Текст книги "Верность"
Автор книги: Адриан Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
24
Как только «Адмирал Завойко» ошвартовался в Петропавловской гавани, Якум отправился в партийный комитет за новостями. Вернулся он с озабоченным видом:
– Пока мы ходили на Командоры, Александр Иванович, объявился советский комиссар Камчатки – Ларк.
– Где же он? Здесь?
– В том‑то и дело, что не здесь. Через Хабаровск получена его телеграмма. Требует задержать в Петропавловске якобы переданный ему «Завойко», привезенную нами пушнину на берег не выгружать. Ревком настаивает на исполнении этой телеграммы.
– Ну и что же? Что вы‑то решили?
– Пока ничего. По‑моему, нужно выждать. Судя по телеграмме, она длинная и принята с пропусками. Ларк совершенно не представляет положения на Камчатке, не учитывает последствий своих распоряжений.
Клюсс пожал плечами:
– Что ж, постоим.
– А я пока буду телеграфировать Антонову и Дальбюро ЦеКа, – заключил Якум, – буду настаивать на отмене распоряжения Ларка в отношении «Завойко». На радиостанции постараюсь узнать новости…
Якум вернулся к вечеру и сразу прошел в каюту командира. Вид у него был мрачный и расстроенный. Плотно прикрыв дверь, он сел в кресло:
– Вот, Александр Иванович, должен вам сообщить весьма неприятную новость. Во Владивостоке произошел переворот и сформировано прояпонское белое правительство с Меркуловым во главе. Это нужно держать в строгом секрете.
– Как это вы узнали?
– Когда я подал телеграмму во Владивосток Антонову, начальник радиостанции сказал, что она, наверно, не дойдет до адресата: ночью он лично перехватил передачу из Харбина на русском языке. Я просил его пока молчать и сообщил о перевороте в комитет партии.
– Секрет недолговечный. Телеграмма эта не единственная, а здешние радиотелеграфисты сохранять тайны не приучены. Об этом, наверное, знают многие, не говоря уже о японцах. Ну что ж. Пока не услышим это из других источников, будем молчать. А потом придется объявить офицерам и команде. Павловскому вы намерены сообщить?
– Конечно.
Якум ушел к себе и вызвал комиссара.
Вечером к Клюссу явился старший механик. Вид у него был растерянный и смущенный.
– В чем дело, Константин Николаевич?
– Дело плохо, Александр Иванович. Главный котел течет, и в нем большая соленость.
– Когда вы это заметили?
– Мне доложил Панкратьев на переходе с острова Медный на Беринг, тогда течь была незначительной…
– Чего‑то вы недоговариваете. Смотрите, с такими вещами не шутят.
– Какие уж тут шутки, Александр Иванович. Это, наверное, во Владивостоке кто‑то напитал котел забортной водой.
– Но ведь это только ваши предположения. Дело, впрочем, не в этом. Сейчас‑то что будем делать?
– Ндо потушить топки, посмотреть. Постараться устранить или хотя бы уменьшить течь.
– Ну что ж, действуйте. Сколько нужно времени?
– Дня три.
– Многовато… Ну хорошо, согласен. Результаты осмотра доложите мне немедленно.
Как только Заварин ушел, в дверях показался старший офицер:
– Разрешите, Александр Иванович? Я сейчас встретил на берегу председателя городской думы. Он мне сообщил, что во Владивостоке новое правительство.
– Ну и что? Правительство новое, а задание у нас старое, и мы будем продолжать его выполнять. Константин Николаевич знает о перевороте?
– Все офицеры знают. Полговской только что сообщил об этом в кают‑компании.
– А команда?
– Там тоже какие‑то разговоры. По кубрикам ходит комиссар, да только…
– Недооцениваете вы его, Николай Петрович. Конечно, он молод…
– Очень невыдержан и резок в суждениях, Александр Иванович. Ведет себя со мной так, будто я ему подчинен. По‑моему, для политического руководства нам совершенно достаточно Якума.
– А по‑моему, вы всё ещё не поняли роли комиссара и не знаете его прав. Вам следует не пикироваться с ним, а постараться поладить.
– Я стараюсь, Александр Иванович, чтобы кают‑компания была местом отдыха офицеров, а не якобинским клубом… Разрешите идти?
