Текст книги "Неизведанные земли (СИ)"
Автор книги: TommoLou
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
Но сам город искупил все! Его деньги, как оказалось, имели еще большую цену, чем он ожидал, и потому Луи с Роной решили передохнуть один день от дороги в роскошном отеле, с которого открывался вид на весь город и на море, которое теперь было таким спокойным, словно вчера и вовсе не штормило.
И, как Луи и хотел, они в первый же день пошли в ресторан, чтоб после долгой разлуки встретиться с изящной пищей. Сложно передать, какое блаженство испытывал Омега, когда вкушал устрицы и суп из морепродуктов, запивая это все разбавленным вином, которое было призвано ускорить выкидыш. Несмотря на протесты Роны, он усадил ее напротив себя и сказал заказывать все, чего ей пожелается.
На десерт были поданы эклеры и шоколадный мусс. Луи с воистину мещанским удовольствием поглощал все это, и когда почувствовал насыщение, то попросил еще чаю, чтоб наполнить желудок теплой жидкостью. Впервые за длительное время он, не смотря на счет, расплатился и оставил щедрые чаевые, после чего в который раз подумал, каким был глупцом, что не уехал раньше. Все те страдания и лишения, которые он пережил, не были отплачены даже простой благодарностью за ужин, а здесь он сразу же вкусил жизни известного и подающего надежды литератора.
Вдобавок вечером его пригласил в оперу сам министр образования, который был ярым фанатом его прозы и поэзии, потому сразу после обеда они с Роной отправились в известный на всю Европу Дом моды, чтобы присмотреть подходящую одежду.
Держась под руку, они прогулочным шагом двигались в выбранном направлении, отказавшись от повозок, решив насладиться красотой города, его кружевными, казалось, игрушечными зданиями, у каждого из которых была своя история, захватывающая дух – Луи не знал их, но масштабность прогресса и равнения на остальные индустриальные столицы Европы была видна невооруженным взглядом. К тому же здесь не было пресловутого пуританства, которое все пытались возродить в высших кругах взрослые Омеги, ссылаясь на падение нравов, Луи же видел в этом одно только лицемерие.
Архитектура Испании переживала новый колоссальный виток развития, на что не оказывало давление узколобое правительство, чувствовалось влияние разных направлений, как и в политике, которая, судя по широким улыбкам на лицах жителей от мала до велика, интересовала всех как один из способов развлечений.
Они не смогли пройти мимо Церкви Санта-Мария-дель-Мар, которую до сих пор Луи видел лишь на картинах, описание же, что он читал в одной из книг, не отражало все действительное великолепие, и пусть его венчание проходило в Соборе Парижской Богоматери, который не напрасно считался визитной карточкой Франции, эта Церковь заставляла все внутренности трепетать, а на глазах невольно выступали слезы. Луи чувствовал свободу, входя в резной портал под высокий свод, где внутри царил таинственный полумрак, он действовал по своей воле, решив посетить это место, не поддаваясь велению матери или же Авелин, которые своими наставлениями только усугубляли и портили настрой, сейчас же, завороженный игрой бликов, что падали от искусно выполненных витражей, Омега снова поверил в величие Бога и его помощь, вдохновляясь мощью и безграничной энергией, которые заполняли здесь каждый уголок.
Такими темпами они добрались до Дома моды только к шести вечера, где их встретила женщина с приветливой улыбкой и изящным движением рук, которые указывали на пространство, выполненное в неизвестном Луи стиле – он так удивился, увидев простоту и одновременную элегантность в мебели и обоях, линии которых будто перетекали друг в друга, создавая единую композицию, и словно другой мир открылся для Омеги – современный, без вычурности и пускания пыли в глаза.
– Добро пожаловать, милые, располагайтесь на кушетке, сейчас Вам подадут дивный напиток, – женщина скрылась за тюлем, который прятал проход в другую комнату, возвращаясь буквально через пару минут, за которые и Луи, и Рона успели устроиться на небольшом диванчике без спинки в ожидании продолжения.
Владелица сего заведения была мила на лицо, хоть редкие морщины и выдавали ее возраст, однако стройность тела и приятный аромат заставляли закрыть глаза на маленькие недостатки; в особенности улыбка и горящий взгляд привлекали внимание, а открытость в общении обезоруживала.
– Вы собираетесь сегодня в оперу, не так ли? – она присела на соседнее кресло, которое располагалась достаточно близко, чтобы женщина смогла положить ладонь на колено Луи.
– Да, мы приглашены министром образования, – ответил Омега таким тоном, будто это происходило каждый день и ничего для него не значило.
– Самим Мигелем Гарсиа?! Да Вы, должно быть, шутите! В его ложу выстроилась очередь еще два месяца назад! – женщина удивилась так сильно, что глаза ее округлились до невероятных размеров, а руки взлетали, словно не подвластные ей и только эмоциям. – Ох! Я должна найти для Вас лучшие платья!
– Ваши напитки, – в комнату вошел миловидный паренек лет пятнадцати, одетый подобно Владиславу, которого невольно вспомнил Луи при виде Омеги в легкой полупрозрачной рубашке и тонких брюках, щиколотки же его были открыты и привлекали внимание не меньше ярких, почти черных глаз.
– Благодарю, – Луи принял свой бокал с бордовой жидкостью, заполненной разнообразными дольками от лайма до клубники, пахло же изумительно, что призывало немедля попробовать, а долгая прогулка изрядно подсушила горло. Рона вторила Омеге, будто являясь его тенью, зеркаля его действия и слова, но более робко и нерешительно.
– Это наш знаменитый Сангрия! Попробовав раз, Вы не сможете не попросить рецепт, но приготовить его должным образом могут только коренные испанцы, – женщина немного подуспокоилась, выпивая половину своего бокала, в то время как Луи радовался новой порции слабого алкоголя. – Есть какие-то пожелания, предпочтения в нарядах?
– Да, дело в том, что мой супруг скончался некоторое время назад, и я нахожусь в трауре, однако не хочу, чтобы это выглядело так, будто я похоронил и себя.
– О, я прекрасно Вас понимаю… Простите, я совсем забыла представиться и спросить Ваше имя! Я Пеппи, – она протянула кисть, на что Луи поджал губы, вспомнив свои измученные работой руки.
– Луи’, – Омега кивнул в ответ, обхватив бокал обеими ладонями, что совершенно не расстроило женщину, привыкшую к странностям местных жителей. – А это Рона, она не очень разговорчива.
– Ничего страшного. Так вот что я Вам скажу, Луи’, черный бывает как траурным, так и праздничным, и все дело в подаче, пусть думают, что Вы отдаете дань погибшему мужу, но когда они подойдут к Вам ближе, увидят всю прелесть…
– Да, и еще, нужно скрыть живот, – он отодвинул накидку, отделанную мехом по краям, открывая свою беременность.
– Сделаем, какой у Вас срок? Не больше трех месяцев, я полагаю, – Пеппи уже встала и направилась на второй этаж, жестом приглашая следовать за ней.
– Пятый, но это не имеет значения.
Да, живот Луи был слишком маленьким для его срока, как правильно заметила владелица Дома, на истечение пятого месяца выпуклость можно было обхватить двумя ладошками, однако проблем Омеге она доставляла больше – он часто ощущал тяжесть и дискомфорт, хотел спать после даже легкого перекуса, что категорически отвергал и изо всех сил бодрствовал, занимая себя разными делами. Он много двигался, будто в отместку, злясь на свою неуклюжесть и отечность еще не так давно прекрасных ножек. Единственное, что его успокаивало, так это то, что осталось недолго – ребенок в ближайшее время либо умрет внутри, либо родится недоношенным через несколько месяцев.
– У меня есть несколько подходящих вариантов, Вы знакомы с Ампиром? Эти платья были популярны пятьдесят лет назад, но я кое-что изменила, добавила более жесткую спинку и кружева в плечах, ткань на животе же остается свободной, получается, что корсет не давит на ребенка. Однако при этом фигура сохраняется стройной за счет… – Пеппи, которая все время блуждала среди вывешенных на манекенах платьев наконец вернулась с широкой улыбкой на губах. – У меня есть то, что Вам нужно.
И вот, спустя полчаса волшебства, поистине колдовских движений женщины, которая, точно Крестная Фея, кружилась вокруг, восклицая и хлопая в ладоши, Луи стоял напротив огромного зеркала весь в черном, не траурном, а по-королевски черном, достойный войти в Императорский дворец под руку с самим Принцем Испании, который непременно должен покориться сегодня одним только взмахом кисти, затянутой в черные атласные перчатки.
Поверх самого платья, которое привлекательно открывало ключицы и шею, но не так сильно, чтобы оказаться приравненным к проститутке, была накинута золотистая мантилья в виде кружевной вуали, добавляющей к образу хрупкость и загадочность, она спускалась с головы, прикрепленная к волосам маленькими заколочками с блестящими камушками, плетенная из тончайшего шелка, спадала водопадом, останавливаясь на плечах и согнутых в локте руках.
Луи ощущал себя завернутым в само золото, которое оттеняло цвет его кожи и придавало блеск глазам, а траур… Траур был, но каким великолепным и торжественным, сочетающим в себе одновременно и скорбь, и намек на желание двигаться дальше.
Рона же испугалась – она хлопала своими чистыми, как первый снег, глазами, полными слез, отказываясь от похода в место, где соберется самый свет Испании и ближайших стран, она лепетала на французском так быстро, словно маленькая птичка, уговаривая Луи оставить ее в номере отеля, пока он будет наслаждаться музыкой. Омега не смог настоять, хоть и не хотел оказаться без сопровождения, ему стало жаль Рону, не привыкшую к обществу аристократов и правителей, разумеется, она была не готова и к платью, от одного только вида которого ей стало плохо, не говоря уже о реакции на предложение примерить.
Так Луи оказался один напротив здания, которое совсем не впечатлило и даже немного разочаровало, ведь разговоров о нем было немало. Встретил его и проводил к дверям лакей, где уже у входа ждал мужчина в возрасте сорока лет, высокий, приятной наружности и с игривым блеском в глазах, его фрак подчеркивал подтянутое, атлетическое тело, а трость, на которую он опирался, добавляла еще больше элегантности.
– Добрый вечер, Луи’, могу я Вас так называть? – мужчина поцеловал в поклоне поданную кисть, не отводя взгляда от глаз Омеги, который, наконец, всецело почувствовал себя выдернутым из прошлого, из той ямы, в которую он сам себя закопал.
– Разумеется, – он лукаво улыбнулся и прошел вслед за Мигелем, который уверенно вел его сквозь собравшихся людей, в разговоре ожидающих начало оперы.
И тогда Луи понял, почему об этом здании ходило столько слухов – снаружи, будто неопрятное и спроектированное наскоро, внутри оно превращалось в Дворец из самой смелой сказки с мраморным отражающим полом, на котором блики танцевали точно под музыку оркестра, устроившегося в дальнем углу, колонны были обвиты объемными узорами, выполненными из золота, зеркала на противоположных стенах увеличивали пространство в несколько раз и создавали иллюзию бесконечности, а потолок завораживал мастерством лепнины и фрески, которые своей воздушностью воспроизводили небо, тогда как все остальное было земным, но поистине райским.
– Прошу Вас, называйте меня Мигель, – сказал мужчина и повел Луи под руку дальше, знакомя с некоторыми важными людьми, которые, к удивлению Омеги, радушно улыбались, стоило министру только представить его. Как оказалось, его имя в Испании многим о чем-то говорило. – Вас у нас очень любят. Ваша повесть подняла тему, которая давно уже витает в воздухе и теперь каждый обсуждает Ваше произведение от самого последнего рабочего из окраины до самого Принца и членов Королевской семьи.
– Неужели? – удивился Луи и посмотрел на Мигеля, порхая ресницами, словно старался соблазнить его. – Не так давно мне сказали, что это бред.
– Человек, сказавший это, ничего не смыслит в литературе, Луи’! Поверьте мне, я давно не читал ничего столь искреннего, нежного, но в то же время жестокого и обреченного. Мы все здесь с нетерпением ждем продолжения!
– О! После таких восторженных похвал оно не заставит себя ждать, Мигель. Для меня кардинально важно знать, что кому-то это нравится, что я пишу не впустую.
– Знаете, Принц с первых Ваших стихов был очарован. Говорят, он знает все наизусть и только и ждет возможности встретиться с Вами лично. Он даже примчался из Мадрида в Барселону специально для этого. То есть прикрылся, конечно, какими-то обязанностями, но на самом деле только и жаждет встречи с Вами. Мы как раз подходим к нему.
И Луи увидел дивного молодого человека, судя по всему, не больше двадцати пяти лет. Одетый в строгий элегантный костюм, который подчеркивал его сильное мускулистое тело, широкие плечи, казалось, не помещались в пиджак, он стоял у входа в королевскую ложу и смотрел немного растерянно, словно искал кого-то взглядом. Короткие черные волосы были аккуратно уложены, большие карие глаза метались по помещению, сильные кисти, покрытые завораживающе выпуклыми венами, были положены одна на одну в деловитом жесте. Он был хозяином всего вокруг, и это, бесспорно, чувствовалось, несмотря на то, что молодой человек этот казался скромным и даже нежным, что выражала его блуждающая меланхоличная улыбка.
Даже у Луи сердце пропустило удар – неужели кто-то столь великолепный мог быть очарован его стихами? Неужели кто-то столь грациозный (ибо грацией дышала даже поза, в которой стоял мужчина) мчался из Мадрида, чтоб познакомиться?
– Ваше Величество, Принц Фердинанд, – сказал Мигель, подходя к Принцу. – Сегодня на нашем скромном мероприятии появился человек, который, несомненно, скрасит все происходящее. Это Луи’ Томлинсон, наш уважаемый гость из Франции.
– Вам даже не передать, как сильно я хотел увидеть Вас! – ответил Альфа после того, как оставил поцелуй поверх черной перчатки ближе к запястью.
– Ну почему же не передать? – Луи умел вовремя выключить в себе течного Омегу и возобладать над чувствами. – Мне уже передали, и я невероятно польщен Вашим вниманием, уважаемый Принц Фердинанд.
– Но, дон Мигель, Вы говорили, что господин Томлинсон наш гость, а человек, который так прекрасно пишет на нашем родном языке не просто гость, а часть нашей страны, не так ли, господин Томлинсон? И прошу Вас, называйте меня просто Николас. Мне это польстит.
– Уважаемый Николас, пока что я имею честь носить подданство Франции, но с Испанией меня связывает нечто гораздо большее, нежели просто национальная принадлежность – я люблю ваш язык, вашу культуру и историю. Зовите меня просто Луи’. Это гораздо облегчит нам общение.
– Думаю, в Вашем случае, Луи’, стоит говорить “наш язык”.
– Вы правы, наш язык, – ответил Луи, и в тот самый момент прозвучал первый звонок, призывающий слушателей занять свои места. – Что же, до свиданья, Принц Фердинанд, – это был способ невинного заигрывания, назвать его по титулу, на что Николас улыбнулся, оголяя свои жемчужные зубы, и еще раз поклонился и поцеловал руку Луи, задерживаясь чуть дольше положенного, вдыхая приятный аромат, что не скрылось от глаз самого Омеги.
– До свиданья, господин Томлинсон, – ответил Принц, приняв правила его игры. – Надеюсь, мы еще встретимся в скором будущем.
========== Глава 3. ==========
Наверное, любой человек на свете, каким бы ни был он добродетельным, способен, покоряясь сложным обстоятельствам, ужиться рядом с грехом, который он самым решительным образом осуждает, ужиться, не до конца узнавая его в том обличье, которое принял этот грех, чтобы проникнуть в его жизнь и заставить его страдать, – например, не обратить внимания, что однажды вечером существо, которое он по множеству причин любит, скажет нечто странное или поведет себя необъяснимым образом.
Марсель Пруст “По направлению к Сванну”
Вдохновение скопилось внутри Луи таким огромным горящим шаром, что весь следующий день после вечера в Опере в окружении роскоши и приятного общения он не мог оторваться от творчества, выплескивая все свои эмоции на бумагу в виде продолжения повести, которая неожиданно подходила к концу, и нескольких коротких зарисовок в стихах, созданных под влиянием внезапных проснувшихся чувств к Принцу, таких легких, будто весенних, дарящих ощущение окрыленности и эйфории.
Он не смог отложить перо и в поезде, который нес его в Мадрид, в частном вагоне, выделенном специально для него, с изысканной обстановкой и удобной мебелью, позже Луи узнал, что принадлежал он самому Принцу Фердинанду, который в эту субботу устраивал прием в своем загородном поместье, куда Луи был приглашен письмом, написанным не помощником, а самим Николасом, запечатан же конверт был королевским оттиском поверх воска с изображением Испанского герба.
Все внутри Луи трепетало от восторга и уровня власти мужчины, который оказался покорен им на огромном расстоянии через слова, сложенные в летящие строки предложений, ласкающие слух, иногда вырывающиеся своей неожиданной экспрессией и кричащим слогом. Луи был многогранен даже в этом, заставляя мужчину, будущего правителя быстро развивающейся страны, созывать лучших мастеров для оформления пространства его поместья, дабы впечатлить Омегу и только его, наплевав на министров и гостей, приглашенных отцом.
Не только он готовился несколько последних дней, но и Луи, который в съемных апартаментах (на свои деньги) намывал руки и ногти, избавлялся от мозолей на ладонях, приводил в порядок каждую часть тела, но как бы он не старался втянуть живот, стоя у зеркала боком, тот не становился меньше, а только рос с каждым часом, как казалось Омеге, что злило его и вынуждало выбирать не те наряды, в которых он хотел бы предстать пред Принцем. Но и те, что подобрали ему в Мадриде, оказались поистине прекрасными и достойными, и теперь они не были откровенно черными – в некоторых местах проскальзывали светлые оттенки, будто случайно разрез верхней юбки открывался, показывая нежные пастельные тона шелка и атласа, а туфельки непременно были молочные под цвет новых, сшитых на заказ, мантилей.
Этот вечер настал так же неожиданно, как и появились густые черные тучи над еще теплой столицей, которая целый день прогревалась лучами солнца, – карета доставила Луи до прекрасного места, спрятанного среди множества зелени, что благоухала и отдавала свой аромат в предгрозовые минуты.
Поместье уже было полно гостей, тут и там раздавался смех и восклицания, сменяющиеся задорным шепотом и сдержанными разъяснениями, Луи прибыл одним из последних не просто так, а чтобы подлить масла в огонь, потому что не дал точного ответа и был крайне таинственным, заставляя Альфу сходить с ума от неизвестности и неопределенности до тех самых пор, пока изящная ножка Луи не ступила на выложенную отесанным камнем дорожку.
Он двигался медленно, не заботясь о том, что вуаль раскроется, ведь сегодня она была сцеплена ассиметрично на груди брошью, подаренной Гарри, которая делала его образ на несколько тысяч песет дороже. Любой бы понял, что на деньги, заработанные писательством, невозможно приобрести столь прекрасную вещицу, из чего следовало – кто-то ее подарил, а значит, готов был выложить полсостояния и только ради того, чтобы порадовать Луи.
– Луи’, – ему навстречу из открытых дверей поместья, откуда доносилась музыка и падал приглушенный свет, вышел Принц, идущий настолько быстро, насколько позволял этикет. Он выглядел сдержанно счастливым, всякий раз поджимая губы, чтобы скрыть рвущуюся наружу улыбку и не выдать своего волнения по поводу того, что Омега мог бы не приехать. – Вы обворожительны, – на выдохе произнес он, как только оказался достаточно близко.
– Николас, – Луи присел в поклоне, чуть опустив голову, но не взгляд, которым держал внимание мужчины, подавая ему кисть для приветственного поцелуя, где на оголенном запястье переливался обруч камней, играя бликами в тусклом свете фонарей под стать лебедю на груди.
– Я рад, что вы все-таки смогли посетить нашу скромную встречу… – его прервал тихий игривый смешок, что был призван опровергнуть слова, которые имели бы смысл, если бы неподалеку не прогуливались высокопоставленные персоны со своими Омегами или же в компании друг друга. И Принц не смог сдержать улыбки, завороженный лазурными искорками глаз и изгибом чувственных губ, – Мы… кхм… Все жаждут познакомиться с Вами, Вы не окажете мне честь быть тем, кто представит Вас гостям?
– Ох, дорогой Николас, я буду счастлив, если это сделаете Вы, к тому же я перестану волноваться, если рядом будет столь уверенный в себе Альфа, – по произведениям Луи, мужчина знал, что тот не разбрасывается этим титулом и что он значит для него намного больше, чем пресловутое “Принц”, потому как звания Альфы достоин в его глазах был не каждый, рожденный им, что, несомненно, подогревало в самом Николасе огонь самоуважения, усиливая желание оправдать доверие.
Каждый человек, присутствующий здесь, имел какую-то отличительную черту, не всегда приятную, но такую, что западала в память, это мог быть с первых слов узнаваемый характер или особенность во внешнем виде, небольшая изюминка наблюдалась в любом присутствующем, вдохновляя Луи на новые образы, которые уже крутились в голове, требуя к ним внимания.
В течение часа они с Принцем обходили группы людей, одни из которых просто стояли с бокалами шампанского, другие же расположились на мягких диванах в широкой гостиной, иные играли в покер, отложив его на некоторое время, пока с неизменными улыбками восхищались тем или иным произведением. И, казалось, каждый в этом огромном поместье принял Луи как родного, как дальнего родственника, наконец, вернувшегося в отчий дом, что не могло не радовать Омегу, который уже и позабыл о том, какого это – быть в центре внимания, однако сейчас это было иначе: его уважали за талант, а не проявляли знаки внимания только из-за хорошенькой внешности. Луи был горд собой, желая добиться еще больших результатов, решив взяться за изучение новых языков с завтрашнего утра, что должно было открыть ему границы непонимания между культурами, пропитаться каждой страной, их историей и традициями, ему захотелось познать так много, что в груди невольно защемило от предвкушения, а на глаза навернулись слезы. Он ненавидел гормоны и все, что они с ним делали.
– Николас, можем мы сделать перерыв? – Луи неосознанно положил руку на живот, чувствуя легкую усталость и тяжесть в ногах.
– Да, разумеется. Вы хотите уединения? – участливо спросил мужчина, ведя Омегу в правую часть здания. – Есть небольшая комната, там сейчас спокойно, Вас никто не потревожит.
– Благодарю, – он закусил губу от обиды, что внезапно прожгла его, от ненависти, адресованной Гарри Стайлсу, который напоминал о себе чуть ли не каждую минуту через ребенка, который будто чувствовал нежелание его своим родителем.
– Мне… Простите, если лезу не в свое дело, но не могу не сказать. Я искренне сочувствую Вашей утрате, думаю, что Ваш супруг был самым счастливым человеком, раз ему довелось разделить с Вами часть своей пусть и недолгой жизни, – на этих словах Альфа поклонился головой и вышел, оставляя Луи одного в комнате с роялем, камином и несколькими диванчиками.
***
Через полчаса, в которые Луи успел перекусить принесенной служанкой едой на круглом серебряном подносе, привести себя в порядок и отдохнуть от долгой ходьбы, к нему ворвалась, точно ураган, женщина с черными, как само ночное небо, локонами, струящимися по ее плечам естественными завитками.
– Луи’! – они знакомились некоторое время назад, однако тогда Арселия не смогла сказать и слова из-за толков своего мужа, который оказался чрезвычайно энергичен. – Прошу Вас! Скажите мне, чем закончится Ваша повесть! – она бы кинулась Омеге в ноги, судя по тому порыву, с которым села подле него, умоляя взглядом и сжатыми ладонями в своих.
– Но, Арселия, как я могу? – засмеялся Луи, наслаждаясь заинтересованностью женщины. – Это тайна, но не переживайте, скоро я закончу ее, и тогда Вы сможете прочесть полное издание.
– Только не обманывайте меня! Я так жду этого! – она встала и потянула Луи за собой ко всем, решив, что достаточно ему прятаться и пора бы уже дать насладиться его компанией остальным.
Так и случилось, разговоры стали более размеренными, на коленях у многих стояли тарелки со всевозможными маленьких порций морскими закусками, в руках же были бокалы, полные вина или шампанского. Все расслабились и вели непринужденные беседы с рядом сидящими, в редких случаях удивленно восклицая, сразу же извиняясь после. Атмосфера была медленно-текучая, словно воздух превратился в густое облако, состоящее из дурманящих средств, и, возможно, всему виной был легкий дождь, проникающий внутрь своей прохладой через открытые двери, что вели на террасу, а далее в сад. Противоречие не вызывало ни у кого вопросов; в дальнем углу, где рядом с Принцем расположились министры обороны и внешней политики, решались насущные вопросы, и, судя по выражению лица Наколаса, он был не доволен, но стоило в залу войти Луи, которого беззастенчиво тянули за руку, мужчина оживился и перевел все внимание на вошедших.
– Прочитайте нам свой стих! – попросила Арселия достаточно громко, чтобы все ее услышали и отложили свои разговоры на потом.
– Не уверен, что это хорошая идея, – Луи ощущал, как щеки его непроизвольно покраснели, из-за чего он опустил голову и сделал шаг назад, чувствуя, что на него устремлены десятки взглядов.
– Мы ждали этого весь вечер, – подал голос Принц, желая сделать пребывание Омеги более комфортным. – Для нас было бы огромным счастьем услышать ваше произведение из Ваших уст, так, как это воспринимаете именно Вы – автор, а не кто-то иной, кому повезло найти столь прекрасное дарование среди множества ширпотреба, который окружает нас со всех сторон.
Луи кивнул, смущенный и ублаженный громкими словами Принца, которому, он знал это от нескольких людей, было крайне тяжело угодить, особенно в литературе, ведь тот читал первые строки или же одну главу, и если его не цепляло, то он прощался с произведением, но не автором, продолжая искать то, которое ему действительно пришлось бы по душе.
Омега слабо кашлянул и прикрыл глаза, проникаясь своим произведением, чтобы прочувствовать его снова, он не был готов к подобному повороту событий, но раз уж все вышло именно так – жизнь научила его подстраиваться под неожиданные повороты и выходить с гордо поднятой головой из любой ситуации.
– Во смерти ты ко мне прибудешь,
Во смерти буду я в цветах,
И на алтарь, весь белый-белый,
Я положу свой белый страх.
Во смерти больше не забудешь
Мой белый-белый ресниц взмах.
Во смерти ты ко мне прибудешь,
Сам обличенный в белый прах.*
Он отдышался, боясь открыть глаза вновь и увидеть на лицах собравшихся толику презрения и непонимания, ведь он раскрылся им, вывернул душу, прочел то, что тревожило его последние месяцы, что необъяснимым образом выплеснулось из подсознания в предрассветный час, скапливаясь до этого долгое время, будто грузом на плечах. Луи начал анализировать свой голос, то, как он сказал каждое слово, правильно ли передал интонацию, и все, казалось, было так, как и раздавалось в его голове – томно, с небольшим надломом и обреченностью, на грани отчаяния.
– Я ничего не понял, но звучит это потрясающе, – рассмеялся тучный мужчина, возле которого со слезами на глазах сидела его тоненькая благоверная, пытаясь скрыть свои эмоции веером.
– Смотрите, у меня мурашки до сих пор, – женщина сдвинула перчатку, что доходила до локтя, показывая свою руку, покрытую небольшими пупырышками.
– Спасибо, – слабо улыбнулся Луи, не понимая свои чувства от происходящего, ему вдруг стало неимоверно душно – стены давили и будто сдвигались к центру, отчего комната уменьшалась в размерах и пугала своим давлением.
– Луи’, – к нему подошел Принц Фердинанд, скрывая собою от чужих взглядов, – не хотите ли прогуляться? Дождь уже закончился и…
– Да, хочу, очень, – Омега тяжело сглотнул и позволил увести себя в сад, где на каменных дорожках виднелись небольшие лужицы, воздух же был чист и свеж, что отрезвляло, словно помутневшее, сознание.
Какое-то время они шли молча, наслаждаясь тишиной и стрекотом насекомых, сильными, приятными запахами и интимным полумраком, Луи поглаживал живот с левого бока, чувствуя давление в этом месте, радуясь, что Принц находился справа от него и смотрел куда-то вдаль, где открывался горизонт с тонкой красной полоской заката, над которым нависали тяжелые тучи еще не до конца излившиеся на Мадрид.
– Это было невероятно…
– Спасибо за приглашение… – вместе начали они, повернувшись друг к другу с улыбками и искорками в глазах, которые завораживали обоих, почти черные напротив небесно голубых, встретившиеся, как земля и воздух, проникающие своей силой в душу, доставая до самых глубин. Мужчина видел в Луи что-то, чего не было в других, и пока что не мог себе объяснить этого, зная только одно – он не сможет забыть этот наполненный чувствами и жизнью взгляд, что так будоражил в нем человека, до скончания своих дней.
– Я действительно считаю, что Вы пишете поразительно. Это так чувственно и проникновенно, что язык не поворачивается выразить что-то кроме восхищения. Возможно, через какое-то время, Вы станете писать иное, более сдержанное и отстраненное, а сейчас… Я вижу Вас в каждой строчке, Вашу боль… Не смею спрашивать, что случилось во Франции, потому как не имею и малейшего права на это, но я надеюсь, что Вы захотите сами открыться мне, – Альфа остановился и развернулся всем корпусом к Луи, сжимая его холодную кисть в своей ладони. – Я знаю, что мы почти не знакомы, но я хочу… Луи’, – он сглотнул и посмотрел прямо в глаза, ища в них ответы, – могу я надеяться на ответные чувства с Вашей стороны? Не отвечайте сразу, разумеется, Вы еще в трауре и ребенок… Нет, конечно, я ни в коем случае не упрекаю Вас, просто прошу подумать.
– Николас, – Омеге было тяжело сдерживать в себе скопившиеся эмоции, которые в последнее время все больше и больше становились неуправляемыми, однако он смог из последних сил проглотить ком в горле. – Я не могу дать Вам ответа, простите, – он пошел дальше, приметив беседку неподалеку. – Как Вы и сказали, прошло слишком мало времени, а Франция… Франция оставила на мне глубокий отпечаток, о котором я вряд ли когда-нибудь захочу говорить. Но… Я остаюсь здесь, и мы могли бы быть друзьями, а в будущем, кто знает, как все повернется?
Они прошли еще немного в тишине, каждый думал о будущем, об их общем будущем, о том, случится ли оно когда-нибудь, возможно ли оно, как вновь начал накрапывать дождь, предвещая скорый ливень.
