Текст книги "Дочь Соляного Короля (ЛП)"
Автор книги: А. С. Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Ну…
Я прокручивала в голове разные разговоры, которые мы будем вести после моего возвращения домой, но я ни разу не подумала о том, что я расскажу своим сестрам о том дне.
– Ты была с кем-то? – ахнула она.
– Шшш! – зашипела на неё я. – Я не хочу, чтобы такие слухи начали распространяться. Отец думает, что я была с кем-то. Но я не была. Я просто оказалась в неправильном месте в неправильное время.
Она вздохнула.
– Я так рада, что с тобой ничего не случилось, пока ты была там.
Я спросила, что она имела в виду, и она посмотрела на меня так, словно у меня не было мозгов.
– Я имею в виду смерть, конечно. Стражники, охраняющие периметр, были убиты.
– Что?
– Торговцы нашли первую группу спустя несколько дней после того, как тебя забрали, – её лицо засияло из-за ощущения собственной важности, когда она поделилась со мной этим особенно ценным слухом. – Потом нашли ещё несколько групп.
Я не могла в это поверить. Я прикрыла рот рукой, широко раскрыв глаза.
– Среди них не было наших братьев, не волнуйся. Но отец попросил мужей наших сестёр прислать сюда солдат. Ты увидишь много незнакомых лиц, – она сказала это так, словно предупреждала меня.
– Почему не было сигнала тревоги? Когда солдат нашли мертвыми? А когда на них напали? Почему город не предупредили?
– Их нашли только через какое-то время после того, как их убили. Я уверена, что Отец не хочет волновать людей.
Либо он не хотел показывать свою слабость, или уязвимость своего непробиваемого фасада. Сёстры, находящиеся рядом с нами, присоединились к нашему разговору, высказывая свои теории. Я едва слышала то, что они говорили. В моей голове возникали свои собственные идеи насчёт того, почему алтамаруки продолжали убивать наших солдат.
– Я принесу тебе ужин, – сказала Тави.
Я проследила за тем, как она отошла и сложила остатки их еды с вечера на потемневшую серебряную тарелку.
– Мне жаль, что с Кадиром не вышло, – сказала я Рахиме, оторвавшись от еды.
– Я не понимаю, почему он выбрал меня. Он говорил о тебе полночи и о том, как ты его раздражаешь. Казалось, он не понимал, что он делает со мной. Иногда он смотрел на меня, а потом словно пугался, как будто ожидал, что я окажусь кем-то другим. Я бы предпочла выйти за мужчину, который хотел бы меня
– Я уверена, он хотел тебя, Има, – сказала я, не веря своим собственным словам, и вспомнив, как Саалим рассказал мне о магии и о том, что она оставляет следы.
Рахима сердито посмотрела на меня, раздраженная тем, что я пыталась утешить её.
– Ты знаешь не хуже меня, что по мужчине видно, если он нас желает. Кадир меня не желал.
Я улыбнулась и отставила пустую тарелку в сторону. Я уже знала, что значит быть желанной. Мои мысли перенеслись к джинну и к тому, как осторожно его губы двигались поверх моих. Я легла на тюфяк, мысли кружились у меня в голове, а кожу щекотало приятное тепло.
Вытянув пальцы ног и подняв руки над головой, я зевнула и закрыла глаза. Влажное тепло шатра, перемешанное с запахами масел и потных тел, было знакомым и уютным. Я свернула одеяло и подложила его себе под голову.
Тени замелькали перед моими закрытыми веками, а в ушах раздавалось бормотание, из-за чего мне было трудно уснуть. Я с удивлением обнаружила, что скучала по тишине и темноте моего маленького тюремного шатра. А также скучала по той надежде, которая встречала меня каждое утро, когда я думала о Саалиме и о том, придёт ли он ко мне.
Я поправила тюфяк так, чтобы он был рядом с тюфяком Рахимы, и прижала её к груди. Я никем не смогла бы её заменить, как и Тави, и всех своих сестёр, которых я так сильно любила. У меня не было никого кроме них.
В какой-то момент тихое бормотание прекратилось. Прислужница убрала обеденные чашки и потушила факелы песком. Я могла слышать, как кто-то то и дело двигал руками или ногами на своём тюфяке, или легонько кашлял, и как прислужница болтала с кем-то о соседних дворцовых шатрах, и как вдалеке раздавалась струнная мелодия уда и улетала прямо в тёмное небо. Я слушала эти звуки, и вскоре этот домашний шум окончательно расслабил меня.
ГЛАВА 11
Гарем был подернут дымкой тлеющих благовоний. Я подошла к кровати своей матери, но она была пуста, её одеяло было аккуратно сложено и лежало на перьевой подушке, которая была роскошью, доступной только для жен Короля.
– Эмель, ты дома! – одна из жён подошла и обняла меня. – Ты ищешь Изру?
Я кивнула.
– На кухне.
Поблагодарив её, я оглянулась на пустующую кровать, и перед тем как покинуть гарем, я пощупала тюфяк и подушку, а также проверила содержимое небольшой корзины, в которой мать хранила вещи. Я не нашла ни историй, ни писем.
Кухня находились на другой стороне дворца, поэтому мне пришлось пройти по длинной изогнутой дорожке мимо шатров, пока я не увидела клубы серого дыма и не почувствовала запах вареного ячменя и копченого мяса. Кухня располагалась в огромном шатре, вход в который был только с одной стороны и вел в обширное помещение без крыши. Я прошла сквозь шатер мимо полок, заставленных сияющими металлическими подносами и горшками с крышками, похожими на тот, в котором мне приносили еду. Там также стояли черные чайники, стеклянные графины и кубки. В другом углу располагались огромные медные чаны с крышками, они были холодными, так как ими редко пользовались. В центре шатра стояли толстые каменные плиты, на которых дымилась еда. Слуги сновали туда-сюда, хватали пустую посуду и, встав на колени, наполняли подносы и миски. Женщины перебирали пшено в углу, покрикивая на мужчин, которые носили еду и, требуя, чтобы хлеб укладывали определенным образом, а соусы наливались в определенные миски. Я не заметила своей матери среди них.
– Отойди в сторону! – закричал мужчина у меня за спиной, он хотел войти в шатер и держал в руках три пустых кубка и два подноса.
Испугавшись и поспешив отойти с дороги, я засуетилась и упала на бок. Когда он увидел мой расшитый хиджаб и абайю, он понял, кто я была такая, и что-то испугано простонал. Во дворце было установлено негласное правило – ахиры не заходят на территорию слуг, – однако было и другое предельно четкое правило, согласно которому, слуги не кричали на них.
– Ахира! Прости. Я прошу твоего прощения.
Он встал на колени, отставив свой поднос.
– Здесь не за что извиняться, – пробормотала я. – Я искала свою мать.
Стряхнув песок со своих одежд, я встала и вышла из кухни.
Снаружи мужчины и женщины собрались у костров. Они поддевали крюками чайники, чтобы снять их с огня, или помешивали еду в огромных котлах. Некоторые рыли песок, чтобы достать мясо и хлеб из горячих углей. Здесь же сновали козы и куры в поисках еды.
Я сразу же узнала свою мать, несмотря на то, что она была одета в тёмные простые одежды. Она сидела с двумя другими женщинами у костра. Они находились очень близко друг к другу, словно делились секретами. Одна из них месила тесто на небольшом камне. Другая следила за яростным пламенем, выбивающимся из-под широкого металлического саджа, на поверхности которого шкворчали лепешки.
– Мама!
Почти все женщины повернулись, но только моя мать вскочила на ноги и побежала ко мне.
– О, о!
Мы слились в объятиях.
– Боги, Эмель! Я не ожидала увидеть тебя так скоро.
Она зашмыгала носом и вытерла глаза. Меня насторожила ее неожиданная эмоциональность. Она всегда была такой сдержанной, и я не знала, как реагировать на её проявление чувств.
– Я в порядке, правда. Все хорошо.
Она издала смешок, потащила меня к остальным женщинам и, усадив рядом с ними, представила. В ответ они сказали, что знали, кто я такая, и начали рассказывать о том, как в детстве я частенько воровала у них хлеб.
– Это был твой любимый, – сказала одна из них, махнув рукой в сторону готового хлеба, который она только что достала из саджа, после чего бросила его мне на колени.
Я оторвала кусочек и положила в рот.
– Он прекрасен, – застонала я, пережевывая промасленный хлеб.
Пламя, на котором готовили еду, было горячим. И хотя воздух был довольно прохладным, я не понимала, как эти женщины могли сидеть весь день у костра на солнце. У меня потемнело в глазах, и я поспешила стянуть с себя платок, после чего перед моими глазами заплясали мелкие точки.
– Ты привыкнешь к жаре, – сказала мне мама.
Я сомневалась, что это когда-нибудь случится.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я её, наблюдая за тем, как одна из женщин налила масла на сковородку, а потом кинула туда лепешку из теста.
Для жены короля было несвойственно находиться одной на кухне и, в особенности, общаться со слугами.
– Иногда я хочу отдохнуть от гарема. Особенно… в последнее время. Амира и Яра, – она кивнула на двух улыбающихся женщин, и я поняла, что уже забыла, кто из них кто, – составили мне хорошую компанию. Они работают во дворце с тех пор, как я вышла замуж… за Короля, – её голос стал напряжённым, а лицо вдруг скривилось.
Амира и Яра с особым усердием занялись хлебом.
– Что случилось? – спросила я, когда она поднесла руку к глазам.
– Я… – она сделала вдох. – Я так на него зла. Как он мог?
Она сделала ещё один глубокий вдох.
– Как он мог сотворить такое с нашими дочерьми?
Её пальцы дрожали, а плечи тряслись.
– Все в порядке, – сказала я, поглядывая на женщин, которые предусмотрительно сделали вид, что им нет до нас дела.
Я знала, что всё было не в порядке, и мне было нечего сказать, чтобы облегчить её боль, но было проще соврать, чем видеть, как она злится на отца, видеть, что она была несчастна.
– Нет, не в порядке, – прошептала она. – Не в порядке. Он жестокий человек.
Молодой мальчик с мешком, болтающимся у него за плечами, искоса взглянул на нас, проходя мимо. Он бросил голодным животным немного сена и семян, и они тут же вскочили на ноги.
Я попыталась пресечь этот разговор. Её пренебрежительные слова о нашем отце, высказанные в присутствии дворцовых слуг, могли закончиться гораздо более жестоким наказанием, чем моё. Я снова посмотрела на Яру и Амиру. Выражения их лиц были невозмутимыми, и я подумала, что, возможно, это был не первый раз, когда они слышали такие речи из уст моей матери. Я посмотрела на мальчика – мог ли он что-то слышать?
– Шшш, – сказала я, придвинувшись к ней поближе.
Нетронутый хлеб остался лежать у меня на коленях.
– Ты не это имела в виду.
Мама посмотрела на меня.
– Раньше он был другим. С каждым днем он становится кем-то другим.
Я вспомнила о том, что рассказал мне Саалим, и покачала головой.
– Быть Королем непросто. Теперь на него давит бремя алтамаруков.
Мои слова прозвучали как предательство, и я вдруг поняла, почему Тави защищала Сабру. Но это, казалось, были единственные слова, которые могли смягчить боль, хотя я и знала, что они не помогут.
Она вздрогнула при упоминании алтамаруков, а потом потрясла головой, словно пыталась отогнать какое-то насекомое. Когда она повернулась ко мне, я увидела тяжелую печаль в её взгляде, словно мне ещё многое надо было понять.
– Ты знаешь, как я вышла замуж за твоего отца?
Я покачала головой, подумав, что, если быть честной, мне не хотелось этого знать.
– Когда-то я любила его. Правда, любила. Когда он приехал в моё поселение, он хотел поговорить с моим отцом о торговле солью. Он хотел, чтобы мой отец перестал использовать свою соляную шахту, и в корне изменить правила торговли. Он обещал невообразимые вещи; он сказал, что у него достаточно соли, чтобы снабдить ею всю пустыню, и он мог бы доставлять её без каких-либо проблем, если мы будем привозить ему товары с запада. Теперь я понимаю, что он, в самом деле, мог всё это сделать. Он был настоящим, и он был полон энтузиазма. Мой отец, конечно, возненавидел его, так как он представлял для нас угрозу, но я была под впечатлением. Он гулял со мной под пальмами у меня дома, и пообещал мне другую жизнь и другую пустыню. Все это казалось волшебством, – она фыркнула. – Как я могла сказать «нет»? Он рассказал мне о своем поселении. О том, что у него дома было три жены, и он искал кого-то вроде меня. Ту, что много знала о торговле солью… ту, что была смелой, и сильной, и независимой.
Она покачала головой, словно внезапно вспомнила что-то.
– Я легко купилась на его лесть. Мой отец никогда меня не простил. Моя мать делала только то, что говорил мой отец, и, конечно же, она тоже меня не простила. Я никогда их больше не видела.
Пока она говорила, её переполняло сильное чувство негодования.
– В тот раз твой отец попытался заключить одну из своих последних сделок с другим поселением. После этого он просто брал, что хотел, а теперь посмотри, что он сделал? Все его мечты исчезли, так же как исчезла и та, другая, пустыня, после расцвета его империи.
Амира и Яра неспешно готовили хлеб, гора лепешек росла все выше.
Мама повернулась ко мне лицом.
– В отличие от своей матери, я не пойду за своим мужем, если мне придётся принести в жертву то, чего я хочу. И я не буду сидеть здесь и притворяться, что я принимаю то, что он сделал с тобой, сделал со всеми остальными. Это ужасно… я его не прощу. Когда мухáми приезжает свататься, его следует пристально изучить. Посмотреть, как он относится к тем, кто ниже его.
Она поглядела куда-то мимо меня, словно увидела что-то.
– Если бы я обращала внимание, если бы я не игнорировала то, что видела…
Я рассердилась, её слова невольно задели меня. Неужели она жалела о жизни, проведённой с отцом? Жалела о том, что у неё появилась я и мои сёстры? И Латиф?
– Мама….
– Я много болтаю. Прости меня. Это нечестно обременять тебя всем этим, – она схватила меня за плечи и заглянула мне в глаза. – Ты гораздо сильнее меня. Здесь столько всего происходит, я сильно переживаю. Я так напугана… Но у меня также есть много надежд, – он сжала руки в кулаки. – Просто будь внимательна, Эмель. Да благословят тебя Сыны.
Одна из женщин окликнула меня:
– Возьмешь немного для своих сестёр?
Она протянула мне три большие лепешки.
Я с благодарностью взяла их. Поведение мамы было странным. Оно беспокоило и пугало меня.
– Мама, – медленно начала я, словно обращалась к одному из старейшин деревни. – Я собираюсь отнести это домой. Мне надо идти.
Я свернула лепешки и засунула их под мышку. Я кивнула Яре и Амире, еще раз поблагодарив их за щедрость и доброту ко мне и моей матери. Но я также пристально посмотрела на них, задумавшись о том, сообщат ли они Королю о сумасшедших заявлениях моей матери.
Возвращаясь домой, я встретила девочку с меткой на лице. Она сидела на земле и втыкала палочки в песок. Когда она увидела меня, она смущенно улыбнулась и притворилась, что не заметила меня, хотя и наблюдала за каждым моим движением.
– Здравствуй, маленькая сестра, – сказала я, опустившись на колени. – Что ты здесь делаешь?
– Папа пообещал мне, что если я дам им поработать днем, вечером он поиграет со мной в принцессу.
Ее родители шили и чинили одежду для дворца. Я видела их дом изнутри. Всё его пространство занимали горы ткани. Если к нам направлялись новые стражники, нам требовалась новая одежда.
– В принцессу? И как вы играете в эту игру?
Она улыбнулась.
– Я расхаживаю в красивой одежде и рассказываю разные интересные истории. Как ты.
Я улыбнулась.
– Папа играет принца, он приезжает ко мне и увозит меня в свой дворец, и если мама к тому времени уже управилась с ужином, она одевает меня в красивую одежду для свадьбы! Мои братья не хотят играть в эту игру. Они говорят, что она для девчонок, но я думаю, что это глупо, потому что у принцессы должен быть принц. К тому же мальчики и девочки есть везде.
– Думаю, ты права. А где сейчас твои братья?
Обычно они бегали по дорожкам и приставали к сестре.
Выпятив нижнюю губу, она сказала:
– Ушли на рынок. Вчера приехали торговцы.
– Караван? – спросила я, наклонившись вперед.
Она кивнула.
– Где ты была все это время?
Убрав волосы с её лица, я тихо сказала:
– Я уезжала, но теперь я вернулась.
– Но куда? Я не видела тебя целую вечность. Мама думала, что ты вышла замуж за принца. А я сомневалась, теперь я скажу ей, что была права.
Она потыкала песок своей палочкой.
– Я навещала друга, – сказала я, подумав о Саалиме.
Она попросила меня рассказать. И я сказала, что это был мой хороший друг, который приносил мне разные угощения и рассказывал удивительные истории. Я не сказала ей, что он целовал меня в губы, и что его руки были такими тёплыми, что я расслаблялась от его прикосновений.
Она улыбнулась, а потом посмотрела на лепешки у меня под мышкой. Я взяла одну из них и протянула ей.
– Для тебя и твоей семьи.
Как и я, слуги ели только определенную еду и не могли заходить на кухню так же свободно, как моя мать. Но они могли покидать дворец, тогда как я не имела на это право. В чем-то они превосходили меня.
Она засунула край лепешки в рот и начала посасывать его, пока он не намок и не начал разваливаться.
– Что за истории рассказывал тебе твой друг? – спросила она.
– Я расскажу тебе одну, но потом мне надо будет идти.
Я завела её в тень между двумя шатрами и рассказала ей про воду, которая превращается в камень, когда очень холодно.
Сабры и Тави не было дома, когда я вернулась. Мне сказали, что они пошли в раму с другими сёстрами. Рахима пыталась уговорить скучающих сестёр на игру в карты. Она выглядела немного бледной и постоянно тёрла свой живот.
– Ты в порядке? – спросила я.
Её лицо просияло, когда она увидела меня, но это не смогло скрыть бледность её кожи. Она протянула мне карты.
– Я? Да! Давай сыграем несколько партий. Ты расскажешь мне про нашу мать.
– Не могу, Има.
Я переступила с ноги на ногу, сомневаясь в том, нужно ли было рассказывать ей о своих подозрениях. Я опасалась её неодобрения.
– Почему? – сказала она ровным тоном, прищурив глаза.
– Караван, – прошептала я. – Я так давно не…
Она закрыла лицо руками.
– Эмель! Ты, и правда, думаешь об этом после всего того, что случилось?
Я шикнула на неё, оглядевшись вокруг и убедившись, что никто из сестёр не услышал нас.
– Если я уйду ненадолго, ты сможешь что-нибудь соврать? Если она спросит.
Честно говоря, я не думала, что Сабра спросит. Все эти дни, что я была дома, я видела, что Сабра переменилась – она была похожа на лампу без масла – пустую, холодную и тёмную. Наши взгляды встретились лишь однажды, но мы не сказали друг другу ни слова. Но я всё же наблюдала за ней. Чаще всего она была сама по себе или с Тави, которая была щедра на любовь и принимала сердитое молчание Сабры.
– Хорошо. Тогда ты должна мне тридцать партий, – сказала Рахима, взмахнув картами.
Она улыбнулась, но её улыбка быстро пропала.
Было очевидно, что приехал караван – чужестранцы в прекрасных одеждах и экзотических платках и тюрбанах заняли базарные шатры. Но на базаре было безлюднее. Никто не протискивался сквозь толпу, толкаясь плечами и мешками, набитыми товарами. Но всё же здесь были покупатели, которые были готовы потратить свои монеты.
Я ругнулась, увидев, что семейная лавка Фироза была пуста. Солнце давно уже не было в зените, и он, вероятно, ушёл домой. Но я не хотела терять возможность узнать что-то о караване, поэтому побежала вперед по дорожкам. Снаружи одной из лавок была очередь. Внутри находился мужчина, сидящий на стуле, а другой мужчина осматривал его зубы. Ещё дальше я заметила мужчину, который сидел под дюжиной плетеных корзин, висевших на металлических крюках. Моё внимание привлекла женщина с корзиной железных наконечников для копий. Я подошла к ней, приподняв голову, как будто у меня было с собой неограниченное количество монет.
– Расскажи мне про свой товар.
– Это лучшее железо, добытое из северных шахт, переплавленное на огнях моего мужа и отполированное вулканическим стеклом с юга. Эти наконечники достаточно острые, чтобы пронзить самую толстую плоть, и они довольно лёгкие, чтобы их бросать.
– Север? – повторила я. – Вы приехали с севера?
Она кивнула и пододвинула мне острые наконечники.
– Двадцать дха или горсть соли.
– Цена слишком высока, – сказала я и поспешила уйти.
Она начала кричать мне вслед, что готова торговаться. Но она не знала, что уже дала мне то, чего я хотела.
Я начала пробираться дальше вдоль улицы, стараясь идти быстро, но так, чтобы никто не подумал, что я убегаю с украденными товарами. Наконец я увидела людей, окруживших Рафаля. Он стоял на самодельной сцене в самом центре. Гутра, обвивавшая его голову и плечи, была цвета аметиста. Я не смогла увидеть его друга сквозь толпу, но я слышала звуки барабана. Людей было не меньше, чем обычно, несмотря на то, что на рынке было тише. Никто не хотел пропустить фантастические истории, которые Рафаль привёз с собой на базар.
– Они хотят переделать пустыню, – сказал Рафаль. – Изменить торговые пути.
– Кто? – прошептала я какой-то женщине.
– Алтамаруки, – воодушевленно ответила она.
– Было время, когда караванам не надо было добираться до самого сердца пустыни ради соли. Они ехали либо в соляные шахты, либо на границу пустыни, – он подождал, пока люди не начали ахать и охать.
Затем он продолжил:
– Но добраться до границы пустыни теперь невозможно, а соляные шахты засыпало песком, так как они не используются. Кто теперь их найдёт? Карты выцвели; они давно уже никому не нужны. Пути, которые ведут сюда, гораздо проще. Оазис хорошо знаком. Зачем что-то менять? Но кого-то злит такая торговля. Почему только один человек контролирует соль? Сердце пустыни наказывает людей – цена за соль слишком высока. Однако некоторые качают головами и говорят, что всё это глупости. Даже если они и хотят перемен, как они могут их устроить? Знаете, как алтамаруки называют себя? – спросил Рафаль.
Люди замотали головами, они были в полном восторге от его речей про изменения, про бунт. У них начали закрадываться такие вопросы, которые они никогда не подумали бы задать раньше.
– Далмуры. Верующие.
Он замолчал, а музыкант начал стучать кулаками по барабану.
– Они верят в легенды о границе пустыни. Что есть лучшая пустыня, скрытая под той, где мы живем сейчас… скрытая магией, – барабан продолжал стучать. – Они хотят восстановить прежнюю пустыню.
– Даже если всё, что ты говоришь, правда, как они смогут это сделать? – спросил мужчина, стоявший в первом ряду.
– Ходят слухи, что Соляной Король нашёл в оазисе магию. Именно её и ищут далмуры. Именно поэтому умирают люди Короля. Они пытаются остановить их, но стражники Короля неровня этим отчаявшимся людям.
Я с беспокойством огляделась вокруг. Рафаль говорил слишком громко, слишком открыто. Если Соляной Король узнает об этом, он, совершенно точно, прикажет убить Рафаля.
– Они, конечно, хотят знать, почему оазис так охраняют. Почему никто не может зайти туда, кроме тех, кого одобрят Король и его визирь? Разве там хранятся какие-то секреты? – продолжал Рафаль.
Я задумалась о том, откуда ему известно столько всего о мотивах алтамаруков.
Какая-то женщина фыркнула.
– Но секреты не могут изменить пустыню.
– Не могут, – согласился Рафаль. – Но кто может уничтожить магию? Кто может не дать дюнам поглотить поселение Соляного Короля? Кто может создать неисчерпаемые запасы соли, в то время как соляные шахты погребены под землей? – спросил Рафаль, глядя в небо.
Его обвинения были слишком серьёзными. Я испугалась за него и за всех жителей деревни, его окруживших. Моё сердце колотилось, и мне вдруг стало очень жарко. Я начала расталкивать толпу, отчаянно пытаясь уйти оттуда.
Рафаль продолжил:
– Никто, кроме джинна, исполняющего желания.
Люди начали громко охать, и тут же земля ушла у меня из-под ног. Облака закружились у меня над головой, и я услышала, как люди начали в гневе кричать из-за того, что он так спокойно говорил о чем-то столь опасном. Другие же начали смеяться его глупым детским сказкам.
Вдруг чьи-то руки взяли меня за плечи, и я почувствовала, как кто-то коснулся пальцами моего лба.
– С девушкой всё в порядке? – выкрикнул Рафаль, и я увидела его лицо над толпой.
Он встал на цыпочки и смотрел на меня, распластавшуюся на земле.
Отпихнув от себя чьи-то руки, я натянула хиджаб на лицо и закрыла глаза платком, после чего резко встала.
– Я в порядке, в порядке. Оставьте меня.
Не глядя ни на кого, я опустила глаза в землю и поспешила домой, молясь о том, что никто не разглядел моего лица или яркого подола моего платья под абайей.
Алтамаруки искали джинна – искали Саалима. Откуда они знали о его существовании? Мой отец не рассказал о нём ни единой живой душе.
Делая глубокие вдохи, я подумала про Матина, который пытался убить моего отца. Знал ли он о том, что у моего отца есть джинн? Или только предполагал? Я подумала про стражников, которые защищали оазис от нападавших. О бедных мальчиках, которые не знали, почему их жизни стоили защиты оазиса. Они не понимали, что там нечего защищать, кроме тщеславия моего отца и иллюзии могущества.
Когда я пришла домой, я увидела, что Сабра всё ещё не вернулась. Рахима улыбнулась мне и снова помахала у меня перед лицом картами.
– Тебе повезло. Её всё ещё нет, поэтому мне не пришлось врать. Пинар сказала, что после рамы они с Тави пошли навестить твою мать.
Я села на пол в изнеможении и испытала облегчение.
Рахима спросила:
– Что случилось? Выглядишь так, будто случилось нечто ужасное.
ГЛАВА 12
С той поры, как Рафаль заявил о том, что алтамаруки искали джинна, дни тянулись медленно. Я переживала о том, что они могли сделать, и из-за того, что они где-то выжидали. Люди говорили, что Король охранял нас, и что всё было в порядке. Но я не верила в то, что они не вернутся. Но что же они собирались делать дальше?
По утрам я всё время думала про Саалима – мои мысли уносились к нему, когда я видела белые пики шатров рамы, или когда моя маленькая подружка просила меня рассказать ей ещё историй. Знал ли он, что его ищут алтамаруки? Мне очень хотелось снова поговорить с ним. Как мы разговаривали с ним в мой последний день в тюрьме, легко и непринужденно. Я хотела услышать его голос, и к своему удивлению, я страстно желала, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я чувствовала себя беспокойно и взволнованно, думая обо всём том, чего я хотела, но не могла получить. Но я боялась Мазиры, и того, что мои слова будут исковерканы, поэтому мой рот оставался на замке, не выпуская на волю ни единого желания.
– … никогда теперь не выйдет замуж, – прошептала Адила у меня за спиной.
Мои мысли об алтамаруках и Саалиме тут же прервались.
Хадийя уложила мои волосы так, чтобы они волнами ниспадали на спину.
– Мы закроем их. Он не заметит, – сказала она так же тихо.
Не имело значения, как хорошо они маскировали меня для сватовства. Даже если мухáми выберет меня, он увидит всё ночью. И на следующий день выберет другую ахиру. Я вспомнила про Ашика, и меня охватило чувство печали. Каждый день я скучала по нему всё меньше, но с каждым днём я всё сильнее желала того, что он мог бы мне дать. Мне казалось, что всё это было так давно. Как сильно все поменялось – секретов стало меньше, уменьшился и сам мир.
– Вот, это тоже должно помочь, – Хадийя обернула мою шею лёгким шарфом, так чтобы он струился сзади и прикрывал мою спину.
Но не было никакого смысла размышлять о том, что могло бы быть. Я не собиралась предаваться слабости. Я не могла пока сдаться – как Сабра. Даже если я не могла надеяться на то, что мухáми решит, что я его достойна, я не могла не попытаться расположить его к себе. Необходимость выйти замуж за мухáми вдалбливалась в меня с самого детства. То, чего хотела я, и то, чего, как я знала, хотела от меня моя семья, представляло собой сложную паутину эмоций, которую всё ещё нужно было распутать. Но я знала наверняка, что замужество могло освободить меня от двора, и это было гораздо вернее, чем загадать свободу. Поэтому я не могла перестать бороться за это. Не теперь.
Все то время, пока мы шли на смотрины, я глядела в спину своей сестры. Сердце колотилось у меня в груди, а пот стекал по шее. Это был первый раз, когда я должна была увидеть отца после того, как он отхлестал меня плетью.
Придя на место, мы увидели, что Король выпивает с женихом. Его остекленевшие глаза быстро прошлись по нам, после чего он представил ахир, небрежно взмахнув своим кубком. Казалось, он не заметил, что я тоже была здесь, и когда за весь день он не сказал мне ни слова, моё беспокойство начало уходить, и я испытала чувство громадного облегчения. Саалим был прав.
Король выпивал, громко смеялся то над одним, то над другим, чокался с женихом, и сажал своих самых ценных дочерей себе на колени. Он игнорировал меня, так же как и я его. Когда мой отец поднялся, чтобы сообщить, что сватовство подошло к концу, я фыркнула, в последний раз взглянув на слуг и стражников. Я видела стеклянный сосуд отца. Он был пуст, хотя Саалима нигде не было.
Мы направлялись к зафифу, как вдруг Рахима неожиданно остановилась. Она схватилась руками за живот и согнулась. Рвота цвета красного вина хлынула у нее изо рта.
– Има! – я повернулась к ней, и положила руки ей на спину.
Рахима выпрямилась и продолжила идти.
– Я в порядке, – пробормотала она. – Слишком много выпила. Как неловко…
Она взмахнула рукой и попыталась улыбнуться. Она выглядела больной – её кожа была бледной, виски мокрыми. Войдя внутрь зафифа, я усадила её на тюфяк, в то время как мои сестры начали переодеваться обратно в свои платья.
– Хадийя, – сказала я. – Рахима слишком много выпила. Ей надо пойти домой, прилечь.
Я оглядела своих сестёр – кто-то из них медленно раздевался, кто-то прилёг ненадолго отдохнуть от солнца перед тем, как мы должны были вернуться в свой шатер. Хадийя щёлкнула языком и покосилась на ахир, которые двигались так, словно переходили вброд медовую реку.
– Да. Отведи её домой. А ты будь более ответственна, деточка! – пожурила Хадийя мою сестру, голова которой лежала на коленях.
Она бросила нам нашу одежду и выставила из шатра. Мы шли так быстро, как могли, сопровождаемые стражником, идущим за нами. Края розовой и фиолетовой ткани то и дело выглядывали из-под наших развевающихся одежд, каждый раз, когда мы переставляли ноги.
Когда мы пришли домой, Рахима снова согнулась и остатки вина, которое она выпила днём, потекли на землю. Я поспешно закидала всё песком.
– Что с тобой? Я знаю, что ты не пьяна, не ври мне.
– Я думаю, что во мне ребенок, – Рахима произнесла эти слова так тихо, что мне пришлось переспросить.
– Как это возможно?
Этого не должно было произойти. Нас учили тщательно следить за циклом и знать, когда мы могли зачать. Мы знали, что в такие дни, мы не должны были участвовать в смотринах и оставались со слугами. Это было единственное условие, при котором Король разрешал нам пропустить приезд жениха. И это работало. В большинстве случаев. Когда первая забеременевшая ахира рассказала обо всём своей прислужнице, это вызвало переполох во дворце, и её выгнали, как недостойную. Быть выброшенной вместе с ребёнком? Ни одна из ахир не хотела для себя такой участи. Поэтому ахиры учились не допускать этого.
