Текст книги "Дьявол в деталях (СИ)"
Автор книги: thewestwindchild
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Последнее время я просто забываю разогреть ужин, когда печатаю что-то и боюсь, потерять нить событий, вдохновение и так далее.
Сегодня я сделала исключение: в потертой корзинке появляются консервированные овощи и пачка макарон-бантиков. Пару дней назад от безделия я потратила больше пяти часов на кулинарные передачи и рецепт пасты (здесь ее не было в наличии) оказался самым простым из увиденного.
Джефф (если верить потертому бейджу) неторопливо считает наличные и также медленно ищет способ, как выдать сдачу с двадцати долларов, а я и не спешу. Мне кажется, что люди, рыщущие между стеллажей во временном промежутке между часом ночи и девятью утра – конченые психопаты или социопаты.
Касса здесь только одна и напротив двери, что не совсем логично. Стекло сплошь покрыто отпечатками пальцев, будто бы ручку еще не изобрели, а еще наклейками вроде: «AmericanExpress», «Western Union», «Camel Crush Bold» и, конечно, «Budweiser». Среди них я с трудом обнаруживаю свое отражение: почти загноившийся шрам на щеке, от влажности кончики волос завились и распушились, если сильно приглядеться, то различимы рыжие проблески корней.
Я покрасила волосы в иссиня-черный в конце декабря, когда переезжала, и почти сразу же пожалела. Цвет лег неровно, кусками. От прежних волос практически ничего не осталось – что-то исчезло во время осветления, что-то от питания, что-то от последующего похудения.
Из-за прошедшего дождя на улице похолодало, рассветает еще не так рано, как хотелось бы, но небо постепенно светлело, пока я быстрым шагом двигалась в сторону дома, совершив нелепый круг, чтобы удостовериться в табличке «Закрыто» на двери ближайшего кафе. Чем ближе к родной кирпичной постройке – тем больше луж под ногами. Дорога покрыта мелкими выбоинами, точно шрамами на коже после акне.
В ботинках на босу ногу уже хлюпала вода, а кожа покрылась мурашками от холода.
Я неслась по неосвещенным пролетам вплоть до третьего этажа – моего этажа, точно за мной объявлена погоня. Эта выдумка давно жила в моей голове. В детстве, знаете, и не такое выдумывали.
Щелчок выключателем, и крошка-квартира наполняется холодным белым светом. Сырые ботинки скинуты при входе. Продукты я раскладывала левой рукой, придерживая ногой дверцу холодильника. После перелома все приходилось делать левой рукой: мыть голову, посуду, закрывать двери, набирать телефонные номера. Гипса уже давно нет, но правую руку я до конца не разработала. Ручкой я писала редко, но пальцы слушались, пусть иногда и немели.
В пять тридцать я поставила кастрюлю с водой для макарон на плиту, предварительно потратив около десяти минут на то, чтобы удостовериться, что сначала воду кипятят, а после бросают в нее что-либо, а не наоборот. Я все равно сомневалась, недоверчиво косясь на инструкцию на обратной стороне упаковки.
Без десяти шесть утра в дверь постучали. Стук прекратился, но через десять секунд стал настойчивее, выбивая с каждым ударом из легких воздух, как пыль из прикроватного коврика.
Я уменьшила газ, бросила взгляд на перекрытые краны, а после на вытянутый конверт с наличными и документами, который я всюду таскала с собой. Даже в круглосуточный магазин.
– Кто это? – прохрипела я, вынимая из кухонного ящика нож.
Рукоятка неуверенно легла в правую руку. Я разрезала одним взмахом воздух, скрипя зубами. Отпадает. Если держать в левой руке, то вспорю кишки самой себе.
Перцовым баллончиком так и не обзавелась, хоть и планировала. Чертыхнувшись, я сжала в правой руке пластмассовую рукоятку и повторила вопрос, подойдя вплотную к двери. Ни дополнительной цепочки, ни глазка.
Вариант с соседями я почти сразу же отбросила – за три месяца мы пересеклись один раз, когда я открывала дверь, а замок предательски заел. Кому придет в голову постучать в шесть утра, если краны перекрыты, утечки газа не наблюдалось, а музыку я предпочитала слушать исключительно в наушниках для большего эффекта «погружения».
– Кто это?
Кто бы там ни был – он ждал, что я послушно открою дверь. Если бы это была погоня за кем-то, то жертва умоляла бы открыть.
Но по ту сторону ничего не доносилось, будто бы стук в дверь был галлюцинацией.
Я медленно повернула ключ в замке, сильнее вцепившись пальцами в рукоятку, и приоткрыла на одну четвертую входную дверь.
На пороге стояла миниатюрная женщина в деловом черном костюме с короткой стрижкой. У нее было десять секунд, чтобы сказать что-то, но она лишь растянула губы в относительно приветливой улыбке. Что ж, время вышло. Я захлопнула дверь и рявкнула, что ничего не продаю и не покупаю.
Не прошло и минуты, как кто-то (явно не эта коротышка) ударил по двери с ноги, выбив хлипкий замок. На чистый пол посыпалась деревянная труха, руки задрожали. Когда подобное происходит в фильмах, главный герой бросается в бега.
Я быстро сунула в карман спортивного платья телефон, судорожно перебирая варианты обвинений, что могут мне выставить.
Поддельные документы? Те статьи о неминуемом конце? Политические эссе? Незаконная предпринимательская деятельность?
Из-за спины женщины вырос темнокожий высокий мужчина с выправкой военного.
– Я не виновна! – выкрикнула я, вытянув руку с ножом – слабенькая самооборона. – Я ничего не делала!
– Вас ни в чем не обвиняют, мисс Рейзор, – брюнетка миролюбиво подняла две ладони, демонстрируя, что обезоружена. – Мы – ваши друзья, вы в безопасности.
– У меня нет друзей, – горькая правда из прошлого слетает с языка раньше, чем в дверном проеме я замечаю еще одного громилу в надетом поверх пиджака бронежилете. – Я не р-р-аботаю ни на кого.
– Конечно-конечно, – женщина уж больно мягкотелая, с дружелюбной улыбкой на тонких губах.
– Вы должны пройти с нами, – церемониться тому, что походил на военного, надоело. – Вещи, документы, деньги можете оставить. Они больше не пригодятся вам.
– Не вынуждайте применять грубую силу, – добавил тип в бронежилете. – Времени на дискуссии у нас практически нет.
Я выключила газ, а воду, что почти на четверть выкипела, вылила в раковину, подняв в воздух облачко пара. Двое ушли, но, думаю, что «Бронежилет» остался у входной двери снаружи, выжидая момент, чтобы заломить руки за спину или надеть симпатичные браслеты-наручники, что топорщились в кармане его брюк.
– Когда я сюда вернусь?
Женщина вновь выдавила из себя лживую улыбку. Ладно, видимо не скоро. Зарядное устройство и наушники уже болтались в кармане плаща, который я набросила на плечи. Когда рука потянулась к конверту с документами, женщина потянула меня за локоть – не стоит.
– Ключ мне стоит отдать соседям, чтобы его передали хозяйке?
«Бронежилет» глухо рассмеялся, точно находил мои слова смешными. Женщина предложила оставить ключ в замке или банально под ковриком. Я захлопнула дверь и последовала ее совету. Врезанный замок вроде обещал жить, а вот второй пал смертью храбрых. Дубликат ключа хранился в почтовом ящике.
На улице уже рассвело, туман, что появился буквально за считанные минуты, растворялся. Напоминавший военного курил сигарету у внедорожника, поглядывая в сторону перекрестка, где уже через сорок минут проедет первый желтый автобус. Кругом ни души, даже в соседнем доме не горел свет.
Мне указали на заднее сидение, мужчины расположились на передних и сразу же предложили пристегнуть ремни, будто бы машина сейчас расправит крылья или ее начнет трясти. Женщина присоединилась ко мне и вынула из кармана своего пиджака мобильный телефон. Пальцы так и летали по крошечным буковкам на сенсорном экране.
– Мы почти укладываемся во время, – жизнерадостно отозвалась она, не отрываясь от экрана устройства. – Уверена, все пройдет как надо!
Ее «как надо» мне не понравилось, как и интонация.
– Сплюнь, – гоготнул «Бронежилет».
Куда можно опаздывать в шесть утра, когда люди еще сонными мухами поднимаются из теплых постелей и заваривают кофе перед работой? Машин практически не было – я насчитала около пяти, ориентируясь на свет фар, слепящий глаза.
Меня никто не слушал. Я ощущала себя ребенком, который без толку пытается обратить на себя внимание взрослых. Мужчины переговаривались между собой, женщина продолжала набирать текст, изредка поднимая глаза на трассу, местами скрытую молочной вуалью.Я подумывала выпрыгнуть из машины, точно героиня боевика, и сломать пару костей, но стоило потянуться к ручке, как сработала автоматическая блокировка дверей. Примитивная ловушка, в которой томятся дикие зверьки.
– Вы уверены, что я именно та, кто вам нужен? – говорить о фальшивых документах – последнее, что нужно упоминать при правительственных лицах, но ситуация уже вышла из-под контроля. – Вы же ищете кого-то по фамилии Рейзор? А это не моя фамилия, то есть по документам. Вам нужен кто-то другой.
Женщина впервые за все время отключила телефон, уложив его на колени экраном вниз.
– Мы ваши друзья, помните? Вы в безопасности, – она говорила, как те люди, что проводят тренинги или семинары – мягко и успокаивающе. – Элизабетта, нам нужны именно вы. Никаких ошибок.
Я заскулила от злости, шрам на щеке запылал огнем. Водить дружбу с полицаями, правительством, военными – не для меня.
– Почему бы вам просто не оставить меня, а? Скажите, что не нашли, – я попыталась найти поддержку во взгляде водителя, что наблюдал через зеркало дальнего вида. – Пожалуйста. Я же ни в чем не виновата.
– Вас никто и не обвиняет, – огрызнулся он и вновь перевел взгляд на дорогу. – Никакого буйства, не вынуждайте принимать меры.
Меры.
Я снова представила, как автомобиль резко тормозит, и кто-то из них бьет меня резиновой дубинкой до кровоподтеков или, что вероятнее, вкалывает дозу чего-нибудь.
Навигатор на приборной панели пищит, но я с трудом могу разобрать наш маршрут – вижу только синюю линию и крошечные буковки с указаниями поворотов. Когда автомобиль проносится мимо участка I-30, я запоздало понимаю, к чему нужно утро – дорожные работы еще не возобновились, а несколько участков через Форт-Уэрт огорожены.
Растянувшиеся на много миль вперед поля превращаются в одно акварельное пятно.
Я почти свыклась с молчанием и ревом двигателя, как женщина завопила:
– Черт! Останови! Останови! Черт! Ох, как не вовремя!
Подобный исход меня испугал и одновременно обрадовал. Может, все-таки ошибка и меня не посадят? Или к чему весь ряженый цирк?
Автомобиль свернул на обочину, двигатель все еще ревел, когда мужчины синхронно обернулись и уставились на женщину, кивнув, чтобы она сообщила, в чем дело. «Бронежилет», кажется, занервничал.
– Они изменили решение, – ее голос звучал подавленно, – говорят, что беспилотники надежнее, туман окончательно рассеется только к половине одиннадцатого, – («Я говорил тоже самое», – прервал водитель), – Да. У нас остается уже меньше девяти часов, а кому-то следует перегнать машину и забрать троих из Далласа.
Я не успевала переварить информацию, но разделяла напряжение, что охватило всех.
«Беспилотники», «меньше девяти часов», «трое из Далласа».
Водитель нервно забил пальцами по рулю и одним рывком перехватил навигатор, устанавливая новый маршрут.
– Они издеваются, суки, – последнее он почти выплюнул сквозь зубы. – Пять часов минимум, а прибавь пробки в Далласе? Черт подери, мы сдохнем раньше, чем доберемся. Ради чего столько петель? А эту куда?
Женщина пожала плечами и принялась быстро водить пальцем по экрану мобильного устройства:
– Нас, – она указала пальцем на меня, а после ткнула себя в грудь, – обратно в Форт-Уэрт, там будет ожидать беспилотник. Группа «В» будет перегонять автомобиль до Сан-Анджело, пока кто-то из вас встретит тех, что из Далласа. По времени уложимся, еще останется минут десять-пятнадцать.
– Минут десять-пятнадцать, – невеселым эхом отозвался водитель, – этого нам хватит, чтобы подписать себе смертный приговор.
Он резко крутанул руль, будто штурвал корабля, вынуждая крепко ухватиться за спинку водительского кресла. Нарушая правила, мы оказались на параллельной автостраде, возвращаясь к славному и незнакомому городу Форт-Уэрт. От скорости зазвенело в ушах, но, кажется, у одной меня. Тот, кто походил на военного, выжимал как минимум сотню миль в час, и на ремонтируемом участке дороги свернул в сторону полей. Брызги и комья сырой земли веером разлетались из-под колес, оседая на ранее чистых стеклах.
К горлу подкатила желчь.
Я толкнула в плечо безымянную спутницу, с тоской всматривающуюся в светлеющее с каждым мгновением небо. На тонких губах вновь промелькнула улыбка – печальная и ничуть не обнадеживающая.
– Что будет, – голос погряз в шумихе, – что будет в три часа дня? Ну, через девять часов?
– Тебе не о чем беспокоиться.
– Что. Будет. Через. Девять. Часов? – пусть не думают, что я легко отступлю.
– Знакома с понятием баллистических ракет?
Сердце, кажется, пропустило удар.
– Одна из них упадет на мой дом? – с издевкой переспросила я.
– На Лос-Анджелес, – подает голос водитель, не отрывая взгляд от дороги. – Взрыв уничтожит все, а дальше, полагаю, что океан поглотит острова. Знаешь, Уилл, а я так и не рванул ни на один из них!
– Смешно, – я нервно засмеялась, затеребив дрожащими пальцами ленту ремня. – Вы, ребята, смешные. Такие смешные. Мне так смешно! – голос сорвался на истерический вопль.
Женщина отрицательно покачала головой. Сомкнув губы в тонкую линию, она отвернулась к окну. Поля сменились однотипными коттеджными постройками пригорода.
Кто-то уже заводил автомобиль, вслепую отмахиваясь от жены в ответ на ее воздушные поцелуи; кто-то только ставил на плиту турку, неприлично широко зевая и не прикрывая рот ладошкой.
Кто-то справлялся с молнией на одежде, торопил детей в школу, будил, грозя выговором или звонком в университет. Кто-то заметал следы прошлой ночи, оттирал помаду с лица, замачивал в спешке белую рубашку, бросал «До вечера» на прощание, отказывался от завтрака и строил планы на вечер.
Кто-то чертыхался, вынимая из коробки зимних вещей свитер, забывал сказать родителям «Люблю вас» и раздраженно хлопал дверью, закуривая по дороге к автобусной остановке.
Как один в счастливом неведении. Блаженные.
Они будут мертвы в три часа дня по тихоокеанскому времени.
Они все будут грудой тел, не успевших еще так много всего. В первую очередь – прожить эту сраную жизнь.
Я не заметила, как бесшумно разрыдалась. Еще немного подобных размышлений и голова лопнет, словно воздушный шар.
– Голова болит, – почти по-детски захныкала я. Хотелось свернуться клубочком, сжать руку мамы, уткнуться в плечо папы или раствориться в бабушкиных объятиях. Ее мягкие жилистые широкие ладони-корзины не дадут в обиду. – У вас нет таблеток?
– Тайленол. Подойдет?
Я грустно усмехнулась и положила таблетку на язык, позабыв, что вначале следовало набрать слюны. Рот наполняется горечью и из воспоминаний на поверхность всплывает приторная химическая отдушка ванильного крема и антибактериального геля для рук.
Меньше девяти часов.
Они все будут мертвы.
Когда земную жизнь окончу я,
Когда во славу Ты введешь меня,
Вечная радость мне:
Ближе, Господь, к Тебе.
Комментарий к 11 – Apocalypse Then
Отсылка к постановке “Мулен Руж”, что проходила в Бостоне в этом году; также используются строчки из “El tango de Roxanne”.
1) Ближе, Господь, к Тебе (Nearer, My God, to Thee) – английский христианский гимн XIX века.
p.s Начало мне самой кажется чуть сумбурным, и половина текста лучше бы вписалась к предыдущей главе, но пусть пока будет так.
Эта глава разделена на две части, иначе текста получится очень много. Теме самого апокалипсиса уделили не так много внимания, как хотелось бы, что постараюсь “исправить”.
========== 12 – Apocalypse ==========
Комментарий к 12 – Apocalypse
В сущности, все равно, за что умираешь; но если умираешь за что-нибудь любимое, то такая теплая, преданная смерть лучше, чем холодная, неверная жизнь.
– Генрих Гейне
Дорогу до Форт-Уэрта я провела с закрытыми глазами.
– Знаете, – вдруг произнес Уилл в бронежилете. – Мы же на два часа впереди, в будущем. Конец же наступит по местному времени, а у нас еще будет часок-другой. Сейчас там только… пять утра. У нас снова десять часов в запасе, дружище.
Мне хотелось, чтобы день скорее кончился. Десять часов – ничтожно мало, но они сейчас сродни вечности.
Я дважды предложила отвезти меня обратно в Арлингтон, чтобы собрать вещи, но получила ожидаемый отказ.
На автозаправке они влили полный бак, а после взяли еще десять канистр девяносто пятого. Последний раз я видела, чтобы люди использовали канистры, наверное, лет пятнадцать назад, когда дедушка отказывался заправляться в Хьюстоне, отдавая дань местной бензоколонке.
– Уверена, что сопровождение не нужно? – водитель кивнул в мою сторону, вынудив показать средний палец. – Справишься, Элис?
Женщина вымученно посмеялась и обняла меня за плечи. С виду она казалась хрупкой, но ее хватка схожа с мужской.
– Мы отлично ладим, верно?
– Мое дело – предложить. Увидимся. До встречи.
Его военная (или черт-пойми-какая) выправка трещала по швам дешевой синтетикой. Еще немного таких слов на тему прощания, и он разрыдается. Кривя уголок рта, мужчина отсалютовал и вновь завел двигатель, затягивая петлю по маршруту до Сан-Анджело – нашей конечной точки назначения.
В семь тридцать нас оставили в оживленном центре города до часу дня по далласскому времени. Уилл сделал прекрасную подсказку: на сложенном листке в два столбика «Форт» и «Л.А» расписана разница во времени по часам. Последняя строчка: «17:00» – «15:00», не давала покоя ни мне, ни Элис.
Я жила с чувством, что стоит последней девятке в минутах смениться нулем, сердце не выдержит и разорвется. Впереди оставалось семь долгих часов до того, как машина отвезет нас к частным взлетным площадкам неподалеку от международного аэропорта Даллас / Форт-Уэрт, возвышавшимися над Арлингтоном чуть левее Ирвинга.
– Это правда случится?
Нет нужды в уточнении и излишней многословности, незачем создавать заранее панику, если давка и смерть неминуемы. Мы смешались с толпой и стали неторопливо прогуливаться мимо стеклянных великанов. Теперь-то спешить некуда.
– Не знаю, – призналась Элис, закуривая в специально отведенном закутке. Несмотря на лавины отчаяния, сошедшие с возведенной горы спокойствия, меня начинает подташнивать от сигаретного дыма. – Мне бы хотелось верить, что это учения. Не волнуйся. Мы отправим тебя сразу домой, если ничего не произойдет.
Я участливо кивнула. Если все происходящее только «учения», то в этот раз, Богом клянусь, я покончу с собой. Элис закурила вторую сигарету – «перед смертью не накуришься», – она подавила в себе глупый смешок и снова предложила мне несколько затяжек.
В этот раз я дала добро. Вторая сигарета Элис улетает за три затяжки, и рука невольно потянулась за третьей. Я такой финт провернуть не рискнула и почти сразу закашлялась, дым попал в глаза, и мне вспомнилась первая выкуренная сигарета.
А после «курительный салон» в родном городе. Джейк был в Далласе, когда я умерла, где теперь будет он? От мысли о брате мне стала нехорошо, сигарета вернулась в руки Элис и сгорела за одну затяжку.
В висках застучало. Компания в «месте, предназначенном для курения» – табличка за спиной – сменилась. Я перевела взгляд на двух девушек-блондинок с алыми губами, продолжавших курить, отлынивая от работы; низкорослый мужчина-офисный планктон с брюхом и галстуком почти до ширинки докуривал сигарету, не затягиваясь. Пум-пум-пум. У него слегка дрожали руки, когда он подносил окурок ко рту. Когда он заметил мой взгляд, его губы дрогнули в подобие улыбки.
Его мне уже было жаль.
Приятель спешил на работу в казенный закуток, не догадываясь, что смерть уже постелила скатерть к пиру. С его комплекцией он мог скончаться от инфаркта, но, увы. Ему навстречу шла девушка, кажется, моя ровесница. Гладкие рыжие волосы убраны в высокий хвост, красные, совсем не офисные замшевые туфли касались влажных участков асфальта. Она всем видом демонстрировала, что владеет положением. Я представила, что рыжеволосая незнакомка спешит в офис какого-нибудь глянцевого издания и проживает жизнь, которая могла бы стать моей.
– Что насчет завтрака?
Вряд ли удастся удержать пищу в желудке, но я согласилась.
Элис купила два кофе и салат. От одного вида еды мне стало дурно и, когда дошла очередь до нас, я смутилась, встала за ее спиной и промямлила, что мне нужен самый обычный растворимый кофе. Даже в последний день существования подобных кофеен приторные сиропы и взбитые сливки не лезли в глотку.
Еще в машине у меня оставались силы для побега. Я представляла, как сейчас выпрыгну на одном из поворотов, кратким путем поднимусь к себе на третий этаж по пожарной лестнице, заберу ноутбук и деньги и уеду первым же автобусом. Сейчас же я была опустошена, высушена, словно озеро в пустыне.
– На кого вы работаете?
Элис промокнула губы салфеткой.
– Я не могу сказать, это конфиденциальная информация. Неужели вам мало понимания того, что вы будете в безопасности?
– Крайне. Что это за место в Сан-Анджело?
Она снова вернулась к салату, разместив вторую салфетку на коленях. Я сделала глоток кофе, морщась от горькой жидкости, и принялась вертеть в руке вторую вилку, которую Элис заботливо взяла для меня на случай, если все же я проголодаюсь.
Вялый листок салата латука омерзителен на вкус. Я сделала еще один глоток и надавила большим пальцем на зубцы вилки.
– Откуда у вас информация обо мне? Почему вы пришли за мной? В нашей стране достаточно достойных людей. А вам известны и мои старые данные, и новые, и, очевидно, моя фотография, раз вы узнали меня.
– Боже правый, вы – настоящая катастрофа! Вы ведь журналистка?
Я мгновенно выпрямилась и улыбнулась. Всегда мечтала, чтобы люди обращались ко мне именно в таком тоне! Или говорили: «О, как я ненавижу эту рыжую суку» или «Тоже мне Лана Уинтерс». Я печально усмехнулась старым иллюзиям и мечтам. Теперь уже не стоит об этом говорить.
Постойте-ка… Вот сука. Я же знаю этот трюк.
– Эй! – я толкнула ее в плечо.
Элис усмехнулась и коснулась своей керамической кружкой моей кружки.
– Cheers! Мне ли объяснять, что такое говорить людям то, что они хотят услышать? Бросьте, мисс Рейзор, мы на одной стороне, рассматривайте все это как сделку.
– Бартер?
Она улыбнулась и вздрогнула, тяжело сглатывая, кажется, не мне одной плохо от любой еды. Элис поставила на колени небольшую сумку, на которую я до этого не обращала внимания. Молния скользила бесшумно, словно по маслу. В контраст черной коже появился уголок чего-то светло-бежевого – папка размера А4.
Я, подобно ребенку, ожидающему рождественский подарок, вытянула обе руки, но Элис помедлила, выдохнула и протянула папку, но не отпустила:
– У меня никого нет, Элизабетта. Мои близкие мертвы. Все до единого. Мне некого вытаскивать из пепелища, поэтому цена моего спасения – ваша жизнь. Бартер. Я привожу вас и выживаю. Я открылась вам. Не подведите.
Обложка не из обычного картона, мелованная.
Самым примитивным шрифтом пропечатано «Катрина Ата Рейзор», внизу от руки было выведено «Элизабетта Рейзерн». Почерк с петельками, похож на женский, особенно, витиеватой вышла буква «Р».
Титульный лист напоминал бюрократическую бумажку – расширенное свидетельство о рождении в двух экземплярах. Вторая бумажка – оригинал, предположительно сданный моей семьей для получения свидетельства о смерти.
Следующий лист – ксерокопии действующего паспорта, карточки ID, и снова оригиналы, выданные на Элизабетту. На родном паспорте была та же красная точка, поставленная во время покраски ногтей. Третий лист-раздел: список моих школ со средним баллом по итогам каждого года, включая особые достижения и старое эссе «Кем я хочу стать в будущем». Четвертый, пятый посвящен всем письменным работам и сопроводительным письмам, отправленным в университеты.
Еще несколько листов – ксерокопии моей медицинской карты, состоящие из кратких очерков о состоянии здоровья, результаты осмотра на выявление педикулеза, анализ крови – «чего-то больше, что-то в норме, что-то понижено, питайтесь правильно», что-то о флоре влагалища (так и нарывалось на шутку про фауну), упорядоченный список жалоб на головные боли, подозрения на аппендицит и прочее.
Я перелистнула еще с десяток листов. Эссе, табели успеваемости, характеристики, заключение и рекомендации школьного психолога, сведения о семье, увеличенные фотографии из ежегодников. На последних я старалась не заострять внимания. Девушка на фото мало походила на меня сегодняшнюю. У нее широкая улыбка, пышные волосы и ясный взгляд.
Мне бы хотелось вновь стать ею.
В конце прилагался толстый запечатанный конверт, не хватало только красной печати «Совершенно Секретно».
Элис завороженно проследила за моими движениями, желая узнать содержимое конверта.
– Спрашивать, что здесь, думаю, бесполезно? – усмехнулась я, поддевая мизинцем запечатанный край.
– Что мне сказать после, мисс? Его не велели вскрывать.
Я отмахнулась. Не мои проблемы.
Клапан конверта практически не повредился, демонстрируя на внутренней стороне напечатанные тем же примитивным шрифтом, что и на досье, слово «Кооператив».
– «Кооператив». Что это? Или кто это?
Элис перегнулась через стол, распахнутые полы пиджака почти прикоснулись к остаткам соуса на дне тарелки. Она нахмурила тонкие брови и немного стушевалась.
– Те, кто взвалили на себя тяжкое бремя и решили заняться всем.
Я представила крошечную комнатку с десятком рабочих отсеков, где сидят невыразительные люди, возомнившие о себе невесть что, и выискивают информацию обо всем и всех. Какому-то несчастному не повезло: он вынужден был рыться в медицинских карточках, сортируя результаты крови или мочи. Утрирую, конечно, но не все ли равно?
– Твое начальство?
– Нет, – женщина нервно затеребила короткую прядь волос, – они возвышаются над моим руководством, а я и остальные – просто еще одни фигуры на игровом поле. Пушечное мясо, грубо говоря.
– Оно и видно. Ты не особо вписываешься в команду по спасению человечества. Секретарь?
– Личная помощница, – поправила Элис. – Не пытайтесь меня одурить или оскорбить, мисс Рейзор.
Я невинно подняла обе ладони, оставив конверт на коленях. Не хочу, чтобы кто-то еще увидел его содержимое. Элис предложила прогуляться до ближайшего торгового центра через квартал, чтобы убить время.
Убить время!
Какая бездумная трата драгоценными минутами и часами. Я бы предпочла провести их в компании мамы или бабушки. Джейка бы пришлось успокаивать, говорить, что все будет хорошо. С этой ролью отлично справлялась бабуля, привыкшая много слушать и говорить.
Все это время конверт я несла в руке, размышляя, как бы так избавиться от содержимого, чтобы никто из тех, кому суждено будет спастись или выжить, на досуге не сложил бы пазл из разорванных кусочков.
Торговый центр Форт-Уэрта ничем не отличим от торгового центра в Хьюстоне, Далласе, Новом Орлеане или Лос-Анджелесе. Я бывала почти во всех, что на слуху, когда искала платье на танцы, и, поверьте, от однотипных магазинов и не менее однообразных стоек с нарядами на очередном круге начинает рябить в глазах. Все же в этих воспоминаниях осталось что-то хорошее.
Я с тоской бросила взгляд на большую вывеску «GAP».
В утро буднего дня торговый центр не отличался многолюдностью. Мне вновь вспомнила «Тот Тип» Тони и наше некрасивое прощание на Дне Благодарения. Развелся ли он? Надеюсь, что последние месяцы для него были счастливыми и полными театральных постановок.
Я вновь почувствовала, как глаза застилает пелена из слез, будто бы на похоронах. Масштабных похоронах семи миллиарда людей.
– Сколько людей будет спасено?
Элис, перебиравшая в это время вешалки с коктейльными платьями, будто бы собираясь ночью на свидание к самому дьяволу, от неожиданности дернулась. Нервы ни к черту.
– Вроде около сотни, но мне неизвестно обо всех станциях.
«Станции».
Отлично! Новое слово. Я смогла выудить из нее очередную зацепку. Множественное число. Их много. Я надеюсь.
Налет неподдельной радости от успеха сменился отчаянием. Сто человек из семи миллиардов. Серьезно? Господи. На «Титанике» и то больше людей выжило.
Элис лишь пожала плечами – ни распределение, ни выбор кандидатов не зависели от ее прихотей.
Мы преодолевали этаж за этажом, совершая почетный круг, поглядывая на каждый наряженный манекен. Музыка впервые за долгое время действовала на нервы. В одном из магазинов был собственный плейлист, а от одной песни, где повторялись слова: «Если бы сегодня был твой последний день», я сбежала, зажав уши руками.
В каждой песне мне слышались слова: «смерть», «последний», «если я умру», «завтра», «похороните».
Элис сказала, что у меня развилась паранойя на нервной почве. Не спорю.
Я мысленно разрывалась между двумя возможными сценариями: отключиться и не приниматься реальность за правду или упасть на колени и рыдать. Пока не побеждала ни одна из сторон. Я стирала непрошеные слезы и утыкалась в табличку-подсказку.
В Лос-Анджелесе почти десять, а у нас полдень.
Через пять часов все закончится.
Желудок сводило от голода и стресса. Мне казалось, что я свихнулась намного раньше, отгрызла во время завтрака кусок керамической кружки, и теперь он путешествует по моим внутренностям, разрезая на части мягкие ткани брюшных органов. Еще чуть-чуть и кровь пойдет горлом.
Элис предложила пообедать или взять что-нибудь с собой. Удивительно, как это еда не стоит ей поперек горла или не лезет наружу. Перед тем как покинуть торговый центр и переместиться восточнее – в ресторан бизнес-центра, я отпросилась в туалет. Слезы, что душили на каждом этаже, куда-то исчезли, и я не смогла выжать из себя ничего. Рвать было нечем.
Опустив крышку унитаза, я забралась на нее с ногами и вновь вскрыла конверт. Какое предсказуемое содержание!
Первая бумажка – оригинал свидетельства о смерти. Понятия не имею, как «Кооператив» позаимствовал (украл) его у моей семьи, но листок одним движением превратился в комок, который я планировала смыть в унитаз. Четыре скрепленных листа – выдержки из вскрытия. Написанное мало соответствовало пережитому. Версия про болевой шок оказалась правдива. У меня обнаружили разрыв селезенки, трещины в двух и перелом одного ребра, которое после вторичного падения проткнуло легкое. Какие-то ужасы, право слово.
Я с трудом верила, что весь набор можно получить от единственного столкновения с автомобилем, а еще не могла представить проткнутое легкое или разрыв какого-то органа. Как это было внутри? Просто кусок кости воткнулся в поролоновое легкое? (Мне говорили, что человеческие легкие, точно губка. Вот и ассоциации).
По результатам анализа у меня обнаружили ноль восемнадцать промилле алкоголя; версии нелепого самоубийства и случайности лидировали. Того парня так и не посадили, признали невиновным.
