Текст книги "Купериада (СИ)"
Автор книги: Альберт Зеличёнок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Дура, – подтвердил крокодилоподобный. – Где она теперь такого, как ты, найдёт?
– Нигдэ, – просопел сороканог. – Такие, как я, только на Эр-р-рэбусэ водятся. Да и там мало нас. Навэр-р-рное, скоро вымр-р-рэм, да-нэт?
И он зарыдал, покрываясь каплями влаги по всему телу. К его слезам присоединился и собеседник, в исполнении которого плач выглядел особенно внушительно.
– Слышу ночью шум в гостиной, грохот, – рассказывал оседлавшему крохотную рюмку оранжевому клопу шестилапый зелёный кролик. – Ну, тихонько встал, врываюсь, кричу: «А ну, кто здесь, кто не здесь?!» Смотрю – а там два таких амбала: с крыльями, копыта грязные, но, что характерно, размером точно с мою морду, как измеряли, падлы. Уютно так расположились, уже колбасу из холодильника жрут. Ну, делать нечего, познакомились, подружились…
Клоп ничего не отвечал, налегая на алое содержимое своей посудины.
– Ты же знаешь: у нас, как всегда: жестковыйность растёт, удои падают… – жаловался на жизнь интеллигентно одетый шимпанзе макакоподобной девушке в розовом мини. Та кивала, грустно поглядывая на пустеющую бутылку, и явно подсчитывала в уме количество рюмок.
– А потом она, понимаэшь, «на минутку» вышла. «Погоди, я что-нибудь накину», – говор-р-рит, понимаэшь. Ну и накинула, понимаэшь, ещё тр-р-ридцать пр-р-роцэнтов свэр-р-рху… – это многоног, оказывается сменил тему и дислокацию. Теперь ему внимал дикобраз, иглы у которого росли не только на спине и боках, но и на животе. «Похоже, теперь он о бизнесе рассуждает», – подумал Лёвушка. – «Надо же, а на бизнесмена вовсе не похож. Как обманчива порой внешность. Впрочем, у нас в К-ни тоже разные деловые люди попадаются. Интересно, а как спит этот колючий?»
– А я ему: да ты с ума спятил! Оказалось – и вправду… – заявил, допивая бутылку, шимп. Не дослушав, его спутница, с грохотом отодвинув стул, встала и направилась вон из трактира. Партнёр вскочил, бросился за ней, зацепился за что-то, упал, вскочил, вновь запнулся… У самого выхода догнал розовенькую, стал ей что-то объяснять, оправдываться, размахивая всеми четырьмя конечностями. В конце концов они до чего-то договорились и ушли, причём она волокла его на себе.
– И главное, что во время службы-то выяснилось: это самый Его Преподобие оказался глух, как тетерев; впрочем, оттого ещё более преподобен… То есть это они так считают. Обе мамаши, значит. Текст врал напропалую, невесту выдал за папашу жениха… То есть за моего с братаном папку… Перепутал малость. Впрочем, гостям понравилось. А толку? Всё одно они месяца не прожили. Церковный брак, таинство. Тьфу! Лучше бы пошли да в мэрии расписались, как я. Хотя моя тоже ушла. Но год, однако же, прожили. Как люди… – растолковывал потасканный, впрочем, в костюме и несвежей белой сорочке с галстуком-бабочкой, блондин, парень так лет тридцати-сорока. Его слушателями были десяток розовых слонов и одинокий зелёный чёртик с унылым выражением забавной мордочки. При этом складывалось впечатление, что белобрысый говорит, обращаясь не к своим созастольникам, а в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, просто по привычке сотрясать словами атмосферу. Кажется, он был не вполне уверен в том, где находится, и в реальном существовании своих молчаливых спутников. Из еды на столе наличествовали три пустых и одна ополовиненная бутылки «Бормотухи плодоовощной особой высшего качества» и несколько надкусанных в разных местах солёных огурцов. Всё это употребил блондин, его визави ничего не ели и не пили.
К Куперовским, заметив, что они уже закончили, подошёл гарсон в серебристом смокинге и лимонной бабочке.
– Ваш счёт, пожалуйста, и вот, – он протянул графинчик с голубоватой жидкостью, – наш фирменный. За счёт заведения, как почётным гостям.
«Странно», – подумал Лёва. – «Разве у него был не золотой смокинг? С чего это он вздумал переодеваться?» Видимо, у Дяди возникли сходные мысли, потому что он не стал наполнять рюмки, а вместо того очень бережно, стараясь не взболтнуть и не ударить, поставил презент на стол. Напиток странно бурлил и даже чуть дымил из-под фигурной крышечки.
– А куда делся наш гарсон? – спросил Великолепный.
– Это я – ваш гарсон, – неуверенно пробормотал крабоид, спиной вперёд отступая от столика. Не выдержав тона, он внезапно развернулся и, расталкивая публику, кинулся прочь.
– Верительные грамоты вручены, первый ход сделан, – загадочно пробормотал Дядя.
От кухни уже спешил настоящий гарсон – золотистый.
* * *
На «Непобедимый» возвращались затемно (впрочем, ввиду маломощности здешней звезды, на Заправке всегда было несколько тускловато) – Лёвушка всё же потащил Дядю на осмотр перлов местной архитектуры. Впечатлил здоровенный вывернутый наизнанку икосаэдр на тонкой ножке. Кон сказал, что в точности так выглядит произрастающий в созвездии Весов пачкальщик рыдающий, внешний вид которого хозяин казино воспроизвёл из задушевно-патриотических соображений. Правда, тут как раз подъехали спасатели на футуристической расцветки семиколёсной машине, и выяснилось, что помещение первоначально имело вполне правильную форму, но его попросту выперло из почвы (вместе с фановой трубой) и разворотило извержением подземного грязевого вулкана. И вообще это оказалась скромная похоронная контора. Ну и, конечно, игровой клуб «Делириум», стены коего были изготовлены из подмороженного света и раз в полторы минуты меняли форму (вынуждая большинство любителей азарта собираться в центре зала, где по традиции делались самые крупные и рискованные ставки), тоже запомнился. А так, в общем, ничего особенного – в Нью-Йорке попадаются проекты и побезумнее. Не говоря уже о Москве.
– Что, разочарован местной публикой? – с усмешкой говорил Дядя по пути на корабль. – А чего ты, собственно, хотел? Межзвёздные шоферюги, такелажники, редко-редко какой астрогеолог или просто бродяга-авантюрист заглянет. Я заметил: ты всё к их разговорам прислушивался – какие вселенские тайны, интересно, надеялся узнать? Неужто сам не уловил, что это за публика?
Лёва грустно и смущённо молчал. Странное и не слишком приятное ощущение чужого взгляда, ползущего по спине, не покидало его. Несколько раз он, оглянувшись, видел одного и того же здоровенного гуманоида в гавайской рубашке, ультрамодных мешковатых шортах (каковые во всей Вселенной умеют шить лишь искусные китайские модельеры) и шляпе до того ковбойской, что ни один истинный ковбой никогда бы её не надел. И хотя тёмные очки закрывали пол-лица громилы, Лёвушке показалось, что он опознал преследователя, что тот подозрительно схож с главарём банды, пытавшейся подвергнуть лучшего из Куперовских киднэппингу. О чём он не преминул сообщить Дяде. Кон успокоил, предположив, что они с Лёвой, скорее всего, чем-то обеспокоили службу внутренней безопасности Заправки, которая в ответ приняла скромные профилактические меры, и намекнув, что с нервами кое у кого не всё в порядке и межзвёздный вояж предпринят в этом смысле как раз вовремя. Не надо преувеличивать свою важность для Вселенной, сказал Дядя. При этом у Лёвы сложилось ощущение, что слова о слежке Великолепного нисколько не огорчили и даже, похоже, не удивили. Впрочем, он мог ошибаться.
