Текст книги "This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (СИ)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Легким шагом Кеншин проскользнул по скрипучим ступеням на второй этаж. Ребенком он получал удовольствие от этой игры – бесшумно ходить и пытаться устроить ловушку Мастеру. Не то чтобы ему это когда-нибудь удавалось, не по настоящему. Только тогда, когда он наконец-то узнал, как маскировать ки, у него появились какие-то шансы, но Мастер каким-то образом всегда знал, где он находится.

А эти самураи из Чоушуу, проживающие в гостинице, даже не видели, как он передвигается. Они были так невнимательны, так шумны и всегда так самоуверенны.

Может, это хорошо, что они боятся меня.

Кеншин угрюмо вздохнул, прежде чем, затаив дыхание, сделать последние шаги к раздвижной двери своей угловой комнаты и аккуратно толкнуть ее в сторону.

Что?

Томоэ не спала. Она спокойно писала при свечах.

Почему? Разве ей не нужно рано утром работать?

Кеншин не знал, как долго он смотрел на нее из дверного проема, почти завороженный ее точными движениями при письме. А потом, может, из-за невольного шума, который он создал, или просто из ее осторожности, она повернулась, чтобы посмотреть на него через плечо.

Ее глаза немного расширились от удивления. Затем, после короткой паузы, она тихо сказала:

– Пожалуйста, проходите.

От ее голоса маленькие волоски на его затылке встали дыбом, и Кеншин сглотнул, более чем немного встревоженный. Почему? Не похоже, что от нее может исходить какая-то угроза!

Медленно он вошел внутрь, закрыв за собой дверь. Молча направился в свой угол, в хорошее и безопасное место у окна, где он мог видеть каждого, кто входит, и при этом смотреть на ночное небо. Кеншин вынул оба меча из-за пояса и сел, положив вакидзаси рядом и прислоняя катану к плечу, в легкой досягаемости. Стопка книг за спиной ощущалась твердой, почти комфортной.

Но нервозность бродила под кожей. Не было возможности заснуть, отдохнуть… не тогда, когда она там.

Она даже не смотрела на него. Она снова писала, ее движения сохраняли дотошность, легкий звук ее кисти был тише, чем храп соседей. Даже свет свечей не настолько ярок, чтобы раздражать.

Катана в его руках не способствовала успокоению. Но что еще он мог сделать? Он понимал, что должен поспать. Боги знают, как он устал после работы, после ужасной работы, которая была слишком долгой и слишком легкой. Эти люди ничего не смогли сделать, только умирали, как клопы.

Потом она закрыла книгу, в которой писала, положила кисть… и задула свечи.

Темнота накрыла комнату, мягкие тени летней ночи окрасили все в синие тона. А потом она, она…

Кеншин поспешно отвел глаза, чувствуя себя пристыженным теплом, поднявшимся к щекам. Он слышал шорох одежды, футона, перемещаемого и раскладываемого в стороне, пока она укладывалась на его постели.

Ее дыхание было мягким и устойчивым. Ее ки было знакомым, холодным и собранным… таким определенным. Кеншину нравилась ее ки – среди всех этих мерцаний вокруг него она ощущалась спокойным островком в море, безопасным… как дома.

Они долгое время оставались так. Ее дыхание оставалось постоянным, он слушал его спокойный ритм и наслаждался ее ки.

Кеншин не понял, когда заснул.

На следующий день Кеншин изо всех сил старался избегать ее. Это было совсем нелегко, потому что независимо от того, что он делал, казалось, что девушка – Томоэ – была везде. Не лично, разумеется, но абсолютно все в его окружении, казалось, имели что сказать о ней. Не ему напрямую, но все говорили о ней, и он слышал эти комментарии.

Казалось, все мужчины были ею увлечены. Однако, несмотря на то, что они не стеснялись петь ей дифирамбы, наряду с этим все думали, что раз она разделяет с ним комнату, то либо спит с ним, либо просто гулящая женщина. Кеншину не нравились эти предположения. Ему даже было непонятно, как вообще эта мысль могла прийти им в голову. Девушка, Томоэ, была не такой. Не такой!

С самого начала она была спокойной и собранной, как благородная дама. Ничего подобного тому, что предполагали хихикающие мужчины. И даже если у нее был кто-то особенный, то этот кто-то совершенно точно не он.

Нет, ему не нужно было договариваться с Томоэ, чтобы взаимно избегать друг друга.

Девушки-служанки в гостинице были еще хуже, по своему. Несмотря на то, что они не высказывали насчет Томоэ никаких грубых предположений, они, казалось, думали о ней хуже, чем мужчины. Они думали, что Томоэ странная, потому что никогда не улыбается. Они считали, что мужчины несправедливо восхищаются ее внешностью. Почему такая холодная и отстраненная девушка, как она, получает все эти восхищенные взгляды?

Кеншин понимал эти шепотки еще меньше. В конце концов, Томоэ вовсе не хотела привлекать внимание мужчин. Если бы ей это нравилось, она бы показала это каким-нибудь образом – улыбкой или флиртом. И не ее вина, что она красива, а люди это замечают. К тому же, она вовсе не отстраненная, просто очень вежливая.

И если быть по-настоящему честным, она была очень, очень приятным человеком, с которым хотелось бы делить комнату.

Она никогда ничего не говорила о его странностях, даже когда ему требовалось вечность, чтобы уснуть. И по какой-то причине она всегда бодрствовала, когда он возвращался с работы. Они не разговаривали, нет… она никогда ничего не говорила, но Кеншин знал, что она знала, что он только что убил кого-то. Вместо этого она оставляла свое занятие – шитье или письмо – и раскатывала постель, и ложилась в темноте.

Они спали рядом в течение нескольких часов… он, слушая ее спокойное дыхание и чувствуя ее спокойную и знакомую ки.

Это стало обыденностью – почти комфортной.

Однажды, когда Кеншин вернулся из города, он услышал, как одна из девушек-служанок сердито прошипела Томоэ:

– Вы двое подходите друг другу. Оба проморожены до самого сердца.

Это едва ли стало самой худшей вещью, которую люди когда-либо говорили о Кеншине, и он мог бы просто сделать вид, что не слышал этого, если бы не видел, что Томоэ поспешно извинилась и убежала на задний двор.

В первый раз он видел, что ее что-то задело, и он не мог не ощутить любопытство и не последовать за ней. Томоэ присела под кленом возле бани и вынула из складок кимоно книгу. Ту же книгу, которую она носила с собой везде, куда бы ни пошла, и в которой она писала время от времени.

Должно быть, ее дневник, понял наконец Кеншин.

Он никогда не видел, чтобы кто-то вел дневник, но слышал об этом. Некоторые люди записывали свои мысли, чтобы лучше запомнить. Это всегда казалось ему прихотью богачей, потому что бумага и чернила были предметами роскоши…

Томоэ открыла книгу, перелистала страницы и принялась читать. Однако он не мог не подумать, что она выглядит печальной. Именно из-за ее ки. Вместо того, чтобы быть холодной и собранной, она просто ощущалась холодной, как снегопад в зимнюю полночь.

Вспоминала ли она о чем-то? Может, о семье? Кеншин нахмурился. Разве она не сказала, что сейчас она одна?

Внезапно слова служанки показались куда более болезненными. Потому что если это правда, если Томоэ осталась совсем одна… возможно, она читала свою книгу, чтобы заглушить боль, так же, как делал и он.

Понять это было ужасно.

Как, должно быть, ей трудно, одной в городе? Без семьи и кого-то, кто мог бы поддержать ее… Где она остановилась? Что ей пришлось делать, чтобы выжить? Как она жила до того, как он наткнулся на нее? Что у нее было, кроме ее книги и одежды?

Кеншин отвел взгляд, чувствуя стыд. Он слишком хорошо знал, каково иметь так мало. У него и сейчас было немного, но он всю жизнь жил в бедности. Она же нет… Перед тем, как случилось что-то плохое, она, должно быть, имела все. А теперь у нее не было ничего.

Я был очень груб, не так ли? Кеншин понял это с замиранием сердца.

Может, для нее лучше оставаться здесь. Несмотря на то, что здесь опасно, здесь она, по крайней мере, не одна. Здесь были такие люди, как Оками-сан, которая была готова дать ей второй шанс, работу и крышу над головой.

Да, может, неплохо, что она осталась.

Он не чувствовал себя вправе вторгаться в ее пространство, так что ушел. Может, ему стоит использовать эту возможность, чтобы разобрать мечи. Он довольно давно чистил их, не так ли?

После этого Кеншин старался относиться к Томоэ мягче и не избегать ее так категорично. Всякий раз, когда возникала необходимость поделиться вещью в комнате, он не высказывал никаких протестов. Словно понимание того, как мало у нее осталось, открыло ему глаза. К сожалению, он ничего не мог поделать с теми шепотками, которые ей пришлось выслушивать… но опять же, ему тоже приходилось страдать от них.

Однажды ночью, после особенно тяжелой работы, Кеншин снова мыл руки и вообще жалел себя. Он долго преследовал свою цель, прежде чем понял, что не может больше откладывать, и был вынужден убить человека прямо на его улице. Само убийство было легким, как и все остальные в эти дни… но почему-то слова, сказанные Томоэ ранее, относительно убийства только тех, кто был вооружен, продолжали звенеть в его ушах.

Трудно было оправдываться убийством только вооруженных целей, когда на самом деле для него не имело значения, несли ли цели оружие или нет. Вооруженные мечами или западным оружием, в одиночку или охраняемые телохранителями, все они умирали одинаково. Убийства были слишком легкими. Кеншин был слишком быстрым, и даже тогда, когда у кого-то получалось блокировать его удары… с Кентой и их трюком с ки они могли прорезать все, что угодно, даже мечи его целей.

Так имело ли значение то, чем его цели собирались защищаться?

Если придет приказ убить женщину? Ребенка? Кеншин надеялся, что никогда не узнает об этом. Потому что если это будет способствовать достижению целей Ишин Шиши, если это необходимо… у Кеншина было ужасное чувство, что Кацура-сан, не колеблясь, отдаст такой приказ.

Это правда, Кеншин убивал по приказу Кацуры-сана. Но был ли он хладнокровным убийцей, как сказал один из его наблюдателей? Кеншин так не думал. Он не хотел убивать. Нет, он ненавидел это. Всегда ненавидел.

И он ненавидел то, что это необходимо.

Чтобы создать новый мир, чтобы обеспечить счастье простых людей, необходимо было убивать людей… так ведь?

Но опять же, действительно ли эти бесконечные убийства больше служат на благо простого народа, чем убийства бандитов, которые совершал Мастер? Кеншин присоединился к этому восстанию потому, что считал, что это правильный путь использования силы Хитен Мицуруги… но он не сделал ничего по-настоящему хорошего?

Приближение знакомой ки вытащило его из размышлений. Эта холодность, спокойное место в море ки не могло быть никем другим, кроме Томоэ. Его не удивило, что она не спит. Она никогда не спала, пока он не возвращался домой с работы. Но почему она пришла к нему?

– Вы должны закрыть вашу рану прежде чем мыть руки.

Что? Кеншин моргнул, рефлекторно касаясь щеки. О… это кровотечение, снова.

Сейчас, когда он заметил это, кровь стекала по шее и капала на раковину. Кеншин отвел глаза, чувствуя некоторую неловкость за то, что был пойман с этим кровотечением. Не глядя на нее, он взял маленькое полотенце, которое она ему протягивала, и приложил к ране.

Почему это все еще происходит?

Рана нанесена несколько месяцев назад. Такого кровотечения не должно быть.

Томоэ спокойно наблюдала за ним, но что-то странное было в ее взгляде.

– Долго вы намерены продолжать убивать?

Кеншин напрягся и искоса посмотрел на нее. Так или иначе, прямо сейчас все его аргументы были пусты. Все его великие рассуждения тоже были пустыми, и нечего было их повторять. Ее темные глаза осуждающе смотрели на него в тишине. Хотя она не настаивала на ответах. Просто подождала минуту, прежде чем повернуться и уйти.

Кеншин посмотрел ей вслед. Полотенце, которое она ему протянула, мягко ощущалось кожей. Так мило с ее стороны, что она принесла его, но как она узнала, что оно необходимо?

И этот вопрос… Как он мог ей ответить, если сам не знал ответа?

Но если он больше не собирался убивать, то как ему остановиться? Ишин Шиши и революция все еще оставались. Он не мог оставить общее дело и Кацуру-сана, пока Бакуфу не свергнуто.

Но когда-нибудь… как замечательно жить в мире, где в убийствах нет необходимости.

Комментарий к Глава 20. Она

Иллюстрация: https://vk.com/photo-128853700_432264315

========== Глава 21. Волки на пороге ==========

Итак, Кеншин позитивно отреагировал на девушку. Это хорошо. Одна из немногих хороших новостей за эту неделю. Кацура вздохнул, свернул письмо и спрятал его в рукаве.

– Идем к гостинице, – тихо пробормотал он Катагаи. – Есть еще одно дело, которое мне нужно завершить сегодня вечером.

Было очень поздно. Встреча затянулась дольше, чем ожидалось. Все были на взводе. Сперва захват Фурутаки, затем отдельная утечка информации, а теперь Миябе отказывается следовать доводам разума. Кацура уже был готов разорвать с ним всякие отношения, но если он сделает это… кто знает, на что решится этот старый чудак?

Нет, среди всех этих преследующих его забот развитие событий с Кеншином и этой девушкой воспринималось лучом надежды, чем-то, чего будет достаточно, чтобы привести к положительным изменениям. Если, конечно, все было сделано правильно.

Изоляция и стресс, которые пришлось выдержать Кеншину, и взрослого человека свели бы с ума. А такого молодого мальчика… Кацура покачал головой, прекрасно понимая, почему Иидзука был на грани. Были и другие хитокири, и немало их уничтожено собственными фракциями из лучших соображений.

Это была ужасная работа, которая быстро уничтожала людей, выполнявших ее – мало кто мог справляться с ней больше пары месяцев. Они неизбежно или сталкивались с равным себе в бою, или теряли цель. Убийца, которому нельзя доверять – как нож у горла своего хозяина, всегда. И независимо от их намерений они все слишком много знали. А если убийце нельзя доверять, лучшее место для него – безымянная могила.

Было очень плохо, что Иидзука и его люди в гостинице не смогли привлечь Кеншина в свои ряды. Если бы у них получилось, то этой дилеммы можно было бы избежать.

Поэтому в сложившейся ситуации Кацуре пришлось полагаться на эту девушку, эту Юкиширо Томоэ.

Иидзука очень тщательно проверил ее прошлое, но нашел на удивление мало. Она происходила из семьи, несомненно, занимавшей довольно высокое положение в провинции Канто. Однако ее имени не было ни в одном из родовых реестров. Это могло означать две вещи: либо она солгала об этом… либо ее имя было намеренно исключено из записей.

Катагаи сразу же сделал вывод, что она шпионка, и рекомендовал устранить ее при первой же возможности. Но быть чрезмерно подозрительным – это работа телохранителя.

Кацура не мог позволить сомнениям омрачать его суждения, особенно когда так много поставлено на карту. В конце концов, девушка действовала не как шпионка. Она не вступала в контакты ни с кем за пределами гостиницы, даже когда у нее была прекрасная возможность сделать это. Нет, она полностью погрузилась в новую работу и выполняла ее очень хорошо. Даже Оками-сан не могла сказать о ней ничего плохого.

Кроме того, разве нелогично для девушки с подмоченной репутацией взять новое имя и начать новую жизнь?

Потерянная девочка, брошенная кошка гораздо лучше подходила для всей этой ситуации, чем девушка честного имени. Она ни с кем не связана, никто не станет искать ее… и она прекрасная, одинокая молодая леди.

Кацура сделал паузу, прежде чем постучаться в дверь и тихо спросить:

– Могу я войти?

– Войдите.

У нее очень приятный голос. Интеллигентный акцент Канто, как и сказал Иидзука. Кацура вошел внутрь, задвинув за собой дверь.

– Уже очень поздно. Простите, что беспокою вас.

– Если вы ищете Химуру-сана, то он ушел на ночь, – уверенно ответила она, настороженно посмотрела на него и отложила платок, который вышивала.

– Я знаю. – Кацура наклонил голову. – Я тот, кто отдает ему распоряжения. Я знаю обо всех его передвижениях.

Девушка узнала его, и ее глаза распахнулись.

– Пожалуйста, – улыбнулся Кацура, – не составите ли мне компанию за чаем?

В напряженном молчании она последовала за ним вниз, в столовую, куда Оками-сан принесла им чай. Девушка взяла на себя обязанность разлить его, и когда она перешла к традиционной чайной церемонии, ее движения сохраняли элегантность и утонченность – такое воспитание можно было получить только в хорошо обеспеченном доме.

Кацура аккуратно изучал ее, ведя обычную для данного случая беседу: как ее дела, что она думает о своей работе, нет ли каких-либо неприятностей и не нужна ли ей помощь. Простые вопросы творили чудеса, успокоив ее достаточно, чтобы она не напряглась, когда он спросил:

– А как ваше пребывание с Химурой-куном?

– Он очень вежлив.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Кацура, не ради критики, а чтобы выразить свое ироничное удивление. – Он действительно вежливый и воспитанный юноша. Особенно сейчас, как убийца.

Она тихо вздохнула и отпила чай, чтобы скрыть удивление.

Потрясающее хладнокровие, отметил Кацура с растущим уважением. Однако она еще очень молода и показала ему достаточно, чтобы он понял – она знает о работе Кеншина. Конечно, Кацура подозревал это, особенно когда до его ушей дошло замечание Иидзуки, что меч Кеншина дал осечку, что он снова проявил нерешительность в работе.

Вот, это подтвердилось.

Глаза девушки сузились, ее тон стал резким, когда она задала собственный вопрос:

– Как вы могли сделать его своим убийцей? Он же еще мальчик. Он еще даже не совершеннолетний…

Кацура улыбнулся. Я знал.

Женщины всегда обижаются, когда чье-то детство и юность заканчиваются слишком рано.

Но разве и он, и Такасуги не чувствовали себя неловко от перспективы использовать такого молодого юношу? Но тому были веские причины. И тогда, и сейчас. Отчаянная потребность в искусстве Кеншина не исчезла. Но как ему заставить ее понять?

Такая своенравная девушка, как она, может просто сделать так, что Кеншин снова потеряет уверенность, а это неприемлемо. Нет, чтобы быть полезной, она должна понять.

– Потому что он верит в то же, во что и я, что мы делаем это, чтобы построить новую эру, где каждый сможет жить в мире, – мягко ответил Кацура, глядя на свой чай, отпивая медленный, просчитанный глоток. – Все эти убийства – это безумие… но они должны быть совершены.

– Безумие? – ее глаза были осторожны, но головка слегка наклонилась в сторону, неосознанно выдавая любопытство.

– Когда я был молодым, Такасуги и я, и многие другие наши друзья учились у Есиды Сёина. Он был казнен Бакуфу, – объяснил Кацура, сохраняя мягкость в голосе. – Он однажды сказал, что мы разрушаем эпоху Тогукава, которая привела людей к безумию. Если мы хотим создать новую эру, мы сами должны сойти с ума.

Ее неуверенность и страх стали очевидными в напряженных линиях ее позы, в том, как тщательно она старалась сохранить невозмутимость на своем красивом лице. Но ее глаза выдавали ее. Нет, она прекрасно знала о ненависти и гневе, о стремлении к справедливости, о которых говорил он.

Кацура поставил пустую чашку.

– Мы должны быть достаточно безумны, чтобы не свернуть с пути нашей радикальной справедливости. Это движущая сила фракции Чоушуу. А Химура – авангард нашей безумной справедливости и выполняет самую тяжелую роль.

Через секунду после того, как эти слова слетели с его губ, общность, которую он выстроил с ней, рухнула.

Она отшатнулась, резко шепнув:

– И что теперь? Вы говорите мне это для того, чтобы я исполнила свою роль?

О? Так вот что она предположила? Кацура слегка приподнял бровь. Такой ответ о многом говорит. Ее использовали раньше.

Хм, должен ли я надавить на нее, или… Нет, этого достаточно.

Он посеял семя сомнения. Не следует давить на нее сейчас слишком сильно, или она отвергнет его слова только из-за более ранней травмы.

У этой девушки… очень сильное чувство справедливости. Она не была слабой жеманной неженкой, и Кацуре это понравилось, очень. Более слабая девушка не сможет выполнить ту задачу, которую он на нее возлагает.

– Я не говорю вам, что вам следует делать. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что мы здесь делаем, – ровно сказал ей Кацура, прежде чем вежливо кивнул, взял свой меч и вышел.

Теперь только время покажет, что выйдет из этого гамбита. Если девушка станет той, какой необходимо… если Кеншин продержится чуть дольше, возможно, его жизнь наладится.

Настроения в столице приближались к точке кипения. Что-то будет, причем в ближайшее время. Никогда раньше Бакуфу не были настолько дезорганизованы, настолько уязвимы для внешнего воздействия. Если им удастся продавить ситуацию, у них появится реальный шанс получить рычаги влияния при дворе.

Если бы мне только удалось удержать Миябе от опрометчивых поступков.

Ночное задание по устранению торговца, который снабжал проправительственные силы западным оружием, было выполнено довольно далеко от города. По правде говоря, это было неожиданным облегчением. В эти дни город практически кишел людьми Бакуфу, полицейскими патрулями и самураями из провинций, и все они находились в состоянии повышенной готовности.

Теперь Кеншин и Иидзука-сан направлялись обратно по дороге, ведущей к городу, через тихую бамбуковую рощу. Вернее, она была бы тихой, если бы не нервные замечания Иидзуки.

– Я клянусь, что слышал, что телохранитель стрелял в тебя из винтовки. Однако ты говоришь, что в порядке. В порядке? Я видел, какие раны вызывает это проклятое оружие, так что как, черт побери, ты можешь быть в порядке?

– Я увернулся, – растерянно пробормотал Кеншин. Он мог бы поклясться, что на краю его восприятия мелькнуло какое-то движение…

Да, есть. Группа ки, двигаются к нам?

Он поднял руку, делая Иидзуке знак молчать, и на всякий случай прогнал его в гущу деревьев. Скорее всего, это их собственные люди. В конце концов, это была маленькая отдаленная дорога, и в это время ночи ни у кого не было причин пользоваться ею.

Вдали он увидел белые треугольники, мелькающие в лунном свете. Черт.

– Вот они!

– Стойте!

– Это Шинсенгуми! Сдавайтесь во имя сёгуна!

Кеншин выругался и бросился бежать, надеясь оторваться от них. Последнее, чего он хотел, это убивать тех, кого не нужно. Дорога впереди разделялась надвое, один путь вел вниз, к городу, другой вверх по склону горы, вверх по каменной лестнице, к святилищу, которое Ишин Шиши использовали ранее.

Мужчины, преследовавшие его, были уже непозволительно близко.

– Он не один!

О черт возьми! Кеншин выдохнул. Чуть выше на лестнице его ждал Иидзука. Несомненно, он надеялся переждать там. Черт, они видели его… у меня нет другого выбора, кроме как сражаться, не так ли?

Кеншин перевел дыхание, сосредоточился… и пригласил Кенту на свою сторону. Тот перетек через стену, и мир замедлился.

Первая цель упала вниз, даже не успев заблокировать чистый удар в плечо. Своевременное баттодзюцу позаботилось о следующих двоих одним движением, но с четвертым вышла заминка, так что у него было достаточное время, чтобы поставить блок. Это не имело значения. Направив ки в меч, Кеншин усилил удар и прорезал сталь так, словно ее и не было. Последний смотрел на него, распахнув глаза и рот… Кеншин метнулся, подпрыгнул и упал сверху с совершенным Рюцуйсен, прошедшим сквозь голову как раз вовремя, чтобы заставить его замолчать.

Потом не было уже никаких звуков, кроме его тяжелого дыхания. И кровь и кишки, сползающие вниз по лестнице. Это было так грязно. Они не должны были умереть…

– Ты в порядке, Химура?

Кеншин вделал глубокий вдох и выдохнул медленно, осторожно. Затем кивнул, встряхнул запястьем, чтобы убрать большую часть крови с меча, и убрал его в ножны.

– Нам нельзя здесь оставаться. Их может быть больше, – дрожащим голосом сказал Иидзука, прежде чем побежать вниз по лестнице.

Не говоря ни слова, Кеншин последовал за ним. Те пятеро… они пришли из ниоткуда. Шинсенгуми не должны были патрулировать так далеко от города, и даже если и пришли, по какой причине они следили за маленькой дорогой вроде этой? Они же полицейские! Их работа защищать простых людей, а не гоняться за…

– Это была засада, не так ли?

Иидзука-сан взглянул на него, даже не замедлив шаг.

– Верно. Они знали, что мы там будем. Я доложу об этом Кацуре-сану немедленно. Безусловно, среди нас предатель.

На краю города Иидзука-сан бросил его, решив идти с отчетом к Кацуре-сану немедленно. Кеншин на всякий случай предложил сопровождать его. В конце концов, ревизор не имел возможности защитить себя от такой засады. Однако Иидзука-сан посмотрел на него как на идиота и сказал:

– Им нужен ты, а не я.

Кеншин остался стоять, глядя ему в спину… ощущая панику и чувство опасности сильнее, чем когда бы то ни было.

Солнце поднималось, и торговцы уже открывали свои лавки, когда он возвращался домой, отчаянно стараясь не торопиться. Ничто не выдавало его как спешащего человека.

Однако это было трудно. Он чувствовал себя абсолютно грязным. Задание было достаточно плохим, а потом еще на нем повисли дополнительные смерти, только потому, что… Кеншин закрыл глаза и перевел дыхание. Нет, он не должен так думать. Это была засада, Шинсенгуми знали о них и охотились на них. Даже если бы он попытался увести их в лес, они могли наткнуться на Иидзуку-сана.

Иидзука-сан не был воином, но хуже было бы, если бы Шинсенгуми захватили его. Хитрый лис просто слишком много знал.

В гостинице все уже проснулись, когда Кеншин пришел туда, истощенный и напряженный, как струна, натянутая до предела. К счастью, на одежде не было видимых следов произошедшего ночью. Нет, в эти дни он был достаточно хорош, чтобы убивать, избегая разбрызгивания крови, даже когда не мог применять баттодзюцу. В конце концов, с помощью Кенты он мог вовремя видеть направленные на него удары, увернуться от них, нанести свои так, чтобы его цели умерли как можно быстрее.

Помывка заняла целую вечность, но все же, когда он закончил и поднялся в свою комнату, то не смог избавиться от ощущения потери равновесия и несчастья, когда увидел, что она пуста. Конечно, Томоэ уже поднялась на работу. И Кеншин прекрасно это знал. У него не было никаких оснований быть разочарованным, но все же… он обнаружил, что ему легче успокоиться и заснуть, убаюканным ее ровным дыханием и спокойствием ее ки, этим тихим островком в море.

Он лучше спал эти последние несколько дней, чем несколько месяцев до того, и все благодаря ей.

А теперь ее здесь не было.

Кеншин угрюмо вздохнул и сел рядом с окном, на свое привычное место. Как обычно, он поставил катану к плечу, а вакидзаси положил рядом.

Вы намерены убивать вечно? Если бы у меня был меч… вы смогли бы?

Вопросы, заданные Томоэ, снова встали перед ним, как всегда, когда у него появлялось время, чтобы подумать. И все же, независимо от того, как усиленно он думал об этом, ему до сих пор не удавалось придумать ответа на них, ответа, который бы не звучал как оправдание и слабая ложь, не стоящая внимания.

… Я просто не знаю, как ей ответить.

Кеншин вздохнул и обнял себя руками, прижимаясь к стене. Страшные мысли продолжали мучить его, возбуждая беспокойство, однако ему нужно поспать. Он слишком хорошо это понимал. Он не может обходиться без сна, не сейчас, когда Киото становится таким опасным, а Ишин Шиши нуждается в нем. Однако ее не было здесь.

Но что еще ему делать?

Угрюмо он похлопал по рукаву, нащупывая знакомую грубоватую форму волчка Касуми. Он слышал, как вдалеке люди готовились к завтраку. Без всякой задней мысли он вытащил волчок и привязал нитку к его ручке, отпуская его вращаться на полу. Как всегда, было что-то успокаивающее в созерцании его движения, слияния старых выцветших красок.

«Живи ради меня» – настаивала Касуми, даже когда меч бандита пронзил ей горло, когда ее бросили умирать, захлебываясь своей собственной кровью, как бесполезный мусор. В мире сёгуна, в соответствии с законами Бакуфу… такая замечательная женщина была продана в рабство, была сведена к вещи из-за денег.

Маленькая Мия тоже страдала. Ее дом был сожжен дотла, все, что она имела, было отдано в уплату долга. И только потому, что она имела смелость встать и протестовать против несправедливости, ее жизнь потребовали в отместку за оскорбление.

Это было неправильно.

Волчок крутился устойчиво, пока не упал. Он закрутил его снова.

В словах Томоэ была своя правда, в том, что убивать неправильно. Но мир сёгуна тоже был неправильным. И если никто не выступит против этой несправедливости, как мир изменится?

Если он сможет помочь добиться этих изменений, обагрив руки кровью, и неважно, насколько больно и тяжело это будет… что ж, это того стоит.

Да, именно поэтому я и борюсь. Я никогда не смогу этого забыть.

Кеншин закрыл глаза, и утомление наконец одолело его.

Кто-то рядом с ним, достаточно близко, чтобы добраться до него…

Засада!

Глаза Кеншина распахнулись, и он подскочил, выхватывая меч у самого горла его цели, чтобы…

Это бледное и нежное горло, и аромат цветков белой сливы… Глаза его расширились, когда он остановил обнаженную сталь на ее яремной вене. Еще чуть-чуть, и он перерезал бы…

Нет! Прочь!

Он с силой оттолкнул ее, чтобы убрать от опасности насколько это возможно.

Я почти – нет, нет, нет… Сердце Кеншина забилось быстро, как у кролика, он жадно глотал воздух. Я, я… Я почти… Еще бы немного, совсем чуть-чуть дальше… нет, нет, нет…

Вы бы смогли…? Вы бы…? Ее голос задавал ему этот страшный вопрос бесконечное число раз. Он не видел, не слышал и не вспоминал ничего, кроме ее мягкого голоса и темных глаз, когда она задавала ему этот вопрос, снова и снова. Вы бы…? Вы бы…? Вы намерены убивать вечно? Вы бы смогли…? Если бы у меня был меч… вы смогли бы?

Нет, нет, нет… Кеншин зажмурился и попытался выровнять дыхание. Вдох и выдох, вдох и выдох, просто продолжай дышать, идиот, и перестань думать!

Потом кто-то нежно погладил его, даря чувство ласкового утешения, но это был не Кента? Кеншин резко вдохнул и посмотрел вверх, только для того, чтобы увидеть ее, смотрящую на него темными глазами, распахнутыми от испуга.

Она напугана? О боже, о боже… Я, я… Что же я наделал, что же я наделал…

Целая вечность потребовалась, чтобы получить достаточный контроль над собственным телом, чтобы успокоить неистовую дрожь, чтобы собрать нервы в кулак и снова найти слова. Однако даже тогда стыд был почти подавляющим.

– Я сожалею, – прошептал Кеншин, безучастно глядя в пол. – Я хвастался, что никогда бы не убил простого человека, а теперь посмотри на меня… Если бы ты подошла чуть ближе… Я бы…

Рядом с ним прошелестела одежда, и он сглотнул, украдкой взглянув на нее. Она подавала ему платок, тот самый, который она вышивала ночами. Но, но… почему? Однако она смотрела на него серьезно, и в ее глазах появилась едва заметная мягкость. И ее ки была не такой холодной. В полном недоумении Кеншин откинулся на пятки и принял предложенное, поглаживая мягкую ткань.