Текст книги "Зеркальное эхо (СИ)"

Автор книги: Verotchka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Рин врывается в кабинет, чуть ли не впереди Колина. Замечает, что свет не горит, но на дворе распогодилось. Луна смотрит в окно круглым слепым глазом, а в открытую дверь из коридора брызжет электричеством. Свет из коридора и луна создают необычное освещение, разбиваются на блики в стеклах шкафов, в дрожащей зеркальной поверхности огромного окна. От неожиданности Рин останавливается на середине и только тут втягивает в себя тяжелый приторный запах крови, от неожиданности еле-еле удерживается на ногах, делает по инерции еще один шаг вперед к высокому ладному силуэту Сэма на фоне окна и оскальзывается. Упав назад и больно ударившись копчиком, нащупывает под рукой мокрое и острое. Смотрит – на полу кровь размазана множеством ног по светлым плиткам, и осколки лопнувших лампочек торчат из нее, как пайетки. Во рту появляется металлический привкус, а перед глазами множество светлых точек с темными краями. Рину становится страшно. Он точно знает, что уже видел такое в кошмаре, а сейчас словно опять в него вбежал, ошибившись дверью.

Растерянный взгляд Рина мечется между Бэкой и Юрасей, перескакивает на Колина и находит, наконец, ярко вычерченный на фоне окна силуэт. В груди ухает – ошибки быть не может. Это его Сэм, выученный наизусть, от слегка закрученных у висков волос до широкого разлета в плечах и выразительно поднятого подбородка. Брат красив до безумия. Он улыбается широко, беззаботно и машет Рину рукой. Какое облегчение – Рин тут же забывает о кровавых разводах на полу, поднимается, доходит до мерцающей сетки. Почему она здесь? Зачем? Сэмюэль стоит близко, можно просунуть руку, даже две, наконец обнять, расплакаться от радости. Но вдруг освещение меняется, и становится заметно, что есть во всем этом какая-то фальшь: в том, как Сэм стоит, как смотрит, как щурит глаза, как растягивает губы. Рину вдруг хочется не обнять, а встряхнуть брата от души, как трясут забарахлившие часы. Что за наваждение? Рин в недоумении отступает на шаг, всматривается и не перестает не узнавать, словно ему подсунули бракованное. Порыв счастья, что принес его сюда, развеивается. Вместо него между ним и Сэмом встает невидимое препятствие.

Время идет, и Рин каждой клеточкой чувствует, как опасно натягивается между ними неловкое молчание. Сэм все также слащаво улыбается, но это совсем не та улыбка, и совсем не тот Сэмюэль, которого знал Рин. У того Сэмюэля улыбка могла растопить любой лед, любые недоразумения. У этого – она не касается глаз. У того Сэмюэля глаза были добрые, у этого – сумасшедшие, царапающие, совсем как у больного хищника. Что не так? Рин пришел не вовремя? Опоздал? В чем-то провинился?

И почему все вокруг молчат: и Иннокентии, и Колин, и Сэм. Словно чего-то ждут. Рин тоже молчит – боится, что если откроет рот, то голос его будет фальшивым, как белозубая улыбка Сэма. Но внутри он кричит так, что закладывает в ушах. Да что с ними не так?

Наконец кое-как формулирует свои чувства и выдает:

– Я рад, что ты жив, Сэм. Но, кажется, я не рад нашей встрече. Происходит что-то нехорошее. Ты очень изменился. Я тебя не узнаю, брат.

Лицо Сэма не меняется. Оно все такое же приторно-радостное, но глаза стекленеют и спустя мгновение наливаются досадой. Вдруг Рин замечает, как взгляд Сэма скользит поверх него. Оборачивается и видит стоящего в дверях Тобиаса, ссутулившегося, почти жалкого.

– Я понимаю, у тебя шок, – Сэм пытается говорить ровно, уверенно, но давится обидой, вот почему слова совсем не убеждают, а скорее отчитывают. – Мне надо было тебя предупредить. Сейчас нет времени все объяснять. Но дома отвечу на все вопросы. Тобиас, подойди и сними заклинание. Это приказ.

Тобиас вздрагивает как от удара, делает от двери один шаг вперед. Когда Бэка протягивает руку, чтобы остановить, он говорит бесстрастно, не поворачивая головы, так, словно Бэка совершенно чужой человек:

– Не стоит. Он прикажет мне драться.

И Бэка убирает руку.

Тобиас проходит мимо, даже не взглянув на Рина, но сам Рин замечает, как лицо Заклинателя осунулось, кожа стала сухой и пористой, похожей на грубую дешевую бумагу, на которой теперь можно писать все, что взбредет в голову. У сетки Тобиас ведет рукой по нитям Натали. Они тянутся за ним, будто привязанные, и падают на пол, как только он брезгливо стряхивает их с пальцев.

Видеть Тобиаса таким обреченно-послушным и раздавленным больно. Видеть холодное и пренебрежительное лицо Сэма – тоже. Это больше не Тобиас, которого знал Рин. Это больше не Сэм, который его растил.

Вдруг Тобиас поворачивается, и Рин ловит его прежний взгляд, видит расширенную шафрановую радужку, видит связь ясно, как мост, по которому туда-сюда пробегают то раскаяние, то воспоминая про волшебный круг зеркал и про рассказ Рина о том, что значит правильно смотреть на человека, то ярость, то вина, то нежность, от которой ломит сердце. Тобиас держит связь из последних сил, всего одно мгновение, а потом мост рушится. Но этого мгновения достаточно, чтобы Рин пришел в себя, чтобы его плохо отлаженный, постоянно дающий сбои рассудок обрел ясность и равновесие посреди ужасной сцены, как посреди своей комнаты с зеркалами. Словно по связи Тоби переправил ему часть силы, поместил ее в Рина, как в ларец – последний подарок. Рин смаргивает и все видит по-другому, видит, как в зеркалах, скрытое. В его памяти остается красивый и правильный Сэм, рядом с ним Сэм некрасивый и неправильный.

Между тем Сэм довольно потирает руки, стреляет глазами в сторону сидящего на полу Николаса в паутине еще не снятых стальных нитей, в сторону готовых его отбивать Инокентиев, в сторону Рина. Подходит, встает к младшему брату вплотную, отгораживая его от остальных.

– Отлично, – бросает через плечо Тобиасу, не отводя от Рина пристального взгляда. – Теперь освободи Николаса и мы уходим. Ринсвальд! Можешь меня обнять, мальчик мой. Наконец-то мы снова вместе.

Тобиас замирает только на долю секунды, а потом быстро направляется к дивану, перед которым Колин сгрузил Ника. Леруа пытается его удержать, но встречает пустой холодный взгляд марионетки. Связь со старшим Ришаром работает на полную силу, и того Тобиаса, который был с ними все это время, больше нет. Колин отступает.

Сэм еще раз довольно обводит взглядом всю компанию, но обращается только к брату:

– Пойдем!

Рин чувствует себя заложником, который должен выбрать сторону. Он не готов. Это нечестно. Он пытается отсрочить принятие решение:

– Что происходит, Сэм?! Вы все сошли с ума? Тоби! Подожди…

Его голос блеет и кажется до такой степени незначительным, что Сэм на него даже не обращают внимание. Рин собирается с духом. Не для этого Тоби передал ему часть себя. Не затем, чтобы он ныл и жаловался:

– И ты разве забыл, Сэм, я не Ринсвальд. Я – Рин! И… И я… я, кажется, не смогу пойти с тобой.

Сэмюэль хмурится. На сопротивление Рина нет времени, надо уходить. Тупость младшего начинают раздражать – его всегда раздражают неожиданности. Он еще не считает Рина предателем, – наверняка Ривайен промыл ему наскоро мозги – решает, что достаточно надавить, и все опять будет по-старому:

– Или ты идешь со мной, или ты остаешься один.

Рин берет паузу и потом выпаливает, поражаясь собственной смелости:

– Не один. Я останусь с Тоби. Он тоже не пойдет с тобой!

Сэм смотрит угрожающе. Его лицо так близко, что Рин видит черные волоски в носу и капельки, которые на них дрожат, и тонкую сеточку полопавшихся капилляров на глазном белке. Рин готов поклясться что сейчас знает, о чем брат думает. Он читает в его голове, как в книге. Он почти видит, как в мозгах у того, что-то переклинивает, в голове брата появляется желание решить проблему быстро и силой. Убить всех, кто настроил Рина против. Тобиаса в первую очередь. А потом Сэмюэль тянется к запястью, словно у него там браслет, но там нет ничего, только глубокий след и расцарапанная кожа. Пальцы бегают по ссадине, ногти впиваются в мясо до крови, а на губах возникает очаровательная улыбка. Прекрасная и неуместная. Рин пугается ее так, как ничего не пугался в своей жизни:

– Сэм, пожалуйста, перестань так делать!

– Делать как?! Что ты имеешь ввиду? Делать так, что я могу уложить вас здесь всех? Делать так, что никто из вас не решается мне слово поперек сказать? Ты думаешь, что ты можешь заставить Тоби остаться с тобой? Тингара не хватит! Я это знаю, и Тоби это знает. Здесь всем понятно, кроме тебя, что это Тобиас тебя удерживал, а не ты его. И исключительно по моему приказу, слышишь! Не добровольно, дурак, а по моему приказу, – Сэм продолжает быстро, скороговоркой, но делает небольшие паузы, чтобы Рин успевал осмыслить его слова, но не успевал реагировать. – Кроме меня, тебя никто не любит. И ты такой же. Ты никого не любишь, кроме меня. Мы с тобой семья, и должны держаться вместе. Все они – не имеют значения. Так что не строй иллюзий. Не криви губы – я говорю тебе правду, нравится она тебе, или нет! Ты ведь ее хотел услышать?! Не понимаешь? А я объясню. Что ты сделал ради Тобиаса? – Сэм тыкает рукой в сторону дивана. – Попытался его понять? Попытался пробудить в себе Наследие, чтобы быть ему парой? Пожертвовал своей невинностью ради связи с ним? Нет! Ты ничего не сделал. А за «ничего» получаешь «ничего». Не морочь всем мозги, Ринсвальд. Пойдем со мной, иначе не видать тебе ни меня, ни Тобиаса.

– Как ты можешь так говорить? Ты про меня не вспоминал весь год! И про Тобиаса не вспоминал! А теперь ты судишь нас? Приказываешь? Что с тобой стало? Сэм, неужели ты не видишь, что ты все портишь? Если даже правда, что ты говоришь, теперь я точно никуда с тобой не пойду, и Тобиас не пойдет. Ты нас бросил.

– Это было не по-настоящему. И Тобиас пойдет. Это дело принципа. Он мой. Он давал клятву, сознательно и от чистого сердца. Ты ничего с этим не можешь сделать. А вот Тобиас, он сделает, и сделает все, что я ему прикажу, да Тоби? Не слышу ответа!

– Да.

Это «да», глухое и пустое, еле долетает до Рина. И сразу же после слышится неприятный, скребущий смех. Николас поднимается с пола, упругий и гуттаперчевый, неторопливо разминает короткие манерные руки, как у танцора или опытного метателя ножей. Железная сетка оставила на его запястьях и ладонях глубокие следы, и кожа вокруг них начала отливать черным перламутром. Скорее всего такие следы скрыты под костюмом по всему телу, но Николас сосредоточен и не обращает на боль внимания. Хотя двигается косолапо и осторожно ставит стопу, медля перед каждым следующим шагом. Подходит.

Сэм берет обе руки Николаса в свои, кладет большие пальцы на взбухшие вены. Они пульсируют, выдавая те усилия, которые парень потратил на то, чтобы легко и беззаботно подняться. Рин знает, что сейчас в подушечках у брата начнет покалывать, наблюдает за тем, как следы пленения стираются с кожи практически на глазах.

– Вот и мой Первый, Рин. Прошу любить и жаловать. Почему у тебя такие глаза? Тобиас разве тебе не говорил? Николаса Наследие выбрало для меня, а Тобиаса я выбрал сам. Поэтому Тобиас даже не партнер, он – мое оружие. Он сам не может ни любить, ни хотеть, ни принимать решения. Его воля – моя воля. Сейчас я тебе покажу. Ник, отойди пока к двери, последи, чтобы нас не беспокоили, пока я не закончил.

Николас вразвалочку направляется в коридов. Ему никто не мешает. Сэм пристально следит за ним, а потом переключается на Тобиаса, смотрит на него с ненавистью и похотью одновременно. В какой-то момент взгляд его делается таким непроницаемым и жестким, что под его давлением бинты на шее намокают алым, словно это не просто взгляд, а наказание. Потом старший Ришар по-хозяйски подходит к Тобиасу, берет его цепкими и сильными пальцами за подбородок, притягивает и кусает в губы, засасывает, опять кусает, проводит рукой по паху:

– Я люблю тебя, Тобиас. Мы ведь так и не поздоровались нормально. Я вижу, кроме тебя и Ника, никто мне здесь не рад. Вот и восставай после этого из мертвых. Ты ведь клялся, Тоби, когда принимал мою метку. Ты клялся, сукин сын, что не предашь меня. А сам чуть не трахнул моего младшего братишку, мальчика, которого я тебе доверил. Воспользовался его доверием?

Сэм, обернувшись, без паузы переключается на Рина. Паузами он сыт по горло после стычки с Ривайеном.

– А еще он шлюха, Рин. Был шлюхой Ривайена. Теперь моя. Таким – место только в наморднике или в ошейнике. Сейчас докажу.

– Смотри, братец, – Сэм снова проводит по паху, засовывает руку между ног Тобиасати двигает ей медленно, с нажимом, – смотри, как Тобиас соскучился по хозяину. Идем, подойдем к Рину поближе, покажем, все, на что ты способен. Надеюсь, ты не демонстрировал перед моим братом свое хозяйство без моего разрешения? Нет? Умница. Хоть в этом не разочаровал.

С этими словами, он разворачивает Тобиаса перед Рином, как разворачивают породистого коня перед покупателем. Рин видит, что у Тобиаса эрекция, и не знает, что его шокирует больше: сам факт или понимание, что его брат – садист? Когда он стал сволочью? В сердце что-то ломается и из надлома вылезает маленькая холодная змейка, начинает жалить и ворочаться:

– Сэм, прекрати! Не будь гадом!

Два брата стоят друг напротив друга, как еще недавно стояли Сэмюэль и Ривайен. Сэмюэль замахивается для пощечины, но в последний момент ладонь едва касается пунцовой мальчишеской щеки, не нанося удар, а поглаживая. Другой рукой он продолжает трогать Тобиаса.

– Ты еще мал понимать, что такое настоящая преданность и подчинение. А Тобиас это знает и ценит. У него нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Если я его подою, то он кончит при тебе. Он способен только выполнять приказы. И то, как выясняется, не очень хорошо. Давай Тоби, будь хорошим мальчиком, – Сэмюэль перестает улыбаться, брезгливо отирает руку о рубашку, – уйди прочь, демонстрация закончена.

Тобиас идет к окну. Так, наверное, идут на четвертование, обреченно, на нетвердых ногах. В Рине что-то ломается еще в одном месте. Он думает, что будет помнить этот ужас до самой смерти.

– Видишь? – голос брата заставляет отвернуться от воскового лица Тоби, покрытого крупной болезненной испариной. – Разве любящий тебя человек не попытался бы сопротивляться? Разве позволил бы тебе смотреть на все это? Разве не стал бы защищать ваши отношения, если бы они у вас были? Понимаешь теперь, что все это время рядом с тобой был монстр? Мой монстр, Рин.

– Сэм! Неужели ты не понимаешь! Это ты, а не Тоби, заставляешь меня смотреть и… И это ты меня не любишь, ты! Это ты монстр!

– Эй, полегче! Я тебе просто раскрываю глаза, брат. У Тобиаса все это время был выбор. Он мог прекратить все в любой момент. Если бы он захотел, он мог бы восстановить связь с тобой, попытаться разорвать мою, мог бы взять у тебя сил для сопротивления. И у него могло бы получиться. Почему нет? Не попробуешь – не узнаешь. Но он ничего такого не сделал, и меня это, надо сказать, успокаивает. Однако для тебя – это сигнал. Он выбрал не тебя, а меня.

Рин слушает и думает про тот момент, когда Тоби на несколько секунд установил между ними мост. А что это и была та самая просьба о помощи, про которую говорит Сэм? А Рин не понял. Как всегда. Рин злится на себя, досадливо сжимает ладони в кулаки, становиться почти копией старшего, из его горла выплескивается расплавленным металлом:

– Сэм! Он не выбирал тебя! Он отказался затаскивать меня в противостояние с тобой! Он хотел, чтобы я оставался в стороне. Не влезал по самые уши во все это ваше говно с Наследием. Спасибо тебе за демонстрацию. Теперь я даже не знаю, смогу ли называть тебя братом. Мне плохо от тебя, Сэм. Если ты действительно любишь меня, как говоришь, ты сейчас уж уйдешь, один или с Николасом. Мне все равно. А вот Тобиаса оставишь здесь.

– Ах так? Ставишь мне условия? Гонишь меня?! Свою кровь?! Думаешь, если я уйду, все будет по-прежнему? Думаешь, ОН заменит тебе меня? Ринсвальд, какой ты наивный. У тебя нет ничего, что нужно Тоби. Кажется, Ривайен пытался тебе это объяснить. Ты просто милый мальчик, таких миллионы. У тебя нет ни Тингара, ни веры, ни силы. Такой ты Тоби не нужен. Он выращен для Системы и только в ней живет по-настоящему. Посмотри на него, он молчит, потому что ему нечего сказать. Не веришь мне, спроси вон у Бэки! Что Бэка? Возрази мне – ты же правдолюбец, мать твою. Тоже нечего сказать?!

Рин видит, как Сэмюэля несет, как он перестает себя контролировать, как от его брата не остается совершенно ничего знакомого и дорогого:

– Уходи!

– Я не уйду, пока мне не отдадут мою флэшку. Она пропала из дома, я проверял. Она в этом кабинете. Я знаю. На ней записана технология вшивания нитей. Моя технология.

Я никому не позволю у меня воровать. Вы все здесь за это отвечаете. Николас! Иди сюда! Тобиас! У вас нет шансов против меня!

В этот момент Рину брат кажется похожим на охваченного истерикой безумца, который не отличает уже друзей от врагов. Или на раненного зверя, который нападает на все без разбора. Чтобы тут же не броситься на брата с кулаками, Рин сует руки в карманы и костяшками упирается во флэшку на самом дне. Она там так и лежит с момента отъезда из дома. Это же та, которую он схватил случайно в комнате Сэма. Та, про которую говорит брат! Никто и ничего у него не крал. Он уже готовится это сказать, но Тобиас опережает:

– Не устраивай бойни при брате, Сэм.

Сэм осекается. Слова Тобиаса действуют на него, как щелчок резинки. Рин – Ринсвальд – единственный человек, ради которого он все делает. Слава, борьба за Совет, создание внешней метки – это только ради Рина, чтобы он гордился, чтобы был приемником. Чтобы вернуть в его тело Тингар, чтобы быть с ним. Что же тогда он тут творит? Или Ривайен прав, и амбиции сжирают его изнутри? Сэм растерянно смотрит в расширенные от ужаса почти детские глаза младшего брат аи делает неловкую попытку сохранить лицо:

– Рин… Рин, послушай… Прости меня, я тут наговорил тебе, я был не в себе… Это все заклинания Натали и чертово влияние Ривайена… Слышишь? Я флэшку потом заберу. Ничего они там все равно не поймут. Давай… Давай забудем все что я тебе сказал? – Сэм делает шаг в сторону Рина, но тот на шаг отступает в темноту. – Хочешь? Хочешь, чтобы Тоби остался? Он останется! Хорошо… Пускай! Пусть остаётся… Он не нужен мне сейчас, так что… пользуйся. Попроси его сделать тебе минет. Хорошо снимает стресс. Сегодня ночью будет самое то…

– Уходите, – Рин чувствует себя палачом. – Если ты меня любишь, Сэм, – пауза, чтобы переждать спазмы в горле. – Ты просто сейчас уйдешь. – Рин поворачивается к Иннокентиям. – Он же может уйти? Вы ничего ему не сделаете?

– Натали сказала, что решения будешь принимать ты.

Рин кивает, а Сэмюэль молчит. Тупые парни. Они явно ничего не понимают. Даже если он сейчас уйдет с пустыми руками, без последствий его визит не останется. Какая разница, закончится все здесь и сейчас или чуть позже? Все равно все закончится в его пользу. По крайней мере для Тобиаса. Неужели они не понимают, что он вернется и выиграет? Нет предела человеческой наивности. Сэм встряхивает головой и, надевая на себя маску безупречности, разворачивается в сторону двери, походя роняет:

– Пойдем, Николас. Нам здесь не рады.

Они уходят не оборачиваясь. Юрася тут же имитирует жеманную походку Николаса. Колин истерически начинает смеяться, выпуская почти убийственное напряжение. Даже Бэка ухмыляется. Напряжение чуть спадает и уже можно дышать. Рин смотрит на Тобиаса, тот сидит на полу у окна с закрытыми глазами, в его лице нет радости, это все то же лицо приговоренного, только получившего отсрочку. Рин проскальзывает мимо хлопающего по плечам Иннокентиев Колина, присаживается рядом. Они долго молчат, не смотрят друг на друга. Ребята наконец замечают в каком они неловком положении, мешкают, не зная, как поступить, Колин выталкивает всех и выходит сам. Тоби прерывает молчание первым:

– Не надо было меня оставлять. Сэм не ошибается. У нас ничего не получится. Я не такой, каким ты меня вообразил. Я им очень хотел стать, но… не получилось, – его голос бесцветен и невыразителен, ничего в нем нет, только все та же гулкая пустота.

– Ты думаешь, мое отношение к тебе изменится?

– Оно уже изменилось, Рин. Связи больше нет. Она исчезла, едва ты услышал имя брата. Может быть это и к лучшему. Начнешь с чистого листа, – Тобиас камешками перекатывает слова во рту, медленно и невкусно.

– К какому лучшему, Тоби? Что ты несешь! – у Рина в висках еще стучит стресс, а в ушах слова брата, которые он хочет забыть. Он вообще хочет, чтобы сегодняшнего дня не было, а было все по-прежнему. Он уже привык, что Тобиас всегда рядом, привык, что Сэма рядом нет. Пусть так и останется. На все остальное он готов закрыть глаза. Из последних сил Рин хочет оставить все как есть и злится на Тобиаса за его фатализм:

– Я вижу, что связи нет. Ну и что? У нас и в начале с тобой ее не было. Вот посмотришь, она снова появится. И все будет отлично. Это все я виноват. Упустил момент. Распустил нюни. Растерялся. Ты потом все исправишь, все настроишь.

– Рин, теперь это уже не сработает. Ты больше не будешь мне доверять. Ты будешь меня жалеть. А жалостью пару не сохранить. Это не так работает, – Тобиас тихо улыбается, и в глазах у него нет ни тени упрека. Если бы можно было все поправить одной только доброй волей… – И если уж кто и виноват, так это я. Я не сумел тебя уберечь, сам притащил сюда. И ты не думай, я когда перебросил мост, не о помощи тебя просил. Я хотел только, чтобы ты перестал жить иллюзиями. Посмотрел на все так, как ты меня учил – увидел скрытое. Ты все правильно понял, когда я обрушил мост.

– Но зачем?

– Затем, что ты ни с кем не должен быть связан против своей воли. И ни я, ни Сэм, ни Ривайен, ни Наследие не в праве тебе что-то навязывать. Ты можешь сам выбирать свое будущее, – и Тоби снова улыбается, а Рину хочется плакать. Он внезапно чувствует себя одиноким, словно он в этой комнате лишний. Словно это все другие несут ответственность за случившееся, за весь обман, за всю сегодняшнюю боль. За его свободу. А он просто хочет домой. В свой простой мир, свой класс, в свою прошлую жизнь. Эта ему не по росту. Он устал. Мир Тингара слишком тяжел для него. Он понимает, что еще чуть-чуть и возненавидит Наследие.

– Не переживай, все образуется, – Тобиас все еще понимает Рина без слов. – Тебе надо отдохнуть. Сегодня был очень тяжелый день. Ты поспишь, и будет легче.

– Ты останешься со мной?

– Если хочешь.

Рин заглядывает Тобиасу в глаза, у него есть только одно понятное и простое желание, которое может исполниться, прям сейчас:

– Хочу.

Комментарий к XIII.

* спасибо Ayna Lede, это было потрясающе. Ты права – я маньяк.

========== XIV. ==========

Не у каждого из нас есть метка Тингара.

В ком-то Наследие проявляется, в ком-то оно дремлет.

От кого-то отказывается.

Слишком слабы стали наши тела,

чтобы выдержать даруемые Наследием способности.

Слишком своеволен стал Тингар – перестал подчиняться воле носителя.

Из тетради Ривайена Форсайта. «Сказание о Нитях Тингара».

14.01.2018, воскресенье

– Поцелуй меня, потом пойдешь в душ, ладно?

В полумраке комнаты Рин решается попросить. Тобиас стоит у окна и как-будто забыл о его существовании. Рин клянчит ласку словно угощение, это почти унизительно, но после всего пережитого ему так хочется наконец спокойно, уютно устроиться, хочется, чтобы пальцы Тоби перебирали волосы, чтобы было так, как он привык. Все это «хочется» пересиливает неловкую гордость.

Тобиас вздрагивает, тут же подходит, безропотно наклоняется, целует в макушку, потом пристраивается рядом, снова целует, на этот раз в висок, скользит губами ниже. Так покорно, что Рина коробит от его послушания. Губы мягкие, теплые, нежные. Но что-то не так. Рин больше не чувствует того, что затопило его несколько часов назад. За видимостью нежности и искренности таится равнодушие и сожаление. Рину кажется, что отвращение.

Он задерживает дыхание и старается отмахнуться от непрошенного «кажется». Старается сосредоточиться на подрагивающих пальцах в копне волос, на разливающемся по телу тепле. Но вместо этого перед глазами всплывает брат и его грязный жест. Рин, толком не отдавая себе отчета в том, что делает, повторяет его, словно проверяя, правильно ли запомнил. Проводит открытой ладонью по паху Тобиаса. Краснеет, ничего не почувствовав, и повторяет движение, уже сознательно. Ревниво и обиженно. Тоби зажимается затравленным зверем, затаивается. Рин чувствует, как напрягаются мышцы бедер и живота, как цепенеют губы на его скуле. Но Рин ждет совсем не такой реакции. Член остается под его рукой вялым и неподвижным. Ему не рады.

– Брат лучше меня? На его руку ты реагировал совсем по другому. Он… может доставить тебе удовольствие… когда касается тебя? Ты, ты?.. – мысли и желания проносятся темным потоком мимо, так и не сорвавшись с языка, и Рин теряется в эмоциях, не может дать им выхода.

– Нет. Ты все не так понял.

– Нет так? Но я видел. А сейчас ничего. Я не так тебя трогаю? Или я просто тебе не нравлюсь так, как… – они первый раз разговаривают так откровенно, голос Рина не слушается. Но ему уже плевать на заплетающийся в непривычных фразах язык и предательство голосовых связок. Тело Тоби его волнует, и он хочет чтобы это было взаимно. Прикосновения Тоби оставляют на нем несмываемый след, словно он рисует на нем губами. Навечно. Рину страшно представить, что Тоби может также рисовать на коже брата. Не может.

– Рин… Сэм – это просто физиология, отработанная годами связь, стимул-реакция. Заклинания сильнее, когда я на грани. Сэм это знает и использует.

Тобиас сбивается, слова не слушаются его, когда дело касается Сэма. Он не знает, как быстро и просто объяснить, что каждое касание Сэма с самого первого боя было началом приказа, а каждый приказ – разрешением умереть. Тобиас принимал это разрешение с благодарностью, потому что просто не знал, что еще делать со своей жизнью. Сэм взял его после Ривайена, починил, как сумел, и Тобиас был благодарен. Благодарен за любое прикосновение. Взглядом, рукой, словом, ножом, бичом. Возбуждение было лишь гранью благодарности. Пограничной полосой, за которой следовало безоговорочное и слепое подчинение. Как сказать Рину, что благодарность не имеет ничего общего с любовью? Что память тела не имеет ничего общего с его настоящими желаниями? Как объяснить, что он изо всех сил сейчас сдерживается, потому что один и тот же жест, одно и тоже движение не должно принадлежать и Сэму, и Рину. Рина и Сэма нельзя смешивать. У этих миров разные ключи и разные двери. Если он позволит себе слабость, то уже никогда не выпутается: два совершенно разных чувства перемешаются, он заплутает в них, как в лабиринте, и никогда больше не найдет выхода к Рину. Никогда не сможет принадлежать ему полностью.

– Если кто-то любит твой ум, не значит, что тело твое примет тоже? Так у Бротигана? Просто физиология? Ты меня любишь, но не хочешь?

– Рин, послушай… это выброс адреналина. Давай, если захочешь, поговорим об этом завтра утром.

Но Тобиас почти уверен, что завтра утром они не поговорят. Через несколько часов Рин поймет, что именно он увидел в кабинете Ривайена и с кем он действительно имеет дело. К утру его привязанность обернется страхом или жалостью, граничащей с презрением. А может быть и тем, и другим. Страхом за свою жизнь и презрением к тому, у кого нет ни собственной воли, ни силы покончить со всем этим. К тому, кто продолжает малодушно биться в тесных коридорах жизни секс-марионеткой. И Рин будет так думать долго. Возможно, всю жизнь. Но Тобиас надеется, что нет.

– Я не хочу ждать завтра, Тоби. То-о-о-би.

Еще немного и Тобиас не выдержит. Желание, как пресс под давлением, вытесняет здравый смысл на самое дно сознания. Еще один намек, одно неверное движение, одно правильное касание – и он сам себя отдаст Рину и будет просить, и умолять, и стоять на коленях, и целовать ноги, и ждать удара. И это будет конец. Надо терпеть. Тобиас сжимает зубы и чувствует, как пот обжигает глаза. Он сможет. Его бьет, как ветку обо все что попало, в голове кровь шумит так, словно она выталкивается из разрезанной артерии, он дышит так, словно у него пробитого легкое.

Желание требует выхода, и Тобиас почти перестает себя контролировать. Он касается холодной ладонью плеча Рина, но тот, словно почувствовав опасность, неожиданно отстраняется резче, чем следовало бы. Как будто желаемое прикосновение его обожгло или обидело. Тобиас не тянется вслед, чтобы прижать к себе и начать ласкать. Натянуто улыбается. Через секунду он тяжело встает с горестно всхлипнувшей кровати. Минутная пауза, словно он не знает, что предпринять. Потом он наклоняется и легким жестом ворошит Рину волосы:

– Я пойду приведу себя в порядок, сменю бинты, приму душ.

Рин кожей улавливает тянущие интонации, разбитый надвое смысл, перетекающие значение. Тоби опять недоговаривает. Но рабской покорности больше нет, слова перестали быть безвкусными камешками, в них появилась решимость. Это понятно и привычно. Как привычен запах одеколона, слегка перекисшего теста и сладкой горечи, который вдруг проникает внутрь Рина и доходит до самого потайного места, смешивается с запахом свежих простыней. Обида и неприятное чувство исчезают не оставив следа.

– Только возвращайся скорее, хорошо? Я буду ждать.

– Спи, я скоро приду.

Рин ждет и прислушивается к себе и к тому, что делает Тоби в ванной комнате. Желание внутри него вдруг успокаивается, и на его месте возникают мысли. Он ведь никогда не спрашивал у Тоби ничего о его личной жизни, он на самом деле ничего у него не спрашивал по-настоящему. Задавал вопросы, да. Обижался, когда Тоби переводил разговор. Но никогда не пытался ничего узнать. Его интересовала только связь, и только потому, что Сэм был Целителем, у Сэма была другая, скрытая от брата жизнь, Сэм отдал ему свою пару. Может быть он хочет любить не Тоби, а хочет занять место брата? Неважно рядом с кем. И все его чувства просто фантазия, амальгама, эффект адреналина? Становится горько. Не от того, что так оно и есть, а от того, что после таких мыслей Рин ничего не чувствует. Внутри по-прежнему тишина. Ни отклика, ни возражения.

Из ванной тоже не доносится никаких звуков, кроме шума воды. Тоби точно перестал существовать. Рин не слышит ни шорохов переодевания, ни стука створок шкафчика, ни возни с туалетными принадлежностями. Только ровно бьющие по кафелю и чугуну струи. Воображение само рисует Тобиаса, стоящего совершенно голым под этими струями, с напряженной спиной, упирающимся лбом в кафель, со сведенными ягодицами и с рукой на возбужденном члене. Рин ворочается, он непроизвольно тянется рукой туда, где становится горячо от прилившей крови, но в этот момент дверь в ванную хлопает, Рин пугается, что его застанут врасплох, и возбуждение пропадает. Щелкает выключатель, свет гаснет, Тобиас скользит босыми ногами, осторожно пристраивается на самом краю кровати, пахнущий проточной водой и ледяной свежестью. Это успокаивает. Рин тянет Тобиаса на себя, прижимается спиной к его животу: