вздохнул Кон. – Ну что ж, возможно, начинать с худшего варианта – это и неплохо. Разреши, Лёва, представить тебе второго – по порядку, не по значению (как он требует всегда добавлять) – члена экипажа: Компьютер. Не знаю, что бы я без него делал. Боюсь, что прожигал бы жизнь, ни в чём себе не отказывая. Вообще-то вместо имени ему положен номер, но мы, евреи, так сентиментальны… Короче, его зовут Арон.
– На рассвете разбужен
Соловьиной я песней…
Придушить бы певца!
– Вот в таком разрезе, – вздохнул Дядя. – Привыкай.
Дверь в кают-кампанию (если это была кают-кампания, что, конечно, весьма вероятно) с шипением отползла в сторону. На (отсутствующем) пороге показался кургузый мужичонка затрапезной внешности с редкой солженицынской бородкой. Скрестив ноги в вертикально-полосатых штанах и оправив тщательно засаленную телогрейку, он уселся прямо на пол. Хотя свободные кресла были. На Лёвушку зашелец зыркнул крайне неприязненно. Лёва, который привык оказываться первопричиной неловких ситуаций, попытался поздороваться и представиться. Новый ледяной взгляд пресёк его старания, а злобное шипение, наподобие змеиного, остановило протянутую руку. Более того: если Лёва, расхаживавший по помещению, приближался к человечку, тот судорожными движениями утягивался в сторону и как-то стремился слиться с окружающей средой, что у него не особенно получалось. Присмотревшись к лицу мужичка, Лёвушка получил ответ на один из многих дурацких вопросов, которые время от времени задают себе некоторые поклонники изящной словесности: в книгах частенько упоминается семитский нос, причём все мы знаем, что он собой представляет; а вот как выглядит антисемитский нос? Теперь Лёва определённо знал – как.
– Пафнутий, – подтвердил очевидное Дядя. – Теперь, вроде бы, все. Да, наша шхуна называется «Непобедимый». В целях повышения неуязвимости судна и оптимизма экипажа.
Арон по собственной инициативе включил обзорные экраны. Похоже, Солнечную систему корабль уже покинул, поскольку за бортом с огромной скоростью проносилось Великое Ничто. То есть вокруг ровным счётом ничего не менялось, и лишь звёзды стали чуть ближе и ярче, к тому же прекратили подмигивать.
– Чертовски увлекательно, – пробормотал Лёвушка.
Пафнутий пророкотал, обращаясь исключительно к собственной бороде, нечто неодобрительное.
Неожиданно мимо проскользнул обгорелый, в заплатах и пробоинах корпус звездолёта с повреждёнными дюзами. Лев посмотрел ему вслед.
– Хемми, – прокомментировал компьютер. – Герой многих поэм и баллад. Сам в данный момент планирую изваять про него сагу, раз уж довелось встретиться. Появился повод! Личность известная. Абсолютный Диссидент. Недавно подал иск против Создателя. Ввиду неудачного устройства реальности, каковая причиняет Хемми невыносимые страдания. Прошла уже пара десятков заседаний Вселенского Суда, однако рассмотрение дела постоянно откладывается ввиду неявки ответчика. Правда, адвокаты с Его стороны приходили, но почему-то всякий раз иные. Судья дважды угрожал насильственным приводом, так что, полагаю, Творцу не отвертеться.
– Баловство одно, – проворчал Пафнутий. – Суета сует и всяческая суета.
– Ну, не скажи, – отозвался Дядя. – А если он таки выиграет дело? Представляете, каких размеров моральную компенсацию можно содрать с Демиурга?
Из спрятанных динамиков взвыл замогильным баритоном воспрянувший компьютер, которого вновь лягнул Пегас:
– Сто рублей до зарплаты…
Но зовёт агитатор
Через тернии к звёздам.
По весне обещают
Выборы богдыхана
И авитаминоз.
Мягко падают листья
На промокшую землю.
В подворотне – дерьмо…
Ранним утром по стенам
Прихотливые струйки.
Кто-то кран не закрыл.
