Текст книги "Царство женщин. Сердце Аризеля (СИ)"

Автор книги: Йель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Глава 4. Запятнанный мир

Тычок чем-то острым в бок стал моим утренним соловьём. Я дёрнулся, выпав из сена прямо на пыльную дорогу. Яркий солнечный свет полоснул по едва разлипшимся векам. Сквозь него я разглядел две фигуры в шляпах, возвышающиеся надо мной. Одна из них держала блестящие вилы.

– Готова поклясться, Добна, это уже шестнадцатая по счёту не добредшая до постели и заснувшая в твоём сене, ― женщина вытащила из кармана заострённый кусочек металла и стала что-то нацарапывать на ближайшем заборе.

В это время я медленно поднимался, отряхиваясь.

– Ты снова портишь мой забор? ― протянула та, кого назвали Добной, особо не возражая. ― И каждый раз так. Почему они не засыпают в сене Урадны? ― она указала пальцем на добротный стог на противоположной стороне просёлочной дороги. ― Он же ближе к пабу.

– В этом-то всё и дело, ― проговорила её знакомая, закончившая оставлять очередную отметину. ― Они бродят в поисках верного пути, а потом сдаются и выбирают, что под руку попадается, а не сразу планируют отключиться возле паба.

Добна досадливо покачала головой и снова погрузила вилы в хрустящее сено. На меня никто и внимания не обратил. Оставив двух подруг, я заковылял в сторону общественной конюшни. Головная боль сопровождала меня всю дорогу.

Ещё издали заметил Новжу, которая вовсе не торопилась разыскивать лучшую подругу, а болтала с Димбо. Я решил не подходить ближе, и как можно скорее забрался на телегу, свесив ноги вниз. Сигарка и Дымок стояли запряжённые, осталось лишь дождаться Вралеты и можно было отправляться в путь.

Махнув на прощанье рукой объездчице, Новжа вернулась к конюшне, а, заметив меня, поинтересовалась с улыбкой:

– Где ты была?

– Спала в стоге сена.

– Вот как. А я уж было подумала...

– Что?

– Ну, знаешь, ― она пожала плечами, ― что люди только не делают на пьяную голову.

– Точно. О чём ты разговаривала со вчерашней победительницей скачек?

– Ах, это, ― Новжа обернулась, коротко посмотрев вслед удаляющейся лёгкой походкой Димбо, а потом снова повернулась ко мне. ― Она извинилась за вчерашнее. Сказала, что не хотела меня обидеть и признаёт, что переборщила. Хотя для её мест флиртовать с тем, кто нравится ― дело обычное, но для лесных жительниц это не так, и она это понимает.

– Надо же, ― я приглаживал волосы, наткнувшись на пару соломинок, выдернул их из спутавшейся причёски.

– Она не такая уж и плохая, ― признала Новжа. ― Может мы бы могли подружиться, если бы решили остаться ещё на семь лун.

– Ты можешь остаться, если хочешь.

– Я хочу ехать вместе с тобой, ― с нажимом произнесла подруга и уселась рядом на краю телеги.

Из конюшни показалась Вралета с парой бурдюков с водой и кустиком какой-то травы. Траву она протянула мне:

– На, пожуй, я слышала вы вдоволь навеселились вчера.

– Благодарю.

От кислой на вкус и немного жгучей травы и, правда, полегчало. Телега покатила дальше, проезжая поселение насквозь. Нам оставалось лишь наблюдать за ленивой утренней суетой женщин, живущих лошадьми. Радушные и дружелюбные некоторые из них махали нам вслед своими шляпами или кричали:

– Возвращайтесь, белочки, непременно возвращайтесь!

– Белочки? ― скуксилась Новжа.

– Так здесь называют лесных жительниц, ― ответила Вралета.

– Я уже поняла. Как меня только не называли за эти два дня.

Я рассмеялся. Ещё непривыкший к собственному звонкому девичьему смеху, который звучал не так уж и часто, немного смутился.

Познакомившись с чем-то новым мы уже капельку изменились. Новжа всерьёз раздумывала, не состричь ли ей косу, чтобы больше никто не узнавал в ней лошадиные черты, но в итоге так ничего и не сделала.

Лежащую впереди дорогу окружали бесплотные пустыри. Безрадостный пейзаж подтолкнул меня улечься на пол телеги и глядеть в голубое небо, покрытое пухлыми белыми облаками, слепленными в разные замысловатые фигуры. На одну бочку с яблочным сидром стало меньше, а мой нынешний рост вполне позволял не ощущать себя стеснённым.

– Так вот, что ты вчера делала, ― проговорила Новжа, усевшаяся рядом с обменщицей, тоже решила поучиться управлять телегой, запряжённой лошадьми. ― Обменивала бочку с сидром.

– Местные его страх как любят, а мне нужна была добротная кожа. Нигде так выгодно не обменяешь сидр, как в Подкове, это я вам точно говорю.

– Интересно, а у них есть хранительница и старшая садовница? Хотя с таким образом жизни трудно представить подобное.

Я прислушивался к негромкому разговору, стараясь не заснуть в покачивавшейся в такт телеге.

– Безбрежные равнины не могут похвастаться такими диковинками, ― ответила Вралета, давая Новже подержать поводья, а сама набивала трубку. Это я понял по шуршанию бумажного пакета, в котором обменщица и хранила табак.

– Что же вы тогда делаете с мёртвыми?

– Сжигаем на высоких кострах, развеивая пепел над полями. Некоторые оставляют себе на память локон волос.

– А наследие прошлого и контроль общих нужд?

– Каждое лето с помощью жребия выбираются по три ответственные за хроники и местное хозяйство, если не хочется, то можно в нём вовсе не участвовать. Для решения вопросов, касающихся всех жительниц равнин, есть Собрание Девяти, но его редко созывают. Последнее было лет двадцать назад.

– Как безответственно, ― охнула Новжа.

Вралета скрипуче рассмеялась, выпуская серое дымное облачко изо рта. Она щурила покрытые сетью морщин глаза от слепящего солнца. Я заметил это, потому что сел, устав глядеть на облака:

– И что такого произошло двадцать лет назад?

– Страшные пожары. Мы чуть не лишились всего, что имели, ― непривычно мрачно отозвалась Вралета, и больше никто из нас вопросами её не донимал.

Деревянный, источенный насекомыми, перевёрнутый на бок крест посреди пустоты ― вот что представлял собой вход в поселение Перекрёсток. Сюда стекались нагруженные телеги со всех концов Светлого края. Несмотря на абсолютную бесплодность здешних земель, селянки спешили кто-куда, едва не спотыкаясь. Занятые, нагруженные мешками и коробами, сплетёнными из полученного из Быстроречья дерева.

Перекрёсток славился переработкой материалов. Здесь плелись ткани и нити, руду переплавляли в слитки, с которыми было гораздо удобней работать в кузне. Шились те самые кожаные жилетки и сапоги. Множество мелких лавочек теснили друг друга, а у нас с Новжей разбегались глаза от невиданных прежде вещей, начиная от странных жёстких полосок для поддержки штанов (их примеряла какая-то женщина, выглядевшая при этом даже через чур довольной), заканчивая круглым куском ткани, растянутым на металлических палках, похожих на расставленные во все стороны полусогнутые лучи.

– И почему в Быстроречье ничего из этого не завозят? ― удивилась Новжа.

– Хранительница Айя озабочена в первую очередь нуждами, а не капризами, ― ответил я, зная, что так оно и было.

Телега резко снизила скорость, вливаясь в поток других таких же телег. Вралета радушно здоровалась со своими подругами обменщицами. Все без исключения держали путь к самому крупному зданию в поселении с косо приколоченной к кирпичному основанию табличкой. Надпись яркой жёлтой краской на чёрном фоне гласила: «Меняльный пост». Крупная дородная женщина выглянула из широко открытого окна на втором этаже, вопя на всю улицу:

– У нас тут полный завал, и откуда вы все повылезали?!

Красное от напряжения и жары лицо исчезло, а из здания высыпали девушки с бумагами в руках, сразу же начавшие отмечать в них содержимое телег и переговариваться с обменщицами.

– Вам лучше высадиться здесь, ― заметила Вралета. ― Я буду весь день занята.

– Спасибо, что подвезла, ― улыбнулся я. ― Было приятно познакомиться.

– Взаимно, белочки, ― с улыбкой откликнулась Вралета, махая на прощание дымящейся трубкой.

Мы с Новжей спрыгнули на мостовую и стали спешно удаляться от телег и суеты. Главная улица была вымощена камнем в отличие от улочек поменьше. Внимание подруги привлекли стеклодувные лавки, я такого тоже прежде не видывал. Кажется, оно было не слишком распространено в Светлом крае. В итоге мы разошлись, сговорившись встретиться на закате у меняльного поста.

Просто прогуливаясь, праздно глазел по сторонам, размышляя, что я вообще здесь делаю. Странствую? Или ищу способ сбежать от сковавшей меня реальности? Жаркая медвежья шкура, которую я прихватил с собой просто на всякий случай, обременила спину своим весом. Вспомним о Велимире, свисавшем с пояса, начал мечтать о блестящем стальном доспехе. Но какая от него нынче могла быть польза? Я стал казаться сам себе смешным.

В этом мире всё было устроено ладно. Люди трудились ради своего и общего блага, делили друг с другом радости и печали. Я мог зайти в любой паб и получить кружку пива за просто так, потому что житьё было славное, всем всего хватало. Не было ни богатых, ни бедных. Никакого расслоения или прямой и тяжёлой зависимости от других. Каждая женщина стремилась найти труд по душе, который и становился смыслом её жизни.

Мне нравилось, я ощущал лёгкость на душе, лишь тяжесть от оружия непрошено ложилась на сердце. Вдруг остановившись, опустился на ступени какой-то закрытой на обед лавки, достал бумажный листок из сумки и начал рисовать кусочком сточенного карандаша эскиз доспехов. Он пришёл мне в голову как озарение, и пусть и без толку, но я не хотел упустить такую идею.

Вот блестящий панцирь с оттиском солнца, расставившим во все стороны, льющиеся волнами, лучи. Отдельные части доспехов для рук и ног, кожаные крепления и лёгкая и тонкая кольчуга. Каким будет шлем? Не слишком ли тяжело для этой тонкой шеи? Может обойтись кожаным? Не лучшая мысль…

Пока я творил, а по Перекрёстку туда-сюда в спешке сновали люди, вовсе меня не замечавшие, померещилось, что всё стихло. В миг перед самой кончиной мир тоже погружался в безмолвие, но тут было нечто иное. Меня будто холодом обдало без всякой причины. Подняв голову, я увидел белоснежного голубя. Он летел страшно медленно, а крылья оглушительно рассекали воздух. Нечто ярко алое капало с кончиков его перьев. Похоже было, будто голубя слышал лишь я, да и заприметил тоже. Но разве птицы столь неторопливы? Обычно они стремительно проносились над нашими головами.

Голубь пролетел мимо и резко завернул к меняльному посту. Стоило ему миновать меня, как звуки снова вернулись в мир, наполнив его шумом. От неожиданности я выронил карандаш. И только теперь осознал увиденное. К лапке голубя был привязан крохотный бумажный свиток. Послание.

Глаза наткнулись на здание почтовой службы, расположившееся на другой стороне дороги. Там разбирали запечатанные конверты и свёртки. Очевидно, почтовый голубь прибыл с чем-то крайне срочным. Свернув эскиз и убрав его и карандаш обратно в сумку, я покрепче схватил медвежью шкуру и побежал со всех ног в сторону меняльного поста.

Недавняя кипевшая там работа вдруг замерла. В центре Перекрёстка всё смолкло, но теперь по-настоящему. Множество голов оказались повёрнуты в сторону открытого окна второго этажа. Дородная женщина, которую я видел прежде, прочищала горло. А, закончив с этим, сообщила громким, но на сей раз каким-то безжизненным голосом:

– На Ракушку напали неизвестные! Они забрали половину женщин, а другую половину убили! Пожалуйста, помогите!

Какое-то время проведя в недоуменной тишине, толпа зароптала.

– Что происходит?

– Это розыгрыш?

– Никто бы не стала так шутить.

– Там моя мама живёт.

– Что теперь делать?

Голоса смешивались, превращаясь в неразборчивый гомон, но общее настроение всё нарастающего ужаса я буквально почувствовал кожей. Напуганные, растерянные люди, ни за что не желавшие верить в услышанное, изо всех сил убеждали себя и других, будто всё написанное в свитке просто чушь. Но вскоре многие дёрнулись с мест, на которых стояли, и побежали к конюшням, где можно было арендовать лошадь. Под натиском толпы, держательница конюшни заперла ворота, требуя отойти назад.

– Если всё это правда... ― пробормотал я, нисколько, на самом деле, не сомневаясь в правдивости принесённого голубем послания.

Снова нечто зашевелилось в душе. Оно было похоже на зверя, выходящего из долгой вынужденной спячки. Нутро разрывали ярость и желание действовать.

– Созовём Собрание Девяти! ― выкрикнул здравый голос в толпе. В каждой обезумевшей толпе рано или поздно находился хотя бы один такой голос.

Предложение дружно поддержали. Люди постепенно успокаивались, ощутив, что они ещё не полностью потеряли контроль над ситуацией. А я потащил медвежью шкуру к лучшей кузне в поселении. Конечно, доспехи будут готовы не завтра и даже не через семь лун, но теперь я точно знал, что должен делать и куда идти.

С Новжей мы встретились позже, как и было оговорено. К закату новость о случившемся в приморской Ракушке достигла всех концов Безбрежных равнин. Подруга предстала передо мной совершенно бледной, но с решительным блеском в глазах.

– Ты говорила, что так будет, верно, Васха? Но откуда ты знала?

– Я не знала, но сейчас нам необходимо попасть в Ракушку и увидеть всё собственными глазами, чтобы увериться в происходящем. Где бы найти лошадь или повозку?

Поиски привели нас к перевозочной (так её все тут называли), где в темноте расположились пустые телеги обменщиц, а в конюшне по соседству топтали землю дремавшие лошади. Женщина, стоящая на входе, и до этого ковырявшая в ухе мизинцем, осмотрела нас с ног до головы, выслушала мою просьбу и усмехнулась, обнажив потемневшие от табака зубы.

– Сейчас в Перекрёстке ты можешь получить только деревянную лошадку. Это сколько угодно. Но до решения Собрания Девяти никому не дозволено покидать поселение и куда-либо ехать.

– Неужели всё перекрыли? ― удивилась Новжа.

– Это совсем не обязательно. Люди знают, что должны делать. Ждите Собрания, как и все остальные.

Я раздражённо пнул землю, лишь усугубив ситуацию острой болью, пронзившей большой палец ноги. Если бы только у меня была своя лошадь, только бы меня здесь и видели.

– Может она и права, ― заметила Новжа, когда мы стали гулять вдоль лавок в поисках места для ночлега. ― Вдруг там опасно, а мы так и понесёмся сломя голову.

– Но я должна сама всё увидеть, что мне за дело до какого-то Собрания? А нам придётся ждать их решения? Сидеть сложа руки нельзя.

– Подожди-ка, ― Новжу словно осенило, она остановилась как вкопанная, высоко подняв указательный палец. ― Ты же третья хранительница Быстроречья, а значит тебя пустят на собрание, если попросишь. И не придётся сидеть сложа руки, ― подруга выглядела довольной собой и широко улыбнулась.

– Об этом я и не подумала.

Действительно, наверное, впервые моя должность имела хоть какое-то значение и вес. Я стал глазами и ушами лесных жительниц, которые пока не ведали о случившемся.

Нам и остальным застрявшим в Перекрёстке на неопределённое время предоставили места для сна в местных тавернах. Пришлось потесниться, но я едва ли мог заснуть, как и большинство лишь ворочались с закрытыми глазами. За завтраком, включавшим в себя сладкий тыквенный хлеб и коричневую бурду, которую здесь называли кофейным напитком, женщины угрюмо молчали или болтали о незначительных пустяках, лишь бы как-то заглушить тревогу и непрошенные мысли о письме, принесённом голубем с окровавленными перьями. А я всё думал, чья это была на нём кровь.

Пришлось прождать ещё один день и одну ночь, прежде чем представительницы всех трёх поселений Безбрежных равнин прибыли в Перекрёсток (пустая трата времени, как по мне). Сидя у широко открытого окна таверны «Развесёлая путница», я лениво жевал сыр, пока не услышал звон большого медного колокольчика и голос прохожей этот колокольчик сжимавшей и возвещающей во всю глотку:

– Начинается Собрание Девяти!

Тогда, схватив сумку и тут же прибежавшую со второго этажа Новжу, я поторопился к меняльному посту. Пришлось расталкивать толпу женщин, чтобы добраться до входа, перед которым расположилась парочка высоких и широкоплечих охранниц. Они полностью перекрывали собой двери.

– Решения Собрания Девяти ожидают снаружи, ― ровно заметила одна из них, преграждая нам путь.

– Я третья хранительница Быстроречья и должна там присутствовать от лица всех... белочек.

Новжа с силой закивала, подтверждая мои слова. Под напором нашей решимости, охранницы молча переглянулись и всё-таки отошли в сторону. А я уже бежал вверх по лестнице, задыхаясь на ходу. Широкая деревянная дверь распахнулась под нажимом моей руки, ударившись о стену, чей-то голос, звучащий до нашего внезапного вторжения, смолк. Присутствующие повернули головы на шум.

Пока ожидал начала собрания, я успел нарисовать в голове величественную во всех отношениях картину. И ожидал, что предо мной предстанут люди, готовые к самым решительным и срочным действиям, собирающие целые армии для защиты народа от неприятеля, охрипнувшие от обсуждения стратегий. Может потому я был готов ждать. Но увиденное и близко не соответствовало моим фантазиям.

В квадратной комнате, полной обшарпанных столов, расставленных также квадратом, по трём сторонам расположились участницы Совета Девяти. Обычные женщины без боевого опыта, выбранные с помощью жребия и не готовые к тому, что для них припасли Предки. С трудом сдержав тяжёлый вздох, я шагнул внутрь.

– Простите за опоздание, ― сказал я как ни в чём не бывало и уселся на четвёртую сторону. Ненадолго замявшись на входе Новжа заняла соседний стул.

– А вы кто будете? ― нахмурившись, поинтересовалась дородная женщина, которая днём раньше читала письмо, присланное голубем.

– Я третья хранительница Быстроречья Васха, а это моя верная помощница Новжа.

Незнакомка, сидящая ровно напротив меня на другой стороне комнаты, произнесла дружелюбно:

– Какое совпадение, что вы обе оказались тут так вовремя.

Первое, что бросилось в глаза, это толстые стекляшки, державшиеся на длинном носу в тонких металлических кружках. Женщина их поправила, пристально глядя на меня и Новжу. Капюшон покрывал её голову и плечи, надетый поверх рубахи, такого же песочного цвета, он казался её частью. Совсем тонкие губы были почти неразличимы на светлокожем лице, пока женщина их не разлепила, представившись:

– Изобретательница Саха́р.

– Изо… что? ― не понял я.

– Сразу видно, что живёте в лесной глуши, где перемены пугают юных не меньше, чем старых, ― скучающе отозвалась худая угловатая женщина по правую руку от Сахар.

На ней была совсем диковинная одежда из незнакомой мне ткани с длинными рукавами, скрывающими пальцы до самых кончиков ногтей и замысловатыми застёжками на почти незаметной груди. Короткие прямые тёмные волосы были зачёсаны назад, словно прилизаны лошадиным языком. Шею повязывал платок из блестящей ткани глубокого синего цвета.

– Швея Вигу́ш. Рада помочь, если захотите приодеться, ― она глядела высокомерно, даже когда сидела, взгляд был направлен как бы сверху-вниз из-под полуопущенных длинных ресниц.

Я повернулся к третьей представительнице Перекрёстка, бывшей по левую руку от Сахар.

– Это Ле́жка, ― представила изобретательница. ― Моя верная помощница, она не слишком разговорчивая.

Лежка, обладающая лицом, похожим на плохо стёсанный камень, коротко кивнула. Она держала правую ладонь на поверхности стола и тихонько постукивала лопатообразными пальцами. Левая её рука безжизненно свисала вдоль тела, это показалось мне неестественным и странным.

– Какие вы тут речи ведёте, ― прозвучал знакомый голос слева от нас. ― Об отсталости и тряпках.

Повернув голову, я чуть не рухнул со стула. Димбо сидела на расстоянии вытянутой руки от меня и хмуро сдвигала брови, хотя до Айя ей, конечно, было далеко. На кожаном жилете красовалась нашивка, полученная за победу на недавних скачках.

– Я объездчица Димбо, ― представилась она присутствующим, встав, и снова плюхнулась на стул. ― Не собираюсь предлагать кому-либо свои услуги.

Вигуш бросила на объездчицу колкий и враждебный взгляд.

– Пивоварщица Свеп, ― сказала взрослая женщина, устроившаяся рядом с Димбо, такая обыкновенная на вид, что я был уверен, что тут же забуду её, как только покину эту комнату.

– А что за ребёнок пристроился рядом с вами? ― поинтересовалась Сахар, указывая на девочку лет шестнадцати, оказавшуюся среди представительниц Подковы. ― Это чья-то дочь?

– Могу поспорить, что все мы тут находящиеся чьи-то дочери, ― саркастично отозвалась Димбо. ― Но это Ма́лка, она одна из нас.

– Ребёнок? ― Вигуш шокировано подняла брови. ― О чём вы думали вообще, притаскивая её сюда?

– Нигде не сказано, что в жребии не могут принимать участие ответственные дети, которые сами того хотят, ― рассудительно и спокойно объяснила пивоварщица Свеп. ― Потому мы ей и позволили, всё равно вести хроники поселения совсем не тяжело. Никто в самом деле не ждала, что случится напасть, вынудившая нас примчаться на Собрание Девяти.

Глаза девочки, которую обсуждали, были скрыты под густой светлой чёлкой, похожей на лесную чащу. Широкий нос и тонкие губы составляли контраст на её загорелом как у Димбо лице. Для своего возраста Малка обладала достаточно крепкими и сильными руками. Трудно было понять, трепещет она от страха или просто волнуется, оказавшись в эпицентре чего-то столь важного. Девочка сидела почти не шелохнувшись, пальцами стиснув край стола. И я подумал, что возможно кто-то из её родных проживал в Ракушке.

– А из Мельницы больше никто не явиться? ― раздражённо поинтересовалась Вигуш, наконец, отворачиваясь от стола Подковы.

Справа, примостившись у самого краешка стола, находилась единственная представительница поселения фермерш, прославившемся хлебом и табаком. Голову ей венчала широкополая соломенная шляпа. В белоснежной плотно застёгнутой просторной рубахе, с хлопковыми перчатками на руках, она подняла голову, окинув присутствующим взглядом кроваво-красных глаз, окаймлённых бесцветными ресницами, и проговорила виновато:

– Боюсь, в Мельнице вот уже четвёртое лето не избирают представительниц, а хроники веду я, всё равно от меня больше нет никакого толку. Зовите меня Снежка.

Ни разу в жизни я ещё не видел столь светлой кожи и белых, почти бесцветных, волос. Она и впрямь походила на снег и словно светилась в комнате из серого кирпича, где и посмотреть было не на что, кроме стен, обвешанных непонятными мне схемами и графиками.

Услышав ответ Снежки, Вигуш просто потеряла дар речи и закрыла рот, осуждающе покачав головой.

– Раз никто больше не присоединиться, предлагаю начать, ― неуместно приподнято призвала Сахар. ― Давайте ещё раз взглянем на письмо.

Всё это время молча стоящая у стены распорядительница меняльного поста дёрнулась и поспешно протянула изобретательнице свиток, запачканный, как я теперь смог разглядеть, парой капелек крови.

– На Ракушку напали неизвестные. Они забрали половину женщин, а другую половину убили. Пожалуйста, помогите, ― ровным тоном прочитала Сахар, ни разу не изменившись в лице.

Повисло напряжённое молчание. Каждая осмысливала как могла содержание послания, судя по выражениям серьёзных и задумчивых лиц. Хотя я не мог взять в толк, что тут осмысливать.

– Как такое возможно? ― подала слабый нерешительный голосок Снежка.

– Сама этим вопросом задаюсь, ― Димбо почесала лохматый затылок. ― Кто мог напасть на Ракушку? Сколько лет мы уже живём на этой земле, сколько поколений минуло, и ничего подобного не случалось. И главное зачем кому-то нападать? С какой целью? Если им было что-то нужно, можно было просто договориться. Мы всегда готовы поделиться.

Пивоварщица Свеп кивнула, скрестив на груди руки. А мне хотелось с размаху ударить по своему лицу ладонью.

– Может они не хотели договариваться и делиться, а решили просто забрать всё, ― прозвучал голос разума в лице швеи Вигуш, до этого момента меня раздражавшей.

– Но зачем им понадобились наши люди? ― озадачилась пивоварщица Свеп.

– Кому им? ― не выдержал я, вскакивая на ноги. ― Первое, что мы должны выяснить ― это лицо нашего врага.

– Врага? ― отозвалась Сахар.

Это слово хоть и имелось в местном языке, но использовалось крайне редко.

– Как ещё можно назвать тех, кто приходит в твой дом и разоряет его, убивая невинных? ― меня просто распирало от негодования. ― Хватит разговоров! Прямо сейчас нужно отправляться в Ракушку и увидеть, что произошло своими глазами.

– Если всё так, как ты говоришь, то там может быть опасно, ― веско заметила Сахар. ― Если они, кто бы они ни были, справились с целым поселением, то как мы можем рисковать ещё несколькими жизнями. И странно, что из Жемчужины, ближайшего к Ракушке поселения, так и не прислали весточки. Им должно было быть слышнее и виднее всё там случившееся.

– Я согласна с Васхой, ― подала голос Димбо (мне аж захотелось её обнять в благодарность за нежданную поддержку). ― Нужно ехать прямо сейчас. Потеряно уже достаточно времени. Давно стоило кого-нибудь отправить. А бояться можно до самой смерти, это делу не поможет.

– Раз вы так решительно настроены, может вдвоём и поедете? ― равнодушно предложила Вигуш, явно не пережевавшая о нашей дальнейшей судьбе.

Мы с Димбо переглянулись. Объездчица ухмыльнулась:

– Хватай свою сумку, третья хранительница Быстроречья. Моя Золотка домчит нас быстрее ветра, ― повернулась к Новже. ― Прости, но лошадка двухместная, а если там действительно опасно, то чем меньше людей пострадает, тем лучше.

Только я собрался бежать к выходу, как подруга крепко обняла меня, прошептав на ухо:

– Береги себя, ― и только после этого отпустила.

– Не пропаду, ― сам не знаю зачем, я коротко чмокнул её в щёку, затем быстро двинувшись следом за Димбо.

Никто больше не стал нас задерживать. Всё равно от Собрания Девяти не было толку, пока так мало известно о нападении на поселение.

Димбо быстро вывела лошадку из конюшни, накинула на неё седло, я успел сбегать за водой и кое-какой едой. Когда вернулся, объездчица уже сидела верхом и протягивала мне руку. Схватившись, я устроился прямо за широкой спиной. Мы ринулись с места, и мне оставалось лишь держаться как можно крепче, чтобы не рухнуть на землю.

Селянки провожали нас встревоженными взглядами. Но Золотка скакала легко, не ведая о трудностях, что могли нас ожидать впереди.

– До Ракушки четыре дня ходу. Это если на Золотке, ― сообщила Димбо. ― Придётся попотеть. Не ожидала я, что кто-то ринется в место, вероятнее всего, усеянное мертвецами.

– А как же ты?

– Ну, кроме меня. Но даже я ни в чём не уверена.

Весь путь нас одолевали тяжёлые думы о том, что ожидало впереди. Я пытался нарисовать в своём воображении грозных женщин с мечами наперевес, которые явились и убили сотни невинных жительниц. Может это была Жемчужина, и поэтому от них не было весточки? Или они и сами стали очередными жертвами, а следующими будут обитательницы Безбрежных равнин? Пока враг не доберётся до обменного моста, соединяющего Быстроречье с остальным миром. От этой мысли холодело нутро, а наш скромный ужин у костра не лез в глотку.

Прислушиваясь к каждому шелесту в ночи и оглядываясь по сторонам при свете дня, мы с Димбо почти не разговаривали, пока, наконец, не добрались до тропинки, сложенной из битых ракушек и изображавшей косяк разноцветных рыб. Приветствием нам стал шорох волн и яростный крик чаек, терзающих окровавленные тела, брошенные под жгучим солнцем на потребу падальщикам.

Димбо слезла с лошади и её сразу вырвало от запаха гниющей человеческой плоти. Я был рад, что не позавтракал в это утро.