Текст книги "This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (СИ)"
Автор книги: theDah
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Да, даже в таком состоянии я смогу убить этого человека. Так Кеншин думал, уворачиваясь от ужасающе сильных ударов топора. В конце концов, он многие годы тренировался, чтобы получить скорость и маневренность. Даже без ки, даже без особого природного таланта он упорно работал многие годы, и теперь это все окупилось.
Было легко предугадывать тяжелые движения этого человека и обходить их минимальным усилием, ожидая удобной возможности нанести смертельный удар. Однако он должен был предположить, что это будет нелегко.
Он знал, что эти ребята подготовились. Они, очевидно, изучали его способности и продумали бесчестные способы противостоять ему. От Кеншина не ускользнул тот факт, что ловушка была тщательно подготовлена, чтобы использовать его слабости в своих интересах, но он никогда бы не подумал, что самоуверенность приведет к поражению.
Именно в тот момент, когда он наконец прочувствовал движения противника и приготовился нанести решающий удар, он уловил движение уголком глаза. Только благодаря счастливой случайности ему вовремя удалось увернуться от брошенного лезвия.
– Двое против одного, – вслух заметил Кеншин, задыхаясь. Его глаза искали второго, спрятавшегося в деревьях, молчаливого охотника, пытающегося застать его врасплох. Не очень честно, но ничего иного он и не ожидал. Эти ублюдки сражались грязно. Ярость вспыхнула внутри него, и он обнажил зубы в насмешливой улыбке. – Отлично. Сэкономлю время, убив вас обоих разом.
Это заявление было более чем высокомерным, и он вскоре заплатил за это. Несмотря на то, что он мог отслеживать одного из пары, без ки он не мог следить за ними обоими. Крупный противник был удивительно проворным на ноги и даже скользящим ударом топора смог бы раздавить его. Мужчина был достаточно большим, чтобы с легкостью валить деревья одним ударом, и от его ничтожного тела не осталось бы мокрого места.
Охотник не стал тянуть время, пользуясь его поглощенностью – его стальные когти загребли плечи Кеншина, разрывая кожу до самых лопаток, окрашивая кимоно его кровью. Однако Кеншин не мог остановиться, чтобы обработать раны, на это не было времени! Если он остановится хоть на секунду, он умрет, и Томоэ заплатит за его неудачу… нет, несмотря ни на что, он не может, не сегодня!
К тому же, хоть разрезы и были глубокими, они не смертельны. Стальные когти отвратительное оружие, предназначенное для того, чтобы сделать раны, которые трудно зашить и которые могут легко загноиться. Несмотря на боль, артерии не повреждены, и он не потерял подвижности рук, в противном случае он бы уже истек кровью и умер.
Нет, это просто еще несколько раздражающих ран поверх других, что он собрал сегодня. Кеншин прищурился, ища охотника, затаившегося в тени. Я не могу дать ему еще один шанс, я не могу, или я мертвец.
Но подождите… где тот, первый?
Кеншин повернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как чертово бревно летит на него, и сразу за ним тот зверь, с топором в руке. Слишком ошеломленный, чтобы увернуться, Кеншин не успел пригнуться, и бревно ударило его прямо в лоб с силой ста молотков. Его голова от удара полетела назад, но это был шанс, которого он ждал, и он вслепую взмахнул мечом, выхватывая его из ножен изо всех отчаянных сил, в сторону его ног.
Крик боли, что последовал за этим, прозвучал сладкой музыкой. Я достал его! Сжимая звенящую голову руками, Кеншин посмотрел вперед с изумлением, но достаточно уверенный, что его удар достиг цели. Мужчина лежал на земле, его ноги были отрезаны ниже колен. О, отлично, этот, по крайней мере, не будет убегать…
Трясясь, как новорожденный, Кеншин пошел по снегу, пытаясь найти охотника из тени. Так он был слишком открыт, уязвим и слаб, едва в состоянии стоять на ногах и увернуться от ударов. Ему нужно прикрытие, и быстро!
Прислонившись к толстому дереву, он глотнул воздух и попытался собраться. Это была ошибка. Когти охотника глубоко вонзились в его правое плечо оттуда, откуда он не ожидал – сверху.
– Какой упрямый… Меньшего от хитокири Баттосая я и не ожидал. Но я планировал, что ты оставишь свой меч! – злорадствовал охотник, уверенный, что уже выиграл.
Это стало его последней ошибкой. Вместо того, чтобы схватиться за кровоточащее плечо, чтобы остановить поток крови, пальцы Кеншина нашли вакидзаси.
– Ты быстро передвигаешься, – мягко заметил он и ударил.
Его вакидзаси глубоко вонзилось в дерево, пронзая обе ладони охотника, его плоть, сухожилия и кости. Хорошо. Этот тоже не будет убегать. Кеншин медленно выдохнул.
– Я убью тебе через минуту. Оставайся на месте.
– Я не могу вытащить его… черт побери! – Охотник напрасно дергал клинок. Чтобы освободиться, он должен был дернуть изо всех сил, но тем самым он нанесет непоправимый вред рукам – ни один человек, который положил всю жизнь на приобретение боевых навыков, не пойдет на это.
Это было жалкое зрелище, но ни один из этих людей не заслужил его жалости или даже намека на сострадание. Нет, этот ублюдок и остальные его соратники не получат от него ничего, кроме смерти.
– Тот, кто прячется в тени и атакует сверху, – с насмешкой сказал Кеншин. – Так вот ты какой.
– Ты видел меня! – ахнул охотник, и его дергания стали безумными, почти маниакальными, и хуже всего то, что в этой одержимости он начал болтать.
А Кеншин, сказать по правде, слишком устал, чтобы его слушать. Он был ранен и устал, он должен был добраться до Томоэ – и каждая минута промедления могла стоить ей жизни. Он как раз собирался прикончить того огромного зверя, когда разглагольствующий идиот оторвался от дерева и убежал. Кеншин смотрел ему вслед, медленно моргая в неверии. Ну, с такими руками он больше неопасен ни для кого… Полагаю, нет смысла гнаться за ним.
Однако тот огромный парень все еще истекал кровью позади него. Мужчина подполз к краю поляны и оперся о дерево, и сейчас просто терпеливо ждал, когда смерть настигнет его.
– Первый сказал, что есть еще трое, – спросил Кеншин. – Где последний?
– Впереди, в хижине. Девушка тоже там, – ответил мужчина, спокойно, словно они говорили о погоде.
С остатками бойцовского политеса Кеншин склонил голову и повернулся, чтобы уйти. Не имеет значения, добьет он его или нет. Зверь уже мертв, и вопрос в том, за сколько секунд или минут его сердце не получит достаточное количество крови для перекачки.
– Подожди! – крикнул мужчина вслед.
Ну что еще? Кеншин устало повернулся.
– Ты кое-что забыл! Третий барьер… получи! – Мужчина сунул руку под свое массивное тело и потянул рычаг.
Глаза Кеншин распахнулись в тревоге… а потом он не видел ничего, кроме белого света.
Сила второго взрыва отбросила его на несколько футов назад. Он инстинктивно сжался, пытаясь смягчить удар при падении. Когда мир перестал вращаться, Кеншин зарыдал и изо всех сил постарался сдержать дыхание, чтобы переждать волны чистой боли. Его глаза, его голова, его плечи, спина, каждая клеточка болела.
Кеншин слабо застонал, отпуская дрожащие колени, и несколько мгновений просто лежал в сладкой мягкой прохладе снега. Отголоски мучительной боли отзывались по телу, но каждая волна была меньше и меньше, пока не осталась тупая пульсирующая боль, боль, простреливавшая тело при каждом движении. Но хуже всего было глазам. Ослепительная вспышка почти лишила его зрения. Все, что он смог рассмотреть, это смутные темные тени на белом фоне.
… Но я не могу сдаться. Неважно, как это больно, как трудно… Я должен встать. Ради Томоэ.
Томоэ там, впереди, и последний из этих ублюдков там, с ней. Этот человек слышал взрывы – верный признак того, что его соратники пали. Что остановит его от убийства безоружной женщины, сейчас, когда ее полезность очевидно себя изжила?
Перевернувшись на живот, Кеншин пополз по снегу с закрытыми глазами, ища свой меч. Он не видел ничего, кроме туманных комков тьмы, но один из них должен быть его катаной, которую он выбросил вперед, чтобы поразить мужчину с топором. Да, вот одна отрубленная нога, вот замерзшая кровь… а, вот.
Кеншин выдохнул с облегчением, когда его пальцы сомкнулись вокруг холодной стали. Медленно он подтянул ноги к животу и встал, опираясь на меч. Ноги дрожали, равновесие было нарушено, как и слух со зрением. Он был полностью разбит и держался только на адреналине и простой порочной ненависти. Но он был всем, что было у Томоэ… и он не мог потерпеть неудачу.
– Томоэ, подожди меня! – громко крикнул он и двинулся вперед.
Используя меч как костыль, Кеншин переставлял ноги, медленно прокладывая свой путь через заснеженный лес. Каждый шаг отдавался болью. Было трудно сохранять равновесие, игнорировать головокружение, туманившее мысли, и продолжать идти – но у него не было выбора. Он должен был спасти Томоэ, должен! С этой яростью, руководившей им, он все еще мог спасти ее, если просто поторопится!
Впереди тени отступали… еще одна поляна?
– Женщина бесполезна для меня. Я уберу ее с дороги… – вслух произнес мужской голос.
Невозможно было определить точно, откуда исходит звук, но явно близко. Он прибыл не слишком быстро. Сделав глубокий вдох, Кеншин вышел на открытое пространство.
– Я заберу Томоэ.
– Что?
В центре белой равнины маячила темная фигура, которая определенно была мужской, но Кеншин не мог различить подробностей, как то внешность мужчины или выбранный им стиль ведения боя.
Это не имеет значения.
В таком болезненном и измотанном состоянии будет нелегко уворачиваться. Лучшее, что он может сделать, это положиться на инстинкты и напасть, когда тень подойдет достаточно близко, чтобы можно было нанести удар. К счастью, последний был так же глуп, как и остальные, и с интересом слушал собственный голос. С некоторым облегчением Кеншин позволил мужчине бахвалиться, зная, что каждая лишняя секунда помогает ему восстановить зрение. А потом тень закричала.
– Получи! Стиль кулачного боя Мутеки! Гоу-фу-баку! – И в мгновение ока тень оказалась перед ним.
Кеншин выхватил меч в совершенном баттодзюцу. Слишком поздно.
Тень ударила его в горло с такой силой, что его отбросило обратно. Инстинктивно Кеншин вздохнул и задохнулся от острой боли. Безумно закашлявшись, он отшатнулся, вонзая меч в землю, чтобы удержать равновесие.
– Твои шансы побороть меня равны нулю! – хвасталась тень.
– Даже если мое тело и ощущения разрушены… – в ярости прохрипел Кеншин, – все, что мне нужно, собрать свои силы на острие атаки.
Тогда этот ублюдок снова появился, пританцовывая вне пределов досягаемости, увлеченный нанесением ударов по корпусу Кеншина, его раненым плечам, по всем слабым местам, защищать которые его учил Мастер. Это было мучительное издевательство, пока этот ублюдок, не торопясь, показывал ему, как отчаянно беззащитен он перед этой молниеносной точностью.
Возможно, так оно и было.
Его позиция была сломанной, и он уже не мог отличить синяки от ударов от остальных травм. Боль оказалась слишком сильной. Все элегантные и тщательно отработанные блоки, которые вбивал в него Мастер, были бесполезны.
Все это время этот ублюдок насмехался над ним, пытаясь сломить его дух, указывая ему на то, почему он не сможет победить.
И мало помалу Кеншин начал понимать – он слишком сильно изранен, чтобы драться как следует. Все, что у него осталось, это его ярость и потребность спасти Томоэ. Если он продолжит бороться вот так, то у него нет никаких шансов.
Если… Да, есть один верный способ узнать, где он будет.
– Верно, я не могу победить… Ты прав, – тихо прошептал Кеншин.
В таком бою единственный способ победить… это сдаться.
Если он не может полагаться на чувства, если он не может защитить себя так, как учил его Мастер… тогда, ради Томоэ, он пожертвует собой и рискнет всем ради одного последнего удара. В конце концов, если он сможет убить этого человека, то угрозы Томоэ больше не будет, и она спасена. Она сможет жить и увидит эпоху, которую строили Кацура-сан и все остальные.
Только меня не будет с ней…
Но может, это и правильно. Он сломленный, порочный человек – полубезумный убийца.
А она… она для меня все.
Так что у него нет выбора. Кеншин вделал глубокий вдох и принял открытую безрассудную позицию – беззащитную, держа катану высоко, приготовившись к самому основному удару, кесагири.
– Я иду. – Кеншин рванул вперед.
Там, прямо перед ним, темное пятно… да! Он подпрыгнул и перехватил рукоять меча, приготовившись к косому удару, повторяя про себя: иди и воспользуйся той возможностью, которую я тебе даю, чертов ублюдок! Иди, иди навстречу смерти…
А потом тень метнулась… Кеншин ударил изо всех сил, чувствуя, как его клинок прорезает кожу, плоть и кости. Да! Разрезать! Разрубить! Убить! Он наслаждался этим ощущением, зная, что победил. Но где же ответный удар этого ублюдка?
Запах крови заползал в его ноздри, сладкий до приторности аромат, но его было недостаточно, чтобы перебить слабый запах белой сливы…
Что…?
Распахнув широко глаза, Кеншин смотрел на белую тень на фоне темной – и увидел, как его меч разрубает их обоих.
Нет…
Белая тень упала на землю, и сердце Кеншина упало вместе с ней, а колени подогнулись.
Нет, нет…
Такой знакомый запах цветов белой сливы, и мягкая ткань, и шелковистые волосы… Кеншин сдавленно ахнул, подхватывая ее на руки, как сломанную куклу.
Нет, нет, этого не может быть!
– Томоэ…
Она хрипела, и страшное мокрое красное пятно растекалось по ее груди.
– Томоэ…
Ее отчаянные попытки вдохнуть звучали страшно – влажный булькающий звук крови, залившей ее легкие, заглушая ее. Она закашлялась, и капли крови брызнули на его руки. Это был худший звук из всех, что он когда-либо слышал. Комок в горле мешал ему говорить, пока он держал ее на руках, слезы выступили на глазах.
– Томоэ… зачем?
Она не ответила. С кровью, заливающей ее горло, она не могла ответить, но подняла руку, чтобы погладить его по щеке так, как она всегда делала. Но на этот раз вместо ласкового прикосновения ее нежных проворных пальцев он почувствовал острую сталь, врезающуюся в его плоть. Но это было ее прикосновение, и он наклонился навстречу ему, чувствуя в нем ее любовь.
Ему не нужно было иметь зрение, чтобы знать, что она улыбается.
Ее тело расслаблялось в его руках, хрипы становились все тише… а потом наступила тишина.
Кеншин моргнул, пытаясь прояснить свое затуманившееся зрение.
– То…
Размытая фигура не стала яснее, но сердце его знало то, что не могли увидеть его глаза – ее большие проникновенные глаза, ее бледную кожу, ее красивые алые губы…
– мо…
Она улыбается.
– э…
Но она мертва.
– Томоэ!
Крик вырвался из его груди, прорвавшись сквозь его скромную сдержанность, необузданный и ужасающий, как визг тэнгу, и пронесся по лесу. Кеншин сжал ее в крепких объятиях и зарылся лицом в ее волосы, позволяя слезам течь из глаз. Он плакал и плакал, крича на весь мир как человек, которому нечего терять. Время не имело никакого смысла, как и его боль или усиливающийся холод. Ничто не имело значения, потому что она умерла. Умерла. УМЕРЛА!
Потом он наконец закрыл глаза, вдыхая запах ее волос, ее крови, ее духов с ароматом цветов белой сливы, запечатлевая их в своей памяти… Он понимал, что в его жизни больше не осталось ничего.
Сладостное темное ничто окружило его, и он поприветствовал его с распростертыми объятиями.
– Кидо-сан, вам письмо.
– Хм?
– Из Киото.
– Ах. – Человек, известный как Кидо, нахмурился, принял письмо, которое испуганная горничная передала ему, быстрым движением руки отпустив ее. Оставшись в одиночестве, он быстро развернул письмо и начал читать.
Новости вызывали беспокойство.
Темные тени Бакуфу, ужасающие Яминобу, чье существование было настолько секретным, что это имя не слышали даже самые высокопоставленные чиновники правительства, наконец-то сделали свой ход. Хуже всего, что вместо того, чтобы прийти за головой змеи, чего он ожидал и к чему готовился, они нанесли удар по мальчику.
Но при этом они дали ему последний кусок головоломки.
Только три человека – Иидзука, Катагаи и он сам – знали, где скрывается мальчик. Он никого не посвящал в свои дела, Катагаи нашли мертвым несколько недель назад, оставался только Иидзука.
Крыса.
Итак, я знаю предателя.
Кидо улыбнулся и крикнул своему телохранителю:
– Пожалуйста, отправьте сообщение новому человеку, Шишио. У меня есть для него работа.
– Он потерял так много крови… и эти раны. Чудо, что он вообще выжил. Помоги мне повернуть его, – громыхал низкий старческий голос.
– Хммм, его пальцы обморожены, – заметила женщина. – Не лучше ли отрезать их, чтобы не рисковать заражением?
– Возможно, но прямо сейчас это для него слишком. Давайте подождем и посмотрим. Продолжайте удалять отмершую кожу, а если наступит заражение… что ж, тогда у нас не будет выбора.
– Как скажете, – согласилась женщина. – Эта ужасная рана в плече все еще кровоточит?
– Ее трудно зашить правильно, – признал мужчина. – Кожа слишком натянута. Если и заживет, то будет некрасивый шрам.
Женщина горько вздохнула, прежде чем тихо спросить:
– Сможет ли он поправиться?
– Если его не убьет лихорадка или потеря крови… да, у него есть шанс. Но вот эта шишка на голове беспокоит меня больше всего. Такое прямое попадание в голову однозначно приводит к сотрясению мозга. Обратите внимание, что он просто дрейфует из бессознательного состояния в полубессознательное, и никогда не просыпается нормально. Если он выживет, то будет чудом, если останется в здравом уме. Такие сотрясения опасны. Хуже того, я не знаю, есть ли внутреннее кровотечение или нет.
– Его глаза! Смотрите! – выдохнула женщина. – Я думаю, он не спит.
Мужчина усмехнулся.
– Не спит? Может быть… может быть… В сознании? Сомневаюсь.
Что-то темное склонилось над ним, загораживая свет, и мягко скомандовало:
– Посмотри на меня, мальчик.
Он попытался, но это было больно… О боже, как это было больно.
– Видите? Его зрачки вообще не реагируют. – Тень исчезла. – Ну, время покажет. Просто спи, мальчик. Спи.
– Вот, выпей… – Сильная рука подняла его вертикально и влила что-то в рот.
Он кашлял и отплевывался, слишком утомленный, слишком больной, чтобы глотать.
– Успокойся. Пей медленно, – бормотал ему на ухо женский голос так, как успокаивают детей или диких животных. Одновременно она терла его горло и заставляла глотать. – Хорошо. Хорошо. Просто пей медленно, вот так. Тебе нужно питаться, чтобы восстановить свои силы.
Хорошо? Томоэ мертва. Как когда-нибудь что-то будет хорошо?
– Просто пей и выживи. Ты можешь сделать это.
Выживи…? Зачем мне выживать? Томоэ мертва!
Однако он не мог остановить ее, и немного густого отвратительного вкуса бульона попало в горло, заставляя глотать его, чтобы не задохнуться. Женщина была непреклонна и подливала ему в рот.
Наконец все закончилось, и женщина положила его на спину, вытирая его лицо полотенцем.
– Вот так… все хорошо. Теперь спи.
Слишком утомленный, чтобы допрашивать ее, он закрыл глаза. Сон утащил его обратно в темноту, обратно к крови, крикам, запаху белой сливы… и ее ледяной улыбке, навечно оставшейся в смерти.
– Вот, я забрала ее и отстирала от большей части крови. Было бы позором сжечь ее… Такая красивая вышивка. Она сама ее сделала? – спросила женщина, прежде чем любовно фыркнуть. – О чем я говорю. Конечно, это она сделала. Она из той категории женщин, которая была искусна в изящном рукоделии.
Не получив ответа, женщина положила ткань рядом его рукой, достаточно близко, чтобы он смог почувствовать ее мягкость. Женщина откашлялась.
– Сегодня мы сожгли ее. Печальное дело, но его нельзя было больше откладывать – нельзя мертвым лежать просто так – это неуважительно. Ты имел право присутствовать, но в таком состоянии как бы ты смог?
В нескольких футах от него проскочили маленькие фигурки, маленькие ножки прошлепали по полу. Женщина подождала, пока они уйдут, прежде чем продолжить своим низким скрипучим голосом.
– Я даже не могу сказать, придешь ли ты в себя. Может, было бы лучше, если бы мы опоздали… Даже лучший врач не может сказать, когда ты поправишься.
– Осмелюсь сказать, что есть много людей, которые хотели бы, чтобы ты умер. – Женщина криво усмехнулась. – Знаешь, там был мальчик, следивший за тобой, когда мы пришли. Он бросился в лес в ту же секунду, как увидел нас, но остался нож, еще не занесенный снегом… возможно, мальчик тоже хотел, чтобы ты умер, но не смог заставить себя убить тебя.
В ее тоне появилась несомненно настороженная брезгливость.
– Ты должен благодарить свою удачу, что мой муж оказался там. Такой маленький и тощий как ты, и… Я не знаю, почему решила спасти тебя. Знаешь, я с самого начала знала, что ты убийца. Такой холодный взгляд совершенно неестественный для мальчика твоего возраста…
– Честно говоря, из-за того, что моя тетя рассказала о тебе в своих письмах, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Но эта девушка, Томоэ… она мне нравилась. Что она в тебе нашла, я не могла понять… А потом ты пришел и спас моих мальчиков от лихорадки… – Она делала паузу, прочищая горло. – Полагаю, я тебе должна. Но после этого мой долг будет погашен, понимаешь?
– Даже не знаю, зачем я трачу свое время, разговаривая с тобой… Эти твои неестественные глаза просто ничего не видят, – кисло сказала она. – Но если ты меня слышишь, то знай – Томоэ мертва и сожжена… а ты нет. Так что теперь ты обязан продолжать жить. Бороться и выжить. Если не ради себя, то сделай это ради нее. Ей хорошо сейчас, она в лучшем мире.
Теплая рука смахнула его мокрую от пота челку, погладив его лоб.
– Все хорошо, все хорошо.
Чем больше Кидо узнавал об обмане Иидзуки, тем больше злился на себя. Он доверял мужчине, ценил его бесшумную компетентность, уверенность, даже его хитрость и зоркий глаз, позволил предателю просочиться в его ближний круг.
Только близко к кризису, связанному с Икеда-я, Кидо начал подозревать, что кто-то, близкий к нему, был полон решимости устранить его лучший актив, власть и влияние, которое он получил… и подорвать работу, которую совершает Чоушуу Ишин Шиши.
В конце концов, было очень, очень мало людей, которые знали достаточно, чтобы нанести ему такой вред.
Но когда прикрытие Химуры стало настолько тонким, что даже Шинсенгуми знали о его бесценном убийце… Он понял, что у него завелась крыса, и использовал свои лучшие ресурсы ради его безопасности. В конце концов, мальчик был важным активом, практически незаменимым, из-за мощи Хитен Мицуруги и его истинной преданности делу.
И тем не менее этого оказалось недостаточно. Теперь Кидо предстояло выяснить, что он может спасти от хаоса.
В конце лета он отправил мальчика затаиться в относительно безопасную деревню. Оцу было подходящим местом. Достаточно близким к Киото, чтобы в случае необходимости мальчик был легко призван… но что более важно, это было место, где Кидо мог следить за своим активом через контакты, о которых не знал никто из Ишин Шиши.
Кидо сухо усмехнулся. Он находил забавным, что подавляющее большинство мужчин из класса самураев, старейшины и наиболее влиятельные игроки среди Ишин Шиши до сих пор не обратили внимания на очевидный и недооцененный интеллект и полезность представительниц слабого пола.
Ну, тем лучше для него. Иногда лучшие сведения поступали от его любовницы Икумацу и ее подруг, работающих в Гионе и Шимабаре.
Однако дама, с которой он намеревался встретиться сейчас, была несколько иного рода. Она была одним из его самых старых контактов, умный и сдержанный друг, который никогда не предаст. Кидо отодвинул седзи, отмечая с некоторым удовольствием, что она уже приготовила чай. Он поклонился ей изящно и устроился в правильной сейдза.
– Итак, вы снова показали здесь свое лицо, Кацура-сан… или вы предпочтете использовать другое имя? – спокойно заметила старуха, встретившись с ним взглядом, в котором не было ни единого намека на удивление.
– Я рад видеть вас в добром здравии, Оками-сан. – Кидо наклонил голову. – Что же касается моего имени, теперь это Кидо Такаёси. Кацура Когоро потерян и больше не вернется.
Оками-сан кивнула и налила ему чай.
Приняв чашку, которую она подала ему, Кидо попробовал напиток и выразил свое восхищение им, как было принято, прежде чем перейти к теме письма. Это был лучший способ дать ей оценить его, с учетом тех изменений, что произошли за это трудные полгода. Необходимая проверка, ибо ничто не было столь быстротечным и столь ценным, как доверие между мужчинами и женщинами, играющими в опасные игры с властью и влиянием.
Наконец Кидо решил нарушить молчание.
– Сообщение, которое вы послали, благополучно прибыло.
– Как я и предполагала, – согласилась Оками-сан. – Вы раскрыли предателя?
– Да, о нем позаботились.
– Хорошо.
Оками-сан спокойно потягивала чай, и он последовал ее примеру. Это был отличный зеленый Сенча, удивительно хорошо сохранившийся и имевший изысканный аромат в первые дни нового года.
– Моя племянница прислала мне еще одно сообщение. Химура-кун восстанавливается, и врач предполагает, что он выживет, если победит лихорадку. Он получил несколько ранений – его плечи, руки, грудь, спина… Большинство просто ранения мышц, но их было трудно сшить правильно. Врач беспокоится по поводу количества крови, которое он потерял, и возможности заражения. Что же касается обморожений, которые получил Химура-кун, то они хорошо восстанавливаются. Однако того же самого нельзя сказать о сотрясении. До сих пор он не пришел в ясное сознание. К счастью, это не похоже на внутричерепное кровоизлияние, но в целом не выглядит хорошо.
Итак, все хуже, чем он думал. Кидо вздохнул.
– Понятно.
Даже если мальчик очнулся, невозможно знать, будет ли он полезным в будущем. Кидо тоже знал многое о сотрясениях мозга. Из всех возможных травм они были самыми непредсказуемыми и опасными. Мужчины, очнувшись от длительного периода беспамятства, не всегда оставались такими же после. Иногда в них словно что-то перепутывалось, делая их простоватыми или крайне неустойчивыми в настроениях.
Оками-сан тоже казалась задумчивой.
– А девушка, Томоэ? – мягко спросил Кидо.
– Кремирована. Ее нашли мертвой в объятиях Химуры-куна. Моя племянница говорит, что это была ужасающая сцена, будто из трагической пьесы.
Кидо нахмурился, обводя большим пальцем край своей чашки.
– Что такое? – спросила Оками-сан, заметив его взгляд.
– Девушка была кротом, внедренным по рекомендации Иидзуки. Предатель сунул ее в наши ряды, устроил рядом с Химурой. Я так беспокоился о состоянии разума мальчика, что не подумал как следует. Я не знаю, что было ее истинной целью, но она находилась в контакте с Яминобу.
– Хммм, была ли? Я бы не назвала ее бесчестной.
– Она была помолвлена с неким Киёсато Акирой, бойцом Мимаваригуми, которого мальчик убил год назад, – объяснил Кидо.
– Ах, месть, – кивнула Оками-сан. – Да, понимаю. Молодая женщина со скорбящим сердцем, обязанная отомстить за несчастье, приключившееся с ее женихом… посажена рядом с одиноким мальчиком, потерявшимся в своем безумии. Я не удивлена, что они полюбили друг друга. И оба стали пешками в этой игре.
Повисла тишина.
Не так много Кидо смог бы сказать в ответ. В конце концов, они оба понимали, что он был одним из кукловодов, дергавших за веревочки, что, в конечном итоге, и привело к такому ужасному финалу. Он осторожно играл в эту игру, пытаясь спасти мальчика… а Яминобу использовали девушку, надеясь создать слабое место.
Сказать по правде, теперь, когда картина стала цельной, Кидо мог бы даже полюбоваться коварством ума, стоявшего за этим планом.
Качнув головой, Кидо тихо спросил:
– А как ваша племянница?
Соглашаясь с изменением темы, Оками-сан вздохнула.
– С Мидори-сан все достаточно хорошо. К несчастью для меня, но в этом нет ничего удивительного. Она будет приглядывать за мальчиком, пока он не поправится. Я извещу вас, когда получу какие-нибудь новости.
Кидо допил свой чай, уже ставший горьким. Хотя возможно, неприятный вкус был вызван темой.
Он отсек Кеншина от себя, оборвал все связи с ним, отчаянно пытаясь выявить предателя в своем ближнем круге. Он даже не мог рассматривать вопрос о его возвращении в Киото, не обеспечив прикрытия… и он потерял на этом полгода, принеся в жертву слишком многое. Это неприемлемо. Эта интрига слишком близко ударила по нему.
В ту минуту, когда Кеншин очнулся, он понял, что с миром что-то не так. Он лежал на мягком футоне, рядом потрескивал огонь, испуская мягкое тепло… но глаза были сухими, как песок, в горле пересохло, и все болело.
Спина, руки… черт, даже голова гудела.
Но не это было проблемой. Он знал, что боль приходит и уходит, так было всегда. Боль телесная не имела никакого значения по сравнению с болью сердечной.
Томоэ была мертва.
Он знал это. Это было навсегда врезано в его память – ее туманный образ с застывшей на устах улыбкой и аромат белой сливы с примесью крови.
Во время его последнего броска она прыгнула перед его мечом, чтобы задержать его врага… и он убил ее. От этого знания ему хотелось умереть – смерть была бы гораздо лучше, чем ощущение потери, пустоты от того, что ее нет. Если кто и должен был умереть в этом проклятом лесу, так это он. Он убийца, запятнанное и сломленное подобие человека. Что за неудачник! Он пришел туда, чтобы спасти ее, но это она спасла его вместо этого!
Он хотел плакать, но слез не было. Ему было больно… так больно, но он стал абсолютно опустошенным. В нем ничего не осталось.
Он попытался вздохнуть, но это тоже было больно.
Все было таким неправильным.
Потому что… ее не было.
Он понимал это.
Ее знакомой стабилизирующей его ки больше не было. О, вокруг было множество мерцающих и движущихся ки, но ни одна из них не была ее.
Почему он пытается дышать? Это было так трудно, когда ее больше не было рядом.
А потом он почувствовал… Слабый неуверенный толчок, волну холодности, поглаживающую его.
О… дух.
Кеншин почти забыл о духе.
Чувство ласки.
Почему-то это тоже было больно. Оно не было утешительным, это простое поглаживание ки, движущейся внутри. Что толку в нем? Какая польза в ки, если он не смог использовать ее, чтобы спасти Томоэ?
Горькая ярость заполнила его разум, и Кеншин оттолкнул духа. Он не хотел утешения, которое тот предлагал. Он не заслуживал его. Почему его можно утешать, когда Томоэ больше никогда не почувствует никакого утешения?
И сейчас даже думать об этом было больно.
Боги, все болело, и он так устал… но он не мог отдыхать. Поэтому Кеншин медленно попытался открыть пересохшие глаза, только чтобы встретиться с острым, колющим до боли дневным светом. Он попытался поднять руку, чтобы закрыть больные глаза, но даже попытки двинуться было слишком много для него.
Так что он моргал и моргал, пытаясь побороть шок от внезапной яркости, пока не смог по-настоящему разглядеть что-то.
