Текст книги "В переплетении слов (СИ)"

Автор книги: Tramp without a Lady

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Последнее предложение было произнесено громче остальных и адресовалось только Сириусу, который лишь виновато повел плечами, продолжая прятать глаза. Он был похож на мальчишку, который разбил любимую вазу матери, склеил ее, но все равно попался и теперь делал вид, что не имеет ко всему этому отношения. Скримджер, успокоенный тем, что кризис миновал, на мгновение прикрыл глаза и облегченно выдохнул. Сделав шаг назад, он все-таки снова посмотрел в сторону хозяина дома и заметил, что у того есть личный номер комиссара полиции, а потому Блэку следовало бы сообщать обо всех своих подозрительных находках в первую очередь ему. Сириуса это замечание заставило покинуть свое виновато-флегматичное состояние, и уголки тонких губ раздраженно поползли вниз.

– И почему это я должен перед тобой отчитываться, двуличная сволочь? – с нескрываемым презрением пророкотал Блэк и резко подался вперед, в несколько шагов сократив сохраняющееся все это время расстояние между ним и невольно попятившемся Скримджером. – Как ты меня называл, когда мы вместе работали? Нянька для собак, которая должна заниматься воспитанием щенков, а не вмешиваться в расследования со своей любопытной псиной. А знаешь, что еще интересное мне припоминается? Я уже двенадцать лет не работаю кинологом по твоей скромной просьбе. У тебя в подчинении больше ста человек, Руфус, так что пусть они перед тобой ползают на коленях, объясняясь в своей некомпетентности. Какого черта я вообще должен выполнять работу, для которой у тебя есть больше ста специально обученных людей? – Не обращая внимания на взволнованные оклики Лили, Сириус схватил Скримджера за лацканы пальто и сильным движением притянул к себе, холодно глядя незваному гостю в глаза. – Ты ворвался в мой дом без приглашения, не представился, не показал удостоверения – где твое удостоверение, Руфус? – и при этом обвинил меня в педофилии. Я имею полное право вышвырнуть тебя вон, и ничего мне за это не будет. А с минуты на минуты здесь появится мой адвокат и повернет все так, что тебе придется арестовать самого себя. Так что напоминаю: выход там же, где и вход. И либо ты хромаешь туда самостоятельно, либо я помогу тебе пинками.

Сириус отпихнул мужчину от себя так сильно, что тот обязательно упал бы, не удержав равновесия, если бы его вовремя не подхватил Люпин. Спокойно заметив, что Скримджер просто выбрал неподходящий день, потому что Сириус всегда крайне нервный в Рождество, Люпин потянул комиссара вон из комнаты. Бродяга с утробным рычанием последовал за ними, и в коридоре к нему присоединился воинственно взъерошенный Живоглот. Лили послала Гермионе усталую улыбку, покачала головой и тоже повернулась к двери, где ее муж уже бодро просил всех вернуться к своим делам и болтал о том, что ничего действительно примечательного, на что стоило бы смотреть, не произойдет еще ближайшие пару месяцев. Гермиона медленно приблизилась к Блэку и, не придумав ничего лучше, крепко обняла, заставляя все его внимание сосредоточиться только на ней.

– Знаешь, каждый раз, когда ты упоминал Скримджера, мне казалось, что у вас неплохие взаимоотношения, – пробормотала Грейнджер ему в рубашку, когда Сириус нежно погладил ее по спине, уткнувшись носом в каштановые кудри.

– Вообще-то так и есть, – негромко рассмеялся Сириус, крепче прижимая девушку к себе. – Просто Скримджеру уже под шестьдесят, его хотят сместить с должности и отправить на пенсию, вот он и бесится из-за всего подряд. А я считаю своим долгом напоминать ему о том, что он полный кретин. Хотя Джеймс возненавидел этого типа с первого взгляда.

Внезапное покашливание со стороны дивана заставило Гермиону вздрогнуть и резко отпрянуть от Блэка. Из-за всей этой сцены она вообще успела позабыть о двух людях, для которых все случившееся было шокирующим явлением, а не чем-то настолько обычным, что Сириус выглядел лишь слегка позабавленным. Ее родители стояли в нескольких шагах от них, и по решительно сдвинутым к переносице бровям отца, девушка поняла, что разговор будет в десять раз труднее, чем ей представлялось. Проведя рукой по лицу, Гермиона искренне пожелала Скримджеру, Беллатрисе и Темному Лорду попасться какому-нибудь дракону. Ситуация и без того была непростой, пусть Сириусу и удалось наладить контакт. Но теперь Гермиона отчаянно желала иметь какой-нибудь механизм, способный вернуть ее в прошлое, чтобы она могла помешать появиться в этом доме либо Скримджеру, либо своим родителям. Было бы все-таки неплохо, если бы Сириус в ближайшие пять минут смог создать машину времени.

– И часто такое происходит? – скрестив руки на груди, с неприятной насмешкой спросила Джейн. Гермиона затруднялась сказать, к чему именно имел отношение этот вопрос: к появлению в доме Блэка комиссара полиции, к случайно обнаруженной бомбе в колледже, в котором она училась, или же вовсе к их объятиям.

– Обычно Скримджер обходит мой дом за десять миль, – обезоруживающе улыбнувшись, весело отозвался Сириус и повернулся к Грейнджерам, так и не убрав свою руку с талии Гермионы. – А бомбы находятся не часто, как правило попадаются воры, да насильники. Но по ночам Лондон наполняет разная публика, так что ни в чем нельзя быть уверенным. – Сириус неопределенно указал куда-то на стены. – И да, мне очень нравится обниматься с вашей дочерью, – с невероятным нахальством объявил он и подмигнул Гермионе, которая несильно пихнула его в бок, скрывая свою невольную улыбку завесой волос. Говард нахмурился еще больше и даже подался вперед, собираясь то ли вытянуть дочь из объятий странного мужчины, то ли врезать этому нахалу. Но ладонь Джейн, легшая на его плечо, заставила Грейнджера остаться на месте.

– Вы все еще употребляете наркотические вещества? – поджав губы, холодно спросила миссис Грейнджер и бросила в сторону дочери укоризненный взгляд. На что Гермиона нервно сглотнула и уставилась на свои ноги.

– В завязке пятнадцать лет, – легко ответил Сириус, и на его лице появилась жесткая усмешка. – В последние годы я употреблял в основном опиаты, если вас это волнует. Они лучше других препаратов помогали забыться и перестать вспоминать о военных сражениях, об окровавленных боевых товарищах с оторванными частями тел, о перекошенных от безумия лицах и пролетающих буквально в дюйме от меня пуль. Конечно, на войне я пробыл не так уж и долго, даже меньше года. Наш взвод попал в окружение, боеприпасы иссякли, помощь не вызвать. Мы все там и подохли бы, если бы рядом на нашелся гребаный военный автомобиль. Я действительно атеист, но в тот момент поверил в чертовы высшие силы, потому что при мне были все нужные инструменты, и каждый день я пробирался к этому автомобилю, чинил его без прикрытия и дважды из-за этого был подстрелен проходящими мимо солдатами. Когда с починкой было покончено, моему командиру – Аластору Грюму – удалось проникнуть в стан врага и стащить топливо, за что он поплатился глазом и кончиком носа. Но мы выбрались из этой могилы живыми. Правда, я не помню многих подробностей, потому что меня потом подстрелили третий раз. В общем, меня депортировали, вручив какую-то награду за храбрость или типа того.

Сириус, конечно, говорил с легкостью, но смотрел куда-то далеко в прошлое, пока его пальцы все сильнее сжимались на боку Гермионы. На ее памяти это был самый подробный рассказ Блэка о том периоде его жизни. Сама она старалась не углубляться в эту тему, чувствуя, что не услышит ничего хорошего. И ее предчувствия полностью оправдались. Однако ее родители выглядели действительно впечатленными и даже слегка растеряли свой боевой настрой. Сириус совершил очередную успешную манипуляцию, рассказав честную, но заставляющую проникнуться уважением историю. Сложно было обвинять в дурных привычках человека, чья смелость и сообразительность помогли спасти жизни другим британским солдатам. Да и три огнестрельных ранения трудно было проигнорировать.

– Что ж, в красноречии и умении быть убедительным вам действительно нет равных, – скинув с себя временный морок, навеянный голосом Блэка, медленно протянул Говард и решительно шагнул вперед. – Но во время всей этой сцены я услышал и увидел достаточно того, чтобы понять, насколько вы… несерьезны. Для вас все игра и возможность повеселиться. И судя по словам той рыжей женщины, у вас серьезные проблемы с психологическим здоровьем. И вполне вероятно, что с физическим тоже, потому что употребление наркотических веществ не проходит бесследно. Вы неуравновешенный, вспыльчивый, легкомысленный и злопамятный человек. А если посмотреть на эту комнату, которую вы назвали своим кабинетом, то это подтверждение вашей неспособности быть сосредоточенным на чем-то одном, непостоянности и, я более чем уверен, ветренности в отношениях. Я не намерен позволять своей дочери продолжать общение с вами. И уж точно я не позволю ей встречаться с типом, которому самое место в больнице для душевнобольных, а не в обществе нормальных людей. Не представляю, почему все эти люди так вас защищают. Впрочем, если они защищают других людей от вас, то все становится гораздо яснее. Гермиона, немедленно отойди от этого человека, мы сейчас же возвращаемся домой.

Ошеломленная такой резкой отповедью, Гермиона не шелохнулась. Она только и могла пораженно смотреть на своего отца, не веря в то, что он мог произнести в адрес Сириуса столько гадостей. В целом она отчасти могла понять такую реакцию, наверняка продиктованную непониманием, страхом и растерянностью. Но в ее голове мелькали воспоминания о том, как она сама вначале боялась общения с незнакомцем по ту сторону переписки, как постепенно узнавала о нем все больше поразительных вещей и пугающих подробностей его жизни. Сириус всегда был честен и прямолинеен, не пытался приукрашивать, а наоборот, стремился во всей красе показать самое плохое в себе. Гермиона вспоминала все его живые, эмоциональные реакции, которые были так не в духе британской чопорности, вспоминала яркие улыбки, искренний смех, искрометные шутки и сводящий с ума флирт. Сириус, конечно, был очень сложным человеком с непростой историей. Для каждой его странности существовало объяснение, и Гермиона знала почти каждое из них. У ее отца не было такой роскоши, он был вынужден судить лишь по одному случайно подсмотренному происшествию и делал неверные выводы, не зная всего. Гермиона могла бы отнестись к этому с пониманием, ведь она была его дочерью, и он заботился о ней, как умел. Но эта категоричность и полнейшее нежелание понять, а так же поинтересоваться ее собственным мнением, действительно бесили. Гермиона и не предполагала, что когда-нибудь будет настолько зла на своего собственного отца.

– А ты не собираешься узнать у меня, хочу ли я уходить? – когда Говард снова строго окликнул ее, прохрипела Гермиона, с трудом заставляя себя говорить сквозь бушующие внутри нее негативные эмоции. Рука Сириуса успела исчезнуть с ее талии, на лице держалась маска отстраненности и взгляд серых глаз был абсолютно пуст, но сам мужчина все еще стоял рядом, и Гермиона была безмерно ему благодарна за это.

– Разумеется, нет, – фыркнул Говард так, словно его дочь спросила какую-то глупость, ответ на который знал каждый пятилетний ребенок. – Он же наверняка запудрил тебе голову… – с нотками презрения начал он, но грубый смешок со стороны Блэка его прервал.

– Простите, но ваше заявление, чем бы оно ни должно было окончиться, полнейший абсурд, – вежливо проговорил Сириус таким ледяным тоном, что Гермиона невольно поежилась. – Гермиону не смог бы запутать даже самый искусный манипулятор в мире. Или вы сомневаетесь в выдающемся интеллекте вашей дочери, Говард? И не надо так морщиться, по праву старшинства – пусть даже я старше всего на два года, – я имею право обращаться к вам по имени.

– Вам больше сорока? – с нескрываемым скепсисом спросила Джейн, приблизившись к своему мужу. Сириус ехидно предложил показать паспорт, однако к миссис Грейнджер не проявил той же колючести, какая была адресована ее мужу. – Тогда такие неравные отношения тем более не принесут ничего хорошего, – сумрачно заметила Джейн и неодобрительно покачала головой. Осторожно шагнув вперед, словно Блэк мог наброситься на нее в любой момент, она мягко взяла дочь за руки и потянула к себе, вынуждая отойти от Сириуса на пару шагов вперед. – Дочка, мы ни в коем случае не сомневаемся в том, что ты очень умна, – ласково обняв лицо все еще злящейся Гермионы ладонями, примирительным тоном заговорила Джейн. – И я действительно понимаю, чем тебя мог так привлечь мистер Блэк. Но пойми, дорогая, что это просто временное увлечение. Тебе кажется, что это настоящие чувства, что-то вроде любви, но на самом деле это всего лишь выброс гормонов. Это пройдет! – с нарочитой мягкостью заявила женщина, как будто разговаривая с неразумным ребенком. Гермиона же почувствовала прилив новой порции гнева, когда поняла, что ее мама говорила об этом так, словно ее дочь была тяжело больна, но сама не могла этого понять.

– Ты хоть понимаешь, что именно произносишь? – резким жестом убрав ладони матери от своего лица, воскликнула Гермиона. – Мама, гормоны именно то, что влияет на человеческие чувства. Если это выброс гормонов, то как мои чувства могут оказаться поддельными? Как их вообще можно подделать? Это не цифры и не шестеренки с определенным видом зубьев, которые можно спутать с другими. Чувства иррациональны по своему определению, не поддаются законам логики или контролю. И я не перестану любить Сириуса только потому, что ты считаешь это временным помутнением рассудка. Для тебя это ненастоящие, потому что ты этого не чувствуешь, – с жаром, с каким раньше она спорила с родителями только на какие-то научные темы, произнесла Гермиона и сделал шаг назад, посмотрев в сторону раздраженного отца. – И ты, папа, не можешь называть Сириуса психом, основывая свои заявления лишь единичным наблюдением. Во-первых, это не научно, и любой ученый высмеял бы тебя за такую нелепость. Во-вторых, тебе никогда не приходилось бывать на войне, работать в полиции – между прочим, работа кинолога важна не меньше, чем просиживание штанов в кабинете, – терять брата, затем пережить предательство друга, чтобы потом этот самый друг убил женщину, которую ты любил. Да, может, у Сириуса есть психологические проблемы, но покажи мне человека, у которого их не возникло бы после всего пережитого. Но еще Сириус самый гениальный человек из всех, что мне доводилось встречать в своей жизни. Он может объяснить цикл Карна на примере сюжета книги, за десять минут сделать теоретические расчеты для создания летающего мотоцикла и при этом объяснит, почему каждый уважающий себя британец должен знать песни группы Queen. Знаете, почему его книги так популярны? Потому что Сириус пишет о том, в чем разбирается, и в основе всегда лежат реальные истории, которые произошли с ним самим. Пусть не на космическом корабле и не в соседней галактике, но они произошли и сделали его именно таким. Нельзя путать гениальность с психологическими отклонениями! Может, вы еще скажете, что он посланник Сатаны, который внушает всем еретические мысли, сбивая людей с пути истинного? Давайте тогда возродим Святую инквизицию и разведем костер на Трафальгарской площади, потому что Сириус мыслит немного иначе, потому что опережает свое время. А вместе с ним в костер шагну и я, потому что слишком умна или слишком красива, а значит, могу быть только ведьмой…

Гермиона была уверена в том, что у нее нашлось бы еще много слов, которые стоило сказать, чтобы появившееся на лице родителей выражение стыда стало еще явственнее. Но Сириус несильно потянул ее за одну из кудряшек, заставляя обернуться, и покачал головой, пряча во взгляде серых глаз нечто очень похожее на восхищение. Сглотнув, Гермиона только послушно кивнула и замолчала, вновь устремив на родителей сердитый взгляд. Внутри нее все еще бушевал шторм из эмоций, которые она предпочла бы никогда не ощущать, но жажда спорить, кричать до хрипоты, чтобы достучаться до захваченных неподконтрольным страхом умов, немного поутихла. Гермиона на самом деле не знала, что способна бороться за свои личные убеждения не только в те моменты, когда они касались науки. Но вспомнив о Розмерте, которая не решилась шагнуть за блестящим молодым человеком, а также Гестию Джонс, послушавшуюся родителей и упустившую шанс быть с таким необычным мужчиной, Гермиона четко понимала, что будет бороться до конца и просто уйдет из дома, если ее родители даже не попытаются понять. В конце концов, ей уже было больше двадцати, она получала стипендию, умела жить одна и могла найти себе работу. Например, Гермиона вполне могла заняться репетиторством с учениками младшей школы. И всегда была возможность писать эссе, доклады и курсовые для других студентов, хоть она и считала это неправильным, но была способна наступить на горло своей гордости.

– Конечно, ты права, твой отец и правда погорячился, – на мгновение прикрыв глаза, как можно ровнее произнесла Джейн и снова потянулась к дочери, взяв в руки ее ладони. – Я понимаю, что мистер Блэк действительно может быть чрезвычайно гениален и талантлив. В любом случае, я верю в то, что он очень умен. Но и ты пойми, дочка, что гениальными людьми гораздо безопаснее восхищаться издалека. – Она внимательно посмотрела дочери в глаза, но Гермиона лишь скептически выгнула бровь. Эти слова были самой глупейшей попыткой убедить ее в неправоте своего мнения. – Он старше тебя в два раза, дочка, – видя, что предыдущая реплика не возымела эффекта, уже более настойчиво продолжила Джейн. – Подумай, к чему это может привести, особенно с тем списком неприятностей, которые ему уже довелось пережить. Я ни в коем случае не хочу никого обидеть, но, дорогая, взрослый человек не станет заводить серьезных отношений с такой молодой девушкой. Ты сказала, что он потерял ту, которую любил. Неужели ты не подумала о том, что для него все это лишь попытка отвлечься, забыться, развлечься с красивой молодой девушкой, чтобы потом заменить ее другой, более молодой и красивой. Мы с отцом правда не сомневаемся в твоей сообразительности, но ты ведь так мало знаешь о реальном мире, об отношениях и о том, какие мерзкие поступки могут совершать мужчины. Тем более такие вспыльчивые, да еще и с дурными привычками. Одними наркотиками все не ограничивается, дорогая. Мы не хотим причинять тебе боль, но вам с мистером Блэком лучше больше не видеться. И когда все это пройдет, ты сама поймешь, что это было ошибкой…

– Но ведь я тоже ошибка, мама, – прерывая поток ласковых увещеваний, жестко отрезала Гермиона. Джейн приоткрыла рот, но так и не смогла ничего сказать, растерянно оглянувшись на своего мужа, на которого слова дочери тоже возымели шокирующее действие. – И вы были на четыре года младше меня, даже в колледж еще не поступили. А знаете, почему в вашей жизни все сложилось так успешно, вопреки вашей ошибке? Потому что родители вас поддержали, а не твердили о том, как вы молоды, что это легко исправить, нужно только пойти в больницу, а там хирург избавит вас от всех забот. Я знаю, что вас никогда не обвиняли в случившемся, потому что Джил всегда прямолинейна и не долго подбирает слова. И если бы вам пришлось бороться за возможность оставить ребенка, вырастить и воспитать, Джил рассказала бы об этом без раздумий и сглаживания углов, как говорила о сексе, оторванных конечностях и внутренностях людей, когда мне было всего семь лет. – Гермиона нервно сглотнула и покачала головой, прогоняя ненужные мысли, а затем продолжила уже немного мягче, но по-прежнему твердо: – Скажите мне, мама, папа, как я должна учиться, если не буду совершать ошибки? Откуда я узнаю, пройдет ли то, что я чувствую сейчас, через год или через десять лет, если я не останусь с Сириусом? Посмотрите мне в глаза и скажите честно, что ошибки – всегда плохо, и могут только разрушать жизнь? Скажите мне прямо, если мое рождение было самым ужасным, что произошло в вашей жизни, и вы до сих пор жалеете об этом! Скажите, что это из-за меня вам приходится жить вместе, а ваши мечты обрушились в тот момент, когда вы узнали о совершенной ошибке. Если мое появление наполнило ваши жизни болью, проблемами и лишило возможности быть счастливыми, то я действительно задумаюсь о том, что наши с Сириусом отношения могут быть ошибкой.

– Мы не… мы… – тяжело дыша, просипела Джейн и снова потеряно оглянулась на мужа. Говард, казалось, был готов лишиться чувств от услышанного и стоял, опираясь о спинку дивана, не в силах вымолвить хоть слово. – Никогда, Гермиона! – поспешно стерев выступившие на глазах слезы, решительно произнесла Джейн. – Ты всегда была и будешь нашим лучшим творением, самым огромным достижением и гордостью. Ты была самой замечательной ошибкой в наших жизнях, и я счастлива, что пережила те трудные девять месяцев, что страдала от невыносимой боли восемнадцать часов, рожая тебя, что не досыпала первые годы твоей жизни и едва успевала учиться. Ты стоишь всего, что мне пришлось пережить, и поэтому никогда, Гермиона, никогда в жизни не смей думать, будто ты… Ты самое дорогое, что есть в наших жизнях, Гермиона, доченька моя! Мы любим тебя, всегда любили и будем любить! И не смей сомневаться в этом, слышишь? Никогда не смей, моя умная, красивая и самая лучшая на свете дочь! Никогда!

– Мама! – слабо улыбнувшись, тихо выдохнула Гермиона и, не выдержав, крепко обняла ее, часто моргая из-за стекающих по щекам слез. Конечно, она знала, что ее любили, и что родители были вместе, потому что тоже любили друг друга, хоть и ссорились временами. И Гермиона знала, что ее слова их возмутят. Возможно, она совсем немного схитрила и позаимствовала у Сириуса или у Лили методы манипулирования. Но все ее слова были искренними и честными. И Гермиона была уверена в том, что им следовало прозвучать, чтобы ее наконец-то захотели услышать. – Я знаю, мама, знаю! Я тоже очень вас люблю, честно-честно, – переведя взгляд на отца, громко прошептала она и слабо улыбнулась, когда он выдохнул с явным облегчением и тоже поспешно стер слезы из уголка глаз. Гермиона заставила себя вырваться из теплых материнских объятий и заглянула в наполненные слезами карие глаза. – А вдруг эта ошибка окажется самой лучшей в моей жизни? – сглотнув вставший в горле ком, заставила себя произнести Гермиона. – Если сейчас я поддамся вашим иррациональным страхам и гиперопеке и правда откажусь от Сириуса, сможете ли вы простить себя, когда поймете, что лишили меня возможности быть счастливой? Да, все это действительно может закончиться плохо, но с той же вероятностью все может оказаться очень хорошо. Нельзя отказываться от открывающихся возможностей только потому, что путь к ним пролегает через темный коридор. И я не стану отказываться от Сириуса лишь потому, что он немного отличается от обычных людей. – Она шагнула назад и, не глядя, протянула руку, чтобы в следующее мгновение ее пальцы оказались переплетены с длинными, мега-неприличными пальцами Блэка. – Мне в нем нравится именно то, что он отличается, что он может понять мою мысль, даже если я несу какой-то бред, поддержать разговор о какой-то незначительной ерунде и выслушать все, что я захочу ему сказать. Да, он старше и испытал в своей жизни много плохого. Да, очень вспыльчивый, гиперактивный и, порой, слишком болтливый. Но я уверена в том, что мне нужен именно такой человек. И вы можете либо смириться с моим выбором и дать Сириусу шанс, либо не мешать мне совершать ошибки и жить. Потому что я сделала свой выбор в пользу неизвестности.

– А что вы можете сказать, мистер Блэк? – с предельной учтивостью спросил Говард, когда его дочь твердо закончила свой монолог и с вызовом вздернула подбородок. Сириус подошел к Гермионе вплотную, и она чувствовала жар его тела рядом с собой, что дарило ей странное чувство покоя. Вероятно, у гормонов было слишком сильное влияние на ее мозг, но она не жаловалась.

– Я ненавижу врачей, – внезапно заявил Сириус и широко улыбнулся, будто это было самой потрясающей вещью, какую он мог сказать. Брови Грейнджеров удивленно поползли вверх, но прежде чем Говард окончательно утвердился в своем мнении, что Блэк сумасшедший, Сириус продолжил: – Не принимайте это на свой счет, но у меня рефлекторно возникает желание сбежать или вступить в драку, когда рядом со мной появляется человек, имеющий хоть какое-то отношение к медицине. Сложно сохранить доверие к тем, кто должен спасать жизни, когда один из этих людей воспользовался заболеванием моего брата и проводил на нем свои незаконные, ни с кем не согласованные эксперименты, вместо того, чтобы лечить. Когда вскрытие моего брата, проведенное по моему настоянию, показало, что его лечение было не таким, как положено, было проведено расследование. Знаете, что выяснилось: таких неудачных результатов было ровно сорок семь. Был еще один случай… Врач, занимающийся продажей новорожденных. И в моем реабилитационном центре был санитар, продававший наркотики пациентам, а иногда устраивающий им передоз и обставляя все, как несчастный случай. Такие зовутся ангелами смерти, самые жуткие типы. А когда в больнице умирала женщина, которую я любил, обнаружилась медсестра, продающая органы еще живых, но находящихся на самом краю людей. В общем, у меня предостаточно причин ненавидеть врачей. – Сириус задумчиво потянул себя за прядь, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать изначально.

– Значит, и нас вы тоже ненавидите? – передернув плечами, осторожно уточнила Джейн, напоминая о своем присутствии.

– Будь вы плохими людьми, у вас не было бы такой замечательной дочери, – с обескураживающей честностью заметил Сириус и запустил пальцы в каштановые кудри, выпустив руку улыбнувшейся ему Гермионы. – К тому же, Джеймс проверил все, что с вами связано. И будь в вашей жизни хоть одно темное пятнышко, он бы его сразу заметил. А в разговоре со мной о своей клинике и при описании проблем, с которыми вам приходилось сталкиваться, вы были вполне откровенны. Я ведь очень внимателен к мелочам, потому что у меня целый набор отклонений, среди которых есть паранойя и крайняя степень подозрительности. – Блэк самодовольно улыбнулся, пока родители Гермионы ошеломленно молчали, теперь глядя на хозяина дома с долей потрясения. – На самом деле я никогда в жизни не впустил бы вас в свой дом, потому что мне действительно трудно. Люди, как правило, воспринимают мое поведение негативно и говорят примерно то же, что и вы, Говард. Вы не сказали ничего нового, а мне так хотелось услышать что-то интересное. Единственная причина, которая заставила меня дать вам шанс, это Гермиона. Ваше мнение для нее очень важно, хоть она и готова ему воспротивиться. А для меня важно, чтобы Гермиона была счастлива, и если для этого мне нужно быть радушным хозяином и забыть о том, что передо мной незнакомые люди, то я это сделаю. Это такая малость, если награда – ее потрясающая улыбка. И вы можете думать обо мне, что угодно. Я знаю все свои недостатки, потому что состою исключительно из них. Можете думать, что все мои слова лишь для красоты и не имеют ценности. Мне плевать, что вы там думаете, потому что обо мне думали в десять раз хуже мои собственные родители, а я прославил свое имя вопреки всем их обвинениям. Но не смейте считать, будто ваша дочь не способна принять взрослое обдуманное решение. Внутри нее такой прочный стержень, что об него сломается любой, кого она посчитает недостойным своего внимания. Гермиона может достигнуть всего: построить карьеру, завести семью, получить Нобелевскую премию или подчинить себе весь мир, если только захочет. И предположить, будто она не сможет уйти от какого-то старого писателя с проблемами, верх глупости. – Не обращая внимания на людей, завороженно внимающих его словам, Сириус мягко поцеловал залившуюся краской Гермиону в висок и озорно подмигнул. Все время своей речи он смотрел лишь на нее, будто ему было все равно, слушают ли его родители девушки и здесь ли они вообще. – Я псих и горжусь этим, если вам интересно! И это все, что я хочу сказать вам, родители самой невероятной девушки на планете!

Гермиона хотела бы попросить его вести себя приличнее, хотела бы не реагировать на каждую похвалу в свой адрес, произнесенную этим раскатистым баритоном. Но все попытки найти в себе тот самый твердый стержень и хотя бы просто отпихнуть Блэка чуть назад оканчивались полным провалом. Как она должна уйти от этого совсем еще не старого писателя с трудностями, Гермиона не представляла, потому что одних его пальцев в ее волосах было достаточно, чтобы она придвинулась к нему еще ближе и уткнулась лбом в надежное плечо, скрывая неуместную для всего этого серьезного разговора улыбку.

Что могли бы сказать ее родители на такое откровение, Гермиона так и не узнала. В дверном проеме показалась лохматая макушка Джеймса, украшенная плюшевыми оленьими рогами, и он с задорной улыбкой сообщил о том, что стол накрыт, и пора начинать ужин. Не дожидаясь реакции вздрогнувших от его появления Грейнджеров, Джеймс вовсе вошел внутрь, галантно подхватил Джейн под руку и, неся всякий вздор об оленях и вкусах коры разных деревьев, повел ее в коридор, ловко прихватив за собой и Говарда. Гермиона тоже двинулась следом и сделала несколько шагов, когда вдруг поняла, что Сириус продолжает стоять на месте.

– Прости за весь этот балаган, – сгорбившись, устало выдохнул Блэк, когда Гермиона снова вернулась к нему и вопросительно подняла брови. – Я вижу, что ты действительно очень дорога своим родителям, и что ты сама их сильно любишь. И я правда не хотел, чтобы из-за меня пострадали ваши отношения. Любовь родителей тоже своего рода редкость, тем более когда ты ребенок, которого не было в планах, – нервно зачесав волосы назад, торопливо забормотал Сириус, словно ему вдруг могли запретить высказывать все, что накопилось внутри за время этого сложного разговора. Гермиона все это время старалась не думать о том, каково было Сириусу слышать все это, особенно слова ее отца. И то, что Сириус смог продержаться и не вспылить, позволив ей сделать выбор без давления с его стороны, действительно восхищало.

– Мой храбрый рыцарь, – прикусив губу, негромко прошептала Гермиона и подошла ближе, обнимая его за шею. Сириус, ссутулившись, положил голову на ее плечо и крепко обнял за талию, притягивая еще ближе. – Все, что я сказала, было правдой, Сириус. Пока ты будешь хотеть видеть меня рядом, я буду с тобой, даже если весь мир воспротивится этому. Это такие громкие слова, но сейчас они самые правдивые из всего, что я могу сказать. Ты не заслужил всех тех обвинений, которые был вынужден услышать. Просто папа… Он слишком беспокоится и при этом совершенно не знает о том, насколько ты замечательный человек. Просто знай, что для меня в тебе есть лишь достоинства и никаких недостатков, моя самая яркая звезда! – Она ласково погладила его по темной макушке, с облегчением чувствуя, как расслабляются все мышцы широких плеч.