Текст книги "Купериада (СИ)"
Автор книги: Альберт Зеличёнок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– А не завезли! – счастливо (восемь лет «гастрономовского» стажа никакой частнособственнической контрой не выбить) прошипела Клава и, вздохнув полной сверх всякой меры грудью, довершила описание трагической ситуации, в которую угодила отечественная торговля в её лице. – Да что пиво – карт игральных не доставили! Точно дефолт будет! Или конец света? Одно из двух.
Униженный злыми поставщиками Иванушка обозрел окрестность. Отсутствие очередей – вплоть до горизонта – с очевидностью обличало исчезновение ячменного напитка в округе. Не хотелось, но с неизбежностью выпадало влачить обезвоженное тело на Ярмарочную площадь перед цирком. Там! Благодаря особому Указу Вождя! И попечению Карающих Органов! Всегда! Всё! Было!
К счастью, чудесная влага в крутом с наворотами двухэтажном минимаркете типа «теремок» и в самом деле наличествовала. Но! Имелась и очередь, стекавшая по ступеням на асфальт метров так на пятьдесят. Извиваясь и отплёвываясь ядом от пытавшихся прорваться без, она жадно тянула голову к священному источнику, однако ползла к оному удручающе медленно. Ваня до того истомился от бестолкового топтания на месте, что при каждом перемещении шеренги неосознанно вторгался в личное пространство стоявшего впереди молдаванина – или индуса? – в инстинктивном стремлении очутиться хоть на пару сантиметров ближе к желанному окну. От жары ли либо по иным причинам, но тут-то всё и началось.
– Verba volant, scripta manent, – произнёс хриплый глас над самым мозгом.
– Чего? – изумился Ванюша.
– Слова улетают, написанное остаётся, – перевёл для необразованных голос.
– Не понял.
– Мысль изреченная есть ложь, – прозвучало веско, но нелепо.
Иван в ответ протестующе промолчал.
– Что написано пером, не вырубишь топором, – прошипел голос, подделываясь под другой голос, ещё более противный. Получилось похоже.
– Согласен, – заявил Иван свою патриотичную позицию.
– Так и знал, что пошлый трюизм не вызовет с твоей стороны возражений, – хихикнул нахал.
Ванятка яростно завращал головой, выискивая злопыхателя. Увы, переминающийся сзади кудрявый всклокоченный недомерок на источник издевательств никак не тянул.
– Не засоряйте ноосферу глупостями, господа литераторы! – выкрикнул, будто с трибуны, вышеуказанный неидентифицированный голос.
– Отстань, ты, мочило сортирное! – пугая близстоящих, заорал сорвавшийся с катушек Иван и…
* * *
…Под ногами вместо родного неровного асфальта хлюпала грязюка, жирная, натуральная – верно, чистый чернозём. Мужики в очереди вроде как-то переменились: поздоровей, что ли, стали, одежонка на них оказалась пообтёрханней, даже скорее деревенская, чем городская – не на каждом алкаше такую увидишь; между тем на бомжей окружающие всё же не смахивали и – хотя пахли отчётливо неприятно – но, однако же, аромат был иным. И какой алкаш навешал бы на себя столько металла?! Кольчуги, шлемы, какие-то ещё железяки на плечах и локтях, мечи… Дальше у Вани иссяк словарный запас, а амуниции на соседях наблюдалось ещё много. Должно быть, поблизости снимали кино. Или рекламу? Но даже это не объясняло, как – и когда?! – современный магазин удалось замаскировать под обширное деревянное приземистое строение, над перекосившейся дверью которого горделиво красовалась корявая надпись «Кабак». Причём хибара – что уж совсем несообразно – была одноэтажной, к тому же почему-то запертой на внушительных размеров висячий замок – видимо, именно такие и именуются обычно амбарными. Между тем, насколько помнил Ваня, точка-то должна была функционировать круглосуточно. И народ вроде уже не столько стоял в затылок друг другу, сколько, вольготно расположившись вокруг, ждал открытия.
Иван ошалело огляделся в поисках иных перемен. Ох, лучше бы и не осматриваться, а зажмуриться и повторять: «Чур меня, чур!» – в надежде, что всё вышеперечисленное как-нибудь само собой растает в пространстве, вернув миру привычный вид. Вдруг в поле зрения попала мало– – но всё-таки – знакомая кучерявая шевелюра, стоящая дыбом на единственной здесь непокрытой голове. Её обладатель поощрительно кивнул: дескать, да, я тоже тут, дескать, держи, что следует, пистолетом.
