355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алан Дин Фостер » Маори » Текст книги (страница 41)
Маори
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:56

Текст книги "Маори"


Автор книги: Алан Дин Фостер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

Глава 12

Больница была странным местом, но эта странность его не волновала. Его молчаливо переводили с места на место, из комнаты в комнату. Многие пакеа подталкивали и подгоняли его, задавая вопросы. Он старался отвечать, как мог, вежливо, но равнодушно. Не за этим он пришел сюда.

Теперь, когда разнеслась весть о катастрофе, вся страна мобилизовала силы, чтобы помочь уцелевшим при извержении Тараверы. Продовольствие и другая помощь текла из Окленда, Веллингтона и других округов. Даже те, кто был занят разгрузкой или отметкой продовольствия или помогал врачам и медсестрам, останавливались, чтобы с открытым ртом посмотреть на старого маори, который возвышался, как башня, над любым человеком в больнице, как, наверное, древние моа когда-то нависали над маори.

– Мы только оставим вас на пару дней ради предосторожности, – отрывисто говорил жизнерадостный молодой пакеа, который наблюдал за старым тоунга, чувствуя себя его покровителем. Туото слушал его вполуха.

– Подождите здесь, пожалуйста, пока я заполню некоторые бумаги. Потом мы подыщем вам комнату, – молодой белый человек поправил свои очки. – Еще одна небольшая проверка, и вы сможете хорошенько отдохнуть.

Туото уступчиво кивнул и отошел в другой угол комнаты. Она была наполнена людьми, пострадавшими от катастрофы. В основном они не обращали на него внимания, поглощенные собственными бедствиями.

Он посмотрел направо, потом налево. Серьезный молодой пакеа был занят своими бумагами. Туото знал, что белым людям для жизни нужны четыре вещи: еда, вода, воздух и бумаги. В молчании он пошел вверх по ближайшему коридору.

В нем было тихо. Никто не оспаривал его права там находиться. Он повернул за угол и пошел по другому пустынному коридору. Однажды он остановился, как будто прислушиваясь, прежде чем двинуться в другом направлении.

Все двери, мимо которых он проходил, были одинаковыми, отличаясь только номерами. Он остановился рядом с одной из них, не заботясь о том, чтобы разобраться в цифрах. Она отворилась от одного прикосновения. Войдя в затемненную комнату, он тихо прикрыл за собой дверь.

На единственной больничной кровати под простынями лежал пожилой человек. Он не был ни таким старым, как Туото, ни таким высоким. Тоунга приближался к кровати, пока не уставился в упор на едва дышащее тело. Глаза больного были крепко сомкнуты.

– Привет, мой друг, Роберт Коффин. Было скверное время. Но твой сын жив, и его женщина тоже. Я думал, что тебе захочется об этом узнать, и пришел, чтобы рассказать.

Фигура в кровати не ответила, не шевельнулась, никак не прореагировала на слова, но Туото знал, что Коффин все равно его слышал, хотя бы телом, если не ушами. Только это и имело значение. Глубоко вздохнув, тоунга поднял обе руки над кроватью и стал тихо петь голосом человека, гораздо более молодого, чем сточетырехлетний старик. Он пел каракиа, молитву. Очень важную и могущественную.

Закончив, он опустил руки, прислушиваясь к последним словам песнопения, растворявшимся в стерильном воздухе. Проходили мгновения. Потом веки Роберта Коффина затрепетали и открылись. Тело не пошевелилось. Но седовласая голова слегка повернулась.

«Макаве Рино», – подумал Туото.

Голос Коффина был слабым, невнятным.

– Туото?

Высокая, угловатая фигура, нависающая над кроватью, кивнула один раз.

– Да, капитан Коффин. Рад снова видеть тебя. Глаза на мгновение закрылись, на морщинистом лице выразилось напряжение. Потом они снова открылись.

