Текст книги "Дьявол в деталях (СИ)"
Автор книги: thewestwindchild
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Когда автомобиль тронулся, мне дали последнее наставление: «Не высовываться из окон» и «Не привлекать внимание», точно смутные очертания в тонированном окне вызвали бы интереса больше, чем единственный автомобиль, рассекающий по пустынной автостраде. Мир пропал в завесе смога, ошибочно принятого мною за туман.
Больше ничего не было. Ничего, что создавалось руками человека.
Мне вернули кислородную маску и замотали в плед, предугадывая очередную истерику. Прижимая крепче к груди мобильный телефон, я ощущала, что я в безопасности, что осталось что-то живое хотя бы в моей памяти. Мысли о прошлом убивали и согревали одновременно, побуждали содрать с себя шкуру и бороться.
Будто бы птица взмывает вверх, – прошептала я, зная, что губы скрыты краем пледа. Я так и не вспомнила полностью песню, кусочками, но выбросила строчки замещения, просто проговаривала про себя то, что хорошо помнила. Оно действовало успокаивающе, моя собственная молитва.
В кромешной тьме салона внедорожника я пыталась различить что-то светлое и отвлечься. Женщина пару раз подумывала уложить меня на пол, но автомобиль подбрасывало на ухабах, и я бы разбила голову и заработала сотрясение. От меня, правда, никакой пользы.
Она сказала, что на станции, куда меня отправляют, иной контингент. По пальцам пересчитать тех, кто был на «пятой» и немерено богачей, стараниями которых «Кооператив», которому мы все еще должны оставаться благодарны, смог осуществить операцию. Стоимость билета – сто миллионов долларов. Насколько должен быть силен страх смерти, что люди отдали такие деньги за койку в склепе? Сто миллионов для отделки стен гроба.
– Кто же тогда был на пятой станции?
– Умные детишки по части физики, химии, биологии. Неиссякаемые фонтаны идей нашего поколения. Стипендиаты, кажется, Билла Гейтса. Те, кто может что-то изменить.
– Я тут не причем.
– Не забывай, что и у таких людей есть жены, любовницы, сестры.
– Я снова не причем. Я же говорила об ошибке в моем выборе.
– На тебя есть дело, – она постучала пальцами по папке, спасенной, наверное, раньше меня. – Ошибки нет. Еще есть избранные личности с особенным строением генов. Подумай об этом.
Автомобиль остановился перед коваными воротами и оградой по периметру. Женщина отдала мне защитный костюм, выглядевший так, будто был взят прямиком со съемок фильма.
«От бета излучения и частично от гамма излучения. Усовершенствованная модель. Такие носят спасатели».
Папку с личным делом я свернула и разместила в штанине. Плед у меня забрали. Он мог повредить радиационно-защитный костюм. Кислородный баллон вместе с маской остался в машине.
– А вы? Где вы остановитесь?
– Для меня места нет, – с горькой усмешкой отозвалась женщина, застегивая молнию на ядовито-желтом костюме. – Иди и постарайся выжить.
Она переместилась назад на пассажирское сидение рядом с водителем. Дверь открылась и в салон хлынул смог. Спуститься вниз оказалось не легче, чем подняться. Присев на край, я свесила вначале одну ногу вниз, затем другую, а после попробовала спрыгнуть так, чтобы не зацепиться ни за что и не изорвать единственный костюм.
На резиновые сапоги тонким слоем ложился пепел. Еще одна составляющая нового мира. Большой сожженный феникс.
Сразу же подняться на ноги мне не удалось. Я смотрела на распахнутые ворота, которые казались смутно знакомыми, и пыталась понять, куда ведет меня этот путь. Во тьму или к свету? К спасению или новой череде страданий?
Автомобиль еще не отъехал. Честно говоря, я могла бы еще уместиться под его колесами и позволить переехать себя пару раз.
В костюме особо не вздохнешь. Он не предназначался для длительного нахождения на открытом пространстве, а потому я все же поползла в сторону нового убежища, найдя в себе силы подняться на дрожащих ногах.
Вдаль я ничего не видела и каждый шаг в неизвестность давался с большим трудом. Ворота закрылись автоматически, оставляя выжженный мир за коваными прутьями. Со всех сторон меня окружали не изъеденные адским пламенем деревья, где-то еще отчетливо виднелись листья, покрытые слоем пепла. Выжженная солнцем трава под ногами, комья грязи.
Шаг. Еще шаг. Шаг. Раз, два, три.
Впереди замаячила фигура в черном радиационно-защитном костюме, напоминающем средневековое облачение чумного доктора. Я ошибочно приняла улучшенную версию маски за клюв птицы.
Человек в костюме развел руки в стороны в доброжелательном жесте, указывая вперед. Я кивнула и выдавила из себя приветливую улыбку, жалея, что мое лицо не скрыто подобной маской. Идти снова стало тяжело и опереться не за кого и не за что. Трогать незнакомого человека мне не хотелось.
Я старалась смотреть под ноги. Зеленые резиновые сапоги казались грязными. Холод практически не ощущался. Может, чудо-костюм из обмундирования супергероя не пропускал холод, может, здесь и не было холодно. Снега, по крайней мере, я не видела. Думаю, лучшим умам этого времени следует обратиться к той теории, где говорили, что начнется война за теплые участки земли. Четвертая мировая? Я нервно хихикнула, надеясь, что этого никто не услышал.
Деревья, образовывавшие круг, расступились, представляя взгляду пустую поляну и едва различимое черное пятно. Кажется, я знаю, что это. Я попыталась прогнать гнетущую тревогу и мысли, которые, будто рой обезумевших ос, закружились в моей голове. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, Господи, нет.
Два шага и ноги предательски подкосились. Если бы не костюм, я бы ободрала кожу на ладонях и коленях. В глазах потемнело. Я зажмурилась и после принялась учащенно моргать, замечая у чужих ног выжженный вереск. Дышать снова стало тяжело, и я жалела, что не тащу с собой кислородный баллон. Насколько бы мне его хватило?
Голоса в голове зазвенели. Я прижала ладони к ушам, но это не сработало. Свист слишком громкий, а смех звонкий.
«Лабиринт?»;
«Скульптура. Ты когда-нибудь видела снег?».
Бездна воспоминаний затягивала, но рука неизвестного вовремя выловила меня, помогая подняться. Голова шла кругом, а каждый шаг вынуждал стиснуть зубы. Я закрыла глаза. Пусть меня ведут к этой гильотине вслепую. Я боюсь призраков.
В лифте я вновь открыла глаза. Я совсем забыла, как выглядело это место. Теперь будет достаточно времени, чтобы вспомнить и изучить каждый дюйм. Двери здесь прочные, если прижмут, то переломают все кости разом. Фигура в черном приказала встать в центр на решетку, будто бы в первый день в новой школе, когда просят представиться и рассказать о себе. Я мертва, но не совсем. Мне сказать больше нечего.
Неизвестная хрень, похожая на пар из утюга на режиме «отпаривание», обдала меня сверху донизу. Сквозь костюм я ничего не почувствовала. Человек в черном повторил процедуру, согнав меня назад.
Что-то загудело и помещение озарил желтый свет. А какой был до этого? Дверь напротив с грохотом открылась, впуская невысокую девушку в сером, которая мгновенно оказалась у меня за спиной, дергая молнию на костюме.
Из штанины на пол выпала моя папка. Девушка покорно подняла ее и всунула мне в руки, стыдливо опустив взгляд на пол. Ее темные волосы были собраны по бокам в две аккуратные полусферы. Тоже мне, Принцесса Леа.
Другая дверь открылась с меньшим грохотом. В проеме застыла женщина со свечой в одной руке и тростью в другой, загораживавшая собой узкий проход. Не знаю, что из этого комичнее – платье в пол с уймой рюш или серебряный набалдашник трости в виде вороньей головы с камешком-глазом.
– Я Вильгельмина Венебл, – хорошо, что она представилась сразу. – Добро пожаловать на третью станцию.
Я кивнула, подавляя желание сказать просторечное «Здрасьте» женщине с тростью в подобном одеянии. Мое платье и голые коленки как-то не вписывались в окружающую обстановку.
Для хромой или больной Вильгельмина двигалась резво, пока я припадала плечом к стене, ища опору в чем угодно. За день я прошла больше, чем за последние месяцы, и нуждалась в длительном отдыхе.
В приглушенном свете не одного десятка свечей здесь все еще пахло, словно на похоронной службе. Венебл сохраняла молчание все время, пока мы шли по тому месту, где ранее была гостиная. Я запомнила ее с прошлого раза, а вот узкий коридор и крутую лестницу – нет. Мне бы не повредила трость, как у нее.
– Ты, значит, с пятой станции, – произнесла она, не оборачиваясь ко мне. Я видела только то, как колышутся крупные серьги с грушевидными камнями, кажется, рубинами, в ее ушах. – Тебе повезло выжить. Учитывая, что три станции пали, и мы последний оплот цивилизации.
Я остановилась, ухватившись за выемку в стене, где стояла свеча и под пальцами ощущался старый воск. Три станции из пяти пали? Еще недавно мне говорили, что пятая станция – единственная станция, которая прекратила свое существование из-за осторожности и несоблюдения установленных требований.
Кто кого водит за нос? Доказывать что-то я не стала. Может, ей специально говорили ложную информацию. Или мне, чтобы не довести до нервного срыва. Так или иначе, лучше нам не станет.
– В течение длительного времени это место было частной школой для выдающихся юношей.
– Готорна.
Черт. Зря я это произнесла. Венебл резко обернулась и с пренебрежением взглянула на меня, а после на папку в руках. Я покачала головой, мол, ничего, неважно. Что случилось с ее учащимися?
– Теперь, – Вильгельмина вновь продолжила свой рассказ, отбивая тростью места, где следовало бы поставить запятую, если бы я записывала слово в слово. – Это надежное и прочное убежище. Хвала «Кооперативу», – кажется, это мы будем повторять всякий раз при мысли о нашем спасении вместо «Аллилуйя». – Наша жизнь, вероятно, покажется тебе однообразной, отдающей регрессом, но, увидишь, происходящее – слаженный механизм, работающий, как часы. Какой у тебя уровень?
– Уровень?
– С тех пор, как мы вернулись к естественному порядку и забыли о равноправии… существуют «Лиловые» и «Серые». К кому из них ты относишься?
Я замямлила и открыла папку. Там не было и слова о подобной ереси и иерархии, как и на пятой станции. Мы все были равны там. Чем кто-то из первой касты лучше тех, кто из второй? Что за поганое клеймо?
– «Лиловая». Я вижу.
– Видите?
Венебл кивнула, перехватила трость у деревянного основания, и коснулась серебряным клювом ворона с набалдашника моего запястья. Точно, браслет. Мне сказали надеть его перед отъездом. Лиловая бирка на пластмассе – единственное, что выделяло среди других.
Я заскучала по пятой станции.
– Как у «лиловой» у тебя есть право на собственную комнату. Вижу, что павшая станция не ценила свод указаний «Кооператива» и жила в беспорядке, но здесь такого нет. «Лиловые» носят лиловое, «серые» – серое. «Серые» – наши рабочие муравьи, счастливцы, вырванные из толпы, готовые на все, чтобы не проводить свое время, вкушая радости гамма-излучения и ядерной зимы на поверхности.
Я резко вспомнила о первом платье, в котором оказалась в этих стенах. Пустили ли его на тряпки? Или оно все еще валяется где-то в одном из шкафов?
– Правила просты. Ко мне обращаться исключительно как «Мисс Венебл», не покидать пределы бункера и никакого совокупления, – на последнем я усмехнулась. Последний раз такое слово мне приходилось слышать, наверное, на уроке биологии в средней школе. – Это кажется смешным, мисс?
Я отрицательно покачала головой. Желание присесть на чей-то член – последнее в моем списке. Мне хотелось есть человеческую пищу, принимать душ по несколько часов, пить, пока не стошнит, ступить босыми ступнями на разгоряченный песок, умереть от переизбытка эмоций в Новом Орлеане… получить все то, чего у меня никогда больше не будет.
– Коктейли в музыкальной комнате в шесть тридцать.
Она забрала у меня из рук папку и оставила подсвечник в моем распоряжении. Комната казалась знакомой до боли. Теперь недостаточно захотеть, чтобы огонь вспыхнул и зажег фитиль каждой свечи. Это приходилось делать при помощи каминных спичек, принесенных кем-то заранее.
Даже с четырьмя свечами помещение оставалось мрачным.
Я снова осталась наедине со своими демонами. Следуя за Венебл, старалась не смотреть по сторонам, боясь обнаружить в углу очередных призраков. Я помнила, как впервые оказалась в этом помещении. Сложно забыть место, где ты заново родился. Символично, что умереть мне предстоит в этом же месте, хотя, думаю, это правильно. Как там говорят? Предать тело земле, что тебя породила. Или школе Готорна, не суть.
Забравшись с ногами на заправленную постель, я сцепила руки в замок, глядя на пламя свечей. Из склепа в золотую клетку. Сунув под подушку телефон и зарядку, я принялась разматывать из ткани нижнего белья наушники. Цирк, знаю, но рисковать не стоило.
Сил у меня было мало, но сон не шел. Я то и дело открывала глаза, упиралась взглядом в горящие свечи, пыталась уснуть, успокоить себя, но мозг продолжал работать. Майкл, к сожалению, не умер и не избавился от «человеческого» и «человечного». Своеобразный выбор места для третьей станции подчеркивал старые привязанности. Мне хотелось поиграть в психоаналитика.
В последний раз, когда я почти задремала, в дверь постучали. Промычать – единственное, что пришло в голову в данной ситуации. В комнату вошла та девушка, что уже помогала мне избавиться от защитного костюма.
– Вам нужна помощь, мисс?
Я поежилась. Мы ровесницы или около того, а потому фамильярничать мне было ближе.
– Помощь в чем?
– Нарядиться к ужину и коктейлям в половину седьмого.
– Я устала и не собираюсь туда идти. Только на ужин.
– Но, мисс, – девушка подошла к платяному шкафу. – Присутствие обязательно. Иначе сюда придет Кулак или кто похуже. Я помогу вам одеться.
Раздался лязг вешалок по штанге. Девчонка сняла одно из платьев и показала мне. Корсет и кружева – уже чересчур. Наряды как демонстрация того, на сколько веков назад нас откинул апокалипсис – во времена испорченного вкуса?
– Ты издеваешься? – поднявшись, я коснулась пальцем шнуровки, спереди укрытой слоем безобразных рюшей. – Это что, портьеры?
Серая стушевалась и вынула следующее, что ничем не лучше предыдущего. Последующие платья оказались столь же отвратительными. Подобное одеяние красиво на мелованных страницах учебника истории, в фильмах тоже ничего, дизайнеры получают парочку премий за такое, но не надевать же это на себя. Сплошное неуважение.
Во-первых, к той же мадемуазель Шанель.
С обувью дела обстояли так же. Атласные кандалы из детских сказок про удобные хрустальные туфельки для бала. Подобного дерьма не было в школе Готорна; оставалось перевести стрелки на Венебл. Лиловый – цвет королей. Мария Антуанетта поднялась к Мадам Гильотине в лиловых туфлях. Вот и весь сюрреализм.
Платье я надеть согласилась, но в зеркало не смотрелась. Я не делала этого больше месяца, а потому изменять традиции не собиралась. Отражение наверняка разобьет мне сердце.
Серая проводила меня вниз, согласившись держать за руку, чтобы я не свалилась на первой же лестнице. Я старалась смотреть только на пол и следить за размеренностью дыхания, чтобы исключить вероятность того, что кто-то обнаружит меня в углу, раскачивающуюся на месте и обезумевшую.
Дорога вела к библиотеке, в которой когда-то состоялся решавший мою судьбу разговор с преподавателями. Жаль, что меня не сослали подальше. Мы остановились у коридора, идентичного тому, что вел к лестнице на второй этаж. Серая отпустила мою руку, мол, пришли.
– Ты не идешь?
– У меня еще много дел, – произнесла она. – Прошу прощения.
Она быстро засеменила в противоположную сторону. Прошло меньше двух месяцев, а Венебл и россказни о милосердном «Кооперативе» уже превратили ее из сформировавшейся личности в предмет интерьера? Личную служанку? Я хотела было окликнуть ее, спросить, не бьют ли их, но на втором этаже промелькнула серая тень. В другой раз.
Идти не хотелось, но выбора нет. Рано или поздно мне предстояло бы увидеть этих людей, говорить с ними. Я замешкалась у двери, прислушиваясь к едва различимым голосам, заглушенным музыкой. Sophisticated.
Школа Готорна или Третья станция – это не имеет значения и не отменяет роскоши и изыска.
Музыкальная комната, она же библиотека школы Готорна, потерпела изменения. Они добавили два дивана друг напротив друга, кофейный столик и какую-то усовершенствованную радиолу.
– Сюда что, решили собрать всех выживших?
– Ну и ну! Свежая кровь!
– Последний раз у нас было пополнение почти месяц назад.
Я вертела головой из стороны в сторону, пытаясь понять, кто говорил в данную минуту. Взаимодействие с таким количеством людей сразу осталось, наверное, в далеком и непродолжительном университетском прошлом. На пятой станции я ни с кем не говорила, а последние годы жила одиночкой.
– Вы ее пугаете, – усмехнулся кто-то рядом со мной.
Я хотела убедить всех в обратном, но молодой мужчина был прав. Они меня пугали.
Устроившись на кожаном диване, мне страсть как хотелось слиться со стенкой. Напротив чинно сидела женщина в возрасте и ковыряла взглядом дыру в пепельном блондине, что нервно расхаживал кругами по комнате, отбивая отполированным ногтем сигнал спасения по кромке фужера.
– Симпатичные туфельки, – рядом с той пожилой дамой расположилась девушка, чьей прическе в условиях конца света можно позавидовать. Это сарказм. Я осталась в своих же ботинках, выбирая между босыми ногами в гольфах нимфетки-школьницы и тканевыми туфлями покойницы.
Другая Серая предложила мне фужер с пузырящейся жидкостью. Я нехотя взяла его в руки, ощущая себя обязанной. Было бы проще, если бы поднос с напитками стоял на кофейном столике.
– Не захмелей, – язвительно пропел пергидрольный блондин. Я поднесла к губам бокал. Ни черта это не алкоголь, хоть и называлось коктейлем. Обычная вода. – Изо дня в день мы пьем это, «чтобы это ни было» и слушаем сраную песню из плейлиста Сатаны.
При упоминании Сатаны я вздрогнула.
На пятой станции никто не норовил пообщаться друг с другом. Не исключено, что умные детишки сходили с ума от того, что кубки, стипендии и значки отличия теперь им не пригодятся в жизни, но переживать гибель родных все же лучше в одиночку. Побыть наедине с самим с собой – роскошь для третьей станции.
Окружающие продолжили меня игнорировать, осознав, что из меня не вытянуть и слова. Что ж, оно к лучшему. Я не совсем понимала, для чего и о чем нам разговаривать. Вскрывать старые шрамы воспоминаний? Если они отдали сто миллионов зеленых за то, чтобы снабдить шкафы нарядами прошлых столетий, а теперь сидеть на диванчиках, отхлебывая воду из фужеров, то, боюсь, у нас разные взгляды на происходящее.
– Новенькая, – тот молодой мужчина толкнул меня в плечо, отчего я вновь вздрогнула и вжалась в угол дивана. Факт выживания не означает, что я не одичала. Все ли заметили, как я ненавижу чужие прикосновения? – Ты откуда?
Вопрос поставил меня в тупик. Из Техаса? Это правда как ни крути.
– Я уже вижу, – он снова усмехнулся. – Ты была на какой-то станции или одна из тех, кому мы должны быть бесконечно благодарны?
Последние слова – плохо скрываемая ирония.
Сформулировать мысль в одно предложение мне не удалось. В комнату вошла Мисс Венебл, опираясь на трость и для баланса удерживая в другой руке колокольчик. Деланная показуха в ее исполнении и навязывание ее остальным не прельщали. Сегодня – исключение – она снизошла до нас, объявив о подаче ужина, демонстрируя всю официальность происходящего фарса.
Серые прижались к книжным полкам, удерживая опустевшие подносы в руках, позволяя белым или же лиловым господам пройти вперед. Двадцать первый век. Я с нескрываемым ужасом и удивлением наблюдала не то за самодурством, не то за предписанием свыше, пытаясь удержаться на поверхности сознания. И не закричать.
Песня, в самом деле, из плейлиста Сатаны.
Столовая почти не потерпела модернизации. Я уходила последней, руководствуясь тем, что все успеют занять места. Единственный свободный стул оказался между уже знакомым блондином и тучным молодым человеком. Они когда-нибудь представятся или назовут друг друга по именам?
Я взглянула на тех, кто сидел по ту сторону стола. Все же в «Кооперативе» сидят не самые лучшие умы нашего тысячелетия. Выбрать для выживания двух дамочек не репродуктивного возраста и парочку гомосексуалистов – не самый лучший вариант для последнего оплота цивилизации на земле.
С другой стороны – я бы не хотела ассоциироваться с маткой и влагалищем.
Серых в стенах третьей станции подавляющее большинство. Стоит ли ждать от них акта неповиновения через какое-то время? Вдруг они решатся свергнуть действующую власть?
Столовое серебро дружелюбно подмигнуло мне. Нож с зазубринами и вилка. Я бросила взгляд на Венебл и попыталась представить наказание за воровство. Уж больно мне приглянулся нож. В ожидании порции я коснулась пальцем зубцов вилки. Острые.
Я бы прихватила ее с собой тоже.
– Это все, что у нас есть, – вновь подал голос блондин, кивая на тарелку. Как хорошо, что не каша! Салатно-оранжевый кубик меньше спичечного коробка гордо лежал в центре черной керамической тарелки. Знаменитый «суперфуд», который еще не опробовали в течение длительного времени.
Я подковырнула кусочек при помощи ножа и вилки. Нож мягко затонул в желеобразной консистенции, словно в топленом масле. Выдохнув, я отправила кусочек в рот, надеясь, что через время у меня не вырастет вторая голова или третья грудь. Съедобно, но безвкусно.
– Сегодня к нам присоединилась гостья с пятой станции, – вдруг произнесла Венебл. Она уже успела ознакомиться с моим делом? Присутствующие мгновенно сосредоточили взгляды на мне, вгоняя в краску повышенным вниманием. – Разрушенной до основания станции.
– Не повезло им, – засмеялась или же усмехнулась пожилая женщина.
– И тебе тоже, – сквозь зубы произнес тот тучный молодой человек. Угроза? Не думаю. Я бросила взгляд на острые зубцы вилки. Не стоит недооценивать столовые приборы.
– Порядок – единственное, что поможет сохранить жизнь и стены, – продолжила гнуть свою линию Вильгельмина, сосредоточив взгляд на тарелке. – В мире, где не осталось ничего прежнего, не существует иного пути спасения.
На следующий день дела обстояли не лучше. На завтрак нам давали половинку кубика и неограниченное количество воды. В «Кооперативе» все-таки не дураки. Этой ерундой можно наесться, но от однообразия начинаешь хиреть.
Миссия «знакомство» все еще оставалась невыполненной. Я узнала имя блондинки, чьей прическе можно было позавидовать – Коко Сен-Пьер Вандербилт. Встречный вопрос о родстве с Магги Вандербилт, основательницей забегаловки «Знаменитый жареный цыпленок Gus», ее оскорбил. А тот, кому девчонка Вандербилт обязана своими волосами – отбеленный донельзя блондин – Галлант.
Единственный человек, что проявил ко мне излишнее дружелюбие – Стю, – молодой мужчина, который пытался разговорить меня еще в музыкальной комнате. Знакомство, правда, вышло отвратительным. Он произнес свое имя и вытянул руку, я пожала и сказала, что мне приятно, правда, приятно познакомиться. Стю засмеялся и сказал, что до сих пор не знает моего имени.
Ставлю десять к одному, что он счел меня тронутой.
Стю оказался интересным собеседником. Он был родом из Бирмингема, где у него остался отец – гнилой нувориш. Мы говорили об унылой Бирмингемской округе, я рассказала о последнем Дне благодарения, вызвав искренний смех. Я впервые за долгое время почувствовала облегчение, схожее с тем, что охватило меня при прослушивании музыки с Нэнси, если бы она была реальной (или все же была?).
Больше десяти лет назад Стю переехал в Лос-Анджелес и первое время жил в семи кварталах от того дома, где жила моя мама. Чудо случайностей и совпадений, ей-богу.
Во время коктейлей мы не так яро вступали в беседу. Стю миловался со своим бойфрендом, пока я краем уха слушала истории пожилой дамочки о бурной личной жизни. Если бы мне было суждено прожить на земле больше, то, полагаю, что я смотрела в свое возрастное отражение. Веселая тетка, не лишенная самоиронии.
«Здесь не так ужасно, – разоткровенничался Стю перед ужином. – Если отбросить мораль и… в общем, свыкнуться легко. Иной раз можно повеселиться».
Желеобразный кубик. Ничего нового. Только Венебл до сих пор не присоединилась к нам, как и ее прихвостни. Я посмотрела на присутствующих – заметили ли они отсутствие главной? Кажется, нет.
Вильгельмина не заставила себя долго ждать.
– У нас возникла проблема, – вместо приветствия объявила она, обведя липким оценивающим взглядом каждого. – В этой комнате был замечен всплеск радиации.
Галлант резко отодвинулся в сторону. Ножки стула противно заскрипели по начищенному паркету, оставляя на нем царапины.
– Это она! – он ткнул в меня пальцем и закрыл нос рукой, будто облучение передается через дыхательные пути. – Все она! Она здесь со своей разрушенной станции!
Кулак не мешкала. Я не успела и вскрикнуть, как она и еще кто-то вытащили меня с места, опрокинув стул на пол.
Слова о невиновности застыли где-то в саднящем горле. Это ли тот желанный свет и спасение, о котором я подумывала по пути сюда? Насколько жалкой я выглядела сейчас, ища спасение в наполненных неподдельной ненавистью глазах окружающих?
Каждый сам за себя. Нет никаких «мы». На Третьей станции либо ты, либо тебя, и нужно выбирать, что дороже – собственная шкура или игра в милосердие.
– Не вертись. Опусти руки.
Я застыла, следя за тем, как низкорослая женщина медленно рассекает воздух вокруг меня радиометром. Каждое потрескивание счетчика Гейгера сбивало дыхание. Еще немного, и на лбу выступит испарина от напряжения.
– Чистая, – заключила она, выбив из меня вздох облегчения. Я пошатнулась назад, упираясь ладонями в прохладную зеркальную поверхность. – Убирайся. Остальные положите руки на стол и не двигайтесь.
Парализованная страхом, я не сдвинулась с места, наблюдая за тем, как трещит прибор вокруг остальных. Тишину и неприятный звук счетчика прервал монотонный рассказ о последствиях облучения от этой женщины. Как они узнали о всплеске радиации, если на стенах не было ни одного радиометра?
– А вот ты, – треск усилился у лилового рукава Галланта. – Заражен.
– Это ошибка! Я… я не трогал ничего! Ничего! Только в-в-вол-лосы Коко! Скажи им! Иви!
Его выдернули еще быстрее, чем меня. Вилка с кусочком желе катапультировалась вниз, пока нож оставался на своем месте.
Галлант брыкался, словно зверек, пойманный в силки, пытаясь избавиться от чужих рук. Ногой загреб вилку, а та отлетела к моим ногам. Я сделала шаг вперед, закрывая подолом платья столовый прибор. Голод еще не настолько силен, чтобы подъедать ошметки с пола, а вот острый предмет мне пригодится.
– Нет-нет, постойте! Верните его! – пожилая женщина, очевидно, Иви так и застыла с вытянутой рукой, будто просила милостыню.
Меня привел в чувство треск и крик Стю. Представление было коротким, его любовник успел только завопить, когда Венебл отдала указание отправить обоих в комнату для дезинфекции. Последнее, что я увидела – Стю смотрел мне в глаза, будто пытался донести что-то.
«Не правда. Не верь им, – его голос зазвенел в моей голове».
А я и не верила.
До следующего дня на третьей станции повисла знакомая тишина и напряжение, равное смогу, застилавшему теперь мир. Я снова ощутила себя на пятой станции, ковыряя вилкой капли воска на подсвечниках.
Завтрак заменили обедом. Галлант нервно потирал запястья, скрывая красные глаза за лиловыми стеклами солнцезащитных очков. Место, где раньше стоял стул Стю, пустовало. Я бы не решилась сесть рядом с Венебл и хныкающим любовником.
Коко что-то говорила о том, как люди сходят с ума в замкнутом пространстве, поглядывая в мою сторону. Сука. Я стиснула зубы, ощущая, как зудит голень. Вилку я пронесла с собой в плотном белом чулке. При удобном случае я воткну ее кому угодно в шею. Пусть знают.
– Сейчас мы переживаем сложные времена, учимся жить иначе, памятуя об альтернативе, но даже в самое темное время, – Венебл разошлась в оборотах. – Следует помнить о хорошем и светлом.
Она с изяществом подняла крышку супницы, появившейся позади. Помещение наполнил аромат свежеприготовленной еды, в воздухе появился пар от бульона.
– Bonne bouche. Наслаждайтесь.
Наваристый бульон занимал только четверть тарелки, остальное пришлось на долю тушеного мяса. Настоящего, не соевого.
Я повертела в руках ложку. Никогда не любила супы. Похлебка, которой я обедала в этих стенах три года назад, будто снова подкатила к горлу. Я сделала глоток воды, отодвигая от себя тарелку.
Отрывки лекций о хранении и питании на пятой станции невольно всплыли в памяти, переплетаясь с лживыми речами Вильгельмины о существовании каких-то «мы» и всеобщей трагедии. Одиночка не слабее, чем группа, особенно, если владеет оружием.
Парень, что сидел на углу на противоположной стороне, отрицательно покачал головой, когда наши взгляды встретились. Его тарелка осталась нетронутой, между дрожащих пальцев зажата ложка. Прикрыв другой рукой рот, он поглядывал на остальных, словно пытался пробудить у них каплю здравомыслия. Откуда, черт возьми, взяться свежему мясу в четырех стенах?
– Скажи мне, что это не похоже на палец, – прошептал горе-любовник, толкнув меня локтем. На палец кость не особо походила, но и на куриную кость не смахивала. Я жила вблизи ферм и мне известно, как выглядит куриная тушка внутри. – Господи! Это мясо – это Стю!
Наваристая жидкость всколыхнулась, оставляя жирные следы на керамических стенках пиалы.
Повеселился.
Комментарий к 14 – Human Nature
Глава вышла больше, чем предполагалось, но я не смогла найти “золотой середины”, чтобы разделить ее на две части. Постепенно, к сожалению, или, к счастью, выходим на финишную прямую.
Надеюсь, что успею закончить работу 31 декабря.
Отдельное спасибо за комментарии. Это всегда отдельная порция вдохновения. ❤️
========== 15 – Happily ever after ==========
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.
В музыкальной комнате непривычно тихо. Одна и та же песня продолжала играть снова и снова, но никто из присутствующих не обращал на это внимания. Каждый замер с фужером воды, изредка делая маленький глоток.
Коко периодически подносила ладонь ко рту, дышала и боялась, что от нее пахнет рвотой. До того как ее собачонка Мэллори подоспела, чтобы надавить двумя пальцами на язык, девчонка уже Вандербилт сделала это сама. Ловко, бесшумно и почти искусно. Кто-то, кажется, пробудил в себе старые привычки.
Чтобы отвлечься, я наблюдала за танцем пламени в камине, руководствуясь мыслью о том, что на огонь можно смотреть вечно. Помогало слабо. Глаза то и дело застилала пелена слез от осознания – я не могу спасти всех, кто мне так или иначе дорог.
Горе-любовник Андре сыпал проклятиями, с ненавистью поглядывая в мою сторону, свято убежденный в том, что я состою из гамма-лучей. Он считал нас каннибалами, а мне и не хотелось его в этом разубеждать. Одно допущение того, что человек был разделан, словно животное и подан на стол уже служит красочной демонстрацией того, куда мы в итоге скатились. Наш поезд стремительно несся в пропасть, и дело тут вовсе не в платьях, свечах и канделябрах. Шаг за шагом мы приближались к первобытному обществу, в котором каждый готов на все, чтобы забить пустоту в желудке.