– Ах ты, гад! – вскричал в сердцах Ванюша, по известной российской традиции обвиняя в собственных бедах не виноватого, а ближнего. – Верни всё сейчас же на место, или я не знаю что сделаю!
Низкорослый сосед, впрочем, не обиделся, продолжая ласково улыбаться Ивану.
– Вспомоществование к отпуску опять задержат? – спросил хрипловатым басом кто-то из чудно одетых мужиков.
– Если вообще дадут, – откликнулся язвительный тенор.
– Ну… как же оно: «не дадут»? – засомневался бас. – Я же тогда… это… осерчаю. Начальству доверяться перестану.
– И что до того начальству? Приказ, что ли, громить пойдёшь?
– Не… Я что, зверь, что ли?.. Нешто я не понимаю: власть, она мудрая, просто ей со своей вертикали меня и не видать. Однако же огорчусь сильно.
– Ну и чем дело кончилось? – беседовала другая пара.
– Чем-чем? Мы победили, понятное дело.
– Крепко победили-то?
– Да как всегда – на всю катушку. Вот только своих положили неслабое количество, а кто из наших уцелел – тем бока здорово намяли, два города потом пришлось басурманам в качестве этих… репараций и контрибуций отдать…
– Но победили?
– Конечно. Как всегда. Нешто мы можем не победить?!
– Потому нас все так и не любят. Завидуют, черти заморские.
– Это да. Только спина, зараза, здорово болит. И жопа ноет.
– Припарки попробуй…
– А сколько ж детей у него народилось?
– У Тугарина, что ли?
– У него, злодея.
– Тройня. И все мальчики.
– Ох, ё-о-о…
– Слушай, парень, – обратился Иван, боевой задор которого как-то сразу пропал, к единственно сколько-нибудь близкому здесь человеку, – где это мы, а?
– Не уверен на сто процентов, – рассудительно сказал взлохмаченный, – но похоже то ли на сказку, то ли на былину.
– И какого же... нас сюда занесло?!
– Боюсь утверждать наверняка, но…
– Да начхать! – перебил Ваня, однако, вопреки обещанию, не чихнул, а смачно сплюнул. – Эй, мужики, пиво в данной забегаловке имеется?!
– Не знаю, – грустно ответил знакомым хриплым басом бородатый широкогрудый мужик с синяком под левым глазом. – Не в курсах я. А спросить не у кого, заведение открывается только с одиннадцати. Однако тут всегда отличная медовуха.
– И бражка! – добавил кто-то.
– «Государево зелено вино», – прочёл смуглый худощавый парень строку из «Перечня блюд и напитков», небрежно прибитого возле входа.
– И бражка.
– «Наливки разные».
– И бражка.
– «Квас ядрёный пяти сортов с бесплатными сушками. Самогон наилучший. Виски басурманские». И… что-то вроде забыл, а на бумаге здесь пятно.
Повисла неловкая пауза. Народ мучительно размышлял.
– А, да – бражка.
– Мне бы лучше всё-таки пивка, – с противными даже самому себе заискивающими интонациями сказал Иван. – Ничего особенного, «Будвайзер» там или «Хейнекен» отлично подойдёт. Может, где-нибудь отыщется, а? Не подскажете?
Ой, зря он это произнёс. Окружающие как-то сразу начали перешёптываться, неприязненно глядя на Ивана с кудрявым.
– Робяты, поберегись, не наши это молодчики, – просипел престарелый богатырь с длинной неопрятной бородой. – Зуб даю: лазутчики ляшские.
Зубов у него, кстати, имелось всего два, да и те особой ценности не представляли ввиду явной гнилости.
– Али татарские, – задумчиво произнесли из толпы, которую поспешно образовала ранее вольно бродившая публика. – У низенького, гляди, нос с горбинкой, волосы кудрявые, рожа умная. Точно, лазутчик басурманский, наши такими не бывают. Наверняка татарин. Али немчура?
– А у другого русская морда вроде, – засомневался молодец с синяком.
