Текст книги "Пушок и Перчик (СИ)"

Автор книги: слава 8285

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

«Пули вместо свободы!»

«Государева «милость»

«Кровавые расправы над активистами»

Что это вообще все значит? Была попытка переворота? Но, видно, ничего не получилось. Где Пушок?

«Народную волю утопили в крови!»

«Гибель лучших сынов Мидланда»

Чего? Это вот это-то тварье отмороженное, это вот они-то «лучшие сыны?» Это что, шутка такая??? Что вообще происходит?

Я посмотрел на название сайта и все понял. Вангландский Экспресс канал. Ну, все ясно теперь. Нет! Мне нужны нормальные новости, наши. И я вбил в поисковике «Сегодня» большими буквами и вышел прямо на наш новостной сайт.

«Провокация боевиков». «Ликвидированы... ликвидированы... уничтожено пятеро боевиков... уничтожено пятнадцать... уничтожено двое, один покончил с собой»

«Попытка государственного переворота, поддержанная и спланированная заграничными спецслужбами»

Я утер холодный пот со лба, губы потрескались от жажды.

«Последний бандит уничтожен...»

Я пролистал дальше, и вдруг словно бы сердце мое налетело на штырь. Я содрогнулся от боли и закрыл лицо руками. Долго сидел, покачиваясь, как та беззубая бабка, не находя в себе силы снова посмотреть на экран.

Это были они...

Лия была снята издалека, вообще ее фотографий было очень мало. Здесь ее запечатлели в черном облегающем платье и больших черных очках, она выходила из клиники.

А его...

Его... Он стоял обернувшись и смотрел на меня в пол-оборота. Прямо на меня. И золотые локоны... которые потом испачкаются в крови...

Я провел пальцами по его «лицу», и фото уползло вниз. Плечи мои затряслись, я сжался, закрыл лицо ладонями и заплакал.

Это я виноват! Убили... убили!!!

Я задрал голову, вздохнул и опять посмотрел на экран. Чуть ниже я наткнулся на видео. Гигантский второй подбородок Александра Александровича я узнал сразу. Почему-то мне стало тепло на сердце, уж этот-то сейчас скажет что-нибудь успокаивающее. Видео долго грузилось, потом вроде пошло, но остановилось опять. Я в нетерпении стал тыкать по экрану, и видео пошло с середины. Он сидел в темном зале у камина, журналиста видно не было, его обрюзгшая фигура занимала почти все пространство. Глаза, как всегда, были печальны.

– Это все кровь, конечно, кровь... Гены... что вы хотите? Дитя внебрачной, греховной связи, сын рабыни. Образования у него никакого не было. Полжизни болтался в Джунглях, а вы же знаете, какой там рассадник разврата? Это же ужас, ужас! Он и пошел же именно туда, потому что его душа больная к этому стремилась. Пьянки, проблемы с алкоголем, извращенный блуд... все это омерзительно, конечно.

– И вы думаете, он именно поэтому убил наследника и примкнул к бандитам?

У меня оледенело сердце.

– У него и раньше бывали приступы неконтролируемого гнева. Все это усугублялось алкоголизмом. Вполне возможно, из-за своей ненависти к Государю, когда он узнал, что Государь хочет усыновить наследника, он в приступе неконтролируемой ярости убил мальчика и жену.

– И опять же на счет этого чудовищного видеообращения...

– Да, конечно. Не один психически нормальный человек не стал бы нести весь этот бред.

– ... и специалисты указывают на неестественную бледность лица и...

– Больной человек, что вы хотите?

Я смотрел на него не дыша, не моргая... Они не смогут со мной так поступить. Не посмеют... Это же настоящий ад!

– С кем из террористов он сотрудничал?

– Он сотрудничал с... Это был бизнесмен Вангландский, а на самом деле сотрудник разведки... э-э-э... Господин Хоф. Марк Хоф его звали.

Первый раз слышу!

– Говорят, что его бизнес – торговля элитными автомобилями – это только прикрытие, он еще занимался тем, что поставлял мальчиков для утех, держал подпольный дом терпимости, да?

– О!!! – отмахнулся Александр Александрович, и второй подбородок его дрогнул. – Этот аспид творил множество мерзостей!

