Текст книги "Дочь Соляного Короля (ЛП)"
Автор книги: А. С. Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Он быстро повязал платок вокруг моей головы и лица. Я поправила его, изменив то, что не смогли сделать его неопытные руки.
– Надеюсь скоро снова увидеть тебя.
– Я постараюсь это устроить. Но если я не смогу этого сделать, если понадобится какое-то время, прежде чем мы сможем увидеться снова, знай, что я рядом и что я тоже думаю о тебе.
Я положила руку ему на грудь туда, где билось его сердце.
– И я.
– Я знаю, – проговорил он, поцеловав меня в губы.
И тут же всю мою спину обдало теплом, словно на неё вылили горячего масла.
Он протолкнул меня сквозь брешь в шатре, и я снова оказалась в пустой лавке и смотрела на оживленную базарную улицу. Я вернулась к шатру предсказательницы и начала было садиться на песок, как появилась Рахима.
– Сестра! – закричала Рахима.
По её глазам я поняла, что на её лице была широкая улыбка.
– Я скоро встречу кого-то, и мы влюбимся друг в друга! – промурлыкала она. – И она хотела, чтобы я тебе тоже кое-что сказала.
Она подняла палец вверх и закрыла глаза, словно пыталась произнести всё слово в слово.
– Она сказала, чтобы ты обратила внимание на мужчину в золотом, так как он украдёт твоё сердце.
Я рассмеялась в душе, задумавшись над тем, многое ли из слов предсказательницы наколдовал джинн.
– О, неужели?
– Думаешь, этот мужчина в золотом и есть тот самый мужчина, о котором говорил лекарь? – спросила Рахима с серьёзным видом, когда мы направились обратно.
Я запнулась. Неужели это было так?
Рахима щебетала что-то о деталях предсказания, пока мы шли домой. Моя милая сводная сестра, с которой жизнь обошлась так жестоко – мечты о любви и надежда на будущее изливались из неё прямо в ночное небо. И хотя я была рада преподнести ей такой подарок, я также испытывала сильную боль, зная, что завтра она снова станет ахирой Короля, пешкой в его бесконечной игре в борьбу за власть. Так же как и я.
ГЛАВА 14
Свернувшись калачиком на своём тюфяке и закрыв глаза, я думала о Саалиме – о его губах на моих губах, об ощущении его бороды на моей щеке, о его пальцах на моей талии.
Мне в лицо ударил яркий луч света.
– Мухами сегодня вечером! – сообщила с воодушевлением прислужница и исчезла.
Я застонала.
– Уже тренируешься перед ночной встречей? – подразнила меня Тави.
Я села.
– Эйкаб знает, что мне не нужны тренировки.
Она принесла наши абайи.
– Что на тебя нашло в последнее время?
Рахима ухмыльнулась.
– Не понимаю, о чём ты, – сказала я и, сощурившись, посмотрела на Рахиму.
После похода к лекарю мы стали ещё ближе. В первый день после принятия тоника ей было так плохо, что я переживала, что совершила ошибку. Она держалась за живот, схватки сотрясали изнутри всё её тело. А потом из неё шла и шла кровь, и она почти ничего не ела. Я уже была готова пожелать, чтобы она излечилась, но эгоизм заставлял меня молчать. Я не знала, куда это может ее перенести. После двух ужасных дней, она начала выздоравливать. Она стала больше улыбаться, больше есть и больше пить. И вот теперь она почти пришла в себя. То, что дал ей лекарь, сработало не хуже магии.
Тави начала перечислять мои проступки, загибая пальцы:
– Ты почти не стараешься перед гостями. Ты беспокойная. Ты часто улыбаешься.
Рахима согласилась с ней, и я повернулась к ней.
– Не потакай нелепым предположениям Тави.
Каждый раз, когда мы оставались один, Рахима, пользуясь случаем, шепталась со мной о базаре, о предсказательнице, о Фирозе. Она так широко улыбалась, описывая то, что видела, и людей, с которыми разговаривала. Она часто спрашивала у меня про Фироза. Я уверяла её, что он не мой любовник, а только друг.
– Да будет тебе известно, – продолжала Тави, – что если что-то случится, и я узнаю, что ты промолчала об этом, я больше не назову тебя своей сестрой.
Я затянула свой хиджаб.
– Ну, значит, когда я закончу копать свой туннель в оазис, я не возьму тебя с собой.
Я разгладила свой тюфяк, удостоверившись, что ни один человек, зашедший в шатер в наше отсутствие, не смог бы заметить мой мешочек с солью, карту и зелье лекаря.
Рахима внимательно посмотрела на меня, в её взгляде читалось совершенно ясное желание. Это было похоже на каплю мёда на языке. Вкусив свободу хотя бы один раз, хотелось сделать это снова. Я знала, что она хотела увидеть и другие части поселения. Она жила в нём и ничего про него не знала. Но мне показалось, что ей так же хотелось убедиться, что тот мир, что она видела, не был сном. И я её понимала. Живя в заточении во дворце, было сложно поверить в реальность всего остального мира.
– Когда ты закончишь туннель, я пойду с тобой, хочешь ты этого или нет, – сказала Тави.
– И я, – добавила Рахима.
– А я и не рассматривала другие варианты.
Всё то время, пока мы шли до отца и его гостя, моим единственным утешением было то, что я надеялась мельком увидеть Саалима.
Несмотря на зимнюю прохладу, внутри шатра было тепло. Гость оказался молодым аристократом, который неловко стоял рядом с моим отцом. Оглядев нас, пока мы заходили внутрь, мужчина неловко улыбнулся, после чего опустил взгляд на ковры.
Я отошла в дальнюю часть помещения и села с другими ахирами на подушки. Ожидая окончания дня, мы болтали о банальных вещах – о гобеленах и одеялах, и о том, как сложно даются некоторые узоры на коврах. Рахима быстро обратила на себя внимание гостя. Он осторожно приблизился к ней. Он стал очередным мужчиной, которых привлекала её девственная юность. На самом деле, просто юность.
Желание защитить её отвлекло меня, и я уже не могла продолжать разговор со своей сестрой. Она тоже повернулась к нему. Мужчина поприветствовал Рахиму. Казалось, он боялся коснуться её, но понимающая Рахима встретила его нерешительность с теплотой. Она наклонилась к нему и широко улыбнулась, хотя я видела, что её улыбка была натянутой. Кто был этот человек? Как он собирался отнестись к моей сестре? Когда он взял её за руку и отвёл туда, где они могли поговорить наедине, я отвернулась. Я ничего не могла поделать. Она была ахирой, и это была её судьба.
Я осмотрела помещение, вглядываясь в каждого прислужника, в каждого раба. Никто не дал мне понять, что он был тем, кого я искала. Разочаровавшись, я оставила свои поиски и вместо этого принялась слушать болтовню сестёр, сидевших рядом.
Мне захотелось пить, и я встала, чтобы найти чай или вино, как вдруг рядом со мной появился раб.
– Вино для принцессы? – тихо спросил он, присев рядом и выставив перед собой серебряный кубок.
Мои сёстры подняли свои взгляды, удивившись смелости раба. Рабы редко напрямую разговаривали с ахирами во время сватовства, и почти никогда не предлагали нам еду или питьё. Так вели себя только новые рабы, которые не знали, что наша роль при дворе была почти такой же, как и у них.
Взглянув на кубок, который протянул мне раб, я заметила знакомые золотые браслеты, которые выглядывали из-под белого рукава. Только на этот раз они не впивались в его кожу. Они заканчивались у него на запястье, и не тянулись вдоль его рук. Цвет его кожи был таким же, как у меня, а его лицо было мне не знакомо. Только магические браслеты говорили о том, что это был джинн. Саалим.
Внутри меня всё затрепетало, но я быстро взяла себя в руки, чтобы никто не заметил, как расцвело улыбкой моё лицо. Я бросила взгляд на своего отца за спиной у раба. Тот увлечённо разговаривал с гостем. Мухáми сидел на шезлонге и был напряжён. Рахима всё ещё стояла рядом с ним. Отец не замечал ни меня, ни раба.
– Спасибо, – проговорила я, и когда протянула руку, чтобы взять кубок, быстро провела пальцами по гладкому металлу на его запястье, по тыльной части его руки и по пальцам, после чего, наконец, взяла у него вино.
Взглянув на меня, он сверкнул своими золотыми глазами, его губы вздернулись в хитрой улыбке. Очевидно, этот неприкрытый флирт заводил его.
После этого Саалим встал и отошёл в сторону. Наблюдая за ним, я заметила Нассара. Он стоял на другом конце помещения, в углу, как обычно наблюдая за церемонией. Только на этот раз он был повернут ко мне. Его взгляд перемещался с меня на раба и обратно. Он видел всё.
Я напряглась, видя, как он пытается собрать всё воедино. Меня пугало наказание, которое меня ждало, если Нассар расскажет отцу об увиденном. К моему удивлению, визирь не выглядел сердитым, скорее его разбирало любопытство. Что он задумал? Что он собирался рассказать моему отцу? Он снова посмотрел на Саалима, выходящего из шатра, после чего последовал за ним.
Поборов желание подняться и побежать к Саалиму, чтобы предупредить его о Нассаре, я села и сжала кулаки. Я должна была напомнить себе, что слабый и бесхребетный Нассар не сможет причинить вред пособнику Мазиры.
К концу дня гость объявил о своём намерении встретиться с Рахимой вечером. Она зарделась и опустила глаза в пол, но я смогла заметить неуверенную улыбку на её лице. Когда я представила свою сестру во власти равнодушного мужчины, мне захотелось подбежать и оттащить от него Рахиму. Мне хотелось забрать её из клетки нашего отца и его дворца.
Идя домой, я заметила Тави, которая воодушевленно разговаривала с Рахимой. Позади нас шёл стражник, который отвлекся на свой ятаган. Во дворце было тихо; многие из слуг были дома и обедали.
Мысли о том, как я могла предотвратить сватовство своей сестры, перемешались у меня в голове. Я думала о том, как бы мне загадать такое желание, чтобы Мазира не могла ничего исказить. Чтобы Рахима могла выйти замуж за доброго человека? Который разрешил бы ей гулять по деревенским улицам, гладить лошадей и пробовать яркие фрукты. За кого-то, кто водил бы её к предсказателям и разрешал бы ей смотреться в усыпанные каменьями зеркала на базарах.
Я уставилась на землю, и вдруг мне в нос ударил знакомый запах: жасмин, пыль и… Я подняла взгляд. Все вокруг меня начало двигаться. Время остановилось. Улыбнувшись, я начала искать глазами Саалима, но прежде я услышала его слова.
– Он хороший человек, – прошептал он мне на ухо.
А потом он обхватил меня руками и прижался грудью к моей спине. Мы стояли посреди улицы, впереди нас застыли сёстры, неподвижное солнце висело у нас над головами.
– Не волнуйся, – он поцеловал меня в висок. – Он не обидит твою сестру. Дай им пожениться. Вряд ли она найдёт кого-то добрее.
Я снова собрала воедино все свои мысли об этом госте и увидела то, что намеренно не замечала ранее: то, как он почтительно улыбался нам всем. Как не решался подойти к ахирам, не зная, куда девать руки, которыми ему было неловко трогать нас. Как вежливо он просил нас называть наши имена, как дарил комплименты нашим волосам, платкам и украшениям, не прикасаясь к ним.
– Это ты всё устроил? – сказала я, вдохнув его запах.
– Нет. Он сам выбрал Рахиму. Я отсутствовал большую часть церемонии, по крайней мере, до тех пор, пока кому-то очень не захотелось пить, – я услышала, как он улыбнулся. – Я патрулировал улицы в деревне.
– Я искала тебя.
– Я знаю, я это почувствовал.
Я согрелась и прислонилась к нему, подумав о том, как же сильно мне нравился этот мужчина.
– Нассар, – сказала я, неожиданно вспомнив о визире, и повернулась к нему. – Он пошёл за тобой…
– Он пошёл за мной, так и есть. Он сказал мне, чтобы я не разговаривал с ахирами.
– Разве то, что ты сделал, безопасно? – сказала я, посмотрев на застывшую деревню, окружавшую нас.
Я поискала глазами стражника, идущего за нами, но тот, должно быть, ещё не завернул за угол.
– Если момент верный, если никто не смотрит на нас, значит, я могу повлиять на время без каких-либо последствий.
