Текст книги "Маори"
Автор книги: Алан Дин Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
Глава 2
Коффин успел пройти всего несколько кварталов, как вдруг внезапно ударившая ему в голову мысль заставила его повернуть в одну из боковых улочек. Она продувалась свежим ветром насквозь и вела в ту часть города, куда редко захаживал Коффин.
Церковь все еще стояла на своем прежнем месте. Он прекрасно помнил день ее закладки. Да и мог ли он забыть про это, если из своего собственного кармана выложил круглую сумму на ее возведение, оплатив в том числе и огромные цветные стекла, которые были, пожалуй, единственным украшением строгого и молчаливого каменного сооружения.
Как он и ожидал, дверь в церковь была открыта.
Стояло утро обычного буднего дня, поэтому народу было немного. Редкие прихожане молились Богу в окружавшей их тишине и не обратили внимание на высокого человека, который быстрым шагом вошел в церковь. Молящиеся были погружены в свои скорби или жалобы и смотрели только перед собой. Коффин не потревожил их.
Он пришел сюда искать не душевного спасения, а вполне определенного человека.
Священник, увидев гостя, широко улыбнулся.
– Здравствуй, Роберт. Давненько не виделись.
– Что правда, то правда, – улыбнулся в ответ Коффин, снимая шляпу и плащ.
Несмотря на общее правило, в соответствии с которым люди с годами полнеют, Метьюн наоборот становился все тоньше и тоньше. Это было результатом аскетического образа жизни в равной степени, как и труда и забот.
– Пройдем ко мне, Роберт. Я рад тебя видеть.
– Я тоже, отец мой.
Метьюн показал дорогу и Коффин пошел за ним.
– Орере, приготовь, пожалуйста, нам чаю. С сахаром и сливками.
Слуга-маори слегка кивнул, и вышел из комнаты. Это делало честь Метьюну, как человеку, что он позволял себе держать слуг-маори в такое время.
– Я слышал о том, что на сегодня у вас намечалось какое-то совещание, – сказал Метьюн.
Коффин кивнул.
– Я только что оттуда.
– Ну и как? Решили что-нибудь?
Выглядел Метьюн совсем так же, как старый моряк. Седина. Усталость в глазах. Морщины. Однако, голос его на проповедях разносился с кафедры звонко и чисто.
– А ты разве на что-нибудь надеялся? – спросил с печальной улыбкой Коффин, помешивая в своей чашке сахар. – Шуму было много, это да. Впрочем, не от большого веселья.
Метьюн понимающе кивнул.
– Молодежь, типа Раштона, видит все в исключительно дурном свете и ни на что уже не надеется. Каждое новое утро они считают последним в своей жизни. Уоллингфорд, – самый умный и подающий больше всего надежд из новичков, – все обсуждение просидел на своем стуле, как Будда. Если у него и есть какие-то свежие мысли, то он, видимо, решил не делиться ими с нами. Мак-Кейд, я, да и некоторые другие, кто уже долго здесь живет и работает, кое-как продержимся. Что же касается будущего всей колонии… – Он покачал головой. – Не знаю. Прямо скажу: не знаю. Будет тяжко. Бывают времена, когда я думаю, что все было намного проще, когда мы заботились только о льне, сосне и роме.
– Согласен, что тогда все было проще. Проще, но не лучше.
– Тут ты прав, отец, – улыбнулся Коффин.
Слуга принес еще горячие пшеничные лепешки с маслом и джемом. Коффин с жадностью набросился на них.
– Хороший день, но приближается плохая погода. И в переносном смысле тоже. Как у тебя у самого-то?
– Нормально пока. Коллекции, конечно, придется спустить, но меня больше беспокоят не деньги. – Он опустил свою чашку на стол. – Чего не скажешь о большинстве моих коллег.
– Да. Насколько я помню, ты действительно никогда особенно не рвался к комфорту. Он приходил к тебе как-то сам по себе.
– Спасибо.
– Лично я, – продолжал священник, – стал бы трудиться хоть в маорийской хижине, если бы это было нужно Богу. Меня сейчас беспокоит больше другое. – Священник грустно поджал губы. Потом продолжил: – Тебе это покажется странным, Роберт, но я скажу, что большинство маори, обращенных в христианство, сделали это из-за того, что поверили в то, что Бог действительно помогает нам, пакеа. Они полагали, что стоит им стать христианами, как Бог тут же станет помогать и им. Однако, очень скоро выяснилось, что перемена веры не несет с собой незамедлительного улучшения материального благосостояния. В результате очень многие разочаровались и оставляют сейчас новую веру для того, чтобы вернуться к древним языческим суевериям. Но это еще не самое печальное.
Коффин внимательно слушал.
– Многие думают, что их оставил и Христос, и их языческие идолы. В результате умерла сама вера и родилось неверие. Они видят, как их мир рушится прямо под ногами, видят, как их земля продается родственниками-пьяницами, и постепенно приходят к мысли о том, что им не для чего вообще жить. Причем не только в этом мире, но и в том. Я не знаю, как помогать таким отчаявшимся людям, Роберт. Я не знаю, как убедить их в том, чтобы они не падали духом.
– Надеюсь, что ты прав, святой отец. Надеюсь, что такие настроения помогут маори прийти к мысли о бессмысленности продолжения нашей войны.
Коффин вдруг поймал на себе взгляд слуги-маори, который во все время разговора стоял здесь же, но на достаточном удалении и все внимательно слушал.
– А как насчет тебя?
Пожилой маори, казалось, не понял, о чем его спрашивает белый человек.
– Меня?.. – переспросил он неуверенно.
– Да, – сказал Метьюн. – Что ты обо всем этом думаешь, Орере? Твоя вера все еще крепка?
– Да, святой отец. Это все, что у меня осталось. – Он взглянул в сторону Коффина и увидел, что тот внимательно смотрит на него и ждет объяснений. Маори выпрямил спину и добавил: – Однако, для многих молодых воинов веры в Христа недостаточно для жизни. Им хочется еще получить справедливость.
– Ив результате они присоединяются к хау-хау? – напряженно глядя на маори, догадался Коффин. На этот раз слуга не медлил с ответом.
– Хау-хау воюют исключительно потому, что не знают, чем им еще можно заняться. Многим на все плевать. Они даже не задумываются. Они продолжают убивать пакеа, потому что считают, что именно в этом состоит долг настоящего воина. Другие воюют потому, что понимают: в ином случае у них есть только два выбора. Или забиться дальше в лес, где невозможно нормально жить. Или идти к пакеа и клянчить на пропитание на улицах их поселений. Наконец, есть маори, которым все еще больше нравится воевать, чем пьянствовать.
– Значит учения церкви им всем недостаточно? Коффин знал, что Метьюн является, наверно, единственным священником во всей округе, не обижающимся на подобные вопросы, задаваемые в его присутствии.
Орере задумался, прежде чем отвечать. Когда он наконец заговорил, то в его голосе впервые улавливались нотки подлинного внутреннего оживления.
– Можешь ли ты упрекать их за их неверие? Пакеа любят показывать нам на небо, а когда мы поднимаем голову, они незаметно крадут нашу землю.
– Бог в этом не виноват, – возразил Метьюн. – Настоящие христиане нисколько не похожи на тех пакеа, которых ты описал.
– Где вы видели, святой отец, настоящего христианина? Что это такое – настоящий христианин? Это тот человек, который верит в то, что делает? Или делает то, во что верит?
Метьюн не ответил.
Коффин не мог припомнить случая, когда Метьюну не хватало слов для ответа. Впрочем, сейчас такие времена… Им всем не хватает нынче слов для ответов на вопросы, которых становится все больше. Экономическая депрессия не пришла одна. Она породила духовную депрессию, которая вселилась в каждого мужчину, в каждую женщину в этой стране. Стоило выйти на улицу и оглядеться по сторонам, как сразу становилось видно: колония поражена этой духовной депрессией и придавлена ею нисколько не меньше, чем экономической. Жизнь, конечно, продолжалась, но уже без того энтузиазма, без той энергии, которая когда-то лилась через край. Создавалось такое впечатление, что поселенцы просто играют роль в яванской игре теней. Люди работали, смеялись, играли, оглядываясь через плечо назад, и понимали, что беда уже наступает им на пятки.
– У каждого должна быть вера, Роберт. Почему бы тебе не вернуться в лоно церкви?
– Прости, святой отец, – грустно улыбнулся Коффин, чтобы смягчить этим свое резкое заявление, – но, боюсь, что эта вера во мне умерла вместе с Кристофером.
– Жаль. Я знаю, что порой вера очень помогает людям жить. Например, миссис Коффин.
– Наверно.
Действительно, только по воскресеньям Холли проявляла какое-то оживление перед выходом из дома.
– Конечно, если это можно назвать жизнью… – добавил Коффин, нахмурившись.
Это задело Метьюна, но священник не показал виду.
– Ничего, нужно надеяться на лучшее, Роберт. Вера нужна каждому. Особенно в такие тяжелые времена.
– Многие из твоих прихожан уже готовы опустить руки и сдаться на милость победителя, – проговорил Коффин и вкратце рассказал о перипетиях утреннего совещания в доме банкира Лонгмаунта.
– Не думал, что пессимизм овладеет людьми столь сильно. Впрочем, это бизнесмены. Бизнес переживает порой времена упадка. Церковь – никогда. Мы знаем точно, что не уйдем с этой земли. Не сядем на корабли и никуда не уплывем, чем бы ни обернулось дело.
– Вы – может быть, но уплывут другие, отец мой. Очень советую крепко поразмыслить над этой вероятностью. Если пара-тройка людей, типа Раштона, все-таки решатся полностью свернуть дела в Новой Зеландии, всем нашему среднему классу будет крышка. Нас тогда ожидает дикая, страшная паника. Люди будут пытаться продать все, над чем работали в течение многих лет. Кинутся спускать все то, что построили. Но у них ничего не получится, так как потенциальные покупатели уже будут махать им ручками с выбирающих якоря кораблей. Я считаю, что нам, конечно, необходимо перестать рассуждать о развитии и процветании. Хотя бы сейчас. Но одновременно мы должны приложить все силы к тому, чтобы уберечь то, что уже создано и работает.
– Было бы очень хорошо, если бы более благополучные провинции выразили готовность оказать помощь бедствующим собратьям. Но Отаго очень неохотно относится к идее оказания поддержки безработным Окленда.
– Все это верно, отец мой. Нам нужно настоящее центральное правительство с реальной властью и железной волей. Такое правительство нам необходимо сейчас как воздух. А этой практике, – когда каждая провинция живет сама по себе и принимает решения независимо, а подчас и во вред благосостоянию соседей, – необходимо положить решительный конец. Мы больше не можем позволить себе такой сепаратизм и дробление. Неудивительно, что нам до сих пор не удалось погасить восстание. Но что делать, если боссы процветающих провинций категорически не хотят сдавать своих позиций ради других? – Он покачал головой в отчаянии. – Они не понимают, что неприятности, которые мы сейчас терпим здесь, на севере, обязательно распространятся и на Крайстчерч, и на Дунедин, стоит только пересохнуть золотой реке. А она вот-вот пересохнет.
– Я согласен с тем, что нужно что-то предпринимать, – с готовностью кивнул Метьюн. – Но вынужден признать, что не знаю, что именно стоит предпринимать.
– Я тоже не знаю, святой отец.
Коффин и его друг закончили чаепитие в молчании. Каждый был погружен в свои нелегкие мысли. Наконец Коффин поднялся из-за стола.
– Благодарю тебя, святой отец. Мне было очень приятно провести время в твоем обществе.
Метьюн тоже поднялся и обошел вокруг стола.
– Мне тоже. Как, впрочем, и всегда. Я чувствую, что скоро что-то случится, Роберт. Вот увидишь. Кто-то обязательно придумает выход из положения. Нужно-то ведь всего ничего – парочка свежих идей.
– Я, святой отец, уповаю только на чудо.
Глава 3
Когда Коффин вернулся в контору, там его уже поджидал Голдмэн.
– Ну, как сегодняшнее утреннее совещание, сэр? Я вас уже долго жду.
– Я забежал поболтать к старому приятелю. Что же до совещания, то все прошло примерно так, как ты и ожидал. Голдмэн поморщился.
– Настолько плохо?
– Боюсь, да, Элиас. Мало того, что дураки, да еще и в штаны от страха наложили.
– Вы их упрекаете, сэр?
– Да нет, в принципе… – Коффин передал своему другу накидку и пальто. – Спорят без конца. Похоже, в настоящее время вообще ни одного разговора не обходится без крика. Так ни на чем и не сошлись, кроме признания факта, что вся колония находится в отчаянном положении. Необязательно было торчать на этом сборище, чтобы узнать это. Только последний дурак открыл для себя это сегодня. Я, например, знаю об этом уже несколько месяцев и не нуждаюсь в объяснениях Раштона. Черт возьми! Кингиты могут все-таки добиться своего. Если не на поле брани, то в банках. Кое-кто поговаривает о том, чтобы все продать и смотаться обратно в Австралию. Голдмэн выглядел до глубины души потрясенным.
– Откровенно говоря, я не предполагал, что пессимизм уже успел столь прочно овладеть умами людей.
– Пока еще не успел, но все идет к этому. С каждым днем крепнет убеждение в том, что на нашей колонии уже можно ставить крест, что это отработанный материал, тупик. Люди пялят глаза в свои гроссбухи и боятся заглянуть в будущее.
Голдмэн молчал с минуту. Затем произнес:
– Если вы пройдете на пару минут в мой кабинет, господин Коффин, то увидите там человека, с которым я бы очень хотел вас познакомить.
Коффин поморщился.
– Ты же знаешь, что у меня нет сейчас времени для светских бесед, Элиас. Как, впрочем, нет его и у тебя.
Элиас Голдмэн редко когда на чем-либо настаивал, но сейчас был именно один из таких случаев.
– Речь идет вовсе не о болтовне, сэр. Я считаю, что вам следует познакомиться и послушать, что будет говорить этот человек.
– Ну, хорошо, – подумав, кивнул Коффин. – Но берегись, Элиас, если я пойму, что только потерял с ним время.
Следуя за Голдмэном по коридору к кабинету, Коффин уже жалел, что согласился на знакомство. У него и вправду было много дел. К тому же после сегодняшнего неудачного совещания он вообще не хотел ни с кем встречаться.
Необходимо было сделать кое-какие приготовления, поколдовать над цифрами в приходно-расходной книге, издать несколько распоряжений по своей фирме, возвести дополнительные финансовые укрепления на пути надвигающейся катастрофы.
Молодой человек, сидевший в кабинете Голдмэна, не стал дожидаться, пока его представят хозяину фирмы. Завидев» Коффина в дверях, он вскочил со своего стула, как ужаленный, и, схватив правую руку Коффина, стал ее жать с горячим; энтузиазмом.
Коффин был слишком поражен, чтобы воспрепятствовать этому. Юноша что-то восклицал, постоянно пританцовывая на месте, словно он был наполнен горячим воздухом и его все время подмывало взлететь под потолок. Это было что-то новенькое. Большинство из друзей и коллег Коффина вот уже многие месяцы были крепок прижаты, – даже придавлены, – кризисом к земле.
– Господин Коффин! Сэр! Собственной персоной! Я счастлив познакомиться с вами! просто счастлив! Я много наслышан о вас. От Элиаса и из моих личных источников информации. Уверен, что мы с вами сработаемся!
Выбрав удачный момент, Коффин опустился на стул и сухо проговорил:
– Если на знакомстве со мной планируете сделать себе рекламу, молодой человек, то предупреждаю, что у вас ничего из этой затеи не выйдет.
– Это Юлиус Вогель, – стал объяснять Голдмэн. – Он прибыл недавно из Англии. Полагает, что способен помочь в нашем кризисе.
– Помочь?
Голдмэн пошел закрывать дверь, а Коффин в это время спокойно стал разглядывать своего нового знакомца.
Вогель не сел обратно на стул. Вместо этого он стал носиться по комнате, словно разгоряченная борзая в ожидании гона. Его руки и глаза находились в постоянном движении.
Даже просто смотреть на него Коффину было утомительно.
– Значит, вы считаете, что сможете помочь чем-нибудь «Дому Коффина», попавшему в затруднительное положение, юноша?
– Не только «Дому Коффина». То, что у меня в голове, потребует участия и поддержки всего местного делового сообщества. Только в этом случае это имеет шансы на успех.
– Что «это»?
«Или я старею, – с тревогой подумал Коффин, – или этот парень просто говорит в два раза быстрее нормального человека».
– Мой план по спасению новозеландской колонии, разумеется.
– Ах, ваш план…
Сарказм последней реплики Коффина не задел Вогеля. А может, он просто проигнорировал его.
– Да-с, именно, – проговорил он и горделиво выпятил грудь. – Я дал ему название «Политика Большого Скачка».
– Все это страшно интересно.
Пальцы на правой руке Коффина исполняли небольшое стаккато на деревянном подлокотнике его стула. На секунду он оглянулся на Голдмэна и увидел, что тот ободряюще кивает и улыбается Вогелю. Значит, Элиас всерьез полагал, что в патетических идеях этого юнца есть нечто, заслуживающее внимания. Поэтому вместо того, чтобы просто указать гостю на дверь, Коффин проговорил:
– Я должен вам сказать, что главные финансовые сторонники колонии вот уже несколько лет пытаются отыскать способ сделать то же самое. Депрессия, в каковой мы в настоящий момент оказались, здорово смахивает на дно темного колодца. Так вот, юноша. Здесь живут и работают далеко не самые глупые люди, но ни у кого нет ни малейшего представления о том, как из этой ямы выбираться.
– Знакомая песня! – с удовольствием в голосе воскликнул Вогель. – Вы все шли по неправильному пути, сэр. Надеюсь, без обид?
– Разумеется, – очень спокойно произнес в ответ Коффин. – Разумеется, без обид. Вы уж, пожалуйста, простите мне мой легкий скептицизм, молодой человек, но я вам вот что скажу. Большинство из нас ведут дела в этой стране уже в течение двадцати, тридцати, а то и больше лет. Что вам дает право думать, что вы более квалифицированны, чем мы, чтобы поучать нас и указывать нам направление дальнейшего продвижения?
– Я уже сказал, что вы двигались до сих пор по неверной дороге, сэр, – ничуть не смутившись, ответил Вогель. – Впрочем, в этом не ваша вина.
Коффин краем глаза заметил, что Голдмэн хочет знаками предостеречь Вогеля. Само по себе это было удивительно. Элиас что-то уж слишком трясется за этого нахала. Впрочем, безосновательно. Коффин зашел уже слишком далеко и теперь всерьез готов был позволить молодому человеку выговориться до конца, при условии, конечно, что тот сможет предложить что-нибудь более дельное, чем свой энтузиазм и энергию.
– Очень рад, что вы меня ни в чем не обвиняете. Может, вы будете так любезны разъяснить мне, где же конкретно мы сбились с пути?
– Вы с самого начала все делали не так и шли не туда, сэр. Голдмэн тяжело вздохнул, откинулся на спинку своего стула и прикрыл глаза. Видимо, он плюнул на все и решил: будь что будет. Интересно…
Коффин был задет бестактностью и нахальством молодого человека, но все еще сдерживался.
– Нельзя ли поточнее?
– Разумеется, – тут же ответил Вогель, который теперь напустил на себя вид переполненного энтузиазмом школьного учителя, вознамерившегося объяснить сложный урок избранной группе своих учеников. – Начать хотя бы с того, что вы крайне недостаточно берете в долг.
– Недостаточно берем в долг?! – переспросил Коффин. Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться этому наглецу прямо в лицо. – Вам разве не известно, что наша колония в двух шагах от полного банкротства?
– Тем более! Тем больше причин для вас брать в долг и как можно больше!
– Вы меня, конечно, простите, юноша, но я худо-бедно в течение ряда лет управлял «Домом Коффина» согласно устоявшимся традициям и практике, которая, кстати сказать, сложилась и у большинства моих конкурентов. А ее главный принцип гласит: не занимай, когда не можешь отдать, иначе никогда не вылезешь из нищеты.
– Вылезешь! В том-то и дело, что вылезешь! Как вы не понимаете – это же лучший способ!
Коффин поражение уставился на Вогеля.
– Вы что это, серьезно?
– Как никогда серьезно.
– Никогда не приходилось слышать подобного вздора.
– Неудивительно. Этот «вздор» является одной из новейших концепций в современной экономике. Но уже снискал популярность в некоторых кругах.
– Только не в Новой Зеландии.
– Экономика вашей Новой Зеландии находится в глубочайшем застое. Есть только один-единственный способ, с помощью которого вы сможете вновь заставить ее заработать и приносить прибыль. Вы должны влить в нее новые деньги. Много денег. – Говоря, Вогель размахивал руками, словно ополоумевший полисмен-регулировщик дорожного движения. – Но поскольку своими деньгами вы не располагаете в силу того, что ваши финансовые источники иссякли, вы обязаны отыскать деньги в другом месте.
– Нет, это мне нравится! – воскликнул Коффин, откидываясь на спинку стула. – Какой размах! Какая глубина анализа! Не правда ли, Элиас? – Голдмэн ничего не ответил, и Коффин опять оглянулся на своего нового знакомого. – Ну, конечно! Это же так легко – добыть деньги, когда тебе везде отказано в кредите!
– Деньги достать можно, – упрямо заявил Вогель. – Для этого нужно всего лишь убедить в нашей правоте банкиров.
– Всего лишь! Благодарю вас, юноша, за ценную подсказку! – сардонически улыбаясь, проговорил Коффин. – И как это я до сих пор не видел очевидного? Ну, хорошо! Допустим на минуточку, что нам все-таки удалось выклянчить фартинг. Как нам нужно будет его потратить? Что вы посоветуете? Вложить его в развитие наших ферм с никому не нужной шерстью? Или, может быть, еще раз перекопать отработанные золотые жилы в Дунедине?
Вогель отрицательно покачал головой.
– Все это лишь частности. В нашем случае требуется совсем другое. Я скажу вам, что именно.
– Валяйте, – раздраженно проговорил Коффин.
– Одним из главных препятствий для большого экономического скачка в вашей колонии является здешняя неразвитая, не отвечающая современным требованиям транспортная система. Пора заканчивать переправлять все ваши грузы кораблями. Это занимает слишком много времени, помимо прочих недостатков. Вы хорошо наладили морское сообщение между Оклендом и Веллингтоном, но для внутреннего развития страны это не дает ровным счетом ничего. Ваша колония напоминает мне паучью сеть, в которой отсутствует самая сердцевина. Все это, простите, не очень разумно. Фермы, ранчо, удаленные от побережья поселения… Вот кому надо помогать. Словом, колония остро нуждается в современной системе дорог.
– Попробуйте убедить наши провинциальные власти в необходимости тратить деньги на строительство дорог по всей стране. Попробуйте, а я посмеюсь. Они разрешат вам наладить транспортную сеть в пределах их границ, но и только.
– А если в качестве аргумента, – подняв вверх указательный палец правой руки, проговорил важно Вогель, – мы выдвинем утверждение о том, что это положит конец маорийским войнам?
Эта реплика не сразу уложилась в сознании Коффина. Он нахмурился и с минуту молчал. Затем он сел прямее на своем стуле.
– А знаете, юноша… Похоже, в этом что-то есть. Надо убедить их в том, что все это приведет ко всеобщей выгоде. Не путем улучшения торговли, а путем прекращения войны. Точно!
Вогель возобновил хождение по кабинету.
– Мы получим возможность быстро перебрасывать большие массы войск, уж не говоря об артиллерии, в те места, куда они сейчас добираются в результате утомительных маршей, отрываясь от своих коммуникаций! Даю вам слово, что у хау-хау серьезно прибавится забот.
– Согласен! Беда в том, что у наших провинций нет денег на столь грандиозное начинание.
– Значит, деньги необходимо найти в другом месте, – горячо воскликнул Вогель. – Причем заметьте, что я говорю даже не столько о дорогах для наших фургонов, джентльмены. – Он перевел взгляд на Голдмэна, пробуравил его насквозь, затем то же самое сделал с Коффином. – Нам нужны железные дороги. И не только здесь, на Северном Острове, но также и на Южном. Скажем, маршрут «Крайстчерч – Блаф». Каково? В результате Южный Остров перестанет быть для нас загадочной страной. Он раскроется нараспашку. Чуете, какими это пахнет перспективами?
– Это страшная страна, – качая головой, проговорил Коффин. – Вам никогда не удастся заключить ее в сеть железных дорог. Из Крайстчерча в Дунедин – возможно. Но так далеко, как Блаф… Нет, это просто нереально. Подумайте сами. Там же сплошные льды!
– Но только в этом случае южные провинции согласятся помочь нам. Если им будет обещана равная доля в участии и пожинании плодов. Подумайте вы, сэр. Ведь другого пути надлежащим образом развить эту страну просто не существует.
– Нас вполне устраивают морские перевозки вдоль побережья.
– Прошу прощения, господин Коффин, но эпоха кораблей уже уходит. Кроме того, – и это самое главное, – морские перевозки не дают ничего для развития внутренних частей страны. Австралийцы уже это поняли.
– Австралийцы, – напомнил своему новому знакомому Коффин, – имеют обширную страну, не сравнимую по масштабам с нашей. Они вынуждены развивать ее, так как у них просто нет другого выхода.
– То же самое можно сказать и о Новой Зеландии. Масштаб тут значительной роли не играет. Господин Коффин, я прошу от вас только одного: внимательно рассмотреть моя идеи.
– Это не ваши идеи, – сказал ему Коффин. – В плане создания развитой дорожной сети что-то есть. Железные дороги? Возможно. Проблема заключается в деньгах. А вернее, в их отсутствии. Лондон не даст нам средств даже на строительство одной внутренней дороги, уж не говоря о той разветвленной системе, которую вы проталкиваете.
– Еще как даст! Вот увидите.
Коффин опять задумался. Вогель и Голдмэн, затаив дыхание, переглянулись. Они, очевидно, были заодно. Наконец, Коффин поднял на них глаза.
– Считайте, что вы меня уломали, Вогель. Если же на ваши идеи купятся такие люди, как Ангус Мак-Кейд, Раштон и Уоллингфорд… Тогда можете рассчитывать на мою полную поддержку. Если вы не сможете договориться с ними, то одна моя помощь вам ничего не даст.
– Мне нужно нечто большее, чем простое обещание, сэр. Я, конечно, могу произнести перед ними ту речь, которую я произнес сначала Голдмэну, а потом и вам, но прежде чем я встречусь с остальными бизнесменами ваших мест, как говорят французы, «ан масс», я хочу заполучить поддержку по крайней мере двух человек вашего круга. Одного человека я уговорить, пожалуй, всегда смогу, но достаточно небольшой, но слаженной группы скептиков, чтобы захлопать и затопать мое выступление прежде, чем я успею объяснить всю суть.
Коффин согласно кивнул и взглянул на Голдмэна.
– Что ты по этому поводу думаешь, Элиас? Думаю, что мне удастся договориться на этот счет с Ангусом…
У Вогеля хватило наглости, чтобы с этим не согласиться:
– Прошу прощения, господин Коффин, но всем хорошо известно, как вы близки с господином Мак-Кейдом в течение всех этих лет. Остальные заподозрят существование между вами сговора, выгодного только вам двоим. Нет, мне нужен кто-нибудь из ваших главных конкурентов. Это придаст моей позиции необходимую твердость. Я нуждаюсь в поддержке людей, стоящих на разных полюсах. Так я буду чувствовать себя гораздо устойчивее. К тому же мне кажется, что господин Мак-Кейд гораздо более консервативен, чем вы. Собственно, в этом состоит одна из причин того, что я явился именно к вам. Итак, мне нужен человек с крепкими финансовыми возможностями, восприимчивый к новым идеям и наконец являющийся вашим основным конкурентом. Кто бы это мог быть?
– Кандидатуру, предложенную мной, вы, юноша, безапелляционно отвергли. Теперь предлагайте сами, – беззлобно ответил Коффин.
– Простите мне мою смелость, сэр, но я полагаю, что на эту роль вполне подошла бы хозяйка «Дома Халла».
Это застигло Коффина врасплох. Он пробормотал вслух.
– Я сказал этой женщине, что придет день, когда я отниму у нее ее предприятие. Я не смог этого сделать при жизни ее отца Тобиаса, но теперь меня ничто не может остановить, видит Бог!
– Совершенно с вами согласен, сэр, совершенно с вами согласен, – проговорил Голдмэн, пытаясь заранее смягчить своего босса. – Но в настоящий момент она является второй по мощи финансовой силой в нашей колонии. Даже если таким людям, как Уоллингфорд, например, угодно не признавать этого факта и не иметь с ней дел.
– На сегодняшнем совещании не было Розы Халл? – полюбопытствовал Вогель.
– Разумеется, не было, молодой человек. Неужели вы думаете, что кому-нибудь придет в голову допустить в Клуб женщину? – с иронией в голосе проговорил Коффин.
– Она могла бы купить этот клуб со всеми потрохами и прилегающей территорией, если бы захотела, но ей никогда не удастся купить туда входной билет, – проговорил Голдмэн, глядя на Вогеля, затем повернулся к своему боссу. – Знаете, господин Коффин… А ведь она послушает вас в этом деле. Я убежден.
– Не верю своим ушам! Мне идти к Розе Халл и снимать перед ней шляпу?! Честно говоря, я думал, Элиас, что за все эти годы ты узнал меня несколько лучше.
– Вам не придется упрашивать ее, сэр. Вы придете к ней с предложением, которое будет в равной степени выгодно для всех членов нашего делового сообщества. Вы же сами говорили неоднократно, что выживем мы в таких условиях только сообща.
Коффин глубоко вздохнул, оглянулся на Вогеля…
– Вы ведь думаете, небось, что я дикий упрямец, не так ли, юноша?
– Там посмотрим, так ли это на самом деле, сэр.
– Если вы думаете, что я упрямец, то вам следует познакомиться с этой женщиной, а потом я на вас погляжу. Да, так и сделаем. Я встречусь с ней, но только в том случае, если вы будете меня сопровождать. Ты тоже пойдешь, Элиас.
– Мм… – неуверенно начал его заместитель. – Не думаю, сэр, что мое присутствие там будет так уж необ…
– А я думаю! Если, конечно, она вообще пожелает с нами встречаться.
– Думаю, пожелает, сэр. Трудные времена творят чудеса с нашими соперниками.
