Текст книги "Неизведанные земли (СИ)"
Автор книги: TommoLou
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
– Почему это?! – воскликнул Луи, мысленно перебирая в голове все, что сказал в поисках какой-то глупости.
– Потому что Ваша мама и так зла, а Вы к тому же беззастенчиво со мной флиртуете.
– Луи! – послышалось неподалеку. Голос был строгий и безапелляционный, как скрежет гильотины. – Здравствуйте, мсье Стайлс, – натянув на лицо светскую улыбку, сказала женщина, беря Луи под руку и сильно сжимая, чтоб показать свое недовольство. – А мы как раз собирались уходить.
Луи напоследок очаровательно улыбается, чуть повернув голову в бок, оставляя после себя шлейф чрезвычайно привлекательного Омежьего аромата и тяжелых французских духов, что совсем не подходили его живой натуре.
♡ ♡ ♡
Ночью ему не спалось. Фантомы рук Гарри еще сжимали хрупкую талию, и от этого все тело покрывалось легкими капельками пота. И это было ужасно! Бедному мальчику казалось, что такое поведение, что этот жар на его чреслах – не что иное как измена Лиаму. Но как же эта ночная мука была трепетна, как же сладко было это наваждение, полное неги и желания. И он сотни раз понял ту несчастную женщину, что погубила из-за Гарри свою репутацию и жизнь (что в парижском высшем обществе синонимы).
Еще и мама по дороге домой отругала, сказав, что он нарушил все возможные правила этикета (словно Луи и сам этого не знал!), что Гарри не тот человек, с которым стоит общаться «порядочному Омеге», и что к ней весь вечер подходили кавалеры, желавшие потанцевать с ним. «Сосунки, – злобно подумал Луи. – Если хотели – нужно было самим подойти и взять, как Гарри…». После этого последовал меланхоличный, мечтательный и мучительный вздох, который мать восприняла, как чувство вины, что с запозданием упало на голову ее сына, и удовлетворенная отстала.
Спасительный сон скопился свинцовой тяжестью на длинных ресницах только под утро и даровал уставшему Луи долгожданное короткое забытье, прерванное утренней суетой – все собирались на продолжение банкета.
И Луи тоже хотел попасть на небольшое торжество со столами полными пирожных, которые он ел если только глазами, но в то же время ему была так мила теплая мягкая постель и нежный сон. Он было хотел сказать, что нездоровится, но вспомнил о Гарри, которому пообещал прогулку, и, попросив у служанки принести чашку крепкого кофе, уверенно встал и направился в ванную, чтобы должным образом привести себя в порядок.
Сегодня они однозначно должны поговорить. Ибо это было бы воистину вопиющее безвкусие не узнать человека, с которым танцевал весь вечер. Тем более такого загадочного и интересного, о котором слухов больше, чем о той же войне, Омеги краснеют, произнося его имя, а Альфы с гордостью говорят о знакомстве с ним.
Луи долго думает, что надеть, и когда уже совсем отчаивается, понимая, что большинство его нарядов больше подходят для бала, чем для завтрака на следующий день, то взгляд его падает на легкое свободное платье, которое скорее всего понравится Гарри. Именно этим он руководствуется, когда надевает его. Хотя сам себе бы не признался ни за что!
Даже не нужно звать служанку, чтоб затянула корсет. Как это удобно! Почему он раньше не замечал? Ах, да, ведь Луи без корсета даже ночную рубашку не надевает.
Чашка кофе немного разбудила в нем жизнь, потому, когда Луи спустился к своим (к слову, давно ожидавшим его), чтоб ехать на «продолжение банкета», то бурная энергия уже кипела в его жилах. Прогулка в экипаже с обзором на живописные нормандские ландшафты еще больше взбодрила Омегу, и, прибыв в особняк Пейнов, Луи дышал своей привычной радостной суетливостью.
Пройдя в сад, он во все глаза искал “рыцаря”, который не заставил себя долго ждать, подойдя сзади и легко ущипнув Луи в районе талии, чем вызвал негромкий вскрик.
– Без корсета Вам гораздо лучше, – сказал Гарри. – Мне даже показалось, что я видел этот очаровательный животик, который Вы сейчас до посинения втягиваете. Он Вам очень к лицу, прелесть…
– О чем Вы говорите? – сказал Луи с непонимающим и гордым видом, взяв Гарри под руку и направившись на прогулку по прекрасному саду с берсо, окутанному виноградными побегами, которые сегодня почему-то еще больше радовали Омегу. – Мы с Вами похожи на милую парочку.
– Омеги не отстают, пуская свои “пращи и стрелы” в нашу сторону, – они оба негромко засмеялись, и Луи буквально влюбился в сильный и открытый (так смеяться может только человек, которому нечего бояться) смех Гарри. – Думаю, мы эпатируем публику, не так ли?
– По-моему, Вы выставляете себя в невыгодном свете, идя со мной рядом. Не говоря уже о том, как доверительно мы щебечем и держим друг друга под руку, – сказал Гарри не столько взволнованный за репутацию Омеги, сколько думающий о том, как это все-таки приятно, пообщаться с человеком понимающим.
– Ах, оставьте, после наших вчерашних танцев обо мне и так уже ходит недобрая слава.
Они снова засмеялись, им было легко и хорошо вместе: Луи чувствовал защиту, исходящую от этого высокого и уверенного Альфы, а Гарри попросту наслаждался обществом настолько непредвзятого и в то же время невинного Омеги.
– Чувствую себя мадемуазель де ла Моль, – сказал Луи.
– А я тем, кто нашел дивную страну Эльдорадо. Редко встретишь юного Омегу, который бы читал Стендаля. Но ведь эта книга запрещена. Неужели Ваша матушка не против, чтоб Вы читали подобного рода литературу? – спросил Гарри, удивленный тем, что Луи еще и не побоялся признаться в том, что читает “негодную для неокрепших душ”, как говорила мама Гарри, книгу.
– Ах, я же ей не показывал. При ней я читаю только “подобающие” книги, – ответил Луи, польщенный таким комплиментом.
– Да ведь они скучны!
– Ну не скажите. Вы Библию читали? Там больше пикантного, чем у Дюмы-сына.
– Я думал, эту книгу никто не читает внимательно. Не говоря уже о том, что я думал, ее никто не читает, – Гарри все больше убеждался в том, что Луи не просто избалованное дитя (хотя и это тоже) богатых родителей.
– Поверьте, от скуки и не на такое пойдешь, – меланхолично сказал Луи, сильнее прижимаясь к Гарри, так как разговор на “запретные темы” заставлял его чувствовать себя неудобно. – Вот Вам хорошо! Вы, должно быть, никогда не скучаете.
– Знаете, прелесть, я много путешествую, много общаюсь с интересными людьми, много чего вижу, но для скуки, по-моему, это не преграда. Иногда такая тоска берет, что понимаешь волков, которые воют на луну.
Луи вздохнул. Ему представился Гарри в разных городах, с разными интересными людьми, среди которых несомненно много художников и поэтов, певцов и актеров, танцовщиц и просто прекрасных Омег. У него, наверное, есть все, что он пожелает. Отчего же и на таких людей охотится скука и тоска, если они могут попросту убежать от нее? Именно так и звучал его вопрос, обращенный скорее в благоухающую пионами пустоту, чем к Гарри.
– Потому что от себя не убежишь, – тем не менее послышался ответ.
– Как это страшно! Но я Вам не верю. Вот были бы у меня деньги!…
– О, они у Вас будут. Уверен, Вы удачно выйдете замуж – и вот тогда вспомните мои слова. Где-нибудь в роскошном отеле Венеции Вас охватит такая тоска, что захочется утопиться.
– Не выйду замуж!
– Вас не будут спрашивать, прелесть. Смиритесь, – сказал Гарри с легкой улыбкой человека, который лучше знает. И Луи это понимал, отчего ему вдруг стало досадно. Конечно, не спросят, конечно, никто с ним не посчитается. Да и кто он такой? Просто Омега в мире, где правят деньги и Альфы.
– Ах, Гарри, пообещайте мне, что всегда будете считаться со мной, если мы когда-то еще встретимся! – в каком-то необъяснимом порыве грусти воскликнул Луи.
Гарри переплел их пальцы и, подняв сплетенные руки, поцеловал кисть спутника.
– Обещаю.
Так они и дошли до взморья, держась друг друга слишком близко, непозволительно близко. Луи кусал губы, повернув голову влево, делая вид, что рассматривает пейзаж с летающими у горизонта чайками, стараясь подавить в себе легкое возбуждение, что волнами поднималось от места соприкосновения не хуже тех, что омывали берег, с шумом утопая в песке. Утренний легкий ветерок набирал обороты, давая первые намеки о скорой осени, что делала проживание на побережье невыносимым – холодный туман поутру всегда вводил Луи в уныние. Только сейчас солнце еще грело, а противные крики птиц казались более-менее сносными, приглушаемые громким уютным молчанием Гарри.
Неожиданный порыв шаловливого ветра подхватил легкую юбку платья, переплетаясь с ней в танце, находя ткань с привлекательным названием “Зефир” очень подходящей для своей забавы. Не в меру тонкая, воздушная, годная лишь для уединения с будущим супругом, так как при особом расположении на свету просвечивала силуэт, юбка с детским озорством подлетает вверх, оголяя не только ноги, но и являя попку в кружевных трусиках, неприкрытую панталонами.
– Отвернитесь! – вскрикивает Луи с ужасом на покрасневшем лице, пытаясь побороть только раззадоренный ветер, что и не собирался покидать приятную ткань. – Не смотрите же!
– Я не могу отказать себе в таком удовольствии! – смеется мужчина, делая шаг назад для лучшего обзора. – Какая же Вы прелесть, sweety…
– Прекратите! – он ловил облака платья, останавливая их сумасшедшую игру, – ох.
– О, Вы только посмотрите! Кажется, сюда идут, – Гарри за секунду превращается в серьезного кавалера, обещавшего оградить Омегу от других Альф. Он резким движением притягивает растерянного парня, прижимая его к себе спиной (попой, скорее), и большими ладонями, которые с легкостью могли бы обхватить бедра Луи, что он и делает, успокаивает ткань, впившись в нее пальцами, чувствуя под руками бантики, коими поддерживаются чулки. – Не шевелитесь, дорогой, иначе все увидят ваши пленительные ножки, которыми только и нужно, что танцевать балет да соблазнять Альф.
Луи подчиняется, не потому что ему так сказали, а из-за потрясения от близости мужчины, от силы его запаха, что окутал его, от мурашек по всему телу, то ли от властных прикосновений, то ли от шепота на ухо. Он чуть не откинул голову в бок, желая почувствовать губы на своей шее, но вовремя спохватился, пытаясь отстраниться, но Гарри не позволил, естественно.
– Луи’? – всегда сдержанная Джоанна направляется в сторону “разврата”, где ее сын находится в кричаще-компрометирующем положении. – Что здесь происходит? – ее глаза широко распахнуты, будто она не верит тому, что видит, и пытается разглядеть все в мельчайших подробностях.
Но ее надеждам на галлюцинации не суждено сбыться. Гарри Стайлс, тот самый, который совратил пол Европы Омег и не меньше Альф, который сидел в тюрьме за оскорбление высокопоставленной особы, который занимается незаконными перевозками через границу, сейчас развращает ее маленького, невинного сыночка, дрожащего на ветру и покрытого стыдливым румянцем. И черт бы побрал Джонатана, который решил отыскать Луи именно сейчас.
– Мадам, – слово берет мужчина, оглядывая всех только что пришедших на пляж гостей, по меньшей мере их около семи человек. – Простите за каламбур, но если я отпущу Вашего драгоценного ребенка, все увидят, что творится у него под юбкой, ветер, знаете ли…
– Как Вы посмели?!
– Мама, месье Стайлс правда…
– Замолчи, – сквозь зубы шипит женщина, впиваясь в запястье сына и притягивая его к себе, наплевав на порывы воздуха.
Возле них сию секунду оказывается вездесущий Джонатан, оборачивая вокруг талии Луи свой пиджак, не замечая полного сожаления взгляда Омеги, посланного другому Альфе, которого действительно веселит вся эта ситуация, а в особенности желающий угодить друг Деса Томлинсона.
– Мадам, я еще раз прошу меня извинить, это не более чем случайность, – Гарри учтиво склоняет голову, выражая свое уважение.
– Очень надеюсь, – холодно отвечает Джоанна, уводя сына подальше от “порока”.
Позже, в то же утро, ближе к полудню, когда все гости прощаются и создают суматоху, маленький мальчик лет пяти подбегает к Луи и, оглянувшись по сторонам, передает ему записку, в которой каллиграфическим ровным почерком выведено:
«Желаю продолжить наш разговор, прелесть.
Двери моего дома всегда открыты для Вас.
Гарри Стайлс».
========== Глава 4. ==========
Ни тонкий звон венецианских бус,
(Какая-нибудь память Казановы
Монахине преступной) – ни клинок
Дамасской стали, ни крещенский гул
Колоколов по сонной Москови́и —
Не расколдуют нынче Вашей мглы.
Доверьте мне сегодняшнюю ночь.
Я потайной фонарь держу под шалью.
Двенадцатого – ровно – половина.
И вы совсем не знаете – кто я.
Марина Цветаева
Целая неделя прошла для Луи в сильнейшем напряжении – его мама ни слова не сказала о произошедшем у моря. Он чувствовал, будто его застукали как минимум за поцелуем с любовником, мысли о максимуме же заставляли щеки гореть, а голова после мимолетной мысли о близости с Гарри Стайлсом гудела весь остаток дня, точно поезд, на котором они добрались обратно до Парижа в их апартаменты на набережной Мориса Берто.
Пятница. Луи следовало бы придерживаться заведенным правилам, когда он перед сном приходил в комнату матери и устраивался в ее ногах, пока та расчесывала его волосы и давала наставления или же просто рассказывала интересные истории из жизни, которых было не мало.
Сегодня он боится остаться наедине с Джоанной до такой степени, что руки дрожат и сердце замирает. Боится, что она будто бы читает его мысли, которые вместе с морским ветром улетели в поместье Альфы продолжить разговор, первый за всю сознательную жизнь Луи, который зажег в нем интерес. И ни слова о войне! Потрясающе.
Минутная стрелка уже перевалила за единичку, указывая, что пора бы “броситься в ноги к матери”, да вот только страх никак не отпускает. Однако никто не позволял ему пропускать час, отведенный для него, и если Омега проигнорирует общение, то в лучшем случае получит выговор от отца, в худшем… Что ж, мысли об этом разрывают голову сильнее самого Гарри Стайлса.
Тихий, нерешительный стук в дверь и немедленное “входи”, и Луи в одном только пеньюаре стоит перед матерью, склонив голову, словно оклеветанная и принявшая эту клевету ведьма средневековья, совершенно не представляющая, в чем ее вина.
– Вы опоздали.
– Простите, – он привычным движением устраивается у подножия кресла, прислоняясь к мягкой обивке, где уже ждет Джоанна, всегда безупречная и ухоженная.
Женщина берет со столика расческу, нежно касаясь пальцами свободной руки волос, разделяя их на пряди. Это интимное уединение всегда казалось Луи чем-то по истине сакральным, когда ненароком выдаешь матери все секреты, расслабляясь в ее руках, но только не сегодня – его плечи напряжены, в глазах скапливаются слезы от предчувствия дурного.
– Луи’, – начинает Джоанна, заставляя неокрепшее сердечко сына сжаться и замедлить удары. – Ты уже совсем взрослый, я хотела бы поговорить с тобой на откровенную тему.
– Мама…
– Не перебивай, – она продолжает расчесывать волосы. – Я хочу рассказать тебе некоторые тонкие моменты в семейной жизни. Думаю, ты уже достаточно готов к этому.
Женщина макает пальцы в кокосовое масло и начинает втирать его в кожу головы, массируя и пытаясь расслабить.
– Дорогой, твой муж всегда должен быть доволен тобой и не искать удовлетворения на стороне, как сейчас делает большинство Альф. Ты должен быть для него самым лучшим – маленьким неопытным ребенком, когда он рассказывает о своих достижениях, восхищаясь любыми мелочами; высшего класса служанкой, когда дело касается принеси-подай; самой недоступной королевой, императрицей, Клеопатрой, когда он решит, что завоевал тебя; и последней проституткой в его постели. Когда твой муж решит овладеть тобой, все должно пройти на таком уровне, что ты останешься без сил, выжатый до последней капли, тогда как Альфа будет полон энергии – только в этом случае ты удовлетворишь его полностью, иначе же придется мириться с огромным количеством любовников.
Луи тяжело дышит, замерев от неожиданной откровенности, чувствуя жар во всем теле, страх перед будущим.
– Никогда твоему мужу, твоему любимому человеку ты не должен наскучить.
– Мужу или любимому человеку? – тихо спрашивает Омега, зажмуривая глаза, поняв, что произнес это вслух.
– Он непременно станет для тебя таким, дорогой, может и не сразу, но со временем… Твоя первая течка случится совсем скоро, и лучше бы, чтобы у тебя был муж к тому времени.
– Но это же не обязательно? Вы сами вышли замуж за отца только в двадцать два, почему…
– Луи’, это не обсуждается.
– Что? – он разворачивает к матери лицом, ища в ее глазах ответ. – К чему такая спешка? Я не понимаю…
– Так будет лучше для твоей репутации и для сохранения чести семьи.
– Ох, так вот в чем дело, – он закатывает глаза в порыве скептицизма. – И что, устроите бал-смотрины? Выставите меня на аукцион?
– Дорогой, ничего этого не будет, – с мягкой улыбкой и строгостью в глазах отрезает Джоанна. – Отец уже нашел тебе мужа.
– Ч-что? К-как? Кто? – его глаза расширяются в страхе услышать имя.
– Это Джонатан, Луи’.
Мать долго еще расчесывала волосы Луи, что, казалось, вот-вот вычешет там плешь. Она рассказывала о том, как «должно быть» и как нет в семейной жизни, упорно не замечая поминутных всхлипов сына, который то и дело вытирал глаза ладошками, пытаясь подавить в себе страшную боль. Будь у него сейчас сигарета – он бы закурил.
Лишь ближе к полуночи мать, рассказав все хитрости и подлости замужества, в котором Омега равняется нулю, в котором Омега должен быть куклой с милыми глазками и бантиками для своего «победителя», но никак не личностью, потому что, как выразилась Джоанна, «это быстро надоедает». Больней всего было то, что его мать, мать, которую он любил и уважал, на которую всегда ровнялся, женщина с большим умом и незаурядным мышлением, тоже была «куколкой» для мужа.
– А теперь поцелуй меня и иди спать, я и так сегодня тебя задержала, – сказала Джоанна, последний раз проведя рукой по пахнущим кокосом шелковистым волосам сына.
Луи последний раз вытер глаза, понимая, что краснота все еще видна и будет видна еще долго, встал и с гордой ровной осанкой повернулся к женщине, расслабленной и слегка улыбающейся своей привычной снисходительной улыбкой.
– Простите, матушка, мне нездоровится. Не хотел бы заразить Вас, – отчеканил он и направился к выходу, рассерженный, обиженный, но понимающий, что сейчас нужно собрать все силы в кулак и показать, что на самом деле он не просто «кукла» и не будет просто так терпеть унижение. Этим жестом он был отомщен.
Джоанна, вечно непроницательная, почувствовала колкий удар в сердце, понимая, что, возможно, выбрала не тот тон или была чрезмерно груба и резка.
– До завтра, маменька. Доброй ночи, – добавил он уже на пороге, не оборачиваясь, так как слезы подступили к глазам снова.
Но лишь войдя в комнату, Луи позволил себе вдоволь разрыдаться, словно слезы могли помочь. Впрочем, могли. С каждым вздохом, с каждой каплей ум его становился ясней. И с прояснением ума ему становилось все невыносимей оставаться дома, словно отчие стены давили на него, словно за окнами сгущалась вся вселенская темнота, и нужно было, во что бы то ни стало, вырваться, выбраться, уйти отсюда, хотя бы на время.
И мозг выдвинул самый необходимый сейчас вариант. Луи кинулся к шкатулке, где берег многие свои мелочи, признания в любви и прочую дребедень, которая всегда теряется, если не собрать ее в одном месте. Желательно закрытом. Он мигом отыскал записку Гарри, на обратной стороне которой красовался адрес. В первый раз Луи и не обратил на него внимания, а сейчас понял, что это Сен-Жерменское предместье. Что же, роскошь всегда действовала на него успокаивающе. Не зря же его, как и многих других Омег из богатых семей, прозвали бесебеже. Что-то в этом было.
Он быстро накинул на ночную сорочку из шелка легкий плащ, в котором уже сейчас будет холодно, но главное было хоть чем-то прикрыться и поскорей уехать, сбежать. Луи тихонько проскользнул в прихожую и вышел из дому, прикрыв за собой дверь. Его не особо волновало то, что его могут хватиться. Он даже не подложил подушек в постель. Пусть. Ему плевать.
Извозчик попался почти сразу. Луи вскочил в экипаж и твердым голосом продиктовал адрес.
Ночной Париж действовал успокаивающе и в то же время заставлял слезы катиться сами собой. А как хотелось показаться перед Гарри в достойном виде, подумал Луи, и тут же его охватил гомерический хохот. В достаточно легкой накидке, поверх ночной сорочки, с заплаканными глазами и убитым видом. Да уж, о «достойном» наряде он даже не успел подумать.
Прошло, казалось, совсем немного, как он очутился перед огромным особняком Альфы, в окнах которого горел свет.
Этот каменный замок, о котором ходило около миллиона жутких легенд о бывших знатных жителях, что погибли в его стенах от рук своих же родственников и до сих пор не покинули многочисленные комнаты, необретшие покоя, слоняясь в виде призраков и мешая новому хозяину, пугая его и доводя до самоубийства, действительно пробирал Омегу до дрожи во всем теле.
Отличие от поместья отца Лиама было колоссальным, и дело не в размерах и качестве архитектуры, а в самом величии. В тот момент, когда Месье Пейн всеми силами за счет безвкусной атрибутики пытался пустить пыль в глаза и доказать, что именно его владения самые что ни на есть богатые и пышные, владелец этого молча и даже с пренебрежением относился к широким фасадам, оставляя все в первозданном виде.
Архитектура говорила сама за себя. Не нужно было ни дополнительных статуй или пилястр, вкусовая сдержанность, минимум каменных рюш и оборок – строгость в исполнении. Вы не могли не восхититься хозяином до того, как встретились с ним.
Слезы на какой-то миг остановились так же, как и биение сердца, в восхищении властью и мощью – других мыслей и не возникало. Хотя была одна – о стоимости всего этого невозмутимого великолепия с огромным количеством комнат внутри и освещенной дорожкой к широким двустворчатым дверям, будто зовущим и дающим надежду на спасение.
Он ждет его. Луи верил в это, ведь кто оставляет фонари включенными в полночь, неоправданно растрачивая средства?
– Обождите немного. Я забыл деньги, – сказал Луи, аккуратно выходя из экипажа.
– Как прикажете, – ответил мужчина. Его голос был спокоен – клиенты из элитных районов не позволяли себе создавать скандальные ситуации в такое время суток.
Луи побежал, как быстроногая лань – грациозно, но не менее стремительно – к двери, торопливо стуча.
Совсем скоро на пороге предстал удивленный хозяин в шелковом халате темно-зеленого цвета и домашних штанах из той же фактуры. Он не сразу распознал хрупкую фигуру, укутанную в темный плащ, но как только Луи легким движением белоснежных рук снял капюшон (на самом деле Гарри понял еще по этому движению: никто в Париже не умел вздымать руку так изящно), то на его устах появилась легкая улыбка.
– Про “в любое время” – это я образно выразился, – сказал Гарри скорее в шутку, чем на самом деле, больше копируя тон людей постоянно думающих о морали, нежели думая так. – Я Вас страшно рад видеть в эту студеную пору.
– Ах, – вздохнул Луи, падая к нему в объятия. – Оплатите извозчика, прошу Вас… – он говорил торопливо, но четко, – и… спасите меня. Спасите.
Гарри просунул руку в карман халата, где были некоторые купюры. Там бы с лихвой хватило оплатить целый банкет, даже оставив щедрые «чаевые» официантам. Спокойным, уверенным шагом он вышел на темную улицу к одинокому экипажу, стоящему на проезжей части. Уже спустя две минуты он вернулся к Луи, наблюдающему за ним. Альфа взял его под руку, отлично понимая, что Луи еле держится на ногах.
– Я не одет подобающе для приема гостей, – сказал Гарри. – Прошу просить эту оплошность.
– Ах, Гарри, Вы еще меня не видели под плащом, – нервно хихикнул Луи, только сейчас до конца отдавая себе отчет в том, что подобный вид есть не самое лучшее амплуа для появления среди ночи. – Мне страшно стыдно за это, но как же я хотел вырваться из дому, как это было необходимо.
– Что же, устроим ночные посиделки с вольным стилем одежды. Хотите чаю? У меня также должен был остаться лимонный пирог. Словом, немного подпортим Вашу фигуру.
Луи снял накидку и остался в сорочке, которая едва опускалась ниже колена к тому же еще и просвечивала, открывая вид на тонкое молочное тело, которым поневоле залюбовался Альфа, и кружевные трусики. Омега мигом смутился, ведь даже с его свободными нравами этот наряд сильно выходил за рамки дозволенного. Но Гарри и не подал виду, поборов минутную слабость, как и подобает настоящему джентльмену.
– Я могу предоставить Вам свой халат, чтоб Вы чувствовали себя уютней.
– Буду безмерно благодарен.
– Проведу Вас в свою гардеробную комнату и оставлю одного, – с улыбкой сказал Альфа, жестом приглашая следовать за ним. – Вы же не испугаетесь? – он ухмыльнулся, заметив слабую дрожь парня.
♡ ♡ ♡
Луи спустился вниз, одетый в халате, который опускался до колен, открывая вид на тонкое кружево ночнушки и тоненькие ножки, и с рукавами, в которых при желании можно было бы спрятать еще одного омегу. Когда Луи, еще стоя в гардеробной, смотрел в зеркало, то вдруг понял, какой он маленький и беззащитный перед этим мужчиной. И что Гарри мог бы в любой момент взять его силой, ведь они одни в доме, где даже нет слуг. И какую же это делало Альфе честь, что он не давал ни капли намеков на пошлость.
Когда Гарри заметил это “недоразумение”, то громко и протяжно засмеялся:
– Вы просто неотразимы в этом наряде!
– Я в любом наряде неотразим, – ответил Луи с ноткой высокомерия, но все-таки в шутку.
– У меня в этом нет никаких сомнений, – Гарри провел его в гостиную, где уже был растоплен камин, а на пушистом ковре стоял поднос с двумя чашками чая и тарелочкой с обещанным лимонным пирогом, также рядом с ними уютно расположилась бутылка вина и два бокала.
– Вы решили меня напоить, Гарри, а потом сделать какие-то мерзости?
– Неужели мой план так явен?
– С моими способностями – конечно! Но от вина в любом случае не откажусь, если Вы предложите.
– Вино – прекрасное лекарство в нужных дозах.
Луи уселся в изящной позе, сложив ногу на ногу и вытянув голые ступни к жару камина, Гарри присел же рядом, любуясь этой домашней картиной, может быть, немного слишком сладкой, но им обоим это сейчас казалось нужным и правильным. Альфа налил немного вина в бокалы и протянул один Луи, который Омега взял и поднес к носу, по запаху стараясь понять, каков он, этот напиток.
Он часто видел, как отец и мать пили сей нектар, но самому ему еще никто никогда не наливал, говоря, что все рано. Не то чтобы его сильно тянуло, но сегодня была совсем особая ночь, ночь, когда большая часть стереотипов просто отмирают, уступая место нужде, постыдной нужде в близости, в нежности и в чувстве защищенности.
– Меня хотят выдать замуж, – сказал Луи, отпив немного терпкого вина, которое, однако, сразу ему понравилось этой согревающей силой. – Это ужасно. Еще и за такого осла, что мне даже видеть его не хочется никогда.
– Может, он хороший человек, и вы зря себя накручиваете, прелесть, – сказал Гарри, закурив сигарету.
– Может, хороший, но я не могу находиться с ним в одном помещении дольше пяти минут. Вот в чем проблема. Так почему я должен провести с ним всю жизнь? Меня это раздражает. Что делать?
– Если я скажу не выходить замуж – это будет пустословием. Потому как, к моему огромному сожалению, я тут бессилен. Ваша мать нагоняет на меня тоску, и у меня нет никакого права вступать с ней в борьбу, поэтому все, что я могу посоветовать: выходите замуж. А там уже посмотрим, что можно сделать.
– Но я не хочу! Я не могу представить, как он меня целует, у него такие противные губы и вообще. Фу! Он слюнявый, противный, вонючий, низенький и с животиком, пусть найдет себе такого же омегу – и дел-то.
Луи невольно перевел взгляд на губы Гарри, из которых тонким потоком струился дым. Он оценил их: в меру пухлые, темного бордового оттенка. “Наверное, Гарри прекрасно целуется”, – подумалось Луи против его собственной воли, и ему так захотелось сейчас ощутить их, что он и думать забыл о Лиаме. Напрочь.
– Это негласное правило в обществе, – спокойно сказал Гарри. – Чем красивее Омега, тем уродливей ему достается Альфа. Вы только подумайте, чтоб уродливые Омеги выходили за уродливых Альф. Что бы тогда было со следующим поколением? Это был бы просто цирк уродов, а не страна.
– Вам меня совсем не жаль? – спросил Луи.
– Милый, мне вас не жаль, потому что Вы тот человек, который вызывает миллионы чувств: восхищение, трепет, похоть, страх, но никак не жалость!
– Лучше бы пожалели, чувствую себя преданным собственной матерью.
Гарри протянул большую ладонь к маленькой ручке Луи и взял в свое успокаивающее пожатие. Альфа слегка поглаживал его нежную бархатную кожу большим пальцем, передавая умиротворенность. И уже через некоторое время Луи на самом деле стало лучше. А ведь и правда, что бывает такое уж страшное и непоправимое, если он в любой момент сможет прийти вот так к Гарри, который возьмет его руку и заберет все печали, как некий восточный колдун. Пусть нарушив все правила приличия, пусть скомпрометировав себя, зато будучи в надежных и теплых почти объятиях.
Но после бокала вина, чашки чая и невероятно вкусного лимонного пирога Луи, который привык ложиться рано, начало тянуть в сон. Он все чаще зевал и тер глаза, стараясь поддерживать разговор, но вскоре окончательно погрузился в легкую дрему, блаженно закрыв веки и уложив голову на диван.
Гарри же не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться еще некоторое время этим милым спящим Омегой, но после решил, что может просидеть так и всю ночь, а Луи, естественно, неудобно и потому стоит отнести его наверх, в теплую кровать, где ему явно будет лучше.
Альфа подхватил легкое тело на руки и, стараясь не разбудить хрупкого Омегу, на которого сегодня и без того упало очень много испытаний, понес наверх. Луи инстинктивно обнял Гарри за шею, чтоб иметь более устойчивое положение. Дом был огромный, но совсем скоро они дошли до гостевой спальни, располагавшейся рядом с комнатой Гарри.
Он уложил Омегу на мягкие шелковые простыни и укрыл теплым одеялом. Гарри было уже собирался уйти, когда услышал тихий шепот:
– А как же поцелуй на ночь?
Глаза Луи были плотно сжаты, только рот раскрыт в полуулыбке, которая так украшал его цветочное юное лицо, такое бледное в сей поздний ночной час. Гарри тоже не смог удержаться и улыбнулся, после чего прикоснулся к его лбу губами и прошептал на ушко:
– А теперь спи, прелесть.
Луи только сладко мурлыкнул и окончательно провалился в сон.
♡ ♡ ♡
Утро встретило Омегу мягким приятным голосом Гарри, который, казалось, был создан для того, чтоб пробуждать людей, глубокий и сильный, он, определенно, задавал тон всему последующему дню.
