Текст книги "Тьма уже внутри (СИ)"
Автор книги: Алана Русс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Но и без того картинки, наполненные солнцем, уже заплясали в воображении. А император все продолжал говорить, чаруя мягким голосом и запахом острых пряностей.
– Захотите, я приставлю к вам свиту. Захотите – и целое войско. Все, что пожелаете.
– Не могу, – покачала головой я, сопротивляясь туго сворачивающемуся в груди предвкушению. – Стоит мне перейти в материю… в ваш мир, вернее, – поспешила исправиться, – Хаос прикончит меня.
– Не посмеет, – повысил голос Айтер. – Если нужно будет, я всю империю подниму на вашу защиту!
Вот он, классический герой любовного романа. Доблестный, храбрый…
– Айтер, вы собираетесь выступить против своего божества? – с печальной улыбкой сделала я полшага назад, высвобождаясь из горячего плена. – Против Черного Пса?
– Да хоть против сотни псов! – разжал пальцы мужчина, но заговорил громче, со страстью. – Раз он лишь божество, люди отрекутся он него. Новым божеством станете вы. Вы – Создатель. Это место ваше по праву.
– Ой, нет, – в страхе пискнула я, замахав руками. – Хватит с меня созидать! И без того уже…
– Мира, – строго пресек все мои жалкие оправдания Айтер, взял мою руку и прижал к горячей груди, – я чувствую связь между нами. Уверен, ее чувствуете и вы. И раз так, я не оставлю вас до тех пор, пока не удостоверюсь, что вы здравствуете. Что вы счастливы и довольны. Я не оставлю вас, Мира, верите?
«Мика, – так и крутилось у меня на языке. – Я Мика», – но застыла, как завороженная глядя на свои пальцы, стиснувшие мужскую футболку. Под ладонью различимо билось сердце. И с каждым мгновением стук его набирал обороты.
А может, пускай? Буду Мирой. От нее, по крайней мере, ее герой не отказывался. Да и чего греха таить, я хотела быть ей. Всегда хотела. Потому ведь и понимала, отчего Айтер принял меня за нее. Почему до сих пор сомневается и смотрит с немым вопросом в синих глазах.
– Ее имя Мика, – раздалось вдруг, и вереница картинок моего счастливого будущего в другом мире вмиг рассеялась. – И тебе придется оставить ее. Как только сила Укротителя ко мне вернется, я отправлю тебя обратно.
Я подскочила на месте и даже не сразу сфокусировала взгляд на замершем в дверном проёме аспиранте.
– Не помешаю? – зачем-то спросил Бранище, хотя уже прикрыл дверь и ступил на прохладный пол балкона.
– Здравствуй, Ян, – Айтер медленно, с видимой неохотой отпустив мою ладонь, распрямился и расправил плечи. – Хозяин в этом доме ты, так что это нам впору спрашивать, не мешаем ли мы тебе.
Ян демонстративно промолчал, втиснувшись между нами и отворив окно. Ветер ударил в лицо императору, и тот сморщился, обхватив себя за плечи.
Я же с возмущением глядела на аспиранта, с деловым видом тряхнувшего пачкой сигарет и чиркнувшего зажигалкой.
– С каких это пор ты смолить взялся?
– С давних, – едва скосился на меня Ян, – студенческих. Что-то не нравится?
– Да мне, собственно, все равно, – ответила как можно ровнее, наблюдая, как ветер подхватывает весь выдыхаемый аспирантом дым и тут же возвращает обратно, заполняя все крошечное пространство балкона удушливыми сизыми клубами. – Просто… тебе обязательно делать это здесь и сейчас?
– Как верно заметило твое создание, – сплюнул вниз Бранов, а я даже глянуть на Айтера после такого заявления не решилась, – хозяин здесь я. В квартире дымить не хочу, значит, придется вам немного понаслаждаться моим обществом, Вознесенская.
Развернувшись к нам лицом и припав плечом к оконной раме, Ян теперь уже без малейшего стеснения выдохнул прямо перед собой.
– Прошу, продолжайте беседу, – словно дирижер махнул он рукой, и искорки сорвались с края тлеющей сигареты и вмиг погасли. – О чем вы говорили? Кажется, ты зазывал ее в свой уютный мирок? – уставился аспирант на императора.
