Текст книги "Зеркальное эхо (СИ)"

Автор книги: Verotchka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– И при чем здесь рубашка? – Тобиас пытается шутить, но Рин смотрит на него дикими глазами:

– Ты не знаешь, что там было? Там было… там было… меня просто вытошнило. В прямом смысле, Тоби. От себя самого и от того, что увидел. Рубашку выбросил, но все равно чувствую себя грязным. И вообще, рубашка тут ни при чем! Неужели ты не понимаешь, о чем я? Я не знаю, что думать. Я в себе сомневаюсь, я в тебе сомневаюсь! Меня просто использовали!

– Рин, нет! Не смей так думать! – Тобиас останавливается на полпути. – Если бы я только мог предположить, если бы я только знал, что записи не блеф, я бы… поговорил с тобой, предупредил, подготовил. Прости, – Тобиас делает голос еще более безразличным. – Я разочаровал тебя, – кулаки сжимаются сами собой, и ему стоит усилий их разжать, развернуться спиной и заставить себя отойти к шкафу, вынуть сумку, начать ее паковать. Что было на тех записях? Ривайен? Выпускной, когда Сэм вшивал в него свои нити? Что еще? Что так напугало и изменило Рина? Хотя уже не важно.

Тобиас старается держать лицо, отгородиться, но внутри все рвется в клочья. Прошлое настигает его ожидаемо и все равно неожиданно. Слишком мрачное и бесцеремонное. Тот Тобиас, которого видел Рин, которому он доверял, распадается на нескончаемое число цветных оригами. Тобиас аккуратно заворачивает фигурки в чистую тряпицу, как заворачивают испорченную драгоценность, чтобы однажды отнести ее мастеру на починку. Бережно прячет обрывки туда же, куда его память поместила потерянное лицо Рина. Когда будет особенно тяжело, он будет знать, где найти настоящего себя, чтобы выжить.

– Зачем он это хранил? – почти кричит ему в спину Рин. – Зачем хотел вернуть? Зачем он все это делал? Зачем ты ему позволял? Тоби! Как он мог! Как вы оба могли?!

От слов становится больно, но что на них ответить? Чем оправдаться? Тобиас сам еще не может найти ответы на все вопросы. И оправдания никогда не приносят пользы. Он такой, какой есть. Прошлое – его часть. И от этого тоже больно. Но совсем не так, как бывает больно в бою.

– Он что, это пересматривал? Из тщеславия? Для устрашения? Для шантажа? Как трофеи?

Голос Рина ломается от порывов гнева и унижения. Без связи Тобиасу трудно разобрать оттенки чувств, он слушает, как вибрируют связки, как звук мутирует, как мутирует реальность и боль. Эта боль больше не негативное подкрепление. Она сладкая и живая. Даже сейчас Рин беспокоится, даже после всего увиденного, он относится у нему, как к человеку.

– Я не должен был смотреть. Наверное не должен. Или должен был тебя разбудить. Или… я не знаю, Тоби. Я не сдержался. Надо было ее разбить сразу, эту флешку, или выкинуть. Прости. Теперь о ее существовании можно забыть. От нее остался один пластиковый мусор.

– От нее осталась зараза в твоей голове. И не надо извиняться, Рин, – за двадцать с небольшим лет своей жизни Тобиас впервые жалеет, что уже ничего нельзя исправить. – Не тебе надо просить прощения. Мне жаль, что так вышло.

– И все? И это все, что ты хочешь мне сказать?

– Нет. Бесследно такие вещи не проходят. Ты изменился… Это видно… Прячешь глаза… Боишься? Если еще не боишься, то скоро начнешь. А может быть и еще хуже. Я думаю, мне надо уйти.

– Может быть, – Рин почти не медлит с ответом, ему тоже уже приходила в голову мысль, что надо немного побыть одному, сделать паузу. – Не знаю, что думать. Мне надо разобраться самому. Я запутался.

– Ты уверен, что разберешься? – Тобиас смотрит внимательно, не отрываясь.

– Нет, – резко качает головой Рин

– Зато я уверен. Не переживай. И не бойся. Я позвонил Сэму. Он заберет меня.

– Что? Как позвонил? Зачем? Заберет? А как же я? Я быстро разберусь, не надо уходить совсем. Я не это имел ввиду.

– Рин, я не думаю, что нам не надо вообще видеться.

– Не понимаю. Что это значит? Ты меня бросаешь? Одного? Ты же обещал, что мы будем вместе. Опять обманул?! Или просто хочешь, чтобы над тобой издевались? Не можешь без извращений? Какой ты настоящий, Тоби? Тот, что был все это время со мной, или тот, что на записях? А если ты ничуть не лучше брата?! – у Рина перед глазами возникает безжалостное лицо Сэма с мертвой улыбкой сумасшедшего. Он взмахивает рукой, разрубая видение. – Такой ты мне не нужен!

Рин, такой хрупкий и юный, смотрит сверху вниз, как равный и старший. Эти незамысловатые фразы, сказанные в запале, ранят. Но еще больше радуют. В них нет равнодушия. Тобиас заставляет себя убрать улыбку с лица, но оставляет ее в голосе:

– Рин, я не обманывал. Быть вместе и быть рядом – это не всегда одно и то же. Ты никуда отсюда не денешься, – Тобиас кладет ладонь на грудь. – Я обещал, и я свое обещание сдержу. Но тебе быть рядом со мной не надо. Может быть потом, однажды, но не сейчас. Я так понимаю, теперь ты знаешь практически все об… Особенностях связи и… Обо мне… Можешь сам решишь, нужен тебе Тингар или нет.

– Я уже решил. Не нужен. Я ненавижу его. Ненавижу все, что с ним связано.

– Именно поэтому мне лучше уйти, – слабая улыбка пропадает из голоса, он становится апатичным. – Останусь – и ты будешь меня ненавидеть. И еще одно. Меня растили для боев. Я привык жить на грани. Драться и выигрывать – это в моей крови. Я никогда не стану нормальным. Я – радиоактивные отходы. Ты не сможешь прятать меня в платяном шкафу. Я отравлю тебе жизнь. Я хуже, чем эти проклятые записи. Мне нужно оставаться там, где мое место. Без тренировок я потеряю сноровку. Моя воля отсыреет. Я стану бесполезным. Ни тебе, ни мне это будет неинтересно.

– Но ты же жил без Наследия до нашей встречи, и Колин говорит, что все было хорошо.

– Да, было хорошо. Но все изменилось. Нельзя просто так забыть этот год и отмотать время назад. Надо все начинать с нуля. Пойти совершенно иной дорогой. К тому, к чему лежит душа. Я понял, к чему лежит моя. Тебе надо определиться со своей.

Рин вскидывает голову. Хотя связи Тобиас уже не чувствует, мысли Рина ощущаются, почти имеют форму, мечутся от надежды понять к отчаянию непонимания:

– Ты принял решение за меня?! Без меня?! Я для тебя пустое место?! А мне еще вчера вечером казалось, что мы пара!

– Утро вечера мудренее. Ты тоже принял решение посмотреть записи сам, без меня. – Тобиас впервые позволяет себе разозлиться. Не на Рина. На себя. Почему он все это не предотвратил? Почему позволил мальчишке повзрослеть за одну ночь?

Тобиас с удовольствием схватил бы сейчас его в охапку и сбежал на край света, он бы вырвал из груди и отдал бы ему свое сердце. Если бы это помогло. Если бы это могло вернуть прежнего Рина. Но его сердце Рину больше не нужно. Рин не даст своего в обмен. Сбежать вместе не получится. Рин просочится между пальцами, как вода через решето. Рин смотрит холодными глазами. В них нет любви. В них только желание сохранить статус кво.

А Рин захлебывается воздухом и не знает, что отвечать. Тобиас сказал чистую правду. Но от этого еще обиднее. Тоби видит его насквозь, и это нечестно. Рин не может сделать также. Тоби все это время был в слепой зоне. Рин смотрел на его поступки, на вязь слов, на записи эти проклятые, но не видел главного – причин. Да и не хотел ни смотреть, ни думать о них. Он был занят Сэмом, Системой, тайнами Наследия, Иннокентиями, про события в Риме и говорить не стоит. Ему все это время было не до понимания Тобиаса, да тот и не казался сложным. А сейчас уже нет на это сил и времени. Одно Рин знает точно – Тобиас позволяет делать с собой все, что заблагорассудится. Он сломанный человек. Быть с ним рядом – сломаться самому. И от этого знания становится беспросветно. Больше им делать вместе нечего. Наконец он говорит то, что Тобиас уже прочитал в его глазах:

– Тогда уходи. Так проще. Не надо со мной нянчиться. Уходи. Но если ты уйдешь – я сделаю все, чтобы тебя забыть. И тебя и брата. Ты хочешь, чтобы я пошел своей дорогой? Отлично! На этой дороге не будет тебе места, Тоби, – голос Рина крепнет, становится ярким и острым, как битое стекло. Он перестает колебаться.

Тобиас не верит ни своим ушам, ни своим ощущениям. Что это? Рин сам того не подозревая произносит атакующее заклинание? Тобиас не ставит защиту. Он дает эмоциям Рина пройти насквозь и оценивает полноту удара. Рин сделал это сам, один, без связи. Только силой, заложенной в нем Наследием. Римская пара – они делали что-то подобное. Но вместе, в единой связке, передовая силу Тингара от одного у другому, словно жонглируя. А Рину даже не понадобилась Система. Насколько же он уникален! Насколько Наследие сильно в нем, насколько непредсказуемо! Он не просто может стать непревзойденным Целителем, он амбивалентен. Тобиас не может скрыть восхищения, а Рин смотрит на него, как на сумасшедшего.

– Можешь считать меня трусом, Рин. Всем, кем угодно. Если тебе так будет легче. Главное, что ты понимаешь мое решение.

– Да, – Рин уже не сердится, злость и обида вышли словами, теперь ему грустно и он слышит такую же грусть в голосе Тобиаса. – Когда?

В этом простом «когда» столько всего намешано, что Тоби на секунду сомневается в правильности принятого решения. А что, если он все это время просто прятался за Систему, за заклинания, за свое прошлое? Не давал себя разглядеть настоящего. Надо было наоборот открыться, показать слабости, дать себя пожалеть? Так ведь все делают. Ему вдруг приходит в голову мысль, что он не разрешал себе связи с Рином не потому, что защищал его от Тингара, а потому что защищался сам. И проиграл.

От этой мысли на Тобиаса обрушивается страшная усталость и безразличие. Ему хочется подойти, положить руку на лоб Рина, спрятать под ней его глаза, почувствовать трепет ресниц на своей коже. Он представляет, что делает это. И острое ощущение неправильности проходит. Он больше в себе не сомневается. Завязанный им в сентябре узел окончательно развязывается, оставляя вместо себя пустоту и холод. И гордость за Рина. За его верность своему чутью, своему «я». Теперь маленький Ришар будет жить сам и приобретать свой собственный опыт. На это надо время. Много времени. Тобиас распрямляет плечи и наконец отвечает на вопрос:

– Когда? Сэм сам решит когда, но, думаю, до конца этой недели, – на миг он позволяет тоске вырваться наружу, но тут же берет себя в руки, делает безразличное лицо. – Мне кажется, что нам нужно возвращаться домой. Здесь больше делать нечего. Я пойду попрощаюсь с директором, а ты разбуди Колина. После завтрака тронемся. Бека с Юрой остаются.

***

Всю дорогу до дома Рину кажется, что вокруг все надломлено. И деревья и дома и предгорья. Машина двигается в гору с напрягами и причитаниями, с горы гонит впереди себя свою размытую тень. Колин напевает, чтобы развеять напряжение, но у Рина такое ощущение, что он плачет. Ему никто ничего не сказал, на вопросы отвечали, что все нормально. Но Колин все равно чувствует.

Странное пение, мельтешение дорожной разметки и знаков в конце концов убаюкивают. Рин не замечает, как заснул. Просыпается, когда Колин останавливает машину у студии.

Тобиас выходит:

– Отвезешь Рина домой? – И не дожидаясь ответа шагает к себе, не оборачиваясь.

Рин вылезает следом и смотрит на его удаляющуюся спину. Вздрагивает, когда Колин кладет руку на плечо. Тот говорит так, словно каждое слово требует от него огромной осторожности:

– Давай заедем сначала в супермаркет?

Первый вопрос Рин пропускает мимо ушей, но Колин не останавливается, сыпет ими, надоедает, вытягивает из апатии.

– Мама любит цветы? И надо сразу ей подарок приготовить. Он у тебя не в багажнике? Тогда, когда пакеты с едой будем грузить, и достанем. Эклеры будем покупать? Давай еще возьмем разных пироженок? Пробуем, да? Ты заметил, что Тобиас за весь путь ни разу не закурил?

Рин качает головой, отвечает. Сначала неохотно, потом втягивается. Когда машина паркуется у супермаркета он уже болтает вовсю.

Дома мать встречает его так, словно он вернулся от булочника на углу после пятиминутного отсутствия. Цветы и духи ее вроде бы радуют. Но разговор быстро сходит на нет. Колин задерживается, улыбается, что ему спешить некуда и задает вопросы. Простые незамысловатые вопросы. А как ты себя почувствовал? А что он сказал? И что дальше? Почему ты так думаешь? Вслушивается в ответы. У Рина сам собой развязывается язык и беседа длится и длится до самой полуночи. Когда Колин уходит, следом за ним уходит тяжесть и еще что-то надсадное, чужеродное, что притаилось под сердцем. Рин спокойно погружается в сумрак и одиночество. Теперь настоящее.

В понедельник начинаются занятия, и Рин гонит от себя мысли о ссоре с Тобиасом. Он еще очень зол на него за то, что видел на записи, за то, как повел себя с ним Сэм. За то, как Тобиас безжалостно пугал его расставанием. Временами на Рина накатывает тоска, поднимается в нем до самого горла и проходит, как тошнота. Но потом возвращается опять. Каждый раз в новом обличии. Рин принимает ее то за разочарование, то за досаду, то за злость. Никак не может узнать ее в лицо, понять, по ком она гудит в нем колоколом, по брату или по Тоби.

Тоска каждый раз оказывается внутри него неожиданно: посреди веселья, посреди урока, посреди поцелуя Клэр, и каждый раз он ей давится, словно прогорклым маслом. Но потом говорит себе, что все нормально. Даже хорошо. Хорошо, что Сэмюэль вернулся в его жизнь, пусть коряво, пусть с черного хода, путь совершенно не таким, каким он себе его представлял, но и этого уже достаточно. Зато живой. И хорошо, что Тоби из его жизни пока ушел. Вот и пусть катится. Он и без него проживет. И не надо ему таких пустозвонов в пару. И Тоби еще пожалеет и прибежит просить прощения. И…

Только на третий день он понимает, что это не просто ссора и обида. Что все происходит по-настоящему. Он наконец замечает, что связи между ним и Тоби больше нет. Он его не чувствует. Как если бы Тоби растворился, стал просто деревом или листьями, облетел и унесся с ветром, или природа включила его в своей оборот и смыла дождями. Рин кладет руку на сердце. Ничего. Там, где раньше он видел иногда мерцание и чувствовал тепло, сейчас чуть взволнованно бьется только его собственное сердце.

Тогда он набирает номер, но ответа не получает. Набирает еще. И снова. Идет в качалку, решает позвонить еще раз у выхода – все с тем же результатом. Поворачивает домой, но ноги сами несут его в студию. Февральский штормовой ветер делает воздух похожим на воду, дышать тяжело и тело надо проталкивать вперед против течения. Рина продувает насквозь, чистит его внутри и замораживает снаружи. Он хочет скорее укрыться в тепле. Дверь открыта. Тобиас встает ему навстречу от холста, Рин смотрит в его осунувшееся лицо, и сердце сжимает колючей проволокой. Все слова забываются.

– Рин?

– Мне страшно, – Рин не знает, что сказать еще. Он выцепляет эти слова из воздуха. Ему кажется, что страх кружится вокруг, сочится из щелей между досками в полу, витает в воздухе. Страх и тоска. Они вдруг проводят по душе своими наточенными когтями, как невидимые чеширские коты. Привет от Кэрролла.

– Это из-за неизвестности. Это пройдет.

Разговора не получалось – сплошные паузы. Словно их подслушивают. Словно между ними что-то стоит. Или кто-то. Рин начинает оглядываться. Все как-будто потеряло цвет. Тобиас смотрит сквозь, словно Рин прозрачный, словно за ним есть кто-то другой. Рин судорожно втягивает воздух. Даже он другой – кажется, что пропах Сэмом. И Рин раздражается. Тобиас стоит рядом и терпеливо ждет. Рин касается его груди, ему на минуту кажется, что это не Тобиас, а ускользающая оболочка, за которой уже никого нет. Но даже эту оболочку Рин хочет удержать.

– Останься.

– Зачем?

– Зачем мы все остаемся? Будь художником, будь как все.

– Ты так и не понял. Я не хочу быть как все. Я хочу быть лучшим. В Системе я лучший. Там мое место. Только она дает мне возможность жить в полную силу.

– Система или Сэм?

На его реплику Тобиас отвечает спокойным холодным взглядом, разворачивается и стягивает с себя водолазку. Делает это просто и незатейливо, словно хочет сменить вдруг надоевшую тряпку. Замирает, позволяя Рину увидеть располосованную спину:

– Для отработки заклинаний Сэм применял творческий подход. Во время тренировок никаких свидетелей не было. Ты думаешь я хочу к этому вернуться? Ты думаешь, что у меня нет никакой гордости? Есть. Но у меня нет другого Целителя, кроме Сэма. Нас связывает клятва.

– Это действительно так важно – клятва? Ее нельзя отменить?

– Клятва есть клятва. И никто меня от нее не освобождал.

«А ты не предложил мне другую взамен», – чуть в сердцах не произносит он, но вовремя прикусывает язык и продолжает:

– Я должен остаться в системе и должен тренироваться. Я не нашел другого решения. Тебе я не нужен такой, Рин. Это видно: искренность – твоя сильная сторона. А Сэму я нужен любым. Системе я нужен любым.

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

Тобиас качает головой. Если бы только Рин сказал: «Я хочу, чтобы ты остался», – тогда все можно было бы переиграть. Но нет. Тонкий нюанс. Если прислушаться, совсем разные вещи. Рин не подходит ближе чем на метр, как только замечает движение в свою сторону, слегка отстраняется, не позволяя провести рукой по волосам. Феромоны, которые все последнее время создавали вокруг притягательную ауру, исчезли совсем. Умом Рин говорит одно, но телом – совершенно другое. Ум Рина Тобиаса приближает, тело отвергает. Все, как Тобиас и предполагал:

– Ты говоришь из жалости к себе. Не надо. Это пройдет. И меня не надо жалеть. Это унизительно. Я принял решение.

Рин с сожалением понимает, что Тобиас опять прав. Он слушает неторопливую речь, слова гладят его, подталкивают на выход, стелят дорогу прочь.

Больше сказать кажется нечего. Ни у того, ни у другого не остается ни тем, ни сил. Но Рин не уходит. Ему что-то мешает, велит остаться. Он внутренне сжимается и начинает ждать, его сердце тикает бомбой замедленного действия, он почти чувствует напряжение и, несмотря на это, пропускает момент, когда Сэм возникает где-то между обувной полкой и вешалкой. Ни скрипа ступеней, ни звука шагов, ничего такого. Сэм просто выходит из воздуха, словно открывает потайную дверь.

– Все в сборе? Я, видно, вовремя? Рад тебя видеть, малыш.

========== XVI. ==========

«Метки Наследия на детях Заклинателей

симметричны меткам на детях Целителей, словно близнецы.

Решили тогда старейшины между собой,

что Сила не хочет оставаться разбитой,

что Тингар желает через детей этих воссоединиться вновь

и даровать нам себя во всем своем величии.».

Из тетради Ривайена Форсайта « Сказание о Нитях Тингара».

15.01.2018 понедельник

Четыре часа утра. Сэм, откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, сидит, широко раздвинув ноги, и сосредоточенно рассматривает через призму шестигранника наполненной прозрачной жидкостью пробирки потолочные балки. Ему на ум приходит, что в предрассветном мареве они похожи на ребра доисторического чудовища. Он непроизвольно чувствует себя заживо сожранным и беспомощным. К этому еще примешивается недавно пережитое унижение. Хотя цель достигнута и за всем этим шумом из-за нападения никто в Нагорной даже не заметил, что в лаборатории не достает одной пробирки с реагентом на базе crisp cas9, но чувство, что он проиграл Сэма не покидает. Он пытается отгородиться от неприятных образов, загнать их в темный угол сознания и переключиться на физическое удовольствие. На губы Ника на своем члене. На горячие ладони у себя на бедрах. На приятную истому внизу живота.

Но уколы самолюбия сильны, они заставляют мысли постоянно соскальзывать куда-то в сторону, отматывать время на несколько часов назад и заново переживать то разговор с Рином, то схватку с учителем. Он пытается себя успокоить, что схватка была лишь маневром, а Рин и То случайностью, к которой он не был готов. Но именно от этого становится еще гаже. Он должен быть готов ко всему. Но пока хорошо выходят только заранее спланированные вещи. Взять хотя бы их с Ником появление в Нагорной и возвращении на виллу. Это прошло гладко. Молниеносный набег Ника на лабораторию Натали – никто даже не чухнулся. Ни Ривайен, ни Натали даже не задали себе правильный вопрос: «Как вы это сделали?» А главное – зачем? Ни тот, ни другая ничего не поняли. Это и радует, но черт возьми, и злит одновременно. Эти двое по-прежнему прячутся за правилами, не умеют читать события и глухи к реальным возможностям Системы. Они так и не поняли, что их с Ником дуэт не взламывал хваленую систему безопасности, а вытянул соединенным заклинанием систему Тингара на сотни километров. Они даже не поставили сигналку в лаборатории. Неужели не поняли, что побочный эффект их попытки услилить геном Наследия – это бомба, способная разрушить в считанные часы всю нить ДНК Носителя Тингара. Чертовы слепцы и догматики. Их уже не изменить. Бесполезный мусор. И мало того – стоят на пути. Мешают. А вот это – Сэм нежно проводит большим пальцем по граненому стеклу – это его предохранитель, на случай, если созданная Чистая Пара выйдет из-под контроля. Надо найти способ администрировать crisp cas9 с безопасного расстояния. Может связаться с папашей Клэр. Капсульные пули – это хорошо. Но надо продумать еще атаку, без повышенной температуры тела эта штука не сработает. И главное, почему обо всем должен думать он? Кто у нас генетик вообще? Почему эта старая дура не способно даже понять, какую бесценную вещь она изобрела? Одна доза ее вируса – и конец Наследию.

Как же бесит такая слепота. И этот Совет старперов, традиции, Ривайен. И как же бесит, что они все равно заставили его отступить. Если бы можно было уничтожить этот затор на пути одной ненавистью! Сэм сжимает кулаки. Да, они c Николасом благополучно вернулись, но этого мало. Нужны ресурсы, а у него в распоряжении только талант и Николас. Эта мысль возвращает Сэма в кресло. Он опускает голову вниз, переводит взгляд на макушку Ника, на его напряженную спину. Пытается оценить его усердие.

Ник распутно причмокивает у него между ног. Он наконец сумел заглотить член глубоко, работает горловыми мышцами, скользит пальцами по мошонке, шевелит опухшими губами. У Сэма встает снова. Сложенные на коленях ладони непроизвольно напрягаются, пальцы скрючивает, ногти впиваются в бедра. «Вот оно!» Сэм старается поймать момент, откидывает голову и опять впивается взглядом в потолок. Но как назло всплывает воспоминание о злом выражении глаз Рина. Внутри тут же что-то сбивается. Опять. Становится понятно, что оргазма ему не видать. Ник чувствует очередной перепад его настроения, издает гневный звук с полным ртом и принимается за дело с удвоенной силой.

Сэм уже собирается отстранить его и прекратить бесполезное занятие, когда раздается рингтон. Сэм нажимает на «принять» не задумываясь. Член наливается кровью, и горячий спазм пробегает по животу. На этот номер может звонить только один человек, и только ради этого звонка телефон всегда под рукой:

– Да.

Услышав ледяной голос, Сэм испускает зажатый, неопределенный звук удовольствия. Николас замирает между его ног, не успевает отстраниться, и сперма заливается в горло. Он давится, но не выпускает член, поднимает настороженные глаза. Ему еще не понятно, что заставило Сэма кончить.

Сэмюэль зажимает телефон, чтобы на том конце на было слышно, как он тяжело дышит. Несколько секунд для того, чтобы подчинить голосовые связки и эмоции. Потом он позволяет себе одну-две безразличные реплики, едва сдерживаясь, небрежно ставит свои условия. Разговор окончен. Сэм расслабляется и самодовольно улыбается. Эта улыбка не напоказ, она еле трогает его побледневшие губы.

Звонок – не случайность. Сэм был уверен, что Тоби позвонит рано или поздно. Но чтобы так быстро… Но результат остается результатом, пусть это и не тот исход, который он планировал. Рин отказался от Наследия, и Тобиас, для которого полноценная жизнь возможна только в Системе, поставил собственное выживание превыше всего остального. Другого Сэм и не ждал от него, только не с его уровнем устойчивости психики и интеллектуальной дисциплины.

Положив телефон на подлокотник, Сэм чувствует, как все в нем пробуждается, словно после долгой спячки. Тобиас возвращается и можно начать эксперименты. Подобрать новую чистую пару, взломать Наследие, создать новую внешнюю метку, отладить силу взаимодействия. У него столько идей в голове. С Тобиасом всем получится. Он как боевой слон – выдержит все и пройдет там, где другие отступят. Отлично. Начинается новый круг. Пребывание в этой высокогорной дыре снова приобретает для Сэма смысл. Пиренеи, в которых спряталась небольшая съемная вилла с красной крышей и обширным парком для тренировок, перестают раздражать и казаться каменным мешком.

Сэм сладко потягивается в кресле. Он учтет ошибки. Теперь он знает, как удлинить поводок. Как заставить Тоби принять нового Целителя. Сработало один раз с Ринсвальдом – сработает еще раз. Первый блин всегда комом. Но принцип – принцип верный.

Жаль, конечно, что Тингар Рина не удалось пробудить. Но это только пока. Не получилось с Тоби, получится с Клэр. Только не надо спешить. Главное – ничего не потеряно. Главное – у него снова есть чистый и полностью подконтрольный уникальный носитель Наследия. Дело за кандидатами в пару.

– Николас?

Сэм нависает над все еще сидящем на полу Заклинателем. Тот уже привел в порядок и себя и одежду, смотрит на него, словно сторожевой зверь, готовый сорваться по первому приказу. Сэм снова невольно усмехнулся. Как же повезло. Николас чувствует его, как никто другой. Связь между ними с первой случайной встречи перестала быть стихийной. Тингар перемешал не только их желания. Метка Наследия окрепла, а вместе с ней окрепло и понимание. Если вначале Николас получал удовольствие от близости с Сэмом, а интересно ему было только соперничество с Тобиасом, то теперь близости Николасу уже недостаточно, теперь ему требуется признание, участие во всем, разделение всего, в том числе и идей старшего Ришара.

– Привези сюда нескольких чистых носителей. Столько, сколько сумеешь найти за четыре дня, желательно пробужденных. Не смотри на меня так. В списке более двадцати человек. Безусловно есть вероятность, что некоторые не выдержали пробуждения Наследия, но не все. К тому же, наверняка есть кто-то, кому еще не успели найти пару. Ты умеешь уговаривать.

Сэм тянет руку к проступающему из утренней полутьмы лицу, но вместо того, чтобы провести пальцами по щеке, обвивает ими подбородок и вздергивает его вверх, заставляя взгляд партнера напрячься, загореться вызовом. Другая его рука почти неосознанно зарывается в курчавую шевелюру Николаса. Сэму неожиданно хочется вырвать клок волос в ответ на наглый блеск из-под сдвинутых бровей, но он только бьет открытой ладонью по губам:

– У тебя нет причин для ревности. Это всего лишь проект. Очередной проект.

Николас корчит недовольную мину и перехватывает запястье, по лицу Сэма на долю секунды проносится мрачная тень:

– Не смей ко мне прикасаться без разрешения.

Николас, прежде чем отпустить, быстро целует ладонь и только потом отдергивает руку:

– Давай я съезжу за Тоби сам? Плевое дело. А ты займешься подборкой новой партии чистых.

– Нет. Поездка за Тоби – дело принципа. Мое дело.

– Хорошо, – Николас рывком поднимается на ноги. – Считай, я уже уехал, – тут его взгляд становится лукавым, а в голосе появляются игривые нотки. – Я-то остался без разрядки. В самолете я могу прикасаться к себе? Или ты и мне это запретишь, как Форсайту?

– Нет необходимости. Дрочи сколько влезет. От тебя, как от бойца, меньше пользы. Ты и мизинца Тобиаса не стоишь в Системе.

– Зато вне системы я лучший.

– Расскажи об этом тому здоровяку, который тебя уложил одним ударом, – ухмыляется Сэм в ответ.

Николас теребит свою счастливую родинку под ключицей:

– Это не моя вина. Ты сам…

– Поговорим позже. Мне надо подумать.

Когда Николас уходит собираться, Сэм быстро набрасывает халат на голое тело, пересаживается к столу и начинает писать. Он не хочет терять ни секунды. С удовольствием отмечает, что возбуждение не спадает, наоборот, усиливается, перерастает в настоящий, давно не испытываемый подъем. По венам бежит адреналин, разгоняя Тингар. Мозг превращается в гигантский маховик, который раскачивается и стонет под тяжестью новых идей. В голове начинают выстраиваться линии, схемы, планы. Мир, который остановился несколько часов назад в кабинете Ривайена, снова сдвигается с мертвой точки.

Сэм не выходит проводить Николаса, краем уха услышит, как приехало такси и хлопнула входная дверь. Он поглощен бродящими в нем озарениями. Схемы превращаются в слова. Он снова видит. Мемы, иллюзион, шоу. Все это становится в его голове заклинаниями. Он снова амбивалентен. Это смакует почти забытое за год ощущение. Он представляет, как Тобиас меняет реальность его словами. Картинка чертовски заводит. Сэм зажигает ароматические свечи – так легче работать – и забывает о времени. Он лихорадочно записывает все новые и новые формулы. Они рождаются из него, как мифические дети, как библейские евы, он вдыхает в них жизнь, откладывает в сторону… Он чувствует себя богом, открывшим поточное производство.

Его будит Николас. Он с трудом открывает глаза. Сознание и зрение размытое, медленное. Сначала больно: слабые солнечные лучи режут зрачок, проходя сквозь красно-коричневые деревянные ставни и свечную дымку. Николас смотрит на него своими темными миндалевидными глазами так, словно вынул Сэма из гроба собственными руками.

– Ненавижу! Ненавижу его. Посмотри, до чего ты себя довел. Меня не было три дня, а если бы я задержался на все четыре? Ты знаешь, сколько ты уже без сознания? Ты вообще выходил отсюда? Боже, Сэм, боже!

Николас подхватывает его на руки и быстро несет в душ. Сэм смотрит вокруг, плохо понимая, сколько прошло времени, с трудом заставляя глаза быть открытыми. Эмоции Николаса кажутся ему галлюцинацией. Он медленно фокусирует взгляд, моргает длинными ресницами, чувствует под собой холодный кафель, видит как Ник открывает кран, начинает, не морщась, смывать с него следы слабости и потери сознания теплой как кровь водой.

Сэм очень устал и очень хочет есть, но Николас заставляет его пить какую-то сладкую дрянь и опять прикасается к нему без разрешения. Но сейчас это приятно и хорошо. И Сэм не возражает. Он в тайне восхищен этой способностью Николаса возвращаться вовремя и делать запрещенные вещи, оставаться непредсказуемым:

– У тебя все получилось?

– Конечно. Мог и не спрашивать.

– Сколько я заклинаний написал?

– До хрена. И ты на взводе, Сэм. Можно?

– Теперь да. А потом я хочу есть и спать. А потом – Тобиас.

***

Рин хлопает глазами. Сэм, появившийся из ниоткуда, стоит и улыбается широко, искренне, невыносимо красиво. Его лицо светится так, словно на нем собрался весь дневной свет. Рин лихорадочно разглядывает брата, готовый броситься навстречу, привычным движением сомкнуть руки на шее, привычно почувствовать сильные объятия. Привычно. Его губы уже трогает улыбка, и готово сорваться радостное «Брат!», но тут на глаза попадается яркая, точно артериальная кровь, резинка на запястье. И мир выворачивается. Улыбка напоказ перестает скрывать напряжение мышц: брат настороже. Он взволнован, но это эмоция спровоцирована не встречей с Рином. Встречей спровоцировано напряжение. Скорее всего, Сэм не ждал, что застанет здесь своего младшего. Напряжение начинает чувствоваться все сильнее, атмосфера становится похожей на морозильную камеру. Воздух входит в легкие свинцовыми шариками – тяжело дышать.