На экране высветилось фото.

Красивый, видный, статный мужик. Лет пятьдесят. Точеное лицо, тонкие, редкие, светлые волосы. Голубые глаза.

Первый раз его вижу!

– К сожалению, этот мерзавец ушел от правосудия. Он был уже на вокзале, хотел бежать, когда понял, что попытка переворота провалилась. Но его окружили... и он застрелился.

Я выдохнул и рывком встал. Кажется, несколько швов на ноге все же разошлось. Рана опять стала влажной.

Звонить! Звонить! Пушку звонить! Он поможет... он знает... Он все сделает! Пушок!

Вцепившись в планшет, я стал набирать его номер. Я помнил его особый номер для личных целей.

Ответили не сразу. Но все же ответили.

– Кто это?

Я тяжело дышал, смотря на песок и на камни.

– Кто это? Говорите!

Я закрыл глаза:

– Они их убили. Убили их без разговоров... Ты не представляешь, как это было!

На том конце затаилось молчание.

– Ты проклят! Я ничего не хочу слышать!

– Меня пытали. Мне руку отрубили! Пушок! – я всхлипнул. – Мне плохо. Забери меня... забери, прошу. Я все тебе расскажу, только помоги мне!

– Не смей обращаться ко мне, ты, предатель! Ты всех предал! Ты мне лгал!

– Я никогда тебе не лгал!!! – заорал я. – Я единственный из всех этих лизоблюдов, кто говорил тебе правду!

– Не хочу слушать! Ты нам не надобен более! За свое поганое безумное предательство ты лишен всего! Титулов, наград, сбережений! Ты лишен гражданства! Клан предал тебя анафеме! Мы исторгли тебя из лона государства! Ты вне закона! Если тебя поймают, то тот дом, где ты прятался, будет уничтожен! У тебя земля будет гореть под ногами за то, что ты сделал!

– Ты не посмеешь... – выдохнул я.

– Уже посмел.

И связь оборвалась.

Я сидел, тупо смотря в пространство. Я не воспринимал это все. Эти слова, этих людей. Это все был морок какой-то! Мой Пушок другой, он бы никогда так не поступил...

– Дядя! Ну вы планшет-то отдадите? Нет?

Ко мне подбежала недовольная девочка и встала, уперев руки в бока.

– Ну вот, батарейка села почти!

И она убежала.

И я остался один.

Чик-Чик приперся, как и обещал. Жуя жвачку с открытым ртом, он сел на пустую койку напротив и осмотрел меня. Кроме нас тут был ребенок с ангиной и дед с переломанной ногой.

– Я все время думаю о тебе, Великий Кот, – начал Чик-Чик. – Я следил за тобой по телеку. Круто ты пошел вверх! И блондинчика этого я помню. Сначала он терся по барам, потом ты стал с ним носиться по Нахаловке. Пер его в скверике, я помню! А потом вдруг сказали, что он Государь. Ну, Государь так Государь, мне не жалко, – он задумался. – И как все вывернулось! Тебя прокляли, назад тебе нельзя, но я не думал, что ты не скопил себе денег в третьей стране на этот случай! Поражаюсь я прямо на тебя!!!

Ну да ладно! Что уж об этом говорить? Сейчас, как я понимаю, тебе нужно думать о будущем. Как жить-то дальше собираешься, Перченый Кот?

Я молчал. Он тоже молчал. Только слабость во всем теле не позволяла мне накинуться на него и пробить ему башку!

– Нам нужно подумать о будущем. Лагерь этот закрывают. Смотрел новости? Критиковать хорошо. Когда была Нахаловка, для Вангландских журналюг и политиков это была золотая жила! Сколько там можно было сюжетов понаснимать?!! А когда, после этой сраной революции, Государь распорядился всех нас скинуть на Вангланд, это спутало им всем карты. Потому что Вангланду мы нахер не нужны – так же, как и Мидланду. Поначалу тут много было журналистов и политиков, несколько десятков семей получили гражданство, их забрали в город. Увезли с помпой. Понаснимали фильмов, передач, обсосали эту тему со всех сторон, но потом зрителю надоели бежки, и мы стали никому не нужны. Мы теперь не болезненная тема для электората, и поэтому о нас все забыли. Лагерь этот будут закрывать, слыхал новость? На юге готовят перемирие, стрельба утихнет на какое-то время. В ближайшие недели нас всех погрузят в автобусы, дадут по паре фунтов на брата, бутерброд с лимонадом – и в путь. Домой! А дома-то полная жопа! Ты был на юге, Котик? Там моя родина. Там у любого шестилетнего шкета есть пушка в кармане, и он прострелит тебе колено за просто так в любой момент. И они отвезут тебя туда. Ты выроешь землянку, потому что домов там уже не осталось, но не боись, там круглый год тепло. Раз в день ты будешь выстаивать очередь к полевой кухне и получать тарелку каши и стакан чая. И как-нибудь ночью ты выйдешь поссать – и тебя разорвет бомба. Самодельная мина. Почему? Потому что какому-нибудь полевому командиру надоест это перемирие, и он пойдет в атаку. Так было уже не раз за все эти годы, поверь! Поэтому сам понимаешь – на юг тебе никак, да и мне тоже. Домой в Мидланд мы не вернемся. Мне туда некуда, а ты там вне закона. На север, в Союз Вольных Земель хорошо бы, но тоже не вариант. Они гражданство не выдают, только туристические визы. Погостишь ты там месяц, а дальше куда? Нет! У нас один путь – в Вангланд.

Я внимательно следил за движениями его лица.

– Вот что я думаю. Журналисты приедут сюда завтра. Я им скажу о тебе и приведу их сюда, а ты расскажешь им правду.

– Какую правду? – нахмурился я.

– Ну. Всю правду. Что ты борец, революционер, ненавидел Кланы и Государя и выступил против него, и пострадал.

– Ложь! Ложь, сука!

– Разве по телеку будут врать? – притворно ужаснулся Чик-Чик. – Ты можешь быть честным, о Котярский Повелитель, и поехать вместе со всеми в ад. А можешь засунуть свое правдорубство в жопу и отправиться в рай. Думай, Перчик, если еще не все мозги пропил! Ты скажешь им то, что они хотят услышать! Что ты идейный борец с тиранией, они таких любят! Они тебя на руках носить будут! Ты им только расскажи эту сказку, а за это они тебе и гражданство, и жилье, и пособие! Разве так сложно?

– А тебе какая выгода, тварь?

– Ну как же?!! Я с тобой. Я тебе идею подал. Я за тобой ухаживал. Я к тебе журналистов приведу. А ты им и скажешь, что я твой напарник, в одном подполье вместе участвовали. Бились против диктатуры и пострадали за правду. А? Че тебе стоит? По старой любви!

– Любви? Ты шлюха сраная, по какой любви?

– Ну шлюха, ну и что же? А ты разве не шлюха? Ты так же в артели продавал свое тело. Не жалея себя охотился за упырями. Страдал, боролся, они тебя били. А я, между прочим, получал удовольствие от траха – и деньги в придачу. А я не думаю, что тебе приятно было проводить время с упырями. Короче, Перчик, думай, до завтра тебе срок. Вангланд-то – это дело! А мы как границу пересечем, как документы получим, я сразу от тебя отстану. Нет, если хочешь, можешь меня усыновить, я не против. – Он усмехнулся, вышел и оставил меня одного.

Как труп брел я по пустыне, и слезы душили меня. Смертельная слабость овладела моим телом.

Я проклинаю!

Проклинаю свое прошлое! Настоящее и будущее! Все свои мысли, поступки! Свое сердце! Свои мысли! Все, что есть у меня, все, что было и будет!

Проклинаю!

Будь оно все проклято!

Где он? Мой мальчик! Мой маленький мальчик! Где он? Мне нужно его увидеть! Мне нужно убедиться, что с ним все хорошо!

Мне...

Мне нужно знать! Нужно посмотреть на него! Хочу обнять его напоследок!

Я вцепился в майку на груди. Повел руками по земле, но пальцы нащупывали только остывающий песок и острые камни.

Мне нужно. Нужно определить, что мне нужно. Нужно решить вопрос с жильем. Нужны деньги и документы. Эта шлюха права, Вангланд – единственный вариант. Я скажу им то, что они хотят, они любят предателей и отщепенцев, они щедро платят за ненависть к Мидланду. Я получу вторую возможность. Приду в себя, обустроюсь. Там должно быть полно беглых бывших соотечественников. Какие-то группы, которые ненавидят Государя. Они сделают мне документы, помогут вернуться в столицу и увидеть Государя. Увидеть его! И посмотреть ему в глаза! Мне больше ничего не нужно. Я сразу все пойму. Почему он уехал ночью? Знал ли он, что происходит переворот, и кинул нас? Или не знал и просто поехал по делам, а потом меня оболгали, и он поверил по глупости. Или он знал о революции и кинул нас, специально оставил в опасности? Мне бы только взглянуть ему в глаза! Только бы взглянуть! Мне за это и жизни не жалко! И если он виноват... Если отведет взгляд...

Меня трясло от ненависти...

Я загрызу тебя! Я разорву твое лицо! Я выгрызу твое сердце! Вырву кадык! Я раздавлю твой череп! Расколю кости! Повышибаю зубы! Я буду рвать твою поганую плоть на куски и кормить тебя твоими же кишками!

Где мой маленький мальчик? Где он?!!

Дышать. Дышать тяжело. Боже! За что мне все это? Я знаю, я делал много плохих и мерзких вещей! Но почему я все еще жив? Зачем сердце мое бьется? Зачем мне жить?

Боже! Забери меня! Я не хочу больше ничего! Я не хочу больше жить! У меня нет больше никаких сил! Не оставляй меня! Не заставляй меня жить дальше! Я проиграл! Я хочу уйти! Хочу Не Быть. Не быть здесь больше! Боже! Останови мое сердце! Я не вытерплю этого!

Солнце проваливалось за кровавые скалы...

Дайте мне убедиться, что с ним все хорошо! Я должен! Я ему обещал! Он ждет меня! Покажите мне моего маленького сына! Я требую! Я умоляю! Дайте мне хотя бы взглянуть на него!

В своем безумии я стал грызть пустыню. Пальцы почему-то кровоточили...

Мой маленький сын был невиновен... Он невиновен!

Эти слезы задушат меня!

Мне страшно.

Я...

– Я вождь клана Ледяной Кот. Я был частью этой системы. Этой фашистской, нацистской, человеконенавистнической, пропагандистской машины. Я видел все это изнутри. Я служил тирану. Я понял это и раскаялся. Я перешел на сторону восставших. Поддержал революцию. Мы хотели свободы для страны. Хотели уничтожить эту тюрьму, но нас утопили в крови. Меня схватила служба безопасности. Меня пытали. Меня покалечили. Я чудом спасся. Нашу машину расстреляли спецназовцы государя. Я один только выжил.

Я не могу вернуться на родину. Меня ждет смерть дома. Но я хочу и дальше бороться против тирании. Я прошу политического убежища в демократической республике Вангланд. Извините, я еще очень слаб. Я болен. Я не могу сейчас отвечать на вопросы. Мне тяжело. Все вопросы потом...

Они все тянули свои микрофоны к моей роже.

Я проговорил весь этот бред, не поднимая глаз. Я смотрел только на бинты на моей руке. На красные засохшие пятна крови и желтые пятна гноя и сукровицы.

И я сказал этим мразям, этим шакалам, этим... то, что они хотели услышать.

Я сдался.

Я проиграл.

Они усадили мой бесчувственный, окаменевший труп в лимузин, и уже через час я лежал на кровати в президентском номере роскошнейшего отеля Клементина.

Среди белого мрамора, парчи, шелка, золота и слоновой кости мое искалеченное тело зачем-то встречало рассвет...

====== Глава 20 ======

Так. Ну, что мы имеем, если по факту? Вангланд. Флаг, герб. Девиз: «Единство. Мир. Прогресс.» Ну да! Особенно «Мир»! Гимн: «Сиять во славу человечества». Я зевнул. Дата основания... официальный язык... Столица Вангланд-сити. Крупнейшие города... Форма правления: Президентская республика. Президент... Вице-президент... Двухпалатный парламент. Светское государство. Территория... Население... Плотность... Первое в мире государство по величине внутреннего валового продукта. А разве не мы? Индекс человеческого развития очень высокий. Это я не понимаю. Валюта – Вангландский фунт. За один фунт дают три Мидландских золотых по последнему курсу. Домен... код... код... телефонный код... часовой пояс.

Утреннее солнце заливало всю мою чудесную террасу. Цветы цвели. Вьюны цвели. Я наполнил полный бокал чудесным красным вином, вдохнул его аромат и с удовольствием выпил. Вангландское вино лучшее в мире! Тут не поспоришь.

Я понюхал ломтик сыра, но тут на витые стальные перила, увитые плющом, села птичка, и я положил этот ломтик прямо перед ней. Птичка клюнула ломтик, и он сорвался вниз, и птичка вспорхнула за ним.

Расположение. Подчиненные территории. Рельеф. Климат. Природа. Растительность. Геология. Я крутил страницу все ниже и ниже.

История. Дата основания. Война... Война Справедливости. Война Отмщения. Кризис... Военный конфликт. Гибель... Взрыв... Военная операция... Вооруженный конфликт. Участие в войне... Принуждение к миру. Бомбардировки. Инцидент на пограничной заставе 2114. Мда.

Население. Язык. Города. Экономика. Промышленность. Экспорт-транспорт. Лоббирование-анонсирование... Это все нафиг! Энергетика. Культура. Кухня... курятина... Литература. Философия. Кино. Спорт. Самый популярный спорт...

Вот за спорт и выпьем. И я опять осушил бокал. Чудесное вино, чудесное! И опьянение такое легчайшее, серебрённое, нежнейшее. Хочется написать поэму или песню! И цветочки цветут.

Средства массовой информации. Образование. Наука. Вот оно! Институт Мировой Демократии. Вот оно, змеиное логово. Раньше в этом здании была имперская канцелярия. Прекраснейшее старинное здание, красивейшее, целый дворец. И черная массивная лестница у входа. Вот от сюда они всем правят. Это типа что-то вроде нашего Большого Совета. Именно сюда стягиваются все артерии этой страны. Политика, искусство, финансы, СМИ, промышленность.

А! Ой! Вот и озеро Кудран. Они называют его Соленым морем. Какое оно, нафиг, море? Хотя, если берегов не видно, значит, наверное, море? Чем море отличается от большого озера?

И город Принцесса Элизабет, элитный курорт, международный форум. Куда деваться?!!

Я наполнил еще один бокал. Ладно. Столица Вангланд-сити. Население двенадцать миллионов человек. Мэр – открытая лесбиянка. Зачем мне это знать? В столице есть только два времени года – зима и лето. Зиму еще называют «Сезон дождей». Зима длится полгода: октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март. Зима мягкая, теплая. Осадки обильные. Температура в среднем – градусов пятнадцать. Ночью опускается и до десяти. Семь лет назад рухнула до минус пяти, так на улицах насмерть замерзло шестьдесят человек.

Лето очень засушливое и жаркое. Температура стабильно держится в районе тридцатки, частенько бывает и сорок.

Я откинулся в плетеном кресле и закрыл глаза.

Они пришли ко мне почти сразу, я еще жил в отеле. Трое или четверо, не помню точно. Серые, безликие, словно клоны или роботы. Я еще приходил в себя, а они расселись вокруг кровати и начали вежливо, но настойчиво задавать вопросы.

Я им все и рассказал. Был сыном рабыни. С детства познал несправедливость. Не имел никаких прав. Ненавидел эту тоталитарную систему и кланы. Потом меня выгнали – как собаку. Жил с беженцами. Проникся их горем. Захотел справедливости. Потом меня сделали вождем. Я сначала хотел отказаться, но потом понял, что это шанс лучше узнать систему изнутри. Когда узнал о готовящемся восстании – очень обрадовался. Стал помогать подпольщикам.

– С кем именно вы сотрудничали? – вкрадчиво спросил один из серых.

И вот тут-то у меня сердечко-то и ёкнуло! А с кем я сотрудничал?

Я лежал на кровати, закрыв глаза.

– Вам плохо? Вызвать врача?

– Больно... болит... но я потерплю.

На самом деле я лгал. Я принял ударную дозу обезболивающего, и не то что не чувствовал боли, но тело мое наполнилось офигительной истомой и кайфом. Я лежал и хаотично соображал, что бы им такое соврать, и тут в памяти всплыло имя.

– Марк Хоф. Да. Хоф. Вот с ним я контактировал.

Серые переглянулись.

– Господин Хоф нигде не упоминал о вас.

– Я знаю. Я сам его об этом попросил. Я боялся Государевых агентов, и все наши переговоры с ним по моей просьбе нигде не фиксировались, были устными. Но видите, даже и это не помогло. Меня все равно покалечили.

Серые долго молчали.

– С прискорбием вынуждены сообщить вам, что господин Хоф погиб. Чтобы избежать плена, он покончил с собой на вокзале.

– Я знаю. Прекрасный был человек. Тиран за это ответит.

Дальше опасных вопросов не было. Всякая стандартная чушь для протокола.

Следующий раз они заявились через пару дней и начали хитро. Типа, если мы теперь по одну сторону баррикад, то не плохо бы было раскрыть секретики. Ведь должен же я знать секретики. Но тут я их разочаровал. Они главным образом налегали на экономическую сферу, но тут я был полным профаном. Они дали мне список вопросов, и на некоторые я бы мог ответить, но не стал из принципа. Я ограничился тем, что рассказал им то, что они и так знали или догадывались. Они тоже понимали, что я просто ставил подписи, а все прорабатывалось на совете семей без моего участия.

После чего обо мне забыли на неделю. А в понедельник ко мне заявилась целая толпа из партии «Безграничной Любви», и я понял, что прошел тест.

Это было то еще зрелище! Никогда в жизни я не видел столько извращенцев в одном месте. Бабы все были страшные. Тощие и жирные, нечесаные, противные. Почему они нифига не следят за собой? Им самим не стремно? У нас женщины никогда не появились бы в таком виде.

Мужики тоже были... одно название... Плешивые, очкастые. Никого няшного и молоденького, в моем вкусе.

Этой гоп-компании я тоже рассказал слезливую историю моей жизни. Что вот мол, душа просит любви, а тоталитарная машина душит на корню. Рассказ им понравился. Тощая, рыжая, рябая, страшная как атомная война тетка даже расплакалась.

Меня долго поздравляли. Бесконечно долго и нудно расписывали мои новые возможности. Определили меня как Би и тут же приняли в члены партии.

Я никогда не задумывался о том, какой я. Я это я. Я люблю то, что я люблю, и все. Но если они хотят обязательно навесить на меня ярлычок, что ж, это их страна и их правила. А вообще это все мне не нравилось. Какие-то рыхлые, плешивые, престарелые гомодрилы. Я хотел выйти на группу серьезных людей, бывших военных, разведчиков, фанатиков. Мне нужны были их связи, советы, помощь, а никак не это кабаре. Но...

Мне назначили стипендию Вышковера-Логовенко. Событие государственного масштаба! По значимости это что-то вроде нашей Премии Государя. Еще бы! Не каждый день линию фронта переходит по сути второе лицо в государстве.

Из церемонии вручения сделали настоящее шоу. Вручали тут же, вместе с паспортом, в прекраснейшем конференц-зале отеля Клементина. Тут все было по высшему разряду. Везде золото и парча, и мрамор. Народищу собралось, журналистов, и я в самом центре стола. С утра от нервов меня трясло, и я все прикладывался к фляжке с коньячком, и когда церемония началась, я был уже хороший. Алкоголь развязал мне язык, и я толкнул им речь. Говорил много и разошелся так, что даже сам возбудился. Закончил я на такой ноте:

– Меня били за то, что я любил неправильной любовью, но я все равно любил! Ибо только любовь может победить тиранию!

Мне аплодировали стоя.

Потом вынесли огромную бумагу – указ о присуждении мне стипендии имени Бориса Вышковера и Алексея Логовенко. Имя Борис они почему-то произносили со странным прононсом БОрис. Однако самого БОриса не было. Несколько лет назад его высушил рак, и он умер. А вот Логовенко присутствовал. Парень моего возраста, но выглядел он старше. Короткий ежик светлых волос. Очки. Тонкие губы и колючие глазки. Я ему сразу не понравился, и он мне, соответственно, тоже.

Вместе со стипендией дали мне и эту квартиру. Царский подарок! Тихий центр. Как раз между площадью Фонтанов и Музеем естественных наук. Старинные богатые дома. Потолки, парадные, атланты у входа. Мне досталась просторная светлая квартира на последнем седьмом этаже. Четыре комнаты, столовая, кухня, две ванных, гардеробная комната; и самое прекрасное – терраса. Кухня и гостиная выходили напрямую на этот длинный балкон, утопающий в цветах. Пока утреннее солнце не начинало жарить в полную силу, я сидел тут в плетеном кресле, пил вино, шарился в сети и глядел вниз, на уютную тихую Весеннюю улочку, и на припаркованные машинки. Глядел на центр. На красивые разнообразные небоскребы. У нас все дома были какими-то официозными, а тут фантазия архитекторов развернулась вовсю. Высотки тут были крученые, верченые, кривые, неправильные и вовсе неописуемые. И смотрелось это все прикольно.

Двое суток приходил я в себя, но пришло время отрабатывать деньги, и в залитой солнцем квартире раздался звонок.

Это было нечто огромное, с потолками метров в пять. Со стальными балками на верху. Стены из грубого кирпича. Светильники из белой бумаги, белого какого-то гипса и белого хвороста. Белые кривые столы, вросшие в стены, и лабиринты из стендов с картинами. На белых столах – армии элегантных бокалов с игристым вином и радуга из закусок. Толпа народу. Приглушенный гул голосов.

Я взял бокал и побрел куда-то вперед, попивая вино и поглядывая на картины.

Картины были даже интересные. Все одного размера – большие белые квадраты холста два на два метра. Изображено на всех только два предмета: кругляшок, размером с шар для боулинга, и жирная прямая линия с полметра в длину. И кругляшки, и линии были одного цвета: неопределенного, кроваво-шоколадного оттенка. На одной картине кругляшки сбивались в угол, а над ними висела полоса. На другой был один кругляш в самом центре, и его со всех четырех сторон окружали линии. На третьей тоже был кругляш в самом центре, но все остальное пространство холста занимали стройные ряды полос.

Многие из присутствующих ко мне подходили, лезли целоваться, хлопали по плечу. Искренне кивали головой, глядя на мою четырехпалую кисть в бинтах. Пристали и журналюги, и я был очень рад, что от них удалось избавиться после нескольких дежурных фраз. Хорошо, что знаменитостей хватало и без меня.

В центре этой безразмерной студии была маленькая площадка, посреди которой стояла большая клетка. В клетке на каком-то ворохе сена, выкрашенного в белый цвет, сидел голый, длинный, тощий, лысый человек и что-то быстро строчил огрызком карандаша в блокноте. Махом исписав одну половину странички, он вырывал ее и кидал под ноги. Вокруг решетки ходил здоровенный амбал в черной униформе и таскал увесистую палку, к концу которой был привязан армейский черный ботинок. Я присмотрелся – нет, точно ботинок. Наверное, это что-то должно было означать, но я по тупости своей не мог понять современного искусства. Прохаживаясь вокруг клетки, амбал то и дело долбил ботинком на палке по решетке, видимо, желая запугать голого «писателя».

Игристое было очень вкусное, я поменял пустой бокал на полный и на всякий случай пошел дальше глазеть на картины.

На этот раз весь холст занимали стройные ряды кругляшей, и все было бы идеально, но с правого боку в эти ряды врубались две полоски, и кругляши сбились и скучковались. Гармония была нарушена.

– Точки символизируют людей, граждан, а полосы – это законы-полицейские. Они вторгаются в жизнь людей и нарушают гармонию, уродуют, вносят хаос и страх и тиранизируют людей.

Голос был обычный, молодой, тихий и вежливый.

Я кивнул, обернулся и... Только, наверное, через минуту я понял, что впал в ступор. Глаза мои говорили мне, что передо мной девушка, но нутро безошибочно определяло его как парня. Странное ощущение, словно бы одновременно давишь и на газ, и на тормоз.

Ему было лет двадцать. Высокий. Плоский и гибкий. Волосы цвета золотой пшеницы, нагретой солнцем, тонкие, короткие, прямые. Губки подкрашены. Брови темные, тонкие. Кожа нежнейшая. Лия была красива, но ее кожа смотрелась грубее этой. И глаза. Никогда до этих пор я не видел таких глаз. Они были как два голубых солнца, которые источают нежнейшее голубое свечение.

– Я Макс, и я уже давно мечтаю с тобой познакомиться.

Да, это было женское платье, определенно. Короткое, до колен, черное, приталенное школьное платье с белым воротничком. Черные колготки, черная сумочка и черные туфли с тонким, высоким, стальным каблуком-шпилькой.

– А ты Перчик, – улыбнулся он.

Что бы хоть как-то оправдать открытый рот, я решил выпить вина.

– Откуда знаешь про Перчика? – спросил я как-то грубовато, по-моему.

– Я был на пресс-конференции твоего друга подпольщика.

– Друга?

– Чик-Чик. Вы вместе участвовали в революционном движении, и он признался, что у тебя была подпольная кличка Перчик.

Он взял меня под руку. Цитрусовый аромат... приятный запах.

Революционеры хреновы!

– Я просто немножко волнуюсь. Я уже давно интересуюсь тобой и, даже можно сказать, влюблен. – Он выдохнул. – Фух! Ну вот я это и сказал! Теперь будет легче.

– Когда это ты успел в меня влюбиться? – спросил я, в последний момент успевая схватить новый бокал с подноса официанта и ощущая легкое, приятное сумасшествие в голове.

– Как только увидел одно твое фото. Это было на первом курсе. Черно-белое фото, и я сразу влюбился. Я подумал, блин, у этого мальчика взгляд не Мидландский. Часами разглядывая твою фотографию, я чувствовал, что ты, должно быть, совсем одинок там, среди тех людей. Недели две я ходил как пьяный, и мне было грустно, потому что я знал, что никогда не увижу тебя. Это было тяжело, но потом я понял, как я могу направить это чувство в нужное русло. Не страдать от него, а использовать его с пользой.

Он посмотрел на меня, а я на него. Что ни говори, а на каблуках он чувствовал себя уверенно.

– И я решил написать книгу.

– О чем? – все пытаясь уследить за его мыслью, одновременно попивая вино и маневрируя между снобами-любителями картин, не понял я.

– О тебе. О ком же еще?

– Обо мне одном – и целую книгу? – искренне удивился я.

Он уже раскрыл свои губки, чтобы ответить, но тут всю выставку разодрал чудовищный, омерзительный в своем сумасшествии вой. Нечеловеческий ор. Я вздрогнул, и в первые мгновения мне показалось, что это Пушок не выдержал и прислал отряд головорезов, которые ворвались на выставку и начали кромсать толпу, ища меня.

Но ничего страшного не случилось, публика была спокойна. Подойдя к клетке с голым мужиком поближе, я начал понимать, в чем дело. «Писатель» все продолжал строчить на листочках и набросал их уже огромное количество, а дуболом-охранник только сейчас разглядел это, и с ужасом и диким воем влез на клетку и стал бить листочки палкой, корчить им рожы и плеваться на них.

– Это Ионин, Вл. Ин – его инициалы, видел на картинах? Твой земляк, – интимно шепча мне на ухо и прижимаясь бедром, шептал Макс. – Великий человек. В нашем обществе такие – большая редкость. И не мудрено. Мы сыты и расслабленны, у нас все хорошо. Свобода, равенство. Тепличные условия плохо способствуют росту великих гениев. Гениям нужна борьба, тирания, клетки и боль, и вот тогда рождаются величайшие творения.

– А-а-а... – протянул я уважительно, глядя на голого мужика в клетке, а про себя подумал: штаны бы хоть надел, творец хренов.

– Вл. Ин проповедует, что только боль и кровь могут оживить искусство. Без крови, боли и мучений искусство мертво. И вот поэтому он в каждое свое творение добавляет немного своей крови. Сейчас он окропляет кровью колючую проволоку – символ несвободы фашистского государства. А ты читал его сборник стихов «Убитые истины»? Он писал их кровью. Сильно! Аж мурашки по коже!

– А где тут-то кровь? – прищурился я.

– Ну как же? Он же сидит на мотке из колючей проволоки!

Я пригляделся и только сейчас понял, что это был не сноп соломы, а кокон колючей проволоки, на котором он сидел тощим голым задом. Я даже разглядел тонкие струйки крови.