355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альберт Зеличёнок » Купериада (СИ) » Текст книги (страница 20)
Купериада (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:54

Текст книги "Купериада (СИ)"


Автор книги: Альберт Зеличёнок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Окружающие сорвались со своих сидений и бросились на Куперовского.

– Нет, нет! – в панике закричал он. – Я не знаю, кого вы ждёте и что собираетесь с ним сделать, но это не я. Честное слово!

Однако воплей его в поднявшемся гвалте никто не слышал. Толпа схватила Лёву, подняла над собой и повлекла в неизвестном направлении.

На следующий день на базаре только и разговоров было, что о вчерашнем происшествии. Худощавые мальчишки на побегушках, всклокоченные юноши с Талмудами, томные девы на выданье, многопудовые матроны в париках, солидные отцы семейств – все обсуждали только одно.

– Ну и как же Его опознали?

– Судите сами: одет не по-нашему, но по внешности – настоящий ид. Смотрит дико, кричит, руками размахивает – пророчествует. Вокруг осматривается так, как если бы никогда этого не видел. Вдобавок – пришел за хвостом верблюда.

– А при чем здесь верблюд? В пророчествах вроде было сказано по-другому.

– По-другому... Синедрион ещё когда постановил, что пророчества надо толковать расширительно. Иначе мы далеко не уедем. Вон Безумный Пророк явился, как полагается, – на ослице, с ослёнком в поводу, а что толку? В результате в Европе до сих пор приходится воевать с франками, готами и прочими его последователями. Может, ты сам из таких? Нет? Смотри. И вообще: пророки о ком говорили? О животном. Этот самый Лейб с кем пришел? С животным.

– Но ведь не с ослицей, а наоборот, с верблюдом.

– В Синедрионе сказали, что верблюд даже лучше ослицы. И всё, отстаньте от меня, больше ничего не знаю.

– А где Он поселился?

– Слушайте, вы отойдёте или что? Сёмочка, дорогой, выйди из лавки, возьми свою дубинку и объясни этим мишугоэм насчет Мессии, чтобы мало не показалось. Так их, Семочка, и проверь, не остались ли у них ещё вопросы, и ответь на все. Не гони их далеко, Сема, гони их к Соне, передо мной они всё утро стояли, теперь пусть она на них порадуется. И мне слышно будет, о чём они там болтают.

– Его приютил Бар-Раббан, учёный человек. Знает наизусть Пятикнижие, наблюдает за звёздами, снимает сглаз. Его уже три раза за колдовство хотели камнями побить, но в городе булыжников не нашли – как раз все накануне истратили, а за стены лень было идти.

– Ну и как Он, скоро будет народ учить?

– Бар-Раббан обещает – вот-вот. Пока Он его расспрашивает, проверяет, должно быть, всё ли Его народ воспринимает правильно.

– Говорят, там полон дом книжников, фарисеев, учителей Закона, и Он, хотя и молод, беседует с ними на равных. Он их не понимает, они – Его.

