Текст книги "В переплетении слов (СИ)"

Автор книги: Tramp without a Lady

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Увидеть истину ей помогла Тонкс, и именно это следовало принять как знак, но Гермиона его успешно проморгала. Тонкс появлялась в колледже все чаще, прикрываясь желанием увидеться с подругами, но и Джинни, и Гермиона довольно быстро заметили, что стоило только профессору Люпину оказаться в зоне видимости Тонкс, как подруги становились ей неинтересны. Тонкс могла прерваться на середине слова и с широкой улыбкой окликнуть Люпина, чтобы потом присоединиться к нему. И наблюдая за их легким общением, Гермиона наконец-то поняла, о какой именно взрывоопасной особе в жизни Люпина говорил ее незнакомец. Так же стало понятно, почему он угрожал Люпину именно свадьбой. Было не ясно только одно: понимают ли эти двое, что между ними на самом деле, или оба, как последние дураки, считают друг друга друзьями?

Так вот, во время одного из таких обедов, когда Люпин еще не был замечен в столовой, Джинни и Тонкс снова болтали о музыке, и речь зашла о той самой песне, которая сейчас пользовалась таким бешеным успехом. Позже Гермиона была уверена в том, что совершила непоправимую глупость, но в тот момент она не смогла удержаться и все-таки поинтересовалась, кто же был исполнителем, а так же автором этой песни. Тонкс посмотрела на нее слегка удивленно, словно не ожидала того, что Грейнджер действительно может спрашивать о музыке с искренним интересном. Затем она стянула с шеи свои наушники и передала их Гермионе, быстро выискивая нужную песню в телефоне. Стоило в наушниках зазвучать низкому, немного хрипловатому голосу, который Грейнджер доводилось слышать слишком часто в последнее время, как все встало на свои места.

Тонкс увлеченно рассказывала о группе «Мародеры», той самой, что пользовалась популярностью больше десяти лет назад. В ноябре они были замечены в каком-то баре, а затем в интернете появилась запись целых двух новых песен, текст которых, разумеется, написал солист группы по прозвищу Бродяга. Из монолога Тонкс Гермиона узнала, что все песни всегда писал именно солист, а музыка значилась за авторством барабанщика по прозвищу Сохатый. Уже в своей комнате Грейнджер выяснила, что еще тремя членами группы были гитаристы Лунатик и некий Хвост, а так же кто-то по прозвищу Ворон, играющий на клавишах.

На фотографиях, сохранившихся со времени славы «Мародеров» все участники группы действительно были настолько хорошо загримированы, что в них можно было бы узнать любого знакомого, если постараться. И у каждого был свой образ, который так или иначе соответствовал прозвищу. Лунатик чем-то напоминал волка, на его гитаре была изображена Луна, а при улыбке он демонстрировал длинные клыки. Сохатый щеголял оленьими рогами и темными очками в пол-лица, в костюме Ворона присутствовали перья, а лицо скрывалось за маской с длинным клювом. Хвост казался самым невзрачным из всех в серебристом плаще, в маске мыши или крысы. В целом Хвост был каким-то зажатым на всех фотографиях, и Гермионе показалось, что он совершенно лишний в этой группе. Но самым ярким и запоминающимся, конечно же, был Бродяга. В его длинные волосы были вплетены разноцветные дреды, на шее висели цепочки, на голове красовался ободок с собачьими ушами, которые действительно выглядели уместно и казались настоящими. Больше всего косметики тоже было на солисте, и Гермиона невольно передернула плечами. Не каждая девчонка осмелилась бы на подобное, но этому мужчине словно было плевать на все. Распахнутый кожаный плащ на голое тело и до неприличия узкие джинсы лишь подтверждали, что его не волнует чужое мнение. Главное, что его все устраивает, а остальное – мелочи, не стоящие его королевского внимания.

Гермиона поймала себя на том, что смотрит на Бродягу слишком долго и, закрыв все вкладки, убежала в уборную, пытаясь избавиться от красноты на лице холодной водой. Солист «Мародеров» выглядел чертовски развратно и самодовольно, в писателе Сириусе Блэке чувствовалось тоже самое, стоило взглянуть на фотографии, где он ухмылялся самым уголком губ. Гермиона легко могла поверить в то, что Бродяга и ее любимый писатель один и тот же человек, но все это так же должно было каким-то образом сочетаться с автомехаником, аристократом, бывшим военным и просто с гениальным человеком. Грейнджер казалось, что от такого внутреннего разнообразия можно с легкостью сойти с ума, и это заставляло лишь еще больше проникнуться самыми теплыми чувствами к этому необычному человеку, совершившему за свою жизнь слишком много. Не удивительно, что Доркас Медоуз смогла написать с него целую толпу персонажей. Глядя в потолок и слушая старые песни «Мародеров», Гермиона призналась сама себе в том, что действительно влюбилась в этого человека. И от этого почему-то хотелось радостно улыбаться.

Примечания:

1. Ночь Гая Фокса или Ночь Костров и Фейерверков – традиционный британский праздник, проходящий в ночь на 5 ноября (но у автора все не как у людей и так уж получилось, что праздник каким-то боком переместился на 6 число. Каюсь, виновата, но исправить это нет возможности. Простите за такую оплошность).

Итак, историческая справка: в ночь на 5.11.1605 группа католиков-заговорщиков собиралась взорвать Парламент Великобритании во время тронной речи протестантского короля Якова I. Они спрятали в подвале Палаты Лордов 36 бочек с порохом. Взрыв должен был быть настолько мощным, что снес бы не только все здания Парламента, но и разрушил бы все близлежащие строения. По плану это действо должно было пробудить народ, и тогда правление протестантов было бы прекращено. Но один из заговорщиков письменно предупредил Лорда Монтиглу, а тот остальных депутатов и короля. Для католиков была подстроена ловушка, и когда Гай Фокс отправился в повал для того, чтобы поджечь бочки, его поймали с поличным. Под пытками он назвал имена остальных заговорщиков.

В день казни преступников радостные жители Лондона, чьи дома были неподалеку от Парламента, решили отметить свое спасение. Они разожгли на улицах города костры и сожгли на нем чучело Гая Фокса. С того дня ночь на 5 ноября превратилась в праздник “Ночь Гая Фокса”, олицетворяющий верность королю и монархии (с 1605 по 1959 этот праздник был официальным, и участие в нем было обязательным)

Некоторые историки считают, что Пороховой заговор и его провал были организованы самим Яковом I, который хотел таким образом укрепить свою власть (о чем, собственно, и говорит Гермиона)

Некоторые семьи в этот день пекут печенье с сюрпризом – в одно из них добавляется острый перец

В эту ночь на костре традиционно сжигают чучело Гая Фокса, а до этого дети ходят по улицам и выпрашивают монетки “для отличного парня Гая!”. На собранные деньги покупают петарды. Этот день наполнен огнями, весельем и яркими красками фейерверков. Люди выходят на улицу в карнавальных костюмах, скрывают лица под масками и взрывают хлопушки. А в ночь с 4 на 5 ноября в Лондоне организуется настоящее костюмированное шоу. Люди в старинных нарядах стражников рыщут по подвалам в поисках заговорщиков, шествуют с факелами по улицам, танцуют вокруг костров и запускают в небо тысячи фейерверков

2. Говард Филлипс Лавкрафт – американский писатель и журналист, работавший в жанрах ужасов, мистики, фэнтези и научной фантастики, совмещая их в оригинальном стиле. Его творчество уникально настолько, что произведения Лавкрафта выделяются в отдельный поджанр – так называемые лавкрафтовские ужасы

Комментарий к Телефонные разговоры

====== О силе чувств и их последствиях ======

Сириус

Гермиона

Нарцисса – всего пара фраз

Внимание, предупреждение! Где-то в этой главе спряталось нечто, отдаленно напоминающее грязные разговорчики. Но после этого существует резкий переход к серьезному разговору. Будьте осторожны!

– Тебе не хотелось бы поработать моделью? – весело раздалось в динамике, как только Гермиона поднесла телефон к уху.

– Наверное, я никогда не привыкну к тому, что твои вопросы могут оказаться настолько внезапными и странными, – удерживая телефон плечом, пробормотала девушка и с силой запихнула добытые в библиотеке книги в сумку.

Начался декабрь, а это означало, что до начала зачетов оставались считанные часы. Вообще-то, Гермиона действительно посчитала эти самые часы, и их было ровно шестьдесят два. А еще сорок три минуты и пятнадцать секунд. В этом году она нервничала из-за сессии гораздо больше, потому что вместо подготовки к экзаменам и зачетам занималась изучением музыки и спорами об алхимии. Влюбленность тоже не казалась ей уместной в этой ситуации, но мешала только тем, что не позволяла просто проигнорировать самый главный отвлекающий фактор. У Гермионы не было не только желания, но и возможности работать хоть где-то.

– Цисси пытает меня своими ежедневными звонками и переживаниями по поводу показа, который ей предложил устроить один журнал, – абсолютно по-детски пожаловался мужчина. Гермиона была уверена в том, что он обиженно насупился, и даже немного пожалела, что не видит этого.

– А разве сами организаторы не должны предоставить ей профессиональных моделей? – с легким непониманием уточнила Грейнджер.

– Они и предоставили! – радостно раздалось в ответ. – Видела бы ты, как Цисси их критиковала. Половина девушек убежала в слезах. Самые стойкие высказали ей все, что они о ней думают, и из целой толпы моделей остались только двое. Цисси высокомерная стерва с безупречным вкусом и хваткой истинной светской львицы. И это в хорошем расположении духа! Все обманываются ее сдержанностью, но и представить не могут, какое пламя кроется за стеной этой холодной утонченности. – Все это было рассказано с таким задором, словно речь шла об увлекательном шоу, которое он недавно посмотрел.

– Ты был свидетелем всего этого? Что ты вообще там делал?

– Я задабриваю Цисси, потому что мне нужна ее помощь, как опытного стилиста. Думается мне, что я уже немного староват и не в такой хорошей форме, чтобы носить кожу на голое тело, – несколько рассеянно отозвался мужчина. Гермиона вспомнила о его образе Бродяги, как солиста группы, и громко сглотнула, тут же прогоняя всплывшую перед внутренним взором картинку. – К счастью, в этом году в новой коллекции Цисси нет мужской одежды. Даже ее муж вздохнул с облегчением. Иногда мне кажется, он жалеет о том, что когда-то подарил ей это ателье.

– Вероятно, мистер Малфой был в отчаянии, раз сделал такой щедрый подарок. Хотя, может, для представителей аристократического сословия это нормально.

– На самом деле у Люциуса просто возникли какие-то проблемы с кольцами, и он не успел с этим разобраться до того дня, на который была назначена официальная помолвка. Он должен был попросить руки Цисси перед своей и ее семьей. Конечно, свадьба между ними была решенным делом, и они оба знали, что будут мужем и женой. В каком-то смысле они даже полюбили друг друга, но это произошло только после долгой совместной жизни. А перед официальной помолвкой они знали друг друга довольно поверхностно.

В общем, Малфой оказался в плачевном положении и не придумал ничего лучше, чем обратиться за помощью к Регулусу. Регулус, в свою очередь, подключил к этому делу меня, потому что он искал любую возможность пообщаться со мной. И вот уже я предложил Люциусу не париться и подарить Цисси то самое ателье. Так уж вышло, что его бывший владелец был моим знакомым, и разобраться со всеми вопросами купли-продажи удалось довольно быстро. Пока Люциус демонстрировал семьям тот магазинчик, который тогда нуждался в капитальном ремонте, но произвел самое лучшее впечатление на мою кузину, я успел найти кольцо, передал его Регу, а тот уже Малфою как раз к тому моменту, когда дольше болтать о подарке стало уже неуместно. Позже Люциус сказал, что он мой должник, и я не упустил возможности этим воспользоваться. С того дня он мой личный юрист, и поскольку он великолепен в своем деле, я вынужден терпеть его ради этого. К счастью, это сотрудничество выгодно нам обоим!

– Наконец-то я услышала объяснение тому, почему ты так близко общаешься с семьей Нарциссы. И это объяснение оказалось таким же непредсказуемым, как и ожидалось,– улыбнулась Гермиона, недовольно передернув плечами, оказавшись на улице. С неба падал мокрый снег, а от холодного ветра слезились глаза.

– Для каждой случайности существует объяснение, каждая деталь имеет значение, – с неприкрытым пафосом изрек мужчина, а затем пробормотал о том, что это срочно нужно записать. – Так что насчет предложения работы? Цисси очень на тебя рассчитывает и обещала лично заняться твоей подготовкой, если согласишься.

– Передай своей кузине, пожалуйста, что я весьма польщена, но меня не интересует подобное занятие, а еще я сейчас и без этого слишком загружена. До начала зачетов осталось каких-то шестьдесят два часа, а я совершенно ни к чему не готова! – В последней фразе проскользнула легкая паника, которая очень не понравилась Гермионе, но она понадеялась на то, что ее собеседник не станет обращать на это внимание.

– С твоим уровнем знаний все эти зачеты и экзамены не должны тебя так беспокоить, – фыркнул в ответ незнакомец, и Гермиона не нашла в себе желания спорить с ним из-за такой ерунды. Он все равно остался бы при своем мнении, но при этом успел бы заставить ее покраснеть от легкой досады и смущения. – А где ты работала раньше? Ну, помимо клиники своих родителей. Больница или реабилитационный центр? – в очередной раз подтверждая свою непредсказуемость, поинтересовался мужчина.

– Я была волонтером в реабилитационном центре тети Джил. Вообще-то, она моя бабушка с маминой стороны, но она не любит, когда ее так называют. Старается выглядеть моложе, чем есть, и ей это удается, – слабо улыбнувшись, рассказала Гермиона. – У тебя были варианты, а значит, ты был твердо убежден, что я действительно работала в одном из этих учреждений. Но как ты вообще пришел к таким выводам? – не удержавшись, полюбопытствовала девушка.

– Элементарно, Ватсон! Ты написала о том, что алкоголь вреден, в первый же день, когда еще предполагала, что я могу быть маньяком. Согласись, это довольно необычно! Затем ты не оставила без внимания мое замечание о том, что у меня прокуренный голос, и спросила об остальных вредных привычках. Ко всему прочему, ты точно знала, что многим наркоманам очень трудно жить в завязке, и любое неосторожное слово может стать триггером. Сложи вместе все эти факты, и получится…

– Что я имела личное дело с зависимыми людьми, – закончила Гермиона, немного удивленная тем, с какой легкостью можно было прийти к этому выводу. А ведь она была уверена в том, что ничем себя не выдала.

– С учетом того, что твои родители врачи, кажется весьма сомнительным, чтобы в их окружении присутствовали люди с подобными наклонностями. Так что вариантов оставалось не так уж много, – с улыбкой прибавил мужчина. В его голосе так и сквозило самодовольство, и Гермиона не могла его за это упрекнуть, невольно улыбаясь такому поведению.

– Теперь твоя очередь рассказать о месте первой работы, – зайдя в общежитие, хмыкнула Грейнджер.

– Не уверен, что я вообще когда-либо работал в своей жизни, – с нескрываемым сомнением протянул ее незнакомец.

– Но ты ведь был автомехаником в то время, когда мы только начали переписываться, – немного растерявшись от такого ответа, заметила Гермиона. – К тому же ты служил в армии! Мне не верится в то, что за сорок лет своей жизни ты действительно никем не работал. С твоей образованностью, у тебя должна быть какая-то профессия.

– Ну, профессия у меня есть, и не одна. Во-первых, я военный инженер в звании младшего лейтенанта. Во-вторых, я прошел курсы кинолога, и даже поучаствовал в воспитании служебного пса. Так что в этом случае я дрессировщик и зоопсихолог, но я не занимаюсь этим уже двенадцать лет.

Большую часть своей жизни я просто развлекаюсь, потому что деньги не то, что меня беспокоит. Мой дядя оставил мне хорошее наследство и дом, что дало мне лишний повод не искать работу в юности. Потом была армия, а после нее к моему наследству прибавилась военная пенсия. Затем мне досталось все, чем владела моя семья, поскольку я единственный живой наследник по мужской линии. Так что я могу заниматься чем угодно, но в основном я страдаю всякой ерундой.

– Если честно, я поражена тем, что ты не спустил все деньги на наркотики или не растранжирил, покупая всякие дорогие, но бесполезные вещи, как поступают почти все богатые люди.

– Мне было стыдно тратить деньги моего дяди на наркоту. Он был единственным человеком, помимо Меды, кто меня поддерживал, и я не мог его подвести. Но когда меня начинало сильно ломать, я писал курсовые или другие работы за деньги, продавал ответы на экзаменационные билеты, и иногда играл в покер с весьма сомнительными личностями. Позже деньги от родителей тратились на лечение Регулуса, но, к сожалению, рак легких победил.

Перед смертью он взял с меня обещание, что я завяжу со своими вредными привычками и направлю свои таланты в нужное русло. Просил, чтобы я нашел человека, который научил бы меня ловить кайф от жизни и радоваться этому, а после похорон, когда я напивался в баре, в моей жизни снова появилась Доркас. Мы так обрадовались этой встрече, провели вместе целых три дня, а затем она сама вдруг предложила мне попробовать быть не только друзьями. Мы договорились о первом официальном свидании, но дома я столкнулся с Беллой. Тогда и случилась та история с передозом и пожаром.

Доркас – славная, умная Доркас! – понимала, что со мной что-то не так и потому впервые в жизни решила проявить навязчивость, пришла ко мне за час до назначенного времени и застала тот момент, когда Белла радостно прыгала вокруг горящего дома. Доркас так перепугалась, позвонила в службу спасения и сама ринулась прямо в горящий дом. К счастью для нас обоих, Римус тогда больше всех тревожился о моем состоянии и появился как раз вовремя, чтобы помочь ей спасти меня. К сожалению, дом моего дяди сгорел, а вместе с ним навсегда пропала коллекция его книг и почти все мои вещи.

Так уж вышло, что Джеймс с Лили тогда были слишком заняты своими семейными делами. Джеймс только получил должность в отделе кибербезопасности, Лили начала практику психотерапевта, а Гарри поступил в младшую школу. Я старался не втягивать их в свои проблемы, всегда улыбался и говорил, что у меня все прекрасно, а внутри медленно умирал. Вообще, после войны мне было очень паршиво, было много суицидальных мыслей, и я держался только ради Регулуса. Знала бы ты, как Поттеры винили себя за невнимательность. У Лили была истерика, Джеймс колотил стены от злости на себя, на меня, на Беллу. Да еще Меда с Цисси не упустили момента, чтобы указать им на то, какими плохими друзьями они были, раз не смогли отличить фальшивую улыбку от искренней. Зря, конечно, они это сделали, но я узнал обо всем этом от Доркас после того, как оправился от недельной комы. А затем меня отправили в реабилитационный центр! Так что мне было как-то не до транжирства.

Вот именно из-за всего этого дерьма, которого предостаточно в моей жизни, мои друзья так сильно обо мне беспокоятся. Я знаю, что они до сих пор винят себя за тот случай, за то, что верили моим беспечным улыбкам. И чтобы ты понимала, насколько все хреново, знай, я кратко описал тебе период своей жизни с девятнадцати до двадцати семи лет.

На какое-то время между ними возникла тишина, прерываемая только какими-то посторонними звуками, которыми было наполнено общежитие. Гермиона прислонилась плечом к ближайшей стене, обдумывая услышанное. Она не ожидала услышать такие подробности. И новая порция откровений была тем неожиданнее, что изначально тема разговора была довольно незначительной. За время общения с этим человеком, Гермиона заметила одну закономерность: он всегда находит способ свернуть к той теме, которая в этот момент больше всего его беспокоила. А значит, сегодня ее собеседник по какой-то причине снова вспоминал о том случае. Может, пытался найти какие-то ответы, может, копался в себе, но совершенно точно погрузился в тяжелые раздумья.

– Сегодня какая-то особенная дата? – Этот вопрос должен был прозвучать немного насмешливо, но Грейнджер снова переборщила с серьезностью и недовольно поморщилась.

– В этот день ровно пятнадцать лет назад меня выписали из реабилитационного центра. А уже через пять дней я начал обучение на кинолога, – бодро раздалось в ответ. – Споешь для меня? – с озорством спросил мужчина, и у Гермионы против воли вырвался нервный смешок. Только что он говорил об очень трудном периоде своей жизни, а сейчас снова притворялся самым веселым и счастливым человеком в мире.

– Как часто ты притворяешься беспечным в разговорах со мной? – не выдержав, с нескрываемым беспокойством почти шепотом спросила Гермиона.

– Примерно никогда, девочка! Я стараюсь уравновешивать количество флирта правдой и истинными эмоциями, чтобы ты не поддалась моему обаянию, забыв о том, с кем имеешь дело, – непривычно строго произнес ее незнакомец. И смысл этих слов дошел до Грейнджер далеко не сразу.

– Тогда тебе следует перепроверить свои расчеты, потому что ты где-то совершил ошибку, – хмуро сообщила Гермиона. – Ты, конечно, пытаешься показать именно то, насколько ты плохой человек, как сильно прогнил, и почему от тебя следует держаться как можно дальше. Но в итоге вырисовывается образ сильного человека, который сумел побороть свою зависимость. Человека, который не хотел зря волновать друзей и предпочел страдать в одиночестве, лишь бы не мешать чужому счастью. И как бы тебе не было плохо, при этом ты не забывал о Регулусе и ставил именно его выше своих нужд. А наркоманы, между прочим, больше сосредоточены только на себе и на поисках новой дозы. Как бы ты ни старался себя очернить, я вижу в тебе лишь гениального человека с трудным прошлым, но вопреки всем невзгодам и потерям в тебе сохранилась доброта и нерастраченная любовь. Возможно, это слишком громкие слова, возможно, я действительно не знаю об остальных годах твоей жизни, а потому не имею права говорить все это. Но ты самый невероятный человек, которого я когда-либо знала, и никакие твои поступки, никакие грехи, о которых ты не устаешь напоминать, не способны тебя испортить. А я не настолько отличаюсь от остальных, потому что тоже попалась в ловушку твоей внутренней привлекательности и очарования. И знаешь, что? Меня это совершенно не беспокоит!

Высказав все это с некоторой долей ярости, Гермиона смущенно опустила голову и тихо выдохнула, ругая себя за излишнюю откровенность. Она только что почти призналась ему в своих истинных чувствах. Но вспомнив о его совете не бояться и не терять время, Грейнджер решила, что этот монолог был не тем, о чем стоит жалеть. Это нужно было произнести, и пусть она звучала как глупая влюбленная девица, Гермиона знала: он оценит ее искренность и ту порывистость, что она проявила, высказав все это.

– Ох, милая моя девочка! Я бы мог сказать, что сочувствую тебе, что это глупо, что пройдет со временем. Существует так много вещей, которые мне действительно следовало бы сказать, потому что это важно, потому что у общества есть свои нормы и правила, потому что никто не отменял существовании морали. Но я сам завяз в том же болоте, а потому не мне тебя учить! – наполовину грустно, наполовину радостно произнес ее незнакомец, и этого было более чем достаточно, чтобы Гермиона поняла: ее странные чувства, на существование которых она так открыто намекнула, были взаимны. От понимания этого вдруг стало совершенно легко и весело.

– Я спою тебе что-нибудь, но только после твоего выступления, – широко улыбаясь, весело произнесла Гермиона и снова направилась в сторону своей комнаты, не обращая внимания на взгляды остальных студентов, наблюдающих за ней.

– О черт, как же мне нравятся эти повелительный нотки, в твоем голосе! Думаю, пришло время вспомнить главный собачий гимн Игги Попа, – понизив голос почти до интимного шепота, шумно выдохнул мужчина.

Гермиону немного напрягло такое сочетание предложений, и когда она услышала песню, то поняла, что ее беспокойство было полностью оправдано. Конечно, она уже слышала и менее приличные песни, но ни одна из них не звучала в исполнении этого голоса, будоражащего все внутри. Гермиона списывала все это на неравнодушие к самому обладателю этого голоса, но понимала, что подобные ощущения появлялись не у нее одной, иначе «Мародеры» не были бы настолько успешными в свое время и не привлекли бы внимание сейчас, когда люди начали о них забывать. Гермиона, все еще не отойдя от легкого помутнения после услышанного, не смогла придумать ничего лучше, чем ответить на это песней Бонни Тайлер. Нервный выдох и приглушенное ругательство, довольно четко выразившее мнение мужчины, очень порадовали Гермиону. И она посчитала, что ее небольшая месть все-таки удалась.

Во время очередной тренировки группы поддержки, Гермиона была крайне занята, погрузившись в изучению дополнительного материала по магнетизму и выписывая некоторые важные детали себе в тетрадь. Но стоило телефону привычно завибрировать, и она, не отвлекаясь от своего важного дела, ответила на вызов. Но услышав в динамике смутно знакомый женский голос, мысленно отругала себя за то, что не смотрит, кто именно звонит. Выслушивая Нарциссу, которая теперь решила лично предложить ей место модели, Гермиона прибавила в тетради пометку установить на звонки от ее незнакомца мелодию из сериала «Доктор Кто».

– Все это лишь глупые оправдания! – с явным намеком на недовольство фыркнула Нарцисса, когда Грейнджер начала объяснять, что не может принять ее предложение по ряду многих причин. – Вопросы с зачетами и экзаменами можно решить. Важнее другое! Скажи, Гермиона, ты сама хочешь попробовать себя конкретно в работе модели?

– Я не думаю, что эта идея…

– Мой кузен утверждает, что ты невероятно сообразительная девушка. Но сейчас мне начинает казаться, что ты его просто чем-то околдовала, – не позволив Гермионе договорить, несколько раздраженно заявила Нарцисса. И Грейнджер, недовольно поджав губы, невольно посочувствовала тем моделям, которые удостоились критики миссис Малфой. – Дам тебе возможность реабилитироваться в моих глазах. Итак, Гермиона, я спрашиваю: хочешь ли ты попробовать? Меня не интересует, что ты думаешь по этому поводу, какие причины не позволяют тебе согласиться, или какова вероятность того, что ты опозоришься во время показа. Хочешь ли ты поучаствовать или же нет? Надеюсь, ты смогла осознать весь смысл моего вопроса.

Гермиона открыла рот, собираясь было честно заявить, что она нисколько не заинтересована в предлагаемой работе. Но вдруг вспомнила слова ее незнакомца, его яркую пропаганду того, что нельзя упускать момент и жалеть лучше о случившемся. Гермиона подумала о том, сколько всего он сам успел совершить за свою жизнь. Образование, безусловно, оставалось для нее по-прежнему на первом месте, как и мечта стать известным ученым, но это ведь не означало, что она должна полностью отрешиться от реального мира и похоронить себя в библиотеке. Нужно было жить и радоваться жизни, а не чахнуть над задачами по физике, говоря себе, что развлечься всегда успеется. Именно эту истину ей пытались втолковать остальные ровесники, которые не так сильно парились из-за учебы, как она, но только ее знакомому по переписке удалось объяснить эту мысль почти играючи, но так, чтобы ею было просто невозможно не проникнуться.

– Я хотела бы! – сглотнув, быстро произнесла Гермиона, не давая себе времени передумать.

– Вот и прекрасно! Показ назначен на двадцать третье декабря, а репетиции для тебя начнутся за неделю до этой даты. Со всеми остальными препятствиями мы как-нибудь разберемся! – воодушевленно произнесла Нарцисса.

– Но я соглашусь участвовать только при одном условии, – нервно сглотнув, торопливо вставила Гермиона, не желая сдавать оборону так легко. – Вы сделаете такое же предложение Джинни, и я знаю, что она обязательно согласится. Без этого я отвечу отказом! – бросив быстрый взгляд в сторону подруги, твердо произнесла Грейнджер.

– Ах, теперь я понимаю, что именно в тебе так его зацепило. Милая пай-девочка с властным характером и внутренним стержнем – разумеется, он не мог пройти мимо.

– Это значит, что вы согласны на мое условие? – не поддалась на такую открытую провокацию Гермиона.

– Передай, пожалуйста, Джинни, что я предлагаю ей место модели. Если вы обе согласны, напиши мне, и мы договоримся о встрече, во время которой обсудим все остальные важные вопросы. Мой номер у тебя теперь есть. Буду ждать сообщения!

Как и следовало ожидать, Джинни зависла на несколько минут, медленно осознавая, что именно ей сообщила подруга. Гермиона даже начала подозревать, что все эти прыжки, которые исполняет Уизли, как-то неблагоприятно влияют на деятельность мозга. Однако вскоре выяснилось, что ступор вызвало добровольное согласие Гермионы на ту работу, которая ее никогда не интересовала. Джинни так крепко обняла ее в порыве благодарности, что Грейнджер всерьез начала переживаться за свои ребра. Счастью Джинни не было предела, и Гермионе думалось, что стоило согласиться на предстоящие пытки только ради этой яркой улыбки на лице подруги.

– Не знаю, какую магию внушения он на тебе использует, но передай ему мою искреннюю благодарность за то, что ты наконец-то вынырнула из своих книг, – радостно попросила Уизли, когда они вошли в общежитие, а Гермиона достала телефон, собираясь написать сообщение Нарциссе и позвонить своему незнакомцу.

– Его самодовольство прекрасно существует и без лишних благодарностей, – закатив глаза, фыркнула Гермиона. Джинни только громко рассмеялась и побежала в сторону своей комнаты, чтобы успеть попасть в душ.

– Сегодня крайне печальный день! – прерывая гудки, скорбно заявил мужской голос. Но не успела Гермиона придумать целую кучу всевозможных бед, которые могли произойти с момента их последней беседы, как он тут же продолжил: – В этот день меня безвременно покинула самая потрясающая кружка в мире. Кто-то пустил Дору на кухню, когда дома был Римус. Ну что за идиоты! Почему за их глупость должна расплачиваться моя любимая кружка? От нее теперь остались только черепки.

– Эта кружка была как-то связана с «Доктором Кто»? – немного насмешливо поинтересовалась Гермиона, внутренне все-таки немного опасаясь. Вдруг это была та самая кружка, которую когда-то ему подарила Доркас. Но с тем же успехом этот предмет мог оказаться чем-то неважным.

– Гарри подарил мне ее, когда ему было семь. Он сам очень криво, но крайне старательно написал на ней ярко-красным лаком, украденным у Лили: «Лучшему крестному отцу во всех вселенных!» Это невосполнимая утрата, девочка!