Текст книги "Неизведанные земли (СИ)"
Автор книги: TommoLou
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
– Зайдемте, посидим немного. Длительные прогулки меня утомляют, – сказал Луи, заводя Николаса к беседке. Они сели совсем рядом, так что даже самый тихий шепот долетал бы до слуха, мужчина чувствовал приятную интимность в этом уединении, а Луи было гораздо спокойней рядом с Альфой. – Знаете, я думаю написать роман о Реконкисте. Мне было бы интересно описать Испанию тех лет, но, боюсь, что, изобразив это с точки зрения мавров, я не буду принят здесь.
– О, не волнуйтесь, я думаю, для испанцев было бы, по крайней мере, полезно посмотреть на столь деликатную тему с другой стороны. Но неужели Вам действительно так интересна история нашей страны? – удивился Николас, не скрывая этого ни в интонации ни во взгляде.
– Безумно интересна. Но я собираюсь сделать упор на психологию. Действия будут происходить в Гранаде в последние годы реконкисты.
– Луи! Вы так заинтересовали меня своим романом, что я уже скорее хочу прочесть его.
– Ах, мне еще нужно будет съездить на место действия, изучить глубже этот вопрос, так что пока это только честолюбивые мечты, – ответил Луи, разглядывая плотную завесу дождя, который отрезал их от дома и посторонних звуков. – К тому же надо поскорее родить, а до того все мои мечты невесомы, – добавил он с толикой злости, останавливая себя от инстинктивного желания погладить живот.
Эти разговоры в столь интимной обстановке действовали на Луи как животворная вода, как исцеляющее зелье – он вновь чувствовал себя наполненным жизнью и интересом, вновь горел желанием создавать не только для того, чтобы положить свернутый лист в стол, но и для других, чтобы поделиться с людьми, узнать их мнение и эмоции, ему захотелось пропитаться каждой мыслью Принца обо всем, что он когда-то читал, обо всем, что происходило в мире. Луи загорелся, вбирая в себя голос мужчины вместе с сильным запахом дождя, что еще надолго останется в его памяти, неся вдохновение и румянец – он действительно был не готов к чему-то большему, чем безобидный флирт и интересные беседы наедине, однако не отрицал, что в недалеком будущем сын его назовет Принца отцом.
***
До самого Рождества и восемнадцатого дня рождения Луи все текло своим чередом без резких скачков и потрясений – каждые два дня в его съемной квартире, счета за которую волшебным образом оказались оплачены на несколько месяцев вперед, появлялся новый букет цветов, сражающий своим великолепием, ароматом и объемом, не стоило и задумываться, от кого было послание; Омега продолжал писать, все реже покидая стены дома из-за периодической усталости, что настигала его все чаще и в самые неожиданные моменты – ребенок рос, а с ним и тело Луи, который стал более упитанным и мягким теперь и в бедрах, плечах и щечках, чего раньше не наблюдалось. И он бы перестал любить свое тело, если бы не постоянные комплименты от Принца, который с горящими нежностью глазами не уставал повторять: “Вам к лицу беременность”. И, возможно, он был прав, приглашая Луи раз, а то и два, в неделю на встречу, которые проходили либо в общественном месте, где непременно он превращался в центр внимания, либо на прогулке по городу в импровизированной экскурсии, тогда Николас, воодушевленный и воспламененный любовью к искусству, рассказывал истории о том или ином памятнике архитектуры и тайнах, которые хранились в их стенах, однако чаще их дружеские встречи переносились в квартиру Луи, потому как энергия в нем угасала, несмотря на то, что большую часть времени он проводил в постели.
Заметив несвойственную Омеге усталость, Принц тем же вечером, а это было еще в начале декабря, прислал к нему доктора, который провел полное обследование, расспрашивая о самочувствии, задавая вопросы личного характера, и если бы Луи не ощущал себя почти трупом, из которого высасывал жизнь собственный ребенок, он бы непременно смутился. Вывод был сделан быстро и содержал в себе всего несколько слов: здоровое питание, покой и свежий воздух.
Наверное, поэтому Луи не должен был удивиться, когда Принц пригласил его в свою загородную резиденцию в канун Рождества, предлагая провести несколько дней в дали от шумной столицы, где в преддверии праздников людей становилось все больше и больше.
Омегу раздражала его растерянность и потерянность, которые следовали за ним тенью, ко всему добавилось еще и чувство ненужности, которое посещало темными ночами, проникая в комнату вместе с холодным ветром – зима в Испании оказалась еще хуже французской, снега почти не было, дороги превратились в грязное месиво, беспрерывно шел дождь, лужи на утро покрывались скользкой корочкой льда, а поток пронзительного морозного воздуха только усиливал ощущение отвратительного хрустящего холода, от которого кисти Луи не согревались даже у камина.
Он спал весь день, чтобы к вечеру быть в более-менее сносном состоянии, потому что не мог отказаться от приглашения встретить Рождество в кругу ставших близкими ему людей в Испании, оставаться же одному не хотелось, как и предстать перед остальными гостями не в лучшем виде. Его платья давно поменяли цвет с черного на нежные пастельные, в то время как на лице и во взгляде траур с каждым днем становился явно выраженным – как бы Луи не старался улыбаться так же ярко, искриться беззаботностью, ребенок высасывал из него все соки, что влияли на его состояние.
– Луи’, рад снова видеть Вас, – Принц встретил Омегу у кареты, отказавшись от дворецкого, он помог ему спуститься и пройти внутрь, где комнаты были хорошо прогреты и откровенно контрастировали с температурой за окном.
– И я очень рад, – ответил Луи, слабо улыбаясь и опираясь на подставленную руку мужчины – седьмой месяц беременности давался ему крайне тяжело, и думать о чем-либо другом было невозможно.
Гостей оказалось на удивление мало, только самые близкие друзья и по большей части родственники, что поначалу удивило Луи, потому как он воображал себе шикарный бал, который явил себя скромным семейным ужином, если это слово уместно в отношении Королевской семьи. Здесь были и родители Николаса, которые удостоили Омегу лишь короткими приветствующими кивками, пока тот кланялся в реверансе, выражая глубокое почтение, что совершенно не повлияло на их каменные лица, и только округлость под дорогой бархатной тканью привлекала внимание Королевы весь вечер, которая не отводила взгляда от переплетенных пальцев рук ее сына и Луи.
От женщины этой исходила настолько мощная энергия всевластия, и это притом, что Испанию чуть ли не делили по кусочкам, и это она стала причиной развязавшейся войны между Францией и Пруссией, видимой причиной, разумеется, что Луи, сидя за праздничным столом по левую руку от Принца, невольно опускал глаза всякий раз, когда сталкивался с холодным взглядом чистейших голубых льдышек.
Альфы вели неспешный разговор, с культа Рождества плавно переходя на политику, чего стоило ожидать, ведь здесь собрались те, кто принимал в ней непосредственное участие, и именно от этих людей зависела дальнейшая судьба страны и ее народа. Главным вопросом стояло поражение Франции и то, как это отразится на внешней экономике Испании, как изменится ситуация во всем мире и за какое время проигравшая Империя сможет вернуть себе былую власть – Луи не слушал, сосредоточившись на своих ощущениях от неожиданно ставших неприятными мидий, которые он любил вкушать в любое время дня.
– А что сейчас с самой Францией? Говорят, там начались народные волнения, которые призваны свергнуть временное правительство и основать уже республику взамен Второй империи, – спросил супруг брата Короля, которому, в отличие от Луи, было дело до разговора.
– Это все так еще размыто, единственное, в чем я уверен, в стране царит беспорядок, все силы брошены на удержание Франции на плаву – ведутся бесконечные переговоры, в которых участвуют не только политики, но и яркие деятели, – ответил Принц, отложив приборы и сделав глоток вина.
– Семьи, приближенные к власти? – уточнил сам супруг, Бернардо, повторяя действия Николаса, заинтересовавшись диалогом.
– Нет, люди, которые владеют сейчас большим состоянием всей Франции. Они и пытаются повлиять на уменьшение выплат контрибуций страной, так как это понесет за собой упадок в сфере торговли, как импорта, так и экспорта. Никто не хочет сотрудничать с проигравшими, мы все знаем это, – он грустно улыбнулся и откинулся на спинку стула-кресла, сохраняя идеальную осанку.
– И кто эти люди? – ухмыльнулся Бернардо, пытаясь вспомнить французские фамилии. – Готье? Братья Марьель?
– Да, они. Энтони Баррингтон, Люсьен Мосс, Гарри Стайлс, среди них есть даже одна женщина – Мадам Амальрик, что подтверждает возрастание влияния “слабого пола” и опровержение этого звания.
И если до этого Луи совсем не вникал в разговор, то теперь стал прислушиваться так яро, что ему показалось, будто и живот начал шевелиться; а в голове все стучало “Гарри Стайлс”, повторяясь с периодичностью в несколько секунд, заставляя глаза бегать по блюдам, сердце колотиться с удвоенной скорость, буквально через несколько минут, в течение которых обсуждали цель каждого представителя на переговорах, речь снова зашла о мужчине, звук имени которого влиял на Луи слишком сильно. Да так, что толчки внутри не прекращались, и тогда, через затуманенное воспоминаниями сознание, он понял, что ребенок, который развивался медленнее положенного, а боль успокаивалась только в моменты, когда сам Омега изучал английский с преподавателем, пнул его впервые, будто выказывая свое недовольство.
– Не одна страна не хочет идти навстречу…
Луи глубоко вдохнул ртом, чувствуя, как губы его дрожат, и положил салфетку на стол, давая понять, что собирается встать, что, безусловно, заметил Принц, мгновенно поднимаясь со своего места и отодвигая стул Омеги, подавая руку, чтобы облегчить его движения.
– Что-то случилось? – шепотом спросил мужчина, бегая взглядом по поменявшемуся в цвете лицу.
– Все в порядке, скоро вернусь, – Луи поклонился в реверансе снова, как бы сложно ему не было, он не мог покинуть залу без выполнения главных пунктов этикета, и скрылся в коридоре, пускаясь на поиски свободной комнаты, дабы перевести дух и постараться успокоить взбунтовавшегося ребенка.
Недалеко от столовой, больше похожей на гостиную, слышались детские голоса и задорный смех – у младших мальчиков и девочек было свое пиршество, где за ними присматривали нянечки и развлекали артисты, показывая кукольные спектакли и проводя различные викторины и игры. Луи же открыл первую попавшуюся на глаза дверь, наполовину скрытую тяжелыми шторами, – его взору предстала комната отдыха и чтения, где книг особо и не было, однако все располагало к этому: горящий камин, уютная обстановка, мебель, выполненная из темного дерева, и не более светлая ее обивка.
Здесь было приятно находиться, и Омега непременно бы подумал об этом, проведя рукой по мягкому бархату диванов, но его тревожили продолжающиеся толчки, которые чередовались с несколькими минутами покоя, оттягивая его кожу на животе с новой силой.
– Что за неуважение к своему родителю? – строго спросил Луи, глядя вниз на себя. – Вам стоило быть спокойнее, особенно в обществе Королевской семьи, – он нахмурился, поглаживая правый бок, где выпирал крохотный бугорок, и от мысли, что это могла быть ручка или ножка его ребенка, на глаза навернулись непрошеные слезы. – Скучаете по своему отцу? Как жаль, что ему на Вас плевать, – Омега подошел к окну и отодвинул штору, чтобы увидеть ночь во всей ее южной красе. Он вспомнил, как Гарри игнорировал его беременность, когда уговаривал вернуться в Париж, будто под сердцем у Луи только и были, что остальные органы, а не плод, появлению которого он поспособствовал. И нет, он не хотел, чтобы Альфа кинулся ему в ноги, прося прощение за все только потому, что приметил своего отпрыска, однако обычного человеческого участия не помешало бы, ведь Гарри не уставал интересоваться здоровьем Авелин на протяжении всех девяти месяцев, а когда приехал, добрых два часа провел в комнате со своей крестницей. Не было сомнений – мужчина любил детей, но не того ребенка, который, как ему по всей видимости казалось, был ребенком Джонатана.
– Ему глубоко на Вас плевать… Но я… я люблю тебя, – Луи чувствовал, как по щекам его текут слезы, как через небольшую щель в окне продувает ветер, отчего руки его вновь стали холодными, хоть и прятались в складках платья. – Не знаю, как смог…
– Луи’, – в комнату вошел Принц, заставив Омегу вздрогнуть и поспешно вытереть лицо. – Все хорошо? С кем Вы разговаривали?
– Ни с кем, – Луи не повернулся, желая остаться нераскрытым в своей чрезмерной чувствительности – он был еще не готов довериться мужчине, насколько искренне тот к нему не относился, Омега продолжал утаивать большую часть своей жизни, как ее прошлое, так и настоящее.
– Простите, если помешал, – он сделал паузу, ощущая напряжение, витавшее в воздухе густой дымкой, что сдабривалось горящим камином, огонь в котором сжигал кислород, оставляя в комнате все меньше и меньше воздуха. И вдруг ему захотелось создать более расслабленную атмосферу – Альфа выключил свет, через пару минут замечая, как плечи Луи расслабились, перестали исходить волны отчуждения, он снова стал прежним, однако до сих пор прижимал руки к животу, медленно водя ладонью по темно-зеленому бархату платья.
– Простите, не стоило мне уходить из-за стола…
– Ничего страшного, сейчас сделали перерыв перед десертом – отец обсуждает с Бернардо политические режимы, Омеги ушли к детям, Амалия играет на фортепьяно, – и только сейчас Луи заметил звуки медленной мелодии, которая проникала сквозь стены приглушенная, но не менее прекрасная. – Я хотел… У меня есть для Вас подарок.
– Ох, не стоило, – Омега повернулся и сделал несколько шагов навстречу, заглядывая прямо в глаза Принца, что казались сейчас темнее ночи за окном – радужка почти не отличалась цветом от зрачка и навевала загадочность, заставляла невольно трепетать от завораживающего страха, который перерастал в благоговение.
– И все же, – мужчина протянул прямоугольный сверток, обтянутый атласом, искренне улыбаясь и наблюдая за тонкими пальчиками, что нерешительно принимали подарок.
– Что это? – Луи провел подушечками по гладкой ткани, замирая в трепете от предвкушения.
– Откройте и увидите.
– Да, хорошо, – Омега послушно опустился на софу и осторожно развернул сверток – перед ним явилась книга в темно-синей тисненной изящным узором обложке, по центру же располагался выгравированный портрет в профиль, его портрет. – Это… – он приглушил невольно вырвавшееся “Ах!” ладошкой, прижимая ее дрожащую к губам, в удивлении смотря на Принца, который еле сдерживал счастливую улыбку, сидя на противоположной софе.
– Раскройте, – мужчина кивнул в сторону книги, сгорая от нетерпения увидеть реакцию Луи на внутренность.
Обложка с хрустом новизны открылась и явила первую страницу, где крупными витиеватыми испанскими буквами было написано: “Луи Томлинсон”, – а ниже: “Повесть «Человек»”. И все было так, как и хотел сам Омега, как он представлял свою первую книгу, о чем вслух мечтал, рассказывая Николасу каждую мелочь каждой странички – какой должна быть заглавная буква первого абзаца главы, какие отступы справа и слева и само оформление – все было идеально, лучше, чем могло бы быть.
Самой же неожиданной оказалась Королевская печать на форзаце, ниже небольшой текст, под которым стояла подпись: “Принц Николас Филипп Хуан II Фердинанд”
– Но… – Луи поднял голову, отрывая взгляд от строк. – Как Вы… Как Вы запомнили все, что я говорил? Как Вам удалось сделать все с такой точностью?
– Я просто внимательно слушаю Вас, Луи’, и стараюсь проникнуться каждым мгновением, проведенным с Вами, – и если его лицо сохраняло хладнокровие в любое другое время, то по неизвестным причинам в присутствии именно этого Омеги Принц терял все навыки, полученные жестким воспитанием, – ему хотелось быть открытым, не таить ничего, что лежало на душе. Так он смягчался во взгляде, улыбался чаще, чем полагалось человеку с его статусом, ощущал трепетное счастье, делая приятное, доставляя радость каждый раз, когда это было возможно – мужчина желал сделать Луи счастливым, избавив его от воспоминаний о прошлом, которые заставляли его лить слезы. – Я осмелился выпустить тираж, с первого января Ваша книга поступит в продажу, если мои знакомые и друзья не выкупят все до этого времени, – он рассмеялся, вспомнив письма, которые с периодичностью в неделю заполоняли его письменный стол, и в каждом был вопрос “Когда?”, – Если Вы не против, разумеется.
– Я… – Луи сидел с раскрытым от удивления ртом, даже не смея предположить ранее, что его повесть выйдет в свет целиком так скоро. – Н-не против…
– Ох, нет, пожалуйста, – Принц пересел на софу рядом с Омегой и сжал его холодную кисть в своих ладонях. – Я чем-то обидел Вас? Почему Вы плачете?
– Нет, – он вытер дорожку слез свободной рукой, снова и снова проклиная поднявшие мятеж гормоны. – Я просто так счастлив, – Луи сдавленно хихикнул и покачал головой, представляя, как, должно быть, он сейчас ужасно выглядит. – Спасибо Вам, это лучшее, что мне когда-либо дарили.
– Надеюсь, мне все-таки удастся превзойти самого себя в будущем.
– Не могу быть уверен, – лукаво подмигнул Луи и снова принялся изучать книгу со всех сторон, теперь не только на ощупь, но и глубоко вдыхая ее “новый” запах, который всегда заставлял сердце стучать быстрее в предвкушении захватывающей сознание и душу истории. – И у меня есть для Вас кое-что, правда, не настолько масштабное…
– Луи’, – Принц покачал головой и отошел к окну, продолжая уже, созерцая ночь. – Не нужно, Вы делаете для меня и так слишком много одним только своим присутствием в моей жизни.
– И все же, – Омега повторил интонацию Николаса, заставляя его улыбнуться и повернуться к нему, уже подошедшему на расстояние одного шага. Луи чуть склонил голову вперед, оставляя взгляд прикованным к лицу Альфы, зная, что свет огня сюда проникает совсем слабо, освещая его со спины, Луи был рад, что покрасневшие глаза его сейчас не видны, а полумрак только выгодно затеняет лицо. Он чуть улыбнулся, занося кисти за шею и доставая золотую цепочку, снимая ее через верх, вытягивая кулон из лифа платья, куда был прикован взгляд мужчины, который непременно бы стал еще темнее, если бы это было возможно. – Вот.
Еще совсем теплый круг с выпуклыми стенками, покрытыми витиеватым объемным узором, оказался в руках Альфы, который ненамеренно облизнул пересохшие губы, пытаясь избавиться от навязчивых картинок в голове, в которых Луи продолжал снимать с себя предметы гардероба. Он открыл створки, внутри которых с одной стороны оказались часы, с другой же крохотный портрет Омеги, выполненный художником с особой точностью, которому удалось передать не только черты лица, но и искорки во взгляде, пусть и на столь маленьком размере бумаге.
– Храните его, тогда я всегда буду рядом, – прошептал Луи на ухо мужчине, преодолев последнее разделяющее их расстояние и сжимая своими тонкими пальцами кулак Альфы, в котором золото будто прожигало кожу. – Обещайте.
– Обещаю, – так же тихо ответил Николас, подаваясь вперед, уже протягивая свободную кисть, чтобы коснуться щеки Омеги и притянуть его к себе для поцелуя, о котором он мечтал с первого дня их знакомства, однако Луи выскользнул из его рук и убежал из комнаты, да так легко, словно и не носил под сердцем ребенка и оставался невинным Омежкой, смутившимся близостью. Он покинул комнату, прихватив с собой подаренную книгу и трепещущее в нежном волнении сердце Принца.
* Авторство принадлежит LotteStyles
========== Глава 4. ==========
“И – гроба нет! Разлуки – нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть – на свадебный обед,
Я – жизнь, пришедшая на ужин”
Марина Цветаева “Всё повторяю первый стих…”
Ирэн чувствовала холод стены своей спиной, где ленты корсета были уже разорваны, пока горячее тело Гарри прижимало ее, создавая резкий контраст. Его сильные пальцы были повсюду, а яростные поцелуи пускали по коже рой мурашек.
Они медленно передвигались к большой кровати, устланной белоснежными простынями – Гарри вел Ирэн, так как сама она вряд ли могла в этот момент осознавать себя в пространстве. Страсть поглотила ее, их, и оба сейчас пребывали в мире, где не существует ничего другого, кроме их тел, тел, поглощенных желанием. Она чувствовала, как его возбужденный член сквозь ткань штанов упирался ей в лобок, и от этой близости внутри нее все сжималось, посылая горячие волны жажды.
– Гарри… – простонала она в поцелуй в тот самый момент, когда они упали на мягкую перину кровати.
Альфа быстро уложил ее на спину, пробираясь через подолы платья и под ткань трусиков, овладевая губами то сладкими и тягучими, то резкими и агрессивными поцелуями. Девушка была измождена, она устала от ласк, и в то же время ей казалось, что их мало. Хотелось больше, хотелось Гарри, всего и сразу, чтобы их тела соединились и слились в одно вновь. Он разорвал на Ирэн верх платья окончательно и провел языком по ложбинке между персями, поднимаясь вверх к соскам, которые несильно прикусил зубами, вызывая стон из уст Ирэн – девушка была до такой степени возбуждена, что готова была умолять Гарри.
Он же оставался неумолим, словно изголодавшись по плотским наслаждениям, теперь решил, подобно настоящему гурману, вкусить их на полную, никуда не спеша, вдыхая пряный аромат, слизывая легкую горечь пота и сладкие остатки молочных ванн с кожи Омеги. Девушка же искренне удивлялась, так как не позднее, чем вчера, у них был секс, не менее страстный, не менее томный.
Вчера она танцевала свою партию в “Жизель”, и Гарри так вожделел к ней, что не смог совладать с собой и взял ее прямо в гримерке, среди цветов и подарков, принесенных поклонниками таланта балерины, превращая комнату в центр хаоса и беспорядка.
Но теперь, не имея больше возможности ждать, она взяла право руководить в свои руки и оседлала Гарри, который уже успел снять штаны и оставался в одной рубашке, а Ирэн расправилась с остатками своего разорванного платья и предстала перед Гарри во всей своей красе – полностью обнаженная, что делало ее только привлекательнее, нежели слои юбок и бесконечные кружева. Плавные изгибы талии, переходящие к упругой миниатюрной груди, хрупкие плечи и тонкая шея, маленькие пальцы, изящные ножки и снежная бледность кожи – было бы враньем сказать, что, смотря на тело Ирэн, Гарри хоть на секунду думал о чем-то ином, а лицезреть ее в таком виде он мог последние шесть месяцев.
Он вошел в ее разгоряченное тело, чувствуя наслаждение от того, как горячо внутри, Ирэн же вскрикнула и провела ногтями по спине Гарри, оставляя неглубокие царапины поверх старых. Они мучили друг друга в удовольствии, не давая кончить: как только Альфа подходил к концу, девушка становилась расслабленной, медлительной, почти не двигала бедрами и только целовала шею мужчины, наслаждаясь его вкусом и запахом; когда Гарри чувствовал приближение оргазма Ирэн, он прекращал поступающие движения и переключался на ласки, выцеловывая ее так, словно они старая супружеская пара, а не молодые, полные сил любовники. Они специально подводили друг друга к краю, чтобы в самый последний момент перед прыжком в бездну наслаждения отступить назад. И продолжалось это не меньше часа, пока они без сил не падали на скомканные простыни, лениво лобзаясь и отдыхая перед вторым заходом.
Но когда оргазм все-таки наступал – Ирэн возносилась, ее тело больше не было просто телом, не было даже безраздельно ее телом, теперь они сливались в единое, то самое, о котором говорил Платон, а Гарри кончал бурно, он выпадал и уже не мог различить, где начинается грань между ними, ею и им. Девушка последний раз сжималась вокруг члена, Альфа последний раз подавался бедрами вперед – и падал на спину, принимая ее, такую легкую, невесомую на своей груди, машинально продолжая ласкать и целовать.
– Хочешь позавтракать здесь? – через некоторое время спросил Гарри, отрываясь от губ Ирэн, любуясь ее утонченным личиком в свете лучей восходящего солнца, такое утро стало для них чем-то обязательным и непременно приятным.
– Ох, Гарри! – девушка легла на спину и завела руки за голову, цепляясь пальчиками за деревянный узор. – Ты же знаешь, что если мы останемся, то не вылезем из постели до самого вечера, а я не уверена, что выдержу твоей страсти сегодня еще хотя бы раз. Да и на ужин мы приглашены в дом Жан-Жака, а я должна быть в форме и не выглядеть так, будто только что покинула твою постель.
– Но ведь так и есть, – мужчина засмеялся и притянул Ирэн к себе, снова впиваясь в ее губы, лаская ее тело, которым наслаждался вот уже как полгода; он никак не мог вкусить запретный когда-то плод полностью, желая впитать в себя все соки, казалось, неиссякаемой прекрасной натуры.
– Нет, нет и еще раз нет, – она улыбалась ему в губы, отталкивая от себя и пытаясь выбраться из крепких объятий. – Твоя маленькая столовая отлично подойдет для нас двоих, – девушка заправила прядь волос Гарри ему за ухо и последний раз клюнула в губы, после выбираясь, наконец, из кровати, и, не стесняясь своей наготы, отправилась в ванную комнату, дабы привести себя в надлежащий вид.
Февральское солнце всегда давало ложную надежду на то, что за стенами стало гораздо теплее, вот только ветер наклонял еще голые деревья так же сильно, как и сутками ранее, снег превратился в ледяной дождь, что хлестал по окнам и отбрасывал блики на идеально очищенную посуду и хрустальные бокалы. Однако какой бы холод не царил на улице, в замке Гарри Стайлса господствовала атмосфера приятного телу жара, что позволяло не кутаться в меховые накидки и пиджаки – завтракали они в расслабленной домашней одежде, которую стоило бы назвать ночной, так как тонкая ее ткань и нежность создавали впечатление интимности.
Гарри читал газету, выкуривая сигару после легкого перекуса, Ирэн же вкушала фрукты, политые растопленным бельгийским шоколадом, который позволяла себе только утром и только после бурных ночей, во время которых она теряла слишком много энергии.
– Чем Вы собираетесь заняться сегодня? – непринужденно спросила девушка, стараясь не обращать внимания на тишину, которая крайне раздражала ее и заставляла прислушиваться к каждому шороху.
– Отправлюсь в Императорский дворец.
– Императорский? И это-то без Императора? – она ухмыльнулась, делая глоток кофе, наслаждаясь его горьким вкусом.
– Временному правительству нет дела до того, чтобы переименовывать здания каждый месяц. Хорошо, пусть будет резиденция, если вам так угодно, – Гарри не отвел взгляда от статьи ни на секунду, разговаривая больше фоном, чем отдаваясь диалогу полностью.
Их отношения давно сложились в устойчивый секс, который приносил удовлетворение обоим – ни Гарри, ни Ирэн не просили и, не дай Боже, не требовали большего, наслаждаясь плотской любовью, любовью к телу партнера, где и был зарыт основной секрет их “крепкой, долгой связи”. Они не проявляли друг к другу ревности или подобных чувств, скорее в их случае слово “чувство” было вообще не уместно, а только окрашивало будни в чувствительность, когда они лишали друг друга возможности достичь оргазма около часа, доводя до исступления и помутнения рассудка.
– Кхм, – в столовую вошел дворецкий, прервав чтение Гарри, который кивнул в знак того, что готов выслушать прислугу. – К вам гостья, Месье. Мадам Пейн.
– Пусть войдет, – Гарри нахмурился, понимая, что он и Ирэн выглядят совсем не презентабельно, от девушки к тому же еще и исходил яркий запах самого Альфы, явно давая понять, чем они занимались часом ранее. – Авелин, дорогая, – он встал и направился к ней навстречу, раскрывая руки для приветствующих объятий, – прости, что мы в таком виде – никого не ждали в столь ранний час.
– Гарри! – женщина была потерянна и, казалось, не обращала внимания ни на что вокруг, сосредоточившись на лице мужчины, в котором пыталась найти ответы на все свои вопросы, что мучили ее последние полгода. – Мне нужно Вам кое-что сказать, это так срочно и важно!
– И ты откажешься от чая? Мы могли бы для начала…
– Нет, нет, послушай, – она уже было хотела начать свою исповедь, когда заметила девушку, которая с улыбкой смотрела на происходящее, ожидая, когда ее представят. – Это…
– Да, Ирэн Пуасон, прима-балерина Гарнье и моя спутница…
– Только не жизни, – девушка звонко рассмеялась под стать ухмылке Гарри, который видел все со стороны, будто сцену спектакля, а не действительность.
– Авелин, моя давняя и глубокоуважаемая подруга, тут я посмею добавить – жизни, потому как не представляю своего будущего без нее, – он улыбнулся женщине и провел ее к столу, где служанка уже добавила приборы для третьей персоны.
– Очень приятно познакомиться, Мадам, надеюсь, мы подружимся, – Ирэн подмигнула и сделала глоток остывшего кофе, игнорируя недоброжелательный взгляд в ее сторону, что ее в принципе нисколечко не волновало.
– И мне, – она поджала губы и приложила холодные ладони к чашке, полной горячего чая, пытаясь согреться. – Гарри, мы… могли бы поговорить наедине? Пожалуйста.
– Ави, не стоит думать, будто Ирэн есть дело до наших бесед, она так занята собой и мыслями об Императорском дворце, что и не услышит нас, – Альфа снова занял свое место и попросил служанку налить и ему свежего чая. – Так о чем ты хотела поговорить?
– О Луи’, – немедля ответила женщина, принимая правила хозяина дома, – то есть о поездке к нему.
– Ох, это тот прелестный мальчик, которого я учила балету?
– Полагаю, что да, – Гарри вопросительно посмотрел на Авелин, побуждая ее продолжить.
– Мы должны поехать к нему, попросить прощения, ведь мы оба виноваты. Гарри, я бы поехала одна, да боюсь оказаться в чужой стране… Пожалуйста, поедемте со мной, мы должны…
– Дорогая, я никому ничего не должен, – он резко встал и отошел к окну, закуривая еще одну сигару и всматриваясь в открывающийся взору пейзаж. – К тому же не Вам решать, виновен ли я в чем-либо.
– Я знаю, что произошло между вами, Вы не можете отрицать, что сделали ему больно. Это… – Авелин тяжело сглотнула и отвела взгляд от напряженной спины мужчины, понимая, что повлиять на упертого Альфу сможет только в одном случае из тысячи, а главный аргумент она выдать не могла – право рассказать, кто является отцом ребенка, принадлежало только Луи и никому другому. – Из-за Вас он приехал к нам, а после… из-за меня сбежал в Испанию. Гарри! Очнитесь же! Поедемте со мной! – она встала вслед за мужчиной, подошла к нему и положила руку на плечо, призывая опомниться.
