Текст книги "Зеркальное эхо (СИ)"
Автор книги: Verotchka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
– Верь мне. Я все исправлю. Я тебе докажу, что не такой, как Ривайен. Я все для тебя сделаю.
Надавливал, снова отпускал, делал так до тех пор, пока Тобиас не устал жаться, зажиматься и стыдиться, пока сам не пустил пальцы глубоко в себя. Сэм тут же скользнул на всю длину, а Тобиас сжался, как от удара. Пальцы у Сэма заломило, подушечки словно разрезало бритвой до самой кости. Сэм зажмурился, вскрикнул и чуть было не выдернул руку. Но не выдернул. Сжал зубы и держал, пускал целебную силу, тепло, любовь. Верил, что не напрасно. И Тоби вдруг действительно расслабился. Прекратил сопротивляться.
Сэм вслепую добавил еще один палец, аккуратно сделал несколько круговых движений, подождал. Резь сменилась покалыванием, а потом и оно стало сходить на нет. Сэм, все еще не открывая глаз, заскользил пальцами по стенкам прямой кишки, каждое его прикосновение внутри выходило дрожью на поверхность.
В какой-то момент покалывание закончилось, Сэм почувствовал, как боль медленно сменяется у Тоби удовольствием. Он стал податливым и мягким. Сэмюэль задвигал пальцами быстрее и открыл глаза. Сначала увидел крупные мурашки, бегущие по белой коже несмотря на жару. Увидел, как Тобиас откинул голову, его мочки ушей раскраснелись, крылья носа напряженно подрагивали. Он даже не представлял, как был красив в этот момент.
Сэм чуть сменил позу, привстал, почти навис над Тобиасом, провел носом за его ухом, вовлекая в новое действо. Коснулся напряженным языком губ, надавил, заставил разжать зубы, начал целовать, с языком, со слюнями, не сдерживая себя. Тоби разбросал руки в разные стороны, как пойманная в силки птица. Уперся в стенки душного закутка. Его тело стало опять словно каменное, но его язык отвечал, переплетался с языком Сэмюэля, был живой трепещущей рыбой, липкой и мокрой. Сэм поймал истому и ускользающее желание, принял их, как свои собственные. Краешком сознания отметил, что это интересный опыт. Понял, что достиг своей цели – заставил Тоби довериться, сделал так, чтобы тот перестал заходиться истерикой от одной мысли о близости. Перестал винить себя.
Сэм снова опустился на колени, задвигал пальцами внутри Тоби, другой рукой обхватил тугим кольцом его плоть. Двинул рукой сразу резко и сильно. До этого момента он дрочил только себе, но надеялся справиться и с чужим членом. Но слишком поторопился, ногти неосторожно задели головку и Тоби дернулся под ним, словно по нему пропустили электрический ток, не сдержал болезненный стон.
– Прости…
Сэм заработал быстро и ритмично и уже не понимал кого из них двоих бьет дрожь и возбуждение. Тобиас бессознательно начал разводить бедра, шире, еще шире. Сэм расценил этот жест, как приглашение, но решил его пока не принимать. Сегодня все должно быть по-другому.
– Если хочешь, можешь ими двигать, бедрами. Сейчас будет очень приятно.
Тобиас оторвал затылок от стенки, уставился на Сэма широко распахнутыми глазами. Его зрачки расширились, неуловимо изменили цвет, на шафрановой радужке стали видны арктические тени. Вдруг Тобиас потерял упор, мокрые пятки заскользили по кафелю, руки-крылья оторвались от стены и вцепились в плечи Сэма. Тоби открылся, его Тингар хлынул в Сэма, первобытный, неуправляемый, сумасшедший. Побежал по венам, поднял дыбом волосы, скрутил тугим жгутом низ живота, намертво выбил в мозгу координаты нового абсолютного пространства. Связь установилась мгновенно – прочная, как титановая цепь. Сэм понял, что Тоби с этого момента позволит и будет позволять до конца своей жизни Сэму делать все, что тот захочет. И эта вседозволенность, такая же необузданная и дикая, как Тингар, туманила голову, возбуждала и притягивала магнитом.
– Мне нужен именно такой ты. – Сэм провернул пальцами, нашел простату, надавил, заставил Тоби застонать, – Я тебя никому не отдам. Веришь? Скажи, веришь?
– Да.
Сэм решил, что пришел момент доказать Тоби свое отличие от Ривайена. Дать это почувствовать через кожу. Он быстро убрал руки от Тобиаса, снял его ладони со своих плеч, оставил беззащитным и сбитым с толку. Ничего, это всего на минуту. Сейчас. Содрал с себя липкие брюки и боксеры. Подрочил себе пару раз, усиливая то появляющееся, то пропадающее желание. Надо это сделать. Надо. Главное не думать.
Не давая Тоби времени понять, что происходит, Сэм насадился на него сразу и весь, с силой сжал Тоби внутри себя, улыбнулся через боль. От собственной смелости, от правильности всего происходящего в Сэме поднялась эйфория, вскружила ему голову, раскрепостила.
Сэм взял лицо Тоби в свои руки:
– Я приму все. От тебя я приму все, и мне все будет в радость. И ты примешь от меня все, и тебе все будет в радость.
Потом нашел потянул ладонь Тоби к своему паху. Провел ей по своему эрегированному члену:
– Возьми его в руку.
Тобиас взял.
Сэм издал победный рык – чья взяла, старый козел – и начал двигаться. Скользил по стволу вверх вниз. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Знал, что порвал себя, что так хорошо скользит только потому, что пошла кровь, но связь уже работала. Сэм контролировал боль, как мог и умел ее контролировать Тоби, и ему так же мучительно хорошо было на Тоби, как Тоби в нем. Теперь они были равны, теперь они чувствовали одно и тоже, знали одно и тоже, понимали одно и тоже.
Сэм наклонился вперед, терся лицом, лбом, челкой, ухом, носом, дотягивается губами до рта, заглатывал язык, сосал. Перед глазами становилось ярко, уши закладывало от стука собственной крови. Сэм не слышал, как Тоби стонет, не чувствовал, как прогибается под ним, не давал его губам высвободиться и сложиться в имя. Он двигался, как в лихорадке, плохо понимая кто он и где. Важно было лишь с кем. Уже на самой грани безумия Сэм оторвался от губ Тобиаса и приказал:
– Сделай так, чтобы я кончил.
Тобиасу не понадобилось много времени. Он сделал всего пару движений рукой и сперма Сэмюэля брызнула ему в глаза и приоткрытый рот. Потом Сэмюэль приподнял бедра и резко их опустил.
– Я твой? – Сжал в себе член Тобиаса.
– Да. – Тобиас выдохнул это слово осознанно и по доброй воле. Тут же кончил коротко и остро, попытался отдышаться:
– Твой, – прошептал на пике и действительно так почувствовал.
Сэм, удовлетворенный и довольный собой, переполз на кафель, прислонился к стене плечо к плечу с Тобиасом. Между ними больше не стоял Ривайен. Между ними возникла настоящая связь и настоящие чувства, но эйфория прошла, дыхание успокоилось, глаза потухли и опустели. Страсть и безумие отступили. Все произошедшее вдруг проявилось в ином свете. Чувства были, но совсем не те чувства, на которые рассчитывал Сэм. Он прислушался к связи и червь разочарование поднял голову в его сердце. Это было не то, что он ожидал. Безусловно, он получил Тобиаса, получил его любовь. Но это была совсем не та любовь, какая была у Тобиаса для Ривайена. Не такая чистая и красивая. У этой был привкус насилия и похоти.
И тут только Сэм понял, что Тобиас плачет. Положил голову ему на плечо и плачет. Провожает слезами одну надежду и встречает другую. Сэм гладил его по плечу, а сам прикрыл глаза, пряча досаду. Рядом с ним оказался не тот Тобиас, за которым он так долго наблюдал, которого хотел. Он починил. Но получилось по-другому.
***
Сэм открывает глаза. Не совсем понимает спал или просто вспоминал. Косит глазом на Ника. Тот сосредоточен на дороге, маленькие ухоженные руки сжимают баранку, брови сдвинуты, пухлые губы выставлены вперед. Нижняя оттопырена больше. Смешной. Совсем не такой, как Тобиас. Ника легко победить, а Тобиас прекрасен и непобедим, как прекрасна атомная бомба. Ник постоянно спорит, недоволен, лезет на рожон, Тобиас спокоен как айзберг, никогда не перечит, никогда не спорит. Но почему сейчас он выбирает Ника? Что же он хотел на самом деле тогда? Что хочет сейчас? Почему преданность и любовь бесят? Почему ему нужно что-то больше, чем любовь?
Комментарий к I.
* взято из Магистра дьявольского культа
========== II. ==========
«Наследие Тингара приобрело собственную волю
и стало само выбирать себе носителей.
Как только избранный достигал своего шестнадцатилетия,
появлялась болезненная, постоянно кровоточащая метка,
сотканная из призрачных нитей.
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
17.09.2017, суббота
Рину шестнадцать. Он торопится по пыльной улице домой. Строгий костюм, модельные ботинки, застегнутая на все пуговицы белая рубашка, неброский галстук затянут под самый кадык. Спине жарко, пятки стерты, поднятая ветром пыль забивается в нос и рот. Рин спешит и посматривает на небо. Идея пойти пешком через весь город уже давно не кажется ему удачной. Раскаты грома ударяют по перепонкам. Рин морщится, в наступившем кратковременном затишье оглядывается по сторонам. Собор святого Жана-Батиста в одном квартале отсюда. Попасть туда до наступления грозы – его последний шанс найти убежище от неминуемого ненастья.
В три прыжка он взлетает по гранитной лестнице и останавливается, запыхавшись, под сводами мрачной готической махины. Переступает стертый до основания порог и идет к алтарю. Звуки шагов эхом отражаются от мрака высоких арок и гонят затхлую тишину прочь.
Божье место. Может быть, здесь ему станет легче? Намоленные камни впитают в себя боль и пустоту, которые Сэм оставил после себя? Заберут их? А еще воспоминания. Рин берег каждое, боялся опять потерять что-то в дырах своей памяти, но сегодня они превратились в опасный пласт горьких чувств. Тронь – и обрушатся, и Рин задохнется под ними, как задохнулся Сэм под лавиной Монблана. А здесь, в храме, он может их оставить на хранение. До лучших времен. Одним воспоминанием больше – одним меньше. Какая разница? Рин и так не помнит большую половину своей жизни.
Как же душно перед грозой. Рин одной рукой расстегивает верхнюю пуговицу, ослабляет узел галстука. Другой прижимает к себе урну, не решаясь с ней расстаться. Встает на колени перед алтарем.
Прикрывает глаза и назло всем начинает шептать заученные с детства слова «Отче Наш». Сбивается. Кажется, что смерть брата – дурной сон, что Сэм подходит, берет его за руку, и ладони у брата сухие и горячие. Он не спешит их убрать, поглаживает Рина большими пальцами – успокаивает. Рину хочется стоять так очень долго, может быть всегда. Прижиматься к Сэму и чувствовать себя счастливым. Как же хорошо, как прохладно и надежно.
Рин заставляет себя разомкнуть веки и посмотреть перед собой. Никакого Сэма нет. Его лоб упирается в деревянное ограждение алтаря, иллюзия присутствия рассеивается. Рин опускает взгляд – его ладонь греет фарфор погребальной урны. В ней – еще не остывший прах брата. Мальчишка едва может сдержать стон. Кто теперь будет будет заботиться о нем самом и о маме? Нет никого, чтобы помочь. Спросить совета у Бога? Да и Бога тоже нет. Нужно самому – стать собранным, принимать решения, быть сильным. Быть нормальным. Рин растягивает уголок губы в подобии улыбки, но получается гримаса. Нужно, но последние шесть месяцев он только подавлял приступы паники и ждал новостей от служб спасения. А чего ему ждать теперь?
В этот момент сквозняк клацает тяжелой дверью, тишину разрывает скрежет железа о каменный пол. Рин вздрагивает от неожиданности, чуть не роняя урну, вскакивает на ноги и отступает от алтаря к центру, затравленно озирается по сторонам.
За колоннами у входа мечется тень. Или это только кажется? Не важно. Рин задирает голову, начинает с притворным интересом рассматривает гербы, гобелены и мальтийские кресты, чтобы случайный визитер вдруг не заметил беду в его глазах и дрожащие губы. Не подошел с расспросами.
Постояв так немного, Рин прислушивается. Грохочет так, что кажется разверзлось небо. Первые капли ударяют со злостью и отчаянием по куполу, колоколу, высоким дребезжащим окнам. Рин один, как перст, и теперь точно уже никто сюда не зайдет. Если так, можно отбросить все условности.
Рин оседает, сгорбившись, на первую попавшуюся скамью, покрепче обхватывает урну и разрешает себе заплакать. Сначала слезы просто катятся из глаз, потом жалость к себе делает свое дело, и вот он рыдает в голос.
Горе некрасиво, оно неразлучно с всхлипываниями и подвываниями. Между приступами слез и спазмами во всем теле Рин различает плач ветра в витражах и скрип плохо закрепленных ставень. Струи дождя бьются в истерике о чугунные решетки. Губы Рина в истерике ходят ходуном и то и дело попадают между зубов, Рин их почти прокусывает.
Старое здание и человек надрываются вместе.
***
Рин не знает сколько проходит времени, прежде чем его плечи начинают содрогаются реже. В конце концов он всхлипывает еще несколько раз и затихает. Снаружи затихает ливень. Пора возвращаться домой, но уходить не хочется. Мама не будет рада его видеть. Она все реже узнает Рина, путает его то с братом, то, наверное, с отцом. Ее реальность становится все более и более далекой от действительности. Рин понимает и жалеет, но ему неимоверно тяжело все это выносить. Теперь у нее с головой еще хуже, чем у него самого, и Рин начинает бояться, что все дело в наследственности.
Рин уходит глубоко в себя и свои размышление, не сразу замечает, что ветер разогнал тучи, цветные стекла витражей наполнились солнцем, а яркий луч начертил на полу широкую линию и касается его ботинок. Рин долго на него таращится невидящими глазами. Потом тяжело вздыхает – надо идти. Кремация прошла, Сэма больше нет, завтра – школа и очередной сеанс психотерапии.
Он нехотя поднимается, переставляет ноги по дорожке, проложенной лучом через черные завитушки романского кафеля. Когда поднимает глаза – в арке стоит Сэмюэль! Гибкая, неправдоподобно вытянутая вверх фигура на границе света и тени притягивает взгляд. Внутри все обрывается, и Рин замирает как вкопанный в десяти шагах от выхода, выставив урну перед собой, словно щит. Только несколько секунд спустя понимает, что обознался. Просто парень, который стоит на пороге, такой же высокий и стройный, как брат, – ничего больше. Нет, есть еще волосы: длинные, собранные в хвост. Точно также, как носил брат. Только у того, кто стоит сейчас в проеме, патла светлые, почти белые. Не Сэм. Но сердце все равно колотится.
Заставляя себя сдвинуть с места ставшие ватными ноги и высоко поднять налившуюся тяжестью голову, Рин идет на выход, продолжая рассматривать незнакомца, как диковинную фата-моргану.
Скользит по нему глазами сверху вниз. Длинная тонкая шея спрятана под воротом темной водолазки. Поверх накинута легкая летняя куртка. Ее рукава спускаются так низко, что видны только длинные, тонкие, странно бледные для конца пляжного сезона пальцы. В них зажата потухшая сигарета. Джинсы обтягивают худые ноги, такие же длинные, как пальцы. Обувь выпендрежная и шикарная. Как и ее владелец.
Рин делает еще пару шагов и с опаской встречается с «призраком» взглядом. Вздрагивает от неожиданности. Глаза кажутся Рину выгоревшими, с грязно-серой радужкой, как у статуи на старом городском кладбище. Густо очерченные короткими темными ресницами, они странно выделяются на худом лице. Слишком худом, с впалыми щеками и редкой неаккуратной щетиной, слишком светлой, чтобы быть заметной издалека. Костистый тонкий нос, яркая линия плотно сжатого рта, чуть выпирающий подбородок.
Доктор Прюданс много говорит с Рином о физиогномике, учит быть внимательным к лицам. И сейчас Рин очень внимателен. Подбородок у парня в дверном проеме правильный. Про такие в книгах говорят: «волевой». Такой же Рин видит, когда смотрит на свое отражение. Такой же был у Сэмюэля.
Опять он сравнивает незнакомца с Сэмюэлем. Это не правильно. Нельзя видеть в каждом встречном брата. Так он точно сойдет с ума, и никакая доктор Прюданс ему не поможет. Но что-то в облике этого человека притягивает, не позволяет пройти мимо или отвести взгляд. Рин впивается глазами в неподвижное, как восковая маска, лицо, и оно вдруг неуловимо меняет очертания, словно оживает, глаза вспыхивают, становятся красивыми и будоражащими, от их взгляда у Рина земля начинает уходить из-под ног. Он прислоняется спиной к дверному косяку и поворачивает к незнакомцу голову. Готовится задать вопрос, но парень прерывает молчание первым.
– Привет, Ринсвальд.
***
Тобиас видел младшего брата своего Целителя всего один раз. Да и то мельком, в полутьме старой массивной лестницы. Как только они с Сэмом вошли, мальчишка выскочил прямо из-под ног, как испуганный кот, скрылся в своей комнате и не казал из нее носа. Даже не вышел попрощаться.
С тех пор прошло пять лет, и Форсайт не был уверен, что узнает младшего Ришара с первой попытки.
Но узнает. Тот нисколько не изменился, как законсервировался в своих тринадцати. Даже не подрос. Такой же дикий и напуганный, идет к нему навстречу по освещенному заходящим солнцем проходу. Неуклюжий коротышка, с большим лягушачьим ртом, прямым римским носом, с темными кругами под зареванными глазами. Совсем не похож на красивого и уверенного Самюэля, как отражение в кривом зеркале не похоже на оригинал.
Младший состоит из одних острых углов. В них некуда спрятать ни хитрость, ни силу – значит на ринге от пацана будет мало проку. Тобиас где-то очень глубоко внутри себя начинает стонать проклятия. Это совсем не Сэм. Как такое чудо на подгибающихся ногах выдерживает холод Системы? Как с ним вообще налаживать контакт?
Где-то в глубине души у Тобиаса начинает шевелиться застарелое чувство вины. Надо было не тянуть до последнего, надо было найти Ринсвальда раньше. Может быть, узнать его получше. Может быть, тогда бы у них завтра был бы шанс.
Когда мальчишка подходит почти вплотную, их взгляды пересекаются, и Тобиас чувствует рывок под кадыком, узнает характерную пульсацию в метке. Он бы не спутал ее ни с одной другой – остатки плетения Сэма отозвались на чужое присутствие. Если бы не толстый слой бинтов, то наверняка проступила бы кровь. Неужели Тингара в юнце так много, что он может заставлять Нити Наследия ожить даже без установления Связи? Взглядом включить их, как лампочку в сеть? Тобиас только слышал о таком, но видит впервые.
С трудом сдерживается, чтобы не вскинуть руку к горлу и, по-привычке, не проверить – вдруг Сэм тоже здесь. Вместо этого Форсайт застывает с каменным лицом. «Не может быть, – думает он. – Мертвые не возвращаются». Каждый носитель индивидуален, никогда Наследие не повторяется, никогда не оставляет один и тот же след, ни одна оборванная Связь не восстанавливается.
Тобиас заставляет себя сосредоточиться на пульсации метки, по мере приближения мальчишки та набирает силу и ее все тяжелее контролировать. Это напоминает Тобиасу, почему он никогда не слышал о смене пары. Потому что все попытки перехода Заклинателя от одного Целителя к другому заканчивались трагически. Старая метка, какой бы слабой она не была, всегда блокировала переход, рвала мышцы и связки, убивала носителя, выжигая его изнутри. От этого и пошла байка о верности и чести Заклинателя и единственной Связи на всю жизнь.
Если байка верна, Тобиасу оставается только молиться: как при контакте поведет себя Наследие, он не имел ни малейшего понятия. Вполне может повториться ситуация той роковой ночи, когда Сэм на Моблане сначала натянул Связь до предела, хватаясь за нее, как спасательный трос, а потом рванул на себя изо всех сил.
Метка первой отреагировала на рывок, еще до того, как Тобиас разобрался в чем дело, она взбухла и начала вместо того, чтобы давать силы, вытягивать их из Заклинателя. Почти сразу в голове у Тобиаса что-то взорвалось и он потерял сознание. Когда пришел в себя, шрам под кадыком превратился в рваную рану, а самого Форсайта пронзала такая боль, словно кто-то разрезал ему спину ножовкой и вынимал один позвонок за другим, медленно и осторожно. Тобиас кричал, катался по полу и рвал ногтями кожу на горле, пытался дотянуться до спины, чувствовал, как по капле уходит жизнь из Сэма и из него. Он был совершенно уверен, что умрет.
Вдруг невыносимая боль и конвульсии прекратились, словно в его вены ввели лошадиную дозу героина. Мышцы расслабились. За шумом крови в ушах, как сквозь плохо вставленные беруши, Тобиас расслышал трель айфон. Тот надрывался и вибрировал где-то у него под боком. Тобиас перевернулся на спину, пошарил дрожащими окровавленными пальцами, нащупал плоский прямоугольник, поднес к глазам и нажал на принять. Из динамика до него дотянулся спокойный, ровный голос Сэма. Слава богу. Тобиас нажал на риплей. Голосовое сообщение проиграло еще раз. Тоби не вникал в его содержание. Просто слушал и успокаивался. Только с четвертого раза до него дошел смысл: «Если со мной что-то случиться, ты найдешь Ринсвальда и станешь его парой. Это приказ».
Тобиас проиграл сообщение еще раз. На всякий случай. Оно скорее всего было отправлено с таймера, а записано еще до восхождения на Монблан. Если со мной что-нибудь случиться… Тобиас раскинул руки, выронил телефон и заплакал.
Метка, словно услышав волю хозяина, прекратила убивать, дала телу возможность обрести новую цель, новый смысл. Однако выздоровление было долгим и тяжелым. Шрам затягивался медленно, силы возвращались исподволь. Приступать к выполнению приказа сразу было равносильно самоубийству, тем более, что временные рамки того были предельно размыты. Если бы Сэм хотел немедленного повиновения, он приказал бы по-другому.
Тобиас решил, что ему дали время, и начал этим временем пользоваться.
К концу второго месяца шрам на шее перестал давить и регламентировать каждый его шаг. Тоби вздохнул свободнее и обнаружил, что Школа от него отказалась и исключила из официальных реестров боев. Так он неожиданно для себя в двадцать один год оказался посреди огромного нового мира совершенно один, а мир этот ничего не требовал от него, кроме эскизов, курсовых работ и соблюдения дедлайна по многочисленным проектам. В этом новом мире никто ничего не знал и не хотел знать о Тингаре.
Месяца через три метка начала терять силу, Тобиас перестал чувствовать присутствие Сэма в своей голове.
К началу шестого месяца метка почти перестает давать о себе знать. И вот тут-то Тобиас и получает официальное приглашение на годовой заключительный ивент. Оказывается Сэм записался на него предварительно и указал адрес Заклинателя для контакта. Организаторы безусловно в курсе гибели Сэмюэля Ришара, но ничего не запрещает Тобиасу участвовать в ивенте с другим Ришаром. Замена Целителя не запрещалась, отчасти потому, что считается невозможной теоретически, отчасти потому, что на практике Заклинатель не переживает своего Целителя больше чем на час.
Таким образом аннулировать запись может только сам Тобиас. Может просто не пойти – и тогда жюри запишет поражение против имени «Боронза и сталь». Или может выполнить приказ Сэма и привести на ивент маленького Ришара в качестве Целителя, дать паре новое имя и новую жизнь.
Но Тобиас даже не задумывается о выборе. На следующий день он идет на встречу с Ринсвальдом. И вот теперь стоит в двух шагах от несуразного мальчишки, пытается унять бешеный ритм пульсации в горле и странные мысли в голове. Он гонит мысли прочь – сейчас не до странностей, он подумает о них после ивента, если выживет. А пока… Пока есть возможность вернуться назад в Систему. Хотя бы на один день. Форсайт вдруг понимает, что скучал по ней, улыбается и набирает в рот побольше воздуха:
– Привет, Ринсвальд.
– Простите?
– Я же не ошибся? Ты Ринсвальд? Ринсвальд Ришар? Брат Сэмюэля.
– Я Рин. Рин Ришар. Откуда вы меня знаете?
По интонации и насупленному виду, по тому как парнишка выставил впереди себя фаянсовый горшок, словно щит, Тобиас понимает, что не только он застигнут встречей врасплох. Неужели парень его не ждал? Сэм же должен был предупредить. Или не успел?
– Если говорить честно, то я тебя еще не знаю, …Рин, но твой брат…
– При чем тут мой брат, – перебивает мальчишка, – Мой брат мертв уже полгода.
– Вот поэтому я и пришел. Он попросил меня кое-что сделать вместе с тобой.
– Почему он Вас о чем-то попросил?
– Наверное, потому что считал, что может мне доверять, как другу.
– Другу? Все друзья Сэмюэля приходили с соболезнованиями. Я Вас не помню. Друзья не ждут шесть месяцев, чтобы появиться, – мальчишка явно взволнован и растерян, пытается придать голосу уверенности, но совершенно не умеет себя контролировать, его нервы не выдерживают, голос срывается на фальцет.
– Я не мог придти раньше, – отвечает Тобиас, а сам присматривается повнимательней. Ростом младший Ришар – ребенок, но глаза взрослые. Шестнадцать? Слишком много времени упущено. В этом возрасте чувства уже не такие гибкие и отзывчивые, приучать пацана ловить малейшие колебания и изменения реальности уже поздно. Стабильной Связи никогда не установить:
– Может быть и не помнишь, но, наверняка, слышал про меня от брата. Я Тобиас.
Незнакомец говорит так уверенно, что Рин и правда старается вспомнить. За последние два года работа его мозга здорово улучшилась, память стала не такой дырявой. Тревожный взгляд, легкая морщинка между бровей. Ничего. Рин перебирает имена, которые мелькали у Сэма в разговоре и которые он записывал в тетради между панчами. Такого там не было, а брат никого от Рина не скрывал. Важного не скрывал. Может быть этот Тобиас один из поклонников, с которым у брата была интрижка?
Тобиас видит, что мальчик силится до чего-то докопаться и решает подтолкнуть воспоминания:
– Мы с тобой встречались один раз, пять лет назад. В тот самый вечер, когда произошла трагедия с твоим отцом. Я приходил с Сэмом, а ты встретил нас на лестнице. Помнишь?
– Нет, – но вот теперь юнец явно смущается, хотя тут же вскидывает на Тобиаса полный горечи взгляд. – Если Вы и правда были другом брата, почему тогда Вас на кремации не было?
Тобиас невольно вздрагивает и отступает на шаг. Так вот что за горшок у мелкого в руках…
– Сегодня?.. – Тобиас смотрит на урну, почти чувствует тепло, которое от нее исходит и ничего не чувствует. Он попрощался с Сэмом шесть месяцев назад. У него есть его голос, его метка, его нити. А прах – это для обычных людей. Но в горле все равно першит и он сглатывает, прежде чем продолжить:
– Их все-таки нашли… Как все совпало. Извини, я не знал.
– А что Вы вообще знали? И что Вам от меня надо? – Рин делает ударение на «вы», выстраивает между ними барьер отчуждения. В такой ситуации о Связи не может быть и речи, а время поджимает. Черт!
– Пока что мне надо просто поговорить. Успокойся, пожалуйста, – Тобиас меняет интонацию и начинает чуть растягивать слова, утяжелять их, придавать им законченность. Это еще не заклинания, но уже и не просто случайные реплики. Тобиас не видит другого выхода, ему надо завладеть вниманием и доверием мальчишки. Легкое внушение, чтобы развеять подозрительность:
– Я сегодня заходил к тебе. Никто не открыл. А потом увидел, как ты забегаешь в собор. Я живу рядом, вон в том переулке – моя студия, окна как раз выходят на площадь.
Рин следит за рукой до небольшого дома в три окна, сложенного из разномастных булыжников.
– Если бы я знал, какой сегодня день, я бы подошел раньше. Прости. И прости еще раз, за то, что навязываю тебе свою компанию так бесцеремонно. Но у нас с тобой очень мало времени на знакомство.
– Ничего не понимаю. Почему я должен с Вами знакомиться? С какой стати?
– А Сэм не оставил тебе никакого послания? Сообщения? В ящике? Ты точно проверял? Странно. Мне даже в голову не проходило, ты можешь быть не в курсе, – Тобиас ловит себя на том, что начинает оправдываться и разворачивает разговор в другом направлении. – Завтра последний ивент сезона и Сэмюэль приказал мне быть твоей парой. Нам надо установить связь и отработать вход в Систему.
Тобиас говорит спокойно, Тингар закручивает его слова совсем капельку, он не хочет давить и ломать брата Сэма раньше времени. Но мальчишка все равно бледнеет, даже на губах не остается ни кровинки:
– Приказал? Быть парой? Система? – Рин окончательно теряет нить здравого смысла и волнуется. Все кажется поехавшим набок, нереальным. – Вы издеваетесь? Вы кто такой? Брат Жака? Это он Вас подослал? Я не куплюсь на ваши шуточки! Я не сумасшедший, так ему и передайте.
Рин кричит последние слова с ненавистью, срывается с места, и Тобиас едва успевает сграбастать его в объятия, прижимает к себе, держит за плечи и старается понять, что происходит. Кажется он действительно вляпался. Они говорят с мальчишкой на разных языках. Так. Еще раз все сначала:
– Что-то у нас с тобой не клеится. Послушай! Я – друг твоего брата. Он попросил меня тебя найти. Попросил меня сделать так, чтобы ты его заменил на итоговом ивенете. Рин? Что с тобой? Почему ты так на меня смотришь? Ты ведь в кусе, чем твой брат занимался?
Последний вопрос, как контрольный выстрел. Тобиас замолкает и внимательно смотрит на реакцию.
– Он организует… организовал рэп-баттлы, он продюссер, – Рин мямлит неуверенно, а его широко раскрытые глаза дают Тобиасу намного больше информации, чем произнесенные фразы.
Метка пульсирует на шее и тянется к сознанию Рина. Там «tabula rase». Маленький Ришар ничего не знает о силе Наследия, о Нитях Связи, о Целительстве. Для него Заклинатель – это название альбома и ник на сайте знакомств. В крови у него щедро разлит Тингар, но мозг этот факт блокирует. Значит управлять своими способностями Рин не сможет, Тобиас даже не уверен, сто он сможет войти в Систему. Рин знает об ивентах, но для него они хайп и ничего больше. Он даже не подозревает, что завтра на кону будут стоять их жизни.
Да что происходит? Ринсвальд – единственный человек на свете, которого Сэмюэль любил по-настоящему. В этом Тобиас абсолютно уверен. Но зачем он приказал встать с ним в пару? Это же чистое самоубийство для обоих? Тобиас понимает, что у него не хватает информации, чтобы правильно оценить происходящее. Поэтому перестает гадать и начинает решать проблемы по мере их поступления.
Сколько у них остается времени? Меньше суток? За такой срок много не успеешь. Завтра все придется делать за него. Ну, так тому и быть. В конце концов работать в авторежиме для Тобиаса не в новинку. Остается только установить первый уровень Связи – самый примитивный, не требующий участия сознания, и напитать метку по максимуму. Учить и объяснять что-то мальцу бесполезно. Все равно все объяснения отскакивают от него, как горох от стены и никак не укладываются в голове. А подпитывать метку после установления связи можно научить даже домашнего хомячка, лишь бы у хомячка был Тингар.
Обдумав все, Заклинатель подгоняет свою реальность под реальность Рина. Так сейчас быстрее и проще:
– Сэмюэль был не тренер, Сэмюэль – участвовал в иветах сам. В парных. Он записался на заключительный ивент еще полгода назад, хотел победить. Это было для него очень важно. Ты же в курсе? – Дождавшись неуверенного кивка, который можно было расценить и как «да», и как «нет», Тобиас продолжил: – В апреле, уже после его гибели, мне пришло системное сообщение. От него.