– Я бы поприветствовал тебя, но не думаю, что смогу двинуться. Я очень устал.

– Все равно, мой друг. Ты уже поприветствовал меня. Слова Коффина едва можно было расслышать.

– Это было ужасно, ужасно. Эндрю? Возможно, он не слышал, подумал Туото.

– С ним все хорошо. И с той женщиной, на которой он женится.

– Отлично. Просто отлично, Туото, прости меня, но, кажется, я больше не могу разговаривать. Мне нужно отдохнуть.

– Миру нужно отдохнуть. Эта часть земли была ранена. Даже боги устали.

– Я не доделал еще многого, Туото. А наделал и много такого, что хотелось бы взять назад.

– Ты не был бы человеком, если бы не хотел этого, капитан Коффин. Все мы хотим вернуть что-то назад. Коффин выдавил слабую улыбку.

– Я старался уладить кое-что в последний момент. Но ведь всегда не хватает времени, правда?

– Да, капитан Коффин, никогда не хватает времени. Глаза снова закрылись. На этот раз даже песни Туото не могли помочь им открыться. Старый маори наклонился и, приложив четыре пальца ко лбу Коффина, тихо прошептал:

– Когда-то давным-давно ты позволил мне переехать с одного места на другое, капитан Коффин. Ты не обидел меня. Ты относился ко мне с уважением и не просил платы. Теперь я помогу тебе отправиться в твой путь из этого мира к По, стране покоя и тьмы. Твои муки успокоятся, как успокоились муки Земли. Я буду скучать по тебе, мой старый друг. Может быть, когда придет время, я присоединюсь к тебе в По, и мы вместе сядем на корабль и поплывем к удивительным местам, и будем говорить о людях и богах, как когда-то бывало, о земле и море, плывя по океану темноты.

Он убрал пальцы. Мучительные и едва заметные подъемы и спады груди Роберта Коффина прекратились. Туото повернулся и вышел из комнаты, не оглядываясь, закрывая за собой дверь в таком же молчании, как и входил.

Человек, перехвативший его в коридоре, говорил раздраженно.

– Вот вы где! Где это вы шатались? – он что-то пробормотал. – Ох уж мне эти маори! Совсем как дети, – он улыбнулся, хотя ему было не до смеха. – Пойдемте уж.

– Мне не нужно идти с вами. Я все здесь закончил.

– Вот уж нет, – молодой пакеа настаивал. – Вы не можете уйти в таком виде. Что подумают люди о нашем госпитале? – склонив голову на бок, он оглядел длинные пряди, падавшие с головы старика. – Вам необходима ванна и стрижка.

– Вы не можете этого сделать. Если вы искупаете меня и обрежете волосы, я умру.

Юноша не смог сдержать усмешки.

– Насколько я помню, когда вас привели сюда, вы сказали, что у вас шесть богов и умереть вы не можете.

– Если вы поступите со мной, как с пакеа, я умру.

– Чепуха! А я-то еще думал, что вы образованный туземец. Ну-ка, пойдемте. – Он протянул руку и взял тонкое запястье.

Старик был гораздо выше, но тонкий, как жердь. Сила, которая у него оставалась, была не физического свойства. Он не мог помешать молодому человеку тащить себя по коридору.

Туото оглянулся через плечо на комнату, в которой распрощался со своим старым другом. Он подумал о своей родине, где так часто отдыхал от своих путешествий. Она была разрушена. Хотя птицы и звери, леса и озера вернутся, он знал, что это не случится во время его жизни. Помочь ему не могли даже шесть его богов.

Поэтому он не стал возражать, когда сестры милосердия вымыли его и он стал чистым, каким никогда не был, или когда они остригли его волосы, как это было принято у современных маори.

– Так гораздо лучше, – наставительно сказал юноша, заботам которого его доверили.

Туото посмотрел на себя зеркало, задумчиво рассмотрел чистое лицо и обратил свой взгляд на юношу.

