Текст книги "Из круга женского: Стихотворения, эссе"

Автор книги: Аделаида Герцык

 
Тропинка змеится,
Уводит взор
       Выше, все выше
       За кряжи гор.
Выше, все выше
Она ведет.
       Всегда одинока,
       Всегда вперед.
Зеленою лестью
Меня окаймляет,
       Полынным духом
       Пьянит и ласкает,
Вот алым маком
Навстречу метнулась —
       Младенчество где-то
       Мое улыбнулось…
Думы, бездумье
Тут ни к чему —
       У легкой, у горной
       Я в плену.
Как забвенно, как свободно
       Она реет!
Что же сердце, мое сердце
       Не хмелеет?
Уж близко свершенье,
Бледнеют сны, —
       Вдали за уступом
       Лазурь волны.
Судьба, обрываясь,
       Смолкает —
Никто про меня
       Не узнает.
 

 
Я только сестра всему живому —
Это узналось ночью.
Шепоты ночи угрюмо
Шепчут душе усталой,
Утро их все расшептало,
Расклубило ночные думы…
Но помню сквозь хмару дневную
Ту правду одну, ночную,
Слышу вдали свершенья,
Близко же – боль глухая…
Здесь, за тяжелой дверью,
Плачет сестра, привыкая.
Нельзя отворить эти двери,
Но можно стоять на страже,
Сюда придут и расскажут,
В чем радость, чему надо верить.
Так легко и просто все в жизни,
Нет враждебного больше ока,
Только помнить, как о многом нужно
Молчать, молчать глубоко.
 

 
Тяжки и глухи удары молота.
Высекается новая скрижаль,
Вещие буквы литого золота
Возвестят вам и радость, и печаль.
Лютует молот над глыбой каменной —
Тяжелосердый, разымчивый булат.
То, что крестилось любовью пламенной,
Упадет, и осколки заблестят.
Вихрем проносится страх незнания,
Трепет мысли безумной и нагой,
Страшны часы, когда глубь молчания
Опрокинется бездной над душой.
Но ненадолго тоска дарована,
Но кротка обличающая даль,
Будете к утру опять закованы
– Высекается новая скрижаль.
 

Весна 1908

В. И. и А.М.

 
Правда ль, Отчую весть мне прислал Отец,
       Наложив печать горения?
О, как страшно приять золотой венец,
       Трепеща прикосновения!
 
 
Если подан мне знак, что я – дочь царя,
       Ничего, что опоздала я?
Что раскинулся пир, хрусталем горя,
       И я сама усталая.
 
 
Разойдутся потом, при ночном огне,
       Все чужие и богатые…
Я останусь ли с Ним? Отвечайте мне,
       Лучезарные вожатые!
 

Февраль 1908

 
Слышишь? Двое говорят,
Что-то делят меж собою
       Эти двое.
Тяжко слово, зорок взгляд.
Видишь? Двое говорят.
 
 
А про них, сорвав покров,
Двое шепчутся без слов.
К духу льнет тревожный дух,
Встречно вспыхивают зори
В опрозрачившемся взоре
       Этих двух.
 
 
А за гранями души
Под свирельный глас тиши
Все стихает, прощено, —
И в созвучном одеяньи
В зыбко-пламенном слияньи
       Двое празднуют одно.
 

Ноябрь 1908

 
Ночью глухой, бессонною,
Беззащитно молитвы лепеча,
В жребий чужой влюбленная —
Я сгораю, как тихая свеча.
Болью томясь неплодною,
Среди звезд возлюбя только одну,
В небо гляжусь холодное,
На себя принимая всю вину.
Мукой своей плененная,
Не могу разлюбить эту мечту…
Сердце, тоской пронзенное,
Плачет тихо незримому Христу.
 

 
Созрело чудо, как плод волшебный,
Как ярый оклик, как взор враждебный.
Торопит гневно, лучи роняет
И в темный омут к душе взывает.
         Не зови – не свети!
         Мне даров не снести!
         Я душа – я темна.
Среди мрака жива.
Не вноси в мою тьму
Золотого огня.
Среди сна – я – ладья,
Покачнусь – подогнусь —
Все забыв, уронив…
Где мне плыть на призыв!
         Рею, лечу,
         Куда хочу —
         То шепчу.
         То молчу…
Я не знаю неволи Лика и слов,
Не знаю речи – мне страшен зов,
Не ведает строя
Качанье слепое…
         Не зови – не свети,
         Затоплю все дары!
         Среди тьмы – без судьбы
         Я одна – я нема.
Стихни, грозный призыв оттуда!
Мне не нужно, не нужно чуда!
 