На борту всё было в норме. Корабль был заправлен под завязку, о чём Арон и доложил звонким девичьим сопрано с капризными обертонами. Когда, приняв рапорт, Кон лишь благодушно кивнул, компьютер, воскликнув: «И это всё, что ты можешь мне сказать? А порядок и красота, которую я здесь навела, выходит, не стоят даже слова благодарности?!», замолчал на несколько часов. Видимо, погрузился в просмотр гламурных сайтов Экстранета. Забегая вперёд, замечу, что лишь перед самым взлётом (и сном) Аронесса изволила прервать паузу, язвительно вопросив пространство, не желает ли хоть кто-нибудь из присутствующих пожелать ей спокойной ночи (хотя чем для него-неё ночь отличается от дня?); дождавшись искомого только от смущённого Лёвушки и по-королевски проигнорировав сей несущественный факт, она-он истерически взвизгнула, издала трагический стон и отключила трансляцию до утра…
– Явились-запылились! – пробурчал Пафнутий, соорудивший себе временное лежбище под столиком, и удалился в один из коридоров (кажется, ведущий к моторному отсеку), ловко обогнув Куперовских и вновь избегнув телесного контакта.
– Дядя Кон, – вспомнил один из достававших его вопросов Лев, – а как получается, что я воспринимал всё, о чём говорили инопланетяне в ресторане, да и после? И официант Вас…
– Тебя!..
– …Тебя понял, хотя Вы… ты говорил по-русски.
– Я бы мог заявить тебе, что Российская Федерация так популярна, что все цивилизации Вселенной, из уважения к мощи её армии и культуры, перешли на русский язык. Однако это было бы и смешно, и неправда. В нефти и газе мы, к счастью, не настолько нуждаемся. Я бы даже сказал, нисколько не нуждаемся. Просто мы здесь, в космосе, решили организовать дела так, чтобы при беседе улавливать – на клеточном уровне – не саму речь, а её суть. А то иначе получалось бы не общение, а диалог чукотского шамана с британским лордом. Как это физически устроено, не спрашивай – сам не знаю.
– Здорово придумали. А почему тогда я у некоторых замечал акцент?
– Ну, это просто так, чтобы интереснее было.
В кают-кампании воцарилось недолгое безмолвие. Нарушил его, естественно, опять-таки наш главный герой.
– Кон, – конспиративным полушёпотом сказал Лёва, – я бы хотел поговорить с Вами… с тобой… по одному деликатному поводу. Про Пафнутия.
– Я бы не назвал Пафнутия деликатным – даже деликатным поводом.
– Нет, в самом деле: ты ему доверяешь?
– А в чём дело?
– Ну, странный он. Необщительный какой-то, даже для хобгоблина.
– А ты, дорогой родственничек, столь хорошо знаком с фэйри, что даже знаешь их коммуникативные стандарты?
– Не то, чтобы знаком, но читал кое-что, а с некоторыми довольно фольклорными персонажами и лично общался. Другой он. Практически ничего не говорит, не даёт себя потрогать. Да – и не пахнет от него! От домового должно вонять! Зипуном там, онучами, лаптями… Бородой, в конце концов! А он стерилен, как… как дистиллированная вода… Говорю тебе: что-то с ним не то… Может быть, он робот? Или даже робот-шпион?! Я же тебе рассказывал про слежку.
– Да, – вздохнул Кон, – с запахом – это я промахнулся. И Арончик мог бы, кстати, поправить, – повысил он голос. – Ему же любое амбрэ – даже аромат онуч – синтезировать – что мне раз плюнуть. Прокололись, короче. Ладно, слушай: нет никакого Пафнутия и никогда не было. Это всё так: морок, иллюзия, голограмма… Ароново творение. И его же идея, к слову. Истинная цель нашего полёта совершенно иная. Видишь ли, половиной – если не более – обитаемого Универсума правит Тёмный Властелин…
– …Значит, под его пятой стонут 3118 рас? – спустя час, в очередной раз перебил монолог Великолепного Дяди Лёвушка.
– Это не считая пяти видов разумных роботов и одной мыслящей Галактики. Я же тебе уже трижды повторял.
– И свободолюбивые демократические силы Вселенной хотят видеть именно меня во главе Светлых сил? Но почему?!
– Ну, во-первых, не одного тебя. Во-вторых, не совсем во главе. Наш выдающийся вождь – король Арагорн сын Араторна, да пребудет с ним Сила, массаракш! А ты пока даже на любимого руководителя не тянешь, уж извини. И, в-третьих, что здесь удивительного? Универсум наслышан о твоих подвигах и приключениях. Мы хотим, чтобы ты был среди нас. А не в числе наших противников, которые при любых обстоятельствах не оставят тебя в покое. Особенно теперь, когда им стало известно, что Светлые проявили к тебе интерес. Так что выбора у тебя фактически нет. Если ты, конечно, не жаждешь оказаться жертвой… обстоятельств. Или, может быть, ты желаешь повторить творческий путь Дарта Вейдера?
– Я вовсе не хочу стать Тёмным Властелином! – обиженно воскликнул Лёвушка. – Я только не понимаю: зачем было обманывать?! Мог бы прямо сказать. Ещё на Земле.
– По моему, ты что-то путаешь. Дарт Вейдер – конечно, Император и вообще заметная личность, но, по агентурным данным, Тёмный Властелин – не он. Мы вообще не знаем, кто такой этот Властелин. Никто из нас его никогда не видел. А вдруг именно наш с тобой вояж заставит его появиться на авансцене? Правда, делами в ходе путешествия пока что буду заниматься в основном я. Но твоя роль не менее важна. Осматривайся, знакомься, собирай информацию.
– Какую?
– Да любую. Кто знает, что может пригодиться в твоей грядущей и, не сомневаюсь, героической работе в Светлом Совете. Однако Тёмные наверняка постараются нам помешать. А отвечая на твой предыдущий вопрос, хочу сказать, что сразу тебе открыться помешали славные конспирологические традиции демократического подполья. Всем вот так прямо выйти из Сумрака, знаешь ли, трудновато. Привычки, обычаи, в деле тебя надо было проверить, в конце концов.
– В ресторане?!
– Ну, и в ресторане. Есть-то где-нибудь надо. И ты, между прочим, слежку всё-таки заметил, что говорит в твою пользу. Кстати, происшествие с фальшивым официантом доказывает, что кое-кто нами интересуется. И вообще: кто ты такой, чтобы обсуждать действия благородной оппозиции?! Так было нужно – и весь сказ.
– Ладно, – сдался на милость неопровержимого аргумента Лёва.
– Кстати, учти: в ходе полёта нам придётся посетить самые странные места. Надо активизировать и объединять Светлые силы Вселенной. Так что не удивляйся.
– А будет, чему удивляться?
– Будет-будет. Уж ты мне поверь.
* * *
И первая же планета не подвела. Поверхность её густо покрывала растительность. Лишь водоёмы редкими тёмными проплешинами разрывали изощрённое буйство флоры, но и их дно обросло шизоидными лесами водорослей. А на суше преобладали цветы – самых фантастических форм и оттенков. Цветы были разумны. Их прихотливо изрезанные листья шелестели на ветру, разгоняя вокруг аромат томно изогнутых нежных лепестков. И лишь бесстыдно торчащие тычинки и пестики намекали на то, что и плотские интересы растениям-интеллектуалам не чужды. Однако данные органы уже давно можно было рассматривать как атавизм, ибо много десятилетий назад аборигены уничтожили местных насекомых, дабы их гнусное жужжание и низменные намерения не отвлекали от размышлений о высоком. С тех пор лишь незначительный процент отщепенцев, способных к вегетативному размножению, тратили время и силы на деторождение, да и то исключительно редко. К счастью, местные растения обладали поистине чудовищным долголетием, в отсутствии внешних опасностей их существование могло длиться века, а внешние угрозы и в самом деле отсутствовали. Планета носила название Цвет Истины, и, разумеется, не просто так. Когда кто-либо вдыхал аромат какого-нибудь цветка, он узнавал некую истину. У каждого из цветов она была иной, порой различные истины оспаривали друг друга, порой вообще не были связаны между собой, касались самых различных и взаимоудалённых объектов ноосферы, нередко оказывались невразумительны или недоступны, чаще всего не сулили практического или хотя бы интеллектуального приложения. И однако – всё это были истины… Потому что истин много, и это не обязательно те, которые ищете лично Вы. Однако каждой из них необходим обоняющий, ибо вне пытающегося воспринять её свет любая истина мертва.
– Нет Бога кроме Бога, – взревел в мозгу Лёвы острый пряный дух мощного тёмно-красного соцветия. – Посвяти ему смерть максимального числа неверных, и сто двадцать широкобёдрых гурий исполнят все твои прихоти.
– Сто двадцать ифритов удовлетворят с тобой все свои желания, если ты посмеешь покуситься на жизни невинных людей, даже исповедующих иную веру, – возразил более тонкий и сложный аромат соседнего колокольчика. – Лишь благие поступки угодны Небу.
– Всевышний не пожалел единственного Сына Своего ради наставления неразумных разумных тварей и искупления их грехов. Множество раз на различных планетах и под разными именами рождался Мессия, дабы быть преданным теми, кому нёс Свет, умереть в муках и возродиться на третий день, – вещал строгий запах растения, напоминающего фиолетовую розу.
– Совершай благие поступки, отвергни суетные желания, – призывало тонкое, почти неуловимое благоухание чайного куста, – стряхни всё обыденное, и ты сумеешь вырваться из кругов Сансары и погрузиться в великое Ничто.
Запахи сплетались, смешивались, перебивая и заглушая друг друга.
– Вселенная четырёхмерна…
– Шестимерна…
– Бесконечномерна!
– Вселенной вообще не существует. Мир – лишь сон взбудораженного разума.
– Вселенным нет числа. Они то взаимопроникают, то тянутся параллельно одна другой.
– Мир – это гигантский Диск, возлежащий на плечах трёх слонов, каковые, в свою очередь, опираются на панцирь гигантской черепахи по имени А’Туин, плывущей в пустоте.
Лёвушка чувствовал, что обыкновенные мысли плавно и грустно покидают его голову, постепенно вытесняемые многочисленными Истинами, в абсолютной тишине ментально провозглашаемыми вокруг. Для собственного разума попросту не оставалось места в примитивном сознании простого землянина. Возможно, он так и рухнул бы бессмысленной тушкой в клумбу мудрости, дожидаясь, пока Дядя, возможно, его отыщет и, чем чёрт не шутит, приведёт в исходное состояние, но тут безмолвие было мягко, но уверенно нарушено. Низкий гул, гудение сотен… тысяч… сотен тысяч маленьких деловитых бомбардировщиков наполнило атмосферу. Аэропланы оказались пушистенькие, мягонькие, медового цвета в тёмно-бурую полоску, с тупыми округлыми рыльцами и заострёнными тыльными частями. Они во всём походили на шмелей, вот только заскорузлых, щетинистых и страшноватых лапок у них было около двух дюжин. Насекомые снизились, сделали круг над цветочным полем… Философские беседы стихли до шёпота, прекратились… Настала пауза, которая сменилась нарастающими стонами сладострастия. Затем исчезли и они. Сознание Куперовского очистилось, лишь изредка в него заползало случайное стенание, источник коего обладал, видимо, особой телепатической силой.
А вокруг извивались, сплетались листьями и стеблями, открывали и закрывали чашечки многочисленные цветы. Их тычинки и пестики трепетали, набухали, напрягались и дрожали в экстазе. Им было не до Истин. Начиналось Великое Опыление.
Когда астронавты вновь оказались в звездолёте, Лёва долго не чувствовал никаких обычных запахов, и у него жестоко ломило виски. Когда благодаря мерзкого вида и вкуса пойлу, состряпанному компьютером, боль удалось наконец несколько унять, Лёвушка взглянул на усыпанный мириадами далёких огней экран и припомнил:
– Однажды некий знакомый сказал мне: «Еврей среди звёзд – это красиво!»
– А два еврея – ещё лучше, – развил мысль веганский Куперовский.
– Но три еврея – вообще красота! – присоединился к нарождающейся национальной ячейке Арон. – Между прочим, я принял иудаизм давным-давно. Даже кабель заземления обрезал.
Так они и стояли небольшой дружной компанией, раздражая вселенских антисемитов, любуясь звёздами и самими собой. Вот такие они были: Куперовские, не совсем Куперовские и совсем не Куперовские, и их уже не переделать. А кому не нравится – читайте другие книжки! Или вовсе не читайте – как хотите.
* * *
– А сегодня мы посетим Фэмили, – объявил через пару дней Великолепный Дядя. – Забавная планетка. Искусственно сконструированная – в научных целях. Её история весьма поучительна. Наверное. Вот был у вас, на Земле, такой учёный – Толстой. Семейный психолог или психиатр – точно не знаю.
– Ну, не совсем учёный, – уточнил Лёва.
– Арон, кто он был?
– Не отвлекайте, я творю, – откликнулся компьютер.
После удаления Пафнутия он стал чаще впадать в творческий экстаз – видимо, освободился большой объём оперативной памяти.
Дядя начал молча биться головой о столик.
– Успокойся, кэп, – после некоторой паузы (во время которой, судя по всему, он, не отрываясь от литературного творчества, одновременно наслаждался зрелищем капитанских мук) уточнил Арон, – Это проза.
– Не проза поэта? – недоверчиво переспросил Кон.
– Просто проза. Из земной жизни. Пока хлёсткие фразы сочиняю, про запас. Вот, например, образчик: «Повстречав медведя, Мыкола Степанчук легко отделался от левой ноги». Или вот ещё: «Вокруг не было евреев, и его антисемитизм остался невостребованным». А вот из другой области: «Он был специалистом в области эротики, она – в порнографии. У них не сложилось».
– Спасибо, – вздохнул Кон. – Мы впечатлены. Теперь можем продолжить, надеюсь?
– Конечно, – сказал Арон, не желая улавливать сарказма.
– Так вот, этот Толстой утверждал в статье, что все счастливые семьи похожи одна на другую, а все несчастные несчастливы по-разному. Данная точка зрения не могла не заинтересовать учёных Универсума. А поскольку времени и ресурсов девать некуда… В общем, на Фэмили добровольцы предприняли эксперимент. Двоичные семьи различных видов, троичные, двенадцатиричные, переменного состава, шведского, пигмейского, турецкого типа… В общем, развлекаются, как могут. Я тут, собственно, был неоднократно, к тому же у меня дела – сам знаешь. А вот ты поброди, приглядись. Вдруг в жизни пригодится?
Планета встретила их громогласным скандалом. Прямо возле космопорта выясняла отношения шестнадцатиричная семья. Судя по накалу дискуссии, эти экспериментаторы реализовывали концепцию несчастья. Как вскоре убедился наш герой, несмотря на все пожелания руководителей опытов, именно несчастных браков здесь было большинство.
Для начала его дважды заманили в ячейки общества переменно-треугольной конфигурации в качестве третьей вершины (жизненный опыт Лёвушки обогатился прыжком с балкона в нижнем белье; впрочем, основной муж вскоре сбросил ему одежду: учёный всё-таки, а эксперимент есть эксперимент); затем несколько часов он провёл в садомазосемье в должности младшего сексуального партнёра (ему, в целом, даже понравилось); а по выходе из оной алкогольные варианты (русская и американская разновидности), пробегая мимо, оставили ему на память ряд синяков и полупустую бутылку свекольного самогона.
Когда он, уже несколько умаявшись, неосторожно заглянул в окно особняка в стиле «псевдоготический псевдоампир», пытаясь выяснить источник отчаянных завываний, из оного окна мгновенно (Лёва даже не успел чего-либо толком разглядеть: мелькнуло нечто многофигурное, синхронно качающееся, напоминающее производственную гимнастику, но в обнажённом виде) вылетел голый же сиреневый мужик в наколках и бицепсах и добродушно взглянул на Куперовского.
– Вуайерист, парниша?! – томно осведомился он. – Заходи.
– Вы не поняли, – начал Лёва. – Ой, – его ухватили за бока, – то есть поняли неправильно…
Но договаривал он, уже падая внутрь через всё то же многострадальное окно, к счастью, лишившееся рамы при преодолении его изнутри. Прямо под подоконником его приняла в объятья крутобёдрая и трехгрудая дева – жемчужно-белая в кокетливую голубую полоску. Кроме полосок, на ней, как и на сиреневом культуристе, ничего не было.
– Продолжим! – вскричал вышеупомянутый спортсмен-сексопатолог, увесисто приземляясь сверху, – А знаешь ли ты, кто такие свингеры, дружок? Свингеры – совсем не то, чем они кажутся, и вскоре ты в этом убедишься.
Убеждаться Лёва начал немедленно, однако мы временно опустим занавес. Не из пуританства, но лишь потому, что в эпоху интернета подробности последовавшего (во всех смыслах этого слова) акта (уточню – не одного) любой желающий может прочитать – да и увидеть – сам, а повторяться не хочется. Конечно, в данном случае имелись определённые отклонения от традиционной процедуры и стандартного телосложения, но, в конце концов, лишние или недостающие вторичные – и даже первичные – половые признаки, иной вид конечностей и прочего ничего по сути не меняли. То есть для Куперовского, возможно, – наверняка – что-то изменили бы, но его, как гостя, никто и не спрашивал. Ему лишь предоставляли самое лучшее, которое дальнейшее делало само. Затем его ещё и сняли в кино, о чём он давно мечтал, имея, правда, в виду фильмы несколько иного характера и содержания, но судьба не всегда предоставляет нам право отказаться, когда – с целеустремлённостью и настойчивостью солдата-дембеля – принимается за осуществление наших желаний. Да и вообще: Лёвушку рекрутировали в качестве актёра, а не сценариста или режиссёра, к примеру. Посему его роль во вселенском кинематографе оказалась сугубо страдательной – не поймите меня неправильно. Короче, если вам повезёт, в дебрях всемирной паутины вы отыщете вышеуказанный видеоэпизод бурной биографии нашего героя.
Наконец Лев, покинув многорукие объятия очередной возлюбленной, сделал вид, что должен срочно совершить – и непременно на свежем воздухе – нечто физиологически неизбежное, и вырвался наружу. У самого подъезда особняка фланировал амбал в гавайке.
– Ага! – вскричал Лёва, но тут с криком: «Новенький! Чур, я первая!» – на соглядатая налетела недавняя партнёрша Куперовского и прытко повлекла вяло сопротивляющуюся жертву на алтарь (как все слова-то гармонируют) любви. Лев предпочёл оставить эпицентр событий, решив отложить криминологические действия до лучших времён.
Когда он, пытаясь отдышаться, вышел на проспект, от фонаря отделилась примерно так двенадцатилетняя или около того (либо притворяющаяся малолетней, как в известном американском фильме) нимфетка очень земного вида и даже облачённая в школьную форму западного образца: светло-розовая блузка с оборками, клетчатая юбочка много выше колен, белые гольфы, рюкзачок на плечах.
– Вы знаете, – без церемоний начала девочка, – я заблудилась в этом городе…
– Но я приезжий, – доброжелательно сказал доверчивый, несмотря на постигшие его испытания, Куперовский. – Не лучше ли Вам обратиться к полицейскому? То есть я надеюсь, что здесь они есть.
– Нет, – заявило юное создание, стремительно нагнетая беззащитность. – С полицейским я уже была. У него така-а-ая дубинка… И та-а-акие наручники… Но у нас ничего не вышло. Он оказался недостаточно чувственным… то есть, я хотела сказать, достаточно бесчувственным. А Вы мне ка-а-ажетесь таким чутким, безобидным… то есть безопа-а-асным… душевным…
– Ну… – приосанился Лев. – Я… Да!
– Вы же сможете меня за-а-ащитить.
– Наверное… – засомневался наш честный герой. – Смотря от чего…
– От жестокой жизни! – вскричала хрупкая незнакомка. – У вас ведь всегда найдётся для меня та-а-ак 20-50 галактических ба-а-аксов?! Да-а-а? Ну, в кра-а-айнем случае ты ведь одолжишь их для меня? У какого-нибудь бога-а-атого дяди. У тебя ведь имеется дядя, котик мой?
– Дядя? – пробормотал Лёвушка. – Ну да… есть Дядя. Но он с большой буквы.
– Тем лучше, – заявила, переходя на деловой тон, нимфетка. – Всё большое лучше маленького. Обычно. Так что, пуши-и-истенький мо-о-ой, предлагаю тебе вступить в парный союз набоковского типа. Кончится всё пло-о-охо, да-а-а, но ты ни о чём не будешь сожалеть.
И вот тут терпение Куперовского лопнуло, и он понял, что необходимо срочно вернуться на «Непобедимый». Его жизненный и сексуальный опыт и без того был чрезмерно обогащён, да и физические возможности организма практически исчерпались. Он искренне надеялся, что полученные сведения никогда ему не пригодятся. У космопорта стоял Дядя. Судя по его виду и возбуждённому состоянию, и для него посещение планеты сопровождалось-таки погружением. Однако дойти до корабля путешественникам не удалось. Дорогу преградили четверо рослых полицейских, что сразу напомнило Лёве о недавней юной знакомой.
– Туристы? – неодобрительно спросил полисмен с наибольшим количеством нашивок.
– Кто ж ещё? – с горечью в тоне сказал Кон.
– Улетать, небось, собрались? – констатировал очевидное второй, с большой золотистой звездой на правой стороне груди и с фасетчатыми глазами. – А не выйдет.
– Почему? – хором воскликнули Куперовские.
– Новое постановление вышло потому что, – с удовольствием огорошил насекомоокий. – Главного Научного Совета. Отныне ни один въезжающий на Фэмили не имеет права покинуть поверхность, пока не внесёт вклад в эксперимент.
– Но, – сказал Лёва, плавным движением длани указывая на явные следы понесённых секс-повинностей на теле и одежде – своих и Дядиных, – мы внесли. Сколько могли.
– А это не считается! – радостно воскликнул звёздчатый. – Приказано учитывать только принципиально новые идеи. Может, какой-нибудь вид скандала изобретёте, а? Или хотя бы позу? Из ранее не реализованных. А иначе – присоединяетесь к экспериментам. В качестве подопытного материала.
Чувствовалось, что такой исход лишь улучшил бы его настроение. Великолепный задумался, и хищное выражение зелёного лица указало на то, что идея у него появилась.
– А что, если… – начал он, – организовать Большую Матримониальную лотерею?
– То есть? – не понял полисмен с нашивками. Двое молчаливых как-то подобрались. Фасетчатый помрачнел, чувствуя, что добыча выскальзывает.
– Ну, раз в день… или, я не знаю, в неделю… в месяц… проводится розыгрыш брако-мест, и семьи, независимо от вида и структуры, формируются не по договорённости или там душевной склонности, а по результатам лотереи. Очень интересный эффект может получиться.
– Да пожалуй что, – протянул с огорчением в голосе полицейский со звездой; видимо, именно он был главным: остальные тут же закивали и издали одобрительные междометия. – Ладно, проходите. Счастливого пути… хотя жаль, конечно.
– И всё-таки сам тезис, на котором построен этот чёртов эксперимент – полная чушь! – заявил Кон уже на борту. – И счастливые могут быть счастливыми по-разному, и несчастные очень похожими. Вот я тут посетил одну триаду: девица с Земли, паук с Ванги и гигантский таракан с пятого спутника Хереса. Как они были изысканно несчастны! Особенно во время… ну, вы меня понимаете. Но достаточно оказалось заменить землянку на змею из подводных джунглей Вагриуса – и всё сложилось просто отлично. Даже и в интимной сфере. И это несмотря на то, что все трое – самцы! Может ваш Толстой данный факт объяснить. а?! Нет, слабо ему!
– Вопреки распространённому заблуждению, мазохист и садист – вовсе не идеальная пара, поскольку удовольствие, которое получает первый от страданий, лишает для последнего процесс мучительства всякого смысла, – глубокомысленно констатировал Арон.
– И в самом деле, – вздохнул Великолепный. – Давайте ужинать и спать. Арончик, старт – немедленно! Что-то достали меня здесь.
– По-моему, учение Фрейда слишком забавно, чтобы быть верным. К примеру: что бы, интересно, сказал великий и ужасный Зигмунд по поводу пресловутого меча в камне, который не мог вынуть никто, кроме истинного Короля? – ответил Арон.
* * *
– Ничего более скучного в жизни не слыхал, – сказал плескавшийся напротив Лёвушки крупный рыб буроватой расцветки с небольшими, но мощными плавниками и длинной ухватистой пастью, после чего тщательно прожевал очередной кусок филе. – Только из-за супруги пошёл, так и она ведь заснула в антракте. В общем, дождался конца выступления и в порядке дружеской критики съел лектора. Ты не представляешь, брат: такой худосочный оказался, что пришлось-таки дома ещё раз ужинать. Одно слово – интеллигенция.