Дацзыбао с призывом
Выбирать депутатов.
Снег заносит следы…
Даже если улитка
Заберётся на Фудзи,
Не изменится мир.
– Что это было? – после мучительной паузы, в течение которой зелёное лицо капитана то бурело, то белело, спросил Великолепный.
– Моё изобретение – пучок хокку, – ответствовал творец. – Придёт на смену устаревшему и зацикленному венку сонетов.
– Спасибо за комментарий, Арон, – поморщившись, сказал Дядя. – Мы в восхищении. Однако не в полном, ибо, между прочим, у тебя здесь и слогов неправильное количество, и с ритмикой не всё в порядке. Это уже не хокку, это какой-то хоккей получается, и, как говаривал один известный мастер разговорного жанра на Земле, такой хоккей нам не нужен. Абсолютно с ним согласен. Кстати, Лёва, приготовься: завтра с утра мы высаживаемся на планету. Ты впервые сможешь увидеть представителей иных цивилизаций (при этом не имеющих ничего общего с кланом Куперовских) и даже пообщаться с ними. А Арон тем временем подзаправит двигатель.
– Некий древний старик из Молдовы
Знал одно заповедное Слово.
Жаль, дышал он едва,
А то знал бы их два.
Вот какие есть люди в Молдове!
– Отличное резюме, – возведя все пять глаз к небу (точнее, к потолку кают-кампании), вздохнул Кон. – Надеюсь, завтра произойдёт перезагрузка. А ведь до приобретения этого корабля я любил стихи.
– Вас не устраивает художественный уровень моих произведений, капитан? – сухим до полной обезвоженности баритоном осведомился Арон.
– Нет, я в восторге. Просто характер такой, въедливый.
Да уж, подумал Лёвушка. Ему стансы компьютера, скорее, понравились. Хотя Кон должен был слышать вирши Арона несколько чаще… пожалуй, намного чаще…
* * *
– Её все так и называют – Заправка. Собственной цивилизации нет, но на поверхности постоянно толкутся по всякой надобности миллиардов пять-семь, так что разница с населёнными мирами практически незаметна. Кстати, скафандр не понадобится, имеется искусственная атмосфера. Кислорода, правда, многовато, так что следи за собой – не проявится ли чрезмерная весёлость. Впрочем, это не опасно.
– А Пафнутий не пойдёт с нами?
– Нет. Что, скучать по нему станешь?
Скорее, наоборот. Нелюдимый нрав и общая злобность, сливаясь с посконным внешним обликом в неразрывную цельность, составляли исполненную гармонии личность домового. Но ведь за что-то прочие хобгоблины избрали его представителем? Видимо, он популярен хотя бы в какой-то среде? Или они просто хотели от него избавиться – хотя бы на время?
Лёва с нетерпением ждал встречи с иной цивилизацией (точнее – с иными). Увы, первым впечатлением от планеты стало протяжённое здание с плоской крышей, неотличимо напоминающее земной ангар. Вскоре выяснилось, что вся поверхность – вплоть до горизонта – оказалась застроена такими же «ангарами».
– Почему здесь так?.. – не найдя подходящего слова, он просто обвёл рукой вид.
– …Функционально? Так ведь планета общая, стало быть – ничья, – пояснил Дядя; сегодня – видимо, в честь высадки – на его макушке красовалась шикарная алая чалма высотой сантиметров в пятьдесят. – Кто ж в неё вкладываться будет?! Ну, рестораны всякие, игровые салоны, отели и прочее там такое – оно существует, понятно, и, если пройти подальше, то можно найти кое-какие строения более… своеобразного облика. Но, боюсь, для тебя это окажется слишком сильным потрясением.
– Лень идти? – догадался понятливый Лёвушка.
– В общем-то… да! Собственно говоря, и такая архитектура вполне удовлетворяет местный бизнес. В конце концов, здесь никто не устраивается надолго. А вот и мой любимый ресторанчик.
Над входом в данный ангар висела длинное переливающееся всеми цветами видимой и невидимой (человеческими глазами) частей спектра световое панно. Наверное, странные закорючки, пробегавшие по нему, означали наименование заведения, но, не надеясь на грамотность посетителей, хозяин продублировал письменный текст устным:
– Дорогие (горячо любимые, избранные, несъедобные для меня, симпатичные, эмпатичные, притягательные, не вполне ненавистные) потенциальные посетители! Приобщите свои организмы к изысканным блюдам кухни ста сорока восьми с половиной планет! Здесь, в заведении «Как у мамы (сестры, младшей жены, третьей слева наложницы, подруги двоюродного брата, тёти, тёти тёти, рабыни хозяина, хозяйки гнезда, троекратной тёщи)», вы найдёте любую пищу! Вы покинете наш ресторан сытыми (довольными, счастливыми, полурастворёнными в кислотах, без сознания, полностью избавившись от продуктов метаболизма, в состоянии первой клинической смерти, ощущая отвращение ко всему живому)! Не проходите мимо! Отель при ресторане также ждёт вас! Здесь вы встретите комфорт, которого вы недостойны! Имеется недорогая солдатская столовая с комплексными обедами. У нас будущих защитников любого Отечества накормят как на убой!
Лёвушка так и не понял, каким образом голос, читавший сей текст, отмечал скобки, однако отлично чувствовал, в каких именно местах их следует ставить – как и прочие знаки препинания. Видимо, так проявляли себя достижения передовой межзвёздной науки.
Внутри вокруг столиков причудливой формы сидели, возлежали, стояли, нависая над ними (и публикой), порхали или текли по полу десятки разноцветных существ самого невероятного облика. Наконец-то Лёва встретился с иным разумом, более того – с иным образом мысли. Пока Кон вначале долго заказывал гарсону – крабоиду в золотистом смокинге и пышном чёрном банте – блюда с многосложными наименованиями (оказавшиеся при ближайшем рассмотрении свекольным холодником, котлетами с жареной картошкой, макаронами по-флотски и малиновым киселём – правда, последний был голубого цвета), а затем они всё это ели, Лёвушка чутко прислушивался к обрывкам разговоров у соседних столов, дабы приобщиться к перлам вселенской мудрости.
– А я ему: «Чувак, ты, в натуре, осознаёшь, на кого метёшь?!» А он мне: «Да вижу я, что ты козёл!» Я так и не понял: то ли он извинялся, то ли обидеть хотел? – басил одетый в клетчатый костюм-тройку рогатый субъект, потрясая жиденькой бородкой и изредка пристукивая по столу лакированным копытом.
Посуда звенела. Сосед недоумевающего рогача, похожий на него, как брат, сочувственно кивал, не забывая потягивать через трубочку прозрачный напиток из графинчика. «Интересно, как они умудряются одеваться, копытные-то?» – думал Лёва. – «Или их кто-нибудь одевает? А зачем, кстати? С такой-то шерстью… Видимо, хотят выглядеть цивилизованно».
– Она мне: ты, дэскат, сэксуально озабоченный. А я ей в отвэт: «А что, сэксуально бэззаботный – это лучше, что ли?..» – сипела мохнатая мегасороканожка в колпаке с колокольчиком, наворачивая с жирным чавканьем нечто размолотое до кашицы, но, несомненно, мясное. – Эй, малый, тащи ещё малэнькую. Я малэньких люблю, да-нэт? Пусть будэт малэнькая, но много!..
– Точно, друг! – провозгласил его собеседник, антропоморфный двухметровый субъект с крокодильей головой, одетый в бермуды и телогрейку. – Много – это завсегда лучше, чем мало. Так выпьем же за это!
Капля жидкости, которую он принял одним глотком, расползлась бурым пятном по напольному покрытию.
– И ты ж понимаэшь: любила она мэня. Вэдь любила?
Крокодилолюд щелкнул зубами. Согласился, должно быть.
– Вот… Любила. Однако ушла. В самую душу поганку кинула! С тэх пор-р-р тоскую! Ну нэ дур-р-ра, а? Какого пар-р-рня кинула!..