– Стало быть, подкупленный, – уверенно констатировал старец. – Должно этот, с царём-батюшкой не согласный. Дьяк на площади вчерась баял, что они поголовно у басурман на содержании. На площади секретный камень, баял, стоит, изнутри хитро выдолбленный, в нём шпионы немецкие для вон эдаких деньги оставляют, притом не наши даже денежки, а свои, бесовские, на которые всё, что хочешь, купить можно. Ничего-ничего, – добавил пенсионер, – скоро, их переловят, а кто помогать в этом деле царёвым людям станет – награда обещана. Грамотку дадут; может, и деньгами добавят. А нечего народ русский доверчивый зря словами заморскими баламутить! Бей их, робяты!
– Не, пожалуй, что и не татарин, – продолжал рассуждать кто-то. – Азият, точно, азият. Хотя глаза не косые. Нет, всё же не азият. Должно, англичанин.
Между тем богатыри угрожающе отступали от Ивана и кучерявого. В тылах вскипело некое шевеление, и вперёд, преодолевая сопротивление и игнорируя протесты, вытолкнули мощного румяного мужика лет двадцати пяти, облачённого в начищенные доспехи и отчаянно скрипящие сапоги, с увесистой палицей, свисавшей с кушака справа. Могучий живот молодца плавно и красиво переходил в головогрудь. Оказавшись на авансцене, герой шумно высморкался в ладонь, после чего скромно затих. Крики «Ну, этот им покажет!», «Ух!» и «Приложи им, Илюша!» на ситуации отражались слабо, разве что поощряемый массами начинал в ответ вяло скрестись о фронтальную часть толпы, стремясь вновь слиться с народом.
Окружающие переминались с ноги на ногу, что-то неразборчиво бормоча. Наконец Илья, отчаявшись прорваться в тыл, воскликнул срывающимся тенором:
– Соратники! Да нас же много, а ворогов всего двое. Проявим отвагу молодецкую, напряжём силушку могутную! Пусть изопьёт земля родная крови басурманской! А ну-ка вызовем стражу царскую да и поразим злодеев!
Воодушевлённые герои русские отбросили сомнения и смело ринулись – кто вперёд, кто за подмогой, но…
* * *
…На плакате, который единственным светлым пятном выделялся на фоне угольно-чёрной стены, почти одетая блондинка томно возлежала на руках парочки мускулистых субъектов, с двух сторон вонзивших клыки в её неестественно белую шейку. Полоски ткани, драпирующие культуристов, лишь подчёркивали сексуальное напряжение сцены. Пейзаж довершали яркие мазки крови, прихотливо покрывавшие пейзаж. По диагонали поверх туловищ багровели буквы: «Бар «Лазоревый труп» ждёт именно тебя!».
Под афишей громоздилось… нет, грубо… парило… ну, это уж перебор… вот!.. занимало подобающее лишь ему место во вселенной хромированное, никелированное, включающее в свой состав стальные и стеклянные панели чудо дизайна. В центр сего мощного испражнения передовой конструкторской мысли невесть как затесалась кляксоподобная подушка. Видимо, шедевр изначально задумывался как диван, но творца повело. На подушке скорчился, безуспешно пытаясь одновременно принять расслабленную и притом величественную позу и избегнуть близких контактов неприятного рода с холодным металлом, голый по пояс мачо. Щёки, шея и мощная грудь мужика были припорошены – нет, скорее вовсе заметены – трёхдневной – по моде – щетиной. Прямые волосы – слишком уж чёрные, чтобы можно было поверить, что это их натуральный цвет – стекали с накачанных плеч на мускулистую спину и, похоже, в расправленном виде достигали коленей. Хозяин волосни явно не особенно часто утруждал себя её мытьём, и правильно: незачем разрушать цельный типаж. Пёстрые штаны столь тесно облегали ляжки детины, что выглядели нарисованными на оных. Хотя и казалось странным: как можно изобразить на ногах толстые штаны оленьей кожи да ещё и отчётливо проступающие под ними боксеры? А достоинство? В смысле – не то, которое так именовали полвека назад, а то, что имеют в виду, произнося данное слово в наши дни. Если оно просто раскрашено, то должно, наверное, смотреться как-то иначе? И, кстати, какой нормальный гомо сапиенс носит оленьи штаны? Жарко же должно быть чертовски и вообще неудобно. Впрочем, это был не совсем гомо: торчащие изо рта дюймовые клыки не оставляли сомнений в его роде занятий и видовой принадлежности.
