Текст книги "Дьявол в деталях (СИ)"
Автор книги: thewestwindchild
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Мобильная операционная система выдала ее нездоровую любовь – внизу показалось с десяток иконок сохраненных фотографий из социальных сетей. Лесли оправдывал свое женское, как мне казалось, имя и напоминал обычного парня из фильмов студии «Дисней». Там каждый второй Принц Чарминг выглядел подобным образом, но с одним отличием: в фильме он красив душой и влюбляется в невзрачную девчонку, а в реальности такой парень шлет тебя нахуй.
Меня клонило в сон наблюдение за тем, как Фей тасует колоду в своей руке и рассматривает каждую иллюстрацию на карте. Девчонка из тридцать второй комнаты – я только сейчас услышала ее имя – Эми, умоляет предсказать ее судьбу, пока Фиби, уставшая говорить однотипными предложениями, не вбрасывает новую идею – высчитать Арканы каждого несколькими методами.
– Давай и тебе, – круг замыкался на мне, – Возражения не принимаются.
Всякое предыдущее предложение разложить и мне «на ситуацию» из пяти карт я отклоняла. Серьезно, мне нечего было спрашивать ни у духов, ни у карт. Можно ли назвать из-за этого меня счастливым человеком? Понятия не имею.
Я послушно назвала дату рождения и в шутку поинтересовалась, не понадобится ли еще любимый цвет, число и тому подобная требуха, пока Фиби высчитывала все на калькуляторе, закусив кончик языка. Прямо образец современной гадалки.
Эми взвыла, что у нее «Дурак» – нулевой Аркан. От выпитого алкоголя ее голос становился заунывным, будто вот-вот из глаз брызнут слезы. Кто-то, может даже я, попытался ее убедить, что все не так уж и плохо, зачитывая описание карты из книжки – сплошные оды неподчинённости шаблонам. Дуракам, как известно, везет.
Ее слова доходили до меня сквозь какую-то пелену веселья и обесценивались. Закончив расчеты, моя соседка вытащила двадцать две карты из колоды, что все это время лежала без дела, и под общее: «Ну, что там», вынула нужный Аркан и поднесла его вплотную к моему лицу. В глазах зарябило от количества красного оттенка.
– Пятнадцатый Аркан, – с придыханием произнесла она. – «Дьявол».
Картинка все еще плыла перед глазами, но былое веселье уже словно выкачали без остатка. Как будто воздушный шар легкомыслия внутри меня лопнул. Нет, я не суеверная и не воспитывалась в суперкатолической семье. Это легко можно понять, глядя, к примеру, на моего брата, увешанного пентаграммами и прочей символикой. Или маму, что празднует Рождество и без задней мысли расставляет по дому снежные шары с фигуркой Иисуса внутри.
Одно дело знать о сатанизме, другое же – быть его частью. Так что этот аркан не нес для меня великого смысла, – просто карта, без знания о смысле которой я как-то прожила восемнадцать лет.
Когда зрение вернулось в норму, я разглядела на карте фигуру девушки в алом пламени Инферно, в деланном стеснении прикрывающей пальцами соски. У нее были рога и длинные крылья, как у летучей мыши. Нечто, похожее на чудовище Франкенштейна из немого кино, подкрадывалось к ней со спины. Дьявол.
– «Дьявол» – соблазн, страсть, доминирование, магнетизм…
Фиби не зачитывала по книжке, которую мне уже хотелось сжечь, а просто бубнила под нос, запинаясь на отдельных словах.
Что ни слово, на ум приходила сатанинская шайка брата, труп десятиклассницы без сердца и Майкл. Я снова вспомнила его и ничем не объяснимые странности. Сладости и водка теперь норовили полезть наружу.
Вот тебе и гадости.
«Я воспринимаю все близко к сердцу. Просто впечатлительная. Просто здесь душно, а мы сидим возле теплой батареи, вдыхаем гарь свечей и чьих-то вонючих ног. Это всего лишь карта, которая встречается у многих. Я просто перепила».
Сквозь мою безмолвную мантру продолжал пробивался голос соседки по комнате:
– Зависимость, наркомания, черная магия. Говорят, что «Дьявол» выбирает только ярких личностей, запоминающихся. Дьявол – искусство.
– Искусство чего? – прохрипела я, прочищая горло. – Спиваться?
Остальные засмеялись; Фиби покрутила многострадальную карту в руке.
– А мне вообще кажется, что вы похожи, – Фей резко схватила коробку, попутно выронив несколько карт, и прислонила к моей щеке. Холодный картон быстро нагрелся от пылающих щек. – Разве не похожи?
– Что-то есть, – с видом знатока вторит Кики, заправляя длинную прядь мне за уши. – Да, что-то есть.
Увернувшись, я взяла коробку в руки – никакого сходства. Только волосы по длине и цвету, но последним сейчас никого не удивишь.
Достаточно просвещения на сегодня. Рука потянулась к остаткам водки в бутылке из-под «Эвиан», напревав на слова о пристрастиях и алкогольных зависимостях. С Хэллоуином, вашу мать!
Мы посидели еще с час, доедая сладкое, потом задули свечи, с осторожностью избавляясь от улик и стараясь не расплескать еще не застывший парафин. Алкоголь закончился, жажду приходилось утолять газировкой и водой из-под крана.
Нас еще пошатывало, когда мы решили разойтись по своим комнатам. Фиби вручила мне книжки и мешок с рунами, до которых никому не было дела. Спускаться по ступенькам было тяжелее, чем казалось поначалу – каждый шаг отдавался в висках. Но в коридоре оказалось куда прохладнее, чем в душной комнате, укутанной запахом ароматических свечек, и моя паника постепенно отступила.
Дождь стих.
Ни соседка, ни я не решились раздеться, смыть остатки косметики или заняться проверкой социальных сетей, чтобы наверстать пропущенные публикации. Укрывшись с головой одеялом, я чувствовала, как меня пробивает знакомый озноб, но виной ему было скорее открытое окно. Без свежего воздуха вероятность, что кого-то из нас вырвет ночью, была бы слишком велика.
– Я хотела бы быть ведьмой, – едва уловимым шепотом разоткровенничалась Фиби. Будь сейчас лето, из-за насекомых и непрекращающейся возни снаружи я бы не разобрала ни буквы, но в тишине даже шепот, кажется, рикошетом отскакивал от стен. – Я захотела поступать сюда только из-за близости к Академии.
– Какой Академии? – начинало казаться, что она бредит.
– Ты разве не слышала о ней? Академия мисс Робишо для одаренных юных дам. Ну, такая школа-интернат для ведьм. Я слышала о ней и раньше, еще до того как глава школы сделала сенсационное заявление о существовании ведьм среди нас, наверное, в прошлом году. Но дома мне ясно дали понять, что если я туда сунусь, то меня проклянут. Тетка любит причислять себя к Мари Лаво. Про нее ты слышала?
Я удовлетворительно промычала, повторяя про себя несколько раз «Мари Лаво», чтобы запомнить. Имя казалось знакомым, но и только. Все мысли кроме той, что с услышанным можно работать, испарялись под давлением выпитого и ночи. Найдя в себе силы, я попросила полное название академии, а после повторяла его до тех пор, пока не провалилась в сон, отчаянно надеясь, что не забуду все на следующее утро.
Лучше бы забыла.
На следующее утро (не без помощи интернета) выяснилось, что у текущей главы «Робишо» – Мисс Корделии Гуд взяли интервью только один раз и то федеральный канал. Не думаю, что было мало желающих, особенно в момент раскрытия тайны, ведь теперь девушки стекались в магическую школу, как муравьи на разлитый мед.
С одной стороны – это казалось чепухой, но с другой – женщин испокон веков обвиняли в колдовстве и сжигали. Откуда-то взялись учения оккультизма, разделение магии, колдовство Вуду.
И мне захотелось написать об этом статью. Не просто страничку о том, как ведьмы живут в двадцать первом веке без страха быть обезглавленными или повешенными на центральной площади.
Я представила себе работу, посвященную тонкой грани между прошлым и настоящим, когда ведьмы побороли страх сожжения а люди, что еще недавно боялись своей тени и верили всему, что слышали, стали больше увлекаться эзотерическими техниками и сверхъестественным.
Это тоже меня сгубило. Понимаете, я в каком-то смысле открыла ящик Пандоры во имя тщеславия, а не получения новых знаний и умений, позабыв священную истину.
Есть двери, которые навсегда должны остаться закрытыми.
Существует множество тем, чтобы прославиться – возьми политику, найди тысячу и один изъян в системе и никогда не проиграешь. С экономикой сложнее – нужно понимать, о чем пишешь, но возьмись за Мейдоффа****, и тысячи обманутых будут обсасывать каждое твое слово, упиваясь. Еще неплохой способ – поговорить о пассивности органов власти, поворошить нераскрытые дела, такие как пресловутая Элизабет Шорт или архивы, посвященные убийству Кеннеди.
Так делает каждый третий, кто сейчас мелькает по телевизору.
Но нельзя стать по-настоящему известной на третьесортной статейке при помощи нашумевшей темы. Лана Уинтерс сняла репортаж-разоблачение о «Брайрклифф», повторяя подвиг Нелли Блай, догадавшейся провернуть подобное еще в девятнадцатом веке.
Я же загорелась написать об Академии мисс Робишо, надеясь не только раскрыть служившую прикрытием основную тему о стертых границах между ведьмами и людьми, но и найти на них своего рода дерьмо, которое могло бы подпортить их репутацию.
А потому с первого ноября начался беспрерывный сбор информации: первые культы и их жертвы, процесс над салемскими ведьмами, викканство. Нельзя писать и говорить о том, чего не знаешь или в чем хоть на один процент сомневаешься. Нельзя разбить своего оппонента в пух и прах, не имея знаний и уверенности в своей правоте.
В канун Рождества мы встретились с братом на нейтральной территории – родной Шугар-Ленд. Он не хотел видеться с отцом, я же не хотела видеться со всем Лос-Анджелесом. В такие моменты мы можем быть благодарными за то, что у нас есть Техас и его сахарный городок.
Знаете, я убеждена, что расстояние укрепляет семейные узы. Вы видитесь крайне редко и проводите это время, сглаживая и обходя острые углы, чтобы насладиться общением, а не устраивая очередную ссору. Даже предвкушая встречу с Джейком последнее, о чем хотелось говорить – это его дружки-сатанисты. В этом я чем-то начинала напоминать родную мать, которая предпочитала видеть детей в положительном свете и не думать о темной стороне медали.
Я всегда представляла, что увижу брата через время и не узнаю его. Попросту пройду мимо молодого человека, который после окликнет меня и скажет: «Элизе, это же я». Реакцией на это стало бы мое удивленное лицо, а не фальшивое «Бог мой!» и причитание по поводу того, что мой младший брат стал совсем взрослым. Мы встретились неподалеку от главной улицы, и Джейк, уверенный, что первый заметил меня, подбежал и едва не сбил меня с ног. Оказалось, что он практически не изменился В этот момент мне казалось, что он все же добрый мальчик для этого мира. Мой брат был моим братом, которого я не видела почти четыре месяца.
Не выросший и на полдюйма, он стоял в безобразной мешковатой куртке и той же шапке, надвинутой чуть ли не до бровей и скрывающей теперь расковырянные до крови гнойные прыщи. От него пахло жевательной резинкой и сигаретами, а потому первым моим вопросом, вместо приветствия, был «Ты что, начал курить?»
– И я рад тебя видеть, – хмуро ответил он, убирая руки в карманы куртки.
На вопрос о матери брат цокнул и сплюнул в сторону.
– Также как и всегда: нихуя не делает и забывает приготовить пожрать. Нахуй такую мать.
– Имей хоть каплю уважения, – я мягко шлепнула его по губам. – Ты говоришь о своей матери, а ее образ жизни… в общем, не нам ее судить, хорошо?
– Она и твоя мать. А ты звонишь в лучшем случае раз в две недели и пропадаешь. Не оправдывайся работой, знаю, ты пьешь.
Мы быстро шли в сторону моей старой средней школы и знаменитого «курительного салона», располагавшегося на старых лавочках за забором. Город маленький и слухи распускаются очень быстро, а учитывая, что глядя на нас не составит труда сопоставить, что мы – брат и сестра, лучше не высовываться с пагубными привычками. Тем более меня могли еще помнить, а, значит, и рассказать старикам.
Когда я была в классе шестом или седьмом, всегда с немым восхищением провожала взглядом курильщиков, которые собирались каждую перемену на лавочках и говорили о чем-то своем. На них засматривались все, кто только перешел из начальной школы. Красивые (по меркам школы) парни в кожаных куртках нараспашку вне зависимости от погодных условий и девушки с красными маникюром в коротких синих юбках черлидерш. Я раньше думала, что когда-нибудь буду частью их компании, буду курить и прогуливать уроки, делая вид, что у меня «окно» в расписании.
Как-то не сложилось. Но теперь я была здесь и давила ногами сухие листья и шелестящие пустые упаковки из-под сигарет. Никакой таинственности и особой атмосферы, лишь запах мочи, бродяг и дыма, местами валяются полиэтиленовые пакеты, залитые водой.
Брат курил откровенную дрянь и протянул одну сигарету мне, предлагая разделить его увлечение. С зажигалкой он управлялся крайне неумело – пальцы то и дело соскальзывали с колесика, мне удалось прикурить только с пятого раза, но вырывать из рук зажигалку и учить его я не спешила.
– Не знал, что ты умеешь курить, – выпустив дым изо рта, произнес брат. Джейк курил без затяжек, боясь закашляться и потерять остатки уважения. Просто набирал дым в рот и выдыхал иной раз через нос. – Говорят, что школа готовит к университету: учит пить, курить и при этом посещать занятия.
Возразить нечем. Джейк всячески пытался изобразить того, кем не является, переняв привычки других – сидел, слишком широко расставив ноги, плевался и тщетно пытался уместно вставлять матерные словечки.
Он рассказывал о том, как подружился с «новичками» в школе, как получал хорошие оценки по социологии и литературе, выдавая мои старые работы за собственные, и пару раз сбегал от копов. Интересно, мама в курсе или хотя бы догадывается? Ответ, кажется, очевиден.
Стоять весь день в «курительном салоне» было холодно, хотя температура в этих краях никогда не понижается до тридцати двух по Фаренгейту и чаще колеблется от 44,6 до 55,4.***** Мы переместились в небольшое кафе, где когда-то сидели с родителями, воспринимая каждый поход за праздник и объедаясь мороженым. Я не уверена, что Джейк помнил это.
Сейчас это место казалось унылым. Затертые диваны, поцарапанные столики, наполовину рваное меню и чашки со сколами, из которых пил, наверное, весь город. Я заказала нам черный кофе, который здесь считается свежесваренным, лишь по той причине, что не знала вкусовые предпочтения брата. Вот так можно жить с ним под одной крышей всю жизнь, думать, что знаешь как облупленного, а потом выясняется, что это не так.
Кофе пахло приятно, но на вкус было точно земля для цветочной рассады. Свежесваренный кофе на деле оказывается обычным растворимым из банки. Мы пьем его без сахара, морщась от горечи, но не подавая виду, будто бы здесь все прекрасно. Да, все, и особенно музыка – хиты нулевых, переписанные на пустой диск (ни один производитель не составит такой отвратительный плейлист).
Мне хотелось расспросить его о прошлом (или же нет?) увлечении сатанизмом и жертвоприношениями. Готовя статью, я попутно читала про Антона ЛаВея, отрывки из «Сатанинской библии» и «Церкви Сатаны», разделяющей членство на пять ступеней. Кому поклонялся брат? Что он преследовал? Какую ступень занимал, если придерживался этих учений, а не придуманных кем-то еще?
Но Джейк сидел в расстегнутой куртке, и на его шее не болталось ни одной цепочки, не было никаких перстней на пальцах, никакой символики на обычном черном свитере. Потому я не стала ворошить эту тему, опасаясь, что подобный разговор вновь подкинет ему идею убивать чьих-то пушистых любимцев.
Он спрашивал о моей статье, крутил пальцем у виска, когда я сказала, что за это мне пока еще не платят. Темы для разговоров кончались, живи мы в одном доме снова, то, наверное, столько времени не наговорили бы и за месяц. Еще один плюс и одновременно минус проживания в разных городах и штатах – вы сближаетесь при жизни на расстоянии, но вместе с тем и отдаляетесь, ощущая, что незаметно друг для друга меняетесь.
Официантка спросила, будем ли мы что-то еще заказывать. Я планировала расплатиться за наш кофе, а после задать вопрос еще кое о чем, вернее о ком, но Джейк опередил меня. Вынув из внутреннего кармана куртки потертый кошелек, он, не глядя в меню, заказал какой-то десерт и сразу сунул ей пятидесятидолларовую банкноту. Без сдачи. Девчонка-официантка буквально расцвела – местные не щедры на крупные чаевые.
Мама никогда не отличалась скупостью на карманные деньги, но чтобы ими разбрасываться направо и налево? Одна мысль хуже другой.
– Ты вообще в курсе, – я перегнулась через стол, переходя на шепот, – что в тюрьму можно сесть и до восемнадцати? Или ты думаешь, что пока тебе не восемнадцать, тебе гарантирована сплошная вседозволенность?
Официантка уже поставила передо мной тарелку с пирожным, вынуждая отпрянуть, прислоняясь затылком к обивке. Девчонка явно хочет еще чаевых, а потому не скупится на улыбки и аккуратно прислоняет ложку к тарелке.
– Не понимаю о чем ты, – на распев парирует Джейк, достав из потертого стакана с приборами вилку. Он отламывает кусок сбоку и разламывает его на две части, пододвигая одну из них мне. Привычка делиться. – Я чистил водосточные канавы и стриг соседские лужайки, – «У всей, блять, Калифорнии?», – Ты что-то спросить хотела?
Я киваю и подношу чашку ко рту, позабыв, что она практически пуста, лишь на донышке колышется кофейная жижа. Спрашивать о Майкле я изначально не хотела – брат подумает невесть что, а после будет только хуже. Но с другой стороны я ничем не рисковала, живя в трех или четырех штатах от Калифорнии и 1894 милях, если быть точнее.
– Ты еще гуляешь на Берро Драйв?
Я старалась выглядеть как можно беспечнее, отламывая кусок пирожного. Коржи чересчур сухие, а потому мне кажется, что если воткнуть ложку в центр прямоугольника, она будет стоять там всю жизнь, и после кусок засохшего пирожного можно использовать вместо кувалды. Джейк ожидаемо кивнул, но уточнил, что чаще всего сокращает так путь до ближайшего «Макдональдса», где недавно проверка нашла тараканов на кухне.
– Знаешь там кого-нибудь? – прозвучало вполне ожидаемое «нет», но после очередного куска приторного теста он добавил, что может быть и знает. – Кого-нибудь по имени Майкл?
Вдаваться в подробности места жительства и внешних характеристик я не стала. Это последнее, на что обращает внимание мой брат, да и вообще мужчины. Мне кажется, что если Джейка спросить, какого цвета у меня глаза или волосы, он пожмет плечами и скажет первое, что придет в голову.
– Не-а, – он произнес это с открытым ртом, демонстрируя непережеванную пищу. – Я вообще никого там не знаю… Хотя, нет, помню, там была тетка противная. Она без конца занималась садоводством, кричала на нас – видите ли, мы мешаем спать ее внуку. Вот его вроде звали Майкл, и ему было пять, что ли.
– А дом случайно не был возле того особняка, что на продажу постоянно?
– Случайно был, – усмехнулся брат, почесывая лоб, преющий под синтетикой. – Я не уверен, что его так звали, если ты сейчас спросишь. Это было один или два раза, но многие тогда обещали вызвать копов, если мы не выключим музыкальную колонку.
Есть тайны, которые должны быть забыты.
В восемь вечера у меня был автобус до Хьюстона, а после поездка на машине с незнакомцами до Батон-Руж и очередной автобус уже до Нового Орлеана. Оставаться на ночь со стариками и выслушивать их истории мне не хотелось. Я, в отличие от Джейка, достаточно «нажилась» с бабушкой и дедушкой.
Он обнял меня на прощание, сильнее, чем летом в аэропорту, и еле слышно прошептал, что скучает. Я не совсем скучала, а скорее опасалась за его благоразумие, но солгала, что тоже тоскую по нему. Конечно, я любила брата, мы – одна кровь, но все же я знала, что стоит мне оказаться с ним под одной крышей, он непременно что-то вытворит, и выведет меня из себя. Джейк стоял на ветру до того момента, пока автобус не тронулся с места, вынуждая улыбаться ему и периодически махать рукой на прощание.
Когда пара миль от родных пенатов осталась позади, а связь пришла в норму, я включила заученное наизусть единственное взятое «ЭйчСиЭн» интервью у главы Академии мисс Робишо для одаренных юных дам – Корделии Гуд, которое уже знала наизусть. Я планировала написать ей в грядущем году, даже сохранила шаблон примерного текста, но каждый раз останавливалась, считая, что еще недостаточно готова к встрече. Почему-то у меня не возникало и мысли о том, что мне могут отказать.
________________________________
* – Миа Уоллес – вымышленный персонаж в фильме Квентина Тарантино «Криминальное чтиво»; считается одной из самых знаковых женских ролей с 1990-х годов.
** – строчки из кавера Muse – Can’t Take My Eyes Off You.
*** – Portishead – Glory Box. Звучала в сериале в конце четвертой серии восьмого сезона.
**** – Бернард Мейдофф – американский бизнесмен, обвинённый в создании крупнейшей финансовой пирамиды и приговорённый к 150 годам тюремного заключения.
***** – 32°F = 0°C; 44,6°F = 7°C; 55,4°F = 13°C
========== 4 – Are You Afraid of the Dark? ==========
Я уже говорила, что есть двери, которые должны оставаться закрытыми?
Чем больше ты читаешь, тем чаще невольно начинаешь цитировать все подряд. Если бы я могла повернуть время вспять, то, право слово, сделала бы все, чтобы двери Академии мисс Робишо для одаренных юных дам оставались закрытыми для меня навсегда.
Мисс Корделии Гуд я решилась написать только в начале марта, надеясь, что моих знаний будет достаточно для того, чтобы задавать вопросы. Ответное электронное письмо с пометкой «Интервью» пришло через две недели. Кто знает, возможно, все это время глава Академии взвешивала «за» и «против», или же просто объем ежедневной корреспонденции не позволял направить ответ раньше.
Наша встреча была назначена на девятнадцатое марта, за сутки до Остары – дня весеннего равноденствия. Это был мой первый вопрос: следуют ли они Колесу года или празднуют только выборочные дни вроде Самайна?
Я планировала разделить интервью на две части: одна о ведьмах и их жизни, другая непосредственно об Академии. В письме я между делом упомянула, что многие заведения, даже монастыри, разрешают интервьюерам узнать о распорядке дня и жизни послушниц.
Другими словами – копаться в чужом грязном белье.
За первые два месяца нового года я только и делала, что читала, смотрела и сохраняла иллюстрации, которые стали своеобразным концепт-артом моей работы. Смешно, но я научилась гадать на Таро. Это, конечно, громко сказано, ведь я всего лишь могла теперь назвать нечто среднее между прямым и перевернутым значением карты, но Кики всякий раз в коридоре кидалась облизывать мне щеку и говорить, что все сходится. Соседка по комнате обижалась и без конца заваливала меня вопросами о том, как это получилось. У меня для нее был только один ответ: «Я, блять, умею читать».
Ничего сверхъестественного.
Просто на рождественских каникулах, когда большинство разъехалось кто куда, я заучивала интервью с главой Академии и дважды навестила отца, передав подарок сводной сестре. Семейные ужины с мачехой мне не приносили удовольствия, она изо всех сил пыталась со мной подружиться, несмотря на слова о том, что мы уже считаемся семьей. Формально. Не было смысла что-то усложнять и ухудшать отношения.
Тогда-то я и стала читать ерунду вроде «Таро для всех» и описание арканов. Глупо, но как ребенку нравятся красочные иллюстрированные книжки, мне нравились картинки на многих картах. Таким незамысловатым методом все и запомнилось.
О поиске материала и статье никто не знал, мне удалось как-то продержать это в тайне столь длительное время. Удивительно, учитывая, что мне приходилось жить в Техасе, где за некоторыми женщинами закрепилась слава, что они не болтают разве что в постели. В таких условиях волей-неволей привыкаешь много говорить. Во мне это проявилось, когда я стала жить в кампусе и почти каждые выходные посещала вечеринки, где пока вы не пьяны – вы разговариваете, а дальше все индивидуально – вы или продолжаете болтать и веселите окружающих, или замыкаетесь в себе и начинаете тихо поддаваться размышлениям. Третьего типа я еще не встречала.
Ранним субботним утром я приехала на Джексон-авеню и боролась с искушением начать фотографировать каждый дюйм на прихваченную из отцовского дома «цифру». Путь занял у меня час и десять минут (я специально засекала время). Не было ничего удивительного, что прежде я не была в этом районе. После переезда из Шугар-Ленда отец арендовал дом в довольно симпатичном районе «Мид-сити» на Юг-Кортес-стрит; Академия же располагалась рядом с «Фаюбург Ливодейс». Сомневаюсь, что смогла бы написать это псевдо-французское название с первого раза без посторонней помощи.
Примечательно, что поблизости с «Робишо» находится кладбище Лафайетт, по слухам, появившееся здесь раньше самого города. Туристы его обожают намного больше Французского квартала и парка Луи Армстронга.
Кованые ворота открылись для меня ровно в десять утра, и я гадала, было ли это магией или же обычными технологиями. За воротами не было никаких захоронений, могильных крестов и надгробий, лишь симпатичный зеленый внутренний двор. Но не исключено, что это лишь для отвода глаз.
Белое двухэтажное здание с декоративными колоннами могло с легкостью быть выкуплено музеем, но стало пристанищем для ведьм. Забавно.
Дверь открылась вовнутрь едва я начала подниматься по ступенькам и, к моему сожалению, без помощи магии. Симпатичный (но на любителя) парень в костюме держал дверь открытой, пока я не зашла внутрь, и любезно предложил осмотреться. Он не был похож на какого-нибудь гоблина из потусторонних миров, выполняющего за оплошность обязанности швейцара. Черт подери, это какая-то академия для Сабрины – маленькой ведьмы – Спеллман.
Руки так и тянулись к камере.
– Мисс Рейзерн? – от упоминания собственной фамилии я вздрогнула меньше, чем от женского голоса, который слышала последние четыре с половиной месяца чаще, чем голос родной матери.
Корделия Гуд, элегантно придерживая подол длинного платья, без спешки спускалась по лестнице. Она ничем не отличалась от той вежливой женщины из интервью федеральному каналу и располагала к себе с первой секунды, распространяя вокруг мягкую ауру.
Мы (точнее наши наряды) выделялись аляповатыми пятнами на белоснежном фоне интерьера. Никаких тебе остроконечных ведьминских шляп, едкого запаха кипящих на огне зелий или черепов. Здесь было уютно, а обстановка вокруг подошла бы для обложки журнала.
Мисс Гуд пригласила меня в уже знакомую (по интервью) гостиную и каждое ее действие, даже самое простое, сопровождалось улыбкой, отчего складывалось впечатление, что я случайно оказалась на приеме у герцогини Кембриджской – до того манеры главы «Робишо» были безупречны. С непривычки у меня дрожали руки, когда я включала два диктофона на случай, если в телефоне закончится память.
Она выглядела идеально, как эта комната, как и весь дом, будто пытаясь этим что-то доказать.
Примерно, как когда вы лезете из кожи вон в попытке догнать иллюзорный идеал, например, старшую сестру, которой перепадали все лавры, или соседскую девчонку, которую вечно ставили вам в пример, или того хуже – пытаетесь конкурировать с мертвыми, что идеальны по определению.
Присев в кресло, мисс Гуд разгладила складки платья, я при этом невольно взглянула на свои ноги и ужаснулась безобразной зацепке на новых колготках. Черное платье (банально, но я не знала, что надеть) тоже было новое, куплено за пару дней до интервью. Я нервно повела плечами, надеясь, что сейчас не нащупаю несрезанную вовремя этикетку.
В тот момент я как никогда ощущала себя техасской деревенщиной, но пыталась, правда пыталась, держаться в той же манере, что и телевизионщики, будто это не первое интервью, которое я беру в своей жизни, и вопросы мои ничуть не абсурдные.
Даже в памяти тот день теперь стилизован под какую-то публицистическую статью, написанную корявым языком студента. Но я даже видела все кругом в каком-то ином свете, чувствовала кем-то другим, когда пыталась подражать манерам Корделии или складывала руки на коленях, точно школьница на фотографии для ежегодника.
– Ваши ответы практически не отличаются от тех, что вы предоставили «ЭйчСиЭн», – я произнесла это, чуть склонив голову набок. – За то время, что вы стали открыты для окружающих, ничего не изменилось?
– В концепции Академии? Нет, мы, как и прежде, никого не вербуем, не ищем подопытных кроликов или волонтеров. Это не культ и не секта. Изменилось ли что-то в моем восприятии сил как части ДНК? Нет, но я снова и снова думаю, что многих, если не всех женщин, можно назвать ведьмами, которым проще списать свои способности на какие-то странности, чем развивать их. Например, вы, мисс Рейзерн, подавляете в себе редкий дар – прорицание, путая его с проницательностью.
– Вы что, шутите? – я отключила диктофон на телефоне, оставив запись разговора на совести старого пленочного. Мой голос прозвучал, видимо, очень резко, и возникло неловкое молчание, сквозь которое я слышала, как крутится пленка. – Я думаю, вы хотели сказать, что существуют женщины, подавляющие в себе способности из-за страха неизвестного и осуждения, какая-нибудь дикая католичка, например. Но не нужно относить меня к вашим рядам.
Я специально выделила голосом «вашим», надеясь, что речь вышла хотя бы убедительной и чуточку профессиональной, хоть так явно поправлять собеседника – моветон. Мисс Гуд кивнула, сопровождая действие мягкой улыбкой,подтверждая, что моя реакция ничуть не обидела ее.
– Пожалуй. Это было лишь предположение, основанное на том, что вы предугадали большую часть ответов и задавали следующий заготовленный вопрос. Я уверена, что вы замечаете за собой это не вперые. Прорицание. Вы и не предусматривали отказ, когда писали мне с просьбой об интервью?
– Самоуверенность и интуиция, – шум пленочного диктофона действовал на нервы, а потому его постигла участь телефона. – Гадание на картах, предугадывание ответа собеседника – все это довольно просто, если вы знаете человека. Я посмотрела интервью с вами больше раз, чем говорила матери «люблю» на прощание, а мои вопросы не предусматривают изощренных ответов. Вы правы, я действительно знаю, что мне скажут, но это не магия, уверяю, а лишь человеческая предсказуемость.
– Способности не будут увеличиваться, если их не развивать. Мы помогаем девушкам с магическими задатками раскрыть их потенциал. И как вы и упоминали в своем письме, людей пугает то, что не поддается их контролю, но, поверьте, когда чувствуешь, как твои силы возрастают…
Я отрицательно покачала головой. И это они называют не вербовкой? Мне в буквальном смысле навязывают несуществующие способности, ищут призрачный потенциал, предлагают пополнить ряды.