Саалим остановил мир в самый подходящий момент. Никто бы не заметил вызванную им остановку.
Он продолжил:
– Я не хочу ждать, чтобы увидеть тебя. Я не хочу ждать, пока Сабра отвернётся. Я хочу видеть тебя чаще. И если для этого требуется украсть время у богов, я это сделаю. Только если ты мне позволишь.
Мой пульс ускорился.
– Я тоже этого хочу.
Саалим снял платок с моего лица и поцеловал меня в губы. Мы замерли, почувствовав себя на виду, после чего принялись шептаться и целовать друг друга украдкой.
– В следующий раз, когда будешь одна, и никто не будет смотреть, подумай обо мне. Я приду. Пожалуйста.
В его глазах стояла глубокая тоска. Он выглядел таким искренним, и его переполняло такое страстное желание, что мне захотелось взять его за руку и убежать. Как бы мне хотелось, чтобы время остановилось навсегда. Вместо этого я взяла его руку, сжала её между своими ладонями и пообещала ему подумать о нём.
Несмотря на переживания Рахимы насчёт того, что знатный гость не захотел с ней спать после двух ночей, проведённых вместе («Он только говорил и… задавал мне вопросы!») и её причитаний о том, что она всё сделала не так, гость попросил разрешения Короля жениться на Рахиме. Я плакала от печали и счастья, когда Рахима поделилась со мной этой горько-сладкой новостью. Сёстры радостно засмеялись и начали щедро раздавать ей советы – как с ним разговаривать, как развлекать его, как смеяться и улыбаться, и хлопать ресницами, как и подобает всем женам. Каждая из сестёр, казалось, знала больше остальных о предмете, о котором ни одна их них не имела ни малейшего представления.
Я отсела от них и с нежностью стала наблюдать за их разговором, как вдруг в шатер вошла одна из сестёр. Ее лицо было бледным, а глаза мокрыми. Она схватилась руками за свою абайю и встревожено оглядела помещение.
– Что случилось? – спросила я, вставая.
Все затихли, атмосфера в помещении тут же стала напряжённой.
– Еще шесть смертей, – произнесла она сдавленным голосом. – Три прислужницы и три жителя деревни. Они выпивали вместе в одном небольшом заведении прошлой ночью. Через некоторые время после этого им стало плохо. Они умерли сегодня утром. Даже лекарь не смог спасти их.
Мы собрались в кучку, слушая рассказ сестры.
– Что с ними произошло? – спросила одна из сестёр.
– Яд. Есть предположение, что его принесли из деревни от алтамаруков, – выпалила она. – Мой брат сказал, что Король приказал вылить всё вино у торговцев.
– А что за слуги? – спросила я.
Моя сестра какое-то время молчала, её глаза сверкали, после чего назвала их имена. Она произносила каждое из них с большим почтением. Я закрыла глаза. Я ненавидела себя за то, что испытала облегчение из-за того, что среди них не было Хадийи и Адилы.
– Если они ищут джинна, – сказала я, – зачем тогда они убивают невинных женщин?
Мои сёстры, и даже Сабра, развернулись ко мне в изумлении.
– Эмель! – в ужасе воскликнула Рахима.
– Эйкаб сохрани нас, – пробормотал кто-то.
– Они ищут джинна? – спросила Пинар, и сёстры начали шикать теперь уже на неё.
Мне хотелось дать пощечину самой себе из-за своей несдержанности.
– Это то, что я слышала. Конечно же, я уверена, что они не существуют.
Но было уже поздно. Настроение в шатре поменялось. Некоторые из моих сестёр начали бормотать что-то про необходимость помолиться в раме, другие же говорили громче и более воодушевленно о возможности существования джинна. Что если это была правда?
– Боги, я бы такое пожелала… – сказала Тави с тоской.
– Самый большой шатёр во всей пустыне.
– Мужчину с огромным…
– Тюрбаном, – захихикали сёстры, склоняясь всё к более диким желаниям.
– А что если вино предназначалось Королю? – выпалила я, отчаянно пытаясь отвлечь их внимание от джинна.
– Может быть, – согласилась Тави.
Как ещё они могли добраться до Саалима? Казалось, что до этого момента всё это не касалось меня, моей семьи. Но смерть прислужниц, деревенских жителей? Это было уже слишком близко, и это меня пугало. Я надеялась, что это была случайность, что вино предназначалось моему отцу. Что оно не предназначалось для невинных людей, и что алтамаруки не рассчитывали убить большое количество стражников и жителей поселения, чтобы Король отдал им джинна, чтобы спасти своих людей. Я молилась Эйкабу, чтобы это не было их целью, потому что, если это было так, то они плохо знали Соляного Короля.
В ту ночь я сидела с Рахимой в свете огня, развернув свою карту.
– Где он живёт? – спросила я.
У меня сдавило горло из-за чувства печали.
– Он вроде сказал, что прибыл сюда по юго-восточному пути, – проговорила она, неуверенно указав на карту. – Он сказал, что у них всё по-другому. Там больше деревьев и цветов, – она улыбнулась. – Он сказал, что они почти осели, потому что там нет дюн, и недалеко от их дома есть обширный источник воды. Думаю, он назвал это рекой.
Используя те обрывки информации, что она мне предоставила, я предположила, где на карте она, вероятно, будет жить.
Опустив тростинку в чернила, я нарисовала три короткие волнистые линии под юго-восточным торговым путем. Затем я передала тростинку своей сестре.
– Зачем это? – спросила она, неуклюже взяв тростинку.
– Ты должна написать свое имя, или хотя бы одну букву. Чтобы я знала, где найти тебя.
– Я не могу… – её глаза наполнились слезами. – Я не умею писать так, как ты.
– Ты станешь женой знатного человека. Тебе надо практиковаться.
Неопытной рукой Рахима опустила тростинку в чернила. Поскольку чернила начали стекать с конца тростинки, я посоветовала ей дать стечь каплям, чтобы не размазать чернила по пергаменту. Она подождала и, склонившись над картой, трясущейся рукой начертила огромную букву «Р» рядом с тремя полосками. Тростинка была всё ещё немного мокрой, поэтому её первая линия растеклась.
– Идеально, – сказала я, утирая щёки.
Я взяла карту и подула на чернила.
– Ты приедешь навестить меня как-нибудь? – поинтересовалась она сдавленно, слезы текли по её щекам.
– Приеду.
Рахима упала на мои колени и зарыдала. Я склонилась над ней, словно желая защитить от всего мира, и не могла сдержать слёзы.
– Я тебе верю, – сказала она сквозь рыдания.
Когда огонь был потушен, и ахиры уснули, я прижала Рахиму к своей груди. Завтра мы должны будем проститься.
– Я никогда не хотела остаться тут так сильно, как я хочу этого сейчас. Я никогда не хотела, чтобы солнце проснулось позже. Я не хочу уезжать, – прошептала Рахима.
– Нет, хочешь. Сейчас тебе тяжело, но завтра всё будет чудесно. Алтамаруки не причинят нам вреда. Не волнуйся, – я попыталась поверить в свои же слова.
– Это нечестно, что я выхожу замуж раньше тебя.
– Это неправда. Ты заслуживаешь всего счастья мира.
Я расчесала её волосы своими пальцами и заплела свободные косы. Я погладила ей спину и шею, и сказала, какой она была доброй, и как повезло её мужу, что он выбрал себе такую искреннюю жену.
Но она так и не смогла успокоиться из-за сильного волнения о своём будущем. Тогда я пересказала ей истории Саалима. Его истории о магии, об удаче, о свободе и любви переплелись вместе. Рахима закрыла глаза и, наконец, успокоившись, она позволила своим мыслям улететь далеко-далеко и уснула.
Когда дыхание Рахимы замедлилось, превратившись в знакомое мне дыхание сна, я рассказала одну из моих любимых историй Саалима – о далёком месте, где жил золотой король с могущественной королевой, и где были огромные водоёмы, вода в которых билась о каменные стены замка.
Я стояла в центре пустой рамы с масляной лампой в руках. Пламя внутри неё было слишком слабым, чтобы давать достаточно света или согревать. У пламени была только одна цель: жертвоприношение.
Холодные фиолетовые оттенки окрасили небо, после заката. Я ещё сильнее укуталась в плащ, накинутый поверх моей абайи, и поставила лампу на землю. Я встала спиной к стражникам так, чтобы мой вздымающийся плащ скрыл от них мои руки и пламя.
Пошарив между слоями одежды, я нашла мешочек с солью. Я взяла пальцами большую щепотку и закрыла глаза.
Мазира, я дарую тебе эту плату за свободу, чтобы ты защитила моих сестёр и матерей от алтамаруков. Пусть они не смогут найти то, что ищут, забудут обо всём и уйдут. Пожалуйста, отведи алтамаруков от этого места, пусть они минуют нас.
Я бросила соль в пламя, но этого было недостаточно. Я набрала ещё горсть соли и медленно насыпала её в пламя, пока оно не потухло. Я надеялась, что этой жертвы будет достаточно, чтобы она услышала меня.
Да хранит нас Мазира.
Убрав соль, я взяла лампу и встала.
Рахима уехала сегодня утром, и я весь день избегала дома. Я не хотела видеть её пустой тюфяк, который когда-то должна будет занять новая сестра с горящими глазами. Это было самое сложное прощание в моей жизни. Она была моей сводной сестрой, но моё сердце принадлежало ей без остатка. Я пообещала ей, что постараюсь навестить её, но шансов было немного. Поэтому мы прощались навсегда, и я не могла этого вынести. Я представила, каково это будет прощаться с Тави, и не смогла совладать с этой мыслью. Я подумала о Саалиме. Нет, мне надо было перестать думать о прощании.
В тот вечер я заглянула в гарем. Моя мать сидела вместе с другими женами Короля. Они окружили одну из женщин, которая плакала, прикрывшись платком. Это была мать Рахимы. Когда Рахима уехала с принцем, она потеряла своего ребенка. Конечно же, она была безутешна. Другие жены напоминали ей о том, что это было благословение, и она должна была быть благодарна тому, что её дочь вышла замуж за знатного человека.
Моя мать положила руки на колени этой женщине.
– Это нормально плакать и кричать. У тебя забрали твоего единственного ребенка.
Я съёжилась и подошла к женщинам.
– Мама, – сказала я, потянув её за руку. Когда я отвела ее от расчувствовавшихся женщин, я спросила. – Как ты?
Она выглядела уставшей, её глаза были красными, а под ними залегли тёмные круги. На её лице не было макияжа, а её волосы были распущены и не расчесаны. Даже её платье было грязным. Она отодвинула в сторону разбросанные листки пергамента, испещренные её почерком, и мы сели на край ее невысокой кровати. Она начала распрямлять пальцы, а потом сжимать их в кулаки. Снова и снова.
Обхватив меня рукой за талию, она сказала:
– Дни стали короче.
– Да, пришла зима. Даже ночи теперь холоднее.
– Я не это имею в виду. Дни проходят очень быстро, – она потерла глаза и убрала волосы назад.
Меня обдало лёгким ароматом благовоний. Её нога стучала по полу, словно она была взбудоражена, или нервничала, или…
Дело было в Сабре. Через десять дней её должны будут выгнать из дворца. Я никогда не увижу её снова, как и моя мать. Я крепко сжала руку матери. Как могла я сказать ей, что всё будет хорошо, когда её первый ребенок вот-вот должен был покинуть её? Я не могла. Так же как никто не мог сказать того же матери Рахимы, по крайней мере искренне.
– Я хочу так много сказать тебе. Тебе столько надо узнать. Но, – она взглянула на меня, – у тебя столько секретов. Откуда мне знать, что тебе нужно?
– О чём ты говоришь?
– Скажи мне, ты с кем-то встречаешься? Ты любишь кого-то?
Я закрыла лицо руками.
– Нет!
Мои грудь и лицо стали горячими.
– Не могу поверить, что ты веришь в ложь Отца.
Она потерла колени руками и покачала головой, пробормотав себе под нос:
– Вот видишь, нельзя знать наверняка. Я не хочу быть свидетельницей всех этих смертей. Это слишком. Я боюсь. И я… я волнуюсь. Мне надо уйти. Уйти куда-нибудь и выждать.
– О чём ты говоришь? Выждать чего?
Кто была эта женщина и почему она была безумна?
Она сочувственно посмотрела на меня, взяла моё лицо в свои ладони, поцеловала в висок и сказала:
– Все в порядке. Я в порядке. Иди домой, смелая Эмель.