Бар-Раббан особенно охотно говорил об истории Великого Израиля. Перед Куперовским вставали картины победоносной войны, которую вёл Израиль, сокрушая Римскую империю. Вначале, насколько мог судить Лёва, решающую роль сыграли фанатизм небольшой иудейской армии и недооценка её сил противником. В дальнейшем один из римских императоров, страдавший наследственным идиотизмом и тяжёлыми запоями, принял иудаизм сам и начал повсеместно внедрять его среди подданных. После этого основное значение приобрели диверсионные операции по кормлению войск противника трефным мясом и неосвящённой мацой, а также рейды по тылам врага террористов-пророков, призывающих покаяться в грехах и уйти от мира. А по Средиземному морю плыли в океан тысячи единиц крайней плоти – император лично руководил актами обрезания и сам в оных охотно участвовал, но, как человек предусмотрительный, резал с большим запасом, что привело к уменьшению населения империи и стало ещё одной причиной ее падения. Над обломками Рима взвилось белое знамя с шестиконечной звездой и семисвечником. По всей бывшей империи сокрушались языческие идолы – новая господствующая религия запрещала изображения человека. И лишь для громадных фаллических символов почему-то было сделано исключение, но скульптуры были тщательно обтесаны и теперь, по разъяснению Верховного Синедриона и лично Ирода Шестнадцатого, символизировали торжество наступающего иудейского духа над любым другим. По всему Великому Израилю открывались хедеры и синагоги, школы канторов и клубы каббалистов, ссудные лавки и мастерские по изготовлению париков и филоктерий. И вот здесь возникла одна существенная трудность. Евреев она не касалась, но в бывшей империи жили, к сожалению, не только – и не столько – евреи, и вот теперь двунадесять языков тщетно ломали языки в попытках внятно вознести молитвы вездесущему Яхве. Что-то надо было делать, и по постановлению Верховного Синедриона лучшие учёные страны на основе иврита, латыни и ряда её производных и диалектов создали новый язык, который, несмотря на иные причины и другое время возникновения, поразительно напоминал, практически тождественно совпадал с известным нам идишем. Когда члены Синедриона и царь ознакомились с произведением, они были потрясены тем, что кучка высоколобых сотворила с великим языком Авраама, Моисея и Иисуса Навина, и приговорили осквернителей к побиванию камнями, но было уже поздно. Порожденный нечестивцами идиш проник в народ и победоносно зашагал по Царству Израильскому, и вскоре даже фарисеи и книжники практически позабыли иврит, и последний сохранился как международный язык лишь в науке, то есть в той среде, которая как раз и выпустила джинна из бутылки.

Однако, даже став великим и решив вопрос со смешением языков, Израиль не мог почивать на лаврах, дабы злокозненные змеи, драконы и прочие гады, то есть добрые соседи еврейского государства, не сожрали его. На западе – в Галлии, Британии и Испании – шумели и рвались в бой последователи Безумного Пророка, казнённого в Иудее за кощунство три сотни лет назад теми же римлянами с подачи тогдашнего Синедриона. И сколько ни объясняли израильские послы и газеты так называемым «христианам», что и Безумный Пророк, и его гонители были иудеями, и, стало быть, вся эта история – чисто внутреннее еврейское дело, – не помогало, и на западе продолжали потрясать мечами и кричать про освобождение Гроба Господня, хотя каждый, кто хоть немного разбирается в климатических условиях Иудеи и тамошних обрядах захоронения, понял бы, что какой уж там гроб и какие останки...

На востоке ещё со времен Самсона никак не могли успокоиться филистимляне. У их претензий никакой идейной подкладки не было, они просто и бесхитростно рвались в бой за новыми землями, деньгами, вещами и женщинами.

Израиль воевал и с теми, и с другими и – естественно – ждал Помазанника, готовый узнать Его с первого взгляда, чтобы – в отличие от прошлых раз – не ошибиться, и горе самозванцу – побивание камнями никто не отменял. Куперовский прекрасно понимал ситуацию и изо всех сил пытался объяснить, что он – вовсе не Мессия, даже не претендует и не считает себя достойным. Ему не верили, тщательно записывали речи для будущих священных книг, исправно исцелялись, едва дотронувшись до его джинсов, молили о пророчествах, которых сами же потом пугались и по-детски обижались, и просили чудес, чудес и ещё раз чудес. Впрочем, и Куперовский был настойчив, и в конце концов, чтобы разобраться с этим вопросом окончательно, был созван Верховный Синедрион. Обсуждение было длительным, монотонным и тягучим, как жвачка. Выступающие цитировали Пятикнижие и пророков (причём на не понятном Лёве иврите), воздевали в отчаянии руки, неоднократно, прервав речь, шёпотом молились, пытались давить на чувство долга, совесть и патриотизм Лёвы, взывать к его честолюбию, намекали на напряжённую международную обстановку, на неизбежный скандал. Куперовский был тверд, как краеугольный камень, и так же непоколебим. Когда же подряд три оратора неизвестно почему назвали его Эммануилом – а он терпеть не мог этого имени – Лёвушка взорвался и наговорил всем присутствующим массу неприятных вещей, к тому же заявив, что если бы он был Помазанником, то лично изгнал бы из храма и их, и их родственников, и потомков до двадцать седьмого колена. Почему именно до двадцать седьмого, он затруднялся объяснить, но в продолжение спича несколько раз возвращался к этому числу и очень на нём настаивал. Члены Синедриона были уязвлены в своих лучших чувствах, и, таким образом, Лёвина речь решила дело. Встал самый седовласый, пейсатый, носатый и почтенный из всех и, важно поглаживая бороду двумя руками (жест весьма величественный; чувствовалось, что он часами репетировал его дома перед зеркалом), провозгласил:

