Текст книги "Дочь Соляного Короля (ЛП)"
Автор книги: А. С. Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Мы должны были быть счастливыми и благодарными. Мы должны были ценить нашу жизнь в роли ахир. Но как бы мы не обманывали себя, мы не могли испытывать счастья от того, что нас сбывали точно драгоценные камни.
Мне хотелось чего-то, что я по-настоящему любила. Своей собственной жизни, где я могла делать выбор. Я не могла выносить эту жизнь в роли ахиры своего отца. Моя мать умерла, Рахима вышла замуж. Да, у меня оставалась ещё Тави, и, конечно же, другие сёстры. Я любила их, но разве ради них я осталась? Может быть, мне надо было поступить так же, как и моя мать? Она сказала мне не думать ни о ком, кроме себя. Могла ли я пожелать, чтобы всё это пропало? Я уже начала думать, что могла.
Но даже если бы я была готова набраться смелости, бросить своё будущее в объятия неизвестности и попросить у Мазиры свободы, я не знала, где сейчас был Саалим. Исполнит ли он мое желание, если я попрошу освобождения? Я могла использовать его из-за магии, так же, как и мой отец. Я могла позволить ему исполнить моё желание, а он бы вернулся в свой стеклянный дом, и остался бы там до конца своих дней.
Мои мысли кружились в водовороте. Я закричала и сжала руками ткань своей одежды, не давая панике начать изливаться из моих глаз и рта. Мне нужно было время и уединённое место. Мне хотелось оказаться подальше от этой чёртовой деревни, хотя бы на одно мгновение.
Остановившись на пустой улице, я закрыла глаза и прислонилась к массивному столбу. Я вспомнила о своих ощущениях в оазисе, о тех моментах, когда я наблюдала за горизонтом или за птицей, парящей в небе. Что случится, если я выйду погулять сегодня ночью в пустыню, где меня будут сопровождать только луна и звезды? Что если я выйду за периметр деревни и просто побегу? Я побегу до самой границы пустыни. А затем нырну в суровые воды из рассказов Рафаля и позволю им поглотить меня всю. Если они, вообще существовали.
Боги, как же я жаждала увидеть границу пустыни своими собственными глазами.
Моё дыхание замедлилось, а сердце успокоилось. Я всё ещё стояла, зажмурившись, не желая видеть ничего вокруг, кроме границы пустыни, кроме свободы.
Вдруг всё смолкло, словно мне закрыли уши плотным платком. Я открыла глаза.
Неестественная тишина накрыла деревню своим плащом. Воздух стал тихим, ветер больше не вздымал толстую ткань шатров, свисающую с деревянных остовов, прекратилось бормотание тихих голосов, рассказывающих друг другу свои секреты. Я развернулась в поисках причины, остановившей мир.
На другой стороне улицы Саалим прислонился к столбу, скрестив руки на груди. Он был в обличие джинна: его кожа переливалась в лунном свете, обнаженная грудь вздымалась и опускалась с каждым вдохом, его бедра плотно облегала повязка лазурного цвета. Он был похож на изящную статую, но именно его лицо привлекло моё внимание. В его золотых глазах была все та же темнота, которую я видела на пирушке, но на этот раз тени под его бровями стали заметнее, а взгляд был более угрюмым.
– Ты загадала желание, и я здесь, чтобы исполнить его, – сказал он через улицу, отвечая на мой немой вопрос.
– Желание? Какое желание?
– Увидеть границу пустыни.
Разве.
Так и есть.
– Ты можешь перенести меня туда?
У меня перехватило дыхание, глаза округлились. Я никогда не думала о том, что это возможно.
– Конечно, – он кивнул головой, – если ты этого хочешь.
– Да, – сказала я, не задумавшись ни на секунду. – Перенеси меня туда.
Он медленно поднял на меня свое лицо, в его взгляде читалось удивление. Я размотала свой платок, раскрыв лицо, так что теперь он прикрывал только мои плечи, после чего направилась к джинну и встала перед ним. Он осторожно развёл руки в стороны. Испугавшись, что если я начну колебаться, он изменит своё решение, я шагнула вперед и обняла его руками за талию.
В его объятиях я почувствовала себя цельной. Мне было так комфортно, что я ещё крепче прижала его к себе. Прильнув щекой к его груди, я вдохнула его теплый и пыльный запах с нотами жасмина Я хотела запомнить это ощущение, этот запах.
Он осторожно обхватил меня руками за плечи. Этот жест не был интимным. Саалим сделал это так, словно это было нужно, и я почувствовала себя отвергнутой. Ожидая, что земля начнет двигаться у нас под ногами, я закрыла глаза. Но я не почувствовала никакого движения воздуха. Ничего не произошло.
Я расслабила руки. Значит, он всё же передумал. Зачем же он пришёл? Только для того, чтобы дать мне надежду и посмотреть, что будет, если её забрать? Почувствовав стыд и злость, я разжала руки.
Он сделал глубокий вдох.
– Прости меня, Эмель, – прошептал он. И я услышала боль в его голосе. – За всё.
Наконец он крепко сжал меня руками.
Водоворот эмоций внутри меня резко остановился, и поскольку это было похоже на ветер, поднимающий меня вверх, я тут же начала падать. Из моих глаз потекли слезы, и я уткнулась лицом ему в грудь. Эти слёзы были вызваны тоской, печалью и облегчением, и они текли по моему лицу, орошая Саалима.
Он крепко держал меня, словно пытался не дать мне развалиться на части. И мне показалось, что, вероятно, именно это и случилось.
– О, Саалим, – проговорила я сквозь слезы. – Прости и ты меня.
Мы долго стояли так, вцепившись друг в друга, пока я не успокоилась и не почувствовала, что мир вокруг начал двигаться.
Земля у меня под ногами была тверже песка, дерева или ковров. Воздух был плотным и практически влажным, словно здесь недавно прошёл дождь. Незнакомые волнообразные звуки эхом раздавались вокруг меня. Дул тяжёлый прохладный ветер, который обволакивал меня и нёс с собой запах, который я сразу же узнала. Запах, с которым я была не знакома ранее.
Когда мои сандалии громко шлепнули о твёрдую землю, я отступила, покинув объятия Саалима. Но, чувствуя неуверенность, я всё же оставила одну руку у него на талии и огляделась.
Вокруг не было ничего. Мы были посреди тёмного неба, окруженные пустотой. Только два человека в бесконечности ночи.
Вскоре мои глаза привыкли к бледному серебряному свету месяца… Справа от себя я увидела огромное каменное сооружение, края которого казались белыми в лунном свете. Внимательно осмотрев его, я заметила, что оно было разрушено. Словно кусочки головоломки, его фрагменты лежали грудами вокруг огромного квадратного основания. На высоких башнях располагались круглые купола, но их асимметричное расположение говорило о том, что нескольких из них недоставало. Изящные колонны пáрами тянулись к зубчатым разрушенным стенам, поддерживая нависающие каменные своды. Недалеко от огромного разрушенного сооружения вдоль разбитых стен и потрескавшихся крыш возвышались отдельно стоящие колонны и арки.
Я стояла среди руин. Это была могила города, прямо как рассказывал Рафаль.
– Что… Где? – слова неслышно слетели с моих губ и превратились в громкий звук.
– Я перенёс тебя на границу пустыни, – сказал Саалим.
Он с тоской огляделся вокруг, всё ещё крепко сжимая моё плечо.
– Здесь пахнет тобой.
Казалось, он не удивился.
– Это был мой дом. Мадинат Алмулихи, – он посмотрел на упавшие камни. – Сейчас здесь только руины.
Я повернулась к Саалиму и озадаченно посмотрела на него.
– Что здесь случилось?
– Заносчивый принц уничтожил его, – он сделал вдох и продолжил. – Когда я был человеком, я жил среди этих улиц. Могу я показать тебе?
В его словах таилась грусть, но там было и что-то ещё. Он поднял руку и почесал щёку. Пока он говорил, его взгляд блуждал по мне, а пальцы самопроизвольно сжимались. Неужели он нервничал?
Я кивнула. Крепко держа меня за руку, он повёл меня по разрушенным улицам. Он описывал здания с широкими окнами и открытыми дверями, через которые внутрь залетал ветер. Он рассказывал о каменных улицах и гнедых лошадях, которые тащили за собой телеги. Он рассказывал о зелёном бархате, похожим на губку, который торчал из щелей между кирпичами и покрывал гигантские колонны, о вьющихся лианах, пробивающихся сквозь трещины в земле и поднимающихся по стенам домов. О белесых цветах, которые росли группами точно сорняки и распускали свои лепестки навстречу луне. Мы шли через останки Мадината Алмулихи, а Саалим своими словами оживлял погибший город.
– Если ты жил здесь, и теперь тут всё вот так… – я замолчала и задумалась. – Как долго ты уже живёшь жизнью джинна?
– Я уже сбился со счета.
Мою грудь сдавила печаль. Как же долго он пребывал в заточении в этой стеклянной клетке.
Он потянул меня к огромному сооружению, покрытому трещинами. Он назвал его дворцом. Даже в заброшенном состоянии дворец показался мне более величественным, чем дворец моего отца. Саалим рассказал мне, каким красочным был интерьер, про плитку на светло-серых кирпичах и про воду, которая текла из фонтанов и собиралась в резервуарах, выложенных этой плиткой. Он описывал могущественных, но добрых правителей, которые когда-то жили за этими стенами, и их детей, которые были дикими, испорченными и надменными.
Мы дошли до конца дороги, выложенной камнем, которая тянулась вдоль обветшалого дворца. Я посмотрела наверх на массивную стену с маленькими окнами в форме замочной скважины, пропускающими внутрь лунный свет. Отвернувшись от дворца, я посмотрела в ту сторону, куда вёл меня Саалим. Я остановилась, раскрыв рот, и прямо перед собой увидела источник непрекращающегося шума.
Саалим взглянул на меня с осторожной мальчишеской улыбкой. Он почувствовал мою неуверенность по тому, как крепко я сжимала его руку.
– А это море, – наконец сказал он.
Я с ужасом смотрела на то, каким огромным оно было, и мне стало интересно, насколько оно было мокрым.
– Это та самая сердитая вода?
Боги, Рафаль был прав. На границе пустыни и правда была вода. Ни один из мифов о границе пустыни не рассказывал о воде, в которой бурлила жизнь, и у которой был голос, кричащий в ночи. О ней упоминалось только в историях Рафаля.
Саалим засмеялся.
– Сердитая? Она не сердитая, Эмель. Она прекрасная.
Перед нами растянулась чёрная вода, которая встречалась со звездной ночью на горизонте. Она ритмично вздымалась, и это движение озарялось бледным свечением неба, отражение которого оставляло на поверхности воды дорожку из серебряных капель. Волны врезáлись и накатывали друг на друга, создавая белую хаотичную пену, освещаемую луной. Саалим был прав. Море не злилось.
Оно манило.
Саалим сошёл с дороги и направился к морю, нежно потянув меня за собой. С осторожностью и воодушевлением я последовала за ним. Мы спустились по разбитым каменным ступеням, ведущим к берегу. Если бы не морской ветер, который прорывался к крутым склонам, они были бы полностью покрыты песком. Закутавшись в свой платок, я медленно спускалась по лестнице, внимательно следя за своими ногами. Между каменными ступеньками группами росли небольшие цветы. Они дрожали на ветру.
Я наклонилась, желая рассмотреть их. У них были широкие длинные лепестки, окружавшие огромную круглую сердцевину. Их стебли росли из песка, а тонкие листья тянулись кверху, словно желая поддержать белые цветы.
– Красивые, – сказала я.
Саалим опустился на колени рядом со мной и нежно коснулся лепестков.
– Ночной жасмин, – сказал он. – Они раскрываются только ночью.
Он сжал стебель у основания и достал цветок из песка. Затем он убрал волосы с моего лица и заткнул цветок мне за ухо. Когда цветок оказался недалеко от моего носа, я уловила его запах – жасмин. Я улыбнулась, ответив на улыбку Саалима.
Дойдя до берега, Саалим указал на части разрушенного замка, которые упали с холма и были наполовину погребены на пляже. Недалеко от нас находился огромный купол в форме луковицы, морские волны ударялись о его поверхность, покрытую черепицей.
– Я подумал, что мы могли бы отдохнуть здесь, – сказал он.
Меня удивило то, как хорошо он знал эти руины.
– Ты часто сюда приходишь?
– Бывало.
– А больше нет?
– Больше нет. У меня нет необходимости бывать здесь. Я уже не так скучаю по этому месту.
Мы прошли по песку, и я взволнованно перевела взгляд с волн, которые подбирались слишком близко к нам, на грозное сооружение, в сторону которого мы направлялись. Мы подошли к его основанию, и нам открылось пещероподобное углубление, напоминающее пасть. Изогнутые стены не давали ветру проникать внутрь, из-за чего внутри скопился песок. Мы вошли внутрь.
Звук морской бездны отражался от сводов купола, и когда мы заговорили, наши голоса эхом раздались вокруг.
– Что это такое? – спросила я.
– Он откололся от дворца… это купол с одной из башен.
Он опустился на колени и начал сдвигать песок, создавая борозду. Он ни разу не взглянул на меня во время этого занятия. Он нервничал. Я озадаченно следила за тем, как он работает.
Через несколько секунд огромный волшебный огонь заполнил борозду. Я вся продрогла из-за мокрого морского воздуха, поэтому с благодарностью подошла ближе. Оранжевое свечение пламени освещало внутреннее пространство купола. Черные и белые ракушки и остатки длинных растений, принесенные морем, лежали на песке.
Я смотрела на разлетающиеся искры огня, завороженная тёплым светом. Джинн сидел рядом со мной, тепло его тела успокаивало меня ещё больше. Он протянул мне толстое голубое одеяло, которое материализовалось у него в руках. Я накинула его на плечи и продолжила смотреть на огонь перед собой, не зная, что сказать.
– Эмель, – произнёс джинн после долгой паузы. – Твоя мать… мне жаль.
Уставившись на свои пальцы, я сказала:
– Не знаю, что и думать. Меня разрывает между яростью, грустью и завистью.
– Завистью?
– Я завидую тому, что она оказалась достаточно смелой, чтобы бросить всё. Я никогда не смогу так.
– Не соглашусь. Я думаю, ты очень смелая.
Я улыбнулась.
– Почему ты злишься на неё?
– По той же причине, по которой я ей завидую. Она оставила своих детей, чтобы пойти за алтамаруками.
– Ааа, чтобы найти скрытую пустыню.
Я повернулась к нему.
– Они так отчаянно пытаются найти тебя, Саалим. Чтобы с твоей помощью обрести её.
– Я уже сказал тебе, что они меня не получат.
Я подумала о своём отце.
– Он использует тебя, словно ты никто.
Внутри меня всё перевернулось, и я сжала руки в кулаки.
– Он всегда так с тобой обращается? – спросила я, вспомнив о его одеждах, облитых вином.
Саалим посмотрел на браслеты на запястьях и на золотые вены на своих руках, которые сияли золотым светом в отблесках пламени.
– Это происходит редко, как правило, когда у него гости, которые могут это наблюдать…
– Он монстр.
Саалим посмотрел на меня с серьёзным видом и придвинулся ближе.
– Эмель, это я монстр. То, как я поступил с тобой в ту ночь… – его голос прозвучал тягостно, в нём слышались ноты самобичевания, а сам джинн вздрогнул, вспомнив о той ночи. – Я никогда не прощу себя за то, как я обошёлся с тобой.
– Перестань. Мы все совершаем ошибки. Я плохо обошлась с тобой в ту ночь, когда пошла к Омару. Я высказала тебе ужасные вещи. Ты разозлился, – я взяла его за руку. – Я простила тебя, поэтому, пожалуйста, прости себя и ты.
Проведя пальцами по его золотым браслетам, я поднесла его руку к своей щеке.
– Я знаю, что это сложно, – прошептала я, глубоко вдохнув запах жасмина и то, что, как я теперь понимала, было запахом моря, исходившим от него.
Он пах как Мадинат Алмулихи. Он пах своим домом.
Отпустив его руку, я осторожно дотронулась до его лица и провела пальцами по его виску, щеке и бороде. В ответ он убрал мою руку со своего лица и поцеловал мою ладонь. Мы смотрели друг на друга, освещенные оранжевым сиянием.
– Я должен тебе кое-что рассказать, – его голос дрожал.
Я выпрямила спину.
– Что такое? – я была не готова к очередным сюрпризам.
– Ты как-то спросила меня, почему я остался с Королём, с твоим отцом. Почему я не могу остановить время и жить где-то в другом месте.
Я держала руки Саалима в своих руках, ожидая ответа.
– Тогда я всё объяснил тебе, но это была ложь. Мне столько всего нужно тебе рассказать, – он сделал глубокий вдох и посмотрел на мерцание пламени.
– Хорошо, – я отпустила его руки, а свои руки сложила вместе, начав размышлять о том, что он мог мне рассказать. – Подожди, Саалим.
Он смущенно посмотрел на меня.
– Что бы ты ни собирался мне рассказать… – я сжала пальцы. – Если это очередные плохие новости… Вряд ли, я смогу это вынести.
Я закусила губу.
Он медленно кивнул.
– Надеюсь, что это ты сможешь вынести, – он продолжил. – Твоё рождение стало большой радостью во дворце. Твой отец любил Изру больше других жён. Думаю, она напоминала ему его первую жену, которую он потерял, потому что она была упрямой. В этом вы с ней очень похожи. Изра подарила ему прекрасную дочь, и это был великий подарок, который она могла ему дать. Сабра была тихим ребёнком, и она не тянулась к нёму, как другие дочери. Когда ты родилась, думаю, он возложил на тебя все свои надежды. Я был там, когда он назвал тебя. Эмель… На древнем языке это означает «стремление». Именно так он хотел назвать своего не рожденного ребенка, который умер вместе со своей матерью, если бы это оказалась девочка. Ты была для него особенной. Думаю, ты и сейчас особенная, именно поэтому он так на тебя злится. Он знал, что ты будешь его самой красивой дочерью, ведь твои глаза и твои волосы были такими тёмными, а сама ты была такой же милой и энергичной, как и твоя мать. Ты должна была стать очень влиятельной.
Он осторожно посмотрел на меня.
У меня сдавило горло при упоминании моей матери и Сабры.
– Я наблюдал за тем, как ты растешь. Ты была своевольным ребенком, – уголки его губ приподнялись. – Ты носилась из помещения в помещение, беззаботно бегая по дворцу своего отца. Он позволял тебе то, что не позволял никому из своих детей. И когда ты превратилась в женщину, Эмель, и начала свои тренировки, чтобы стать ахирой, твоя красота не знала равных. Как и твоё упрямство, – он ухмыльнулся. – Если бы кто-то внимательно присмотрелся к тебе, он бы заметил, что твои обязанности ахиры угнетали тебя, но всё же ты справлялась великолепно, – он протянул руку и с грустью в глазах дотронулся до моей щеки. – В роли ахиры ты была на высоте, – он прижал свою руку к моей груди, – но это была не ты. Так же как и этот цветок, – он коснулся пальцами цветка у меня за ухом, – ты цвела ночью. Каждый раз, когда тебя вызывали во дворец, ты была королевой, красивой и элегантной. Но ты также была хрупкой. Ты закрывалась с каждым днём, отчаянно защищая себя. Ты надеялась на нечто большее.
Я была поражена тому, как хорошо он меня знал, по сути, не будучи со мной знакомым.
– Гостей тянуло к тебе, как тянет волны к берегу. Ты пробуждала в них что-то такое, что они никогда не чувствовали, их влекло к тебе снова и снова.
Его голос стал жестче:
– Я чувствовал их желание, и хотя я ненавидел наблюдать тебя с ними, я не мог не смотреть. Я тоже был поражен и заворожён тем, что ты так усиленно пыталась защитить. Я был в ужасе, когда твой отец возвращал меня в сосуд. Я мучился, понимая, что мог что-то пропустить. Я не знал, будешь ли ты ещё здесь по моему возвращению в ваш мир. Находясь рядом с тобой, я становился жадным. Каждый раз, когда я чувствовал, что жених желает видеть тебя своей женой, я перенаправлял его мысли. На других сестёр, на его дом. На что угодно, – его признание прозвучало тихо, ему было стыдно. – Эмель, ты могла бы выйти замуж не менее тридцати раз. Мужчины были готовы продираться сквозь дюны голыми руками, чтобы заполучить тебя.
Я смотрела на него, раскрыв рот. Причиной всех моих поражений был он. Его признание рассердило меня, так как я вспомнила обо всём том, что мне пришлось пережить в роли ахиры-неудачницы. Саалим кивнул, словно почувствовав мой гнев. Он выглядел таким печальным и полным сожаления, смотря на огонь.
– Мне очень жаль, – сказал он.
И я почувствовала его раскаяние всем своим нутром. Я постаралась унять свой гнев и свою обиду. Я была на границе пустыни и смотрела на то, что когда-то было всего лишь легендой. Разве я злилась? Да. Но согласилась бы я изменить своё прошлое, зная о настоящем? Нет.
– Ашик? – спросила я.
– Я остановился, – сказал он и поднял взгляд со своих браслетов на меня. – С Ашиком это был первый раз. Он был хорошим человеком, искренним и полным любви. Я подумал, что, возможно, именно ему я мог бы позволить забрать тебя у меня. И он выбрал тебя. Как ты уже знаешь, меня не было там в тот день, когда он получил тебя, но мне интересно, мог бы я стоять там и смотреть? – он покачал головой и снова посмотрел на свои руки. – Но затем, когда я по-настоящему узнал тебя, я больше не мог вмешиваться в твою жизнь. Когда я понял, как ты смотришь на мир. Когда я своими глазами наблюдал твою невероятную независимость…
– Омар…
– Да. Несмотря на то, как сильно мне этого хотелось, я не стал менять его решение. Это должен был быть твой выбор. Я не мог сделать его за тебя. Я и так слишком далеко зашел.
Мое лицо вспыхнуло от стыда, когда я вспомнила о том, какой была упрямой в ту ночь. И какой дурой была.
– Эмель, ты спросила меня, почему я не ухожу от твоего отца. Дело не в том, что я не могу уйти от твоего отца. Дело в тебе, – он сдвинулся, и его колени коснулись моих, наши глаза встретились.
Его золотая радужка, казалось, плавилась, сияя в жёлтом свете. Он осторожно коснулся моей руки. И я не одернула её.
– Ради чего мне замедлять время и жить другой жизнью, если это значит оставить тебя? Застывшая ахира во дворце удовольствий. Это жестоко, и я не могу оставить тебя, и не оставлю, если только ты сама меня об этом не попросишь. После нападения Матина, когда ты выпустила меня из сосуда, я знал, что что-то изменилось. Когда я вошёл в твой мир, он показался мне иным. Я знал, что кто бы ни освободил меня, это был не твой отец. Когда я увидел, что это ты, я почувствовал, словно сама Мазира переплела нити судьбы так, чтобы угодить мне. Я был очарован тобой в течение многих лет, и вот ты стояла передо мной, а твоё лицо и руки были в крови. Мне захотелось обнять тебя прямо там и сию же минуту убедиться, что с тобой всё в порядке. Мне хотелось во всём тебе признаться, расцеловать твои руки, твоё лицо… стереть кровь, стереть твою боль. Коснуться тебя, обхватить руками. Я хотел делать всё то, что делали с тобой женихи. Но ты была так напугана, так уязвима. Голубка, разделённая с небом. Я боялся, что спугну тебя. Поэтому я сделал всё, чтобы уменьшить твой страх и впечатлить тебя. Я хотел, чтобы ты увидела, что я могу помочь тебе, и чтобы ты не отпускала меня, – сказав это, он сжал мои руки, словно всё ещё боялся, что я убегу. – И когда ты попросила вернуть тебе Ашика… Это было твоё первое желание, и я не смог исполнить его, – он запустил руку себе в волосы. – Я ненавидел себя за то, что не смог тебе помочь. Более того, я ненавидел себя за то, что не хотел возвращать его. Я не хотел, чтобы ты любила кого-то ещё, – он остановился и посмотрел на огонь.
– Всё хорошо, – сказала я дрожащим голосом. – Продолжай.
– Когда ты выпустила меня, я почувствовал связь. Неожиданно что-то произошло между нами, и я получил от этого удовольствие. Я почувствовал, как сильно ты любишь своих сестёр, свою мать, своих братьев, Фироза. Даже Ашика. Ты столько всего могла дать миру, который с жадностью поглощал тебя. Я завидовал всем, кто получал твоё внимание. Но в тот день, когда Кадир приехал на смотрины, я почувствовал, что ты желаешь моего присутствия. Я чуть с ума не сошел от предвкушения. Я так хотел дать тебе то, что тебе было нужно и даже больше. И когда ты не стала желать ни свободы, ни богатства, ни власти, а попросила, чтобы я доказал, что мои намерения честны, я был очарован ещё больше. Ты очень сильно напоминала мне своего отца, только твоё сердце было добрым. Доказать, что мои намерения честны… Разве ты не видела, как отчаянно я хотел отдать тебе всё? Я был рад стать тем, кто делал тебя счастливой. Я сказал тебе, что ты можешь пожелать всё, что угодно, и тогда ты пожелала… не возвращаться домой. Мне стало стыдно. Из-за своего рвения. Ведь я плохо объяснил тебе, как это работает. Я подвел тебя, и Мазира обманула тебя, – он поднёс руки к своему лицу, на котором отразилась боль. – Ты так легко простила меня, когда я навестил тебя в тюрьме. И именно тогда, Эмель, я понял, почему я так долго был очарован тобой.
Я уставилась на него, завороженная его рассказом. Мой гнев давно уже был побеждён теплом заботы, которая слышалась в его словах.
– Эмель, все потому, что я любил тебя, – он замолчал, а потом снова повторил свои слова, словно всё ещё не мог в них поверить. – Я любил тебя. И я всю ещё люблю. Я люблю тебя всё больше с каждым днём. Не так, как правитель пустыни любит свою жену. Не так, как жадный человек любит свои сверкающие бриллианты. Я люблю тебя так, как музыкант любит свои руки, как номад любит свои ноги. Я не могу точно объяснить тебе, как я люблю тебя, но я могу сказать, что без тебя я пропаду.
Тепло, зародившееся у меня в груди, распространилось по всему моему телу до самых пальцев ног. Я сидела и смотрела на Саалима в свете костра.
– Я люблю тебя, как никогда ранее не любил. Я никогда не чувствовал ничего подобного, будучи человеком, и я никогда не чувствовал ничего подобного за всю мою жизнь, будучи джинном. Влюбиться в женщину, которая ублажает других мужчин, и заставляет их верить в то, что любит их. Это был выбор глупца, но мне было всё равно. По крайней мере, я был счастливым глупцом. Я не знал, что ты чувствуешь ко мне, но мне было плевать. Я не мог и надеяться… – он умолк, а потом продолжил. – Время от времени я чувствовал, что ты мысленно взываешь ко мне. Эти лёгкие ощущения повторялись в течение дня, и они давали мне надежду. А потом ты поцеловала меня тем утром, и меня начало мучить сильное желание. Я хотел тебя только для себя одного, я хотел защитить тебя от всего, убить их всех. Я хотел раздавить твоего отца своими собственными руками, – он тяжело вздохнул. – Но поскольку я ограничен в своей силе, я не получил удовлетворения и стал монстром. Я никогда не хотел, чтобы ты видела меня таким. Поэтому я прошу у тебя прощения ещё раз. Я вмешивался в твою жизнь, когда ты об этом не просила. Я бы хотел сказать, что жалею о своих действиях, но это будет неправдой, потому что я сейчас здесь с тобой. Я жалею только о том, что вёл тебя с тобой неподобающим образом, – Саалим опустил взгляд на мои руки.
Я долго молчала, обдумывая свои слова. Мои глаза были мокрыми и полными слёз.
Но прежде чем я успела что-то сказать, его голос, хриплый и низкий, прогремел вокруг меня:
– И хотя я джинн, который исполняет желания, я прежде всего мужчина. Как и все они, я эгоистичен, и я бесстыдно позволил себе исполнить своё собственное желание. То, чего я желаю больше всего, это быть с тобой. Я умираю от голода, Эмель. Я изголодался по тебе.
Слеза скатилась по моей щеке.
ГЛАВА 21
Слова слетали с губ Саалима и уплывали в ночь, смешиваясь с плеском морской бездны, с треском огня, со стуком моего сердца в груди, пульсацией крови у меня в ушах.
Саалим раскрылся мне – он был таким ранимым, таким уязвимым, каким я никогда не видела его прежде. Я знала, что если захочу покинуть это место, он заберёт меня домой. И что, если я больше не захочу его видеть, он исполнит моё желание. Он был в моей власти – но не потому, что был джином, а я женщиной, которая выпустила его из сосуда, а потому что он был влюблённым мужчиной, а я объектом его любви.
Но я не собиралась убегать, потому что после его признания все мои внутренности наполнило чем-то жидким, тёплым и мягким. Это ощущение затягивало, и мне хотелось большего.
Собрав воедино свои воспоминания, я попыталась во всём разобраться. Теперь я понимала, почему он вёл себя так рядом со мной – он был осторожен, стараясь не спугнуть меня. Я вспомнила, как точно так же сдерживала себя, ведь я тоже боялась его испугать. Но я так же думала о нём, желала его – хотела, чтобы он был рядом, но не потому что он делал мою жизнь комфортнее, а потому что я его хотела. Когда я увидела его в тюрьме, и он рассказал мне о том, какой капризной была Мазира – когда желание свободы стало больше пугать, чем очаровывать меня – я всё равно хотела его. Не из-за магии, потому что я была не такой, как мой отец.
И хотя мне было стыдно в этом признаться, если бы я узнала, что никогда его не увижу, я бы почувствовала невероятную пустоту, которая была даже больше, чем боль от потери матери. Я никогда не испытывала ничего подобного раньше. Сейчас я сидела рядом с ним и чувствовала себя уверенно и спокойно. Я доверяла ему, как никому. Даже больше, чем Фирозу. Он был мне ровней, он был моей идеальной второй половиной. Когда я была с ним, я не чувствовала себя одинокой. А моя мечта увидеть пустыню стала больше, лучше. Потому что теперь я хотела увидеть её всю вместе с ним.
И мне хотелось жить ради Саалима. Пустыня была прекрасна, но она не могла сравниться с людьми. Не могла сравниться с Саалимом. Поэтому если нам суждено было быть рабами, по крайней мере, мы были влюблены. Я приняла эту ситуацию, и это пугало и одновременно воодушевляло меня, ведь именно этого я так страстно желала.
Не говоря ни слова, я встала на колени и выпрямилась. Я сбросила одеяло, и позволила платку и плащу упасть на землю. Я прижала руки к его лицу и шее, провела большими пальцами по подбородку, запутавшись ими в волосках его бороды. Я прижалась губами к его губам и нежно их поцеловала. Его руки нашли мою талию, и я содрогнулась от тепла его прикосновения. Наши губы раскрылись. На вкус он был как пустыня, как море.
Я переместилась ему на колени, обхватила ногами его за талию. Он замер – эта новая интимная поза заставила его замереть – но я не остановилась. Я сомкнула руки на его шее, а он притянул меня ближе. Мы продолжили прижиматься друг к другу губами, отчаянно пытаясь выразить те чувства, которые нельзя было передать словами.
Саалим вынул цветок из моих волос и положил его поверх свернутой одежды, лежащей на песке. Он медленно и осторожно скользнул руками вверх по моим бёдрам. Я отклонилась назад и взялась за края своего хиджаба. Вместе мы сняли его, и я осталась в платье.
Прижимая меня к себе, Саалим потянулся за одеялом. Лёгким движением он развернул его и расправил на земле. Он нежно уложил меня на это мягкое море цвета сапфира, его взгляд медленно блуждал по мне, внимательно разглядывая платье, которое собралось у меня на бёдрах, и то, как вздымалась моя грудь.
– Мне нравится, как ты смотришься в голубом, – проговорил он и забрался сверху, упершись руками по обе стороны от моей головы. – Но, наверное, не так сильно, как в золотом.
Он ухмыльнулся, а я протянула руки и притянула его к себе. Наши губы страстно прижались друг к другу.
