Текст книги "This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (СИ)"
Автор книги: theDah
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Сейчас, – позволила она легким кивком.
Кеншин вопросительно склонил голову. И что это должно означать?
– Пол довольно жесткий, – она бросила взгляд в угол комнаты, где была тщательно сложена ее постель.
Кеншин ответил вздохом на такой явный намек и сел. Не то чтобы он не видел логики в ее словах, но передвигаться по дому, не будучи прикрытым никакой одеждой… у него сразу возникало желание надеть юката, чтобы скрыть свое тело от ее блуждающих глаз. Но опять же, какой смысл? Она не проявляет никакого желания одеваться сама, и согласилась продолжить.
Вместе они расстелили футон и устроились на нем. Она просто посмотрела на него, потом бросила взгляд на свою грудь, и ему не потребовалось другого приглашения. Он жадно наклонился к ее грудям, чтобы ласкать их, одаривать дразнящими прикосновениями и поглаживаниями ее чувствительную кожу.
Немного позже, когда он как раз перешел к самому интересному, и его пальцы увлажнились ее соками, пока он посасывал ее соски, внезапно она прижала руку к его груди, прося о перерыве. Он удивленно поднял глаза. Что сейчас? Ее дыхание сбилось, ее кожа раскраснелась. Безусловно, до концовки было еще далеко, но жар уже чувствовался. Почему она хочет остановиться сейчас? Я же не сделал ничего плохого…
Она сделала вдох и сказала:
– Я хочу ласкать тебя ртом.
Что? Кеншин уставился на нее, слишком потрясенный ее словами. Что? Зачем? Сейчас?
– Да, на самом деле. – Она сказала это так, будто в этом не было ничего скандального. Она собралась, медленно села и опустила взгляд на его колени. – Ты снова напряжен, поэтому я хочу пососать тебя.
Ну, да… теперь, когда она обратила на это внимание, да, боль от переполненности опять вернулась. Но это же было не так давно в последний раз. Почему она хочет сделать то снова? Разве одного раза недостаточно? Кеншин почти обиделся. Сейчас была его очередь приносить ей удовольствие…
Однако когда она толкнула его на спину, он не стал возражать. Он не мог, особенно если учесть, как много раз она уступала ему в подобных вопросах. Даже когда она передвинулась ниже и устроилась возле его ног, он не высказал своих сомнений. Он немного приподнялся и оперся на руки. В конце концов, в прошлый раз самое большое удовольствие было наблюдать за ней. Так что, раз она настаивала на этом, он позволил ей удовлетворить любопытство, независимо от того, что предпочел бы тешить ее саму вместо этого.
Несколько пугающая мысль пришла ему в голову, когда он увидел ее губы так близко от его напряженного члена. Он не должен сомневаться в ней, но она же укусила его за сосок…
– Пожалуйста, осторожнее, – попросил он, глядя, как она решает для себя какую-то задачу.
Она взглянула на него и отпустила крохотную усмешку. Потом покачала головой и нежно обхватила его твердость.
Возможно, он не должен сомневаться в ней, однако он не мог не напрячься, когда она наклонилась вниз…
Почему она хочет сделать это? Это не может быть приятным для нее!
Ее алые губы приоткрылись, и она дохнула на его твердость. Дрожь пробежала по позвоночнику, а крохотные волосы на затылке встали дыбом. Его глаза невероятно широко распахнулись, когда он смотрел, как она качнулась вперед и взяла его в рот и…
Было так тепло и так влажно, и это было так хорошо…
О боги, какое это ощущение! Кеншин откинул голову назад и закрыл глаза, пытаясь вернуть свой мир, перевернувшийся с ног на голову. Он ощущал все, что он только думал, что почувствует, когда окажется внутри нее, но в то же время даже его самые смелые мечты не соответствовали тому, насколько хорошо он в действительности себя чувствовал.
О боги, о боги…
Он пытался дышать, чтобы пережить оглушающие ощущения.
Она даже ничего не делает. Она просто держит кончик его члена во рту. Зачем? Почему она…? Она посмотрела на него снизу вверх сквозь ресницы, а потом что-то внутри ее рта погладило его.
Это был ее язык. Должен быть.
Очень медленно и нежно она двигала головой вверх и вниз, лаская губами и языком каждый дюйм его кожи. Это было невыносимо. Ползучая потребность двигаться снова возникла внутри, на самом краю осязаемости, но жар не подавлял все вокруг, как обычно. Нет, просто… он чувствовал себя невероятно хорошо.
Изо всех сдерживая дыхание, Кеншин пытался за что-то ухватиться. Он хотел, нуждался в том, чтобы сделать что-нибудь, но не знал, что именно. И она посматривала на него время от времени, дразня кончик его члена. Всего лишь кончик. Она двигалась верх и вниз, вверх и вниз, мучая его сладчайшими из прикосновений, которые он когда-либо ощущал.
Ее пальцы плотно обхватили основание его члена, и иногда она легонько сжимала его.
Это было ужасно.
Это было восхитительно.
Это было совершенно ужасно и восхитительно одновременно, лучшее из того, что он когда-либо ощущал, и как бы он ни старался молчать, смущающие его звуки продолжали срываться с его губ.
– Ооо… Томоэ… это…
Он просто не мог молчать, как должен молчать настоящий мужчина. Когда теплый жар ее рта окружал его плоть, а кончик языка ласкал так нежно…
И несмотря на все это, досаждающего ему жидкого огня не было. Потребность в движении заставляла его извиваться, заставляла выгибаться дугой и вжимать пальцы в футон, но он не кончит. Он не понимал, почему. Это не имело никакого смысла. По логике он должен был уже кончить десять раз, но не мог. То, что творилось с ним прямо сейчас, было лучшим, что он когда-либо испытывал, но он не кончал. Должен был, но не мог.
А Томоэ – его невероятная, прекрасная, идеальная жена – она была настолько красива, с этим румянцем на щеках, с полуприкрытыми глазами, которыми она поглядывала на него так, словно точно знала, что творит с ним, с ее алыми губами, так соблазнительно сомкнутыми вокруг его плоти.
Самое желанное зрелище, которое он когда-либо видел.
А потом она пососала его.
– Ооо… То… мо… э… – низко простонал он.
Это, это… совершенно невозможно.
Борясь с желанием подбросить бедра вверх, он смотрел на нее, широко распахнув глаза. Появилось ощущение срочности, острая необходимость получить больше, еще немного больше, чтобы закончить эту сладкую пытку, подавшись вперед. Но он не мог, не мог заставлять ее делать больше, не мог причинить ей боль. Он никогда бы не смог так поступить с ней!
Он отчаянно пытался оставаться на месте, но острая потребность сделала это невозможным, поэтому он сел. Ему хотелось запустить пальцы в ее густые волосы, но он не посмел, и просто крепко сжал футон, так, что пальцы побелели. Жидкий огонь разгорелся внутри и стекал вниз, где ныло и болело все сильнее…
А Томоэ продолжала двигаться и поглаживать его, и посасывать. Он уже не мог терпеть, и напряжение стало настолько сильным, что уже почти дошло до края. Он не хотел кончать, он не хотел, чтобы это заканчивалось. Она был настолько красивой сейчас, но он не понимал, как может еще выдерживать это напряжение.
А когда это пульсирующее и болезненное давление взорвется, опять выплеснется это… но конец уже был так близок…
Так близок!
– Томоэ. – Он задыхался, пытаясь найти слова, чтобы предупредить ее. – Это близко! Уже почти… – Ей нужно было прекратить, но он не мог оттолкнуть ее!
Ее глаза стали темными, как ночное небо, но серьезными, словно она осмелилась…
А потом она опустила голову, взяла в рот весь его член до основания и сильно всосала.
Тонкая нить, что удерживала его на краю, лопнула, и он упал.
Когда он пришел в себя и открыл глаза, она смотрела на него с легким беспокойством, нежно поглаживая по волосам. Его пульс колотился так, будто он рванул на лучшей своей скорости до самого Киото, он тяжело дышал… но чувствовал себя при этом прекрасно. Руки и ноги стали вялыми, словно всякая необходимость двигаться покинула их.
– С тобой все в порядке? – мягко спросила она.
Он кивнул… и открыл рот, пытаясь подобрать нужные слова, но в конце концов не смог произнести ничего более или менее связного, и просто выдал:
– Спасибо.
Она ничего не ответила, просто смотрела на него с такой нежностью, которой он даже не мог подобрать названия, и гладила его волосы.
Он чувствовал себя прекрасно.
Он чувствовал себя совершенно истощенным, спокойным… но не уставшим.
Однако была одна вещь, которая вызывала его любопытство.
– Ты знала, что во второй раз будет по-другому?
– Я подозревала, – призналась она. – Иногда мне требуется больше времени, чтобы кончить во второй или третий раз, независимо от того, насколько ты искусен.
Это имело смысл. Он раньше не задумывался о том, что его выводы относительно нее могут иметь отношение и к нему. Он вздохнул.
– Я люблю тебя.
Она улыбнулась ему в ответ своей подлинной улыбкой.
Комментарий к Глава 26. Сбор урожая
Арты: https://vk.com/photo-128853700_456239025, https://vk.com/photo-128853700_456239026
========== Глава 27. Секреты ==========
Через два дня к ним пришел новый визитер.
Кеншин занимался с детьми во дворе, пока Томоэ готовила для них для всех напитки. Сегодня дети появились рано. Неудивительно – в середине зимы их обязанности по дому были невелики, и снег еще не выпал. Однако, хотя Кеншин был вовсе не против присматривать за детьми, ему было любопытно, что замышляет Томоэ.
Она долго собиралась.
И если подумать, вчера в деревне она с некоторой искрой в глазах упомянула, что у нее есть план, как отпраздновать Новый год. Кеншин беспомощно улыбнулся, и живот скрутило напряжением. Хорошая еда, немного саке, под настроение – таковы, скорее всего, были ее планы на сегодня, а потом? Они приближались к следующему шагу в их отношениях уже довольно долго. Может, сегодня вечером они наконец сделают этот шаг в неизвестность?
Прекрати, идиот, и сосредоточься!
Он встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на игривой браваде Ичиро и Нобуро. Они оба держали в руке палки, не имеющие ничего общего с реальным оружием, но мальчики, казалось, наслаждались игрой, делая вид, что они известные мечники. Он не был против, когда они решили, что будут изображать Кацуру Когоро и Такасуги Синсаку в могучем стремлении победить ужасающего лидера Шинсенгуми Кондо Исами. Потому что, по логике, как взрослый, он должен был играть плохого парня…
Кеншин вздыхал и со слегка вымученным выражением отмахивался от шквала ударов мальчиков. Они старались изо всех сил, но не имели никакой подготовки, а скорость их атак уменьшалась за счет чрезмерных и крайне неэффективных движений. Ему было нетрудно одновременно отслеживать и блокировать их действия. В конце концов, хотя он был не так уж хорош в бою двумя руками, ему довольно часто приходилось вынимать вакидзаси для самозащиты на узких улицах.
Вдали он ощутил новое присутствие, но не мог заставить себя стать осторожнее. Присутствие ки было маленьким, сосредоточенным, но ощущалось неопределенно, что предполагало юность носителя. Возможно, новенький ребенок идет поиграть? Он встречал детей достаточно часто, чтобы знать их всех, и это присутствие не принадлежало ни одному из них, но ребенок, возможно, из деревни.
Затем он увидел источник ки – мальчик лет десяти или около того пристально смотрел на них с дороги, крепко сжав кулаки.
Кеншин никогда не видел этого мальчика, ни в деревне, ни вообще в округе. Это несколько озадачивало. Он считал, что знает большинство людей здесь, а мальчик был очень молод и вряд ли пришел издалека.
Ичиро и Нобуро заметили его невнимательность и тоже повернулись, чтобы посмотреть. Их любопытство было разбужено, даже Аими-чан и ее подружки прекратили игру с мячом.
– Кто это? – спросил Кеншин, стараясь сделать голос мягким.
– Я не знаю, – Ичиро, самый старший из детей, взял на себя труд ответить. Его голос звучал задумчиво. – Он не из деревни.
– Может, он хочет поиграть с нами? – предположила Аими-чан, но она тоже немного колебалась.
– Я пойду спрошу его! – объявил Ичиро.
В этом мальчишке не было неуверенности, даже в общении с незнакомцами. Кеншин покачал головой. Может, это и хорошо. С его странным цветом он выглядел пугающе для большинства детей, особенно поначалу. Он не слышал, что сказал Ичиро незнакомому мальчику, но почему-то мальчик рассердился. Его ки вспыхнула, и безо всякого предупреждения он зарычал, вскинул кулак и ударил Ичиро в лицо.
– Эй! – в тревоге крикнул Кеншин, прорываясь вперед, чтобы разнять их, прежде чем ситуация ухудшилась.
С какой стати он ударил Ичиро?
Конечно, Ичиро было свойственно быть слишком восторженным время от времени, как и все дети его соседей, но он не сказал бы ничего такого, чем можно было бы ответить ударом! Однако когда Кеншин наконец оторвал рычащих мальчиков друг от друга, незнакомец, даже не колеблясь, укусил его за руку, как дикая кошка.
– Атата! – Кеншин наполовину вздохнул, наполовину крякнул, отчаянно пытаясь сдержать проклятия. В конце концов, тут дети. Но… это было больно!
– Эниши?! – срывающийся голос Томоэ прорвался сквозь дымку боли. – Эниши, это ты?
И этот дикий ребенок вдруг напрягся всем телом, вывернулся из рук Кеншина и радостно завопил:
– Сестра!
Не может быть, не может этого быть, ради всего святого… Дрожь пробежала по его позвоночнику, словно в предчувствии, пока он смотрел, как этот дикарь бежал в объятия его жены и обнимал ее изо всех сил. Томоэ встала на колени, обнимая мальчика в ответ, бормоча что-то успокаивающее ему на ухо. Ее ки бушевала оттенками морозного холода и тепла, ощущавшегося гораздо интенсивнее, чем каждое по отдельности. Когда она сгребла мальчика руками, было ощущение, что она защищает его от всякого зла с яростью медведицы, защищающей своего детеныша. Только приблизьтесь, и вы об этом пожалеете, казалось, обещала ее ки всем, кто мог почувствовать это.
Это, должно быть, сон, какой-то кошмар наяву. Что угодно, только не реальность, подумал Кеншин с изумлением, когда его жена встала, обняв мальчика одной рукой и приглашая их обоих внутрь.
По-видимому, этот мальчик – Эниши-кун – ее брат.
Кеншину не нужны были ее слова, чтобы увидеть ожесточенную любовь в ее глазах. Нет, несмотря на внезапность и явную неправдоподобность этой встречи, свалившейся на голову, этот мальчик действительно брат его жены, и пусть он невоспитанный, с дурным характером, дикий, он все равно его семья.
В глазах Томоэ было столько надежды, когда она встретилась с ним взглядом. Очевидно, что она отчаянно хотела, чтобы они поладили.
– Твой брат… – Кеншин сглотнул, изо всех сил стараясь проигнорировать неуверенность, порожденную ужасным первым впечатлением от мальчика, и проблеск ревности, скрутивший живот, как коварная болезнь. Пот выступил на лбу, но он улыбнулся и решил начать снова. В конце концов, он мужчина, и его дело подавать хороший пример и надлежащим образом поприветствовать мальчика в их доме.
Он сделал шаг вперед и пробормотал:
– Да, теперь, когда ты сказала, я вижу, что у вас одинаковые глаза. – И точно так же, как его Мастер сделал когда-то, он протянул руку, чтобы потрепать волосы мальчика – то, что делали взрослые, когда успокаивали его собственные заботы и страхи.
Глаза мальчика вспыхнули, и прежде, чем ему удалось прикоснуться к нему, Эниши укусил его снова.
– Ух, – фыркнул Кеншин, шипя от боли. Что, черт побери, не так с этим ребенком? Сморгнув слезы, выступившие от боли, он увидел, что мальчик снова бросился под защиту Томоэ.
Томоэ с сожалением посмотрела на Кеншина, бросая короткий взгляд на дверь. Намек был очевиден.
– У вас, наверное, есть о чем поговорить. Я подожду снаружи. – Кеншин скривился, разворачиваясь, чтобы уйти, и потряхивая рукой, все еще болевшей после укуса. Никогда еще он не чувствовал себя таким ненужным в своем собственном доме, как в тот момент, когда Эниши гордым взглядом провожал его, пока он не скрылся, а Томоэ снова опустилась на колени успокаивать его.
Не оглядываясь, Кеншин вышел из дома.
Этот мальчик, Эниши… он меня ненавидит.
Иррациональная мысль. Так же, как и ревность, сосавшая под ложечкой, совершенно глупая, детская, низкая для мужчины, которым он старался стать. Томоэ давно не видела своего брата. Конечно, она хотела убедиться, что он в порядке. Конечно, они хотели бы побыть немного наедине.
Однако он не мог не остановиться и не посмотреть на тихий дом, на дверь, которая отрезала его от собственного жилища, став непроницаемой стеной между ними. Даже сосредоточившись, он не мог разобрать ничего, кроме едва слышного ропота, который легко заглушался ликующими криками соседских детей, вернувшихся к своим играм.
Он потер отекший круглый синяк на тыльной стороне руки. Мальчишка укусил с энтузиазмом.
Еще одна общая черта брата и сестры, отметил он с усмешкой, прежде чем громко вздохнуть. Так или иначе, он не знал, как, но ему придется спрятать свои чувства и постараться изо всех сил принять паршивца и быть с ним добрым, как только возможно. Если ни по какой иной причине, так ради Томоэ.
Его красивая замечательная жена была стабилизирующим фактором в его жизни, стеной, к которой он прислонился, когда все стало чересчур тяжелым. Конечно, она хотела бы, чтобы мальчишка жил с ними. Учитывая то, что Эниши искал их в одиночку, о нем, скорее всего, некому было заботиться. В конце концов, для мальчика его возраста было рано путешествовать в одиночку.
Откуда он пришел, в любом случае?
Кеншин нахмурился. Долгое время он предполагал, что у Томоэ, как и у него, не было семьи. Но что если она сбежала из дома? Он так мало знал о ее прошлом – всего несколько обрывков, что сложили очень несовершенный образ, но он принимал его, потому что знал, как разговоры об этом печалят ее. Но если у нее есть младший брат, сколько еще родственников осталось?
Сколько еще сюрпризов его ждет?
Тем более, что паршивец – нет, Эниши – был намного моложе ее… Нет, не стоит забегать вперед. Ты знаешь, что она расскажет все в свое время.
Что касается мальчика, как Эниши нашел их? Никто, кроме Кацуры-сана и Иидзуки-сана, не должен был знать об этом доме. Ну, поначалу Томоэ часто ходила в деревню в одиночку, но она не послала бы письма. Она знала так же точно, как и он, насколько важным было скрывать их местоположение. К тому же, она была удивлена, когда увидела своего брата. Ее голос, срывающийся от шока, недоверчивый, тоже говорил об этом.
– Кеншин-сан! Кеншин-сан! Что случилось? Вам плохо? – кричала ему Аими-чан, глядя полными беспокойства и любопытства глазами.
– О, извини, я иду. – Он улыбнулся, отталкивая прочь неприятности и разочарование. В конце концов, хотя он не мог объяснить весь этот беспорядок, у него было стойкое ощущение, что новогоднее веселье придется отменить.
Когда солнце начало закатываться, Кеншин проводил детей по домам. Отчасти для того, чтобы очистить мысли перед встречей с Эниши… но также и для того, чтобы извиниться перед Кичиро-саном и Мидори-сан от его имени. Если брат Томоэ будет жить с ними, это единственно правильный путь постараться изо всех сил не портить отношений с соседями.
На виске Ичиро выросла довольно большая шишка, но, кажется, это не опасная травма. Кеншин пережил свою долю ударов и ушибов во время тренировок с Мастером, так что он имел некоторое представление о таких вещах. Однако, чтобы быть до конца уверенным, он снова проверил опухоль, несмотря на протесты Ичиро – мальчик все время говорил, что чувствует себя прекрасно, и ему не больно.
У Кеншина были сомнения в обоснованности этого заявления. Его собственная рука все еще болела, и он видел, сколько сил вложил Эниши в свой удар. Однако если Ичиро хочет игнорировать боль и хорохориться перед братьями и сестрами, кто он такой, чтобы отговаривать его?
В конце концов, они же играли в храбрых воинов, и, как ни глупо это выглядело, мальчики настроились действовать как герои их истории. Странно было понимать, сколько лет пролетело с тех пор, как он разделял подобные мысли, но теперь… теперь он знал, что герои не всегда такие черные и белые, какими их рисуют сказки.
Неодобрение Мидори-сан было очевидным, когда он объяснил, что случилось. Кичиро-сан, однако, отмахнулся со словами «мальчики есть мальчики» и просил его забыть об этом, что это не его вина, что этот злобный ребенок оказался его родственником.
Аими-чан и мальчики весьма бурно выразили желание прийти завтра. Кеншин согласился с некоторой неохотой, напомнив им, что они должны попытаться принять Эниши в игру. Может, они просто начали не с того, и нужно приложить чуть усилий, чтобы подружиться с мальчиком?
Отпущенный с наилучшими пожеланиями, Кеншин отправился домой.
Однако вместо того, чтобы застать Эниши в доме, обедающим вместе с Томоэ, он увидел его на перекрестке дороги, ведущей к его дому. В глазах мальчика блестели слезы, и он сердито выплюнул :
– Ты! Хоть бы ты пропал!
У Кеншина даже не было возможности ответить ни одного слова, прежде чем мальчик сорвался с места и убежал, оставив его целиком и полностью растерянным. Кеншин предполагал, что он останется с ними навсегда… Следует ли ему бежать за ним? Но сможет ли он что-то сделать? У Эниши с ним проблема, это очевидно. Скорее всего, будет только хуже, если заставлять Эниши говорить с ним.
Однако мальчик так молод и так зол…
Томоэ позволила ему уйти. Возможно, у Эниши есть семья или его ожидает тот, от которого он зависит? Да, это имеет смысл.
Однако Кеншин не мог избавиться от чувства любопытства, когда достиг дома. Он отметил, как сосредоточенно она пишет в своем дневнике, а ее ки ощущалась холоднее, чем когда бы то ли было.
– Эй… – начал он нерешительно, облизав губы. – Куда пошел Эниши?
Она захлопнула дневник, обернувшись, как испуганный олень. Ее глаза расширились, страх и даже паника мелькнули в ее взгляде.
Что…? Почему она… ? Кеншин замер в шоке. Что могло ее так испугать? Она никогда не боялась! Он сухо сглотнул, а потом, стараясь сделать голос как можно более мягким, спросил:
– Что такое?
– Эм…
… Это вина в ее глазах?
– Эниши… – заколебалась она. – Он возвращается в Эдо.
– В Эдо? – Кеншин уставился на нее. Это же… почти триста пятьдесят миль. Она оставила свою семью и прибыла так издалека? Зачем?
– Ах… тебе, наверно, интересно узнать обо мне, – прошептала она, глядя в сторону, пальцами цепляясь за потрепанный дневник. – Я никогда не рассказывала тебе. До сих пор я думала, что не должна вообще говорить о прошлом. Но, может быть… это хорошая возможность поговорить об этом.
Было неправильно видеть ее такой неуверенной, замечать, как она избегает его взгляда. Она не должна чувствоваться такой холодной, такой далекой, словно она снова выстраивает стену вокруг своего сердца. Что бы ни случилось, чем бы ни обернулись ее слова… она никогда не должна испытывать чувство вины.
Это было неправильно.
Она так невинна и чиста… каким ему никогда не быть. Кеншин тихо выдохнул и подошел к ней, взял ее ладонь в свою и успокаивающе сжал.
– Позже. Пожалуйста, не грусти так. Я подожду столько, сколько тебе нужно.
Наконец ее глаза встретились с его глазами, и она с благодарностью кивнула.
Он застенчиво улыбнулся, и уверенность, что все сделано правильно, поднялась в его груди. Неважно, что бы ни случилось, что бы ни опечалило ее так… он будет рядом с ней, так же, как она всегда была рядом с ним. Неважно, какие невзгоды грядут, они справятся с ними вместе.
Они ужинали в тишине.
Пища, приготовленная ею, была восхитительной, как всегда, и он наслаждался, не настаивая на разговоре. Он мог дать ей все возможное время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем приступить к болезненным темам. В конце концов, именно ее спокойствие позволило ей пережить те ужасы, от которых она бежала.
Непросто вспоминать о тех временах, это он знал по себе. Его прошлое также было полно тьмы. Проще всего не касаться проблем.
Привычными движениями она начала собирать посуду и готовить чай. Он поднялся на ноги и подошел к двери, чтобы выглянуть наружу.
– Неудивительно, что так похолодало – снег идет. К утру закроет всю землю, – пробормотал он задумчиво. Кеншин так давно ждал снега, и вот теперь он выпал. Они в безопасности теперь, пока он не растает, в этом нет никаких сомнений.
Однако несмотря на облегчение, он не мог не чувствовать неловкую напряженность между ними, холодность ее ки, печаль в ее глазах. Нет. Сейчас не время восхищаться такой простой вещью, как снегопад.
– Я говорила тебе, что моя семья из Эдо, – начала Томоэ мягко, спокойным и тихим голосом – холодно, почти бесстрастно. – Нас было трое – мой отец, мой брат и я. Мы жили мирно. Мы были не столь обеспеченными, чтобы иметь лишние деньги, но мы не бродяжничали и не голодали. Мой отец ничего не знал о боевых искусствах или науке, но он был добрым и любящим человеком, добрым к своей семье и соседям.
Она сидела у очага, сжимая чашку с чаем в руках. Но в ее глазах плескалось такое горе, какого он не видел никогда. Почему ее семья для нее настолько болезненная тема? Ничего подозрительного в ее словах не было. Он всегда знал, что она женщина благородного происхождения. В классе самураев полно таких семей, как ее семья.
– Моя мать тоже была добрым человеком, но она всегда была хрупкой и болезненной… Она умерла вскоре после рождения Эниши. Эниши никогда не знал ее – я всегда заботилась о нем. Он любит меня так, как любил бы ее. – Ее голос слегка дрогнул. – У него есть склонность слишком жестко судить людей, и он несколько отбился от рук, но он хороший мальчик. Когда было объявлено о моей помолвке, он закатил истерику. Это худшее, что он когда-либо делал.
Помолвка? Кеншин замер, сердце пропустило удар. Она была помолвлена? Она была влюблена в кого-то?
Ревность скрутила живот, жестко сдавила горло и мучительно долгое время не давала вздохнуть. Он закрыл глаза и сделал все возможное, чтобы подавить это чувство. Сейчас она его жена. И до того, как они повстречались, она была такой печальной и одинокой… Очевидно, случилось что-то ужасное.
Она помолчала, наливая ему чай, прежде чем грациозным движением протянуть ему чашку. Тепло ощущалось его рукой, но не было ничего успокаивающего в знакомом запахе. Не притронувшись, он отставил чашку на край буфета. Она избегала его взгляда. Вся ее поза была напряженной, скованной манерами и стеной вокруг ее сердца. Ее пальцы сжимали ткань кимоно, и единственным показателем ее страдания было рваное дыхание.
– Мой жених был вторым сыном в такой же семье, как наша. Мой друг детства. Как и мой отец, он не мог достичь многого, но был добрым и трудолюбивым человеком. В то время я очень его любила, и когда он сделал предложение, я была счастлива.
Она подняла глаза на него, и его заставило его сердце заныть. Он очень хотел бы привлечь ее в свои объятия и пообещать, что все будет хорошо, что все это в прошлом, что теперь и навсегда он рядом с ней. Но он не мог, пока печаль, как яд, разъедала ее душу, и она отпускала ее, впервые позволяя ему разделить это бремя.
– Несмотря на то, что я была счастлива, все, что мне удалось, это посмотреть на него с изумлением. Неважно, как я ненавижу это, но я с трудом могу улыбнуться. Может, поэтому… Я никогда не говорила ему, как была счастлива. – Она сделала паузу и посмотрела в сторону. Ее губы искривились, и она понизила голос, повторяя слова кого-то так, словно они ранили ее. – Если второй сын самурая не может сделать тебя счастливой, я, по крайней мере, могу стать известным как воин, сказал он мне. Он отложил нашу свадьбу и присоединился к киотскому Мимаваригуми. И он… не вернулся. Я не стала дожидаться новостей. Я отправилась в Киото за ним.
Она подняла голову, пристально глядя в его глаза, словно желая знать, понимает ли он.
– Он умер в месте, которого я не знаю. И счастье, которое могло бы у меня быть… умерло вместе с ним.
Ее ки была такой холодной, холоднее, чем мороз в середине зимы, а ее глаза… ее глаза были печальны, и яростны, и растерянны – все сразу, словно она потерялась в своем горе, а он был единственным, кто мог вытащить ее. Этого оказалось слишком много, ужасный вес словно придавил его грудь, и он не знал, как помочь. Не было слов, которыми он смог бы облегчить ее страдания, такую боль, как эта.
– Но, может быть… – Она остановилась, и резкий вздох прервал ее собранность. Ее глаза заблестели, а потом слезы свободно потекли по щекам. – Может, на самом деле это моя вина. Если бы я плакала тогда и попыталась остановить его…
Кеншин знал, что делать. Даже не думая, он подхватил ее на руки, когда она упала, как марионетка с обрезанными нитями. Она уткнулась лицом ему в шею и заплакала навзрыд, сотрясаясь всем телом, промочив слезами его кимоно. Было ужасно слышать такое, но он гладил ее по волосам и шептал утешительную ерунду ей на ухо.
– Все хорошо. Все в порядке. – Слова не имели никакого значения. Он закрыл глаза и дал ей возможность выплакаться, утешая ее настолько, насколько мог, и неважно, как незначительным было это утешение. – Тсс. Все хорошо. Все хорошо.
Полезно поплакать, чтобы отпустить ту боль, что скрывалась внутри нее все это время… как очистить старую загноившуюся рану, подумал он. Неважно, как больно слушать, как больно узнать, сколько она страдала, неся свое горе в одиночку…
Не с этого момента.
Когда рыдания, наконец, прекратились, сменившись короткими всхлипами, он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в лоб. Она вытерла глаза и нос рукавом и устало прислонилась к его плечу, в поисках простого утешения, что он предлагал ей. Она была довольно тяжелой, но он выдерживал ее вес безо всяких жалоб. Даже колючее ощущение в пальцах от недостатка кровообращения было не поводом попросить ее двинуться. Нет, он будет с ней столько, сколько ей потребуется. Он снова поцеловал ее в лоб, еще медленнее, позволяя губам задержаться, и погладил по волосам.
Через некоторое время, когда она, казалось, уже не была так выжата, она подняла руку, чтобы проследить шрам на его щеке, чтобы повернуть его лицо, чтобы поцеловать его в губы.
Это был нехороший поцелуй. Отчаянный, напряженный… почти болезненный. Но он вернул его без вопросов. Если она попросит, он даст ей все, что угодно.
Может, ей просто нужно забыть прошлое, хоть на мгновение.
Ее руки обвились вокруг его тела, осыпая губы свирепыми, голодными, жадными поцелуями. Он запустил руку в ее волосы и вернул их, наклоняясь, чтобы глубже исследовать ее рот, пить ее вкус, пробуждающий в нем пьянящее желание.
Когда она просунула руки под его кимоно, он не протестовал, просто ответил тем же, стаскивая верхнюю часть, освобождая грудь. Не было никакой необходимости в словах. Он наклонился, чтобы обласкать эти молочно-белые полушария, восхищаясь ее тихими стонами.
Когда ее рука опустилась вниз, чтобы погладить его ноющий член, он не стал уклоняться – просто выдохнул, позволяя ей облегчить то собравшееся внизу давление, которое возникло, стоило только жидкому огню потечь по его жилам. Он зарылся лицом в ложбинку меж ее грудей, двигаясь вверх, оставляя дорожку отчаянных поцелуев на ее коже, пока не достиг шеи. Все это время она ласкала его невыносимо. Конец был близок, так близок, еще немного и…