– Дайте мне, пожалуйста, стакан воды.

– Разумеется. Мы позаботимся о том, чтобы связаться с вашей семьей или друзьями, чтобы они могли отвезти вас домой, если вы не захотите остаться и отдохнуть здесь.

– У меня нет семьи. Я пережил всех жен и детей, а теперь я пережил и всех своих друзей. Те, кто меня знает, презирают меня, как беса и колдуна.

– Еще одна чушь, – отрывисто сказал дежурный. Кажется, сегодня это было его любимое слово. – Вы просто ложитесь на эту замечательную кровать, а мы подыщем вам новую одежду. Придется поискать хорошенько, но среди всего, что нам прислали, обязательно найдется что-нибудь подходящего размера. Потом вас отлично накормят горячим, свежим обедом. И вам не нужно беспокоиться. Правительство позаботится о вас, если мы не установим контакта с теми, кто вас знает.

– Я не ребенок. – Туото послушно подошел и сел на указанную кровать. – И правительство пакеа мне не отец.

– Я вернусь через пару минут, чтобы посмотреть, как вы тут, – сказал дежурный, игнорируя последние слова старика.

Он подходил к главному столу, когда его остановил священник.

– Извините, молодой человек.

– Что случилось? – дежурный пытался смирить свое нетерпение. Со всеми этими перерывами он ничего не успеет сделать за день.

– Я видел ваш значок с именем, – викарий показал на имя, приколотое к его рубашке. – Это вы наблюдаете за Робертом Коффином, не так ли?

– Как и за многими другими. Мы завалены работой, ваше преподобие.

– Я знаю. Я занимался своей работой в другом месте в больнице, когда мне сообщили, что он скончался. Я здесь для того, чтобы отслужить последнюю службу.

Дежурный выглядел безропотным.

– Хорошо, ваше преподобие. Пойдемте со мной. Я отведу вас к нему. Я сам не знал, что он испустил дух. Я пытаюсь делать сразу дюжину дел.

– Как и все мы, сын мой.

– Не знаю, видел ли я вас здесь прежде, ваше преподобие, – дежурный пытался завести разговор, когда они шли по пустому коридору.

– Я только вчера сошел с корабля. Я из Окленда и приехал, чтобы предложить свои услуги тем, кто в них нуждается. Меня зовут Метьюн, – он говорил рассеянно, его мысли были уже далеко впереди.

– Небесам известно, как мы рады любой помощи, – дежурный остановился у раскрытой двери. – Вы могли бы подождать минуту, мне нужно проверить пациента, – он просунул внутрь свою голову, пока снаружи нетерпеливо ждал Метьюн.

– Эй! Я помогаю здесь кое-кому. Если один из вас отведет старого маори к главному столу, пусть заодно поможет ему с едой.

Один из санитаров подошел к двери и отер свой лоб.

– Теперь это уже не важно, Уилл. Старик умер.

Открыв рот, дежурный безмолвно уставился на него, потом посмотрел на кровать, где он оставил своего подопечного. Кровать была пуста.

– Его уже унесли, – объяснил санитар, покачивая головой.

– Нелепый старый козел. Минуту назад с ним было все в порядке. Только я отвернулся, и он пропал. Вот так-так! Черт его дери со всеми потрохами, – заметив Метьюна в коридоре, он прибавил: – Простите, святой отец.

– Как он… Он сказал что-нибудь, сделал что-нибудь? – ошарашенный дежурный не мог отвести глаз от пустой кровати.

– Нет. Он не вскрикнул и вообще ничего подобного не было. Я не думаю, что он даже пошевелился. Он просто как будто ушел. С широко раскрытыми глазами, уставленными на потолок. Как будто он о чем-то задумался. Не знаю, – он посмотрел мимо остолбенелого дежурного. – Вы верите в душу, отец?

– Естественно, сын мой, – отозвался Метьюн. – Во что же еще можно верить?