Осознав присутствие внезапно возникших невесть откуда гостей, супермачо оживился и с лёгким кряхтением сменил позу, от чего его грива, колыхнувшись всей неопрятной массой, вяло переползла на новые позиции. «Бедняга, – подумал Лёва (вы его, конечно, узнали?), – при его способе питания шевелюра должна здорово мешать. Волосы свисают на шею жертвы… то есть попадают в пищу, лезут в рот… Фу! Может, он их подвязывает или подкалывает? Нет, тут полумеры не помогут. Что бы ему не подстричься малость? Ноблесс оближ, что ли? Традиции обязывают?».
Глаза хозяина между тем неприятно-заманчиво заблестели.
– А вы вовремя, пацаны, – хриплым дискантом объявил он. – Как раз к обеду. Или к ланчу? – засомневался он, взглянув на настенные часы в виде головы Клайва Баркера. – Всё равно кстати.
– Меня зовут Лев, – представился вежливый Куперовский. – Можно просто Лёва.
– Иван, – пробурчал Ваня. – Можно просто Иван.
– Заткните хлебала, фраера. С пищей не знакомлюсь, – отрезал невоспитанный вампир, разминая в предвкушении активных физических упражнений икроножные мышцы и нехорошо облизываясь.
– Ну что вы так сразу? – расстроился Куперовский. – Давайте попробуем сначала мирно договориться.
– И не разговариваю. То есть это… базаров не развожу.
– Но всегда можно найти…
– Не-е-эт, ты завязывай мне репу окучивать. Да чё вы, не мужики, что ли?! Я – реальный пацан, понятно?! Мне с такими, как вы, даже шконку давить рядом – западло. Прикройте чавки и не мешайте жрать. Хавчик хуже усвоится, допетрили? Кончай базар, кому говорю! Умирать тоже надо по-пацански. Доступно излагаю? Или чего-то неясно?
– Ах ты, упырь обдолбанный! – возмутился Иван, который в алкогольных очередях слыхивал и не такое, и закатал рукава выше тоже весьма неслабых, хоть и заплывших жирком бицепсов. – Значит, не отоваривши бела лебедя да кушаешь?! Сейчас я тебе, кровосос мелкобуржуазный, твою пропаганду подрывную вместе с зубами вобью в империалистическую глотку! Ой, подавишься, брателло, ей-богу, поперхнёшься. Не на тех бочку покатил, ханурик! Не правда в силе, брат, а сила в правде. Мамой клянусь!
– Не понял, – воскликнул вампир, – а почему вы со мной разговариваете на «ты»? Мы с вами, между прочим, ещё на брудершафт не пили. А, кстати, отличная идея! Из горла, а?!
– А ты чего сам-то наезжаешь? Типа особо крутой, что ли? – выразил недоумение Иван.
– Мне можно, я здесь смотрящим от Дракулы поставлен. Лично. От Владика, уразумели?!
– А по мне – хоть от Вольдемара Питерского, понял, нет?! Полезешь внахалку – буркалы вышибу! Рогом упрусь, но климат тебе попорчу, шавка медицинская!
– Ладно, – сказал вурдалак. – Давайте прекратим эту несимпатичную сцену. Или так и будем общаться на уровне русского шансона?
– Не я первый начал, – буркнул уже успокаивающийся Ваня.
В дверь тихонько постучали. Потом ещё раз, а затем грянули и вовсе неделикатно.
– Можно! – рявкнул хозяин, и в кабинет вошли двое его соплеменников с ног до головы в искусственной – и на том спасибо – коже.
– Габриэль, – сказал тот, что пониже, – там ревизор пришёл и чего-то недопонимает, а бухгалтер, как всегда, не может внятно объяснить.
– Мне надо отлучиться, – поморщившись, произнёс Габриэль. – Ненадолго, буквально на пару минут. Пока что с вами побудут мои друзья. Никуда не уходите, – с ухмылкой добавил он.
– И как же, любил я твою маму, всё это понимать? – повторил Ваня свой вопрос, на который не успел получить ответ в давешней очереди в кабак. – Что за фигня такая? Где мы, в конце концов?
– По-моему, это мир хоррора.
– Чего?
– Ну, ужастиков.
– И какого же фаллоса нас сюда занесло?!
– Не знаю точно, но есть у меня теория, что в некоторые моменты времени ткань вселенной становится ветхой, и тогда через дыры можно провалиться на иной уровень бытия.
– В подпространство, что ли? – блеснул эрудицией Иван, как раз накануне происшествия смотревший по каналу «Мистика и быт» соответствующую документальную фильму.
– Не исключено, – не стал отпираться Лёва. – Однако лично я попадал в самые разные миры. Даже в придуманные. Сказочный, к примеру.
– А-а. Только чего это раньше со мной подобных безобразий не случалось? Я за пивом, между прочим, частенько выхожу и никогда ничего…
– А со мной, – вздохнул Куперовский, – постоянно что-нибудь происходит. Я вообще в странных взаимоотношениях с Вселенной. Только не подумайте, что я умею сознательно вызывать такого рода события. Они просто вокруг меня концентрируются – и всё. Флуктуация. В этот раз, видимо, и вас зацепило. Впрочем, учтите, это только гипотеза. На самом деле причины происшедшего могут быть совершенно иными.
– Так это из-за тебя вся эта любовь?!
– Я же сказал – точно не знаю. Может быть, судьба выбирает того, кто очень хочет чего-то. Вот ты Иванушка, так?
– Ну да, Иван вроде. И что?
– Значит, тебе положено чудо искать. Согласно каноническому сюжету.
– Не, – отмахнулся Ваня. – Я больше по пиву. А ты что – за чудом, что ли, к магазину приходил? Чудик ты и есть. С другой буквы только.
– За «Байкалом», – застенчиво улыбнулся Лёва. – Я вообще-то спиртного не потребляю.
– Напрасно, – отрезал Иван. – Лишаешь себя возможностей. Сила никогда не выбирает трезвого. Да знаешь ли ты, Лев, истинную тайну алкоголизма? Запомни: только профан считает, что это так просто: принял грамм двести – и всё. В основе древнего искусства выпивки лежит глубокая философия. Чувствую, надо мне тобой заняться. Если судьба подарит нам достаточно времени, то мы изучим творения мудрецов давно прошедших веков, дошедшие до нас не только на обрывках папируса и на осколках глиняных горшков, но и из уст в уста. Под моим руководством ты освоишь навыки дыхательной и глотательной гимнастики, априорной концентрации и апостериорного расслабления, постигнешь высокое мастерство правильно считать бульки при разливе, коим владеют лишь избранные. Задумывался ли ты когда-нибудь, ученик, почему посвящённые обычно распивают именно на троих? Сакральное число три было известно ещё индейцам майя, а также якутским шаманам; оно позволяет подавить злые начала в человеке, развить добрые устремления, раскрыть чакры и тем самым оптимальным образом подготовиться к процессу поглощения таинственной влаги. Конечно, принимать священную жидкость допустимо и в одиночестве, однако в таковом случае необходима тщательная предварительная подготовка, внутреннее самоочищение путём медитации; закуску, кстати, тоже стоит заранее купить. И притом всё это – азы, доступные даже дилетанту. Мы пойдём глубже! И лишь после завершения предварительного тренинга, после полугодового курса аскезы и двух недель рефлексии, после сдачи экзамены мы приступим к главному. Начнём с малого – с чекушки. Кстати, отныне можешь звать меня «гуру».
Учитель погрузился в молчание, да и несколько потрясённый ученик не нашёл, что сказать. Безмолвие прервал Иван.
– А не пора нам делать ноги?
– Вряд ли эти двое пропустят. Что-то смотрят уж больно подозрительно.
– Ладно, – констатировал Ваня, – тогда будем действовать по обстановке.
– Ну вот я и снова с вами, – радостно сообщил от двери Габриэль, жестом отпуская охрану. – Значит, договоримся так: с вас два раза по двести грамм. Готов пойти на уступки: с более мелкого – скидка двадцать процентов.
– Вот спасибо, – пробормотал более мелкий Куперовский.
Иван молча шевелил носом, полагая, что раздувает ноздри и что это выглядит достаточно устрашающе.
– Лично я считаю сделку взаимовыгодной, – бодро заявил вампир.
