Текст книги "Зеркальное эхо (СИ)"
Автор книги: Verotchka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
========== I. ==========
«Заклинатели и Целители Тингара
существуют на самом деле,
но видеть их силу дано не всем».
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
09.09.2015
Рин просыпается и смотрит на открытку, лежащую на прикроватной тумбе.
«Девятое сентября. С днем Рождения, Ринсвальд».
Почерк мамы.
Рин тянет воздух носом и улыбается. Пахнет ванилью и шоколадом. Мама печет праздничный пирог. В животе начинает бурчать, но утром ему достанутся в лучшем случае круассаны. Пирог будет торжественно разрезан вечером, когда Сэм вернется из Ниццы.
Рин поворачивает голову, на часах восемь утра, еще целый день впереди, а так хочется, чтобы брат скорее прошел. Чтобы Сэм с криком и шумом распахнул дверь, чтобы начал рассказывать концертные байки. Наверняка привезет ему что-то необычное в подарок. Рин вздыхает. Дом без Сэма – не дом, и праздник – не праздник. Потягивается, начинает не спеша одеваться – у таких, как он, свободный график посещения школы, и если бы не мама, он бы в нее вообще не ходил.
Рин чистит зубы, разглядывает склеры в зеркало и думает: «Почему я не помню про девятое сентября? Почему именно в сентябре для меня сразу после восьмого числа идет десятое? И почему мама и Сэм упорно называют меня Ринсвальдом?»
Этого имени Рин тоже не помнит. Хотя, если быть честным, это не так уж и важно. После месяца в токсикологическом отделении и шести месяцев в психиатрии, он не держит в голове и более важные вещи. Отца, например. Хотя дома есть фотографии, и мама ему каждый раз отца на них терпеливо показывает. Но Рин не узнает дородного мужчину с коротко подстриженными черными волосами и проницательным взглядом восточных глаз.
Мало того, что Рин много чего не помнит, он еще иногда и делает черт те что. Например, начинает собирать сумку, кладет в нее спортивный костюм, кеды, словно собирается ехать куда-то далеко, но останавливается перед дверями, боится их открыть, уверен, что за ними его ждут те, кого там быть не должно. Он понимает, что для такого страха должна быть причина, но назвать ее не может. Ищет слова, но они будто разбегаются в его голове, как муравьи. Ни поймать, ни собрать вместе. В такие минуты Рин в отчаянии, он перестает верить, что когда-нибудь снова станет нормальным, что таблетки приведут в порядок его внутренний хаос. В такие минуты ему просто необходим Сэм. Только он может успокоить, убедить, что все будет хорошо и очень-очень скоро все страхи уйдут в прошлое. Может быть так и будет, но пока в мозгу у Рина полно дыр, словно в голове у него скомканная бумажка, над которой кто-то поработал маникюрными ножницами.
Доктор Прюданс говорит, что это из-за препаратов, которых он наглотался. Зачем он сделал это с собой, Рин, хоть убей, тоже не помнит. Но теперь у него разрушены нейронные связи – отсюда страхи и галлюцинации, и провалы в памяти – и расшатана гормональная система. Поэтому не ломается голос, как у всех, и Рин не растет. Он меньше всех в классе и над ним смеются. Но, со временем, считает доктор, все обязательно придет в норму. Она говорит об этом так уверенно, что Рин почти теряет надежду на выздоровление.
Сэм думает, что нужно применить что-то типа гипноза: гипнотизер зацепится словом за частичку воспоминаний, словно подцепит их на крючок, и вытянет прошлое наружу. Но найти такого человека трудно, поэтому надо потерпеть. Сэм так серьезен, что Рин немножко волнуется. Откуда брату знать такие вещи? Он ведь просто менеджер команды баттл-рэперов. Пусть у него есть свое маленькое шоу и канал на Ютубе, это все равно не делает из него специалиста по токсикологии.
Кстати, о шоу, к вечеру ютуберы выложат видео с тусовки в Ницце и еще не смонтированные куски баттлов. Рин берет ручку и ставит на оборотной стороне ладони жирный крест – не забыть скачать. Хотя бы для мамы. Она смотрит все с Сэмом без разбора и гордится, хотя Рин не уверен, что она понимает, о чем, собственно, идет речь. Рин же, как ни странно, отлично запоминает панчи, но совершенно не запоминает, кто их автор. Новые лица и имена тоже не задерживаются в голове. На записях он четко видит только Сэма, все остальное – туман, словно у него избирательное зрение.
Надо попросить Сэма как-нибудь взять его с собой в тур. Может быть вживую ему будет легче контролировать запоминание. Тут Рину в голову неожиданно приходят рифмованные строчки, он несется к столу, достает тетрадку в кожаном черном переплете – прошлогодний подарок Сэма – и записывает в нее все слова до единого, пока не забыл. Вдруг пригодится Сэму?
***
Щит пульверизирует Заклинание из Торы Иберийской. Одна из самых мощных формул рассеивается, не успев трансформировать пространство на ринге и нанести вред. Следом летит новое, тоже из Торы, но еще более мощное, выпущенное стеклянным отравленным снарядом прямо в Сэма. Оно пробивает брешь в заслоне, и Сэм рефлекторно сжимается в комок, зажмуривается, ждет удара, но Заклинание разбивается – на их пути встает Тобиас. Когда Сэм открывает глаза, рубашка на груди груди Заклинателя разорвана, кожа расцарапана в кровь, Тобиас едва стоит на ногах, оглушенный звоном лопнувшего щита. Черт! Сэмюэль так хотел сегодня закончить побыстрее, но все идет не по плану.
Сэмюэль Ришар вглядывается в силуэты двух плотно сбитых ребят – противников. Внезапно их очертания становятся опасно размытыми, стелются словно дым по ветру, меняют форму. Плохо. Это яд Торы начинает действовать на Тобиаса, а Сэм трясет головой и чувствует все, что чувствует его пара. Понимает, что партнер еле живой и вот-вот разорвет Связь. Значит– пришла очередь вмешаться в ход поединка.
Сэм прижимается к пропитанной потом горячей спине своего Заклинателя, приникает губами к худой шее. Нужна пара секунд, чтобы очистить кровь Тобиаса и перераспределить силу между защитой и атакой. Сэм целуют страстно, почти кусает, отдает через поцелуй остатки Тингара. Они не только излечат, они еще усилят способность Тоби взаимодействовать со словами.
Нет, Тобиас Форсайт не слабак, просто, но ведет он бой уже больше часа: так долго находиться внутри параллельной реальности очень тяжело, почти невозможно. Рекорд составляет сто двадцать четыре минуты. Конечно, до него еше терпеть и терпеть, но пара, которая установила чертов рекорд, просто держала Систему открытой, а это совсем разные нагрузки.
Сэм фокусирует взгляд: четко видит рыбьи глаза, мясистые носы и пейсы. Отлично – яд нейтрализован. Пейсы, надо же. Плойкой что-ли они их завивают? Сэм смаргивает и убирает губы с Тобиной кожи. Теперь надо максимально сосредоточиться на поединке. Но вместо этого Ришар продолжает рассматривать черный с золотом жилет стоящего напротив него бугая: красивый узор, редкое сочетание цветов. Делает это не потому, что ему нравится, а потому что Тобиас тоже сейчас туда смотрит. Сэм чувствует, как у Форсайта чешутся руки достать кисти и нарисовать и жилет, и пейсы и рыбьи глаза. Как не вовремя! Сэм закусывает щеку, чтобы выбросить из своей головы лишние желания и мысленно одергивает Заклинателя: «Не отвлекайся! Выиграем, подарю тебе такой же!»
Тобиас чуть ведет плечом и концентрируется на ответной атаке, а не на внешнем виде противников. У него слишком высокая восприимчивость, управлять им легко, но Сэм устал постоянно находиться в контакте, устал от чужих мыслей – никакого личного пространства. За два года те случаи, когда Целитель чувствовал себя свободным от Связи, можно пересчитать по пальцам одной руки. Сначала это было здорово, это заводило и возбуждало, но теперь Сэм все чаще думает, что с этим надо что-то делать. А еще это Тобино чувство вины, въедливое и вездесущее. Раздражает. Сэм устал с ним бороться. Даже сейчас, в решающий момент, Тобиас больше беспокоится не о победе, а о том, что он, Сэм, из-за него опаздывает к брату на праздник. С таким подходом им никогда не стать лучшей парой семи школ.
Сэм набирает воздух в легкие и порывисто выдыхает. Ощущает чудовищную резь в груди – через поцелуй он взял большую часть урона от Заклинания на себя. Сделал все, что предписано делать Целителю. Так учили в Нагорной: единение через жертву – залог победы. Сэм трогает грудную клетку. В гробу он видел эти правила. Сколько можно вот так подставляться при каждом квалификационном поединке? Форсайт уже может работать без него в авторежиме. Отчасти для этого Сэм и вырезал ему под кадыком искусственную Метку, вшил Заклинателю прямо под кожу нить своего Тингара. Авторежим – это хорошая техника, она позволит поменять стратегию. Но это в будущем, а на сегодня пора заканчивать. Уже четыре после полудня, или около того. Ринсвальд ждет дома: вечер должен принадлежать брату.
Сэм проводит рукой по лицу, стирая пот, кричит в самое ухо:
– Тобиас, атакуй! – прихватывает холодными губами мочку, знает, что на его прикосновение Тингар в крови Форсайта отзовется жаром, заставит слова Заклинания встать в нужном порядке.
Но одного прикосновения после часа в Системе Тобиасу мало. Он оборачивается, чтобы встретиться взглядом с Целителем. В критические моменты искусственная Метка работает без сбоя, только если ее подпитают или узы крови, или, как сейчас, – взгляд. Но скоро Сэм и это изменит.
Тингар свободно течет между Целителем и Заклинателем, из него Тобиас начинает плести ломаные линии двух цветов. Секунда, и цвета смешиваются в единое целое. Нужна только одна атака – решающая – на большее уже нет сил.
Тобиас поднимает руку – Заклинание готово:
Нет переменчивее пути,
чем у ветра и моей словесной прихоти,
Как Луну рукою не достать,
так от смерти вам не убежать.
Подносит пальцы к губам, дует между ними, посылая на выдохе в сторону противников вторую строфу.
Под огнем горите словно сухостой,
мертвой траве не стать снова живой.
Пара с пейсами пытается выставить защиту:
Огонь неспособен выжечь дотла,
как ветром весенним повеет,
так вновь возродится трава*.
Слишком медленно и романтично. Романтика никогда не переплюнет жестокость постмодернизма – подсознательный выплеск темного начала, которое рождает страх в сердцах, подчинение и поклонение.
Тоби опускает руку – дело сделано – и заставляет себя смотреть, как плавится нативная Метка Тингара на ладонях противников. Те еще пытаются держать заслон. Бесполезно. Секунда, и пламя сожрет их без остатка. Если, конечно, они не сдадутся. Но Тоби думает, что для таких – честь школы важнее. Такие предпочтут терпеть боль, чем потерять право школы выступать на следующих годовых состязаниях. Правила не поощряют слабость.
Когда Метка исчезнет, эти двое станут обычными людьми… в лучшем случае. Про худшее Тобиас не думает. Ему важнее, что думает Сэм. Его похвала – вот что ценнее жизни каких-то незнакомых парней в вышитых жилетах. Тобиас больше не хочет, чтобы Сэм цедил сквозь зубы: «Ты подвел меня, Тоби». Старается привыкнуть к корчам и крикам, но все никак не может отделаться от какой-то неправильности происходящего. Она преследует его с того самого первого официального поединка на ринге, на который он вышел с Сэмюэлем в качестве Целителя.
Любой бы ликовал, а Тобиас хотел одного – поскорее закончить поединок любым способом. Позор поражения его не пугал. Он даже имени пары напротив не запомнил, потерял контроль над силой и временем. Его первое атакующее заклинание было таким слабым, что скользнуло по силовому щиту и развеялись под гадкие смешки с трибун. Он думал, что Сэмюэль попросит замену. Тобиас очень даже на это рассчитывал. Но в самый критический момент боя почувствовал, как тот делится с ним Тингаром. Добровольно и щедро.
Тобиас не поверил своим ощущениям. Почему кто-то, такой сильный, такой красивый, как Ришар, хочет иметь дело с кем-то, слабым и никчемным, как он: Чистым носителем, неспособным принять метку Тингара. Обернулся и оттолкнул от себя Ришара. Тот не изменился в лице, придвинулся снова, встал плотно прижавшись, возбужденно дышал в шею и сжимал его правую руку в запястье.
Тобиас не понимал, что происходит. Он был уверен, что пару Ришар-Форсайт на Совете Семи Школ Наследия зарегистрировали только по капризу отчима. Тобиас воспринимал эту регистрацию, как насмешку. Или ошибку, которую вот-вот должны были исправить. Приготовился к тому, что этот бой – подставной, для него первый и последний.
И, кажется, ошибся. Потому что сухие губы Сэмюэля Ришара обожгли его рот, напряженный язык, резкий и быстрый, слизнул тонкую струйку крови в уголке рта. Тобиас вздрогнул от неожиданности – это был первый поцелуй в его жизни. Отчим его никогда не целовал.
– Я люблю тебя, Тоби, – сказал тогда Сэм, смотря прямо в глаза, – Не подведи меня. Нападай. Бей в метку. И только попробуй проиграть! Ты лучший!
«Откуда он знает?» – подумал тогда Тобиас, а потом это стало не важно. Он просто поверил. Как верит материя в заклинания. Дал словам впитаться в кровь. Они стали частью его, а он – частью Системы. В этот самый момент, повинуюсь заложенной в его ДНК неизвестной силе, названной Наследие, его глаза изменили цвет и сверкнули пронзительной голубизной. Весь мир для Тобиаса сузился до горячего дыхания на коже и желания не подвести.
Словно во сне он протянул руку вперед, сгустил реальность в плотный, непрозрачный щит, зажег его изнутри белым и закрыл Ришара полностью – как самое дорогое сокровище на свете. Стоял молча, держал защиту, ждал приказа.
– Тобиас, атакуй!
И он атаковал. И наслаждался. Жил целую четверть часа полной жизнью. А после поединка страх и отвращение к самому себе вернулись. Ришар заметил это и потащил его за собой по коридору:
– Пошли. Я знаю, как это исправить.
Тогда Тобиас был для Сэма единственным.
***
Финальный свисток рефери возвращает Тобиаса из 2011 в 2015 год. Он закрывает Систему и остается стоять посреди фестивального комплекса Ниццы, переоборудованного на выходные под несколько рингов с деревянными помостами в окружении софитов.
Рефери объявляет их победу, но Тобиас знает, что они не будут отмечать. Сэм уже спешит. Его ждут.
– Прости, что так долго, но они были достойными соперниками, – говорит Тобиас.
– Да ладно, – Сэм широко улыбается, раскуривает сигарету и просовывает ее Тобиусу между губ. Табак обжигает горечью, пара затяжек, и руки перестают дрожать, фиолетовые круги перед глазами пропадают. Еще затяжка, и Тобиас решается спросить:
– Останешься со мной? – Видит, что вместо ответа Сэм делает сложное лицо. Тобиас не настаивает, понимает, что он у Сэма не единственный, и с этим уже никогда ничего не поделаешь.
– В следующий раз. Девятое сентября, – говорит Сэм кодовое слово. – Ринсвальд меня уже заждался.
– Да, конечно. – Тобиас кивает, смотрит вслед Ришару, который летящей походкой выходит из зала, и направляется к столику жюри. Надо закончить все формальности. Расписаться в реестре пар, расписаться в сертификате, в книге спонсоринга. Поставить закорючку за получении чека.
Чек на имя Сэма. Тобиас входит в Систему не ради денег. У него есть студия, от матери и отца остались средства. Деньги от отчима, которые ежемесячно приходят на счет, он даже не трогает.
Когда Тобиас оставляет за спиной развлекательный комплекс, солнце клонится к горизонту. Он позволяет ногам завести его в порт. Идет до конца пирса, садится, свесив ноги, и смотрит на тяжелый оранжевый шар над морем. Вот и кончилось лето. Вот и началось одиночество. Еще несколько месяцев назад Сэм бы сидел рядом и болтал о Едином Тингаре, но сейчас у него появился кто-то другой. А у Тобиаса остались только воспоминания. В них он и возвращается. Туда, где все хорошо, где Сэмюэль тащит его за рукав по длинному коридору школы, подальше от глаз Ривайена.
– Куда? – только и спросил он тогда.
– Просто иди за мной.
Тобиас не возражал. Просто шел и старался не думать. Если бы было можно, то и не дышал бы – это его вполне устраивало. Эйфория поединка прошла, хотелось, чтобы его просто оставили в покое, но Самюэль не оставил, приволок прямиком в душ, открыл краны. Ждал, пока кипяток прогреет кафель.
– Раздевайся и садись.
– Не надо, – Тобиас помнит, как его голос неожиданно стал хриплым и сорвался на фальцет.
– Надо. Я знаю лучше. Ты не справляешься. Раздевайся.
Да, думает Тобиас, смотря на накатывающие на пирс волны, он тогда бы ни за что не справился без Сэмюэля, и поднимается на ноги. Пора возвращаться домой.
***
Сэм выходит из развлекательного комплекса, пересекает парк широким шагом, прямо за центральными воротами его ждет машина. Неприметное «Peugeot 307» цвета ноябрьского дождя, такого грустного, что хочется скорее отвести глаза.
– Ты опоздал. Я тебя уже больше часа жду, – раздается из машины вместо приветствия.
– Заткнись Ник, и поехали.
– Ты не сказал! Ты так ему и не сказал.
– Он сегодня был очень хорош. Я не стал. Надо выбрать правильный момент.
– А ты думаешь, что он не знает? Не читает тебя? Если он не задает вопросов, это еще ничего не значит.
– Ник, не устраивай мне сцены сегодня. Сегодня вечер Ринсвальда.
– С ним ты меня тоже не познакомишь?
– Он не запоминает новые лица.
– Понятно. То есть я типа бесплатный шофер?
– Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что нет. Заедешь за мной в одиннадцать, и махнем к тебе.
– А что Тоби?
– А что Тоби? С Тоби я тебя познакомлю в эти выходные. Готовься.
– А чо мне готовиться? Я всегда готов.
– К тому, что ты проиграешь.
– А если выиграю?
– А если выиграешь, я подам заявку на регистрацию нашей пары. И ты станешь моим официальным Заклинателем. Но ты не выиграешь.
– Почему это?
– Потому что лучше Тобиаса нет никого. Все. Теперь заткнись. Мне надо подумать.
Сэм хочет подумать о том, что делать с Ринсвальдом. Пока все формулы, что он придумывает, не помогают. Надо что-то делать радикально другое. Доктор Прюданс думает, что экстремальное событие может заставить брата вспомнить. Экстремальное контролируемое событие.
Это мысль не дает ему покоя. Событие должно произойти с дорогим для Ринсвальда человеком. А таких осталось только двое: он и мама. Так кого же выбрать? У него есть почти час, чтобы все взвесить – от Ниццы до дома ехать и ехать.
– Ей! Сэм! Не спи. Мне и так скучно, не бросай меня одного.
– Я не сплю, я думаю. Это разные вещи. И я не брошу.
На этих словах Сэм осекается. Он уже обещал тоже самое Тоби – не бросать. Он давал слово отцу – не бросать Ринсвальда. Результат один и тот же. Почему у него не хватает сил выполнять обещанное? Сучья жизнь! Он должен стать сильнее. Чтобы не бросить Ника. А с Ником они уже точно что-нибудь придумают для Ринсвальда.
Может тоже вырезать на Рине метку? Заставить Тингар и память пробудиться насильно? Нет, слишком рискованно. Ринсвальд не Тоби, он не выдержит. А вот с Тоби хорошо получилось. Он с ним почти сумели объединить Наследие. Еще чуть-чуть и Форсайт сможет обходиться без Целителя, а сам Сэм сможет создавать Заклинания. Отец с матерью тоже почти достигли этой стадии объединения. Если бы не несчастный случай – стали бы первыми, у кого это получилось. Но ничего. Теперь первым станет он. Его заклинания будут краткими, не длиннее дождевого червяка, и быстрыми, как вздох, подчинят себе реальность с первого звука, у них будет ускользающий смысл и подвижные ударения. Никто не сумеет их повторить.
Сэм понимает, что мечтает, но не может себе в этом отказать. Как можно двигаться вперед без мечты? Под мерный стук мотора и бубнящее радио мечты затягивают Сэма в легкую дрему, и он вдруг начинает вспоминать, каким Ринсвальд был до той роковой ночи. Вспоминает, как привел Тоби в дом незадолго до этого. Зачем он вообще его привел? Ах да, хотел похвастаться отцу, что починил сломанное Ривайеном и наябедничать на мэтра. Да, привел похвастаться, а получилось черти чё.
Дремотные мысли Сэма начинают перескакивать с Ринсвальда на Тобиаса и обратно. Ему вдруг кажется, что здесь кроется какая-то связь. Только он никак не может ее уловить. Сэм пытается сосредоточится, видит Ринсвальда, сидящим на узком табурете, с прямой спиной и ничего не выражающим покорным лицом. Брат смотрит мимо него и Ривайена. А при чем тут Ривайен? Шарахается от протянутой в его сторону руки. И вдруг Сэм понимает, что это вовсе не Ринсвальд шарахается, а Тоби.
«А ведь правильно, так все и было», – думает Сэм. Именно так Тоби себя вел, когда Ривайен представил его официально. И почему это тогда не насторожило? Ведь по школе уже год как гуляли слухи, что Тобиас влюблен в своего опекуна и хочет стать его Заклинателем. Но мало-ли кто кем хочет стать и что к кому чувствует. Так решил тогда Сэм. Чувства – всего лишь формула связи. Одну любовь всегда можно заменить на другую. Ривайена на Сэма, Тобиаса на Ника, Сэма на…
Сэма прерывает ход своих мыслей, выбранная логика перестает ему нравится. Возвращается назад, к тому месту, где чувства – это всего лишь формула. Всего лишь уровень установления связи между Целителем и Заклинателем.
Тоже не легче. Вспоминает, как в течение двух дней пытался установить эту самую связь с Тобиасом, а того колотило от одного лишь слова «связь». Плюнув, Сэм пригласил Тобиаса на спарринг-программу. Тот не пришел. Сэм пригрозил заявить о его поведении в Совет. Тобиас показал безыменный палец. Разъяренный Сэм внес их пару в список квалификационных боев. Теперь Тобиас не мог его игнорировать. За отказ драться на ринге исключали из школы, клеймили и выжигали наследие из крови. Процедура болезненная и часто с летальным исходом.
Тоби пришел на бой. Небритый, с красными глазами. От него за версту несло табаком и винищем. Сэма передернуло. Этот Тобиас был совсем не похож на того, за которым Ришар наблюдал уже не один год. И тут Сэма прострелило запоздалой догадкой. С Тоби что-то случилось. Что-то, что его сломало. Или кто-то его сломал. Из ревности, из гордости, по неосторожности. Наплевать. Главное – кто-то был готов пойти на все, чтобы Сэм добровольно отказался от выбранного им Заклинателя. Сэм, кажется, понял, кто. Он медленно поднял тяжелый взгляд на трибуну и пересекся с бликами в стеклах Ривайена. Он, сука.
«Да что ж я туплю-то так», – обругал себя Сэм. Ривайен его провел, подставил, как мальчишку. Подсунули бракованное.Ему захотелось вдруг выбросить сломанного Тобиаса на помойку. Развернуться и уйти с этого теперь уже ненужного боя. Все равно подниматься на ринг – только позориться. Пусть выжигают, нахер, все что хотят.
Но тут в нем взыграла гордость и желание отомстить мэтру, надменно седящему на почетном месте и снисходительно сверкающего золотой оправой очков в их сторону. Тот ждал и предвкушал унижение. Наверняка.
Шиш! Сэм от своего решил не отказываться, починить сломанное. Сделать таким, как было, а может быть и лучше. И он уже знал, как.
После боя он притащил Тобиаса в душевые, закрылся, включил воду на полную, сделал струю горячей, заставил раздеваться. Разулся сам. Тобиас бессмысленно шарил взглядом по сторонам, рот его был плотно сжат, вокруг губ побелело. Но пуговицы на рубашке он расстегивал, твердой рукой. Снимал с себя одежду, безропотно и механически, но все равно красиво. Пар от горячей воды еще не начал собираться, яркое освещение и белый кафель напоминали операционную или морг. Только в морге не шумела вода.
Тобиас встал под душ, прижался спиной к стене. Сэм оглядел его критически: глаза долу, впалые щеки, пульсирующие связки в паху, тренированные ноги. Прибавил кипятку. Повалил пар и уже через минуту в кабинке воздух стал тяжелым и непрозрачным. Самюэль взмок, раскраснелся, волосы его пошли волнами, он встал рядом с Тоби под струи воды, босой, напряженный, и ему было жутко неудобно в начинающих промокать штанах и липнущей к телу рубашке.
Он положил руку Тоби на плечо, надавил, заставил сесть на прогретый водой кафель, сам присел рядом на корочки.
– Смотри на меня. Я понял, почему ты… ну не в себе. Не спрашивай, как. Понял, и все. И я не ошибаюсь. Мне надо тебя осмотреть. Если что-то не так – я полечу. Обещаю, я не сделаю тебе больно. И буду говорить, все что делаю. Хорошо? Для начала мне надо, чтобы ты развел бедра.
Тоби не пошевелился. Тогда Сэм сам по-хозяйски начал раздвигать ему колени. Тобиас как-то сразу обмяк и безучастно поднял глаза в потолок. Его лицо превратилось в восковую маску. Сэм чертыхнулся. Его так не устраивало. Ему нужно было не послушание, а согласие.
– Ривайен… – от одного имени Тоби дернулся под его руками. Сэм их тут же убрал, сделал паузу, положил одну Тоби ладонью на живот, начал слегка поглаживать. Так отец учил его успокаивать лошадей. – Ривайен, он тебя изнасиловал, или это было по обоюдному согласию?
Тобиас молчал, словно пропустил вопрос мимо ушей. Его голова запрокинулась. Живот втянулся. Дыхание сбилось. Но это было не возбуждение, это был страх, который судорогой сводил желудок. Страх, который его сломал и который необходимо было преодолеть.
Сэм потянул Тобиаса за бедра на себя, заставил спуститься по стене ниже, так, чтобы ягодицы разошлись в стороны и анус стал хорошо виден.
– Блядь, – Сэмюэль тут же спохватился и замолчал. Анус кровил, от него в разные стороны расползлась сетка разрывов, тонких и глубоких, воспаленных и наверняка болезненных. Внутри скорее всего дело обстояло еще хуже. То ли старый козел специально оставил следы, – позлить его – то ли побрезговал заживить, не захотел лишний раз прикасаться к обезображенной дырке. Дерьмо. Надо лечить и много. А после поединка Тингара осталось кот наплакал. Но откладывать тоже нельзя. Как Тобиас вообще с этим на бой пришел. А в туалет? А он ест вообще?
– Тобиас, ты ешь?
– Да, – Форсайт отвечает безразлично, но это уже хоть что-то.
– Сколько раз в день?
Сэм подождал ответа, потом спросил по другому:
– Сколько раз за эту неделю?
Тобиас молчал.
– Тоби!
– Не знаю. Пять. Шесть.
– Дурак! Угробить себя хочешь и меня заодно. Мы этот бой чудом выиграли. Следующий, если ты не будешь нормально питаться, мы проиграем.
Сэм настраивается, пальцы слегка начинают святиться изнутри, он ждет когда Наследие наберет силу. Еще раз проводит ладонью Тоби по животу, гладит. Ладонь горячая – живот огненный и напряженный, как кирпич. Внезапно поддавшись порыву Сэм наклоняется и касается пупка губами, пережидает нервную дрожь, снова касается – поцелуй лечит быстрее всего – касается до тех пор, пока мышцы не расслабляются полностью:
– Сейчас я положу два пальца между твоих ягодиц. Больше ничего пока делать не буду. Просто буду держать их на анусе. Не дергайся.
Тоби никак не реагировал. Словно его здесь нет. Словно не с ним разговаривают. Но Сэм почувствовал, как мышцы сфинктера под его пальцами сжались, в промежности стало горячо, в подушечках начало покалывать.
– Может показаться, что прошивает электрическим зарядом. Это значит заживляется. И надо будет ждать. Сам понимаешь – Тингара свободного мало осталось. Все будет не быстро. Окей?
Тобиас опять не ответил, но молчание было уже другим. В нем чувствовалось больше доверия и понимания. Сэм дождался пока жар рук спал и жжение прекратилось – снаружи залечено. Теперь дальше. Ришар привстал, вынул душевой шланг из держателя, снова присел рядом:
– Чтобы залечить внутри, мне надо залезть в тебя пальцами. Иначе не получиться. Понимаешь? Я тебя расслаблю. Но будет … необычно. Вас учат терпеть боль – я вижу ты всю неделю терпел. Но здесь – другое. Помни – стесняться нечего. Все будет хорошо.
– Не трогай, – голос Тоби, почти механический, прозвучал четко и равнодушно – ни стыда, ни страха, ни даже неловкости. – Я грязный.
– Что?
– Не трогай, – все те же механические интонации, но в этот раз в голосе больше не было ледяного равнодушия.
– Думаешь, что это меня остановит?
Вместо ответа Тобиас прикрыл глаза, Сэм принял это за разрешение продолжать, свинтил душевую насадку, освободил слив от решетки, убавил напор, оставил в руке только шланг, сделал воду почти огненной, направил струю поверх сфинктера. Горячая вода страшная сила, она ломает любое сопротивление. Любой стыд. Рефлексы нельзя контролировать.
Минуты потекли медленно. Тоби не дергался, не менял позы. Был похож на манекен, скорее мертв, чем жив. Тело его было в распоряжении Сэма, но Тингар он запечатал в себе и не позволял Сэму до него дотянутся. Сэм понимал, не торопил. Всему свое время.
Наконец все, что Тобиас прятал в себе, все, что причинило ему боль, что было гадким и мерзким, что душило ночами, что отравляло дни начало приступами выходить наружу, потекло по белому кафелю в направлении к сливу.
– Еще чуть-чуть. Потерпи.
Но Тобиас решил не терпеть. Единственным желанием его стало перестать быть. Его учили контролировать боль, а не унижение. Его сердце начало биться медленнее, останавливая ток крови, легкие перестали набирать обжигающую морось, в горле заклокотало и захрипело.
Сэм всполошился, встал на колени, приблизился, взял двумя пальцами Тоби за подбородок, надавил так сильно, словно старался оставить на бледной коже отпечатки, заставил Тобиаса открыть глаза. Слова сейчас были не важны. Был важен поступок.
– Смотри!
Сэм одной рукой уперся в стену, позади Тоби, на другой скрестил указательный и безымённый, опустил между жилистых ног с точащими коленками, провел по анусу, потому решительно поднес их ко рту:
– В этом нет ничего стыдного, ничего грязного, нет ни грамма твоей вины. Это просто часть тебя. То, что должно выйти и остаться здесь навсегда. Я так хочу. Не закрывай глаза, Тоби. Смотри на меня! – И облизал, медленно и причмокивая, стараясь распробовать, словно на пальцах была не кровь вперемешку с выделениями, а изысканный шоколад. Сэм не планировал этот жест, не готовился к нему, и его накрыло от него, так же как накрыло и Тоби, выломало, снесло крышу. Кровь бросилась в лицо, кадык задергался. Но он заставил себя улыбнуться:
– Так надо. Ты ведь понимаешь слово надо? А теперь дай мне тебя лечить.
Тобиас опять ничего не ответил. Сэм поймал его ускользающий взгляд, увидел на долю секунды свое отражение в шафрановой радужке, погрузил сознание в нее целиком. Отец учил: глаза – ключ к единению, пусть насильственному, путь без разрешения. Постарался сделать так, чтобы Тобиас успокоился, постарался заблокировать самые болезненные воспоминания. Постарался дать Тобиасу забвение о теле, красивом внешне и изуродованном изнутри.
От усилий у Сэма зашумело в голове и слегка повело. В какой-то момент он уже не знал, кто из них из двоих хочет навсегда остаться на этом горячем кафеле, он или Тоби. Это его напугало, он потерял контроль, отвел глаза и сознание Тоби выскользнуло из его цепкой хватки. Но пережитых секунд единения хватило, чтобы впитать и боль, и стыд, и вину. И выпустить все это во вне.
Сэм перевел дух. Надо продолжать лечение пока есть силы. Положил указательный и средний пальцы на анус, приноравливаясь, замер на некоторое время, слушая сбивчивое дыхание Тобиаса, высчитывая паузы между дрожью бедер и спазмами кишечника. Выждал удобный момент, слегка надавил на мышцы сфинктера, подождал, приучая их к себе, погладил, отпустил:
