Текст книги "Анарео (СИ)"

Автор книги: Адам Мирах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Она горько усмехнулась. Нет, все-таки стоит проверить, что там – может, пожар сыграет ей на руку.

Возле горящего дома кричала и металась женщина. Из соседнего двора вышло двое мужчин и увели рыдающую. Пожарные лихо заливали огонь своими смесями, но пламя не желало так просто сдаваться. Крина подошла к одному из них.

– Что там случилось? – спросила она, кивнув на развороченное черно-алое нутро. Без черного плаща и белой маски антар почти ничем не отличался от людей, и пожарник не понял, кто перед ним.

– Кто его знает, – пожал он плечами. – Поздно вызвали нас, конечно, тяжело теперь тушить. Говорят, там внутри люди были. Дети вроде как. Да в такой огонь уже и не полезешь, сам сгоришь. Совсем никак – балки наверху почти все обвалились.

Крина молча разглядывала стреляющее пламя.

– Вы не подумайте, у меня у самого двое детишек, – начал вдруг оправдываться человек. – Пробовали мы – да куда там. Не пройти.

– А где дети-то? – вдруг грубо перебила его девушка.

– Дак в дальней квартире, первый этаж, – засуетился пожарный. – Вон та женщина, которую увели, мать их. Так и сказала – маленькая совсем, младенчик, и парнишка там был у нее.

Крина, дернув плечом, отвернулась.

– Пожалуй, я в обход пойду, – сказала она. – А то здесь дымом сильно воняет.

И пошла – обратно по дороге, откуда появилась.

В соседнем дворе оказался отличный проход к горящему строению.

«Что я делаю?» – мысленно задала себе вопрос Крина. Никто из известных ей антаров не полез бы спасать человеческих детей.

«Видимо, Тиур прав, и мозги у меня набекрень», – решила она про себя.

Окно разбилось на удивление легко. Браслет на руке Крины в виде голубой ящерки ожил, засветился, и маленькое животное вползло под кожу.

С этого мгновения счет пошел на секунды.

Она влетела в желтые языки, точно мотылек, не останавливаясь, проскочила в комнату. Сквозь бушующее пламя увидела: на кровати – вернее, на том, что от нее оставалось, лежала черная головешка, очертания которой напоминали тело. Видимо, человек прилег и заснул. И задохнулся, когда начался пожар.

Кто бы это ни был, он, по крайней мере, не страдал, сгорая заживо.

Как там сказал пожарный – парнишка и маленькая девочка?

Время, время!

Ящерка нестерпимо жгла кожу.

Крина с размаху выбила дверь в соседнее помещение. На удивление, огонь сюда почти не добрался.

В коричневой кроватке, крепко запелёнатый, лежал ребенок. Девушка схватила завернутое тельце, прижала к себе и бросилась обратно.

Браслет уже почти проявился снаружи.

Она спрыгнула в сад, разросшийся позади дома. На той стороне слышались крики и шум. Здесь было тихо – только покорно шелестела опадающая листва. Никого из людей.

Крина развернула тряпки. Малышка лежала недвижно, спокойно, не подавая признаков жизни.

Голубое свечение медленно угасало.

Девушка закрыла глаза и потянулась к Грани. Мир сделался зыбок; отодвинулся, качнулся, остался далеко позади. Призрачный туннель. Тонкий силуэт посередине Перехода – еще не там, но уже и не здесь.

Браслет вспыхнул и окаменел – привычным, свернувшимся кольцом животным.

Крина в бешенстве ударила рукой по земле. Несколько мелких камешков больно впились в ладонь. Это было второй раз на её памяти – когда она не смогла вытащить, забрать желаемое у Грани. Тогда… Нет, лучше не вспоминать.

Человеческий ребенок, казалось, мирно спал. Ей захотелось заплакать.

Ну почему, почему, она не может быть, как все антары? Как все остальные? Какое ей дело до людишек?

Было еще одно средство спасти малышку. Она потрогала языком заметно подросшие клыки. За год они должны были уже достигнуть нужной величины.

Крина наклонилась над беззащитной белой шейкой. Девушка хорошо помнила, что обращение человека в антара карается смертной казнью.

Глава третья

Острые неровные коронки легко вошли в нежную кожу Шарлотты. Венум, заключенный в них, высвободился медленно, осторожно, неторопливо проникая в ткани и капилляры.

Крина с отвращением оторвалась от мягкой шеи человеческого детеныша и сплюнула. В чем Тиур точно ошибался, так это в том, что прокусывать еще теплое людское мясо гораздо приятнее, чем пить холодную кровь из бокала тонкого стекла.

Она наклонилась над светло-розовым, посеревшим от многочисленных стирок одеяльцем. Девочка так и лежала неподвижно. Полное превращение займет не меньше трех суток, а пока надо разобраться с тем, куда пристроить младенца.

Крина задумалась. Матери теперь ребенка вряд ли вернешь. Та может сильно удивиться, увидев, что малышка предпочитает немного другое питание. Да и пожарный видел её – если вдруг Крину поймают стражи, то даже Тиур не сможет спасти девушку от суда. Нет, слишком, слишком рискованно.

Может быть, подбросить? Человеческое сострадание, насколько она наслышана, не знает границ. Вряд ли люди смогут пройти мимо лежащего на пороге детеныша из их рода.

Крина завернула углы пеленки, накинула сверху одеяльце, легко поднялась с земли. Придется завернуть немного с пути в старый квартал – так близко от сгоревшего дома подкидыша оставлять неразумно. Лишь бы не раскричался по дороге.

Она побежала со всей скоростью, на которую только был способен антар. Приземистые дома сливались в однообразную серую ленту. Под ногами попадались отколотые камни мостовой, куски черепицы, которой местные подростки привыкли швыряться друг в друга.

Позади остались несколько улочек папертас – района бедноты, в которой разломанные заборы, местами упавшие прямо на дорогу, чередовались с проваленными дырами тротуара, сколоченного из старых, отсыревших досок. Полуголые деревья скрючились в ожидании подступающих холодов.

Антар пересекла последний поворот, отделявший её от домов, разительно отличавшихся от оставшихся позади. Высокие красные крыши, обновленные не больше года назад, подкрашенные рыжим ставни, тщательно выложенная брусчатка. Даже темные стволы в проносящихся мимо садах – и те были как следует выбелены у самого основания и аккуратно подстрижены на верхушках.

Крина остановилась и оглянулась. Вокруг было тихо – в этот час жители старого квартала предпочитали сидеть по домам. Некоторые окна призывно светили мягким, оранжевым светом. Ближайший дом был в десяти шагах от нее.

Одеяльце в её руках зашевелилось. Девушка мельком глянула вниз. Ребенок распахнул потемневшие глаза будущего антара и округлил рот, похоже, собираясь закричать на всё Анарео.

– Тсссс! – зашипела Крина, поспешно рисуя на покрытой маленькими волосками головке знак Грани. – Тише ты! – Одеяло успокоилось: детеныш зевнул во весь рот и следом мгновенно уснул. Она прислушалась: вроде тихо.

Надо скорее отделаться от младенца, пока он не созвал сюда всех стражей города.

Девушка шагнула к крыльцу и положила сверток на самую нижнюю ступеньку. Громко ударила в лакированную, массивную дверь, и сразу же, обогнув дом с другой стороны, побежала вперед.

Сердце тяжело стучало. Где-то через два перекрестка Крина остановилась. Тревога и беспокойство разом навалились на неё.

«А что, если его найдут слишком поздно? – вдруг подумалось антару. – Или не возьмут?». Тиур говорил, что некоторые людишки закапывают своих новорожденных.

Ужас одолел девушку. Крина потерла лицо, отгоняя прочь страшные мысли.

«Все с ним будет хорошо», – убежденно сказала она, чуть ли не вслух. И повторила:

«Все будет хорошо».

Через полчаса городские ворота закроются, а браслет так часто использовать нельзя.

«Думай о себе, Крина. Думай о себе».

* * *

Анастасия пришла домой позже обычно. Хозяйку привычно встретил прохладный полумрак. Повесив теплый плащ на металлический крючок в прихожей, она разулась и зажгла свет.

Четыре комнаты для неё одной.

Родителей не стало еще в те далекие времена, когда Анастасия заканчивала обучение. Супруг и дети медицинским работникам, работающим с кровью и оказывающим помощь антарам, не полагались – так гласил Договор. Справедливо: взамен ей достались красивый дом в одном из лучших районов Анарео, зарплата в звонких сангсах*, бесплатная медпомощь и много чего еще, на что ни один житель в этом городе не мог бы рассчитывать.

«Кошку завести, что ли. Уж больно пусто в доме, да и места на пятерых хватит», – подумалось женщине.

На кухне выяснилось, что молоко, которое она забыла убрать утром в холод, скисло. Вечер, который медсестра обычно проводила с кружкой горячего чая, приправленного молочной пеной, грозил быть испорченным.

Пожалуй, стоит наведаться к более запасливым соседям – вряд ли ей откажут в такой мелочи.

Она набросила плащ и отодвинула щеколду. Уже ступая на крыльцо, заметила странный сверток, лежащий на самой нижней ступени.

«Посылка? Но от кого?»

Анастасия поспешно спустилась.

Она часто заморгала, увидев тельце в блеклом покрывале. Ребенок! На её крыльце лежал подкинутый кем-то ребенок!

Анастасию трудно было чем-то удивить: за годы службы антарам сестра повидала всякое. Но ведь и детей не каждый день на крыльцо подкидывают.

Женщина бережно, но быстро подхватила спеленатого малыша, обернула сверху плащом и воровато оглянулась. На улице никого не было. Дверь немедленно была закрыта изнутри: для надежности на два засова.

«Вот это завела кошку, – стучало беспрестанно в голове. – Сообщить стражам? Да, не ждать ни минуты – сообщить сейчас же». Рука было потянулась к старому аппарату, но замерла на половине дороги, как бы сомневаясь в дальнейшей необходимости действия.

Вместо этого Анастасия развернула покрывало. Младенец спал беспробудным сном. Светлые волоски, крепко сжатый ротик, крохотные пальчики упрямо вытащенных из одеяльца ручек. Милый малыш. Нет – милая. Подкидыш оказался девочкой.

Хозяйка дома невольно залюбовалась.

«Я могла бы её удочерить».

И тут же спохватилась: что за глупости? Служба медицинской сестры даже мыслей таких не предполагала. Надо обязательно сообщить куда следует. И чем быстрее, тем лучше.

Она отчего-то колебалась, не зная, как поступить. Одна половина разума нашептывала, что промедление может слишком дорого обойтись. Другая возражала, что ничего страшного нет в том, что малыш останется здесь на день-два.

Ребенок вздохнул во сне, а затем сладко, во весь маленький ротик зевнул. Анастасия не могла оторвать от него взгляда.

Пожалуй, звонок подождет до завтра. Сегодня уже слишком поздно.

А сейчас нужно позаботиться о малышке и найти для нее питание.

Женщина положила кроху на широкую кровать, в самую дальнюю комнату. Даже если малышка заплачет, никто из соседей ничего не услышит.

Затем медсестра быстро оделась и вышла, крепко заперев за собой дверь.

* * *

Холодное утро опустилось на Анарео плотным туманом и крупной осенней росой, местами созревшей до первого инея. Дома – аккуратные и кривобокие, высокие и приземистые, показывающие новенькую облицовку и обветшалые бока – развалившись в дремоте, еще не вышли из тягучего сна.

Утренние фонари тяжело роняли свой исчезающий свет на подмерзшие за ночь мостовые.

Рист, не торопясь, шел по направлению к кварталу папертас.

Ему нравилось гулять в эти часы, скованные легкими рассветными сумерками, когда ночные тени торопливо разбегались по сторонам, давая дорогу редким случайным прохожим. Впрочем, ничего случайного в их появлении не было: бродяги, согнанные с насиженных мест внимательными рикутами*, воры, вышедшие на очередной промысел, были неотделимой частичкой здешних мест.

Ни тех, ни других Рист не боялся.

Скорее, это им стоило свернуть с пути при встрече с невзрачным незнакомцем, закутавшимся в плотный плащ орехового цвета. Его серые, с примесью легкой зелени глаза пристально оглядывали каждую сломанную скамью, каждую серую калитку и частенько попадавшиеся по пути смородиновые кусты, буйно усыпанные переспевшими, полопавшимися черными ягодами.

Рист не искал ничего плохого или необычного; он просто полностью отдался старой привычке подмечать малейшие изменения городского пейзажа. Однако в сегодняшнем тумане трудно было что-то разглядеть дальше пятнадцати шагов.

Женщину, правда, он заметил сразу.

Она спала на скамейке, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги и накрывшись тонкой кофтой, длины которой едва хватало на то, чтобы прикрыть бедра.

Рист остановился.

В такой холод лежать вот здесь, на покрытой темными сырыми пятнами деревянной лавке, было настоящим преступлением против собственного здоровья. Всякий бродяжка в Анарео с наступлением темноты искал подходящий ночлег, чтобы утром отправиться по своим попрошайничьим делам. Но женщина не выглядела нищенкой: хоть и старая, но чистая одежда, без дыр и пришитых лоскутов; чистые же волосы, слегка смявшиеся во сне, упали на правильное, еще молодое лицо. С дороги Рист увидел тонкую полосу сажи, перечеркивавшую бледный подбородок.

Две улицы назад, на том месте, где позавчера стоял старый двухэтажный дом с выцветшими голубыми ставнями, еще слегка дымилось огромное пепелище.

Он решительно шагнул к скамье и потряс спящую за плечо. Та вздрогнула и резко поднялась, отшатнувшись назад. Тонкий, прямой нос, узкие губы и большие темные глаза Рист узнал сразу. Та сумасшедшая, что вчера бросилась на улице к антару.

«Может, у неё и впрямь с головой не в порядке?»

Лита, дрожащая от холода, стянула замерзшими руками края одежды вперед.

– Вы кто?

– Допустим, человек, проходивший мимо, и решивший немного помочь, – ответил Рист, разглядывая её. – Вы вообще знаете, чем грозит хотя бы пара таких ночевок?

– Нет, – Лита отбросила с лица спутавшиеся волосы. Провела рукой по лицу, стирая остатки сна. Она еще не совсем проснулась, и утренняя прохлада крупной дрожью била её тело.

– Вас может обнаружить рикут, и тогда вы отправитесь спать в столь же неприютное и холодное место, но уже в другом качестве – это раз, – начал перечислять Рист, загибая пальцы. – На вас может наткнуться местный бродяга или вор, – это два.

– У меня нечего красть, – перебила его Лита. – Все мои вещи сгорели вчера вместе с моим домом. – Она вдруг вспомнила, что всё случившееся было на самом деле, и ей показалось, будто внутри повернули нож.

– А я разве сказал, что у вас что-то украдут? – удивился Рист.

– Нет, но… – до женщины дошло, что незнакомец имел в виду, и она нахмурилась.

– А в-третьих, и это поважнее, чем воры или рикуты – вы отморозите себе все ваше драгоценное здоровье. Думаю, мне не стоит напоминать, сколько нынче стоят лекарства.

Лита молча смотрела на него, ожидая продолжения. Но Рист в упор разглядывал её и ничего не говорил.

– Вы, наверное, ждете, что я попрошусь к вам ночевать? – наконец спросила она.

– Нет, ничего такого, – промолвил Рист, щелкая пальцами. – Хотя я начинаю догадываться, почему вы спите на скамье, а не у соседей, к примеру.

– У соседей маленькие дети, и там я только помешаю, – тихо произнесла Лита. Женщине не хотелось говорить этому чужаку, что вид чужих малышей вызывал у неё нестерпимую боль. Горе было слишком свежо, слишком ныло, выворачивая нутро и подступая комком к горлу. Малейшее слово грозило выплеснуть его в судорожную истерику.

Ристу надоело стоять и мерзнуть. К тому же он сбился с привычного хода времени, и его это раздражало.

– Идёмте со мной, – сказал мужчина резче нужного. – У меня дома найдется горячий чай с медом, и пара кружек недавно собранной малины, и даже грог. И только заикнитесь о недоверии чужакам, пристающим к вам на улице, и прочей чепухе. Я два раза повторять не буду, и вы рискуете остаться спать на этой лавке, пока не придут рикуты.

Лита покорно встала и еще сильнее завернулась в серую ткань, словно в кокон.

…Дорога оказалась неблизкой, и Рист не обращал на спутницу никакого внимания. Та плелась чуть позади, не желая лишний раз напоминать о себе.

Столько времени помогать антарам… Не настала ли пора помогать людям? Мысль показалась забавной, и Рист усмехнулся.

Только, пожалуй, не стоит рассказывать своей гостье о том, что еще совсем недавно он принадлежал к тем, кто называет себя стражами.

*1 санг – крупная золотая монета достоинством в 10 сангвисов

* рикут – человек, следящий за порядком на городских улицах. Рикуты имеют право на арест подозрительных лиц, а также на передачу их стражам.

Глава четвертая

Немолодая аптекарша суетливо спрятала руки за спину.

– Я ведь не зря подала сигнал, бабат* рикут?

Рикут Акин внимательно посмотрел на говорившую. Проблески седых волос среди крашеных прядей подчеркивали её возраст – лет шестьдесят-шестьдесят пять, по меркам Анарео – возраст приближающейся старости. Она была не на шутку взволнована; по виску стекала маленькая капелька пота. Впрочем, последнее можно было объяснить и царившей в аптеке жарой. Пахло лекарствами, пахло спиртом, многочисленными склянками, стоявшими на полках. Маленькие аптекарские весы едва заметно дрожали.

Душный воздух подействовал и на самого Акина: он слегка потянул тугой воротник, чтобы ослабить горловину, а затем оттряхнул нашивку на рукаве.

Три черные полосы, наклоненные под углом, свидетельствовали о том, что рикут неплохо продвинулся по службе. После пятой полосы цвет сменялся на белый, самый высший чин обозначался четырьмя белыми. Ходили слухи, что пять белых планок предназначались стражам, но чего только от безделья не придумают.

– Итак, вы говорите, что хорошо знаете эту женщину?

– Иначе я б не сообщила, бабат рикут! – аптекарша немного возмущенно поглядела на него. – Мне и показалось-то странным, что медсестра чуть ли не ночью пришла покупать детское питание. К чему бы оно ей? Медикам-то детей не положено иметь, по себе знаю. Бела как раз рассказывала недавно, что ребенка маленького совсем украли у соседей. Такое горе молодым! Вот я и подумала…

– Я вас понял, – прервал поток красноречия Акин. – Спасибо за внимательность.

– А… а что с ней будет? – в глазах владелицы аптеки мелькнуло любопытство.

– За что? За покупку питания или возможную кражу ребенка? – резонно спросил тот.

– За кражу, конечно! – женщина даже всплеснула руками.

– Это не нам решать, – подчеркнул рикут. – После проверки я непременно доложу о вашей помощи начальству, и вас отблагодарят соответствующим образом.

– Спасибо большое, бабат рикут, – аптекарша засветилась в предвкушении возможной награды. – А все-таки жалко её… одна-одинешенька… может, обойдется?

Акин сухо наклонил голову в знак вежливости и вышел, хлопнув дверью чуть громче обычного.

На улице его ждали подчиненные, недавно поступившие в распоряжение и еще толком нигде не бывавшие. Акин взял эту троицу специально – дело обещало быть нехлопотным, сигнал больше смахивал на ложный. Мало ли кому медсестра могла купить питание посреди ночи. Может, соседи попросили, хотя обычно медперсонал не любят дергать подобными мелочами, а может, живность себе завела. Как бы то ни было, проверить он обязан.

Толстая, покрытая тремя слоями темного лака, дверь в точности соответствовала описанию аптекарши. Акин не стал церемониться и сильно забарабанил кулаком по массивному дереву – благо, полномочия позволяли в случае чего и вынести его.

Анастасия только-только задремала, когда чуткий слух уловил далекий звук. Она очнулась от сна и села на кровати. Малышка крепко сопела носом рядом с ней.

«Показалось?»

Нет – звук доносился от входной двери, и за то время, пока она накидывала на себя халат, значительно усилился.

«Кого там на ночь глядя принесло?»

Она сдвинула засов. В дом ворвался свежий осенний ветер; несколько сухих листочков, закрутившись, попытались пролезть через порог, но женщина столкнула их ногой с крыльца.

Четверо в черно-белой униформе. Одно лицо показалось знакомым. Точно – приходил совсем недавно сдавать кровь. Если он и узнал её, то виду не подал.

– Чем обязана столь поздним визитом? – голос хозяйки прозвучал немного грубовато.

– Рикут Акин к вашим услугам, – мужчина средних лет с невыразительным лицом и серыми глазами поприветствовал её общепринятым жестом – два пальца к левой стороне груди. – У вас все в порядке?

– А что может быть не в порядке? – Анастасия слегка растерялась от вопроса. Такой визит мог означать только одно: кто-то подал сигнал. Неужели девочка плакала, пока она ходила в аптеку, и соседи услышали?

«Вот сейчас самое время рассказать. Скажи, что подкинули на крыльцо ребенка, а ты не хотела его будить и потому не сообщила сразу. Скажи, пока есть возможность!»

– Нам нужно проверить ваш дом, – обычно рикуты не раскрывали тех, кто наушничал.

– Я не понимаю вас, рикут Акин. Вы знаете, где я работаю? – Анастасия придала словам максимальную весомость.

«Что я делаю!» – с ужасом подумала она.

– Прекрасно осведомлены, – слегка поклонился рикут с тремя черными полосками, – и даже имел возможность воспользоваться вашим, гм, рабочим гостеприимством. – Медсестре почудилась издевка в его глазах. – Разрешите пройти.

По Акину было видно: если надо – он сюда и на грузовике проедет, и ничье разрешение для этого ему не потребуется.

Анастасия нехотя посторонилась.

Рикут обошел кухню, библиотеку, где стояла старая кровать, гостиную. Подошел к спальне.

Женщина загородила дверь. Акин недоуменно вскинул бровь.

– Туда я вас не пущу, – решительно заявила она. – Там личные вещи, мне бы не хотелось, чтобы вы их видели и тем более уж трогали.

Медсестра не имела раньше дел с ему подобными, поэтому пошла наугад, опираясь на древние, как мир, инстинкты. На удивление, тот заколебался.

«Пожалуй, это может сработать».

Из-за закрытой двери раздался громкий, детский плач, переходящий в рев. Акин резко оттолкнул Анастасию в сторону, так, что та едва не ударилась о стену.

Вышел рикут из комнаты уже с орущим одеяльцем.

– Взять её, – скомандовал он, отвернувшись.

Анастасия побледнела.

– Вы не имеете права! – крикнула она. – Я напишу жалобу своему начальству!

– Да хоть презису* Тиуру, – рассеянно сказал один из взявших её под локоть. – Руки назад! – Невидимые наручники стянули женские запястья в плотные кольца.

Они вышли под начавшую наливаться круглобокую луну разрозненным строем: двое, по бокам от арестованной – в середине, Акин впереди, еще один рикут позади всех.

Анастасия впервые в жизни почувствовала, как страх запускает в её сердце тяжелые щупальца.

* * *

Три допроса, один за другим, вел сам Акин. Он говорил подчеркнуто спокойно, зная наверняка, что такой тон больше всего вселяет неуверенность в заключенного.

– Я вам уже говорила, – устало отвечала Анастасия, – что нашла ребенка у себя на крыльце.

– Почему вы оказали сопротивление при попытке досмотра вашего дома?

– Сама не знаю, что на меня нашло, – дернула плечом медсестра. Она все еще надеялась, что заслуги по работе перевесят нынешний проступок. – Когда я смогу поговорить с начальницей?

– Вы не имеете права ни с кем разговаривать, пока не пройдет суд, – монотонно отвечал Акин. – Почему вы сразу не сообщили о находке?

– Когда вы выпустите меня отсюда? – Может, хоть это как-то подействует на этого тупоголового служаку?

О нет, он далеко не глуп – ловит каждое её слово, надеясь на то, что она ошибется, свернет со своих предыдущих показаний.

…На четвертый день Акин буквально ворвался в камеру. Внешне он был спокоен, но пальцы возбужденно подрагивали – словно рикут только что получил известие о присвоении новой черной планки.

– Ваше дело переводится в Атриум. Собирайтесь.

– Что значит в Атриум? – Анастасия потрясенно уставилась на него. – Атриум разбирает только те дела, которые связаны напрямую с антарами!

Акин не сдержался.

– Ребенок, которого вы скрывали у себя, оказался антаром, – его лицо теперь излучало самодовольство. – Собирайтесь.

* * *

Белый свет едва просачивался откуда-то сверху, от собранного в форме купола потолка. В помещении было прохладно и темно, однако Анастасия хорошо видела со своего места лица судей.

Пять одинаковых масок с прорезями для глаз и рта. Антары. По ним нечего сказать: маска не способна испытывать эмоции.

Пять человеческих лиц, и все разные. Но выражение на них одно – бесстрастно-презрительное. Казалось, они осуждают глупость арестантки.

Медсестра сильно похудела со дня своего заключения, и теперь белый халат – рабочая форма, которую заставили надеть по случаю заседания – висел мешком. Кормили здесь неважно, а со дня ареста прошло уже больше двух недель.

Всё это время её допрашивали по несколько раз в день – рикуты самого разного чина, от трех черных полосок до двух белых планок. Больше всего Анастасия боялась увидеть среди черно-белых униформ стражей. Сестра сама однажды видела человека, над которым они поработали – зрелище не для слабонервных.

– Вы обвиняетесь в нарушении служебного медицинского устава, – чеканил слова судья Ардес. – Согласно Договору, медицинским работникам воспрещается заключать брак, иметь детей, в том числе и брать над ними опекунство.

Очевидно, что, не сообщив сразу о найденном ребенке, а также попытавшись оказать сопротивление при его обнаружении, вы решили оставить младенца себе. Очевидно также и то, что несмотря на профессиональное образование, вы не поняли сразу, что ребенок является новообращенным антаром, иначе страх побудил бы вас немедленно подать сигнал.

Таким образом, за недонесение важной информации и за нарушение служебного устава, вам грозит десять лет тюремного заключения.

«Десять лет. Целых десять лет», – женщина смотрела на выщербленную столешницу, на которую ей разрешили положить руки. Щербины складывались в странный узор в виде серой маски.

– Кроме того, рикуты провели проверку вашего рабочего места и обнаружили недостаток шестисот миллилитров крови. Чем вы можете это объяснить?

Сказанное судьей пригвоздило Анастасию к деревянному стулу. Внутри все похолодело.

Со всем этим она совершенно забыла про списанную вперед кровь. Как же звали ту пациентку… Лита?

Найденный ребенок по сравнению с этим – сущая ерунда. Антары очень трепетно относятся к своей пище и такого не простят.

«Отдадут стражам, – подумалось тоскливо. – Точно отдадут».

– Отвечайте, обвиняемая, – судья повысил тон. – Что вы сделали с таким объемом крови?

Анастасия сглотнула.

– Один из пакетов случайно испортился, – медсестра старалась говорить спокойно. – Я уничтожила его, рассчитывая со следующей партией сдать собственную кровь.

– Вы могли оплатить испорченный пакет с зарплаты.

– Это очень дорого, – ответила подсудимая.

Там, где сидели антары, прошел легкий шепоток.

– О человеческой жадности можно слагать легенды, – произнесла небрежно белая маска.

– Мы проверим. – Антар, сидевший ближе всех к Ардесу, наклонился и что-то тихо сказал судье. – Атриум переносится. Окончательное решение суд вынесет через два дня.

* * *

Два томительных дня едва не свели арестованную с ума. Женщине мерещились кошмары, в которых являлись стражи, или судья надевал маску антара, и хохоча, объявлял смертный приговор.

Наконец за Анастасией пришли.

В зале было только двое: судья Ардес и антар, сидевший в прошлое заседание рядом с ним.

Ну, чтобы вынести смертный приговор, много людей не нужно, – с горечью подумалось ей.

– Итак, мы проверили все, о чем вы говорили. Согласно Договору, за нарушение устава и недонесение вам грозит десять лет заключения. За уничтожение вещественных доказательств, повторное нарушение устава при работе с человеческим материалом, а также его порчу, минимальное наказание – пятнадцать лет лишения свободы.

«Двадцать пять лет. Полжизни. Ничего. Ничего, выдержим. Главное, не стражи».

– Однако вашим делом заинтересовался сам презис. – Ардес поднял ничего не выражающие глаза.

Анастасия нервно слушала.

Неужели смерть? Если бы только вернуть время, она бы ни за что не прикоснулась бы к ребенку. И уж точно не стала бы помогать той женщине.

Неужели ей придется умереть? Сейчас?

Сестре отчего-то вспомнился чай, который она пила дома, глядя в окно на желтые фонари по вечерам после работы. Горячий, терпкий чай, с молочной пеной, сворачивающейся в маленькие колечки.

Жаль, что она так и не попробовала его тогда.

– Презис Тиур счел необходимостью вмешаться в стандартный процесс и назначить вам иное наказание. Вы лишаетесь права работать в медицинской службе до конца жизни, а также всех бывших привилегий, связанных с этим. Взамен дома, в котором проживали, вы получите комнату в одном из новых кварталов Анарео. Кроме того, три года подряд будете должны сдавать дуцент в двойном размере.

Анастасия качнулась на стуле и потеряла сознание.

Ардес привстал.

– Что с ней?

– Обычный человеческий обморок, – невозмутимо заметил антар.

*бабат – форма обращения к рикутам, подчеркивающая род их занятий и положение в обществе. Дословно: доблестный, уважаемый.

*презис – глава государства