Дверь грохнула о стену так, что посыпалась чёрная штукатурка. На пороге стоял один из секьюрити.
– Шеф, беда!
– Какая там беда?! Ты дискредитируешь меня перед гостями. Точнее даже перед деловыми партнёрами. Бед у нас в заведении не бывает. Небольшая неприятность, я думаю.
– Большая неприятность, босс! Там пришла эта… Истребительница!
– Анька, что ли?! Значит, как обычно, всё сексом на троих кончится. Вервольф с ней?
– Нет, шеф, она одна. И злая!..
– Ничего без меня решить не можете. Даже девушку удовлетворить. Пошли. А вас я пока что опять попрошу поскучать без меня. Недолго.
Вампиры выскочили из помещения.
Обнаружив, что на сей раз Габриэль позабыл или не посчитал нужным оставить охрану, Ваня и Лёва бросились наружу.
И оказались в шикарном зале: меблировка – по современной моде – минимальна, стены в зеркалах и цепях с кандалами, столики конструктивистского дизайна блещут хромом и нержавейкой, официантки топлесс разносят пыльные бутыли с шампанским, заплесневелый сыр и свежайший кавьяр, в углах жмутся пирсингованные в стратегически важных местах стриптизёры-вурдалаки в минимальных плавках и без оных. А на краю подиума, с которого их только что согнали, опираясь спиной о шест и широко расставив ноги, стоит миниатюрная – не выше ста шестидесяти – белобрысая сексапильная девица в обтягивающей пятый номер блузке с глубочайшим вырезом и мини-юбке, позволяющей подробно исследовать стройные бёдра.
– А ну, кровососы долбаные, кто на моём любимом игрушечном пингвине опять клыки на остроту проверял?! Я вас пока добром спрашиваю – кто?! Людей уже недостаточно, на цацки бросаемся?! Я, кажется, предупреждала: моя коллекция – это святое.
В правой руке компактная фурия сжимала устрашающего калибра автоматический пистолет, левой поминутно одёргивала мини-юбку, от чего макси-грудь синхронно покачивалась. Атмосфера вибрировала от сексуального напряжения. Впрочем, посетители и большая часть прислуги не обращали на блондинку особого внимания.
– Не стреляй! – закричал Габриэль, от чего интерес публики к происходящему резко повысился.
Вампир, с которого две бальзаковские матроны небезуспешно пытались стянуть леопардовой расцветки стринги, громко взвизгнул…
* * *
…Транспарант «Добро пожаловать во дворец!» был нанесён на ситец столь выспренного оттенка красного, что возникали обоснованные подозрения, будто он прикрывает дыру в штукатурке. Мощные чугунные врата дополняли две запорные балки и цифровой замок. Впечатление слегка портила незначительная, в общем-то, деталь: створки были распахнуты, а на их внутреннюю поверхность некто прилепил бумажку с угрожающей просьбой: «Не закрывать! Ждём столяра».
Иван и Лёва, синхронно пожав плечами, вошли. Если уж Фортуна вздумала таскать их по мирам, то лучше этой капризной даме не противиться. Из трёх коридоров они выбрали тот, где пол был покрыт алым ковром, – центральный. Периодически от него ответвлялись и его пересекали узкие боковые проходы, по всей видимости, служебного назначения. Ближайший перекрёсток был оснащён каменным столпом, ощетинившимся указателями: «В пиршественную залу», «Кладовые и казна (вход по спецпропускам)», «Хранилище артефактов и заморских рукописей (вход по спецпропускам)», «К опочивальне царевны (вход по спецприглашениям)». Огромная стрела протянулась по правой стене: «Стало быть, на приём к царю-батюшке?». Слева в обратном направлении благословляло граффити: «Пошли вон, уроды!». Кое-где пейзаж оживляли фрески с одной и той же девицей различных этапов обнажения. Получалось что-то вроде простенького анимэ.
– Царевна, что ли? – высказал сомнительное предположение Иван.
– Не думаю.
– Да и я, знаешь, сомневаюсь. А жаль. Женихи, по крайней мере, получили бы достоверную информацию. А то, понимаешь, некоторые в платье вроде ничего, а как разденется – ну чистая росомаха!
– Кстати, – оживился Куперовский, – если это сказочный мир, то здесь у меня приятель был, Вася, он, когда после подвигов на покой отправился, издал книгу воспоминаний. Назвал «Непротивление злу Василием». Говорят, имел успех. Наверное, он мог бы нам пригодиться. Только, боюсь, найти его будет довольно сложно, он неплохо умел маскироваться.
– Погоди ты, – одёрнул спутника Ваня. – Кажись, пришли.
Действительно, спутники оказались в зале, размерами напоминающем самолётный ангар. Вдоль стен тянулись скамьи для просителей да столы для челяди царской, коя к бюрократической работе способности явила.
– И здесь очередь, – злобно констатировал Иван.
Впрочем, двигалась она куда как побыстрее прежних. Большинство стояльцев, не выдержав лицезрения любимого венценосного лика и сияния золочёных нарядов дворцовых прихлебателей, сворачивали с полдороги и убирались подобру-поздорову до дому. А вдруг гарант самодержавия осерчает?! Нет, лучше уж держаться от греха да от начальства подальше. Вскоре напарники прошли не менее двух третей пути, и царь был уже хорошо им виден. И в самом деле: ничего так себе оказалось местное величество. Весь он был широк да ядрён; собой положительный, в лице округл, щекаст да румян, в плечах широк, в талии грузен. Руки и ноги имел могутные, внушительные, повышенной упитанности, а волос светлый да волнистый, мягкий да реденький, будто у младенца безгрешного. Не человек, а сплошной отличник боевой и политической подготовки. Прямо с какой стороны не взглянешь – ну чистый олигарх! Простой как правда (да что там правда – как «Правда»!) и подлинный, как она, даже подноготный какой-то. Плоть от крайней плоти народной.
– Ишь, красавец! – восхищённо пробормотал Ванюша. – Орёл! Вылитый старший сержант Фитько!
Царь-батюшка как раз, временно прервав приём, диктовал дьяку:
– …И выдать войску великую прорву одеколону отечественного разливу, дабы воняло ото всех сугубо приятственно, однако же притом патриотично.
Трон его был несколько приподнят над полом, дабы посетители даже и инстинктивно не дерзнули помыслить себя ровней самодержцу. К основанию трона было пришпандорено расписание в кованой рамке под золото: «Приём по личным вопросам – среда с 10.00 до 12.30. Приём по государственным вопросам – четверг с 11.00 до 12.00. Разбор жалоб и принятие презентов – ежедневно с 15.00 до 17.00. Публичное поношение министров – понедельник с 13.00 до 13.45. Приём иноземных послов – пятница с 10.00 до 11.30 по предварительной записи».
Между тем аудиенция возобновилась. У трона на коленях отстаивали каждый своё два здоровенных стриженных ёжиком мужика. Рядом с просителями громоздились туго набитые кули-близнецы – видать, с презентами.
– Ох, не вели смертию казнить, ваше величество, вели слово молвить, – дурным голосом завёл первый.
Царь поморщился:
– Да уж сделай милость. Только не гундось так. У меня от твоего тембра позолота от трона отваливается.
– Осмелюсь доложить, батюшка, звать меня Прокопием Голоштановым. Изволю пребывать купцом самой что ни на есть второй гильдии и держу лавку с разным скобяным, книжным и прочим деликатным товаром у Гнилого моста. Ежели понадобится чего вашему величеству али каким твоим приживалам – у меня для хороших людей завсегда скидка имеется. Шесть процентов, как с куста. И не старайся, отец родной, нигде лучшего товара не сыщешь.
– Со скидкой понятно, ты по сути говори. Проторговался, что ли?
– Никак нет. То есть да. Ну, то есть не совсем… Решил я, величество, затеять новое дело. Так сказать, расширить сферу влияния. И очень мне притом хотелось на благо Руси святой послужить, само собой. Задумался я, значит, чего народу нашему богоносцу особенно не хватает, чтобы туда, конечно, направить инициативу и все силы моего мелкого на тот период бизнесу. И дошло до меня, батюшка, что людям катакстрофически не хватает прессы. И не такой, чтоб на басурманский манер обманывала да сенсации поганые выискивала, а истинно расейской, чтобы, значит, и про погоду, и кроксворд, и гадания разные, и чтоб удобно было сворачивать кулёк для семечек. И вот, значит, под энтот инновационный проект в области СМИ одолжил я вот у энтого змея подколодного три тысячи рубликов ассигнациями.