– Да, я так и подумал. Я видел, как умирают многие люди, отец. Здесь и во время войн. Но я никогда не видел, чтобы кто-нибудь умер так. Как будто его дух просто испарился.

– Человек, который поистине находится в мире с самим собой, может умереть так спокойно, что вы даже не поймете, что случилось.

– Именно так все и было. Полагаю, даже у маори есть душа, верно?

– Мы все дети Божьи, – Метьюн обратил внимание на неподвижного дежурного. – Где палата мистера Коффина?

– Что? Ах, да. Да. Сюда, ваше преподобие, – с усилием сосредотачиваясь, дежурный возобновил поход по коридорам.

Когда они дошли до нужной палаты, молодой человек задержался, положив руку на щеколду. Он, казалось, совершенно ушел в себя.

– Отец, что вы сказали там, что-то о том, что все мы дети Божьи?

– Да?

– Я думаю… я не понимаю, как может быть больше одного отца, а?

Метьюн неодобрительно посмотрел на него, но дежурный не опустил взгляда.

– Юноша, я проработал среди маори всю свою жизнь. Они многое переняли у нас, заключали с нами браки, всем сердцем входили в нашу церковь. Они боролись против нас и рядом с нами. Я не тот, кто может точно сказать, что возможно в нашем мире, а что нет. Я не верю, что человек имеет ключи к величайшим тайнам. Но как христианин я могу дать вам единственный ответ на этот вопрос.

– Я так и думал, что вы это скажете, ваше преподобие, человек в вашем положении не мог бы сказать ничего большего.

Но дежурный не был удовлетворен. Когда он открыл дверь, впуская его в тихую комнату, он знал, что не сможет больше верить точно так, как его друзья и соседи. Он уйдет в свою могилу, обремененный одним нерешенным вопросом. Зная, что единственный человек, который мог на него ответить, уже опередил его в этом долгом путешествии.

ЭПИЛОГ
1893 год

Дождь никогда не раздражал Розу Халл. Насколько она себя помнила, она всегда встречала его с радостью. Дождь держал людей в домах, и тоща она со своими друзьями превращала весь город в площадку для игр. Это чувство осталось и когда она повзрослела. В то время, как другие прятались от дождя, она получала от него наслаждение.

Однако было бы лучше, если бы в этот день дождя не было. Когда она подумала об этом, небеса начали немного расчищаться. Потоп не мог бы удержать ее дома в это утро, но скверная погода могла бы помешать выборам. Были кандидаты, которых надо было поддерживать, а помимо этого, имелись гораздо более важные причины для того, чтобы определенные граждане вышли из дома и проголосовали. Дождь также доставил бы множество неприятностей фотографам. Они были бы разочарованы больше, чем кто-нибудь другой. У них была задача запечатлеть исторический момент.

Сидя в экипаже, она услышала голос возницы.

– Мы почти на месте, мисс Халл.

– Спасибо, Эд.

Она откинулась назад на плюшевом сидении и посмотрела в окно. Было трудно поверить, что это тот же самый Окленд, в котором она выросла. Теперь это был город прекрасных зданий и широких улиц. Со времени ее детства многое изменилось. Так много перемен…

Она никогда по-настоящему не была ребенком, подумала она. Не в общепринятом смысле этого слова. В основном товарищи ее игр были мальчишками, как Эдвард и Джоби. Уличные сорванцы, оборванцы, корабельные сироты, дети шлюх и проезжающих маори.

Когда они остановились у здания суда, она увидела две группы людей, собравшиеся на ступенях. Слева была небольшая очередь горожан, ожидающих, когда откроются избирательные пункты, чтобы они могли бросить в урны свои избирательные бюллетени. Справа от них, выше по ступеням, пытаясь остаться сухими, толпились репортеры и фотографы.

Не только из Новой Зеландии, но со всего мира. Это было впечатляющее собрание.

Она улыбнулась про себя. Годами либералы удерживали власть. Они был обязаны большой долей своего успеха ее закулисным маневрам и существенной финансовой поддержке. С тех пор, как они получили власть, жизнь обычных людей начала изменяться к лучшему.

Сегодня она собиралась сделать кое-что, чего обычно избегала, то есть сознательно искала публичной известности. Чтобы подчеркнуть важность этого дня, этого момента, она готова была принять роль в исторической драме.

Она приготовилась к тому, что репортеры кинутся к экипажу, но дождь в этот день был ее союзником, как это бывало в юности. Он держал их под навесом крыши. Джоби сошел с лакейского места, чтобы перехватить одного человека, который храбро встретился со стихией, чтобы приветствовать ее. Она узнала Симпсона, представителя партии. Выражение его лица не имело ничего общего с дождем.

– Что-то случилось, Симпсон? – спросила она, не покидая своего убежища в экипаже.

Он был очевидно удручен своей ролью человека, приносящего дурные вести.

– Боюсь, что так, мисс Халл. Кажется, у нас кое-какие проблемы.

Он оглянулся на вход в здание суда. Избирательные пункты могли открыться в любой момент.

– Проблемы какого рода? – она воспользовалась голосом, который ей пришлось развивать в течение многих лет, тоном, убеждающим и успокаивающим всех, кто бы его ни слушал, что все, абсолютно все, будет в порядке.

– Ну, мисс Халл, просто… прошли несколько маори.

– Не с булыжниками в руках, я полагаю? – она улыбнулась, чтобы сразу стало ясно, что это шутка.

Хотя войны с маори кончились еще больше десяти лет назад, все равно иногда приходилось переубеждать неуверенных. И хотя Симпсон был хорошим оратором и правоведом, его вряд ли можно было назвать храбрым и отважным. Таким, как первые поселенцы, которые сражались в бесконечных войнах с сильным и безжалостным врагом, строя страну. Она подумала и решила, что ему не удалось бы долго протянуть в пятидесятых годах.

Разные эпохи требуют разных умений. Этот человек был великолепным организатором.

– Их немного, – говорил он ей, – и они, по-видимому, не вооружены, но с ними трудно. Какая-то суматоха. До этих пор нам удавалось не выпускать ситуацию из-под контроля, но мы не можем прогнать репортеров и фотографов.

– Понимаю. Чего они хотят?

– В группе несколько женщин. Они говорят, что, раз с сегодняшнего дня Новая Зеландия становится первой страной, в которой разрешено голосовать женщинам, они думают, что будет только справедливо, если первый бюллетень опустит коренной житель Новой Зеландии. Они имеют в виду своих соплеменников. Они выбрали женщину и настаивают на том, что не пропустят никого на участок, если ей не позволят проголосовать первой. Я спорил с ними, но они не слушают никаких доводов.

– Зависит от того, с чьей точки зрения на это смотреть, верно, Симпсон?

– Мисс Халл?

– Не обращайте внимания. Помолчите и дайте мне подумать.

Не было никакой гарантии, что кто бы ни проголосовал первым в центральном Окленде, его избирательный бюллетень окажется самым ранним. В Веллингтоне, Нэйпире или нескольких дюжинах других городов избирательные участки могли открыться на пару минут раньше. Но все внимание будет сосредоточено здесь, потому что, хотя Окленд уже не был столицей страны (эту честь теперь получил Веллингтон), он все еще оставался ее самым крупным городом, центром торговли и местом, на котором будет сосредоточено внимание мировой общественности. Раз это город, лучше других известный американцам и европейцам, то именно здесь репортеры со всего мира собрались, чтобы увековечить этот уникальный момент в истории прав женщин.

– Я поговорю с ними, – сказала она отрывисто.

– Я не знаю… что ж, если вы думаете, что так будет лучше, мисс Халл.

– Да, я думаю.

Джоби открыл дверь и помог ей выйти из экипажа, когда отошел Симпсон.

– Есть еще кое-что, – он колебался мгновение. – С ними Эндрю Коффин.

– Эндрю Коффин? Здесь?

Еще одно неожиданное событие. Она задумалась о его значении. У нее не было неприятностей с «Домом Коффина» с тех пор, как его основатель погиб многие годы назад в Таравере. Не смогла она и поглотить эту компанию своей собственной. Старый проныра Элиас Голдмэн не спускал орлиного взгляда с ежедневных операций, одновременно посвящая молодого Коффина в деловую путаницу.

Однажды Голдмэн удалится на заслуженный отдых или свалится прямо на свои любимые гроссбухи. Тогда она могла бы вновь начать войну – если бы захотела. Создание империи теряло свою остроту. Не осталось ничего, что нужно было бы доказывать ни себе, ни своим конкурентам. Все больше и больше она предпочитала предоставлять свободу действий своим менеджерам, пораньше возвращаясь домой, чтобы насладиться обществом старых близких друзей, или участвуя в расширяющейся общественной и политической жизни страны.

Роберт Коффин однажды поклялся захватить «Дом Халла». Теперь была ее очередь, но ей уже не хотелось пытаться.

– Как вы думаете, почему он здесь?

– По-видимому, он связан с этими туземцами родственными узами. Он сам наполовину маори, вы знаете. Его мать…

– Я слышала эту историю, – ответила она жестко, поднимаясь по ступеням. Высокая тень, лакей Джоби, молчаливо шел рядом, держа над ней зонт. – Давайте посмотрим, не разберемся ли мы с этим.

Симпсон, по-видимому, испытал облегчение, когда она взяла ответственность на себя. Посмотрим, как эти туземцы станут угрожать самой Розе Халл! Когда она поднялась, он встал рядом с ней, не оттого, что заботился о ее безопасности, но потому что это было место у власти. Для каждого политика было полезно, если его видели в ее обществе.

Она подумала о том, что он надеется на конфронтацию. Это ясно написано у него на лице. Он хочет, чтобы кто-нибудь поставил этих маори на место. Ее лицо исказилось. Как легко некоторые ее коллеги забывали о том, что маори – такие же граждане этой страны.

Они встали под крышу. Маори собрались у главных дверей, отказываясь сойти с места или пропустить кого-нибудь впереди себя. Большинство было в европейской одежде. Автоматически она стала выискивать татуировки, но их практически не было видно. Кроме одного мужчины примерно ее возраста и маленькой, старой женщины, одетой в традиционное платье, группа состояла из молодых людей.

Эндрю Коффина она узнала сразу не только потому, что он был выше своих спутников, но и потому, что он был похож на своего отца. Кожа его, конечно, была темнее, и выражение лица мягче. В нем не было ни горечи, ни разочарования, наложивших отпечаток на лицо Роберта Коффина. Он держал за руку свою красавицу жену из маори. Как ее звали? Ах, да, Валери.

Она подошла к нему, протянула руку для приветствия. Маори с тревогой следили за ее приближением.

– С добрым утром, мистер Коффин.

Он вежливо улыбнулся, и они обменялись рукопожатием.

– Мисс Халл, – он кивнул налево. – Моя жена.

– Валери, конечно! Как вы поживаете, моя дорогая?

Молодая женщина улыбнулась в ответ.

Настоящая красавица, подумала Роуз, почти величественная, но все еще похожая на ребенка. Она перевела взгляд на старую пару, стоящую поблизости.

– В чем же заключаются трудности? Мужчина выступил вперед. Он опирался на палку, и глаза его были слепы от катаракты, но голос был звучным.

– Я Опотики. Сын Те Охине, – он сделал краткий жест. – Валери Коффин – моя дочь.

– Понимаю. Это, главным образом, семейное дело, так?

– Если вы считаете всех маори моей семьей, – сказал Эндрю Коффин с улыбкой.

– А это кто? – взгляд Розы упал на старуху, которая все так же стояла у закрытых дверей.

– Меня зовут Ане, – тихо сказала женщина. Хотя и смущенная тем, что внимание стольких людей обратилось на нее, она и не подумала о том, чтобы отойти в сторону.

– Моя мать, – гордо объяснил Опотики. – Жена великого Те Охине. Сегодня ей исполняется восемьдесят лет.

– Мои поздравления, – уже не в первый раз Роза жалела о своем незнании маорийского языка. Она знала несколько слов, но не смогла бы поздравить с днем рождения.

Опотики важно выпрямился.

– Сегодня первый день, когда женщинам позволено голосовать везде в мире пакеа. Роза кивнула.

– Верно. Вот почему мы все здесь собрались.

– Маори всегда осознавали роль и значимость женщин. Мы думаем, что будет правильно, если сегодня первой проголосует маорийская женщина, – он оглянулся. – Женщина важная и мудрая, как моя почтенная мать.

– Понимаю, – Роуз посмотрела мимо него на женщину, которая уже так много пережила. – А вы что думаете об этом, миссис Ане?

Женщина говорила по-английски плохо, но вразумительно.

– Я думаю, что это будет хорошо.

Линия Симпсона сломалась, и репортеры с фотографами столпились вокруг, готовые запечатлеть историческую минуту. Теперь он настойчиво шептал.

– Мы не можем позволить этой старой туземке проголосовать первой, мисс Халл! Это будет насмешкой над всей нашей работой и законодательством.

– Почему же это будет насмешкой, мистер Симпсон?

– Потому, – он колебался, подыскивая нужные слова, – что это неожиданно. Это будет выглядеть как уступка маори. Как вы этого не понимаете?

– Это всего лишь жест.

– Вы знаете, как важны жесты в политике, мисс Халл. Она вздохнула.

– Да, вы правы.

Симпсон знал свое дело. Она посмотрела на Ане.

– Вы знаете, я никогда не видела своей бабушки Я подозреваю, что она должна быть похожа на вас. Во всяком случае, я на это надеюсь, – улыбка Ане разогнала утреннюю прохладу. – Я даже не знала своей матери. Она умерла, когда я родилась.

– Плохо. Мне очень жаль, что так получилось.

– Спасибо. У меня есть одна мысль, если она вам подойдет. Эти люди, – она показала на репортеров, – пришли, чтобы запечатлеть исторический момент. Я думаю, что мы можем сделать его еще более значительным, если вы мне поможете.

– Чего вы хотите?

Роза Халл наклонилась, чтобы прошептать что-то на ухо старой женщине. Пока она говорила, улыбка на лице Ане стала шире. Наконец Роза выпрямилась.

Старушка подняла на нее глаза и кивнула.

– Хорошая мысль. Очень хорошее дело. Давайте так и сделаем.

– Давайте. Это самый хороший способ. Вы позволите? – Роза протянула правую руку. Старушка взяла ее под руку.

– Пора, – провозгласил Эндрю Коффин.

Двери отворились. Служащий, который отпер их, с удивлением смотрел на двух женщин, стоявших у входа бок о бок. Потом он пожал плечами и отошел.

Засверкали вспышки, и репортеры стали быстро строчить в свои блокноты. Две женщины вошли в здание рука об руку, создавая историю.

Сзади них раздались радостные возгласы нескольких наблюдающих пакеа и маори, сопровождавших мать вождя весь путь от своей родины к сердцу великого каменного па. Теперь они с полным правом могли считать этот город своим.

Ане и Роза Халл не слышали криков. Они были слишком поглощены разговором. Не о предстоящих выборах и не о том, за кого каждая из них намеревалась голосовать, не о погоде или семьях, и не о себе самих.

Они говорили о прошлых днях.

Те Тапеа

Конец


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю