Текст книги "Царство женщин. Сердце Аризеля (СИ)"

Автор книги: Йель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 5.5. Глазами раба: соль земли

«Когда изображаешь глухонемого сложнее всего не реагировать на резкие и громкие звуки, контролировать дрожь собственного тела и внезапный испуг. Но этому я обучился заранее, ещё не приступив к работе шпиона, которым мне было суждено стать.

Империя только-только приблизилась к границам материка и стремилась выведать всё о потенциальных врагах, что непременно ожидали её на противоположном берегу моря. И я оказался подобен рыбе, выброшенной на сушу, не ведал, кто и как встретит меня, и должен был либо погибнуть, либо стать одним из них. До одного ясного весеннего дня я не слышал ни о каких женщинах.

В бурных фантазиях вырисовывались жестокие и кровожадные варвары, способные переломить меня пополам как тростинку. Иногда, когда жизнь казалась не такой мрачной, перед внутренним взором представали мудрые и могущественные мужчины, которые непременно возьмут меня под своё крыло, а позже разгромят Империю, обратив в прах её деспотию.

Но я не столкнулся ни с теми, ни с другими. Много часов посвятив подготовке, я оказался совсем не готов.

Овеянные ласковым солнечным светом, в тонких просвечивающихся одеждах, они по щиколотку стояли в песке, тёмную от загара кожу покрывали прозрачные, сверкающие как алмазы, капли. Странные на вид создания просто резвились, брызгая друг на друга морской водой. Их звонкий счастливый смех больно ударил по ушам, заставив замереть на месте как оглоушенного…

– Почему ты не улыбаешься, Гребешок? ― часто грустно спрашивала Соль, стоя у меня за спиной, думая, что я не слышу, к тому времени я уже научился понимать язык женщин.

Они не испугались, увидев меня впервые, совсем не насторожились, почти ничего не расспрашивали и приняли с распростёртыми объятиями, словно моё место всегда было среди них, только я раньше об этом не знал. Меня нарекли Гребешком. В конце концов, глухонемой совсем неважно, как именно её называли. Но мне, с рождения не имеющему собственного имени, впервые захотелось откликнуться на чей-то зов, даже если это означало разоблачение. И только желание и дальше оставаться среди женщин останавливало мои внезапные порывы.

– Улыбнись, Гребешок, ― шептала Соль, изображавшая ленивую панду.

Она нарисовала круги вокруг глаз сажей из-под сгоревшего костра, на чьих горячих углях ещё недавно жарилась рыба, и не слишком успешно жевала сырой бамбук. Дети разразились заливистым смехом, улыбнулись и старые. Увидев, что мои губы даже не дрогнули, Соль приблизилась, нежно провела кончиками пальцев по моей щеке, с грустью заглянув в глаза.

Дни женщины проживали в труде. Дети стремились помогать старшим, чтобы в будущем занять их место. Никто не находил работу скучной или рутинной. Они умели удивляться обыденным вещам и любили любоваться морем, в котором утопало вечерней солнце. Прозвали солнце Белой Рыбой и верили, что, когда на земле царила ночь ― под водой разливался день.

В определённые дни, ослеплённый счастьем бытия, я напрочь забывал, кем являлся в самом деле, пока не наступало время отправлять очередной отчёт. И, занося перо над бумагой, всегда отчаянно жаждал солгать. Сотворить в своём воображении жалких и жутких существ, питающихся падалью, живущих на грани выживания. Но безотчётный страх сковывал рассудок, и рука послушно выводила косые строчки одной лишь правды. Арчи не могли лгать своим хозяевам, их к этому приручали с малых ногтей, жёстко наказывая за самую крошечную ложь.

Я был откровенен с теми, кого ненавидел всеми фибрами души и грязно лгал тем, к кому успел привязаться. До самого последнего мига я не хотел верить, что этот сон закончится. В конце концов, я обманывал сам себя.

– Гребешок, Гребешок, Гребешок... ― напевала Соль, прохаживаясь с корзиной полной сырого белья, которое она развешивала на растянутой поперёк двора верёвке. ― Кто стащил твою улыбку, Гребешок?

Я не из слабых духом и никогда не просыпался в поту от пережитых кошмаров, пока не осознал, что моя жизнь и вправду была ужасна, и всё, что со мной творили, совершенно неправильно и жестоко. Только здесь я это понял и начал пытаться убежать от своих воспоминаний.

Дети построили на берегу миниатюрную версию Ракушки из обточенных волнами гладких камней. Они очень гордились, завершив проект, на который ушло не меньше месяца. И вслух мечтали создать настоящие дома взамен старым и покосившимся. А их матери говорили, как гордятся своими дочерями и всегда будут рядом, чтобы поддержать и оказать посильную помощь.

Камни глухо стукались друг о друга, пока я толкал, сваливая всё в кучу, разрушая чужую мечту. Волны прибоя заменяли здесь тишину, но я не слышал даже их, толком не отдавая себе отчёта в том, что творил. Когда от маленьких построек ничего не осталось, остановился, тяжело дыша, стирая пот со лба. Упал коленями в песок, только теперь осознав мерзость собственного поступка. Секунда-другая ступора, и я уже пытался собрать всё заново, отчаянно вспоминая где и какому камешку было место. Но тщетно, бесполезно... глупо.

– Гребешок, ― позвала Соль, я не обернулся, удивившись, что не заметил её раньше. ― Гребешок.

Она опустилась рядом, хватая мои руки, покрытые синяками, оставленными после столкновения с тяжёлыми камнями. Схватила и не отпускала, пока я плакал у неё на груди. Лучше бы я никогда не изведал этого мира и был бы гораздо счастливее, собственная жизнь не казалась бы мне таким дерьмом.

Перестав отправлять отчёты, я хотел во всём признаться, но губы слипались в тщетных попытках. И я просто молча и хмуро глядел в лицо Соль, что никогда не переставала мне улыбаться и никому так и не рассказала, кто именно сломал миниатюрную Ракушку.

И даже когда Соль забирали, я не нашёл в себе сил прокричать её имя...»

– Что ты там строчишь? ― спросила Димбо, поворачивая ко мне свою любопытную физиономию.

– Дневник. Можешь посмотреть, если хочешь. Но это мой язык, поэтому ты всё равно не поймёшь ни слова.

– Куда уж мне, ― скептически отозвалась объездчица, пока мы ждали возвращения Васхи и Новжи, устроившись за столиком «Развесёлой путницы».

Малка, присутствовавшая тут же, упорно меня игнорировала. Не нужно было родиться чутким человеком, чтобы ощутить её враждебность. Но я не мог её в этом винить.

– Зачем ты пишешь дневник? ― не отставала не находившая себе места от скуки Димбо.

– Чтобы привести в порядок мысли.

– Крайне секретные мысли, полагаю, ― она странно поиграла бровями, делая непонятные мне намёки.

– Нет. Просто на вашем языке я пишу гораздо хуже, чем говорю.

Снова склонившись над толстой тетрадью в кожаном переплёте, я макнул перо в чернильницу.

«Утратив хозяев, я чувствовал растерянность и не знал, кому мне теперь можно лгать, а кому нет. Всё перемешалось в голове. До того самого момента, когда встретил её ― женщину с мечом в крепко сжатых руках. Это не могло оказаться правдой, и сперва я решил, что это такой же раб, как и я. Но она вела себя иначе, в этой гордой и твёрдой походке не угадывалось раболепства. В определённый момент я всерьёз решил, что вижу перед собой мужчину в теле женщины. Так же решила и моя плоть, когда остриё клинка защекотало кожу. Но на её лице не дрогнул ни единый мускул, а в глазах разлилось отвращение, а не похоть. Мне стало не по себе, потому что я более не понимал, кто стоял передо мной.»

– Васха странная, верно? ― проговорил я вслух.

И Малка и Димбо одновременно посмотрели на меня, пусть девочка и сразу же отвернулась.

– Мягко говоря, ― усмехнулась объездчица.

– Но ты всё равно собираешься следовать за ней?

– Я последую за кем угодно, если это избавит наш край от дальнейших потерь и возвратит похищенных. Сама не верю, что всё это говорю. Ещё недавно я просто объезжала самых диких и необузданных лошадей, а теперь намереваюсь переплыть Несмолкающее море, даже толком не зная, что меня ожидает на другой стороне.

– Но он знает, ― подала голос Малка, косясь в мою сторону. ― Хочешь вернуться туда, Арчи? В эту свою Империю?

Я опустил взгляд, потому что был приучен всячески избегать конфликтов и никак не отреагировал на выпад девочки, что едва ли могла причинить мне хоть какой-то ущерб, не в силу слабости, но в силу иного отношения к насилию. Меня обучили проглатывать всё.

Не дождавшись ответа, Малка отвернулась, продолжив созерцать посетительниц таверны. Разговоры нынче были только об одном, и все тихо молились Предкам о благополучном исходе. О том, что те, кого прозвали «мужчинами», больше никогда не вернутся. Эта вера сверкала в глазах, таяла на губах, проносилась с первым осенним ветром, что уже начал рвать листву с редких и без того голых деревьев Безбрежных равнин.

«― Гребешок, она вернётся сегодня. Стоит ли мне признаться в своих чувствах? ― Соль волновалась, сегодня она причёсывалась чаще обычного, постоянно проверяя внешний вид в первых попавшихся отражающихся поверхностях, начиная от вычищенных чайников, заканчивая металлическими кружками, заполненными до краёв водой. ― Гребешок, я так счастлива сегодня. Ты порадуешься вместе со мной?

Второе она нацарапала сажей на дощечке, я понял только половину написанного. Но всё же когда приехала та, кого она так долго ждала, ощутил одиночество. Наверное, это было несправедливо по отношению к Соль. Но, наблюдая со стороны за парочкой женщин, ворковавших как голубки на крышах самых роскошных зданий Империи, где обитали исключительно богачи и знать, я, сам того не замечая, грыз ногти. Сгрызал до самого основания пальцев. Боль приводила в сознание, заставляя возвращаться к своим делам. Обычно я помогал готовить еду и в то же время учился вместе с детьми, дабы постигнуть чужой язык.

Я вовсе не ревновал Соль, но завидовал тому чувству, что они делили друг с другом. Как же страшно я завидовал.»

Димбо вытянула ноги развалившись на скрипнувшем от возросшего веса стуле.

– Кажется, Новжа и Васха довольно близки, ― заметил я.

– Похоже на то, ― согласилась объездчица.

– Может ли быть...?

Громкий развязный смех Димбо оборвал мой недоговорённый вопрос, встревожив нескольких посетительниц, расположившихся по соседству.

– Значит, у вас, у мужчин, тоже есть любовь, ― проговорила она, подперев подбородок и хитро глядя на меня.

– Нет, ― отрешённо ответил я. ― У нас нет никакой любви, хотя порой его так называют.

– Его?

– Секс.

В этот раз Малка бросила в мою сторону короткий осуждающий взгляд. Я вернулся к дневнику.

«Здесь, впрочем, как и у нас, о сексе знали с ранних лет. Это не скрывалось, но отношение было иное. Однажды я проходил мимо дома Соль. Занавеска, что должна была скрывать комнату от посторонних глаз, колыхалась от порывов вечернего ветра. А, заметив происходящее внутри, я уже не мог просто пройти мимо. Ноги будто онемели.

Совсем обнажённые женщины кардинально отличались от мужчин. Они нежно и осторожно касались тел друг друга, пальцами, губами. Улыбались и щурились от наслаждения, сплетались в тесных объятиях. На мимолётное мгновение мне показалось, что Соль заметила непрошенного свидетеля, но вот она уже проводила рукой между ног своей возлюбленной. Я закрыл лицо ладонями, продолжив наблюдать сквозь чуть раздвинутые пальцы. Не знаю, сколько я там простоял, но так и не увидел слёз боли и не услышал призывов остановиться. Закончив, они задули свечи и тихо заснули. А мне хотелось расцарапать себе грудь от муки, что рвала сердце на куски.

Никогда и никто даже не пытался быть нежным со мной, а самый первый раз ознаменовался кровью и ноющей болью во всём теле. В очередную ночь я решил, что так оно и должно происходить, и научился получать удовольствие от страданий, что испытывал. Насилие стало возбуждать в той же степени, как возбуждало моих насильников.»

– Ты не сможешь вечно притворяться женщиной, ― веско заметила Малка, не оборачиваясь.

– Я больше не притворяюсь.

– Интересно, как же тебя отличить? Ты как песочная ящерица меняешь свой цвет под окружение.

Отложив перо, я встал. Неспешно обошёл стол и опустился перед Малкой на колени:

– Прости. Прости. Прости. Прости. Прости. Прости. Прости. Прости, ― повторял без остановки, сильно зажмурив веки, ощущая коленками жёсткость деревянного пола.

Малка вскочила как ошпаренная. В таверне повисла тишина, никто не понимал, что я такое делал. Женщинам не доводилось падать на колени ни перед кем.

Дверь отворилась, впуская внутрь порыв свежего воздуха. Я услышал спешные приближающиеся шаги, затем чужие руки подняли меня за плечи.

– Ты ни в чём не виноват, Арчи, ― сказала Васха опустошённому мне. ― И тебе не за что просить прощения.

Я распахнул веки, заметив, как они с Малкой буравили друг друга упрямыми взглядами. Это короткое противостояние походило на дуэль, но в итоге девочка отступила, бросив напоследок с горечью и нотками вины в звонком голосе:

– Мою старшую и единственную сестру зовут Соль. Она очень любит море, а я хотела объезжать лошадей и потому уехала в Подкову. Если бы я только её не оставила, если бы только... Мы должны были быть вместе в тот страшный день.

Коленки задрожали под непосильным весом открывшейся истины. И как я раньше не заметил сходства? Впрочем, густая чёлка упрямой и безумно смелой Малки помешала мне его обнаружить.

– Соль, ― эхом отозвался я, возвращаясь на стул.

Васха уже возвышалась над моим дневником, вглядываясь в непонятные ей закорючки.

– Тебе предстоит научить нас говорить и читать на этом языке, ― предупредила она.

– Как скажешь, ― отозвался я, облюбовав взглядом торчащие лопатки Малки. Ей не стоило так горбиться, чтобы не портить ещё не сформировавшуюся осанку. Она была младше меня всего на два года, а казалось, что на целую вечность.

«― Гребешок, я очень скучаю по младшей сестре. Ты для меня вместо неё. Нет. Ты ― моя вторая сестрёнка, ― последнее, что сказала мне Соль перед тем, как рокот волн разрезали многочисленные вёсла, а на песок ступили тяжёлые металлические сапоги.

Она гладила меня по голове. А я просто смотрел в её ярко-голубые глаза и хотел стать немного выше, чтобы достигнуть Соль хотя бы в росте, настолько недостижимой она мне казалась.»

– Пора выдвигаться, ― скомандовала Васха, закончив наполнять мешок вяленой кониной. ― Путь предстоит не близкий.

Мы разом поднялись, а я захлопнул дневник, поспешив спрятать его в матерчатую сумку, подаренную мне швеёй Вигуш.

Когда-нибудь и Соль узнает правду обо мне, но пока этот момент ещё не наступил, я могу лелеять наши общие воспоминания в надежде, что она не возненавидит меня и сможет назвать если не сестрой, то хотя бы братом. Я стану молиться об этом великодушным и добрым Предкам женщин, что хранили Светлый край. Даже рискнув остаться не услышанным, я всё равно не прерву свои молитвы.

– Васха! ― позвал я.

Воительница обернулась перед самым выходом из таверны:

– Арчи?

– Спасибо, что позволила пойти вместе с вами и не лишила жизни.

Она улыбнулась, ободряюще похлопав меня по плечу. А я, сам не заметил, как улыбнулся в ответ.

Глава 6. Эхо разбитого сердца

В таверне «Развесёлая путница» пахло сыростью первого осеннего дождя, что пролился накануне вечером. Ставни в спальные комнаты были широко распахнуты, и я, сидя на табуретке, мог наблюдать за утренним копошением жительниц Перекрёстка. Они продолжали вести привычный образ жизни, не покушаясь на установленный распорядок. Лишь изредка кто-то выказывал внезапное раздражение или беспричинно замирал на месте, оглядываясь на северо-запад в сторону уничтоженной Ракушки.

До нас дошли вести об отправленных в море охваченных пламенем плотах с мёртвыми, наконец, обрётшими долгожданные покой. Жемчужина обо всем позаботилась. Растревоженная и напуганная Жемчужина, не спешившая предпринимать какие-либо действия. Хотя некоторые её жительницы в срочном порядке переселились на Безбрежные равнины, в основном обосновавшись в Мельнице, это поселение располагалась ближе остальных к морю, и, говаривали, что порой до него долетал солёный ветер.

Я, Новжа, Димбо, Малка, альбиноска по имени Снежка и, увязавшийся за мной Арчи, которому было больше некуда податься, уже какое-то время пользовались безграничным гостеприимством владелицы таверны. Только мы и занимали здешние комнаты, остальные успели разъехаться по домам, чтобы поскорее разнести неутешительные вести о мёртвых родственницах, подругах и просто знакомых. Список со всеми именами, составленный посильным трудом Арчи, висел на доске объявлений. Обычно его быстро обходили, чтобы ненароком не испортить себе настроение.

Счастливые люди боялись несчастий, а несчастные опасались счастья. К такому заключению я пришёл, наблюдая за Арчи. Мрачно-задумчивое выражение редко покидало его лицо. Не умел он радоваться и вдруг обретённой свободе, постоянно оглядывался на меня, считывая моё расположение духа, а, удостоверившись, что не злюсь, почти незаметно для остальных расслаблялся. Однажды мне придётся что-то с этим сделать.

Но сейчас, наконец ощутив голод, я решил спуститься к завтраку.

– Я искренне интересуюсь, почему ты до сих пор не вернулась в Мельницу?! ― громко спросила Димбо у Снежки, сидящей на противоположной стороне помещения таверны и неспешно намазывающей масло на чёрный хлеб овальным деревянным ножом.

Не снимающая соломенную шляпу даже в помещении, Снежка вздрогнула и посмотрела в сторону объездчицы:

– Мне там делать нечего, а здесь я могу пригодится.

– Интересно для чего?

На этот вопрос Снежка не ответила, сосредоточившись на своём бутерброде. Я опустился напротив Димбо, чья поза выражала недоверчивость, смешанную со скукой.

– А почему ты ещё не вернулась к себе? ― решил полюбопытствовать я.

– Я уже достаточно взывала к Предкам, пора и самой что-нибудь сделать. К тому же, мне нравится твой план.

– План? Ты о том, что я говорила на собрании.

Димбо кивнула, пристально разглядывая меня. Кажется, ей до сих пор не давало покоя моё хладнокровие в Ракушке, и она стремилась меня разгадать. Занимательно, жаль только невозможно. А если бы я собрался кому-нибудь рассказать правду, это бы лишь всё усугубило, особенно теперь, когда образ врага чётко вырисовывался перед нами. Больше книг на сайте кnigochei.net Хотя я мог ошибаться и на этот счёт. Здешние женщины не были похожи на женщин из моего прежнего мира, значит, и мужчины могли оказаться далеки от моих привычных представлений. Я не спешил расспрашивать Арчи, предпочитая увидеть всё своими глазами. Да и не хотелось теребить его душевные раны понапрасну.

– Значит, Малка тоже за мой план? ― я хлебнул кофейного напитка, чей гадкий вкус смягчали сахар и молоко, и откусил кусочек булочки, что успела принесли и поставить на стол владелица таверны.

– И ты не станешь причитать, что она ещё ребёнок? ― ухмыльнулась Димбо.

Я улыбнулся в ответ, потому что с ранних лет играл сперва с игрушечным мечом, а с тринадцати тренировался с настоящим, пусть он и был для меня слишком тяжёл. Война ― это то, к чему нужно привыкать с детства, иначе тебя просто сломает реальность. Но Димбо была не из слабых. Она видела искалеченные тела, но до сих пор могла ухмыляться, шутить и даже заигрывать со здешними девушками. Оказались бы все такими же стойкими.

– Думаю, я что-нибудь придумаю и для Малки, и для тебя.

Димбо нахмурила брови:

– Нам придётся убивать? И ты к такому готова?

– В какой-то момент ты поймёшь ― иного пути просто нет.

Объездчица кивнула, отвернувшись, хотя мне показалось, что я не слишком её убедил. Но в самом начале одной лишь решимости вступиться за тех, кто тебе важен и дорог, было вполне достаточно, а там посмотрим.

Закончив с завтраком, я вымыл скопившуюся в таверне посуду в качестве благодарности за постой и вышел прогуляться. Как раз вовремя, чтобы увидеть толпу детишек, бегущих следом за сбавляющей ход обменной повозкой, перевозившей не сырьё или продукты, а людей. Небо посерело от заполонивших его туч, и явление неизвестных было омрачено прохладной тенью. Но для них так даже лучше, судя по тёплым шерстяным кофтам, которыми оказались обтянуты груди, и кожаным сапогам на толстой шнуровке, едва ли пропускавшим воздух.

По очереди спрыгнув с телеги, они не помогали друг другу спуститься. Я почти не различал лиц, с каждым шагом приближаясь к неизвестным. Край металлического круга, инкрустированного самоцветами, торчал из мехового мешочка, сверкая на поясах у женщин. Оставалось совсем недалеко, как они вдруг отвернулись, и теперь я видел лишь удаляющиеся от меня затылки. Незнакомки торопились, и я понял, что мне всё равно их не нагнать. Наверное, не стоило быть таким любопытным.

– Васха! ― окликнула Новжа, выскочившая из близлежащей лавки, и побежала мне навстречу как раз мимо незнакомок.

Резко остановившись, одна из них обернулась, а мои ноги одеревенели, пригвождённые к тому месту, на котором я замер. Грудь обожгло холодом, а лицо бросило в жар.

Тёмно-серые как небо в самую страшную грозу глаза осматривали меня с ног до головы. А затем, когда в их глубине замелькало узнавание, их владелица двинулась мне навстречу широкими уверенными шагами. Её волосы мало изменились, такие же прямые и пепельные длинной до мочек ушей, но теперь появилась идеально прямая чёлка, касающаяся тонких изогнутых бровей. Правильные черты на бледнокожем от природы лице, пухлая нижняя губа с соблазнительной вмятинкой посередине, хотя то, что она соблазнительная я понял только сейчас.

– Адиго́ра, ― с ноткой враждебности произнесла Новжа, заметившая мою первую, единственную и несчастную любовь.

Серые глаза лишь скользнули по старой знакомой, которую она, похоже, решила проигнорировать.

– Васха, ― улыбнулась Адигора столь же очаровательно, как и всегда.

За семь минувших зим она превысила меня в росте на целые полторы головы, вытянулась и постройнела, обзавелась грудью. Я неловко улыбнулся:

– Какая встреча. После того, как ты с матерями уехала в Эхо, от вас не было ни слуху, ни духу...

– Я не думала, что стоит писать после всего, ― загадочно ответила Адигора, намекая на моё пылкое признание, разбившееся о стену снисходительного равнодушия.

С Адигорой быстро поравнялись её сопровождающие. Такие же высокие, в вязаных кофтах, похожих на шерстяную кольчугу, и зауженных штанах из плотного тянущегося материала. Они встали по обе руки от Адигоры на расстоянии пары шагов и не вмешивались в беседу, просто осматриваясь по сторонам.

Но мне было не до них. Слишком трудно оказалось оторвать взгляд от Адигоры. Разве мог я представить, что до сих пор испытываю к ней какие-то чувства? Или, вероятней всего, я влюбился во второй раз в ту же женщину?

– Что привело тебя в Перекрёсток? ― поинтересовался я. ― Мне казалось, что жительницы гор не любят покидать свои края.

– Участница Собрания Девяти известила нас о случившемся и попросила убежища, ― переходя на более формальный тон сообщила Адигора. ― Это всерьёз обеспокоило старейшин, желающих узнать стоит ли нам ожидать нашествия переселенок, не приспособленных к суровым условиям жизни в горах, ― снова приобрела нарочито дружелюбный вид. ― А что насчёт тебя, Васха? Не думала я однажды увидеть тебя за пределами Быстроречья.

– Просто путешествую вместе с подругой.

Тут вперёд выступила Новжа, бывшая почти одного роста с Адигорой, и произнесла холодно, нажимая на каждое слово:

– Мы присутствовали на Собрании Девяти, а Васха лично ездила в Ракушку и привезла оттуда шпиона, присланного убийцами.

Адигора удивлённо вздёрнула брови и посмотрела в мою сторону долгим и задумчивым взглядом.

– Могу ли я взглянуть на этого шпиона? ― с милой снисходительной улыбкой попросила она.

Новжа прикусила язык, слишком поздно она поняла, что сболтнула лишнего. А я заметил, что Адигора относилась ко мне по-прежнему, как к маленькой несмышлёной девчушке. Хотя она была старше лишь на одну зиму, все сверстницы равнялись на неё, восхищались и мечтали стать ей ровней. Я не был исключением из этого правила, разве что мне одному хватило глупости признаться в любви такой потрясающей девочке. А ныне потрясающей женщине.

Но я больше не девочка-подросток, которой легко вскружить голову, и не потерплю снисходительного отношения даже от Адигоры.

– Можно, но он находится под моей защитой, ― откликнулся я, беря себя в руки.

– Защитой? ― ещё больше удивилась Адигора.

– Никак от нас собралась этого сучёныша защищать, ― процедила с жутковатой на вид усмешкой незнакомка, спустившаяся с гор.

Я перевёл на неё взгляд. Крепко сколоченная, с мускулистыми ногами и руками, она кривила губы, демонстрируя отсутствие верхнего переднего резца с левой стороны челюсти. Тёмные короткие волосы совсем спутались. Едва приметные брови и редкие ресницы терялись на фоне орлиного носа и становились совсем незаметными.

– Ты сказала сучёныша, ― обратился я к незнакомке. ― Значит и о мужчинах вас тоже уже известили.

Глаза женщины расширились, и усмешка её стала ещё шире.

– Стоит представить вас, ― перетянула внимание на себя Адигора. ― Васха, это мои соратницы: Па́две и Ром.

Вторая, что и оказалась Ром, обернулась, услышав своё имя, и коротко кивнула. Крепкого телосложения с умиротворённым выражением лица, сидящей у пруда и кормящей рыбок, женщины, она разительно отличалась от той, которую назвали Падве. Волосы цвета влажной почвы аккуратно зачёсаны на бок. А у её левого уха, оканчивающегося острым углом, полностью отсутствовала мочка.

И тут мой взгляд опустился на блестящие металлические круги, пристёгнутые к кожаным поясам «горных козочек». Острые лезвия скрыты меховым мешочком, так что и за оружие сразу не примешь, но, пусть я раньше подобного не встречал, нутром чуял о его истинном предназначении.

– Шпион, ― поторопила меня Адигора мягко.

Не видя смысла в оттягивании неизбежного, я направился обратно в «Развесёлую путницу». Димбо там больше не завтракала, как и Снежка. Владелица таверны оставила табличку на столе «отошла за продуктами». И, словно на радость самым коварным из Предков, Арчи один-одинёшенька пристроился в самом тёмном углу и ковырял деревянной вилкой в омлете.

– Арчи! ― окликнул я.

Он поднял голову и как-то весь съёжился, заметив трёх незнакомок. Неудивительно, дружелюбие по отношению к нему они проявлять не собирались.

– Почему он не связан? ― поразилась Адигора. ― Почему получает неположенные ему блага, а не...

– Подыхает от жажды и голода, ― закончила Падве, тяжело опускаясь на стул рядом с Арчи и впиваясь в него злобным взглядом.

– Согласна, что среди женщин ему не место, ― поддержала подруг спокойная Ром.

– Он был рабом без права избирать собственную судьбу и лишь делал, что велят. С таким же успехом ты можешь винить во всех злодеяниях штуку, висящую у тебя на поясе, ― заметил я веско.

Адигора мимолётным движением коснулась своего оружия.

– Мы ― стражницы Эха, ― пояснила она. ― И себе подобным вреда не причиняем. Наша служба почётна и важна для выживания Эха.

Новжа демонстративно закатила глаза:

– Кто бы сомневалась? Разве восхитительная Адигора может заниматься чем-то постыдным?

Этот выпад тоже остался без внимания Адигоры. Она пересекла таверну и села напротив окаменевшего от напряжения Арчи. Но я поспешил встать у него за спиной, положив руку на обтянутое гладкой тканью плечо. Под весом моей кисти Арчи немного расслабился.

– Чего хотят разорившие Ракушку мужчины? ― прямо спросила Адигора, сделавшая вид, что не заметила моего участия в судьбе потенциального врага.

– Безграничной власти и новых рабов, я полагаю, ― ответил Арчи как всегда отрешённо, когда речь заходила об Империи.

Адигора посмотрела на меня:

– Вы так легко доверились, а ведь он может до сих пор шпионить, лишь играя роль сломленного человека.

– Не заблуждайся, думая, что мне это не приходило в голову, ― ответил я жёстче, чем хотел. ― Он не шпион, больше нет. А, знаешь, почему? У нас нет армий, о которых можно рассказывать. Только стражницы Эха, отсиживающиеся в горах, пока нам здесь приходится разгребать горы трупов и думать, что делать со всем этим дальше.

В таверне повисла до предела натянутая, как тетива лука, тишина, разорванная острым лезвием неизвестного мне оружия, воткнувшегося в до этого безупречный стол.

– А, ну, повтори, что ты там вякнула? ― Падве покраснела от негодования. ― Вы, изнеженные лесные цветочки, полевые мышки и радужные рыбки ни хрена не знаете о настоящих испытаниях и бессмысленных утратах. Прыгаете себе с белочками и лошадками и думаете, будто всё знаете о жизни, ― она смачно плюнула на пол. ― Может статься, вы получили то, что заслужили.

– Хватит, Падве, ― холодно оборвала её Адигора.

Падве вытащила лезвие из столешницы и отошла к стойке, выискивая чем бы промочить глотку.

– Думаю, Новжа, тебе пора записывать прозвища, которые нам всем дают, ― заметил я саркастично.

Подруга тактично сдержала усмешку.

– И что же ты собралась со всем этим делать, Васха? ― теперь Адигора обращалась исключительно ко мне.

– Собрать отряд, построить лодку и отправится на другой берег Несмолкающего моря за пленницами.

– Смелый план, ― невольно восхитилась Ром, уютно устроившаяся у раскрытого окна с флягой в руке.

– Безрассудный и глупый для тех, кто понятия не имеет о настоящих сражениях, ― ответила на замечание своей подруги Адигора.

– Васха умеет сражаться! ― страстно возразила Новжа. ― Она победила медведя, напавшего на Быстроречье. И если бы не она погибла бы девочка, погибли бы многие от лап разъярённого зверя.

Адигора откинулась на спинку стула, положив ладонь на столешницу:

– Васха, которую я запомнила, не справилась бы и с крысой, утаскивающей запасы на зиму из дырявых мешков, не то что с бешеным медведем. Ты же презирала насилие.

– Зато ты совсем не изменилась, Адигора, ― отозвался я.

– Ничего у них не получится, ― сказала Падве, залпом осушила кружку и с громким стуком поставила её на стойку, вытерев губы тыльной стороной ладони. ― Идёмте, пусть детишки играются, коль им делать больше не хрен.

Ром встала, тем самым выражая солидарность с подругой. Адигора сделала то же самое, бросив напоследок взгляд на потерянного Арчи, обратилась ко мне со словами:

– Было приятно снова встретится, Васха, ― и удалилась, не дожидаясь моих прощальных слов, что комом застряли в горле.

Стражницы Эха ушли по своим лишь им известным делам, не оставив нам ничего кроме презрения. А я так и не узнал, как называлось оружие, что они носили на поясах, и против кого оно использовалось. Ощущал себя использованной тряпкой, о которую вытерли испачканные в дерьме руки. Но, несмотря на неприятность ситуации, не мог избавиться от чувства, вдруг вновь вспыхнувшего в сердце. Такое сладкое и мучительное, оно заставляло любить девушку, смотрящую на меня свысока во всех возможных смыслах и обращавшуюся со мной как с несмышлёным ребёнком. Рассердившись, я ударил крепко сжатым кулаком стол. Арчи вскочил.