 
К утру родилось в глуби бездонной
         Море-дитя,
Очи раскрыло, зрит полусонно
         Вверх на меня.
 
 
В зыбке играет, робко пытая
         Силы свои,
Тянется к выси, тянется к краю,
         Ловит лучи.
 
 
Рядится в блестки, манит невинно
         Неба лазурь —
Сердцем не чает скорби пустынной
         Будущих бурь.
 
 
Родичи-горы чутко лелеют
         Утра туман,
В стройном молчаньи смотрят, как зреет
         Чадо-титан.
 
 
К морю-младенцу низко склоняюсь
         С ясной душой,
Взмытые влагой камни ласкаю
         Теплой рукой.
 

 
Здесь за холмами, под сенью крестною,
Воздвигаю я свой шатер.
Ратовать стану лишь с мглой небесною,
Отлучась от равнин и гор.
В склепе дубравном печаль истомная
Уж сотлела в земле давно,
Выросли там кипарисы темные,
Зашептали, что все прошло.
Радость свою, это Божье знаменье,
Свету-Солнцу хочу отдать,
Искру вернуть огневому пламени,
Ей там легче, светлей сгорать.
Снова душа – колыбель священная
Принимает весь мир в себя,
Тихо качает земное, пленное…
(Слышу, радость горит моя).
Небо прозрачно, и сердце чистое,
Эту милость нельзя наречь —
Где-то дубравно, что-то лучистое…
– И не будет уж больше встреч.
 

Январь 1908

 
Дни твои кончаются,
Книги разгибаются.
Тайные дела обличаются.
 

Духовный стих «О Свитке Ерусалимском»

 
Ты куда, душа, скорбно течешь путем своим?
Что дрожишь, тоскуешь, горючая?
Ах, нельзя в ризы светлые
         Тебя облачить,
Нельзя псалмы и песни
         Над тобой сотворить?
Ах, не так ты жила, как положено,
Как заповедали тебе Словеса Его.
Прожила свой век ни огнян, ни студян,
Ныне приспела пора ответ держать перед Господом.
Тебя Бог пожаловал селеньем райским,
Душу дал поющую, играющую,
В руку дал лазоревый цвет,
На главу – смарагдовый венец.
Ты наказа Божья не послушала,
Разметала цвет Господний лазоревый,
Не пошла в селенье свое райское
Из закутья, со двора не выглянула,
За кудель засела тихомерную,
Возлюбила кротость плачевную.
         Не воспела живучи
         Песни радости,
         Не возжгла светильника
         В ночь под праздником.
Идти бы тебе сырой земле на преданье,
Засыпать тебя песками рудо-желтыми!
Да глянь – Отец до тебя умилился,
Не отвратил Лица Своего…
Радуйся, утешься, душа прекрасная,
Посылает тебя вновь Творец на трудную землю.
Ты ступай – поищи для Него
         Златоструйных вод,
         Златоперых птиц,
         А себе – скуй свадьбу
         Вековечную, нерушимую.
Сошла с небес туча каменная,
Солнце-Месяц опять зажигается.
         Возвеселися, душа, на земле!
         Небо и вся тварь играет,
         Дольняя с горними поет.
 

Осень 1907

 
Не смерть ли здесь прошла сновидением,
Повеяв в душу осенней страдой,
Сложив костер могильного тленья
Из желто-розовых листьев сада?
Какая тишь за рощею черной!
До дна испита златистость дали,
И мгла полей плывет миротворно,
Забвеньем серым метя печали…
И вся земля, как темная урна,
Доверху полная пеплом дымным,
И только Дух – единый, безбурный —
Растет и зреет пустынным гимном.
 