– И что, не пошло дело-то?
– Как не пойти? Хорошо было совсем пошло. Изголодался народ православный по настоящей, значит, прессе. А то на рынке семянки уж не сказать во что заворачивать начали. Только я, понятное дело, с первой же прибыли того... Ну, фуршет, ясно дело, Куршевель, девки… Загудел, одним словом. Русский же я мужик, батюшка, не немец какой. Само собой, доход тю-тю, аж опохмелиться не на что. А Кузька, вот энтот гад, ничего знать не хочет. Или деньги, говорит, или лавку отдай за долги. По миру, стало быть, пустить хочет. Укороти его, батюшка, не дай превратить меня в несознательный деклассированный элемент! Я же в случае таком вовсе сопьюсь. Детки по миру пойдут, а жена по рукам. Она уж и грозилась.
– А ты что на это скажешь, Кузьма… э-э-э?.. – перевёл самодержец взгляд на второго мужика.
– Чубасов Кузьма Парфёнов сын, ваше величество. Дык… всё правда. Этот архаровец прибыль пропил-проел, возвращать нечего. Имеем, таким образом, неквалифицированный менеджмент. Следовательно, пусть продаёт предприятие. Долги возвращать надо!
Его величество задумалось. Мысли волнами пробегали по челу, завершаясь рефлекторными подёргиваниями левого уха. Наконец решение, похоже, было найдено.
– Ты патриот? – последовал неожиданный вопрос кредитору.
– Да, конечно. Но при чём…
– Истинные сыны Отечества должны быть готовы на жертвы во благо Родины?
– Конечно, однако…
– Тогда должен понять. Объявляю своё решение. Обязательства Прокопия Голоштанова перед Кузьмой Чубасовым волею Верховного главнокомандующего… то есть моей… признать аннулированными. Для тупых объясняю: долг простить. Ибо в противном случае голоса враждебные забугорные обвинят нас в покушении на свободу слова окаянную, будь она неладна, а нам то обидно будет. Означенному же Кузьме о своих претензиях забыть и боле не беспокоить ими наш слух. А теперь идите себе, идите!
А к ногам царя – понятное дело, фигурально выражаясь, – припала фигуристая баба лет примерно тридцати в изумрудном сарафане, белой рубахе, багряном платке и жёлтых узорчатых сапожках.
– Царь-батюшка, – возопила женщина, – свет ты наш в окошке! Защитник Отчизны, хранитель старины и провозвестник инноваций!
– Ну хорошо, хорошо, ладно. Для того я волей Божьей и поставлен.
– Попечитель малых и убогих!
– Заканчивай.
– Покровитель прав и свобод! Гроза врагов!
– Хватит, я сказал. Свои заслуги я и сам знаю. О деле давай.
– Так я ж к нему и веду. Слыхала я, сокол ты наш ясный, что супружница твоя закрыла свои серы оченьки…
– Верно, случилось такое несчастье. Неприятность ну просто государственного масштаба. Однако же, как видишь, я на боевом посту.
– Вот и я о них, батюшка, о масштабе и о посте. Не по масштабу тебе, коршун ты наш чернокрылый, пост соблюдать, да и бобылём блудить ни к чему. Не по чину. У тебя, стало быть, бычок… то есть ты сам, не обессудь, надёжа-государь… у нас ярочка. Поскольку и я, значит, тоже освободилась в прошлом году от алкаша своего и теперича, стало быть, снова женщина одинокая, беззащитная. Всякая зверь обидеть может. Один ты у меня, стало быть, на данный период защита и опора. Причём я, не соврать, в самом соку, да и ты ещё ничего себе пока, чего ж мешкать-то? Когда все вокруг всё одно спят и видят обмануть тебя, ваше величество, и поживиться за твой счёт, неужто ты откажешь в том же самом одинокой вдовице?! А лучше меня всё одно не найти, тебе всякий мужик подтвердит. Нечего и тянуть-то со свадьбой нам с тобой, двум горемыкам. Давай на сретенье и сыграем. У меня уж и список гостей заготовлен. В смысле – с моей стороны. На трёх листах, дьячком нашим Ерёмкой писанный.
