Текст книги "Анарео (СИ)"

Автор книги: Адам Мирах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава сороковая

Приземление вышло неудачным.

Той крупицы магии, что смог дать графитовый шарик, хватило лишь на половину пути. Выбор был невелик: смягчить падение для себя или уберечь Грету.

Рист предпочел второе.

Всё, что он успел – это завалиться на бок, крепко держа обеими руками бесчувственное тело. Пронзительная боль острым стилетом прошила спину с правой стороны – треснула пара ребер, не меньше.

Страж, кривясь от боли, повернулся на спину – вроде цел. С трудом поднялся. От удара об землю разнылась старая рана на плече; правое бедро украсилось здоровенным кровоподтеком, проглядывающим сквозь порвавшуюся ткань.

Вцепившись в драгоценную ношу, он захромал в сторону конюшни. Девушка показалась ему в два раза тяжелее, чем раньше.

* * *

Зал «Куриного копыта» наполнялся обычно после заката солнца. К тому времени, как раздался отчаянный визг Ганки, здесь было уже не меньше двух десятков людей. Рабочие, заскочившие пропустить после тяжелого дня кружечку пива, крепко сбитые мастеровых, любящие порассуждать о несправедливости мира, студенты с хилой порослью над верхней губой, местный кузнец с подмастерьем и дружки Уве – того самого нахального малого, окончившего жизнь встречей с гематитовым кинжалом.

Хозяин, услышав вопль, оторвался от приготовления грога и степенно кивнул настороженно приподнявшимся молодчикам: мол, сам разберусь. Шагнул в сторону кухни, намереваясь задать трепку нарушившей общее спокойствие девке-прислужнице.

И нос к носу столкнулся с вылетевшей из бокового коридора растрепанной бледной Ганкой. Несколько мгновений она смотрела на него, безмолвно разевая рот, затем схватила за рукав и в замершей тишине, под десятком любопытных взглядов, закричала:

– Убили! Уве убили! Антары, кровопийцы проклятые! Это все они! Они!

Собутыльники Уве, намеревавшиеся в этот вечер весело провести время, разом встали. В воздухе повис шум сдвигающихся стульев: это при слове «кровопийцы» поднялись мастеровые. Остальные начали шумно переговариваться.

– Эй, девка, не ори! – прикрикнул один из троицы – плотный белобрысый крепыш. – Где он?

– Там, – всхлипнула Ганка, и показала – вглубь темной извилистой ленты коридора.

Узкие стены не вместили всех любопытствующих, поэтому часть галдящих осталась снаружи. Увидев распластанное грубое тело, острый нож погибшего на полу, крепыш помрачнел.

– Таак, – тихо процедил он. – А ну-ка пошли, тряхнем хозяина.

Его друзья, переглянувшись, согласно кивнули.

Владелец таверны тем временем перепоручил рыдающую от близости смерти Ганку заботам других слуг. Разного цвета глаза уставились на вышедших в зал.

– Эй, – остановился перед ним белобрысый. – Ты чего это, Копыто, зажрался? Пиявок на постой пускаешь? Доброты людской не ценишь? Верно я говорю, народ? – обернулся он.

Сзади одобрительно зашумели.

– Дело парень говорит! Мало они из нас, что ли, крови выпили? На кол их! – раздались выкрики. Сзади послышалось предложение: мол, не худо было бы сжечь и Копыто вместе с его забегаловкой.

– Где они? – крепыш схватил за ворот, не давая тому и шевельнуться.

Бледнее, чем Ганка несколько мгновений назад, хозяин униженно принялся уверять «добрых людей», что никаких антаров не знает, а если б знал, то ни в коем разе не дал бы им приюта под своей крышей.

– Пусть Ганка покажет, – сказал товарищ белобрысого.

– Сжечь их, и дело с концом! – крикнул кто-то громко. – Чего разбираться-то!

Хозяин побелел, как полотно, комкая тряпку, которой недавно вытирал расплескавшийся грог. Крепыш кивнул дружкам, и те рванулись вперед, в сторону кухни, где перепуганная до смерти Ганка вытирала зареванное лицо передником.

* * *

Они успели вовремя – деревянный щит с треском опустился за спиной у вырвавшихся на свободу лошадей. Караульный проводил их очумевшим взглядом.

– Эээй!.. – донеслось сзади.

Рист не оглянулся – промедление сейчас могло обойтись сразу в две жизни: антарскую и его, человеческую. Грета, крепко привязанная к спине животного, лежала навзничь, раскинув руки по обе стороны лошадиного крупа. Это было настоящим везением: две отдохнувших лошади в стойлах «Куриного копыта». Значит, скачку можно чуть растянуть во времени; если повезет, преследователям наскучит погоня еще до городских ворот.

Страж хорошо знал людей: они предпочтут оторваться на ком-нибудь, кто попадется им под рукой, чем провести долгие изнуряющие часы в седле.

* * *

Когда деревянные стены и мутный ручей остались далеко позади, а ночь обступила их непроглядной тьмой, Рист перешел на рысь. В полной темноте лошадь легко может повредить ногу; оставаться на дороге, на виду у случайных и неслучайных путников – настоящее самоубийство, а один конь долго не протянет – до истинного Приграничья еще больше суток.

Круглолицая луна вырвалась из-за черных туч и страж облегченно вздохнул: можно было прибавить шаг. И в тот самый миг, когда он подстегнул ногами животное, мучивший его с минуты неудачного падения вопрос разрешился.

Он похолодел. Отсчитал, сколько дней прошло после отъезда из Анарео.

Беда оказалась не в графите – бусины были созданы верно, искуснее не придумаешь.

Магия не подействовала, потому что Рист забыл. Забыл, что после назначенной встречи с Тиуром ему нужно было поставить привычный укол. Ввести вакцину, которая не только защищала стража от антарского венума, но и будила его кровь, заставляя её работать слаженно, как часы, вместе с магической частью графита.

Он потряс головой, еще раз посчитал. На этот раз – сколько истекло времени с предыдущего укола. Как, как можно было забыть? Это ведь так просто – отсчитать нужные дни.

Нельзя. Нельзя было отходить от назначенного срока. Нельзя было сбиваться и думать об убийстве друга, о мести, о дочери презиса, сбежавшей от своих родичей.

Больше суток до Лисира. Какой шанс, что двое доберутся до Приграничья?.. Учитывая, с каким настроением их встретили в этот раз на постоялом дворе…

Рист оскалился и ударил лошадь по впалым бокам.

* * *

Нельзя уложить почти полтора суток в одну темную ночь. Что и подтвердила лошадь, споткнувшаяся за несколько часов пути до Лисира.

Скорбное солнце, то и дело теряющееся в пелене серых обрывков облаков, палило не хуже, чем вчера; животные уже почти хрипели – от бешеной скачки, жары и ненависти к своим седокам. Как бы он ни старался давать им отдых в пути, времени было слишком мало.

Рист слез с упавшего коня, заглянул в глаза. В окрасившихся красными прожилками белках читалась невыносимая боль. Охромевшая, переломанная нога была подогнута под тяжелое тело.

Страж вынул кинжал, чтобы подарить легкую, быструю смерть.

* * *

Тонкие лисирийские башни, одни из самых высоких в Патакве, показались спустя час. Рист шел, держа за повод жеребца, везущего Грету – нагружать его еще и собой он не решился.

Слава небесам, убежище было ближе города. Страж повернул на неуловимую, прячущуюся среди жухлой травы и порыжевшего мха, тропинку.

Миновав треть пути, он остановился. Снял с измученной, уставшей спины девушку. Потрепал по гриве.

– Спасибо, – шепнул в слабо подергивающееся ухо. – Ты свободен.

Конь дернул ушами, ударил себя хвостом, и тихо, чуть слышно заржал.

– Иди, – повторил Рист.

Жеребец словно понял человека: попятился, неторопливо повернулся и двинулся обратно.

Дальше тропа вела вверх, круто, к вершине горы. Булыжники, заросшие кружевами лишайников, острый щебень под ногами – верная гибель для загнанной лошади. Второй раз убивать ему не хотелось.

Он шел и шел, а солнце вставало все выше, пока не добралось до зенита. Страж стер ноги до крови, ушибленное бедро ныло, отдавая пульсирующими толчками внутрь, но хуже всего приходилось груди – боль пронзала правый бок при каждом его вздохе. Руки от тяжести ноши дрожали, грозя сорваться и уронить дочь презиса на острые камни. Жара заливала потом лицо, и Рист уже почти ничего не видел перед собой, когда память и ноги подсказали ему, что они, наконец, добрались.

Глава сорок первая

Пришедшие утром за ней рикуты были мрачнее тучи. Один – явно видавший виды, с обветренным, угрюмым лицом, прислонился к дверному косяку, молча наблюдая, как Лита наспех пытается набросить плащ и застегнуть ворот. Второй – побойчее, моложе – всего лишь с одной черной полосой, очевидно, больше взятый для количества, чем для дела. Он-то и собирался открыть рот, чтобы завести беседу, да только старший так глянул, что юнец мигом замер и все оставшееся время сборов простоял возле дверей навытяжку.

Улица, поворот, еще одна улица, медленно текущая вдоль берега вьющегося притока Пуры. И – человек с двадцать, суетятся, толпятся вокруг чего-то большого, лежащего на земле, переговариваются.

Рикуты торопились – если младший был не прочь поболтать и расценивал проводы медсестры как приключение, то старший спешил: ему хотелось поскорее вернуться к своим, глотнуть горячего и сдать смену. Потому он невежливо оттолкнул перегородившего дорогу человека, протиснулся через прижавшихся друг к другу прохожих, оглянулся: идут ли за ним?

Лита, невольно затянутая в маленький водоворот, с трудом следовала тем же путем; замыкал шествие паренек – однополосник. На медсестру недовольно шикнули, затем пихнули в бок и оттеснили к центру событий. Невольно она опустила взгляд вниз.

На запыленной дороге, среди глиняных камней вперемешку с щебнем, лежало чье-то тело, заботливо прикрытое старой, в желтых пятнах, простыней. Запах мертвой плоти настойчиво витал в воздухе.

Лита словно споткнулась, и рванулась вперед, пытаясь обогнуть препятствие поскорее. Она не любила смерть, пусть и чужого, постороннего человека; не привыкла к ней и привыкать не желала.

С берега налетел порыв ветра, и плохо связанный спереди узел разошелся. Желтоватая простыня, словно гниющий флаг, взвилась в воздух и открыла лицо покойника.

Бледное, землистое лицо с прикрытыми чьей-то сердобольной рукой веками. Тонкие, расплывшиеся в предсмертном вдохе, губы, прямой нос, темные волосы. До боли знакомые, хоть уже и начавшие искажаться черты.

Утопленницей была Анастасия.

Литу точно ударили под дых. Что-то кричал рикут, шедший спереди; младший, подражая, ругался, расталкивая людей сзади. А она все не могла оторваться от распростертого, наполовину скрытого простыней, тела.

– Что… что с ней случилось? – спросила чужим, незнакомым себе голосом.

Кто-то в кучке людей, стоявший рядом, все же услышал тихий вопрос, повернулся.

– Утопла… Сосед с вечера хлебнул лишнего, праздновал всю ночь, а утром искупнуться решил. Нырнул на отмели, зацепился, глядь – а там она…

– Сама?.. – выговорила побелевшими губами Лита.

– Да говорят, камень в рубахе был. Затылок-то, гляди, волосы все в крови. Не иначе кто постарался.

Юнец-однополосник наконец вытолкнул медсестру из толпы. Дожидавшийся рикут долго и хмуро что-то втолковывал ей, но она не слышала ни единого слова.

Анастасия…

Как же так? Они же вот, буквально несколько дней назад познакомились…

Лита добралась до корпуса как сомнамбула – распрощалась чуть слышно с провожатыми, вошла внутрь. Читай книги на Книгочей. нет. Поддержи сайт – подпишись на страничку в VK. Руки её тряслись, когда она пыталась провернуть ключ, а из головы все не шло мертвое, спокойное лицо.

Работа не шла; сестра трижды проткнула вены, чего с ней раньше никогда не случалось чаще одного раза в квартал. Раздраженные пациенты, однако, ничего не говорили; молча зажимали ватку в локте и протягивали вторую руку. Она с непроницаемым лицом брала кровь, а в мыслях крутилось всё то же: Анастасия…

Лита не помнила, как кончилась смена, как её провожали домой – уже другие. Не заметила толпы, собравшейся возле корпуса и встретившей выходящих недовольным колыханием. Не видела кучкующихся на тротуарах студентов, гневно обсуждавших только что сорванную листовку – за ночь столица вновь обросла приказами «совета антаров» о повышении дуцента. Не тронул её и одинокий камень, брошенный вслед трусливой рукой – повезло бросавшему, что рикуты не стали тратить на него своё время.

Она зашла домой, накинула плащ на крючок, умылась, двигаясь, точно уставший призрак. Мысли скомкались, смялись, а голос внутри повторял:

Анастасия.

Вывел Литу из оцепенения шум, поднявшийся в коридоре. Медсестра поднялась – не из любопытства, а скорее, потому, что звук отвлекал, мешал думать; распахнула дверь.

Из комнаты умершей выносили вещи – на выброс.

Ей захотелось закрыть глаза, повернуться, сбежать, но вместо этого она сделала несколько шагов навстречу. Толстопузый домоуправитель, кряхтя, распоряжался:

– Одеяло-то не трогайте, пригодится…

В коридор полетела кипа одежды. Брошенная неаккуратной рукой, развалилась еще в воздухе – и на пол выскользнула толстая стопка перевязанных между собой листков.

Лита сделала еще шаг, нагнулась, подхватила уже скрывшиеся под ворохом белья бумаги. Инстинктивно завела руки за спину.

Домоуправитель обернулся:

– Вы кто еще такая?.. Идите, идите, не мешайте. Развелось любопытствующих…

Она опрометью бросилась к себе в комнату.

* * *

Это был не дневник – скорее, Анастасия просто делала интересующие её записи.

Начиналось все с учебы. Подробные описания, зарисовки, надписи, сделанные твердой рукой – было видно, что студентке очень нравилась её будущая работа.

Затем – радость, когда девушку взяли на важную должность, в корпус дуцента. Удивление, сменяющееся отчаянием и жалостью к тем, кто просил отсрочку. Мысли: «так не должно быть» и «как это исправить?»…

Затем – первая поблажка, выплаченная из собственного кармана. Потом, спустя полгода – мучительное решение повторить – и страх, что узнают, поймают на горячем.

Если бы хоть одна страница попала в руки к рикутам, Анастасии было бы несдобровать.

Но она упрямо продолжала писать – просто потому, что рассказать было некому.

Потом – судя по числам – два месяца тишины.

Короткая запись. «Думаешь, что смерть далеко, что она обойдет, что – кто угодно, но только не ты, потому как – нет, с тобой этого не может случиться. Почему? Да просто не может. А затем раз – и стоишь на краю могилы близкого тебе человека».

Больше ничего – ни имени, ни указаний. Видимо, у Анастасии все же был друг – или подруга, но про него или неё записей дальше не было.

Сухо, длинно – про работу. Про усталость. Про то, что нельзя помочь всем и сразу, и лучше бросить это, пока не поздно. Пока не поймали за руку. Разве стоит собственная жизнь чужой боли? Разве она обязана за других мучиться под пытками стражей – если вдруг что, если узнают, найдут.

Не узнали. Не нашли.

Случилось другое.

Три месяца перерыва – и протяжно, уже будто бы не своей рукой. «Это было девятого числа девятого месяца. Две девятки – я это хорошо запомнила».

Лита едва не выронила бумаги из рук.

Две девятки – ровно в тот день, когда…

Память всколыхнулась, мутной тиной поднимая со дна уснувшую боль. Боль запустила в грудь тяжелую клешню, раздирая, разрывая в лохмотья сердце.

Шарлотта. И Лек.

Она с усилием заставила себя оторваться от мыслей и читать дальше.

«Малышка была завернута в несколько пеленок и одеяльце. Небо знает, что стряслось бы, если б я не вышла за молоком… Она могла замерзнуть, её могли разорвать бродячие псы – и еще тысяча напастей.

Это оказалась девочка – по возрасту трех-четырехмесячная».

Дальше Анастасия писала, что к ней постучались рикуты. Её выдал детский плач.

Допросы. Мучающий её беспрестанно Акин.

«Он сказал, что ребенок оказался антаром. Но этого просто не могло быть – у антарского ребенка во рту всегда, всегда есть два маленьких, проросших клычка. Это дитя точно было человеком. С другой стороны – зачем бы рикутам врать? Сбить меня с толку?»

Атриум. Суд. Неожиданное помилование.

«Презис Тиур счел необходимостью вмешаться в стандартный процесс»…

Что-то было в этом всё неуловимое, далёкая мысль вертелась на языке, но Лита никак не могла сообразить, какая именно. Две девятки, пожар, маленькая Шарлотта, ребенок-подкидыш, оказавшийся антаром, чудесное помилование. Почему человеческий малыш стал антаром?..

Она так и не смогла поймать мысль, и стала читать дальше. Под конец Анастасия записывала все реже, предпоследней была пометка об их встрече. И под ней:

«Если бы я только могла найти свою девочку».

Кажется, Лита знала, что ей теперь делать.

* * *

Антарская резиденция в центре столицы чернела, точно змеиное гнездо. Резарт, уже несколько раз предупрежденный рикутами о попытках бунта, без конца отдавал распоряжения.

Бледный, всклокоченный, он ни капли не был похож на того, кем всегда считал себя – уверенного, серого кардинала. Презис безостановочно проклинал Волдета, бросившего город в такую минуту; неизвестных, расклеивавших листовки; начальника рикутов, неспособного навести порядок в Анарео.

Стражей немного, но их должно хватить для защиты локуса. Антары из других кланов тоже помогут. Оборону они выдержат.

Куда опаснее станет отсутствие пищи. А в том, что бунтовщики рано или поздно догадаются перекрыть поставку еды в резиденцию, просто сорвав сбор крови, Резарт даже не сомневался. Люди глупы, но не настолько. Конечно, у них имеются запасы, но долго на таком количестве локус не протянет.

Презис внезапно хмыкнул, вспомнив, что несколько минут назад ему сообщили, что рикуты взяли под полный контроль медицинские корпуса и охраняют всех медсестер, отвечающих за дуцент, в обязательном порядке. Нечего лишний раз забивать себе голову; скорее всего, тревога ложная. Бунты вспыхивали, и не раз, и каждый бунт был погашен незамедлительно.

Резарт сам удивился – и чего он так встревожился? У них есть рикуты, стражи, магия, в конце концов. Следует только придумать, как успокоить распоясавшихся людишек.

Глава сорок вторая

Погони не было.

Георг решил не останавливаться на ночлег в постоялых дворах, то и дело встречавшихся на пути. Мысль о том, что Даан нескоро сможет отыскать в этих краях подходящий транспорт, грела душу. Он оторвался со значительной форой; преследователи наверняка где-то позади в шести-восьми часах пути. Учитывая, что Даан не будет, как он, пренебрегать ночевкой – и того больше.

Уже ближе к концу дороги видере свернул с проложенной колеи в сторону – немного поспать перед городом. Но сон не принес долгожданного отдыха; тяжелое забытье, пришедшее на его место, лишь измучило тело и разум. Ему снился зеркальный зал из видения; сотни собственных отражений, кривящихся, ухмыляющихся, скалящихся. Георг спешил, торопился, бежал, как проклятый, вперед, но выхода из зеркального лабиринта всё не было.

Выскочив из очередного коридора, он наконец наткнулся на дверь – высокую, из тесаного камня. Толкнул рукой – и почувствовал, как срывается вниз, а сверху, вперемешку со струящимся песком, сыпется дождь из острых, зеркальных осколков – и застывает на обветренных губах крик, падающий вместе с ним в бездну.

Георг проснулся в ледяном поту и мысленно выругался. На кой черт ему сдалось это будущее? Он никогда не считал себя трусом; благо, многое пришлось поведать за целую Веху жизни, но повторяющееся видение оставило внутри мутное послевкусие.

Видере дал себе слово ближайшие годы не трогать шар, встряхнулся, и сел за руль.

Чем ближе был Лисир, тем прямее и чище становилась дорога, и в город глава въехал уже по вымощенной мостовой.

Еще в пути он долго колебался, не свернуть ли в сторону, но мысль о том, что придется вечно бегать от жадного (в том числе и на месть) когитациор, претила ему. Лисир отлично подходил для того, чтобы поставить точку в их короткой войне; Даан не решится открыто нападать при посторонних антарах, а на ловушки изобретателен был и сам Георг. Немало надежды было и на странную силу, уничтожившую лисирийцев; всегда есть шанс, что враг сам засунет свою голову куда не следует. К тому же в городе проще разлучить Даана с его стражем.

Видере направился прямиком в локус Лисира.

* * *

Наместник, приехавший из соседнего города, был на редкость учтив. Прежде чем приступить к разъяснениям, он долго расспрашивал гостя о дороге, предложил удобное кресло и бокал горячей крови. У главы возникло впечатление, что его, словно муху, приманивают на сладкое – чтобы затем со всех сил прихлопнуть чем-нибудь тяжелым.

– Сейчас все спокойно, – медовым голосом пел наместник, – люди ничего не заподозрили. Мертвых мы похоронили здесь же, в резиденции. Дуцент собираем в прежнем объеме, все излишки идут в запасы локуса.

Георг меланхолично кивал головой.

– А что говорит совет по этому поводу? – внезапно спросил тот.

Видере напрягся:

– Совет как раз-таки отправил меня разобраться с проблемой, – он поймал немигающий взгляд собеседника. – Вы здесь уже довольно долго. Нашли что-нибудь?

– Эта девушка, Крина, – словно не слыша вопроса, продолжал наместник, – настоящая умница. Так быстро сподвигнуть приехать в Приграничье хоть кого-нибудь из совета – просто подвиг.

Крина?.. Что-то знакомое мелькнуло в голове Георга. Он нахмурился – верткая мысль ускользнула, затем вернулась на место. Конечно же, все просто – лисирийка оказалась тезкой бывшей невесты Тиура… Той девочки, приехавшей из Феоре, и затем сбежавшей неизвестно куда. Там еще были разногласия с Дааном – проклятый когитациор и тут успел отметиться. Георг посмотрел на сидящего напротив:

– Так вы нашли что-нибудь или нет?

Наместник вздрогнул, пододвинул стеклянный графин:

– Вы пейте, уважаемый Георг, разговор выйдет долгим…

* * *

Разговор и впрямь вышел длинным.

Антар рассказал, что, когда его небольшой отряд прибыл в Лисир, он не застал здесь ни одного стража.

Что ж – значит, та девушка, тезка невесты презиса, не лгала.

Дальше – больше.

– Но ведь люди, пусть и стражи, не могут испаряться неизвестно куда, – теперь наместник был сосредоточен; обманчиво спокойная маска слетела, обнажая осторожного хитреца. – С нами была пара стражей – мы отправили их искать след.

– То есть – была? – перебил видере.

Собеседник поморщился.

– Мы отослали их обратно, к себе. Сейчас поймете, почему.

Той ночью, когда наших родичей кто-то перебил, в горах случился обвал. Небольшой, не слишком заметный для тех, кто живет на отшибе. Однако люди в домах поблизости, утверждают, что перед обвалом слышали гром.

Георг пожал плечами:

– Осень, что же странного в громе?

– Под одним «глазом», как называют местные рощу на Желтоглазой горе, был вход в пещеру. Туда обычно никто не наведывался – дыра да дыра, что там интересного. Но провал был виден хорошо, даже издалека – слишком крупные очертания. Так вот, оползень закрыл её наглухо. А через два дня дыра вновь оказалась открытой.

Видере скучающе допил свой бокал.

– Земля съехала вниз по склону, только и всего.

Наместник покосился на него:

– Те стражи, которые искали след своих исчезнувших товарищей, как один клянутся, что он ведет в эту дыру.

Георг чуть не привстал с кресла:

– Значит, надо собрать отряд и отправить его на поиски. Мы не можем просто так позволить себе потерять обученных людей.

Антар угрюмо молчал, и видере понял, что это не все новости.

– Так вы все-таки отправили кого-то внутрь?..

– Мы выяснили, что лисирийских антаров вырезали их же защитники.

Воцарилась поистине кладбищенская тишина.

Георг с трудом переваривал услышанное.

Наместник тем временем продолжал:

– Перед тем, как похоронить мертвых, мы хорошенько их изучили. Одно тело передали доверенному врачу из людей, остальные обследовали анетис и еще несколько вызвавшихся антаров. Они все, как один, включая человека, сошлись на том, что погибшие сами нанесли себе повреждения, будучи под сильным влиянием извне. На одежде многих мы нашли следы раздавленного графита.

Узнав об этом, я немедленно отправил тех стражей, что были со мной, обратно в город с письмом, чтобы предупредить родичей, а сам остался ожидать вас.

Видере нервно потер лоб. Он пребывал в полной уверенности, что слухи, которые принесла девушка в Анарео, сильно преувеличены, и теперь был потрясен.

Стражи, призванные охранять, вырезали целую резиденцию?..

Георг моргнул и наконец смог сосредоточить взгляд на наместнике. Тот нехорошо улыбался.

– И как вы думаете решать эту проблему, уважаемый глава… эээ… видере?..

– Мы проверим эту пещеру, – нашелся он. – Надо выяснить, почему стражи начали убивать.

– Мы?.. Вы уж простите, но завтра утром я со своими родичами возвращаюсь обратно. Не собираюсь ждать, пока нас всех перебьют во сне. – Собеседник встал, прошелся по комнате. – Как вы справитесь с толпой стражей, уважаемый? Я верю в силу совета, но в данном случае вам лучше не соваться в эту выгребную яму. Если они решились проделать такое, то это говорит только о том, что отступать им некуда. Стражи, загнанные в угол, очень опасны. Они забрали с собой весь запас графита из местных закромов.

Георг хотел сказать, что он именем совета приказывает наместнику оставаться в Лисире столько, сколько понадобится, но слова так и зависли в воздухе, не родившись. Уходя, наместник нервно обернулся.

– Я бы на вашем месте уехал сегодня же – или завтра, с восходом. Вы ничего не добьетесь в одиночку.

Георг тупо молчал, глядя на исцарапанную столешницу.

* * *

Отправляться в путь на ночь глядя показалось ему безрассудством, и видере, оставив машину неподалеку от городских ворот – на случай поспешного бегства – пешком пошел искать ближайшую гостиницу.

Удача улыбнулась ему почти сразу – небольшой постоялый двор гостеприимно распахнул свои двери для чужака, и спустя час Георг лежал на кровати, размышляя над случившимся.

Впору благодарить Даана за то, что избавил его от стража.

Видере твердо решил завтра же уехать из Лисира. Совету хватит и тех новостей, которые он привезет в столицу. Пусть Волдет и разбирается, коль возомнил себя главным. А Даан, глядишь, и здесь сдохнет – от руки собственного охранника.

Сон сморил его незаметно.

* * *

На этот раз Георг очутился на пустынных улицах Лисира. Царила ночь, в кромешной тьме скрипели ставни опустевших домов. Он шел, едва разбирая дорогу, однако точно знал, куда направляется – к подножию Желтоглазой горы.

На мгновение выглянула луна, и тонкий луч вычертил под ногами дорожку света. В тишине видере слышал, как гулко стучит его сердце, как шуршит под ногами пожухлая трава.

Городские ворота оказались распахнутыми настежь. Будка караула пялилась на него чернеющей глазницей окна. Георгу казалось, что в темноте за ним наблюдают сотни маленьких, цепких глаз.

Он вышел за ворота. Гора нависла над ним тяжелой, неприступной твердыней, но видере нужно было наверх. В ту самую пещеру, укрытую сверху березовой рощей.

Антар прибавил ходу – словно кто-то подсказал, что нужно торопиться. Камни скользили из-под ног, склон дрожал, осыпаясь крупными глиняными комками. Один, особенно крупный валун, вдруг пошатнулся и сорвался вниз, и нога Георга повисла в воздухе.

Он очнулся и обнаружил себя стоящим возле двери. Правая ладонь лежала на наполовину сдвинутом засове.

Оставшуюся ночь видере не сомкнул глаз.