Текст книги "Неизведанные земли (СИ)"
Автор книги: TommoLou
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Первого качества ткани, привезенные из разных стран, таких как Китай и Германия, являлись прекрасным материалом для создания вечерних платьев. Атласные корсеты в основном приглушенных цветов утягивали и без того тонкую талию, скрывая небольшой животик, от которого он никак не мог избавиться. Пышные юбки с множеством слоев, оборочками, кружевами и ленточками сводили мужчин с ума в желании забраться под мягкий кокон и завладеть девственностью прекрасного Омеги.
Что же касается широких панталон… Луи давно отказался от них, сменив белоснежными чулками тончайшего шелка с кокетливыми завязочками и миниатюрными кружевными трусиками, что так прелестно подчеркивали аппетитные формы попы и бедер, которые Луи до невозможности ненавидел, всячески скрывая их слоями подъюбников. Много споров было по поводу нижнего белья Омеги с матерью, которая настаивала на хотя бы хлопковых шортиках или колготках. Но Луи был неподкупен, надевая еще и корсеты, совмещенные с поясом, который поддерживал чулки с помощью бантиков. И знай об этом хоть один Альфа в округе, он ни за что не упустил бы возможность зажать Омегу в укромном уголке.
– Луи’! Выходи! Мне тоже нужно в уборную! – кричала Сьюзен на весь этаж, не меньше.
– Воспользуйся другой, – фыркнул Омега на глупость девушки, раздражаясь ее подъемом ото сна.
– Они все заняты, а ты уже несколько часов занимаешь эту!
– Подожди еще десять минут, – выдыхает юноша, крепко завязывая бантик на чулках, дабы во время танца, непременно с Лиамом, они ненароком не упали.
– Скорее же! Мне нужно собираться! Альфы уже спустились в залу!
– Напыщенная курица, – шепчет себе под нос Луи, но дверь все-таки открывает.
– Ах, что… почему ты… – Сьюзан уставилась на нижнее белье Омеги, корсет которого был еще не затянут, так как требовалась помощь служанки. – Но это же… нам нельзя носить такие трусики! – наконец сформулировала она свою мысль.
– Да? – притворно удивился юноша, – ох, хорошо, что ты сказала мне. Сейчас уже нет времени переодеваться, но спасибо тебе! Что бы я делал, увидь меня кто-то кроме тебя, – он состроил расстроенное лицо и покачал головой.
– Я обещаю никому не рассказывать, скорее надень юбку!
– Да, да, – Луи грациозной походкой отправился в комнату, что находилась через дверь от этой, где его ждала помощница. – Затяни мне корсет, – почти дурным тоном просит он чопорную женщину, чье платье всегда наглухо застегнуто до самого подбородка.
– Вам следовало бы надеть верх с более высоким вырезом, не таким откровенным, – ее наставлениям не было предела, Омега уже даже не спорил с ней, смирившись с постоянным недовольством в свою сторону.
– Туже, – выдыхает он, втягивая живот сильнее, вцепившись руками в кровать.
– Куда же туже, вы упадете во время первого же танца!
– Туже, я сказал! – сквозь боль, ради красоты и влияния на Лиама, требует Омега.
– Больше некуда, он сошелся до конца, – кряхтит женщина и завязывает веревочки между собой.
– Кремовое платье, – Луи указывает на софу, где вразброс лежат ткани больше похожие на взбитую пену.
– Вы же хотели зеленое, – недовольно бурчит помощница, откапывая нужное.
– Это было вчера, – огромное количество пышных подъюбников оказывается на тонкой талии, и кажется, что тело не выдержит подобной нагрузки.
Нежного цвета платье, что открывает острые плечи и ключицы, прекрасно подчеркивает точеную фигуру и оттеняет аристократичный оттенок кожи. По мнению Луи, наряд не был пошлым совершенно, и он ведь не виноват в том, что старые Омеги слишком консервативны в плане выбора гардероба. Лиаму определенно должно понравиться, особенно эти оборочки на груди, усыпанные маленькими камешками, которые так привлекали взгляд.
♡ ♡ ♡
Перед самым выходом к людям Луи пробирается в комнату, где разместили его родителей. Благо взрослые уже давно спустились вниз для того, чтобы поговорить на волнующие их темы, в большинстве своем игнорируя предстоящие танцы, собственно, ради которых молодые Омежки и Альфы были привезены в Довиль.
Шурша подолом пышного вечернего платья, Луи на цыпочках добирается до спальни и почти бесшумно прикрывает за собой дверь. Подбежав к трюмо, где располагались туалетные принадлежности матери, трясущимися пальчиками берет хрустальный резной флакон, подносит к лицу и любовно вдыхает стойкий аромат.
Духи были особой привилегией замужних Омег, и к ним ни в коем случае не подпускали любопытных юношей и девушек. Сдержанный запах всегда отличал благородных, высокого статуса мужчин и женщин, оставляя после себя шлейф порядочности и благочестия.
Разумеется, были и другие ароматы: сладкие и резкие, вызывающие и пошлые. Их чаще всего использовали представители древнейшей профессии, что набирала популярность по всей Европе с каждым днем. Публичные дома пользовались огромным спросом у Альф разных слоев и возрастов, от обычных ремесленников до крупных предпринимателей, от молодых юношей, что только-только окончили университет, до вдовствующих стариков, не имевших уже ни сил, ни желания. Состоящие же в браке плевали на мнение своих забитых супруг с самой верхушки Эйфелевой башни, которые не могли и слова против сказать, а если и пытались, то это заканчивалось ссылкой в родительский дом на неопределенный срок вместе с детьми, естественно, что давало Альфе еще больше свободы в действиях.
Луи всегда неровно дышал к красивым бутылочкам, что так манили своей тайной. Бархатистая кисточка на крышке приводила дыхание в что-то больше похожее на возбужденные вдохи во время первой брачной ночи.
Аккуратными движениями Омега открыл флакон, с замиранием сердца поднося пальчик к горлышку и переворачивая бутылочку, сразу чувствуя влажность на подушечке указательного.
Запах окутал Луи, вызывая широкую счастливую улыбку, ведь теперь он еще больше будет выделяться среди своих сверстников.
Легкие касания за ушками такие же, как делала мать перед выходом в свет. Маленькие мазки на запястьях, в местах, где учащенно бился пульс. И вот флакон уже покоится на столике так, словно маленькое преступление и не было совершенно.
Позже, когда придет время ложиться спать, Джоанна обязательно отчитает сына за безобидную шалость, это будет что-то похожее на лекцию о несвоевременном использовании «взрослых вещей».
Это будет позже, а сейчас Омега сделает все, чтобы доказать Лиаму свое превосходство над его выбором. Надежда, что тот передумает и предложит быть его мужем никому другому, а именно Луи, до сих пор пускала искорки в юношеском сердце.
♡ ♡ ♡
Луи спускался вниз по широкой мраморной лестнице, придерживая подол платья, когда увидел желанного Альфу, что направлялся в сторону зала, где уже собрались все гости, съехавшиеся с разных концов Франции, и, кажется, кружатся уже не в первом танце.
– Лиам! – нежно зовет Омега, протягивая руку, запястье которой украшает несколько тонких золотых браслетов, что переплетаются между собой, в местах соприкосновения скрепляясь нежно-розовыми прозрачными камешками аметиста.
– Луи’ – отвечает мужчина, принимая ладошку в свою и помогая спуститься. Его сердце начинает учащенно биться, когда он чувствует запах Омеги, смешанный с ярким ароматом парфюма. – Выглядите потрясающе, как и всегда, – взгляд задерживается на открытых ключицах, когда снизу вверх проходится по атласному платью, украшенному миниатюрными бантиками и камушками в районе талии и выше по изящному торсу, что выгибается в пояснице, когда каблучок новеньких шелковых туфелек цепляется за кружевной подъюбник, и Омега падает в объятия опешившего Лиама, чье самообладание в виде огромного айсберга дает трещину прямо в центре, разрушая изнутри. Но такое сравнение к нему можно было применить еще года так два назад, когда ему навстречу, спустя почти год разлуки, под крики матери выбежал расцветший уже совсем не мальчик. Он так торопился, что даже не сменил тончайшего хлопка ночнушку на что-то более подходящее, из-под ткани которого просвечивали не только маленькие свободные шортики, что так привлекательно обтягивали сочные бедра, но и являли взору милейшие сосочки, из-за которых-то и началась паника на борту сознания в миг погрузившегося в похоть Лиама, который до сих пор никак не может избавиться от желания прикоснуться к юному телу.
– Извините, – краснеет Луи, тут же отворачивая и немного опуская голову, скрывая румянец.
– Вам нужно быть аккуратнее, – строго отрезает Альфа, отстраняясь и разворачиваясь в сторону шума, что волнами доносился из-за открытых резных дверей. На славу постарались Пейны, пригласив не только лучших людей Франции, но и оркестр, что исполнял Шопена. – Мне нужно к гостям, сейчас состоит…
– Лиам! – вскрикивает Луи, хватаясь за предплечье мужчины, останавливая его, – мне нужно кое-что вам сказать!
– Луи’, дорогой, это может подождать до завтра, я уверен.
– Нет! Пожалуйста, прошу вас! – Омега отчаянно цепляется за ткань парадной одежды, что только подчеркивает статус Альфы. – Это не займет много времени.
– Хорошо, – вздыхает Лиам, пытаясь отогнать образ раскрепощенного парня, что с готовностью принимает его. – Пройдем, – и он ведет Луи в кабинет отца, что находится за лестницей, придерживая за талию, чувствуя, как потеет ладонь только от одной мысли о вариантах ощущений соприкосновения с кожей, о возможных вариациях ее фактуры и тонкости.
Ноги Омеги трясутся, колени подгибаются – ему еще никогда не приходилось открывать свои внутренние переживания перед кем-то, делиться своими чувствами, но он должен сделать это, хотя бы ради Лиама, который может попасть в загребущие лапы этой ненасытной Авелин.
– Вам стоит поторопиться, меня ждут гости, – мужчина присаживается на стол, пока Луи прикрывает дверь, успокаивая свои мысли и учащенное сердцебиение, и кусает губы, стараясь сделать их более красными.
– Лиам, – словно мяуканье маленького котенка, что боготворит своего хозяина, голос вырывается из испуганного, но в то же время решительного Омеги.
– Луи’, – призывает Альфа, – вы что-то хотели сказать?
– Лиам, я люблю вас! – интимным шепотом выдыхает Омега, подаваясь вперед.
– Луи’…
– Я давно люблю вас! С тех пор, как только увидел, – он вкладывает в слова все свои чувства, всего себя, лишь бы мужчина увидел правду.
– Луи’, – почти фыркает Лиам, – любой Альфа в этом доме, да и за пределами его, готов упасть к вашим ногам. Разве вам недостаточно этого? – недоумение на лице юноши заставляет добавить с почти презрением к себе, – мое сердце всегда было вашим, Луи’.
– Вы играете со мной… – разбито шепчет Омега. – Скажите, что любите меня. Я люблю вас, – его тело непроизвольно двигается в сторону мужчины, подчиняясь подсознанию.
– Не говорите так, – прерывает Альфа, – вы должны держать себя в руках и не идти на поводу у своих детских чувств, – он старается смотреть парню в глаза, но взгляд сам падает на такие соблазнительные ключицы. – Вы слишком молоды для подобных объяснений.
– Лиам, но я люблю вас! И вы должны любить меня, вы ведь любите? Скажите, скажите мне, вы любите меня?
– Луи’, – он немного колеблется, прежде чем решиться на страшное, по его мнению, – да, люблю, – и движение головой, словно болванчик, что согласен со всем, о чем его спрашивают.
Омега расслабляется и еще сильнее подается вперед, прикрыв глаза и чуть откинув голову назад в ожидании поцелуя. Эти красные пленяющие губы так и манят Лиама, это его шанс почувствовать их на вкус, узнать сладость такого желанного юноши. Но его понятия и отношение к жизни берут верх, заставляя отстраниться.
– Мы должны забыть это, расстаться и по возможности больше не видеться.
– Почему? – маленькие бровки недовольно сдвигаются к переносице. – Разве вы не собираетесь брать меня в мужья? Разве вы не хотите этого?
– Я женюсь на Авелин, – твердо заявляет Альфа, смотря куда-то вдаль, но его прерывают сильные руки, что цепляются за бицепсы и разворачивают к себе, при этом посылая мурашки по всему телу, тяжесть которых концентрируется в области паха.
– Но вы же любите меня!
– Не обижайтесь на меня, Луи’, – они находятся в такой близости, что чувствуют дыхание друг друга. – Но я не могу быть с вами, вы слишком молоды, чтобы понимать всю суть замужества.
– Но я люблю вас! Я хочу быть вашим мужем, – отчаянно настаивает Омега. – Вы не любите Авелин!
– Мы с Авелин созданы друг для друга, – нежно отвечает Лиам, – мы очень похожи и…
– А как же любовь? – глаза Луи раскрываются в шоке, уже наполненные слезами.
– Дорогой, мы с вами такие разные. В вас кипит жизнь и желание, а я… что я могу вам предложить?
– Вы трус! Вы боитесь меня! Боитесь оказаться слабым! – злость окутывает Омегу, с головой окуная в обиду и горечь, что вконец развязывает язык. – А эта податливая, глупая овечка вам под стать! Она и возразить ничему не может! – Луи топает ножкой и эффектно разворачивается, взмахивая юбкой так, что открываются щиколотки, привлекая внимание Лиама.
– Не смейте говорить так об Авелин! – он вновь подходит к Омеге, подчиняясь внутреннему желанию Альфы быть ближе.
– Я не собираюсь слушать вас! Вы обманули меня, заставив поверить, что любите меня, что хотите взять в мужья!
– Разве я когда-нибудь…
– Вы играете со мной! Вы разбили мое сердце! – возмущение захлестывает, призывая Омегу к решительным действиям. – Вы… вы… я даже не знаю теперь, кто вы! – он замахивается и со звонким звуком ударяет Альфу по щеке, что ни в коей мере не допустимо.
Луи всхлипывает, когда понимает, что натворил, наблюдая, как Лиам с горделивой осанкой выходит из кабинета, закрывая за собой дверь, подтверждая свое превосходство и достоинство.
Омега хмурится и тихонько плачет, всеми силами пытаясь заглушить ощущение уязвимости. Ему на глаза попадает непонятной формы статуэтка, какие он всегда презирал, видя в них лишь пустую напыщенность и возможность собрать больше пыли. Он хватает ее и с силой кидает в камин, где фарфор с благодарностью разбивается на мелкие осколки так же, как и молодое сердечко Луи.
– Сколько страсти, – доносится смех из-за кушетки, являя взору испуганного парня взрослого мужчину лет так тридцати в костюме и с вьющимися волосами, которые сразу наблюдает хоть и усталый, но поверхностно подмечающий детали ум.
– Месье, почему… – Луи делает несколько рваных вдохов, понимая, что все его признания были услышаны посторонним. – Почему вы прятались и не сказали о своем присутствии?
– О, я не мог лишить себя столь чудесного представления. Но не бойтесь, – он медленно подходит к смущенному Омеге, что всеми силами пытается избавиться от надоевшего румянца, понимая, что забыл спасительный веер, – я не выдам вашей тайны, – ухмыляется Альфа, засовывая руки в карманы брюк из редкой ткани, которой не было даже в продаже, уж Луи-то знал.
– Вы не джентльмен, – вскидывает подбородок Омега, заявляя, по его мнению, самое страшное оскорбление.
– А вы, дорогуша, не леди, – каждое слово так и сочится язвительностью.
– Я не дорогуша! – возмущается Луи, ноздри которого раздуваются от злости на этого несносного хама.
– Кто же вы?
– Я мужчина! – он направляется к двери, чтобы покончить с этим.
– Если так, то вы отправитесь на войну, о которой все говорят? Ведь именно мужчины идут воевать за страну.
– Так значит и вы не мужчина, – словно рассвирепевший бык разворачивается Омега, бросая взгляды полные ненависти и презрения.
– Вообще-то это был комплимент, – ухмыляется Альфа, откидывая волосы назад, проникая в пряди длинными пальцами. – Мужчины в Омежьем обличие мне никогда не нравились, – он обольстительно улыбается, когда продолжает, – надеюсь видеть вас чаще, когда вашу маленькую головку покинут мысли о Месье Пейне. Как он вообще мог увлечь натуру, полную неуемной жаждой жизни и страсти?
– Замолчите! Вы не достойны его ни на секунду! – шипит Луи, слыша в ответ лишь смех и приглушенные слова, когда все-таки выходит в холл, полный гостей.
– Уверен, что вы никогда не сможете залатать дыру разочарования, искусно сделанную Месье Пейном.
========== Глава 3. ==========
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви,
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Анна Ахматова
Луи однозначно нужно было уединиться, а лучше вообще уйти в комнату, чтобы никто не смог увидеть слез, стоявших в глазах, что вот-вот готовы были скатиться по горящим жаром щекам. Спасительная дверь в уборную, что так искусно была скрыта тяжелыми бордовыми шторами, замаячила впереди в противоположной стене. Оставалось только пересечь пустой холл, который беспорядочно комбинировал в себе смесь разных стилей: разрез окон в грациозном готическом, редкая мебель в виде пары кресел и софы, небольшого столика и непременно вазы с живыми цветами на нем в гармоничном античном, аксессуары, будь то багеты картин на стенах, либо бра во что бы то ни стало со свечами (электричество с недавних пор стало признаком бедности) восточного происхождения, отделка самих же стен была выполнена в роскошном барокко – эта эклектика вызывала в Луи лишь чувство безвкусицы и ощущение, что хозяин решил впихнуть в свой дом все, что только превышает стоимость повозки с парой вороных коней, дабы произвести впечатление на обывателей, что “случайно” забрели к нему на полдник.
Омега уже касается холодной резной ручки, когда слышит так не вовремя появившийся из не откуда противный, будто грязный голос.
– Луи’! Ох, подожди меня! – Сьюзан, стуча каблучками по мраморному полу (“Хоть бы поскользнулась”, – ненароком думает юноша), подбегает к застывшему Омеге. – Почему ты не танцуешь? – запыхавшись, спрашивает она, – все Альфы уже заняты! Тебе стоило бы поторопиться и…
– Я как раз собирался, – откашливается и отвечает Луи, сжимая ручку сильнее: слишком много эмоций за последние сутки. К тому же он уверен, что стоит ему появиться в зале, все Омеги будут с радостью забыты своими кавалерами, которые чуть ли не наперегонки, словно лошади на скачках, подбегут к нему с просьбой о танце, а самые смелые попытаются настоять на совместной прогулке в саду под луной, обязательно наедине, получив в ответ игривый взгляд, легкий удар веером по плечу и, разумеется, отказ.
Не стоило и гадать, что назойливая, будто муха в раннее летнее утро, которая мешает сладкому сну с восхода солнца, Сьюзан увяжется за юношей, ловко проникнув в открытую дверь уборной, что отличалась от аналогичных комнат на втором этаже своими габаритами, превышая их как минимум в два раза, имея внутри пару раковин и несколько зеркал во всю высоту стен. Убранство заставило Луи закатить глаза: недаром это помещение считалось гостевым, хозяин видимо отроду не слышал о чувстве вкуса, заставляя периметр ненужными картинами с изображением правителей разных эпох в золотой окантовке, которые следили за каждым твоим движением, что даже поправить чулки было неловко. И, конечно же, эта несуразица должна была произвести на вошедшего впечатление немыслимого богатства, коим владеет семья, живущая в этом “прекрасно декорированном” особняке.
Все время, что Луи Томлинсон проводил наедине с собой, он выглядел довольно прозаично. В нем не было ничего особенного, кроме прозрачности глаз, цвета больше похожего на озеро, затерявшееся где-то в густом лесу, окруженным рвом, как оправа густых ресниц немного темнее карамельного цвета волос. Все остальное в нем больше походило на типичное смешение французских и ирландских кровей двух родителей.
Ловя свое отражение в зеркале, Луи каждый раз расправлял плечи еще больше, чем это было возможно, и втягивал животик, что никак не хотел скрываться, благо корсеты еще не до конца вышли из моды, и он мог позволить себе носить их.
Сейчас же, находясь в уборной с одной из глупых дочерей друга его отца, Омега не мог позволить себе ни единой оплошности и хоть чуточку уступить место первого красавца, хоть даже и этой напыщенной и разукрашенной с головы до ног Сьюзан.
Отражение, что он видел перед собой, вдохновляло его. Прекрасные скулы и изящные черты лица, что достались от благородной матери, всегда приводили его ухажеров в восторг, которые так и норовили прикоснуться к румяным щечкам, тут же получая веером по огрубевшей коже рук. Еще одной любимой частью неискушенного взгляда местных мужчин был миниатюрный, немного вздернутый носик и тонкие, окраски ранних весенних цветков тюльпана губы.
– Луи’, что за ужас, посмотри! – девушка отвлекает Омегу от созерцания себя, протягивая ему свою руку, где на ладонях появились трещины. – Это все местный климат, как тебе удается сохранить нежность кожи? – она резко берет кисть парня и проводит по ней подушечками пальцев.
– Никак, – Луи, притворно улыбаясь, вытаскивает руку из цепкой хватки, казалось бы, хрупкой Сьюзан. – Она сама по себе такая, – продолжает он, споласкивая ладони в емкости с розовой водой, думая про себя, что не намерен делиться тайной бархатистости своей кожи, которой уделяет внимания больше, чем игре на фортепьяно.
И все-таки Омега поправляет чулки, наплевав на количество застывших глаз, что смотрят на него, изящно опершись ножкой на софу, и да, софа в уборной. Тонкие пальчики умело скользят по тонкому шелку, подтягивая его вверх, атласные ленточки затягиваются туже и формируются в бантики. За процессом неотрывно следит Сьюзан, она нервно кусает губы, которые было бы неплохо смазать маслом миндаля, дабы привести их в надлежащий, хотя бы сносный вид. Девушка передергивает оголенными плечами – совершенно не кстати, так как ее платье сползает, видимо, из-за плохо затянутого корсета – прежде чем снова задать вопрос.
– Твоя мама позволяет тебе носить подобное? – она указывает на ноги парня, с завистью разглядывая их форму.
– Да, – беззастенчиво врет Луи.
– М-м-м, а почему… почему у тебя нет волос? – Сьюзан хмурится, когда не замечает под прозрачной тканью волосиков, хотя и на предплечьях парня они также отсутствуют.
– Они не растут, – фыркает Омега так, словно отмахивается от в конец доставшей мухи.
– Как так?
– Вот так, – он заканчивает с чулками и аккуратно возвращает юбку на место, разглаживая каждую складку.
– Нигде? – не перестает удивляться девушка, теперь проводя своей сухой ладошкой по оголенному запястью Луи.
– Нигде, – он вскидывает подбородок, давая понять, что разговор окончен, и покидает стены, увешанные нелепыми картинами, являя себя свету в виде Альф, что уже заскучали и столпились группками с бокалами спиртного в одной руке и сигарой в другой, забыв про Омег, которые пытались привлечь внимание громким смехом, неумелыми стреляниями сильно подведенными глазками и с каждой минутой все больше оголенными плечами.
Луи входит в залу, гордо держа голову, со слишком прямой осанкой, он двигается медленно, словно лебедь рассекает воду, посылая вибрации в виде шепота по оставленным после себя замершим гостям. Он чувствует себя разбито, но никто не должен знать этого, людям достаточно пустить пыль в глаза, чтобы отвлечь внимание от твоего настоящего состояния, тайна о котором принадлежит тебе и только, парень уверен, что будь у него любовник, как у всех замужних Омег, он ни в коем случае не стал делиться даже с ним своими переживаниями, и Луи с этим прекрасно справляется. Величие окутывает его фигуру, королевская вышколенность нескольких лет учебы при дворе овладевает пространством, заполняя каждый угол своей энергией, от парня исходит поистине мощная волна притяжения, что завлекает каждого в этом огромном помещении, полном гостей со всей Франции. Множество поклонников, что уже пытались завладеть “рукой и сердцем” молодого Омежки с помощью драгоценностей и красивых слов, не меньше тех, кто видел парня, о котором передавались слухи из салона в салон, впервые, отцы приятельниц Луи, что еле волочили свое существование – взгляд каждого Альфы был устремлен на вошедшего, вплывшего во вмиг ставший густой, словно нуга, воздух.
Лиам, что ютился в компании своей невесты, выглядел так, словно уменьшился на глазах в разы, встав за спину Авелин, только что под юбку не залез. Его зрачки были расширены и бегали от одного похотливого лица к другому, и уже идея пригласить всех этих людей не казалась такой привлекательной, только масштабность завораживала, но она должна была принадлежать помолвке, а не Луи, который забрал все внимание на себя. Альфа ненавидел мужчин, которые сейчас пускают слюни, чуть ли не захлебываясь вульгарностью своих мыслей, при всем при том, что парень одет скромнее всех вместе взятых Омег в этом зале, Лиам совершенно не хотел знать, что было бы, появись Луи в более откровенном наряде… или без… И имеет ли он права так думать о других, когда лицо самого горит ярким румянцем, а взгляд ярче, чем у пса, увидевшего зайца после месячной голодовки.
Луи не смотрит ни на кого, обращая взгляд каждого на себя, он растворяется в пространстве, становясь его центром так, как Светило притягивает планеты, не позволяя им беспорядочно летать в безграничном Космосе, не подпуская ближе, чем дозволено, но каждый может попытаться, если не боится быть сожженным заживо.
Единственный, кого веселит сложившаяся картина, что длится не больше тридцати секунд, Гарри Стайлс. Он стоит, небрежно опершись о колонну, играясь с сигарой длинными пальцами, и ухмыляется глупости и тривиальности Альф, которые видят в пареньке лишь возможность хорошенько потрахаться и завладеть его невинностью, показав всем, что именно ему принадлежит лучшее из созданий Творца, который вложил в Омегу слишком много особенностей, выделив его среди других.
Мужчина с весельем наблюдает, как несколько музыкантов сбиваются, портя гармонию льющихся из инструментов звуков, как официант чуть не роняет поднос с бокалами шампанского, как абсолютно все Альфы кидаются к Луи с просьбой о первом танце, подходя на слишком близкое расстояние, как Омеги фыркают и дуются, делая вид, что происходящее совершенно не задевает их самолюбие и мнимую неповторимость.
– Луи’, Вы обещали мне…
– Нет, я должен танцевать первым…
– Постойте, еще вчера на барбекю Луи’ говорил, что я буду первым…
– Да нет же, я…
Луи спокойно оглядывает каждого претендента, выбирая лучшего, разумеется, чтобы вызвать в Лиаме, теперешнем женихе Авелин, ревность. Но все не то, он видит одно лишь желание выставить себя королем сегодняшнего вечера в глазах этих неинтересных, скучных, которые и говорят только что о войне, Альф, даже язык не поворачивается их так назвать. А запах то настолько слабый, совсем не вызывает уважения или влечения, банальность, одинаковость во всем: прически, одежда, часы, взгляд, отсутствие интеллекта и жажды к знаниям – только пошлость и вожделение. Они порождают в Луи сплошное разочарование из-за своей дурности и недалекости. Ни один не вызовет в Лиаме нужных чувств, ни один не станет тем, кто заставит ревновать к себе. Слишком пустые и примитивные.
Он мечется, не внешне, но внутренне. Его маленькое сердечко быстро бьется, понимая, что нельзя тянуть больше, к тому же кислорода уже совсем не хватает из-за столпившихся вокруг мужчин.
Вдруг из-за небольшой потасовки образовывается просвет, и Луи ненароком встречается взглядом с ним, с тем, кто подслушал его тайну, кто нарушил личность момента. Темные зеленые глаза горят уверенностью и интересом, они полны решимости и веры в то, что произойдет через несколько секунд.
Омега стоит у самого края пропасти, когда пытается разглядеть все те же недалекость и похоть, но не находит. Власть, что исходит от фигуры, облаченный в баснословной стоимости костюм глубокого синего цвета, овладевает Луи, заставляя Альф расступиться, создавая живой коридор.
Безукоризненность в каждом движении, будь то небрежно затушенная сигара или легкий взмах руки в сторону оркестра, который плавно входит в “Венский вальс”, не может быть исполнена никем другим так же совершенно, остальные лишь жалкая попытка быть хотя бы похожими на обладателя жесткого и всеподчиняющего взгляда.
Луи безнадежно падает, не имея права на спасение, но, может, это оно и есть, когда делает первый шаг навстречу, отдаваясь в сильные руки, что ни на секунду не дают опомниться, прижав к себе слишком близко, закружив в танце, почти не позволяя касаться мрамора, заставляя порхать, чиркая носочками туфелек, и если бы кто-то увидел искры, он бы не ошибся.
Луи маленькая мышка в когтистых лапах орла, что захватил добычу, отдавшуюся добровольно, позволяя делать с собой все, что вздумается, не отводя завороженных глаз от безумного взгляда собственника с расширенными до предела зрачками. Сила, с которой мужчина сдавливает тонкую талию, настолько велика, что Омега и не дышит вовсе, потерявшись в калейдоскопе чувств и эмоций.
Они танцевали, кружились и утопали друг в друге: ладонь к ладони, сильная рука, которая, кажется, может защитить от всего мира, на тонкой талии – и мир вокруг размывается, пропадает, танцуя в ритме вальса.
И невольно возникает вопрос «Как Гарри научился настолько хорошо танцевать?» В его прошлом не один подводный камень, целый барьерный риф. Альфа почти ни на секунду не отпускает Луи, который не особо и хочет свободы. Все за пределами их танца было зло и враждебно, там ему вновь нужно будет чувствовать на себе похотливые взгляды, там снова появится Лиам, а пока рядом большой, как грозовая туча, и сильный, как тихоокеанский ураган, Гарри – ничего, кроме них, не существует.
Практически все следующие танцы они «провели» вместе. Кроме нескольких, на которых этикет Луи просыпался под злостным взглядом матери, в чьих глазах читалось: «Четвертую и раскидаю по всей Франции». Это при ее-то сдержанности и спокойствии. Луи прекрасно понимал, что, так или иначе, ему сегодня влетит, а если мама еще и чулки увидит… тогда его голову точно найдет в поле какой-нибудь фермер.
– Вы должны пообещать мне завтрашнюю прогулку, прелесть, – утверждал Гарри, когда во втором часу ночи все начали расходиться, а родители буквально тащили Луи домой, уставшие и вымотанные чрезмерным весельем и общением.
– Я Вам не прелесть! – глаза Луи зло сверкнули, а на языке уже скопилась очередная порция желчи. – Но пообещать могу, если только Вы обещаете в ответ не приставать и оградить меня от этих распутников!
– О чем речь, прелесть? С удовольствием стану Вашим рыцарем.
– Только на завтра, – ударив Гарри по крепкой груди веером – совсем-совсем не подумав об ощущении его кожи под подушечками пальцев – и лукаво улыбнувшись, сказал Луи.
– Это решим по обстоятельствам. Но бегите же, а то Ваши родители мысленно нас закопали и поставили крест каменный.
– И запомните! – сказал Луи игриво и грозно. – Я Вам не прелесть.
– Вам часом корсет не жмет? Хм, видимо, не достаточно поступает свежего воздуха к мозгу.