– Коллеги! Мы собрались на это заседание, чтобы в обстановке свободной научной дискуссии выяснить сущность и природу, так сказать, присутствующего здесь Льва. Льва, так сказать, и льва. Или, если хотите – аппетиты Льва. Хе-хе-хе, хи-хи-хи. Но вернёмся к сути обсуждаемой проблемы. В чём же она состоит? В том, так сказать, Помазанник он или не Помазанник. Вопрос не так прост, как может показаться наиболее нетерпеливым из нас. Если он Помазанник, то следует его обрести, вознести и, так сказать, правильно преподнести. Однако совершить оное без согласия субъекта достаточно трудно и не вполне разумно. С другой стороны, вспомним небезызвестный случай Безумного Пророка. Тогда некоторые горячие головы тоже поторопились, так сказать, поднять его на щит, взбаламутили, так сказать, сограждан и в результате пришлось привлечь римский меч и – прости, Господи! – крест. Если бы в дальнейшем вышеупомянутые беспорядки не привели к росту, так сказать, национального самосознания, единению, так сказать, народа и, в конечном счете, к преобразованию Израильского царства в его нынешнее состояние, то всю эту историю следовало бы считать весьма и весьма печальной и подрывающей, так сказать, здоровый оптимизм. Однако в ней есть и немало поучительного. В частности, она указывает на второй вариант решения возникшей проблемы. Естественно, в нынешние гуманные времена, далёкие от первобытной дикости периода пресловутой, извините за выражение, Империи, и речи быть не может о – прости, Господи! – кресте. Однако народная, так сказать, традиция побивания камнями не может быть, безусловно, списана в архив. Прошедшие здесь прения, на первый взгляд, заставляют нас склониться именно к этому варианту. Но из любой дилеммы есть, дорогие коллеги, три выхода: первый, второй и третий, запасной. Вот его-то я и хочу предложить вашему благосклонному вниманию. Учитывая, что уважаемый абитуриент наотрез отказывается объявить себя Помазанником, совершить это нашим волевым решением было бы ошибкой, способной привести к смятению умов, неразберихе и хаосу. С другой стороны, второй способ действий настораживает своей, так сказать, необратимостью. Однако есть и ещё один вариант, соединяющий в себе достоинства первых двух и свободный от их недостатков. Мы вполне можем провозгласить нашего дорогого гостя великим, так сказать, пророком. Это нас ни к чему не обязывает и одновременно не оскорбляет ничьих религиозных и прочих чувств. Вспомним, что в пророчествах говорится о, э-э-э, древе. Подождём. Проведём, так сказать, экспертизу. Если присутствующий здесь Лев в своё время будет распят, так сказать, на древе и на третий день воскреснет, то он действительно является Мессией со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно его, так сказать, наследия. Если же нет – так нет, и это тоже ни к чему нас не обязывает. Здесь, конечно, снова вспоминается казус с Безумным Пророком, но здравый смысл и, извините, элементарная порядочность учёного заставляют прямо утверждать, что после хорошего римского – прости, Господи! – креста никто никогда не оживал, не оживает и оживать не будет. Возникшие в тот период слухи, к сожалению, до сих пор не забыты и циркулируют в отдельных подпольных сектах, но мы знаем, кем, какими силами за пределами Израиля они инспирируются и подкармливаются. Со всей ответственностью заявляю, что всё это – антинаучная чепуха и, э-э, так сказать, бред сивой кобылы. Сразу же после, э-э, инцидента был проведен широкомасштабный и гласный следственный эксперимент, который потом неоднократно повторялся. И ни один из 197, э-э, подопытных не воскрес ни на третий день, ни до сих пор. Исчезновение же тела в вышеуказанном случае легко объяснимо вполне материальными причинами. Мы, естественно, не повторим ошибок прошлого. За нашим благословенным Небесами гостем будет установлено постоянное наблюдение, что позволит, во-первых, оградить его от досадных случайностей и, во-вторых, обеспечить абсолютную научную чистоту эксперимента. Итак, своё предложение я сформулировал, теперь, коллеги, прошу высказываться по существу.

Ещё час участники совещания наперебой, брызжа слюной, кричали о достоинствах Председателя и своём личном уважении к нему, и он солидно кивал и благосклонно улыбался. Когда все выступили и единогласно проголосовали, старейший снова взял слово, поздравил Куперовского с благополучным разрешением его вопроса и напоследок сообщил, что теперь он, как великий пророк, должен принять на себя руководство израильскими армиями в их борьбе с неверными. Лёва, боевой опыт которого исчерпывался военной кафедрой К-ского университета, Троцкими лагерями и кратковременной, хотя и победоносной службой в современной нам с вами израильской армии, обомлел, однако возражать было поздно и – учитывая второй из предложенных Председателем вариантов – опасно.

По дороге домой секретарь Синедриона, которого послали с охраной проводить Куперовского, утешал его:

– Ну что ж из того, что ты не Мессия? Ну не судьба, значит. Не огорчайся, старик. Не всем же быть мессиями. Я вот тоже не Мессия, и ничего. В детстве очень хотелось, а теперь привык. Так даже спокойнее, ей-богу.

Лёва попытался объяснить, что он-то как раз совершенно не намеревался, совсем наоборот, но секретарь, дружески приобняв за плечи, остановил его излияния:

– Да брось ты, старина, что я, ничего не понимаю? В тебе сейчас говорит уязвленная гордость, оскорблённое самолюбие. Брось, старик, не стоит того! Мы тебя и в качестве пророка будем очень уважать, вот увидишь.

На следующий день все газеты были полны портретами «пророка Лейба», выдержками из его речей и предсказаний, сообщениями о его назначении главнокомандующим войсками Израиля. «Голос Саваофа» первый проинформировал читателей о награждении Лёвы высшим воинским знаком отличия – Орденом Большого Серебряного Обрезанного Орла с бронзовыми тестикулами. Другая правительственная газета – «Корзина Моисея» – реабилитировалась тем, что проследила происхождение пророка от царя Давида. Чисто профессиональное восхищение вызывает то, как автор генеалогического древа сумел обойти вопрос о родителях Лёвы, которых, разумеется, никто в Царстве не знал.

Куперовский газет не читал – не было свободного времени. Он штудировал специальную военную литературу, готовясь к вступлению в новую должность. К сожалению, эти толстенные тома, снабжённые многочисленными красочными таблицами и схемами, были написаны или ненормальными, или для душевнобольных, и Лёва, прилежно дочитывая каждую из книг примерно до середины, бросал бесполезный труд, устрашённый казённым языком и обилием цифр, и брался за следующую. Вскоре под его кроватью собралась целая библиотека, которую по ночам усердно изучали мыши. В конце концов Лёвушка вынужден был обратиться к единственному доступному его пониманию первоисточнику, касающемуся вопросов военного искусства древнего мира, – к Библии. Он выучил наизусть главы, посвящённые подготовке и ведению сражений, и положился на волю Провидения, которое столько раз выручало его из затруднительных обстоятельств. К сожалению, он не подумал о том, что его личное спасение обычно сопровождалось многочисленными жертвами среди мирного населения и частичным или полным разрушением окружающей обстановки.