– Подслушивал? – разъярилась я. – Бранов, да ты совсем уже…?
– Это Джахо, – не дал Ян до конца моему потоку возмущений излиться. – Передавать мне каждое слово вашего голубиного воркования я не просил. То еще удовольствие, знаешь ли.
– Ага, не просил, как же, – с недовольством помахала я перед носом рукой, разгоняя новую порцию дыма. – Слушай, какая муха тебя…
– Почему ты счел мое предложение об охране Создательницы самонадеянным? – на сей раз перебил меня Айтер, уставившись на Яна.
– Потому что защитить ее от Черного Пса ты не сможешь.
– Откуда такая уверенность? – сложил руки на груди император.
– Оттуда, – снова затянулся Ян, и его плечи дрогнули, а из груди вырвался кашель. – Не по тебе… кхе… задачка. Кхе!
Я едва руками не всплеснула. Давится ведь! Стоит и давится! Ну что за показуха детсадовская?
– Постой, – чуть развернул голову Айтер, улыбнувшись, но каждый мускул его тела напрягся, словно мужчина к атаке приготовился, – а уж не ты ли взял на себя славную ответственность ограждать… Мику, – с видимым трудом выдавил он, – ото всех невзгод?
Император, мягко засмеявшись, протянул руку, чтобы похлопать все еще кашляющего Яна по спине. И столько в этом легком движении было превосходства, что Бранов, вмиг ощетинившись, выставил ладонь перед собой.
– Может, и взял такую ответственность. Тебе-то какая забота?
– Никакой, – протянул император, с жалостью качая головой. – Но ты говоришь, что защитить Создателя от Хаоса мне не под силу. Спорить не стану, но чем ты можешь быть полезен? Уж прости, но я не вижу у тебя ни армии, ни магитворцев. Укротитель, что по праву должен возобладать над темной силой в тебе, слаб и немощен. Возможно, – выставил перед собой палец Айтер, заметив, что аспирант приоткрыл рот, – крылатая старуха сумеет помочь, как и обещала. Но пока… Что ты можешь предложить, кроме громких слов?
Ян замер, нахохлился. Я и сама замерла в ожидании, не сводя с него глаз. Хотелось выкрикнуть, перечислить все его заслуги и многочисленные достоинства, но я молчала. Понимала, что это не моя битва. И не мне за аспиранта ответ держать.
Бранов кашлянул еще раз напоследок. Даже не потрудившись затушить окурок, швырнул его через плечо в темноту окна и, глянув на Айтера исподлобья, с болезненной хрипотцой выдал:
– Все. Я отдам все, чтобы уберечь Мику.
Вот так просто. Отдам все. В голосе Яна и ноты сомнения не было. Сердце же у меня будто с ума сошло. Или ему попросту биться надоело? За две с половиной секунды весь выданный на жизнь лимит отстучать решило?
– Ты… что… – губы ссохлись, а в горле целая пустыня образовалась.
Я совершенно некстати закашлялась.
– Идемте, Создательница. Здесь невыносимо холодно и дурно пахнет, – с заботливой миной на лице попытался взять меня под локоть Айтер, но я не далась.
Взбрыкнула, аки кобылица молодая. Да и в ушах шумело так, словно у меня по артериям не кровь, а целый табун несется.
– Ты же сказал, что не знаешь, чего хочешь, – не отрывала я взгляда от Яна. – Ты же утром сказал, что я тебе как собаке пятая нога!
– Любишь ты фантазировать, Маша, – в ответ почему-то тоже разозлился Бранов. – Не говорил я такого! Просто сказал… – он сделал неровный вдох, будто его озноб забил. – Я от своих слов не отказываюсь. Быть вместе нам нельзя. Но это не мешает мне… – и смолк, вновь поежившись.
Нервно переступив с ноги на ногу, я сглотнула ком в горле. Тоже молчала, хотя внутренний голос то вопил благим матом, то срывался на шепот и стенания.
«Не мешает… что? – так и хотелось бросить слова аспиранту в лицо. – Не мешает издеваться надо мной? Метод кнута и пряника, Ян Викторович? Это вас возбуждает?»
Утвердительно отвечая на свои же безмолвные вопросы, я все больше вязла в болоте, задыхаясь от отчаяния и боли.
Если Яну и впрямь доставляет удовольствие то приспускать поводок, то вновь тянуть меня за собой на буксире, вынуждена буду его разочаровать. Подобные «выгулы», с успехом заменяющие шоковую терапию, не для меня. Даже если и захочу, даже если и начну получать удовольствие от извращенной игры, долго все равно не протяну. Сердечко не сдюжит. Лопнет, как банка стеклянная на морозе, после очередного «люблю-не люблю», и поминай, как звали.
Но подтверждать или опровергать мои домыслы было некому. Ян упорно молчал и лишь таращился на меня. Ветер трепал его одежду, взлохмачивал и без того торчащие патлы, заставлял ежиться, но ни звука выбить не мог.
Черт побери, глупый ты аспирант, почему ты молчишь?!
– Твое стремление отдать все, похвально, Ян, – заговорил Айтер, заставив меня вздрогнуть. – Но ты, верно, забыл… Ты порождение Хаоса. Чем ты отличаешься от Черного Пса и ему подобных?
– Я не иссушаю, – вмиг выйдя из оцепенения, сухо ответил Бранов. – Не захватываю. Еще примеры привести?
– Не нужно. Все сказано верно. Но это ведь лишь пока, – вздохнул император. – Ты хороший человек, Ян. Я вижу это. Но то, что внутри, все равно рано или поздно тебя захватит. Поработит и изменит навсегда. Хотелось бы верить, что, будучи в здравом уме, ты сделаешь верный выбор. А главное, позволишь сделать выбор… Мике. Если уж действительно она настолько тебе дорога.
Ян спешно сунул руки в карманы.
– Я же сказал, что никому не позволю причинить ей вред, – и глянул на меня. Я даже в полутьме его взгляд почуяла.
– Тогда попытайся меня простить, за то, что я сделаю с тобой, если вред ей причинишь ты. Вернее, – совсем посуровело узкое загорелое лицо императора, – когда причинишь. Увы, это неизбежно.
Ян издал короткий смешок и встряхнулся.
– Неизбежно, говоришь? – сделал он шаг к императору, вынув руки из карманов. – А тебе-то откуда знать? Ты ведь выдумка. Как бы тебе ни хотелось, ты всего лишь фантазия. Персонаж. Ты знаешь, на что способны люди? Настоящие, живые…
– Довольно, – тихо проговорила я под бешеный стук крови в висках. Не хватало еще, чтобы Бранище с императором в рукопашном бою схлестнулись. – Успокойтесь оба. Никто ни с кем ничего не сделает. Мут поможет Яну справиться с Хаосом, и Ян переправит всех в материю. Это решено. И это не обсуждается, – я толкнула ладонью дверь и обернулась напоследок. – И ваше предложение, Айтер… Извините, но принять я его не могу. Вам придется вернуться в свой мир без меня, – и вышла. Точнее, сбежала.
Джахо, завидев меня, тут же вскочил с пола. Поднялась на лапки и Шани, свернувшаяся в кресле клубком.
Кошка что-то спрашивала, поглядывая на балконное окно, но я не понимала ни слова. Надеясь, что не путаю буквы и слова, пробормотала лишь, что очень устала и хочу немного отдохнуть.
Продрогшие до костей ноги совсем не слушались, но я каким-то чудом, самостоятельно доковыляла до Брановской спальни и, не включая свет, уселась на разложенный диван.
Мысли разбрелись кто куда, но связать их воедино сил не было.
Что значило это показательное выступление Яна? Эта напускная развязность и злость? Уж в чем я была на все сто уверена, так это в том, что Бранище злился. Подслушал разговор даже! Пусть и «ушами» Джахо.
Так неужели… заревновал?
Верилось в это слабо. Куда охотнее я приняла бы версию, что Ян просто-напросто считает меня пустоголовой попрыгуньей-стрекозой, что способна сигануть в другой мир по первому же зову накачанного красавца. И пусть подобное суждение и оскорбляло меня до глубины души, оно хотя бы не противоречило здравому смыслу. Ведь кому, как не аспиранту, меня вновь из лап Хаоса вызволять придется?
Но после его этого «отдам все» с последующим окаменением всего тулова, подозрительной молчаливостью и игрой в гляделки…
– Да что, черт побери, происходит? – с размаху завалилась я на диван, раскинув руки и уставившись в потолок.