ГЛАВА 15
Мы с Саалимом выкрадывали время на встречи при любой возможности. Иногда его теплая рука осторожно будила меня в неподвижности ночи, и он спрашивал, все ли со мной было в порядке, было ли мне что-то нужно, или целовал мои губы и касался шеи и плеч. Иногда я шла или возвращалась со смотрин, намеренно отставая, а мои сестры неожиданно замирали передо мной.
Наши встречи всегда были мимолетными, а их запретность будоражила. Ни один из нас не решался предаться соблазну провести вместе больше времени или лечь рядом друг с другом, чтобы я могла уснуть в его объятиях. Даже в мире, где существовал Саалим, у меня были обязанности, так как я была дочерью Короля. Я не могла набраться смелости и пожелать перестать быть ахирой, и я боялась, что если наши отношения зайдут дальше, то все очень усложнится. Поэтому мы обменивались милыми словами и страстными поцелуями, после чего Саалим исчезал, время вновь продолжало свой бег, а я возвращалась к своим мыслям об успешном замужестве.
Мы думали, что сможем со всем справиться. Мы игнорировали реальность и притворялись, что наши отношения были простыми и безмятежными. Но мы были глупцами. Я все-таки была ахирой, и мне было суждено выйти замуж за аристократа. А джинну было суждено навечно остаться рабом.
Но однажды реальность была брошена нам в лицо точно горсть песка. Меня попросил мухáми.
Принц был желанным гостем, сыном монарха и давним другом моего отца, который провёл два дня, выпивая вместе с молодым принцем и рассказывая ему истории прежде, чем нас наконец-то позвали на смотрины. Принца тянуло ко мне словно мотылька на пламя, и когда он выбрал меня, я поняла, что мне придется встретиться с женихом впервые после Ашика… и Саалима. Чтобы побороть своё отчаяние, я напомнила себе, что именно этого я и хотела. Это было моим спасением. Если я не собиралась рисковать и играть с Мазирой во имя свободы, я должна была её заработать.
Во время сватовства Саалим был заперт в сосуде. Он бы не смог остановить церемонию, даже если бы я этого пожелала. Я не понимала, о чём вообще думал мой отец, держа его взаперти – кто должен будет защитить нас от алтамаруков, если они решаться напасть? Кто защитит меня?
Я лежала на толстом тюфяке, пока мои прислужницы обрабатывали моё тело воском и маслом. Мои мысли утонули в глубоких, грязных водах неверности, пока я думала о Саалиме.
Меня одели в наряд карминового цвета, украшенного золотыми петляющими узорами. Мои волосы были убраны с лица с помощью светло-желтых заколок, напоминавших ветки пальмы, и падали мне на спину, закрывая мои шрамы. Золотые цепочки, переплетенные между собой, свисали с моего лица и прикрывали мой нос и рот. В эту ночь я не чувствовала себя красивой. Меня тошнило от всего этого. Но ведь так было нужно?
В отличие от того раза с Ашиком, меня воротило от напитков и бурака. Я больше не хотела этого искусственного расслабления. Но в ту ночь я позволила алкоголю стать костылем, на который я собиралась опереться. Арак курсировал внутри меня, и я снова и снова вдыхала бурак. Я надеялась, что с каждым вдохом Саалим будет вытесняться всё дальше из моих мыслей. Когда я, наконец, встретилась с Королем, мой взгляд был затуманен, а слова смешались и прилипли к моему языку.
– Я рад видеть, что ты не совсем испорченная ахира, – произнёс Король холодно, когда я поклонилась ему. – Омар близок нашей семье. Так что, будь уверена, я узнаю, как всё пройдёт сегодня ночью.
Это был первый раз, когда он заговорил со мной с тех пор, как оставил отметины на моей спине.
– Ваше Высочество, – слова полились у меня изо рта. – Я здесь, чтобы доставлять удовольствие.
Мы были одни в тронном зале, не считая стражника и раба, который покорно махал широким листом. Я несколько раз бросала на них свой взгляд, но, ни один из них не подал знак, что был тем, кем он не являлся. Я не смогла разглядеть сосуд джинна под одеждами Короля. Эйкаб, позволь ему сегодня ночью остаться в его тюрьме, не дай ему почувствовать мои мысли.
Король пристально смотрел на меня и следил за тем, как я слегка покачивалась от легкого ветерка, курсирующего по помещению и напоминающего песчаную бурю.
– Осторожно, Эмель, – сказал он, заметив, что я была сильно пьяна. – Ты же не хочешь опозориться перед сыном монарха?
Король встал, устав от меня. Когда-то я была горящим пламенем, пророчащим богатства и связи, теперь же я была запятнанным, разорванным в клочья половиком, на который ему пришлось встать ногами.
– Изра, – позвал он.
Моя мать медленно вошла внутрь, она была одета в бежевое платье и хиджаб такого же цвета, украшенный красными бусами. Тяжелые темно-красные рубины на толстом золотом ожерелье свисали с её шеи поверх других ожерелий из бус, которые ярко сверкали, точно красные капли крови на песке.
Король остановился перед своей женой и наклонил голову, чтобы поцеловать её в лоб. Наблюдая за ними, я вспомнила рассказанную Саалимом историю о молодом правителе, который любил свою жену. Любил ли он своих нынешних жён так же сильно, как свою первую жену?
– Мама, – сказала я в нерешительности, пытаясь разглядеть её за сверкающим фасадом, когда Король вышел из помещения со своим рабом.
– Я слышала… – она замолчала, словно не знала, как ей продолжить.
В тоне её голоса слышалась предельная серьёзность, что привлекло моё рассеянное внимание. Она была сейчас так не похожа на ту взволнованную женщину, которую я видела несколько дней назад.
– Я должна спросить тебя снова. Я должна знать… – она умолкла, а потом вымолвила так тихо, что я едва ее расслышала. – Кто этот мужчина, с которым ты видишься? Ты знаешь его?
На этот раз это был не вопрос, а скорее обвинение.
– Что? Я ни с кем не вижусь. Почему ты постоянно спрашиваешь меня об этом?
Соврать было легко. Я определенно не стала бы признаваться, что встречаюсь с волшебным джинном, который принадлежал моему Отцу, так же как не стала бы рассказывать и то, что я покидаю дворец и вижусь с Фирозом. Тем более здесь, внутри тканевых стен. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу. Знала ли она наверняка, или до неё дошли слухи, которые начал распространять мой отец? Кто мог сказать ей, а самое главное, кто мог нас видеть?
Моя мать впилась в меня взглядом, словно пыталась увидеть мои мысли. Она просунула руку под ожерелья и достала из-под платья знакомый золотой медальон на цепочке. Сняв его через голову, она сказала:
– Я хочу, чтобы ты взяла его, – её рука дрожала, когда она протянула его мне.
Теплый металлический диск коснулся моей ладони. Сколько я себя помнила, она всегда носила этот медальон.
– Зачем ты даёшь его мне?
– Если Мазире будут нужны доказательства, она увидит его. Носи его с собой, на шее, у самой груди.
Она крепко сжала мою руку, в которой был медальон.
– Не отвлекайся на ложь. Её не должно для тебя существовать. Отдайся всем сердцем только тому, что реально. Не думай ни обо мне, ни о сёстрах, просто иди.
Смущенная её словами и находясь под действием напитка, я расчувствовалась и едва смогла подавить рыдания.
– Что случилось? – спросила она, её глаза забегали, когда она попыталась понять то, что я чувствую.
Я скучала по своей настоящей матери. Мне не нужна была эта женщина, которая непрестанно отталкивала меня. Я хотела быть ребенком, который мог упасть в раскрытые объятия мамы или на её мягкие колени и поплакать о своей жизни: о наказании отца, о жестокости Сабры, о смертях людей вокруг, о Фирозе, о Рафале и его карте. Я хотела рассказать ей, что давление на меня из-за необходимости выйти замуж было слишком большим, и что я ломалась под его гнетом, что я хотела освободиться от этой жизни при дворе, так же как и она желала этого для меня, но только не тем способом, каким она этого хотела. Я мечтала рассказать ей о том, что я жаждала увидеть пустыню, которая была скрыта под нашей пустыней, и о том, что я виделась с джинном, и что он заставил меня почувствовать себя желанной. И что я хотела испытывать это снова и снова.