Армии встретили Лёву и его солидную – Председатель не забыл своего обещания, хотя и действовал в рамках пристойности – свиту громкими криками восторга, бряцанием мечей о щиты и прочей ненужной шумихой. Как раз надвигалось решающее сражение с галлами, и присутствие пророка, с одной стороны, должно было поднять боевой дух войск (которые уже третий месяц сидели без зарплаты, потому что тыловые службы «прокручивали» деньги через специально созданные для этой цели банки), с другой стороны – проверить стратегические таланты сего новоявленного представителя рода Давидова.

В грядущем сражении Куперовский собирался испробовать тактическую схему, которая наиболее поразила его своей абсолютной художественной законченностью.

На следующее утро после приезда пророк собрал войско. Здоровые бородатые мужики стояли перед ним, опираясь на копья, и выжидательно смотрели на нового командира. Новобранцы ловили под обмундированием насекомых; старослужащие, давно уже привыкшие к тому, что солдат не бывает в одиночестве даже в своих латах, молча дожёвывали завтрак, позволяя личному зоопарку заниматься своими делами; офицеры обменивались сплетнями, анекдотами и адресами кратковременных платных возлюбленных. «Интересно, почему от военных, даже если их ежедневно мыть в бане, всегда пахнет козлом?» – подумал Лёва. Вслух же он произнёс:

– Возлюбленные чада мои (ему взбрело в голову, что именно такое обращение приличествует пророку; чада же отреагировали вялым ритуальным криком "ура")! Я хочу вам сказать, что понимаю ваши чаяния, и все нововведения, о которых вы сейчас узнаете, направлены на улучшение условий вашего существования. Надеюсь, что вы ответите повышением боеготовности, и мне не придётся во время сражения, как идиоту, носиться в самой гуще боя и подбадривать вас. В конце концов, я с детства боюсь острых режущих предметов!

Конспект речи Лёва писал всю ночь, но порой увлекался и отклонялся от домашних заготовок.

– Слушайте мой приказ. Пункт первый. Все получают очередные звания досрочно, прямо сейчас, с соответствующей зарплатой. Пункт второй. Подъём теперь будет на час позже, а обед – на полчаса дольше. Мама мне всегда говорила, что мало спать и плохо прожёвывать пищу вредно. Пункт четвёртый. Сотрите со щитов то, что вы на них написали. Некрасиво.

И так далее. Двенадцатым пунктом Лёва принял в армию всех маркитанток и прочих сестёр немудрёного милосердия, зачислив их на должности рядовых, на что войска отреагировали уже непритворным громовым "ура!". Закончить зачтение приказа ему захотелось красиво, какой-нибудь запоминающейся пословицей. Куперовскому вспомнились сразу несколько, и он выплюнул их все:

– Пуля – дура, штык – молодец, друзья! Бей своих, чтобы чужие боялись! Винтовка рождает власть!

Обстановка к этому времени стала настолько доверительной, что каждое новое слово армия встречала бурными аплодисментами и громкими восхищёнными кликами. При этом никому не мешало, что огнестрельное оружие ещё не было изобретено.

– Теперь по поводу боя, дети мои! Кто боязлив и робок, тот пусть выйдет из рядов, а после обеда возвратится и пойдёт назад, кому куда хочется.

Несмотря на царившую атмосферу экстаза и всеобщей любви, реакция получилась покруче, чем у Гедеона: девять десятых войска покинуло строй. Холодок страха пробежал по Лёвиной спине, но он подавил колебания и продолжил следовать каноническому тексту. Он привёл солдат к реке и приказал пить.

– Как так "пить"? – закричал молоденький новобранец. – Что это за старорежимные штучки? Вода же некипячёная! Там же дизентерия! И вибрионы холеры, между прочим!

Однако его никто не поддержал, остальные пили молча. Видимо, санитарно-гигиеническое просвещение проникло ещё не во все уголки Израильского царства.

Лёва ходил вдоль рядов пьющих, и тех, которые наклонялись на колени и пили прямо из реки, как собаки, ставил отдельно, а лакавших воду языком из горсти – отдельно. Но вверенный пророку народ, судя по всему, оказался дефектным и невоспитанным, и, когда Куперовский хотел сказать, что вот эти лакавшие и сокрушат противника, у него самого пересохло в горле: таковых обнаружилось четыре человека. Правда, и руки у большинства были грязными, а мыла поблизости не было, но все равно результаты опыта несколько обескуражили нашего героя.

– Ладно, – сказал Лёва. – Последний отбор отменяется. Вы, четверо, в бою пойдете впереди и постараетесь обратить в бегство как можно больше врагов. Если получится. Остальные – за вами. Всё, разойдись!

Излишне говорить, что уже к концу месяца Галлия была очищена от оккупационных израильских войск. А ведь Лёва даже не успел побывать во всех частях. Но, видимо, Бог и на самом деле любил Лёвушку – тот неотразимо действовал даже на большом расстоянии. Местное население, у которого из живности сохранились только свиньи, цветами встречало освободителей, несколько оторопевших от своих успехов. Впрочем, они бы не удивлялись, если бы лучше знали Куперовского.

Когда стало окончательно ясно, что сражения на западе плохо сочетаются с Лёвиными дарованиями, того перебросили на восток. Здесь филистимляне вели что-то вроде партизанской войны, периодически налетая на стройные еврейские легионы. Однако последние, горделиво тряся пейсами, твёрдо стояли в своих маленьких крепостях за высокими стенами, на которые арабы никак не могли забраться и потому вновь отступали в пески, впрочем, без особых потерь с обеих сторон. Куперовский, ознакомившись с характером боевых действий, понял, что он может остаться здесь до морковкина заговения. Кроме того, в армии на него в последнее время стали нехорошо коситься, вслух говорили, что он никакой не Мессия и даже пророк-то далеко не перворазрядный, так, самый завалященький. Более того, распространилось мнение, что его присутствие приносит несчастье. Из столицы приходили известия, что Верховный Синедрион срочно подыскивает нового кандидата в Сыны Божии. Необходимо было что-то делать, чтобы поддержать пошатнувшееся реноме. И Лёва решил превратить оборонительную войну в победоносно-наступательную.

Первые трое суток войска героически продвигались вперёд, нигде не встречая противника, и Лёвушка почти никому не мешал, хотя и потерял полевые кухни в пустыне, пытаясь встретить бойцов на привале заранее приготовленным обедом. Однако на четвертый день дорогу преградила бурная река... Неправы те, кто утверждал, что пророк сознательно утопил здесь треть войска. Нет, Лёва просто попытался остановить поток силой духа, однако его солдаты оказались не крепки в вере. Но окончательную победу над израильской армией Куперовский одержал на двенадцатый день, когда, увлёкшись экспериментами с солнцем (он позже утверждал, что несколько раз оно останавливалось, хотя и ненадолго), позабыл вовремя ввести в бой резервы, и успешно для евреев начавшееся сражение завершилось самым плачевным образом. Впрочем, всё закончилось ещё до темноты, так что Лёвины экзерсисы, возможно, не были уж совсем бессмысленны.

Когда Куперовский вернулся в Иерусалим, он понял, что к его встрече народ приготовился. Всюду были расклеены карикатуры на пророка, в двух местах догорали его чучела, а на центральной площади небольшая бригада вкапывала в землю внушительных размеров древо. Говорили, что через десять дней в Израиле будет большой праздник – Председатель Синедриона принародно начнёт решающую фазу своего эксперимента. Ожидалось присутствие Ирода, иностранных послов, приезд делегаций из других городов Царства. Детские хоры разучивали весёлые песенки про пророка с припевом: «Распни его! Распни его!» Общество Друзей Иеговы распространяло брошюры с картинками, где языком, доступным даже олигофрену (и только ему), населению объясняли суть происходящего. Брошюры брали охотно – они хорошо шли и на пипифакс, и на растопку. Хасиды готовили к торжественному дню многофигурную композицию – что-то про первое грехопадение, но без участия женщин. Мрачные фарисеи раздавали написанные от руки листовки с крупным заголовком: «Мы же предупреждали!» – где говорилось о том, что они предупреждали, хотя оставалось неясным, о чём же они, собственно говоря, предупреждали. Верховный Синедрион заседал непрерывно, хотя и довольно сумбурно. Газеты, ссылаясь на неназванных информаторов, сообщали, что разрабатываются, во-первых, типовой сценарий распятия и, во-вторых, текст присяги будущих Мессий, которую они должны будут произносить во время инаугурации. Чемпион Израиля по метанию пращи посвятил грядущему распятию свой новый рекорд, а жнецы, металлурги и резники крайней плоти – будущие урожай, выплавку и настриг, соответственно. Пенсионеры писали в газеты письма, где дружно поддерживали решения царя и Синедриона и выражали готовность лично принять участие в церемонии, если только власти сочтут возможным дополнить экстраординарное распятие традиционным побиванием камнями. Одновременно в посланиях содержались обещания признать пророка Мессией посмертно и воздать ему соответствующие почести, если он всё-таки, паче чаяния, воскреснет. Старики любят подстраховаться.

Лёва смотрел в будущее с оптимизмом. Он верил в свою звезду и надеялся, что, раз всё разворачивается именно таким образом, его уже скоро заберут отсюда. Честно говоря, в Великом Израиле ему уже порядком надоело. Он находил, что еврей в качестве агрессора выглядит глупо и смешно, и ничем хорошим это кончиться не может.

Его поселили на прежнем месте, у Бар-Раббана. Каждое утро мальчишки втыкали под его окном палку и метали в неё камни – тренировались. Получалось неплохо, чувствовалась школа. Между тем, день казни приближался. Бар-Раббан приводил откуда-то группы неизвестных людей, которым за умеренную плату позволял в щелочку взглянуть на лжепророка. При этом кормили Куперовского за казённый счет и платили за его проживание, так что выгода получалась двойная или даже тройная – учитывая объедки и остатки. Наконец, к огорчению Бар-Раббана, наступило утро, когда за Куперовским пришли. Бар-Раббан тепло простился с постояльцем, пообещал явиться на его специфический триумф и показал заранее приготовленный, отмытый и завёрнутый в фольгу булыжник.

– Для тебя, – сказал он. – Купил на рынке. Видишь, какой красивый? Продавец говорит, Синедрион всё-таки разрешил побивание. Вдруг ты не Мессия? Если ты действительно Сын Божий, то тебе это не повредит, а если нет, то как же без побивания? Так что гляди внимательно, я непременно там буду. Где-нибудь в первых рядах, меня пропустят, всё-таки ты мой гость.

– Спасибо, – сказал Лёва. – Я обязательно посмотрю.

Он оделся и шагнул к выходу. И тут – то ли рослый легионер у двери неловко повернулся, то ли гвоздю пришло время выпасть, то ли Небеса действительно хранили Лёву, то ли по сюжету данной повести так полагалось – небольшой увесистый предмет сорвался со стены и чувствительно шмякнул Куперовского по голове. С высоты двух метров.

На следующий день Куперовский опять стал центральной темой разговоров.

– ...И вот тогда он превратился в громадного чёрного змия, взвился в воздух и улетел.

– Зачем так врать, я не понимаю? Даже самому захудалому лэмуху известно, что змеи не летают.

– Слушайте, не цепляйтесь к словам. Ну хорошо, пусть будет не змий, пусть будет дракон, легче вам стало? Или у вас от этого третья нога вырастет? Так я и говорю: взвился и упорхнул, как птичка, но перед этим сожрал золовку Бар-Раббана и сжёг его дом. Мамой клянусь!

– Люди, посмотрите на этого болтуна! Это кто съел золовку Бар-Раббана? Это ж я – золовка Бар-Раббана, и у него нет другой золовки! Держите меня крепче, люди, он хочет накликать на меня горе, я его убью! Да пусть моим врагам Бог пошлет столько лет жизни, сколько в его словах правды!

– Успокойся, Маня, успокойся. Наплюй на него и возьми себя в руки. Плюй, Маня, не бойся, мы его держим. Вот молодец!

– У него дурной глаз, он меня хочет сглазить. Подождите, люди, не отпускайте его, я выбью ему дурной глаз. Правый, точно, это правый, вот он какой чёрный! Или левый?

– Маня, не мучайся. Что ты себе портишь нервы по пустякам? Выбивай оба, и помни, что у тебя есть лучшая подруга Софа, которая знает пол-базара и всегда тебе поможет. Только быстрее, Маня, а то он сильно вырывается!

– "Лучшая подруга", да? "Всегда поможет", да? А кто у меня занял двадцать шекелей и отдаёт их уже три месяца? Ты думаешь, Маня дура, Маня забыла, да? Маня всё помнит. Люди, отпустите этого трепача, хватайте её, пусть вернет мне мои двадцать шекелей!

– ...И всё-таки, раби Борух, я полагаю, что он был драконом, посланным разрушить величие Израиля.

– Дорогой раби Залман, даже если так, то я вам напомню, что в прежние времена такими проблемами занимались именно ангелы, вспомните хотя бы Книги Царств. Перечитывать надо первоисточники, дорогой.

– Уважаемый реб Борух, я ведь не выражаю прилюдно сомнений в вашей научной компетентности, хотя именно вы в своих научных трудах постоянно приписываете пророкам слова, которые слышите от башмачника Тевье в банях.

– Реб Залман, чья бы, как говорится, корова мычала, ведь это ваше так называемое популярное переложение Торы для детей язычников коллега Бенцион справедливо предложил использовать на подстилку для свиней.

– А ты, Борух, сам свинья!

– Коллеги, коллеги, давайте вести научный спор корректно и аргументированно. Вот если вы, раби Залман, утверждает, что раби Борух – свинья, то докажите это.

– ...Нет, евреи, этот Лейб был, конечно, не Мессия, но всё же Божий посланник. Подумайте, он вознесся оттого, что на него упала Тора! Какой ид может пожелать себе большего?

Между тем Лёва после чувствительного удара по макушке очнулся в уже знакомой лаборатории. С тех пор, как он покинул её, здесь кое-что изменилось. На столах среди спиртовок, плошек и реторт гордо возвышались два персональных компьютера системы "Pentium", один даже с принтером. В углу мерно гудел циклотрон. В другом углу мрачно жевал что-то горбатый и перекошенный голубовато-зелёный гигант с багровыми глазами.

– Добро пожаловать, мой юный друг, – сказал чародей, закрывая дверь автоклава. – Располагайтесь. Познакомьтесь с моим гомункулусом, недавно вывел. Малыш, дай дяде ручку.

Гигант, недовольно ворча, протянул Куперовскому волосатую лапу, которую тот осторожно пожал.

– А что он ест? – из вежливости спросил Лёва.

– Вы меня удивляете. Мясо, конечно. Я и создал его для того, чтобы избавляться от назойливых посетителей. Не беспокойтесь, сейчас он сыт. Малыш, сидеть!

– Извините, – сказал, помявшись немного, Куперовский, – а вам не удалось ещё определить координаты моего отражения? Помните, вы обещали?

– Во-первых, юноша, не координаты, а местостояние. Это гораздо более сложное понятие, включающее координаты как составную часть. Во-вторых, я помню всё, но мне было недосуг. Я тут синтезировал эликсир молодости и вечной жизни, но колбу опрокинул этот неловкий болван, – он обвиняющим жестом указал на гомункулуса, тот в смущении спрятался под стеллаж, смахнув по дороге реторту, из которой потёк по полу сизый туман, – а записи сжёг какой-то приблудный демон. Я пытался всё восстановить, но такие открытия совершаются один раз в жизни. Теперь храню информацию в компьютере.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю