Текст книги "Зеркальное эхо (СИ)"
Автор книги: Verotchka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Только к четвертой игре они с Тоби наконец делают хэмбоун, догоняют Иннокентиев и получают свою первую бесплатную пинту. Рин выпивает ее, как газировку, его никто не останавливает. Он ждет незамедлительного эффекта, но ничего не происходит. Ни хорошего, ни плохого. Но на пятой игре, после очередной пинты, ему кажется, что у Юраси темнеет один глаз и лицо приобретает такое выражение, как будто он что-то замышляет. Не к добру. Рин видит, как он что-то шепчет над шаром. Он готов дать руку на отсечение, что первый Иннокентиев тоже договаривается со своим болом. Только в системе. Дрессирует шары интонациями и передает Беке. А тот мечет, как норвежский бог молот, и выбивает очередной страйк, а вместе с ним и очередные триста очков. Иннокентии снова впереди. Но Бека больше радует пинта. Третья за вечер.
– Я тут отойду на минуточку, – говорит он загадочно. – Колин, подмени меня в новой партии, – и направляется в сторону бара.
Пока Шары возвращаются из ямы, а автомат расставляет кегли, он успевает вернуться, неся свои пинты. Девочка в фирменной футболке и кепке идет по пятам с еще тремя пинтами на подносе и огромной пиалой бесплатных крекеров и фисташек.
Колин вступает в игру вместо Беки. Зона разбега ему маловата, не хватает места, чтобы отступить влево на несколько половиц. Но он все равно выбивает, прямыми и четкими, как атомная бомба. Рин удивляется, как пинсеттер еще не разбился к чертовой матери и как это они еще идут ноздря в ноздрю.
Пинсеттер, в отличии от Рина, на Колина не обижается, безотказно и миролюбиво урчит и возвращает все в начальную позицию. Часы летят незаметно, как и счет в партиях. У Колина спэра только три из десяти фреймов. А Рин уже жалеет. Жалеет, что что начал ходить в качалку только два месяца назад и мышечной массы катастрофически не хватает, чтобы переломить ход поединка в их с Тоби пользу. Жалеет, что Бека, который кидал лучше него, но хуже Колина, распробовал эль, и в эль его затянуло с головой. Перед ним шесть пинт, и он отпивает то от одной, то от другой, посасывает нижнюю губу, облизывает белые пивные усы и бросает в рот очередной крекер. Каждый раз делает при этом такое сложное лицо, что Рину смешно. Но только он никак не успевает рассмеяться, потому что Юрася снова выбивает …. И его надо опять догонять.
Рин готовится запустить очередной шар. У него уже ломит плечи и заканчиваются силы. Может уже хватит? Зато у остальных горят глаза и развязываются языки. Тобиас наклонятся и говорит. Рину кажется, что в самое ухо, что тонкие, горячие и сухие губы дотрагиваются до мочки: «Два страшных врага боулера – это глаза и уши. Будешь бросать – закрой и те, и другие. Постарайся чувствовать. И да прибудет с тобой Сила». И Рин чувствует, как от слов Тоби сила действительно прибывает. От слов Тоби – азартно и весело, от них Рин взлетает вверх и падает вниз, как на американских горках. Он слушает и очаровывается, как маленький, когда слова так много для него значили, когда он им так верил. Когда они были для него запретным сокровищем.
От слов Тобиаса у Рина сердце переворачивается, и он долго и тупо смотрит на дорожку перед тем, как погнать шар. «Постарайся чувствовать». Рин чувствует, что рука соскальзывает. Закрывает глаза и старается не слушать. Но ловит странное ощущение единства с болом. Ловит, но не может удержать. Шар катит, выбивает только пять… Второй накат не лучше. Сила над ним потешается.
Тобиас смотрит на шестую и десятую кеглю, оставшиеся стоять после фрейма Рина, и жует кончик своего хвоста. Курить запрещено, и сигареты ему явно не хватает. Рин видит, как он сосредоточен, и ему даже кажется, что от этой сосредоточенности у Тобиаса нос становится длиннее. Это же просто игра. Просто болы. Ну зачем обязательно выигрывать?
– Если не хочешь выиграть, тогда лучше не начинать, – неожиданно тихо бормочет Тобиас себе под нос, словно подслушав мысли Рина, и, кажется, даже не замечает, что что-то сказал.
– Ах вы мелкие кровожадные и меркантильные говнюки! – продолжает он уже громче, смотря на Юрасю в упор. Тот бьется в приступе смеха, так, словно услышал лучший комплимент в своей жизни. – Вы же понимаете, что светлый момент великодушия уже прошел. Можете не ждать больше милоты и пощады.
Разбег Тобиаса Рин пропускает, зато видит, как рука и шар движутся как единое целое, как шар касается дорожки, как рука Тобиаса поднимается, провожая шар вдоль линии броска. Он выбивает. Они опять идут очко в очко, не давая Колину и Юрасе вырваться вперед.
После десятой партии снова ничья. В пять часов утра ни у них, ни у персонала больше нет сил. Они начинают последнюю партию. Решающую. И тут у Рина случается беда со слухом. То ли от выпитого за семь часов пива, то ли от эмоционального перенапряжения и острого желания выиграть. Он совершенно уверен, что первый Иннокентев забивает нечестно. Он слышит, очень четко и ясно слышит, как Юра и шар шепчутся, и Рина смущают интонации. Он уверен, что Юра не чист на руку и, как говорит Бека, цепляет к шарам слова, а потом дергает и меняет направления. Рин размахивает руками и кричит, что так нечестно. Все смотрят на него, а потом Колин, встретившись с Тобиасом взглядом, спокойно и деловито журит партнера:
– Юрочка, нехорошо, – а сам ухмыляется. Его-то упрекнуть точно не в чем. Он катает так, что бол каждый раз со страшной силой клюет первую кеглю и сметает все на своем пути.
И вот их последние четыре броска. Решающие. Тобиас делает страйк. Второй бросок. Он прицеливается между первой и третьей кеглей, разбегается и выпускает шар с небольшим хуком. Рин слышит, как шар разогревается на масляной части дорожки, как вращается размеренно и быстро, как трется о ламинированную поверхность, как врезается в тыл первой, задевает третью, сдвигает шестую. Отвернувшись и зажмурившись для верности, Рин слышит, как с гулким сухим стуком разлетаются кегли, считает, сколько их падает в яму. Не может быть! Шестая только сдвинута, десятая и седьмая торчат, как уши дикой необъезженной лошади и остаются на местах. Как же ты собьешь их одним броском? Рин почти уверен, что Тоби специально мажет и оставляет фрайм за ним. Но он выглядит таким виноватым, что Рин верит в судьбу и случай. Ему нужно выбить сплит и страйк. Это худший сплит, который можно только вообразить. Рин пытается читать дорожку, но, кажется, это не помогает. Он вытирает вспотевшие ладони о штаны. Он берет шар и пробегает подушечками пальцев по поверхности. Ему кажется, что шар вздрагивает от его прикосновения, отвечает и подчиняется. В голове крутится: слушать голоса вещей. Откуда это? Запускает пальцы в отверстия. И слышит свой шар, низкий и тяжелый, смотрит на светлые нити, которые тянутся от его пальцев к распилам. Голос в его голове – словно эхо. Ему не надо открывать рот и что-то говорить. Можно и без слов. Вернее, слова не обязательно произносить. Их просто можно чувствовать, еще до того, как они появляются.
«Надо войти в карман на семнадцатой доске». Рин держит в голове слова, аллею дорожки, светящиеся нити, кегли, глаза Тобиаса, желание победить. Он старается найти между всем этим баланс и симметрию. Свет, нити, звук, секунды текут мимо него. А потом тело реагирует. Само. Не спрашивая разрешения и быстрее, чем Рин успевает его понять и проконтролировать. Рука засылает послушный шар по аллее и замирает, провожая. Рин слышит, как шар катится тыквой, скользит, поворачивает. Закручен, но достаточно ли? Рин не дышит и ждет. «Пожалуйста. Пожалуйста! Вокруг шестой». Его желание – желание шара, шар – его продолжение, его эхо. Они связаны.
Судя по тому, как кегля слегка крутится вокруг своей оси, крученый плохо рассчитан и испорчен. Но это только кажется. Кегля падает – тогда, когда Рин уже отчаялся. Он не верит своим глазам. У него такое ощущение, что он на изученном вдоль и поперек дне родной речушки увидел багряную морскую звезду. Как чудо. Не отдавая себе отчет и думая только о багряной звезде, он просовывает пальцы в распил нового поданного шара и выбивает страйк, забыв посмотреть на кегли. В голове пусто, легко и звенят колокольчики. Он устал до смерти, он счастлив до смерти. Сегодня он – пара Тоби. Его достойная пара.
Они выигрывают. Рин прыгает от радости. Тоби просто смеется. Их разница в росте сейчас особенно заметна, зато разница в возрасте совершенно исчезает. Тоби выглядит почти мальчишкой, почти ровесником – с чистой гладкой кожей и блестящими, немного растерянными глазами. Рин чувствует Тобиаса так, как он чувствовал несколько минут назад свой шар. За этот месяц медленно и с трудом он учился доверять своим чувствам. Рин чувствует, что за этими глазами есть целый мир, и он готов в этот момент отдать все на свете, чтобы туда проникнуть. Вдруг Рин с разбега прыгает и повисает на Тоби, крепко скрестив ноги на пояснице. Он не может объяснить, зачем он это делает. Притяжение. Он просто маленький ртутный шарик, который откололся от большого, а теперь притягивается на место. Он смотрит в глаза Тоби, и они сияют. И в них эта растерянность, от которой Рин не может оторваться. Он смотрит и не замечает, как его губы сами притягиваются к расслабленным и приоткрытым губам Форсайта. Касаются. Мгновение, и Рин слегка прикусывает губу Тоби, нечаянно, только от того, что соскальзывает, пугается и теряет равновесие. Рука Тоби в то же мгновение крепко приживает его, перемещается по спине, стараясь удержать, не дать опрокинуться. Останавливается на ремне и не спускается ниже. А Рину вдруг страшно хочется, чтобы эта же самая рука сейчас же просунула пальцы не только за ремень, но и за резинку, дотронулась до кожи. Опустилась еще ниже. Притяжение.
– Хватит лизаться на публике. Светает уже. Домой пора, – Юрец как всегда. Все не вовремя. По крайней мере, так кажется Рину. Но его ноги уже на полу, они уже идут к выходу. Но на губах еще горит, а коленки слегка дрожат. Бека, самый хозяйственный, заказывает «Убер». Машина будет через семь минут.
На воздухе Рин садится на тротуар и думает, вырвет его или нет. Выпитое пиво, наконец, дает о себе знать. Золотистое тепло уличных фонарей усыпляет. Голова кружится, мозг, набравшись хмельных паров, хочет выйти, разломив череп. Тобиас его, Рина, подхватывает и доводит до парапета. Рин думает, что падает на вертолете в Тибр. Тобиас решает, что думать не надо, нагибает Рина над парапетом и засовывает два пальца в рот, терпеливо придерживает, пока Рина выворачивает, потом протягивает бумажную салфетку и бутылочку минералки. Откуда они берутся, Рин даже не спрашивает. Наверняка Бека научил своим фокусам. Машина приехала, и они не спеша идут к дверце. Рин качается из стороны в сторону, как сломанный волчок. На заднем сиденье вечер разламывает его окончательно, доносится до сознания только песней Юраси, который никак не может попасть в ноты, а потом в ритм. «Take me to the magic of the moment On a glory night»
С какой стати «Glory Night»? Они же проиграли…
Дома Тоби помогает раздеться. Укладывает. Последним осознанным движением Рин успевает цапануть его за руку и притянуть на себя.
– Я тебя поймал. Посиди со мной. Голова… Я хочу умереть…
Он закрывает глаза и блаженно чувствует холодные длинные пальцы – чуть-чуть на лбу, чуть-чуть на переносице. Хорошо.
Рин не отпускает, и Тобиас, кажется, засыпая, наклоняется все ближе и ближе, растягивает себя рядом, очень близко, а Рину хочется притянуться еще ближе. Стать одним. Но он думает об этом уже во сне, не давая проявиться наяву этим мысленным шепоткам и бормотаниям.
========== X. ==========
«Много еще надо нам понять,
но знание новое может сильно помочь
и вернуть утерянную славу и власть.
Решили мы на совете старейшин искать детей
с одинаковыми метками во всех землях,
до коих дотянется влияние наше,
и привозить в монастырь.
Как лотос распускает свои лепестки над серостью болот,
так и наше знание раскинет свои сети над нашим же невежеством
и поймает в них власть над Наследием».
Из тетради Ривайена Форсайта. «Сказание о Нитях Тингара».
10.01.2018, четверг
Тобиас лежит рядом с Рином, перебирает события последних месяцев, подгоняет одну деталь к другой, дорисовывает недостающее. Перебирает растрепавшиеся непослушные мальчишеские волосы, поглаживают высокий лоб, разглаживают несколько ранних продольных морщинок. Если бы у Тобиаса было одно желание, то он хотел бы, однажды, взять и увести Рина за собой, как дымок сигареты, как что-то свое, неотъемлемое, увести… Но он испортит. Он все портит. Не для него это создано. “Не для меня, но и не для Сэма” – думает Тобиас, лежит рядом с Рином почти не дыша и ждет, когда все заснут.
Иннокентии долго возятся у себя в комнате, ходят в ванную и обратно, хлопают дверями, скрипят оконными рамами. Как только все успокаивается и небольшая квартирка погружается в дрему, Тобиас тихонько встает и будит Колина:
– Надо поговорить.
Колин таращится на друга со сна, потом быстро подхватывается и идет следом. Но поговорить им не дает телефон. Тобиас долго и тяжело смотрит на имя «Ривайен», горящее на дисплее.
– Какого черта? В шесть часов утра! Давай, возьми уже трубу, а я пойду чуток досплю, – Колин разворачивается и собирается вернуться к дивану, но Тобиас нажимает на отбой, зло хватает его за руку и молча тянет к выходу. На лестничной площадке есть маленький балкон, и можно курить. Он начинает сразу после первой затяжки:
– У нас проблемы. Кое-что не сходится. Пока шары гонял, понял одну вещь. Все мы выстроены как кегли в боулинге – правильный равносторонний треугольник. И шар уже запущен.
Колин аккуратно берет сигарету Тобиаса, затягивается. Просто «Житана». Без травки. Возвращает:
– Ты сейчас про что?
– Про «Белые Пиджаки», Нагорную и нашу компанию. Это только фигуры на доске и пришло время убрать лишние. Мы все в уязвимой позиции. Никто не выйдет победителем. Кроме него. Его нет на доске. Он остался вне поля зрения. Даже Ривайен не может отличить добровольный обрыв связи от блокировки. Разница в сигнале очень незначительная. Я сам не смог. Я сам был доказательством того, что он мертв. Как раз то, что надо.
– Про кого ты говоришь?
– Хороший план. Ослабить школы, стравить Ривайена с «пиджаками», расшатать систему, воспользоваться неразберихой и в результате получить власть. Все было разыграно как по нотам. И все шло по плану до тех пор, пока Ривайен не послал Иннокентиев и не вывел школы из-под удара.
– Тобиас?
– Про Самюэля я говорю. Разве не понятно? Я думаю, если он еще не понял, то вот-вот поймет, что я принесу ему при нынешнем раскладе больше вреда, чем пользы. Я больше не нужен. Если что случится – присмотри за мальцом. Его надо будет хорошо спрятать и … он ведь ничего не понимает и не помнит. Скорее всего надо будет отвезти его к Ривайену в Нагорную. Туда ближе всего и всего безопаснее. Он нужен Сэму. Он его настоящая цель.
Тлеющий кончик сигареты обжигает пальцы, и Тобиас роняет окурок на каменную плитку карниза. Колин радуется, что пил меньше всех. Он начинает медленно понимать, о чем ему толкует друг, но новый звонок телефона мешает задать такой необходимый вопрос о Ривайене. Прикурив вторую сигарету и сделав долгую затяжку, Тобиас включает громкую связь:
– Да.
– Рад, что решился на разговор. Возвращайся.
– Колин привезет тебе Рина. Защити его. Дай ему самому во всем разобраться. Ты понимаешь?
– Что ты с ним возишься?
– У Рина способности. Начали проявляться в последнее время.
– Этого не может быть. Ты себе придумываешь. Рин реагирует на твои заклинания, как эхо. Входит в резонанс с нитями Сэма в твоих голосовых связках. Кровь отвечает на кровь и заставляет Наследие Сэма работать. Другого механизма я не вижу. Это не новая связь, Тоби, не обманывай себя. Ринсвальд пустышка. У пацана больше нет Тингара.
– Я тоже сначала так думал. Но он входит в систему, как дышит, и у него не та Связь, которой учишь ты, – Тобиас вспоминает зеркала и отражения у Рина в комнате, в которых все постоянно изменяется по желанию подростка, в которых он мешает одну реальность с другой. – Когда он приедет, не дави на него и не ставь своих экспериментов. Он ломкий и недоверчивый. И чувствует фальшь. Он как сломанная игрушка, которую только-только починили. Не сломай его снова, как меня, – тут, точно вспомнив какую-то важную мысль, Тобиас запинается, молчит несколько мгновений, а потом спрашивает. – Почему ты так уверен, что Тингара у Рина нет? Что знаешь ты, но не знаю я?
Ривайен хмыкает в трубку:
– Сломанные не восстанавливаются. Не хочу, чтобы ты строил иллюзий, как я в свое время. Почему я уверен насчет Тингара? Потому что я видел, как он его потерял. За одну ночь. Скорее всего зашел глубоко в систему, без подготовки и без соответствующих знаний. Понадеялся на свою одаренность. Если бы не Сэм, то он был бы уже мертв, Но даже он так и не понял, что же точно произошло. Очевидно только, что после больницы тело Ринсвальда стало непригодным для Тингара. Он в нашем деле бесполезен.
– Про меня тоже все говорили, что я бесполезен.
– Не переноси с больной головы на здоровую и послушай меня хоть один раз.
Но Тобиас не слушает:
– Ты что-то недоговариваешь. У тебя наверняка есть своя версия. Что могло с ним случиться на глубине? Черный Тингар?
– Не повторяй чужих баек. Это только слухи – ничего больше. За двадцать лет никто ни разу никаких призраков с системе не видел. Могла просто нарушиться связь с нашей реальностью и он не весь вернулся. Часть его осталась навсегда в Системе.
– Ты сам знаешь, что про Черный Тингар – это не байки. В твоей тетради эта часть предания дважды обведена. И четыре пары не вернулись из системы, и трое чистых погибло при пробуждении в них Наследия. Их тела не выдержали. Примерно в тоже время, пять лет назад. И ты будешь говорить, что все случайно? Ты проводил эксперименты? С Рином?
– У каждого сложного явления есть побочный эффект. И можешь называть это «Черным Тингаром» или еще как, но это лишь трагическая несовместимость биологии носителя и Наследия. Ришар, старший Ришар, считал, что в Ринсвальде может пробудиться и Целитель и Заклинатель. У Сэмюэля пуже была эта странная возможность управлять Заклинаниями. Шарль считал, что надо чуть-чуть подтолкнуть Наследие. Расчистить путь. Но аккуратно. Очень аккуратно. Он считал, что его младший сын имеет генотип прототипа. Он только слегка усилил восприимчивость Ринсвальда. И попросил меня усилить тренировки.
Вот оно значит как. Трагическая несовместимость. Его аккуратно усилил, а организм не выдержал. Заставили мальчишку поверить в то, что он болен. Клиника, диагнозы, угрозы госпитализации – все ложь. Но почему Сэм во всем этом участвовал? Он же ненавидел Ривайена. Зачем?
Тобиас представляет Рина совсем маленького, заплутавшего в системе, испугавшегося до смерти. Не захотевшего после увиденного жить дальше. Тобиас очень хорошо может представить себе, как это – не хотеть жить. Только у него не хватило смелости наглотаться лекарств, как у Рина. Не хватило смелости даже подумать о том, чтобы покончить с болью внутри. Он просто сидел и ждал своей участи. У него не хватило сил решиться на смерть. И не хватает сил, чтобы начать все сначала. Тобиас машинально трогает шрам под кадыком, обжигается сигаретой и даже не замечает.
– Что ты молчишь? Брось мальца – он балласт. Или тебе Сэм вбил в голову свою идею фикс? – вопрос Ривайена звучит как сквозь толстый слой воды – издалека. Тобиас его не сразу слышит и еще меньше понимает. О чем это он? Только с запозданием, прокручивая слова в обратном порядке, он спохватывается, что они о чем-то важном.
– Про какую идею ты говоришь?
– Сэм же, как отец, помешан на том, что их младший – единственный носитель, способный восстановить единство Наследия. Ты разве этого не знал?
– Ну, насчет меня у него тоже были свои идеи фикс. Сэм, в отличии от тебя, не ошибается.
– Ты хочешь сказать, что Сэм не ошибался? Почему ты говоришь о нем в настоящем? Пора уже тебе его похоронить. И если уж на то пошло, то с Ринсвальдом – это была его ошибка. Его оставили следить, чтобы все было хорошо. Ему дали четкие инструкции. Но Сэму слишком гордый, чтобы посмотреть правде в глаза. Обвинять меня для его просто легче.
– А ты был виноват?
– Только в том, что не настоял на наблюдении сомнолога. Шарль считал, что все под контролем. Но он знал про риски. Или ты на них идешь, или нет. Только так можно двигаться вперед. А дальше уже живешь с тем, что получилось. Шарль знал на что шел, форсируя пробуждение. Но Сэмюэль не был готов взять ответственность. Он тоже сломался после той ночи.
Тобиас помнит. Сэм действительно изменился. В нем все клокотало внутри, он был как цунами, но на поверхность прорывались лишь легкое раздражение и скрежет зубов. Тобиас принял на себя всю его досаду. Такая пара – такой выбор. Некому жаловаться.
Ривайен не дает ему хорошенько подумать над этим и продолжает:
– Я тогда посчитал, что из-за гибели отца. Мне все казалось, что образуется, забудется. Все мы что-то теряем, потом что-то находим взамен. Слишком поздно я понял, что дело серьезнее. Когда он уже ушел из Совета, и из офиса пропали кое-какие записи.
Если бы Тобиас мог, он швырнул бы телефон об стенку. Как же можно быть таким близоруким. Образуется! Да Сэм ненавидел Ривайена так сильно, как только мог ненавидеть разумный человек другого разумного человека – смертельно. Но он просто дышит, потом считает до пяти и берет себя в руки:
– Жалеть я тебя не буду. Но допускаю, что в случае с Рином тебя упрекнуть не в чем. Мне бы очень хотелось, чтобы так оно и осталось на будущее. Наверное, мне надо было связаться с тобой раньше. Если бы знал, не сделал бы столько ошибок.
– Не морочь мне голову. Ты не мог этого не знать. Ты же был все шесть лет с Сэмюэлем. Он не мог ничего от тебя скрыть. Вы же связаны.
Тобиас сглатывает. Мог. И скрывал. Скрывал с кем спит, куда уезжает, что чувствует. Где-то этому научился. Или кто-то его научил. Тобиас всегда считал, что этой способностью обладают все члены Совета. Но Ривайен кажется даже не в курсе. Пусть так и останется. Ривайену это знание ничего не даст кроме головной боли, начнет его отвлекать от Рина. А Рин сейчас главное.
– Я был у Сэма для боя, а не для семейной психотерапии. Похоже только ты один в курсе. Что еще ты знаешь о Сэмюэле?
Ривайен больше не спорит. Это уже незачем:
– Он все это время искал способ вернуть брату силу.
Тоби закрывает глаза и снова считает до пяти. Хотя в словах Ривайена нет ничего особенного. Просто у Тобиаса ощущение, что ему только что дали в руки все части головоломки, главная из которых – Рин. Все сделано для того, чтобы заставить Тингар работать у Рина в крови. Остальное: бонусы, маневры для отвода глаз, этюды и провокации. План простой и беспроигрышный. Рин после «смерти» брата подавлен и беспомощен. Любой в его положении нуждается в тепле и любви, в надежном друге и покровителе. Тобиас в этой ситуации – идеальная «замена», даже можно влюбиться без памяти. От безысходности. От отсутствия выбора.
С ивентом и бумагой Ноунеймов – тоже красивый ход. Одним ударом двух зайцев. И Ривайена подставить и создать миф для наивного мальчишки, предложить цель: отомстить за смерть брата, стать героем. Кто же от такого откажется? Отличный мотиватор заставить пацана кинуться назад в систему, из которой тот пять лет назад хотел выбраться ценой собственной жизни. Ничем не брезгуем? Размениваем жизнь брата? Размениваем на что? При таком раскладе Сэм выигрывал в любом случае. По-минимуму, он ликвидировал Ривайена, ослаблял «пиджаков», навязывал свои правила всем носителям, по-максимуму – получал объединенное Наследие, по крайней мере надежду на его объединение. И ничем не рисковал.
Умри Рин от кровоизлияния, или сойди на ринге с ума – Сэм был бы ни при чем. Виноват был бы тот, с кем Рин стоял в паре, организаторы, система, судьба. Начни Рин полноценно работать в паре, вспомни все, чему его учили – «замена» была бы больше не нужна. Она свое дело сделала. Заклинатель стал бы не лишним свидетелем. И это почти сработало. Почти, потому что Рин очень чуткий. Он чувствует лицемерие и его не обмануть заклинанием «я тебя люблю». Он не влюбился, он не привязался, он насторожился и отошел в сторону. Пошел своим путем.
Почти получилось, потому что в любви и надежном друге Тобиас нуждался также как и Рин, влюбился он, а не Рин, и той «замены», которую планировал Сэм, не состоялось. Состоялось что-то другое. Почти, потому что Иннокентии чертовки хорошая пара, и если они встанут против планов Сэма, обойти их будет очень трудно. Новый достойный противник. Неизвестный для Сэма. Неизученный. А еще есть Рин. Он больше не беспомощный, одинокий и дезориентированный. Им больше нельзя манипулировать. Он вырос. Вот так. И если Сэм восстанет из мертвых и захочет вернуть брата, то Рин отреагирует по-взрослому. Теперь надо договорить с Ривайеном. Он там что-то кричит в трубу и, судя по глазам Колина, уже давно.
– Тобиас! Хватит играть со мной в молчанку. Возвращайся.
– Если успею.
– Что значит «если успею»? Возвращайся немедленно.
– Если сорваться сейчас, «пиджаки» опять тебя обвинят. Это будет повод утверждать, что бой с Иннокентиями подтасован. Ты снова потеряешь преимущество. Нельзя рисковать школой. Не сейчас. После Совета. После того, как ты проведешь новые правила.
– Совет назначен на понедельник. Продержишься?
Тоби хотелось бы продержаться. Но он не спешит отвечать.
– Все так плохо? Было еще одно нападение? Это уже не детские игры. Неужели ты не понимаешь? – Ривайен проявляет эмоции? Тобиасу неожиданно приятно слышать в его голосе тревогу. Сейчас не то время, чтобы добивать. Противник сейчас не Ривайен.– Почему ты не инициируешь младшего Ришара? Мальчишка к тебе наверняка доверяет. Установи с ним связь. Как положено. Это спасет тебе жизнь.
Тобиасу грустно. Противник не Ривайен, но тот говорит и думает почти как Сэм, почти ничем от последнего не отличается. Наверное поэтому Тобиасу так спокойно было рядом с Сэмом. Как будто и не покидал дома. Наверное, он так был предан Сэму, потому что они с Ривайеном похожи – внешне красивые и нежные, но никогда нельзя до конца понять их целей. К ним привязываешься всей душой, ищешь их любви. Потому что они уже позаботились, чтобы тебе было с ними хорошо, чтобы ты получил удовольствие, но только в контролируемых условиях. Вот только контроль определяли они.
– Прекращай геройствовать. Ты можешь уложить его в кровать без проблем. Хватит его жалеть. Если, как ты говоришь, что Рин понемногу возвращает себе Тингар, этого вполне должно хватить, чтобы выжить. И тебе, и ему. Я хочу, чтобы ты вернулся. С ним, если хочешь. Во вторник я выведу тебя из-под удара дирекции ивентов. Ты будешь в безопасности. Он будет в безопасности. Но до вторника надо продержаться. Что молчишь?
Тобиас молчит, потому что для него это никогда не было игрой. Потому, что он устал. Потому, что он еще чувствует запах волос Рина и его вкус губ. Потому, что его единственное желание никогда не сбудется. Потому, что Рин никогда не был для него разменной монетой. Он мог бы заставить переспать его сразу поле ивента. Тот был готов. Но что-то во взгляде мальчишки его остановило. А потом Рин стал значимым. И Тобиас захотел быть значимым в ответ. Разве это не самое главное? Разве не это надо защищать? Переспать было слишком легко. То, что дается легко ничего не стоит. И ничего не значит. Очарование момента проходит, манипуляции рассеиваются, и остается пустота и боль. Он не хотел и никогда не захочет для Рина боли и пустоты. И уж тем более не захочет сохранять свою жизнь ценой чужой привязанности. Детской, наивной привязанности. Так правильно. Но как это объяснить Ривайену? Скорее всего никак. И незачем. И уже некогда.
Ривайен где-то там громко и быстро думает.
– Ты знаешь, кто за всем этим стоит?
– Думаю, что Сэмюэль. Думаю, что он сталкивает тебя, «пиджаков» и меня. Он всегда был хорош в стратегии. Думаю, Рин будет в игре козырной картой.
– Опять ты за свое! Какой Сэм? Это более чем маловероятно. Сэм умер и кремирован. Ты просто зациклился на нем. И даже если ты прав, зачем ему расходовать столько сил и играть такую многоходовку? Зачем делать очень сложно, если достаточно сделать сложно?
Тобиас снова молчит. Он знает, что стратегии Сэмюэль учился у Ривайена. Все уже сказано. Колин стоит рядом и боится дышать. Через некоторое время Ривайен продолжает уже сухим и деловым тоном:
– Но, допустим, ты прав. Что мы получаем в итоге? Теперь, когда я отбил школу, я вне досягаемости. В понедельник я приму на Совете новый регламент работы со спонсорами, ивенты лишатся своей основы. Так что я выиграл. Что Сэм получит в итоге? Место в Совете? Оно у него и так есть по праву рождения. А что потеряет? Тебя. Ивент спонсировали «Chemical&Spirit Corporation». Они сорвут на тебе злость. Вот и все. Это проигрыш. Самюэль начинал все это, не для того, чтобы проигрывать. Я тебя ему отдавал не для … – Ривайен вдруг обрывает предложение, слова и воспоминания встают поперек горла, от них невыносимо саднит. Он начинает нервно и зло кашлять, понимая, как все не вовремя и не к месту. Потом добавляет осипшим голосом, – Зачем ему еще втягивать сюда брата?
– Ты меня не слушал, отец, – как Тобиасу дается это слово, знает только он. Но он произносит его легко и убедительно, как в детстве. Будто и не было между ними того страшного вечера и того серого утра. Он знает, что слово зацепит Ривайена и уколет там, где тот думает у него камень и тщеславие. Сделает больно и заставит быть очень внимательным. – Если у Сэма получится канализировать брата, пробудить Тингар окончательно, то я ему буду больше не нужен. Ему никто больше не будет нужен. Он объединит Силу. Он выиграет. И ни ты, ни Совет, ни новый регламент – никто и ничто не сможет ему противостоять.
– Это только предположения. Никто и никогда не мог объединить силу.
– Ты хочешь рискнуть и проверить?
– Ну, а что ты предлагаешь?
– Я с этого начал, отец. Колин привезет тебе Рина. И Иннокентиев. Защитите его.
– Мне бы не хотелось тебя терять.
Тобиас вздергивает брови вверх. Ривайен снова проявляет эмоции.
– Тебе не впервой. Переживешь. Сбереги Рина. Я установил первый уровень связи. Если он захочет – и только если он захочет – этого хватит, чтобы ты начал обучение. С нуля. И найди ему пару. Ту, которую он захочет принять. Остальное не важно. Удачи.
Тобиас нажимает на «сбросить» и посмотрит на Колина:
– Ну вот. Ты все понял? Если все пойдет не очень хорошо – отвези Рина к отцу. Теперь он поможет.
У Колина возникает совершенно четкое ощущение тяжести и неудобства в желудке. Черт побери. Это страх. Или подозрение, что не все пойдет хорошо, и что почти никогда все хорошо не шло.