Еще утром Ян говорил, что не знает, что чувствует ко мне. И если чувствует, то не происки ли это той твари, что засела внутри? Но сейчас… Стоило прокрутить в памяти сцену на балконе от начала и до конца, как сердце принималось стучать, как сумасшедшее. Подрыгав ногами и сбив в комок одеяло, я закусила кулак, давясь радостным писком.
Яну не все равно. Люди, которым «все равно» не злятся и не врываются посреди разговора, всеми силами стараясь насолить покрепче. Да они и не подслушивают, в конце концов!
Так неужто Шани с ее хранительницей очага добились своего? В такую запредельную мистику уже даже мне верилось с трудом. Но ведь…
– Ай, да чем черт не шутит! – села я и зажмурилась, как и Шани развернув руки ладонями вверх. – Великая Кошка, – зашептала одними губами, чтобы на сей раз предатель-Джахо ничего услышать и пересказать аспиранту не мог, – если это твоих лап дело, прошу, помоги еще немного. Еще совсем немножечко! Если у Яна хоть капля чувств ко мне есть, пусть подумает обо мне, как о женщине. Заберет свои слова, передумает. Даже если и не сейчас, то хоть когда-нибудь пусть посмотрит на меня и…
Звук шагов, смешавшийся с бубнежом телевизора, раздался по ту сторону двери. Не закончив просьбу, я рухнула на подушку и рьяно зажмурилась.
Зачем претворилась спящей, не знаю. Здравомыслие вообще в последнее время меня жаловать наотрез отказывалось. Вот уже и к вымышленным богам с челобитной пошла. Что тут еще скажешь? Клиника она и есть клиника.
Дверь приоткрылась, и голоса в гостиной стали чуть громче. Я даже дышать перестала и постаралась расслабить мышцы лица, чтобы не быть похожей на сморщенную редиску.
Если кошачья магия уже принялась за работу, и ко мне нагрянул сам Ян, то уж лучше бы мне спящую красавицу скосплеить*. Но, судя по прилипшим к бедрам ладоням и вытянутым в струнку ногам, сходство с оловянным солдатиком было куда значительнее.
* Косплеить – имитировать, изображать, повторять. Переодеваться в костюмы персонажей
Дверь уже с негромким стуком прикрылась, а я все еще лежала и прислушивалась: здесь ли полуночный гость? Но в оглушающей тишине, свалившейся на меня одночасье, я лишь звон в ушах различала, да стук собственного сердца, что трепетало, как заячий хвост.
Кажется, я едва-едва набралась храбрости, чтобы открыть наконец глаза, как грудь пронзила тупая боль. Она враз выбила воздух из легких.
Дыхание перехватило. Что-то тяжелое навалилось: не то потолок рухнул, не то сама темнота обрела плотность. И когда я застонала, из последних сил пытаясь выдать хотя бы одну связную мольбу о помощи, два фиолетовых кошачьих глаза сверкнули прямо перед носом.
– Рррня? – раздалось вопросительное.
Толчок, и я, охнув от боли, обрела наконец возможность свободно дышать.
Вмиг сгруппировавшись, будто пружина под напором, я перекатилась на бок и поднялась на коленках.
Толстобокая полосатая кошка, словно дождавшись, когда я наконец рассмотрю ее от ушей до змееобразного хвоста с львиной кисточкой на конце, спрыгнула с дивана и, упершись обеими лапками в дверь, выскочила из спальни.
Аккуратно отогнув уголок одеяла, я едва коснулась ногами пола, как вовремя одумавшись, рывком подтянула коленки к груди.
– Ребя-ят! – прокричала, вытянув шею. – У меня тут проблема нарисовалась.
Тишина. Я прислушалась, но привычного легкого гула голосов и в помине не было. Словно там, за стеной, все в одночасье исчезли.
– Ребят, – нарочито бойко вскочила я с дивана, – это не смешно. Если у меня сейчас от страха остановится сердце…
Еще разок прислушавшись, я толкнула дверь и обомлела. Полутемной и уже привычной Брановской гостиной за ней не было. Вообще ничего не было.
Полупрозрачные стены, сотканные будто бы из дыма и мыльных пузырей, в которых отражалась не то я сама, не то транслировались какие-то картинки и фото незнакомых мне людей, тянулись далеко за горизонт, образуя коридор. Прозрачный пол и потолок, судя по волнам вибраций, что появлялись ниоткуда каждые несколько секунд, были сложены ни из стекла и ни из пластика. Быть может, вода? Или… желе?