Когда Нифонтов ушел, Клюсс задумался: вот вам и секрет… Уже начались раскол и брожение. Надо это пресечь в самом начале. Но как?
До поздней ночи Клюсс, Якум и Павловский совещались. Утром в нижней палубе был собран весь экипаж. Командир объявил, что каппелевцы после боя захватили Владивосток, порт и всю флотилию. Было много крови, мужественно сражались матросы. Но бой был неравный, каппелевцам помогли японцы. Власть перешла в руки нового правительства…
Выдержав небольшую паузу, Клюсс закончил:
– Мы решили продолжить выполнение заданий Камчатского ревкома и во Владивосток не спешить. Пока я командую этим кораблем, вы можете быть спокойны: ни на какие авантюры я не пойду. Предупреждаю: тех, кто не захочет по‑прежнему подчиняться дисциплине и не будет выполнять моих приказаний, я без колебаний спишу с корабля.
Павловский призвал экипаж сплотиться в единый коллектив, во главе которого по праву стоит товарищ Клюсс. Заверил, что власть белогвардейцев долго не продержится, и, явно волнуясь, закончил:
– Мы должны прийти в освобожденный Владивосток как честные люди… не запятнавшие себя предательством.
Выслушали молча, каждый думал о своём. Некоторые считали, что в море, когда ревком будет далеко, командир примет другое решение. Павловский это понял, заметив бросаемые на него исподтишка насмешливые взгляды. Он запомнил этих людей, решив поговорить с каждым отдельно.
Сразу же после собрания в каюту командира постучался судовой врач.
Стадницкпй сделал движение, намереваясь сесть в кресло, но под строгим взглядом командира передумал и остался стоять.
– Что скажете, доктор?
– Я хотел бы узнать, Александр Иванович, куда пойдет «Адмирал Завойко»?
– Вы же были в нижней палубе и всё слышали?
Хорошо знавший Клюсса по прежней службе, Стадницкий попробовал перейти на дружеский тон. Он развязно улыбнулся:
– Есть, Александр Иванович. Но я надеюсь, что вы мне всё‑таки скажете, куда пойдет «Адмирал Завойко»?
Клюсс побледнел, но сдержался и ответил спокойно:
– Знать больше, чем объявлено всему личному составу, судовому врачу не полагается. Сегодняшний разговор останется: между нами. Но если вы его повторите – будете мною арестованы и переданы в распоряжение ревкома. Имейте в виду, что я слов на ветер не бросаю. Идите!
Красный как рак Стадницкий выскочил из командирской каюты и побежал жаловаться Нифонтову. Но тот принял его холодно и важно заявил, что по своему служебному положению не находит возможным обсуждать с судовым врачом поступки командира…
Известие о белогвардейском мятеже озадачило штурмана, хотя и не было для него неожиданным. Пассивно ждать, что будет дальше, он не хотел. А вдруг командир пойдет всё же во Владивосток? Ведь у него там жена, ребенок. Его там примут с почетом. А Беловеского?.. На улицах Владивостока теперь, наверно, много его прежних «знакомых».
Клюсс выслушал его с сердитым видом:
– Да вы с ума сошли, батенька! Во Владивосток мы, конечно, сейчас не пойдем. Что с того, что у меня там жена и ребенок. Ведь не только у меня. И у Нифонтова, и у Григорьева, и у Лукьянова, да мало ли ещёу кого?
Беловеский ушел успокоенный. Клюссу он верил. Конечно, командир многого недоговаривает, но к белым во Владивосток не пойдет.
Между тем события развивались. Ночью в каюту командира постучался радиотелеграфист:
– Вот, товарищ командир. – Он подал бланк. – Японский броненосец только что передал без адреса русский текст.
Прочитав, Клюсс поднял брови:
– В журнал занесли?
– Нет, не заносил. Это не нам.
– Как же не нам?
– Похоже, «Ивами» принял телеграмму от «Хидзена» из Владивостока через Японию и русский текст для верности повторил.
– Понятно… В журнал не заносите, черновик уничтожьте. Никому ни слова. Поняли?
– Так точно, понял. Разрешите идти?
– Идите и продолжайте слушать «Ивами».
«Дождались, – подумал Клюсс, – отзывают с Камчатки. А тут ещё с котлом такая неприятность».
25
От борта броненосца «Ивами» отошел кунгас – национальная плоскодонная лодка, имевшаяся на каждом японском корабле. У неё не было руля, двигалась и управлялась она при помощи единственного кормового весла, которым лейтенант Ямомото изящно греб стоя.
Уроженец острова Кюсю, Ямомото был мастером национальной гребли. Кунгас ходко шел от броненосца к «Адмиралу Завойко». Матрос‑гребец скромно сидел на передней банке и с восхищением смотрел, как лейтенант ловко и как будто шутя действовал тяжелым веслом.
– Смотри, ребята! К нам японский офицер едет. Ишь какой молодчага! Сам гребет, а матрос на лавочке сидит, – заметил боцманмат Кудряшев.
– Демократ! – насмешливо откликнулся машинист Губанов.
– А что вы думаете, – возразил доктор Стадницкий, – и среди японских офицеров могут быть демократы.
– Палочные! – не унимался Губанов. – Видали вчера ихнее шлюпочное ученье?
– Нет, не видал. А что?
– Да палками учат. На каждой шлюпке унтер. Здоровенной бамбучиной по голове бьет, если гребец из кожи вон не лезет. А офицеры смотрят да покрикивают.
– И что вы удивляетесь? – весело заметил шедший к трапу Беловеский, он был в кителе и при кортике. – Просто лейтенант до службы был шампунщиком и теперь не может удержаться, чтобы не тряхнуть стариной.
Все засмеялись.
Штурман доложил командиру, что с поручением от Сирано прибыл лейтенант Ямомото.
– Просите, – хмуро приказал Клюсс, – но входите, батенька, вместе с ним, снимайте кортик и садитесь. Комиссар и Якум на берегу, а я разговаривать с глазу на глаз с этим «дипломатом» не желаю. Да скажите, чтоб подали кофе!
Клюсс был уверен, что Ямомото отлично владеет русским языком. В этом его убеждали глаза лейтенанта, когда он прислушивался к матросским спорам или распоряжениям офицеров. Поэтому после обычных приветствий он без церемоний предложил по‑русски:
– Ну‑с, садитесь, лейтенант, и выкладывайте ваше поручение.
Ямомото молча поклонился и вопросительно кивнул на Беловеского.
Клюсс улыбнулся:
– Не смущайтесь. Это мое доверенное лицо. Он ведет всю переписку, и секретов от него у меня нет.
Ямомото несколько растерялся. Поручение, конечно, очень щекотливое, и лучше бы поговорить с русским командиром без свидетелей. Но, пожалуй, этот молодой офицер не помеха: наверно, предан своему командиру. Это не комиссар, ухода на берег которого он терпеливо ждал. Почти без акцента он сказал, подавая Клюссу бланк:
– Господин командир! Капитан 1 ранга Сирано просил срочно вам передать телеграмму.
Клюсс пробежал текст, на лице его изобразилось удивление, в глазах сверкнул смешок.
– Так какая же тут срочность? Я эту телеграмму ещё вчера читал. – Он вынул из ящика стола другой бланк. – Вот, посмотрите. Слово в слово. Даже подписной номер тот же.
Ямомото опешил. Такого оборота дела он никак не ожидал. Повертев в руках бумагу, он наконец пробормотал:
– Я восхищен… У вас прекрасные телеграфисты…
– Чего нельзя сказать о ваших дипломатах во флотских мундирах, – пошутил Клюсс.
Все трое рассмеялись, обстановка разрядилась. Ямомото стал смелее.
– И скоро вы намерены идти во Владивосток, господин командир? – спросил он.
Клюсс и Беловеский сразу стали серьезными.
– Видите ли, – начал Клюсс, – Подъяпольский, новый начальник штаба флотилии, сделался им в результате военного переворота. Прежний начальник штаба, капитан первого ранга Тыртов, наверное, не сдавал ему дел и документов. Поэтому неудивительно, что Подъяпольский пока не знает о данном мне задании. Характер же задания таков, что при любом правительстве оно останется в силе. Я должен ещё раз сходить на Командорские острова, завезти туда снабжение, принять вторую партию пушнины для доставки во Владивосток. Местные власти обязывают меня попутно завезти продовольствие в Уку. Вот я и намерен выйти в Уку, а оттуда на Командоры, а с Командор прямо во Владивосток.
– А ваша команда? Захочет ли она теперь идти во Владивосток? Ведь среди матросов должны быть большевики. А комиссар?.. Капитан первого ранга Сирано просил вам передать, что, если ваша команда взбунтуется, он готов помочь: привести её к повиновению, а зачинщиков взять на «Ивами».
– Очень любезно с его стороны, но я уверен, что никакого бунта не произойдет. Среди матросов нет большевиков, а комиссар недавно был гардемарином.
– Я совсем не ожидал, что всё так прекрасно устроится, – улыбнулся японский офицер. – Значит, вы идёте во Владивосток с комиссаром?
Клюсс лукаво подмигнул:
– А вы как поступили бы на моём месте?
Ямомото решил перейти на официальный тон:
– Я не могу вам советовать, господин командир. Капитан первого ранга Сирано просил только передать вам эту телеграмму…
– И узнать, как мы будем на неё реагировать, не так ли? – вставил Беловеский. Оба русских офицера смотрели на Ямомото так насмешливо, что он понял: его миссия разгадана.
– Этого он не говорил, но это так… – вырвалось у него.
Клюсс расхохотался:
– Вы откровенны, лейтенант! Что ж, это похвально. Мы тоже с вами откровенны: морякам хитрости не к лицу.
Ямомото решил попробовать спасти положение.
– Если позволите, я буду откровенен до конца. Ведь об этом моё начальство не узнает?
– Конечно, не узнает, – подтвердил Клюсс.
– Мой командир хочет, чтобы вы шли прямо во Владивосток, но я лично этого вам не советую.
– Это почему же? – удивился Клюсс.
– Мы любим свою страну, вы любите вашу. Зачем нам ссориться? Я знаю, скоро наша армия уйдет из Владивостока. Вам лучше подождать…
Клюсс и Беловеский с любопытством смотрели на Ямомото. Чего он хочет? А может быть, он просто провокатор? После небольшой паузы Клюсс спросил:
– Не понимаю, кто вы, лейтенант? Какие цели преследует и вы лично?
Ямомото понизил голос:
– Среди наших молодых офицеров есть такие… Японские декабристы. Я один из них…
– Какова же ваша программа? – с нескрываемым интересом спросил Беловеский.
– Мы думаем, что ссориться с русскими не следует. Япония должна быть морской империей. Нам нужны Филиппины… Зондские острова… А не холодная Сибирь. Нужно освободить народы Азии от ига европейцев и американцев. Это историческая миссия Японии…
Наступила пауза. Чтобы скрыть волнение, Ямомото пил кофе. Его черные глаза сверкали.
– Понятно… – нарушил молчание Клюсс. – Но я в политику не вмешиваюсь. Мне совершенно безразлично, какая партия у власти во Владивостоке. Лишь бы власть была русская. Выполнив задание, я вернусь туда. И никто меня за это не осудит… А любезностью вашего командира я всё‑таки воспользуюсь.
Ямомото насторожился.
– Я хочу его попросить, – продолжал Клюсс, – распорядиться передать во Владивосток капитану 1 ранга Подъяпольскому мою ответную телеграмму. Сами понимаете, пользоваться береговой станцией мне неудобно, а наш передатчик слаб. Сейчас я набросаю текст.
Через минуту лейтенант прочел:
«Владивосток Морштаб каперангу Подъяпольскому 303 После завоза снабжения и приемки пушнины Командорах возвращаюсь Владивосток старлейт Клюсс 031».
Тем не менее Ямомото был разочарован. Ведь он так и не узнал, куда пойдет русский корабль. Интуиция разведчика говорила ему, что не во Владивосток.
Он встал, с достоинством откланялся и, сопровождаемый Беловеским, направился к трапу.
26
Когда Клюссу доложили, что Якум вернулся с берега, он немедленно прошел к нему:
– События развертываются, Александр Семенович. Как бы нам не отстать от них. Сейчас у меня был японский офицер с «Ивами» и передал телеграмму из Владивостока. Вот, прочтите.
Якум читал:
«Лейтенанту Клюссу командиру Адмирала Завойко Во Владивостоке произошла перемена правительства точка В подчинении нового правительства состоит Сибирская флотилия точка Командующий Сибирской флотилией приказал Адмиралу Завойко получением сего зпт не заканчивая операций зпт идти во Владивосток точка Начштаба каперанг Подъяпольский 303».
– Ясно… Что же вы думаете делать? – настороженно спросил Якум, возвращая Клюссу бланк.
– Выполнять ваши распоряжения, – спокойно отвечал командир.
Якум встал и крепко пожал ему руку.
– Спасибо, Александр Иванович, я был уверен в вас. Давайте думать, как нам быть дальше…
Якум и Клюсс понимали, что пассивное ожидание событий в Петропавловской гавани рано или поздно приведет корабль в руки белогвардейцев. Но и предпринять что‑нибудь в создавшейся обстановке, да ещё с неисправным котлом, трудно. Наконец Якум спросил:
– Что вы предлагаете?
– Нужно подремонтировать котел и уходить.
– Куда?
– В какой‑нибудь нейтральный порт. Там реализовать пушнину, связаться с нашим правительством, закупить и погрузить на какой‑нибудь зафрахтованный пароход снабжение для Камчатки и тихонько его сюда доставить.
– В какой же нейтральный порт?
– Достаточно близкий к Камчатке и подальше от Японии. Я думаю, подходящим будет Ванкувер.
Предложение заинтересовало Якума. Он и сам подумывал об этом.
– Хорошо, если бы всё так вышло…
– Обязательно выйдет, если не будут мешать местные власти.
– Предоставьте мне уладить этот вопрос, Александр Иванович. Положение исключительно трудное, но мы не запятнаем воинскую честь «Завойко» и сохраним корабль для Советской России. Что делать дальше, мы решим на закрытом заседании Петропавловского комитета партии, куда и вы будете приглашены. А теперь необходимо поспать.
Клюсс откланялся, не сказав ни слова. В душе его бушевали беспокойство и досада. Не верил он в коллегиальные решения. Вот если бы Якум стал на его, Клюсса, позицию… Неужели он не понимает, чем всё это может кончиться?
Командир поднялся на палубу. Было три часа ночи, ясно, полный штиль, на вахте стоял штурман.
– Пойдемте в штурманскую рубку, Михаил Иванович. Мне нужны карты подходов к Ванкуверу.
– Этих карт у нас нет, Александр Иванович, – сказал штурман, порывшись в своем хозяйстве.
Клюсс нахмурился:
– Рассчитайте расстояние до Ванкувера по таблицам.
Через минуту штурман доложил:
– Две тысячи девятьсот сорок пять миль.
– Многовато… – проворчал командир, – да и без карт… А котел требует заводского ремонта…
– А не лучше ли сходить в Шанхай, Александр Иванович? И карты для этого есть, и заводов там много, и работа дешевле, и ближе, по‑моему, – предложил штурман.
– Ну‑ка, рассчитайте, сколько до Шанхая?
Беловеский минуты три возился с таблицами и наконец доложил:
– Через пролив Осуми, минуя Японское море, – две тысячи шестьсот, через Сангарский пролив – две тысячи двести семьдесят.
Клюсс задумался, молчали минут пять. Наконец он спросил:
– Давно вы там были, Михаил Иванович?
– В прошлом году.
Беловеский рассказал Клюссу о послевоенной обстановке в Шанхае: о торговом соперничестве Англии, Японии и Америки, о русской колонии, о том, что не все живущие там русские – белогвардейцы. Узнав, что консульство возглавляет по‑прежнему бывший царский камергер Гроссе, что в Китай прибыла миссия Дальневосточной республики, Клюсс опять задумался. Потом сказал:
– Так вот… Куда мы пойдем, пока не решено. Карт китайского побережья на трогайте и не вынимайте. На столе в штурманской рубке должны лежать карты для похода в Укинский залив. И ни с кем никаких разговоров. Одно можете утверждать: что во Владивосток мы сейчас не собираемся, а пойдем в Уку, повезем муку.
Улыбнувшись неожиданному каламбуру, Клюсс спустился к себе.
27
Утром Якум и Клюсс собрались на берег. На палубе к командиру подошел старший механик в комбинезоне, испачканном сажей. На лице смущение и озабоченность.
Клюсс остановился и сердито спросил:
– Смотрели?
Якум сошел на пристань и там поджидал Клюсса. Заварин мялся:
– Плохо, Александр Иванович. Сильная течь…
Командир нетерпеливо перебил:
– Но в поход‑то идти сможем?
– Смотря куда, Александр Иванович.
– Разумеется, не в Раковую бухту, а в дальний поход!
Заварин молчал, обдумывая ответ.
– Сейчас немного остынет котел, – сказал он тихо, – подчеканим всё, до чего удастся добраться. Поднимем пар, посмотрим. Думаю, можно будет дойти до Владивостока, а до Хакодате – наверное. Только вот расход воды будет большой… – Он изучающе взглянул на командира.
Подошел старший офицер:
– Вас не поймешь, Константин Николаевич. То пары надо прекращать, то до Владивостока дойти можно, только… самое… воды надо взять побольше. Чего вы раньше‑то смотрели? – накинулся он на Заварина.
– Раньше ничего не было. Течь появилась недавно. А когда я принимал механизмы, котлы были под парами и нельзя было их как следует осмотреть. А теперь нужен заводской ремонт…
Клюсс был явно недоволен пререканиями.
Он сердито оборвал:
– Хорошо! Всё ясно! Делайте все необходимое, Константин Николаевич, но чтобы послезавтра корабль был готов к дальнему походу. А вы, Николай Петрович, примите полный запас пресной воды. Я на берег! – бросил он старшему офицеру, сходя на дощатый настил пристани.
Нифонтов взял под козырек и мигнул вахтенному офицеру. Разбудив сонную бухту, труба горниста пропела «захождение». На палубе все стали «смирно», провожая глазами удалявшихся командира и Якума, которые пошли в партийный комитет решать судьбу корабля. Никто этого не знал, но все чувствовали себя на пороге какого‑то важного решения…
28
Услышав через открытый иллюминатор громко сказанную Нифонтовым фразу о том, что до Владивостока дойти можно, если взять побольше воды, Павловский решил выяснить, что случилось с котлом. До этого случая он знал о паровых котлах только то, что сообщалось в гимназии на уроках физики. Этого было очень мало, чтобы не показаться профаном в разговоре с инженером‑механиком, который, похоже, что‑то замышлял. Поэтому, чтобы прояснить обстановку, он в обеденный перерыв вызвал к себе котельного механика Панкратьева. С ним можно обо всём поговорить откровенно. Максим Иванович – старый моряк Сибирской флотилии, участник революционных событий, участвовал в боях с калмыковцами и интервентами.
– Звали? – Могучая фигура Панкратьева с трудом протиснулась в каюту. Он был в синем, испачканном сажей и машинным маслом рабочем платье, лицо лоснилось от пота.
– Вы уже обедали? – в свою очередь спросил Павловский.
– На камбузе, товарищ комиссар. Не стоит переодеваться: сейчас обратно в кочегарку.
– Что там с котлом? Я хочу знать правду, Максим Иванович.
– Текут трубные доски, товарищ комиссар. И патрубок нижнего продувания лопнул.
– Опасно это?
– Да как сказать… Трубки сейчас будем вальцевать, течь должна уменьшиться.
Павловский совершенно не представлял, что это за доски, трубки и продувание, как их будут вальцевать. Неплохо бы, пока Заварин обедает и распивает чай в кают‑компании, побывать в котельном отделении и пощупать всё это своими руками.
– Не можете ли вы сейчас показать мне на месте этот ремонт?
– Отчего же, могу. Только грязно там, сажа. Испачкаетесь, товарищ комиссар.
– Грязь не помеха, пойдемте. Должен же я своими глазами увидеть, где течёт.
В котельном отделении было темновато. Панкратьев зажег факел, показал Павловскому переднюю трубную доску, дымогарные трубки и объяснил, как работает вальцовка.
– А продувная труба? – спросил комиссар. – С ней как? Где она у вас?
– Под котлом она, товарищ комиссар. На неё Временщиков с Никифоровым бандаж мастерят.
– Когда же все это будет готово?
– До завтра должны управиться. Утром – старший механик сказали – огонь в топках должен быть.
– Как вы думаете. Максим Иванович, отчего потек котел?
– Да кто его знает? Может, холодной водой его напитали.
– Нарочно это никто не мог сделать?
– Кто же такое удумает? Ведь потом кочегарам же мучиться придется. Вот ежели старая команда…
В своей каюте Павловский задумался. Ясно, что Заварин и Нифонтов тоже заинтересованы в быстром ремонте котла, так как уверены, что из Петропавловска «Адмирал Завойко» пойдет во Владивосток.
А как решат в партийном комитете? Может быть, задержат корабль в Петропавловске, как того требует Ларк?
Как тогда ему вести работу среди личного состава? Команду он пока не успел ни изучить как следует, ни подчинить партийному влиянию, не говоря уже об офицерах…
Одно ясно: сейчас нужно воздержаться от каких‑либо опрометчивых слов и поступков.
29
На закрытом заседании Петропавловского комитета РКП (б) Якум представил Клюсса собравшимся. Командир молча поклонился. Затем была зачитана телеграмма Подъяпольского, требовавшая от Клюсса немедленного возвращения во Владивосток. Её встретили шумным возмущением.
– К порядку, товарищи, – сказал председательствовавший Савченко. – Понятно, что никто не сомневается, что во Владивосток идти преступно. Но и оставаться здесь, под боком у японского броненосца, по‑моему, небезопасно. Вот товарищ Клюсс просит слова. Послушаем сначала его.
– Представьте себе, товарищи, – сказал Клюсс, – что завтра сюда придет белогвардейский корабль, вооруженный хотя бы двумя 75‑миллиметровыми пушками. Что мы тогда станем делать? Сойдем на берег, предварительно уничтожив «Адмирала Завойко»?.. Во Владивостоке, наверно, уже готовят такой корабль. Пушек на складах там достаточно. Их японцы нам не давали, а им дадут…
То, что «Адмирал Завойко» должен покинуть Петропавловск, понимали все. Но куда уйти? В Ванкувер, на Аляску, в Анадырь? Якум и Клюсс предложили Шанхай – международный порт, влияние Японии там ничтожно. В Китае есть официальное представительство Дальневосточной республики. Оттуда можно по железной дороге через Тяньцзинь, Мукден и Харбин проехать в Читу для личных переговоров с правительством, разыскать Ларка и доставить его на Камчатку.
Секретарь Петропавловского комитета поблагодарил Клюсса за информацию и попросил его удалиться: по Уставу партии постановление закрытого собрания должно быть вынесено только в присутствии коммунистов. Клюсс обвел всех спокойным взглядом, сделал общий поклон, надел фуражку и неторопливо вышел.
Когда хлопнула наружная дверь и шаги его смолкли, члены комитета потребовали от Якума поручительства за командира «Адмирала Завойко». Якум без колебаний дал такое поручительство. Пряча подписанную Якумом бумагу, секретарь комитета спросил:
– Почему всё‑таки, Александр Семенович, вы так верите Клюссу? Ведь он дворянин, кадровый офицер и у белых служил. Что это, чувство или разум?
– Есть, Михаил Иванович, какая‑то сила убеждения в его взгляде, в словах, в интонациях. Разве вы не заметили? Этот человек, наверно, ни разу в жизни не лгал. Вот в этом‑то и секрет его авторитета.
Собрание продолжалось. Было постановлено отправить «Адмирала Завойко» для ремонта в Шанхай после выполнения секретного поручения комитета: завоза в бухту Калыгирь оружия, патронов, муки и медикаментов для будущей партизанской базы. Если «пароход» будут сопровождать японские военные корабли с целью принудить его идти во Владивосток, надлежит сесть на мель в какой‑либо бухте русского побережья.
Японцев нужно продолжать заверять, что «Адмирал Завойко» идет в Уку, затем на Командоры, а оттуда прямо во Владивосток. Если сделать упор на то, что уход с Командор во Владивосток не согласован с ревкомом, то японцы из солидарности будут держать это в тайне.
Вернувшись на корабль поздно вечером, Якум под строгим секретом сообщил Клюссу решение комитета.
– Об этом решении, Александр Иванович, должны знать на корабле только вы, я и комиссар.
– Полностью с вами согласен, Александр Семенович. Только поторопите доставку грузов: времени терять нельзя, все секреты недолговечны.
30
Всю ночь грузили провизию, оружие, патроны. Были не только заполнены трюмы, но и заложена нижняя палуба и часть верхней. Боцман пытался протестовать: груза слишком много, всего не погрузить. Но старший офицер строго приказал «не рассуждать», а попроворнее делать свое дело. Боцман прикусил язык и ворча распоряжался укладкой ящиков с консервами и мешков с мукой.
Корабль сильно сел на нос. Торчавший из клюза левый якорь почти касался воды. Палубный груз найтовили и закрывали брезентами… Погрузку закончили до подъема флага. Скатили палубу, надраили медяшку, почистили и смазали орудие. Поднимали пары. Пламя гудело в топках котлов, из трубы лез вверх густой дым.
Отход был назначен в полдень, и обед раздали на час раньше. За столом в кают‑компании не было старшего механика. Нифонтов не придал этому значения: хлопочет, наверно, у котлов и механизмов. Неторопливо пообедав, он распорядился, чтобы Заварину оставили «расход», вышел на палубу и приказал свистать всех наверх.
Ровно в полдень начали отдавать швартовы. Вдруг на склоне сопки Сигнального полуострова Нифонтов увидел трех недавно купленных для команды бурых медвежат, которых удерживал на цепочках не совсем трезвый старший механик. Рядом топтался доктор Стадницкий. Заварин что‑то громко возражал и вдруг начал кричать:
– Я не хочу в Америку! Не пойду на корабль! Буду здесь с медведями берлогу рыть!
Около них собрались любопытные. Отход от пристани приостановили. Стремясь предотвратить назревавший скандал, Павловский поторопился послать за милицией. Через минуту на мостик поднялся командир и недовольно спросил Нифонтова, в чем дело. Приказал немедленно сойти на берег и доставить старшего механика на корабль.
Нифонтову это удалось даже без применения силы. Заварин покорно пошел за медвежатами, когда их повели на корабль, но, вступив на палубу, вдруг заартачился.
– Пустите меня, – орал он, – я останусь на берегу! Я не хочу в Америку! Там одни американцы. Нет женщин! Нет водки! Я там умру с тоски!
Матросы улыбались. С берега к борту бежали любопытные, среди них были и японцы.
Разгневанный Клюсс приказал немедленно запереть Заварина в каюте. Штурман побежал передавать это приказание старшему офицеру и на трапе столкнулся с Якумои. Комиссар пошел вслед за штурманом. К борту подошли три вооруженных винтовками милиционера.
– Ваша помощь не нужна, товарищи! – сказал командир. – Мы справимся сами!
Старший наряда откозырял, и все трое пошли обратно.
– Вот она, хваленая офицерская дисциплина! – с сердцем сказал Якум.
Взбешенный командир молчал. Вдруг в кормовом срезе сухо щелкнул пистолетный выстрел и непосредственно за ним, покрывая все звуки, стал травиться пар: о задержке отхода корабля машину не предупредили и старательно шуровавшие кочегары подорвали предохранительные клапаны.
Наконец машина была готова к походу. Поползла из воды якорная цепь, с берега замахали фуражками. На мостике звенел машинный телеграф: командир переменными ходами разворачивался на выход. На мостик взбежал штурман.
– Всё, Александр Иванович, – доложил он запыхавшись, – вот его пистолет. Уложили на койку, там с ним остался доктор.
– Застрелился?! – вскрикнул командир.
– Нет, Александр Иванович, вы… самое… его не так поняли, – пояснил Нифонтов. – Пуля никого не задела. Выстрел произошел, когда штурман отбирал у него пистолет и, кажется, вывихнул ему руку в запястье. Сейчас доктор делает перевязку, а Константин Николаевич плачет, как баба.
Мимо японского броненосца прошли без традиционного сигнала «захождение». На обоих кораблях горнисты стояли наготове, но, грозно сверкнув глазами, Клюсс приказал «захождения» не играть.
