Текст книги "Пушок и Перчик (СИ)"

Автор книги: слава 8285

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– У Государя было три сына, – как-то настороженно проговорил я.

– У Государя было четыре сына.

– Я ничего не знаю о четвертом...

– О нем никто не знает! Ну... почти никто. Феликс самый младший. Государыня была очень суеверная женщина, Государь тоже был суеверен, но она просто помешалась на всех этих знамениях, предсказаниях и прочей ереси. Когда она узнала, что беременна, ей часто стал сниться один и тот же сон: темная комната, она одна и как бы парализована. И вот тьма сгущается и принимает облик высокого человека в плаще, и этот черный забирает ее ребенка, а ее саму душит. Этот сон мучил ее не один раз, и она уверовала в то, что ребенка нужно спрятать. Всеми правдами и неправдами уговорила Государя. И этого, еще не родившегося ребенка решили спрятать от всех.

– Но если Государыня была беременна, то все бы увидели живот... и ... всякое.

– В самом начале беременности, когда живота еще не было, ее вывезли на виллу, под предлогом, что у нее рак.

– Помню! Я помню! Говорили! Рак кожи! – вскрикнул я.

– Рак кожи, – кивнул он. – Год она не показывалась на люди и втайне родила сына. Его прятали с самого рожденья. Сначала отвезли в Джунгли. Долго держали там. Как он стал совершеннолетним, сделали ему пропуск в город, и там он работал в одной кафешке. Он ничего не знал о своих истинных родителях, о том, кто он. Его вели всегда издалека, следили, охраняли, но незаметно. Сначала его вела личная служба охраны самого Государя, ну а после его смерти он достался нам. Все было хорошо, пока он не столкнулся с этой проклятой ведьмой. У него в теле был маячок, но когда он в первый раз превратился в собаку, устройство перестало функционировать. Короче говоря, мы искали парня в Городе, а нужно было искать собаку в Джунглях, немудрено, что мы его потеряли. Но потом все равно нашли. И тут, кстати да, ты прости, когда мы его брали, то и тебя потрепали, так что за мной должок. Но у меня есть оправдание, мы не знали тогда, что ты, это... ты!

– И он сейчас...

– Я не знаю, где он! Честно! Я приказал не говорить мне, где его держат. Мало ли, вдруг меня повяжут, и я все расскажу, а его нужно сохранить живым, это дело государственной важности!

– Не верю... – выдохнул я.

– Ну ты же видел Алешку! Они же похожи! Нос, глаза! Ну!

– Похожи... – прошептал я. – Вот тебе и Пушок...

– Как? Как ты сказал? Пу-шок? А и в правду Пушок! Светленький! Красивый, как девочка! Сейчас я понимаю, почему ты решился ему помочь! Губа не дура! Я его тоже сразу заприметил! – он усмехнулся и налил еще по стопке. – Или ты не... или я гоню, ты только по девкам?

Разговор вдруг заехал совсем не в ту сторону.

– А вот упырь этот, упырь, он ваш же? – попытался перескочить я. – Вот эти, новые, это же ваши?

– Вообще-то упыри – они ваши, – улыбнулся он, – Вы их первые вывели. А вот этот вот, последний вид, это уже наш, да.

– А если вы их создаете у себя на заводах, зачем их вообще на волю выпускать? Зачем эти лишние проблемы?

– Хороший вопрос! – он закурил. – Но мы вынуждены это делать, хотя об этом тебе нужно спросить своих людей, уж круче вас в этом деле нет! Насколько я понял, проблема там в следующем: сердце упыря, выращенного в неволе, на порядок хуже того, кто откормился сам на вольных хлебах. Конечно, изначально их откармливали живым биоматериалом из Джунглей, все было нормально, они хорошо набирали вес. Ну а когда их кололи и сравнивали сердца домашних и диких, то вот тут-то все и выяснилось. Яйцеголовые объяснили это тем, что каждым упырем управляет инстинкт, он говорит ему – когда, кого, и сколько. У каждого упыря своя диета. И ее невозможно просчитать. Вернее, мы до сих пор этого сделать не можем. А ему нужно, грубо говоря, сегодня только женщины, завтра перерыв, послезавтра один ребенок, а потом двое стариков сразу, понимаешь? Вот и пришлось их выпустить. Риск, конечно, но он вложен в конечную стоимость сердца. Все окупается, и потери, и пропажи... Все учтено.

Я молчал. Мне страшно было думать, что стоит за понятием “Живой биоматериал”.

– И раз уж мы заговорили об упырях, я опять должен извиниться. Я знаю, что один из наших тебя тяпнул. И, хоть сам понимаешь, моей вины в этом нет, я все-таки тебе должен. И вот еще что, – он полез в карман и протянул мне маленький кнопочный телефончик-раскладушку. Приятный и гладенький, как морской камешек. – Это тебе. Телефон спецсвязи. Он запомнит твой голос и твои отпечатки пальцев и будет работать только у тебя, прослушать его невозможно, ну... в ближайший год его не смогут взломать точно. Держи его всегда при себе, я могу позвонить в любой момент, и ты должен приехать. Прохор твой в курсе, можешь на него положиться, он верный пес. Ну вот, пожалуй, и все! – он встал, и я тоже. – Жди звонка и будь готов! Большое дело делаем! Если мы позволим Алешке просрать страну, наши дети нам этого не простят! А наши предки – тем более!

– А остальные вожди кланов... что говорят?

– Что они еще могут сказать?!! Меня послали узнать твое мнение, твою позицию. Ты же патриот своей страны?

Я кивнул несколько раз, и мы расстались.

Только опустившись на кровать в своих покоях, я ощутил, как сильно устал. Но сна почему-то не было. Голова была пустая, сухая и все гудела какими-то обрывками чувств, мыслей и фраз. Бухать тоже не хотелось. Я встал и подошел к окну. День уже догорал, успокаивался, затихал. И если тут, в небесах, еще вовсю светило солнце, то там, внизу, были уже сумерки. Фонари зажигались. Некоторые улицы перекрывались и становились пешеходными. На тротуары выходили уличные музыканты, фокусники, акробаты и прочие выдумщики. Офисные здания замирали, а рестораны и бары расцветали вовсю. Публика хотела развлечений.

Сердце мое наполнилось жестокой тоской! Я бы все сейчас отдал, чтобы одеться во что-нибудь легкое, взять достаточно бабла, схватить Пушка и нырнуть в этот сверкающий неоновый мир веселых и легких грехов. Пить, есть, любить, глазеть, удивляться, восхищаться и танцевать до упада... Ну а ежели государь прав? Вдруг и вправду под нами уже ничего нет, и земля уже пуста? Мы потратим все свои накопления и... Нет! Не верилось мне в это! Мегаполис был такой большой, сияющий, богатый! Ну и что, что кончатся ископаемые? Сколько фирм у нас работает, заводов, фабрик!!! Будем получать деньги из чего-то другого. По крайней мере, существующая система крепка и работает без сбоев уже долго. А менять ее на новую? А вдруг будет только хуже? Может, не нужно испытывать судьбу и оставить все как есть? Я тоже не очень-то любил и доверял иностранцам. Зачем они лезут к нам? Не может быть, что они заботятся только о правах и свободах граждан, какая-то и для них должна быть выгода! Нет! Своя рубашка ближе к телу.

В дверь постучали. Я очнулся от своих мыслей и разрешил войти. Сердце ухнуло в пропасть! Замолкло... А потом забилось сразу где-то в горле. Ох, пропал я, пропал! Совсем пропал! Нет! Разобьет мне Пушок голову до крови и будет прав!

Он был высокий, стройный, худой. Длинные, тонкие руки. Тонкая шея, свежие щеки. Носик точеный. Пухлые, сладкие, нежно-розовые губки. Густые темные волосы, волнистые, объемные, они наползали ему на брови, скрывали уши, сзади доходили до плеч. Я стоял завороженный, пронзенный увиденным, и только потом заметил, что парень вошел не один, а вместе с ним завалилась целая толпа. Зашла девушка. Высокая, роскошная, сисястая. С гривой золотых волос и большим красным ртом. Но, несмотря на ее фигуру, на ее лицо, я бы не назвал ее красивой. Эффектной – да, но, как по мне, красоты в ней не было. Она была вся какая-то пластмассовая, не живая, искусственная, хотя и очень, очень эффектная. Помимо парня и девушки в комнату вошел слуга, а за ним несколько человек внесли какие-то подносы, прикатили столик на колесиках, втащили высокую железную вазу с прутьями и палками и даже внесли какую-то клетку – большую, квадратную, в которой смело могла поместиться здоровая свинья.

Я молча и с подозрением смотрел на всю эту канитель. Потом подошел к столику. Он весь был завален какими-то плетками, ремнями, хлыстами, ошейниками и прочей неизвестной мне ерундой. Достав прут из вазы, я еще подумал: “Лошадь они еще, что ли, сюда приведут? Сбруя уже есть, хлысты тоже, тока лошади не хватает!”. Я положил руку на плечо слуги и отвел его в сторонку.

– Это чего такое? – кивнул в сторону приготовлений.

– Это... все для сессии.

– Для какой сессии?

– Вы сказали, чтобы все оставалось, как и прежде, как и при старом хозяине...

– Я сказал?!!

– Вы изволили...

– Хм... не помню, пьяный наверно был! Ну-ну!

– ...чтобы все было, как и при старом хозяине. И вот... Сегодня пятница, а по пятницам у хозяина сессия.

Я опять подошел к столику, но парень стоял слишком близко, и мне стало жарко и душно. Я достал одну розгу.

– А упряжь-то зачем? Лошадь запрягать, что ли? – Все молчали, прислуга вышла, остался только слуга, девушка и ОН. – И клетка еще! Клетка-то зачем? Что мне с этим делать?

– Господин бил мальчика... – негромко подсказал слуга.

Я резко обернулся и еще раз утонул взглядом в его густой шевелюре.

– Как? Зачем? За что? Что он сделал?

– Мальчик ничего не сделал. Он получал от этого удовольствие.

– Мальчик? – почему-то ужаснулся я. Парень закрыл глаза, и, глядя на его приоткрытые губы, я понял, что... вряд ли, наверное... ведь совсем же... – Мальчик получал удовольствие от того, что его били?!!

– Господин получал...

– Господин? А от этого можно получать удовольствие?!! Он что, больной на голову был, ваш господин? – Я посмотрел на клетку, и вот сейчас только до меня начало доходить... – Он что, и его туда... в клетку... человека? Сними-ка! Сними-ка майку! – обратился я к парню. Он молча и медленно стянул футболку, открывая мне свое белое плоское тело. Губы мои вмиг запеклись. Сердце стучало уже где-то в гландах. Я зашел ему за спину, не удержался и простонал. Она вся была в синяках. Разноцветные, старые желтые и свежие синие, кровавые и четкие отпечатки палок и царапины.

– Вашу мать! – выдохнул я. – Вашу мать! Ну как же так?!! Ну он же человек! Ну как же... Бля-я-я-ядь! – я взялся за голову. – Ну что ж вы за люди-то такие?!! – я огляделся, словно бы в поисках людей. – Слушайте! Слушай меня! Слушай! – я взял слугу за ворот. – Я хочу... – начал я на выдохе, закрыв глаза и сосредоточившись. – Я хочу... что бы все это было уничтожено! Ты меня понял? Ты меня слышишь? Все! Все вот это дерьмо поганое! Пытошные все эти приспособы! Вся эта дрянь! Все эти хомуты, ремни, плетки эти, все эти прищепки, все это уродство поганое, ты меня понял?!! Эта клетка! Вашу ж мать! Ну он же человек! Живой человек! Как можно живого человека держать в клетке! Такой херни даже в Нахаловке не было! Ублюдки! Обыщите весь дом! Весь этот небоскреб! Каждый этаж! Каждую комнату! И сожгите, если найдете нечто похожее! Сожгите все эти кожаные хрени! Все эти бичи и плетки! И клетку эту поганую уничтожьте! Господи!

Опять появились слуги и стали убирать все эти штуки. Утащили и клетку.

– Что делать с девушкой, господин?

– С девушкой? Бабу на кухню, там ей и место!

– А юноша?

– А юноша? – я оглядел его с ног до головы, облизал губы. – А юношу оставьте! Юношу... пусть останется!

Слуга поклонился, и мы остались наедине.

Хоть это и причиняло мне боль, я все равно с содроганием сердца опять осмотрел его спину. Дотронулся до старого желтого крупного синяка. Он вздрогнул. Я повернул его к себе лицом. Пригладил волосы... Он стоял, опустив глаза. Насыщаясь нежным ароматом его румянца, слушая свое возбужденное дыхание, я языком стал увлажнять свои губы. Верхняя намокла сразу, а вот с нижней пришлось повозиться. Но трудился я не напрасно! И вскоре весь утонул в сладком и нежном сочно-розовом аромате его пухлых губ.

– Прости меня, – попросил я тихо.

– За... что?..

– За все. Не знаю. За него. За то, что с тобой такое делали. Прости.

Я обнял его. Какое-то время мы так и стояли в приятной тишине. А потом я увлек его за собой, уложил на кровать и лег рядом.

– Расскажи, – все гладя его по щеке, прошептал я, – расскажи, что это вообще все было?

Он все смотрел на меня своими голубыми глазами.

– Господин бил меня. Бил розгами и палками, и плеткой. Бил и бил... а потом загонял в клетку и... ну занимался с девушкой... этим. Брал ее... и я должен был смотреть, а потом, когда он кончал, он заставлял меня все вылизывать у ней. Или мочился на меня, или обливал пивом, или опять бил... Всякое было, – я медленно, со знанием дела оставлял засосы на его хрупкой белой шее. – Не бейте меня, пожалуйста! – тихо попросил он. – Не бейте. Я мочился кровью. Один раз порезал себе вены, но меня откачали. После этого господин особенно долго избивал меня. Он сказал, что я его собственность, и моя жизнь, и моя смерть принадлежит ему, и он решает... – я оторвался от своего занятия, приподнялся и посмотрел ему в глаза. Он замолчал.

– Ничего больше такого не будет. Как тебя зовут?

– Елисей.

Я улыбнулся.

– Ты очень красивый... Е-ли-сей.

– И вы... тоже.

Я надолго припал к его губам. Сначала он не двигался, но потом задышал, стал отвечать. С поцелуями я спустился ниже. Все целовал его лицо, щеки, шею, ключицы. Чувствовал, как жарко бьется его сердце, как сухой стон все чаще и чаще срывается с его губ. И вот он уже взял меня за волосы...

Я остановился. Приподнялся. Большим пальцем правой руки отогнул ему нижнюю губу. Он неотрывно смотрел на меня сияющими глазами, в которых подрагивало возбуждение и страх, и желание, и... Он хотел большего. Хотел продолжения. Но я... Я почему-то не хотел ничего серьезного. Я хотел просто тишины, ласки и покоя. Тихой нежности.

Я поцеловал его в лоб, лег на бок, обнял его, прижал к себе и уснул.

====== Глава 13 ======

Я уже проваливался в сон, как в углу что-то бухнуло, и я встрепенулся. Кровать оказалась пуста. Всю комнату затопила темная, сухая, задумчивая тишина. Я спустил ноги с кровати, поднялся. Подошел к окну, откинул занавеску. Сразу за окном начиналась Нахаловка. Это показалось мне немного странным: я был в небоскребе клана, а за окном – Нахаловка. Я стоял, припав к окну лбом, и смотрел на ее кривые, тесные, грязные улочки. На обшарпанные стены трущоб. Вдруг я увидел Пушка, он стоял сразу под окном и смотрел на меня, подняв голову. Я обрадовался, подскочил, начал одеваться. Натягивая джинсы, я увидел, как к нему подошел кто-то, они стали разговаривать и пошли прочь. Я стукнул в окно, стал искать, как открыть его, тарабанить, но Пушок с незнакомцем уже удалились. Сердце мое заскакало, весь мир вокруг начал сереть и осыпаться, я понял, что это сон и открыл глаза. “Секретный телефон”, подаренный мне вождем клана Каменный Волк вибрировал на тумбочке. Парень рядом со мной безмятежно спал.

– Да! Алло! Да! – спросонья я соображал хуже обычного.

– Спал? Привет!

– Нет!

– Бухаешь?

Я вытер испарину со лба, парень проснулся, приподнялся.

– Нет!

– Кажись, началось! Только что произошел теракт, сейчас начинается срочное совещание у Государя. Все вожди вызваны, тебе еще не звонили?

– Нет! Мне – нет!

– Одевайся! Встретимся в Башне Государя, Прохор проводит, он в курсе.

Я встал, всем существом ощущая, как напуган замерший в постели парень. Прошелся по комнате, потом вернулся, пристально посмотрел на него, схватил за горло, повалил на спину и надолго присосался к губам.

– Все! – я отстранился и шлепнул ему пощечину. – Иди! Никого не бойся! Никто тебя не тронет! У меня дела, встретимся позже!

Он уже уходил, как в комнату вошел седой. Он посмотрел на парня странным взглядом, но промолчал, пока тот не закрыл за собой дверь, и потом только обратился ко мне:

– Совещание начнется через десять минут, времени в обрез!

Я уже было потянулся за брошенными накануне рядом вещами, но седой помотал головой.

– Не то одеянье, господин.

Я сплюнул и принялся натягивать барскую одежу: сапоги, кафтан. Напялил обруч на башку, я его почему-то особенно ненавидел!

Мы спустились на лифте в уже знакомое мне метро и проехали до башни Государя. Никто в этот раз не встречал, мы сами поднялись на лифте и оказались в каком-то коридоре. Было тихо и покойно. Приглушенный свет освещал широкий, без конца и начала коридор. Мои сапоги утопали в мягком темно-красном ковровом покрытии. Наверное, это было от нервов, но я все никак не мог перестать зевать. Меня потряхивало. Часы показывали какую-то глупость – была то ли глубокая ночь, то ли ранее утро.

Вождь клана Каменный Волк Константин Дмитриевич уже ждал нас у массивных золотых дверей. Седой поклонился ему и исчез.

– Ну как ты? – тот взял меня за плечи. Я неуверенно кивнул. – Только что началось экстренное совещание! Там будет только пятеро вождей и государь. От тебя же я хочу одно. Ты сиди, молчи, но когда он к тебе обратится – только когда Алешка сам к тебе обратится, только тогда, – ты встань, покажи на него пальцем и скажи: “Я не знаю этого человека! Я его в первый раз вижу!”.

– И зарезать его? – выдохнул я, ясно ощущая, что сделать этого не смогу!

– Что? Нет-нет! Никого резать не надо! Просто встань и скажи.

– “Я не знаю этого человека!”. И все?

– И все!

Он улыбнулся, и мы вошли.

Зал оказался просторным, массивным, все из красного дерева. За небольшим столом с мониторами сидело трое вождей, а Государь восседал во главе собрания.

Стараясь ни на кого не смотреть, я уселся за стол.

Совещание уже шло. Все сидели молча, и только Государь зачитывал какую-то сводку сухим, больным, скучным голосом. Я совсем не понимал, что происходит, и все пытался взять себя в руки. Честно сказать, иногда я не был уверен, сплю я или бодрствую, так эта вся обстановка была необычна для меня.

Государя и Костю я уже более менее знал и теперь осторожно разглядывал остальных троих вождей.

Ближе всех ко мне сидел здоровенный мужичара. Идеально лысый, с густой рыжеватой бородой. Его кулачищи были похожи на дыни. Он внимательно, не мигая, следил за Государем. По цветам на его кафтане я угадал в нем вождя клана Огненный Лис. Второй вождь, глава Железного Барса, тоже был здоров и высок. Серебряные искры седых волос красиво смотрелись в его густых черных волосах. Черная как смоль борода была идеально ухожена, и у меня даже возникло идиотское желание потрогать ее, проверить, настоящая ли она? Он так же был серьезен и хмур, и все прятал взор под густыми черными недовольными могучими бровями.

Последним был вождь клана Небесный Тигр, и он казался самым добродушным из всей компании. Сидел спокойно, вальяжно, как опытный обольститель, как какой-нибудь хозяин кабаре, который осматривает девчушку, пришедшую устраиваться танцовщицей. Усы с бородкой у него были небольшие, тонкие, аккуратные, идеально-белоснежно седые, и смотрелись щегольски на фоне других могучих бород.

Государь, прочитав одну сводку, взялся за вторую, но потом надолго отвлекся на телефонный разговор.

Я обратил внимание на экран перед собой, перед каждым здесь были такие экраны, и притянул его к себе ближе. Тапнул по иконке горячих новостей.

Тут же появилась картинка. Звука не было, но все объясняла бегущая строка внизу, черным на тревожном желтом фоне. Вверху на красной полоске долбилась в глаза надпись: “Теракт в лагере беженцев! Они объявили нам войну?”. Я нахмурился, сердце нехорошо застучало.

Час назад в контрольно-пропускной пункт со стороны Нахаловки въехал автомобиль, начиненный взрывчаткой. Он управлялся водителем смертником. Погибло трое полицейских. Восемь ранено. К контрольно-пропускному пункту стягиваются войска Национальной гвардии.

Все это было плохо видно. Только тьма и огонь. Очень много очень яркого огня. Какие-то развалины чего-то. Все бегают: пожарные, гвардейцы, полицаи. Мордатый гладковыбритый генерал что-то бубнит, кивая головой. И всё показывали сторожевую собаку Ласку, которая уже давно чем-то прославилась, была даже медийной звездой, и вот взрывом ее разорвало на части...

– Алексей! Алексей-Алексей! – сморщился черноволосый. – Все вот это, то, что ты читаешь... это все мы знаем! Скажи, пожалуйста, что ты хочешь делать?

Государь замолчал, снял тонкие очки, устало закрыл глаза, потер переносицу и тихо проговорил:

– Нужно провести расследование... соблюсти все международные нормы права, что же касается...

– Это война, Алексей! – от вкрадчивого голоса черноволосого у меня пошли мурашки по спине. – Какое расследование? Какие права? ЧЬИ ПРАВА?

– Я уже разговаривал с президентом республики Вангланд...

– Хватит! – лысый так громогласно рявкнул, что я невольно подскочил на месте. – Если ты не имеешь никакого самоуважения, то я (он двинул кулачищем в грудь) уважаю себя! И я не понимаю, какое отношение к беспорядкам на НАШЕЙ земле имеет какой-то там президент какого-то там Ванглнда!!!

– Что нам до них? – тут же влез черноволосый. – Мало тебе было того позора, что ты ездил к их послу после коронации, как на поклон! Как за благословением!

Кулаки Государя дрогнули, и пальцы разломили очки.

– Ну а вы... а вы-то что... ваше... – я ощущал, как клокочущая ярость мешает Государю говорить.

– Это вызов нам! Этот взрыв – это пощечина всем нам! Нужно действовать решительно! Иначе нас не будут уважать! Перестанут бояться! Начнет всякая шваль вытирать о нас ноги! – пробасил лысый.

– Силовая операция... но у них же есть права... мы обязаны быть в правовом поле... – губы государя побелели.

– Иногда все пути не верны, и приходится выбирать не между добром и злом, а между большим злом и злом меньшим! – дружелюбно вставил серебристо-седой.

– А наши права они соблюдали? – заорал лысый. – А о наших правах они думали?!! Заботились о них, когда стреляли в наших полицейских, в нас! Когда взрывали нас, заботились они? Алексей! Ну взгляни ты правде в глаза! Права людей! ЛЮДЕЙ! Адекватных! Граждан! А не права зверей! Животных! Они же животные! У них началась война, и я сочувствую им, но они должны были взять в руки оружие! Биться за свою землю и либо победить, либо погибнуть! Но они бежали! Пришли на нашу землю! И сказали – дайте нам! А с какой стати?!! Ну ладно! Хорошо! Мы дали им землю! Пусть ваши женщины и дети переждут войну, и как все успокоится, то вернутся! Но они же обосновались там семьями! И каждый нищеброд приволок за собой сто своих родственников! Но мы и это стерпели! Потом они начали вякать – дайте нам газ, воду. И мы даже и это им дали! А сейчас они требуют прав! Каких прав? КОМУ права? С какой стати? Эти животные! Это тварье поганое! Они никогда не насытятся! Ты хочешь с ними подружиться, идешь им на встречу, готов поделиться, потесниться! А они все это считают за должное! Они твое великодушие, доброту твою считают за слабость! Потому что это жи-вот-ны-е!

Государь вдруг вскочил и швырнул в лысого обломки очков, которые все еще сжимал в кулаках.

– Так это же вы все и подстроили! Это же все ваше... Вы воду мутите! Мерзавцы! Я же знаю! – закричал он страшным голосом. – Вот ты! – обратился он ко мне. – Ты же был там, жил там! Скажи им! Скажи, что это несчастные, мирные люди, а взрывы эти – это все провокация!

Я встал, показал пальцем на Государя и сказал:

– Я не знаю этого человека! Я его в первый раз вижу!

Мне казалось, я чувствую, как подрагивают его тонкие волосы на потном лбу.

Воцарившаяся на время тишина стала давить мне на сердце.

– Государь бы не стал заботиться о каких-то чужих людях в ущерб своим... – проговорил черноволосый. – Так что и я тоже в первый раз вижу этого человека, – он поднялся.

– Поддерживаю! – улыбнулся Константин.

Я чувствовал, как Государь прожигает меня взглядом.

– Брат на брата, сыневе против отцев, рабы на господ, друг другу ищут умертвить единого ради корыстолюбия, похоти и власти, ища брат брата достояния лишить, не ведуще, яко премудрый глаголет: “Ища чужого, о своем в оный день возрыдает…” – прошептал Государь.

Лысый так жахнул кулаком по столу, что отломил кусок столешницы.

– Старые книги цитируешь?!! Старых людей вспомнил?!! А то, что сейчас предки наши в загробном мире кровавыми слезами плачут, ты об этом не подумал?!!

– Не будем кричать, – улыбнулся Костя. – Давайте просто сделаем то, что должно! – и он положил перед Государем большую красивую бумагу с текстом отречения. Протянул золотое перо.

– Вы этого хотите... – то ли спрашивая, то ли утверждая, проговорил Государь.

– Не мы – народ хочет, народ!

И я услышал, как золотое перо скрипит по всем нервам моего сердца. Глаз я не поднимал.

Отшвырнув перо, теперь уже бывший Государь, вышел прочь из зала.

– Ну вот и все, – Костя дружески похлопал меня по плечу.

– Вот и все... – тихо повторил я.

Быстро полетели тяжелые, нудные дни. Я не выходил из своей комнаты даже в коридор. Не смотрел телек. Физически не мог слушать новости. Пить тоже не мог. Почему-то боялся. Усевшись напротив окна с ноутбуком, я тихо шарился в “закрытой” истории своего клана. Я чувствовал себя котенком, который попал в лес. И вот он робко переставляет свои лапки, прислушивается, принюхивается. Все для него ново, все странно, страшно.

Вся наша история началась сто двадцать лет назад. Тогда Белый Город напоминал просто большую Нахаловку. Даже еще хуже, Нахаловка хоть кирпичная, а на дорогах еще остался асфальт. Старый же город состоял сплошь из деревянных бараков, а дороги были непролазны от грязи. Весь он был утыкан нефтяными вышками. И каждый хозяин такой вышки был князьком, со своей мини-армией и “дворцом” – чудовищно безвкусным доминой, наполненным золотом. Весь народ, так или иначе, работал на этих вышках, в шахтах, на нефтеперегонных заводах. Это был рабский труд, люди за копейки тратили свое здоровье, отдавали жизни. Никто рабсилу не считал, не жалел. Если человек погибал или становился инвалидом, его место тут же занимал новый работник. Смердящий в антисанитарии город, сплошь покрытый зелеными малярийными болотами, постоянно сотрясали то эпидемии, то войны при переделе вышек. Так продолжалось десятилетия, пока не появился Он. Человек, которого сейчас мы называем Праотец, Основатель, Патриарх. А тогда это был просто фанатик-революционер, террорист. Достоверно известен случай, когда охранка арестовала его и стала пытать, горелкой жечь пальцы. Но он не только не орал, но даже зрачки его не расширились. Друзья-последователи утверждали, что такова была его сила духа. Враги-ненавистники – что он был просто одержимый фанатик. (Не знаю, как по мне, что так, что эдак, один хрен).

Звали его Владимир Александрович, и было у него пять особо приближенных друзей, таких же молодых, дерзких, готовых на все каторжников.

В конце концов ему повезло, и он устроил Ночь Справедливости – кровавый государственный переворот. Правда, ему помогали предатели из высокопоставленных чиновников силовых структур, но ведь победителей не судят!

И сам президент, и многие министры свергнутого правительства были уничтожены. Им еще повезло. Других задержали, судили, мучили, а потом все равно расстреляли. Кто-то успел застрелиться сам. Кто-то сбежал за границу, а кто-то даже присягнул на верность новым хозяевам жизни.

Я назвал это все переворотом? Нет, это был не переворот, это была революция – кардинальное изменение власти. Президента повесили, Владимир Александрович стал первым Государем, а пять его товарищей – основателями пяти кланов. Они всё поделили между собой, всю промышленность, всю экономику. В любом случае, смердящая деревня превратилась в сияющий, суперсовременный мегаполис, а бывшие каторжники стали элитой.

Много времени я потратил и на историю своего клана. Вернее, на биографию его вождей, а еще точнее, на их личную жизнь. Честно сказать – меня не ждало ничего особенного. Все вожди вели себя более менее нормально – и поэтому скучно. Дальше гарема молодых девушек фантазия у них не распространялась. Редко-редко попадались любители несовершеннолетних. Ну или те, кто помимо женского гарема держал еще гарем мужской. Вообще, как я понял, мужеложников здесь не любили, но если ты в этом деле занимал активную позицию, то тебя, хоть и со скрипом, но прощали и закрывали на это глаза. Главное было родить здорового сына-наследника, а потом делай, что хочешь. Правда, лет шестьдесят тому назад мой пра-пра... дедушка был “воинствующим пассивом” (прям так и написано, я не шучу), но он увеличил состояние клана в два раза, и поэтому ему простили его... хм... “нехорошесть”. У меня сложилось такое впечатление, что зачатие наследника у него вызвало больше хлопот и усилий, чем зарабатывание гигантских сумм денег. Писали, что он рядом со своей супругой в постель укладывал еще и мужика, возбуждался от этого мужика, и только потом ложился на жену, и кончал.

И вообще, вожди больше любили алкоголь, охоту, массаж и оральный секс, а ко всяким сексуальным извращениям были равнодушны. Не знаю, может им хватало кайфу от власти?

Наткнулся я и на случай, похожий на мою ситуацию. Умер вождь, оставив двух сыновей, почти ровесников. Они начали борьбу, и младший проиграл, но ему удалось бежать. Можно сказать, спасся чудом. Он прятался довольно долгое время, а когда вернулся, убил брата и занял престол. А потом собственноручно застрелил спящего своего племянника – маленького еще мальчика.

– Вот этот цвет пойдет? – Николенька оторвался от раскраски, где увлеченно раскрашивал упыря.

– Нет! Темный какой-то. Это синий, ты возьми голубой хоть, что ли.

– Сейчас подправим!

Я задумался, глядя на его солнечную шевелюру. Разве мог я убить его? Да я бы на него накричать даже не смог, не то чтоб убить! Но так что же? Ждать, пока этот пушистый щеночек не превратится в матерого волка и не завалится ко мне в опочивальню с обрезом в руках, спрашивая за отца? Что я ему отвечу? Он убьет меня и будет прав. Пусть уж лучше он меня, чем я его. Это будет справедливо.

Нда-а-а-а! Вождь из меня слабоват!

Когда Николенька узнал о смерти отца, о том, что больше его никогда не увидит, с ним случился истерический припадок. Но на удивление, он очень быстро отошел от потрясения и уже на следующий день был в норме. А еще он, кажется, полюбил мое общество и все свободное время проводил со мной. Это единственная живая душа, которая была со мной в эти дни. Елисея я больше не видел, не приглашал. Не знаю почему. Наверное, дух Пушка чересчур сильно скрежетал зубами над моей совестью.

Появился седой и сообщил, что нужно куда-то ехать. Двигаться мне никуда не хотелось, но седой настоял.

– Вожди кланов сделали вам подарок. Вам необходимо присутствовать на одном мероприятии.

– А кафтан надевать надо?

Слова бывшего государя, что с этим кинжалом и кафтаном я похож на мясника, так въелись мне в душу, что я невзлюбил это одеяние.

– Нет. Не нужно, – улыбнулся седой. – Вполне достаточно делового костюма. И говорить тоже ничего не надо, – опередив мой второй вопрос, по-отечески добавил седой.