– Ррня! – чуть поодаль мяукнула та самая кошка, привлекая мое внимание.
Глядя, как животинка со странным хвостом припустила дальше по коридору, забавно шевеля пушистыми бедрышками, будто кокетливая дама, я сделала робкий шажок, крепко-накрепко держась за дверной косяк. На всякий случай.
Но, несмотря на эфемерность пола, он оказался довольно прочным.
– Алиса тоже за кроликом пошла, – пробубнила я, перетянув вторую ногу вслед за первой и разжав пальцы. – И что из этого вышло?
Ответом мне послужил громкий хлопок дверью. Я в испуге бросилась назад, но единственный путь к отступлению уже растворился в жемчужно-серой дымке.
Глава 21. По кошачьим следам
Прозрачный пол был словно лед. Ноги уже порядком окоченели, начали неметь, но я упрямо стояла на месте и крутила головой. Сделать даже крохотный шажок было страшно. Да и грудь все еще саднило.
– Ты не кошка, – проворчала я, исподлобья глядя в миндалевидные, полные превосходства глаза с узкими щелочками зрачков. – Ты плита бетонная, честное слово! Чуть ребра мне не переломала.
Шерстяной колобок, сидящий неподалеку и горделиво побивающий бока лысым хвостом, нервно стриганул ушами, и я вмиг пожалела о сказанном.
Вскочив на лапы, единственное живое существо поблизости брезгливо встряхнулось и шустро засеменило прочь.
Я так и охнула. Пусть это и был лишь странный сон, оставаться одной среди дутых «экранов», транслирующих чьи-то чужие жизни и миры, жуть как не хотелось. Но стоило мне сделать несколько неуверенных шагов вслед за кошкой, пространство вокруг начало меняться.
Шары, один за другим, принялись схлопываться с глухим звуком, а на горизонте, укрытом полупрозрачной пеленой, вдруг выросла тень.
Мика… Ми-ка-а…
Я замерла, затаив дыхание.
Хаос уже приходил ко мне во сне однажды. Тогда я с трудом вырвалась из его лап, проснувшись. Чутье подсказывало: чтобы уцелеть и на сей раз, маневр стоит повторить. И как можно скорее.
Тут же, изо всех сил зажмурившись, я ущипнула себя, что было мочи, и ойкнула.
Было больно. Но разве… должно?
– Ррня? – словно удивилась моему растерянному виду кошка, наблюдая, как я, с прилежанием заправского мазохиста, старательно нащипываю себя за плечо, покрывшееся уже алыми пятнами.
– Извини, котейка, – опустив руки, сглотнула я, глядя, как пол, стены и потолок в нескольких шагах впереди покрываются сеткой темных прожилок, – мне пора. В следующий раз в догонялки поиграем.
Зов усилился, но лишь на долю секунды. Ноги уже понесли меня прочь, в светлую часть коридора с нетронутыми экранами.
– Скорее, скорее… – зачастила я, когда темные тени, значительно ускорившись, принялись заливать градиентом жемчужного цвета поверхность под ногами.
Если пол вдруг станет вязким, я точно проснусь. Непременно…
Тяжелые, смолянистые капли проступили на стенах. Набухали и оплывали, оставляя за собой черные, ветвящиеся дорожки, так напоминающие разломы и трещины.
Стоило обернуться, как дыхание от страха перехватило. Позади уже ни зги было не видно, а черный пустотелый квадрат, будто угловатое лассо, приближался с каждой секундой.
– А-а-а-а!
Тень все же нагнала меня, обхватила ледяными путами.
Будто подножку получив, я споткнулась, упала. Прокатившись кубарем по полу, горестно всхлипнула и сжалась в комок у стены, обхватив коленки руками.
Перед глазами, стоило их лишь приоткрыть, все поплыло. Вытянутую руку, и ту не рассмотреть. Пальцы словно в одну сплошную варежку срастались, а за ладонью при каждом движении тянулся розоватый шлейф. И либо я обратилась в фею и сею таким нехитрым способом пыльцу, либо меня в эту самую секунду на атомы в материи расщепляет.
Чтобы получить ответ, я попыталась сосредоточиться на ощущениях, но от страха уже и тела не чуяла.
Совладав с паникой, я робко подняла голову…
Восстановившееся зрение, к моему огромному облегчению, доложило, что тьма из виду исчезла. Только ее утробное рычание было едва слышно где-то вдалеке.
Но стоило лишь окончательно успокоиться и оглядеться, как вздох удивления так и сорвался с губ.
Я помнила, как настигнутая тенью, завалилась на бок. Как врезалась в стену спиной и уткнулась носом в колени. Сейчас же кто-то незримый, развернув пространство на девяносто градусов, заботливо усадил меня на корточки.
Босые ноги утопали в пушистом ворсе ковра. Тепла это не приносило, но…
– Киса! – цепляясь за стену, поднялась я и завертелась на месте в поисках провожатой. – Киса! Кис-кис-кис!
Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Стены обрели плотность, прикрылись деревянными панелями и принарядились разного размера дверьми.
Прямоугольные, квадратные, маленькие, большие, круглые хоббичьи, перевернутые вверх-тормашками, без ручек… Двери имели свой размер и цвет, но в верхней точке каждой, уцепившись за косяк, зависла хрустальная сияющая капля, будто огонек «не входить» или маленькое странноватое бра из IKEA.
Я волчком покрутились на месте. Дернулась вперёд, сдала назад, хныкнула, ударив кулаками по коленкам.
– Проснуться, – обхватила я ладонями лицо. – Мне надо проснуться!
На удивление, пространство подчинилось, просело, и чувство невесомости захватило дух. Фантазии замелькали цветной вереницей. Разрывались и ширились, как грибы после дождя.
Путаница из поездов, занятий в институте, знакомых и незнакомых лиц. Даже дом приемной матери Яна приснился. Только Бобка почему-то был размером с буйвола и почти лысый, морщинистый. Как породистый кот. Только на хвосте у него была пушистая кисточка.
Мика, где же ты?
– Здесь… – узнав голос Яна, прошептала, будто и не я вовсе. – А… ты?
Перед глазами тотчас нарисовалась немая картинка, покрытая мутной пеленой.
Зимняя темнота за окном гостиной. Без устали загорающийся и гаснущий фонарь, а я клубочком лежу у аспиранта под боком. Он смеется, чмокает меня в затылок и, бездумно щёлкнув кнопку пульта, включает первый попавшийся канал.
Мика!
– Я здесь, – ответила уже увереннее, и голос вмиг потеплел. Опасности от него теперь не исходило. Скорее, тоска и отчаянное желание обрести форму, чтобы коснуться.
Видение внезапно потускнело. Наверное, я просто-напросто на миг выпала из дрёмы.
Будучи на грани реальности и грёз, я едва перевернулась на другой бок, как меня снова накрыло волной сновидений. Беспорядочное мельтешение реальных и фантастических событий.
Интересно, а сумею я вернуться в сон, что добровольно же и прервала?
– Я здесь. Я уже иду, Ян, – не то мысленно, не то вслух повторила с каким-то предвкушением, и вмиг почувствовала, как ступней коснулись мягкие ворсинки ковра.
Получилось! Вокруг снова были лишь двери. Даже в потолке. Но ни одна из них не влекла меня, хотя бра над каждой, стоило мне лишь приблизиться, наполнялись призывным светом.
Огоньки же оставленные позади – печально гасли. Там, за спиной, вообще все таяло за ненадобностью. Истончалось и пропадало во тьме.
Толстобокой кошки с фиолетовыми глазами нигде видно не было. Только слабенько светящаяся цепочка кошачьих следков тянулась вдоль стены. Огибала выступы, ныряла в неприметные ниши-переходы. Он вела меня.
Вёл и голос, волнуясь и то и дело окликая. А я каждый раз тихонько отвечала.
Все кружилось, как в хмельном угаре. Заходя все дальше, я шлепала босыми ногами по полу, будто по натянутым струнам. Холод резал пятки, а я все шла и шла. Что ждёт в конце – не знала. Но отчаянно хотелось верить, что… он.
– Вот ты где! – воскликнула я, заглянув за очередной угол.
Кошка сидела у двери и нетерпеливо била хвостом. Будь у нее на лапке часы, наверняка с укором глянула бы на них и возвела глаза к потолку. Хотя, судя по растопырившимся в разные стороны усам, недовольства в этом клубке шерсти и без того хоть отбавляй.
– Ну, прости, – всплеснула я руками. – Потеряться тут, раз плюнуть. Если бы не твои следы… Ты кого-то стережешь? – уставилась я на разительно отличающуюся от всего вокруг деревянную дверь со стеклянным узорным окошком. Сквозь него лучился мягкий, желтоватый свет.
Дождавшись очередного «ррня», я сделала шаг. Но стоило приблизиться, как кошка, не то с презрением, не то с облегчением фыркнув и потоптавшись на месте, подскочила, нырнула прямиком в центр сияющего квадрата и растаяла в облачке лилового дыма.
Я отпрянула, опасливо поглядев на стеклянную поверхность. Внутренний зов усилился, стоило лишь взяться за ручку, повернуть…
– Снова босая? – раздалось нарочито строгое, и зов тут же сошел на нет. Стало уютно.
С тщательно скрываемым довольством я только переступила порог, как стены разъехались. Сомкнулись меж собой, образуя комнату, подозрительно похожую на кухоньку в Брановской квартире.
Так и есть. Приподняв голову, на меня с осуждением глядел аспирант, лёжа на надувном широком матрасе, втиснутом между столом и кухонным гарнитуром.
– От твоего занудства нет спасения, Бранов, – без малейшего стеснения подошла к нему я и плюхнулась на матрас рядом.
В карих глазах скользнула тень удивления.
– Фамильярничаешь?
– Ты первый начал, – согнув руку в локте, прилегла я на бок так, чтобы беспрепятственно глазеть на Яна. – Вознесенская то, Вознесенская сё…
– Грейся давай, – усмехнулся Бранов и выставил ногу.
Не раздумывая, я поставила обе ступни ему на бедро и поджала окоченевшие пальцы. Стало и впрямь намного теплее, но Ян болезненно скорчился и выдохнул сквозь зубы. Даже через ткань спортивных штанов холод почуял.
– Мне некогда было обуться, – виновато промямлила я, когда озябшие пальцы мало-помалу начали отходить. – Ты слишком громко меня звал.
– Разве? – Бранов приподнялся на локтях и с видимым усилием уселся. Вопреки жалкому сопротивлению, обхватил мои ступни руками и принялся легонько их растирать. – Не припоминаю, чтобы звал. Думал разве что. Самую малость.
На этих словах я так и охнула от возмущения. Не звал, значит? Намекает, что без приглашения приперлась?
– Тогда окажи услугу, – сказала грубее, чем хотела, высвободив ноги из его теплых рук, – в следующий раз думай на полтона потише! – и демонстративно развернулась на другой бок. К Яну спиной.
Разумеется, о содеянном пожалела я мгновенно, но поделать с собой ничего не могла. Разволновалась ни с того ни с сего, как дурочка. Хотя откуда бы ему взяться, этому волнению-то?
В том, что все это сон, уже и не сомневалась. Предметы вокруг то и дело перемещались, дрожали. Добавлялись навесные шкафчики «не отсюда», куда-то успел раствориться стол… Да и Бранище не терзался моралью: можно-нельзя, хочется-колется. Вел себя расслабленно, свободно. Охотно прикасался и позволял прикасаться к себе.
Но вот уж чего я никак не ожидала, так это что после моего дурацкого выверта теплая рука ляжет мне поверх талии. Притянет ближе.
– Что, неужели так громко думал? – прошептал Ян у самого уха, обдав горячим дыханием.
– Чересчур, – зажмурившись, едва выдавила я, потому как дух из меня тотчас вышел.
– Прости. Думать о тебе тише никак не получается. Да и вдруг ты не услышишь?
– Услышу, – открыла я глаза и повернула голову так, чтобы видеть Яна хотя бы искоса. – Я всегда тебя услышу.
– Моя маленькая Слышащая, – мягко посмеялся Ян и чуть надавил на плечо, вынуждая перевернуться на спину.
Сам же возвышался справа от меня, подперев голову кулаком.
Взгляд затуманенный, веки чуть прикрыты. Грудь вздымается тяжело, медленно. Захотелось сию секунду ладонь к ней приложить или ухом припасть, чтобы слышать, как сердце, четко следуя ритму, колотится в грудной клетке.
Ян легонько улыбнулся, глядя, как я мнусь, заламывая пальцы. Верно он как-то сказал, нерешительность порой меня в самые неподходящие моменты одолевает.
Темные струйки, очерчивая вены, вдруг дрожью пробежались по коже Яна, выталкивая едва видимые глазу призрачные перья.
Тихонько охнув, я коснулась одного пальцем. Осторожно, самым кончиком, но оно, растревоженное, тут же растаяло, словно сгусточек тумана.
– Что это? – округлила я глаза, робким касанием заставив еще одно пёрышко, расположившееся прямо около судорожно бьющейся жилки, исчезнуть.
– Моя суть, – виновато глянул Ян. – У меня не получается сдерживаться, когда ты так близко.
– Так, может… – вновь коснулась едва заметной иголочки пера на шее, на сей раз проскользив пальцем до самой кромки воротника футболки, – и не нужно сдерживаться?
Голова закружилась. В коже словно проснулись все рецепторы разом, и каждое прикосновение, будто электрическим разрядом пронзало.
В один взмах ресниц переведя взгляд на Яна, я уставилась прямиком ему в глаза.
Темные… Беспробудно темные, как безлунная зимняя ночь.
– Ну, раз уж ты настаиваешь, – надавил Ян пальцем на краешек нижней губы, заставив меня выдохнуть с едва сдерживаемым стоном. – Больше не буду.
Нас словно куполом накрыла тень, и стало теплее, спокойнее. Теперь нас никто не увидит. Ни одна живая душа не посмеет взорвать этот уголок крохотной идиллии. Пусть и выдуманный.
Расстояние между нами вот-вот грозилось обратиться в ноль, но Ян отчего-то замер. Взгляд его неотрывно изучал мое лицо, но все чаще срывался к пересохшим губам.
– Дразнишь меня, что ли, аспирантище? – сощурилась я, подавшись вперед и сцепив руки в замок у него на шее.
– Аспирантище? – к моему великому разочарованию, Бранов, заломив бровь, отстранился. – И как вы еще меня за глаза называете?
– Ой, тебе лучше не знать, – многозначительно округлила я глаза и легко засмеялась.
– Неужели все настолько плохо? – навис надо мной аспирант, и я замерла в предвкушении, ловя его такой странный, голодный взгляд.
Взгляд, вдох. Выдох, мимолетное касание…
Мгновение, что от волнения показалось мне едва ли не вечностью, и наши губы наконец встретились.
Поцелуи, сперва такие робкие, вопросительные… Когда они обратились в убийственный ураган, не могу ответить. Близость Яна сводила с ума, стирала временные рамки и туманила разум.
Горьковатый запах въедался в кожу, но мне и этого было мало. Казалось, я никогда не смогу им надышаться. А если этот аромат вдруг иссякнет, исчезнет, я и сама кану в небытие. Задохнусь, как рыбка, выброшенная на берег.
– Не боишься?
Уж не знаю, какими правдами-неправдами Ян нашел в себе силы связно говорить, но я в ответ смогла лишь слабенько головой поелозить по подушке, мол, нет. Не боюсь.
Он улыбнулся. Склонился и поцеловал. На сей раз без спешки, мягко. Мучительно медленно провел кончиком языка по нижней губе, прикусил, потянул.
И вновь я, силясь сдержать судорожный вздох, ослабла. Поддалась его горячим и окончательно осмелевшим рукам.
***
Взрыв хохота. Он пушечным снарядом разорвался у самого уха.
Несколько секунд я лежала и хлопала глазами в темноте, силясь понять, не контузило ли меня?
– Серёжа, елки-палки… – проворчала, отдаленно слыша, как амур разноглазый на кухне во весь голос травит байки.
Затем снова смех. Бас Джахо и робкие мяукающие смешки Шани.
– Как же вы, ребята… вовремя.
Я ударила кулаком по дивану. Большего разочарования в жизни испытывать не доводилось.
Ощущение Брановских прикосновений все еще блуждало по телу, до краев наполняя нежностью и теплом. Кажется, блокировка стыдливости слетела, стоило Яну, подхватив меня под спину и затылок, прижать к себе и обжечь поцелуем. На этот раз настоящим, глубоким… каким-то взрослым, что ли.
И вот уже руки сами собой скользнули ему под майку, а стыдливость испарилась, освободив место для горячего, всепоглощающего желания.