Осень 1907

 
Отчее око милостное
Сокрылось – миру прощенье кинув.
Отчая риза пламенная
За горные кряжи каймой стекает.
Миг – и уж отблеск ее
Тлеет в небе вечернем.
Холоден, сир остался
На бледной земле
                 Человек.
И бледны, мертвы на песке
         Следы человечьи.
Острым духом пахнули
         Горные злаки.
Не око отчее
Помнит душа маловерная —
По ризе алой,
За горные кряжи спадающей,
Сердце тоскует, —
Ризу пурпурную
Кличет юдольное…
Сердце! Восстань, ополчайся
На подвиг ночной,
         Молчаливый!
Ухо! Приникни
         И слушай
Шорохи темных посевов.
Не будет милости больше.
Долог путь одинокий.
 
 
О риза отчая, пламенная,
За горные кряжи текучая!
 

 
Речи погасли в молчании,
         Слова, как дымы.
Сладки, блаженны касания
         Руки незримой.
 
 
Родина наша небесная
         Горит над нами,
Наши покровы телесные
         Пронзило пламя.
 
 
Всюду одно лишь Веление…
         (Как бледны руки!)
Слышу я рост и движение
         Семян в разлуке.
 
 
Сердце забыло безбрежное
         Борьбу и битвы.
Тихо встает белоснежное
         Крыло Молитвы.
 

<Февраль-март> 1908

 
Там, где руды холмы
         Закрыли дали, —
Давно сложили мы
         Свои печали.
Нить путеводная
         Сорвалась где-то —
Как ветр, безродные
         Бредем по свету.
Не сны ли Божии
         За дымкой синей
Несут прохожие
         Земной пустыни?
Бесследно тратим мы
         Свой путь алмазный…
Из серебристой мглы
         Встают соблазны —
И в зыби душ опять
         Сгорают, тая…
Как про любовь узнать —
         Своя ль? Чужая?
Восплещем вольною
         Игрой мечтами!
Высь безглагольная
         Плывет над нами.
 

Январь 1908

 
Развязались чары страданья,
Утолилась му́кой земля.
Наступили часы молчанья,
И прощанья, и забытья.
Отстоялось крепкое зелье,
Не туманит полуденный зной,
Закипает со дна веселье
Золотистой, нежной струей.
И навстречу влаге веселой
Голоса земли потекли,
Зароились жаркие пчелы,
Просветилась душа земли.
Только этой радостью вешней
Свое сердце ты не неволь,
Еще близко, в ризе нездешней
Отгорает старая боль.
 

Весна 1908

Посв. Д.Ж.

 
И в каждый миг совершается чудо,
Но только понять его нельзя,
Стекаются золота искры оттуда,
Как капли лучистого дождя.
Порой мелькнет за тяжелым покровом
Ведущая прямо вверх стезя,
Такая светлая, как Божье слово,
Но как к ней пройти – узнать нельзя.
И в каждый миг люди празднуют скрыто
Восторг умиранья и рождества,
И в каждом сердце, как в храме забытом,
Звучит затаенно речь волхва.
Но вдруг забудешь, разучишься слушать,
И снова заступит тьма зарю,
И в этой тьме полыхаются души,
И жмутся, дрожа, – огонь к огню.
 

Ноябрь 1907

 
Где-то в лазурном поле,
За белыми в саване днями,
За ночными дремучими снами
Реет и плещет воля.
 
 
Нет там тоски желаний,
Стихают там речи забвенно,
Распускается лотос священный…
– Только б дойти до грани!
 
 
Все на пути сгорает,
Что не сгорит – застынет…
Но там, только там, только в синей,
Заозерной, загорной пустыне
Сердце молчит и знает.
 

Сентябрь 1907 Судак

Посв. Е.Г.

 
         «Дева, тихая Дева!
         Что ты все дома днюешь?
         Днюешь дома, ночуешь?»
– Счастье мне прилучилось.
Счастьем душа осенилась.
Надо с ним дома сидеть,
Дома терпенье терпеть.
         «Дева, избранная Дева!
         Молви, какое же счастье?»
– С виду, как шар огнистый…
Тронешь – огнем опаляет,
Глянешь – слеза проступает.
         «Ох, сиротинка Дева!
         Лютое, знать, твое счастье?»
– Счастье мое неизбывно.
Век унимай – не уймешь!
Век заливай – не зальешь!
Душу поит мне струями зноя —
Нет с ним покоя.
         «Дева! трудная Дева!
         Ты бы его удремила!»
– Как же его укачаешь?
Хватом его не охватишь,
Словом молить – не умолишь
Знаю – его катаю,
Сердцем-умом привыкаю…
         «Дева! умильная Дева!
         Что же ты петь перестала?»
– Что же и петь близ счастья?
Песни сами играют,
Жизнь да Смерть закликают.
Прежде, бывало, ночи
Реют темны-темнисты,
Звери вокруг зверисты,
Лешие бродят думы…
Песнями их разгоняешь,
Песнями тьму просветляешь.
Ныне же – ярое небо
Гудом над сердцем стало,
Все, что и встарь певала —
Счастью пошло на требу.
Только б за ним углядеть!
Где уж тут петь!
 

Декабрь 1907 Петербург

 
Кто неутоленный
Ищет, просит встречи?
         О как хорош мой вечер —
         Безымянный, бездонный вечер!
 
 
Чьи сердца устали
Ждать себе призыва?
         Как огневое диво,
         Угасают немые дали.
 
 
Из нагорной мяты
Кто венки свивает?
         Сердце блаженно тает,
         Не прося для себя возврата.
 
 
Кто устал от ласок?
Кто воззвал к покою?
         Хочешь возлечь со мною,
         Слушать песни вечерних красок?
 

 
Еще слабые мои руки,
Еще бледные от разлуки,
Что-то ищут они неутомно,
Одиноко им и бездомно —
         Зажать, унять их!..
Как слепые, безвольно реют,
И под взглядами, что не греют,
Они движутся и белеют.
Вся их жизнь идет затаенно,
С ними тяжко мне и бессонно —
         Укрыть, забыть их!..
 

 
Я только уснула на песке прибрежном,
Я не забыла, не забыла ничего,
В сверкающей выси и в прибое нежном
Слышу все то же, все о том же, что прошло.
На солнце рука моя лежит, разжата,
Камни горячие блестят на берегу,
И все, что случилось, так безвинно свято,
Знаю, что зла не причинила никому.
Большое страданье я прошла до краю,
Все будет живо, ничего не пропадет,
Вот только я встану, и наверно знаю —
Всех я утешу, кто захочет и поймет.
Я только уснула, на песке, случайно,
В солнечной чаше пью забвенья игру,
И неба лучистость и лазури тайна
Нежат доверчиво усталую сестру.
 

Лето 1908

 
С дальнего берега, где, пылая,
         Встает заря,
Мир озираем, в него играя,
         Дитя и я.
Так незнакомо и так блаженно
         Нам все кругом,
Нас колыбелит душа вселенной
         – Мы в ней плывем.
Люди и звезды, слова и взгляды
         Как дивный сон…
Столько любить нам, и столько надо
         Раздать имен!
Образы смутные жизни старой
         Скользят вдали —
Где их душа? И какие чары
         Тот путь смели?
Утро зареет. Мы все воскреснем,
         В любви горя.
Будет учиться цветам и песням
         Мое дитя.
 

Декабрь 1909 Канашово

 
Отчего эта ночь так тиха, так бела?
Я лежу, и вокруг тихо светится мгла.
За стеною снега пеленою лежат,
И творится неведомый белый обряд.
Если спросят: зачем ты не там на снегу?
Тише, тише, скажу, – я здесь тишь стерегу.
Я не знаю того, что свершается там,
Но я слышу, что дверь отворяется в храм,
И в молчаньи священном у врат алтаря
Чья-то строгая жизнь пламенеет, горя.
И я слышу, что Милость на землю сошла…
– Оттого эта ночь так тиха, так бела.
 

Ноябрь-декабрь 1909 Канашово

 
Были павлины с перьями звездными —
Сине-зеленая, пышная стая,
Голуби, совы носились над безднами —
Ночью друг друга средь тьмы закликая.
Лебеди белые, неуязвимые,
Плавно качались, в себя влюбленные,
Бури возвестницы мчались бессонные,
Чутким крылом задевая Незримое…
– Все были близкие, неотвратимые.
Сердце ловило, хватало их жадное —
Жизни моей часы безоглядные.
С этого луга бледно-зеленого,
С этой земли непочатой, росистой
Ясно видны мне часы окрыленные,
Виден отлет их в воздухе чистом.
В бледном, прощальном они опереньи
Вьются и тают – тонкие тени…
Я ж птицелов Господний, доверчивый,
Вышел с зарею на ширь поднебесную, —
Солнце за лесом встает небывалое,
В небо гляжусь светозарное, алое,
Птиц отпуская на волю безвестную.
 

Февраль-март 1909 Zürich

СТИХОТВОРЕНИЯ 1907–1909 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИК

Над городом-мороком.

Вяч. Иванов

 
Тихая гостья отшельная
В час полуночный
Над городом-мороком
В башню стучится
И медлит робко
У входа.
Отвычное сердце
Жарко дышит,
Горним видением
Объятое…
 
 
Из немых глубин
Вознеслась душа
На простор вершин,
Где горят снега,
На отроги скал,
Где орлуют орлы,
Где гибель ликует
Средь вихрей света,
Носясь, хмелея
На буйной воле.
И дрожит над бездной,
За край цепляясь,
Душа темнодолая…
А в солнечном горне
Уж плавятся крылья —
Дар бескрылой…
И плачет Радость,
Прижавшись к камню,
Воздевши очи
Горе.
Поздняя гостья,
Из дебрей пришлая,
На вещем пороге
Зыблется пламенем,
Не знает, можно ль?
Слушает душу
И зрит, слепоокая,
Дивуясь, —
Чудо.
 

<1907>

Нищ и светел…

В.И.

 
В рубище ходишь светла,
Тайну свою хороня, —
Взором по жизни скользишь,
В сердце – лазурная тишь…
         Любо, средь бедных живя,
         Втайне низать жемчуга;
         Спрятав княгинин наряд,
         Выйти вечерней порой
         В грустный безлиственный сад,
         Долго бродить там одной
         Хмурой, бездомной тропой,
         Ночь прогрустить напролет —
         Медлить, пока рассветет,
         Зная, что Князь тебя ждет.
 

<1908>

Маргарите С.

 
Русское сердце пречистое,
Властная кротость очей…
Не звоны ль плывут серебристые
Сквозь сонную мглистость полей?
Рукою покорной и зрящею
Низводишь ты мир на чело —
Ни сердце, ни солнце палящее
Тебя разбудить не могло.
Душа колосится невнятная,
Ей снится серпа острие —
То доля поет неотвратная,
То волит безволье твое.
 

1907 Судак

 
Слетайте листья – огни осенние!
…………………………………
Вздымайте к небу свои моления,
Венчайте гибель своей игрой!
Уж обменялись мы взглядом с вечностью,
Скреплен безмолвный наш договор, —
Играйте, листья, над бесконечностью,
Сметайте пышный земной костер!
Затихла воля, душа в безбрежности,
Не нужно ярких обличий ей,
Вы только знаки былой мятежности,
Вы – вздохи пленных земных теней.
Лучатся думы, еще невнятные,
К иному манят меня пути…
Пылайте, листья, красой закатною,
Взметайте думы и скорбь земли.
 

<Сентябрь-октябрь> 1907

 
Вешними, росными, словами-зорями
Поведай миру, как утром ранним
Стезей серебряной – ты в даль туманную
Ушла неслышная.
Куренье утра и гор созвучье,
И горечь воли, и песнь разлуки
Поведай людям.
Зыбкими, легкими, словами-вздохами
Поверь внимающим,
Как кротость лилий и пламя маков
Срывала тихо, рукою зрячей,
Свивая скорбно венок-молитву, венок-могилу,
Вплетая тесно с стеблями лилий
Свою свободу, свое незнание.
Ты не знала кому – гость незнаемый,
Не ждала никого – гость нежданный
Пришел ввечеру, когда в венке полевом
Села ты за холмом,
Рукой заслонясь от пламени неба.
Тянулась вдаль задумчивым оком.
И кто-то тихо тебя коснулся,
Плеча коснулся.
И, обернувшись, ты увидала…
Не давно ль он стоял здесь невидимый?
Не звучала ли речь неслышная?
Милостно в очи вечерние тебе глянул,
Скорбь умиленную в сердце пролил —
«Путь к тебе знаю я ныне,
Я приду опять…»
 
 
Так ли было о вечере алом, когда ничего не случилось
И беззаботной толпой люди из храма текли?
 

1907

 
Личины спали предо мной,
В себе замкнулся пламень сжатый;
И только стонет речь Глашатай,
Носясь меж небом и землей.
И вижу я в лучах заката
Твой крестный путь, твой путь страстной.
Ты гневно раздвигаешь грани,
Доверясь пламенной тоске,
И тает скорбный сон незнанья,
Сгорая в чернозыбкой тьме.
И Ангел твой, как инок строгий,
Идет, не глядя на тебя.
Тяжка, страшна твоя дорога —
Он здесь, у тайного порога,
Стоит и, бледный, ждет тебя.
 

Декабрь 1907

 
Как жить, когда восторги славы
Зардели золотом старинным,
И Милостный, Имущий державу
Проснулся в сердце пустынном?
Как сердцу заслужить прощенье
За знанье тайны заветной,
Что тленному не будет тленья
И все для всех беззапретно?
Над миром шелестит Пощада
Крылом своим голубиным.
Я знаю, говорить не надо
О том, что стало Единым.
 

1907

 
Подвига просит сердце весеннее —
Взять трудное на себя и нести,
Хочет истаять самозабвеннее,
В муке родной изойти.
Снова открылись горы жемчужные,
Покорная серебристая даль,
Все, что манило, стало – ненужное,
Радостна только печаль.
На богомолье в мир я рожденная,
Не надо мне ничего для себя.
Вон голубая, мглой озаренная
Вьется все та же стезя.
 

Май 1907 Судак

 
Вот на каменный пол я, как встарь, становлюсь.
Я не знаю, кому и о чем я молюсь.
Силой жадной мольбы, и тоски, и огня
Растворятся все грани меж «я» и не-«я».
Если небо во мне – отворись! Отворись!
Если пламя во тьме – загорись! Загорись!
Чую близость небесных и радостных встреч.
Этот миг, этот свет как избыть? Как наречь?
 

1907

 
Солнце рдеет тоскою заката,
Жгучи последние красные стрелы.
Кличет брат разлученного брата,
Тайнам внемлет дол потемнелый.
Смирную душу и тело земное
Жалит луч призывно-багрян,
Будит, мятежит дыханье слепое,
Шепоты, ропоты темных семян.
«Кто нас пронзает?
Кто призывает?
О кто вы? Кто вы?
Сорвите оковы!»
– Мы – лучи
Души бестелесной.
Мы – ключи
Влаги небесной.
Мы – бледные тени
Божьего зрака.
Мы – обличенья
Дольнего мрака.
Расклубись, тишина!
Пробудись от сна!
Слушайте нас!
Мы – неба глас.
Мы заблудились
В дебрях ночей,
Мы изумились
Муке своей.
Нам выхода нет.
Погас наш свет.
Стонем от боли
В темной неволе.
«Вознесите свой глас
Из утробных глубин.
Протянитесь, светясь,
Сквозь гряду судьбин!»
– Мы забыли вещее слово,
Потеряли заветы Отцовы.
За чью вину
Мы в глухом плену?
Чьи мы дети?
Умрем на рассвете?
Где конец пути?
Как нам смерть найти?
«Слитно, безвольно
Тянется нить.
Путь богомольный
Надо свершить.
Вспомните смутный сон,
Тайну святых имен.
Вспомните – в светлом Храме
Вас излучало пламя.
Больше сказать не дано,
Пало святое зерно.
Разгорится, не зная,
Темный мир распиная.
Побед не бывает
Без тяжкого стона,
Вернетесь опять
В родное лоно».
Рдяный зрак окутал тени,
Тихо колдуют туманные росы;
Гуще плоть и вздохи томленья.
Ночь размела свои черные косы.
 

Март 1908

 
Иду в вечереющем, вольном мире,
Нетленном в веках веков.
Такая усталость от дали, шири,
От вещих, безбрежных снов.
 
 
Кругом разметенная степь без граней
Раскинулась, вся застыв.
И только струится покорность знанья
И дум огневой разлив.
 
 
Вечерние выси святей, смиренней,
Бог близко, но так далек.
Пускай он дарует мне миг забвенный,
Огнем озарит чертог.
 
 
Так хочется двери, закрытой, тесной,
Простых, человечьих слов.
На эти врата глубины небесной
Набросить земной покров.
 
 
На миг отдохнуть от молитв пустыни,
Забыть голубой свой путь,
Стать другом, сестрой, но одной, единой,
Стать всем для кого-нибудь.
 
 
На небе затеплились Божьи свечи,
И стало призывно там.
Тому, кто мне встретится в этот вечер,
Я душу свою отдам.
 

1908