Текст книги "Пушок и Перчик (СИ)"

Автор книги: слава 8285

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Служанки тоже прислушивались.

– Позовите мастера, пусть вскроет дверь, – распорядился я.

Одна служанка убежала. Я приложил ладони к двери, отступил назад и выбил ее ногой. С грохотом оторвался наличник. Дверь открылась.

Комната его была выполнена в красных цветах. Со всех сторон на меня смотрели большие плакаты с гоночными автомобилями и боевыми роботами. Сама его кровать тоже была в форме красного гоночного болида. Рядом с кроватью, на стенде, были доспехи, подаренные Пушком. Одной перчатки и вправду не хватало.

Я лег на пол около машины-кровати. Увидев меня, он максимально вжался в стену.

– Вылезай, – сказал я тихо.

– Нет!

– Будешь всю жизнь там сидеть?

– Буду! Тебе назло буду!

Я закрыл глаза и выдохнул:

– Вылезай... я же тебя люблю...

– Нет! Уходи!

Я протянул за ним руку.

– Уходи!!!

– Не вылезешь?

– Нет! Никогда не дождешься!

Я молчал.

– А может, и вылезу! Назло тебе! И пойду к нему! И когда я стану Государем, я прикажу тебя посадить в самую страшную тюрьму!

– За что? – изумился я.

– За то, что ты меня не любишь! За то, что я тебе не нужен! За то, что ты от меня хочешь избавиться!

– Это не правда... – сказал я тихо.

– Правда! Если бы была бы не правда... если бы ты любил меня, ты бы первый подарил мне подарок! А ты единственный человек в государстве, который до сих пор мне ничего не подарил! Ничего!

– Я... меня это известие самого сбило с толку. Я подыскивал тебе что-нибудь, но что можно подарить мальчику, у которого все есть? Я подумал и решил подарить тебе единственную вещь, что мне по-настоящему дорога, – и я протянул ему Носорог.

Он замер, обдумывая такой поворот событий, и стал вылазить. Я поднялся и сел на паласе. Он вылез и взял пушку в руки.

– Это твой... настоящий... Скольких упырей ты им подстрелил?

– Я не знаю... не считал...

Он полез ко мне обниматься. Повис на шее:

– Я не хочу к нему. Я его не люблю. Я только тебя люблю и маму, и все.

– Я знаю. Но тебе не нужно будет его любить, просто слушайся – и все.

– Не буду слушаться! Назло ему не буду!

– Да ты и так никого не слушаешься...

Я обнял его:

– Ты же хотел быть Государем, вот ты им и станешь.

Он погрустнел:

– Я хотел стать... но я... уже не хочу. Не хочу платить такую цену за это.

– Ах! – усмехнулся я. – Я тебя понимаю! Ты хотел стать Государем по щелчку пальцев, но так не бывает. Хорошие вещи стоят дорого, и чем лучше вещь, тем дороже приходиться за нее платить.

Я чувствовал, что он ущемлен.

– Я спрашивал у всех мужчин в клане, но никто из них никогда не убивал упырей, это делал только ты один, почему?

– Это была моя работа...

– Такое задание тебе дали отцы клана?

– Нет, я сам решил.

– Зачем?

– Мне нужно было что-то есть.

Он задумался:

– Кухарки не готовили тебе?

– Нет.

– Почему ты не приказал слугам подать тебе кушанья?

– У меня не было слуг.

– У всех благородных есть слуги.

– Я был не очень благородный...

– Как? – ужаснулся он.

Я убрал волосы с его лба:

– Я был такой же, как и ты. Мой отец – Вождь Клана, а мать – рабыня. Это сейчас ты имеешь все права, но тогда сын рабыни не имел никаких прав, и когда отец погиб, меня прогнали, и я пошел в Нахаловку. Чтобы как-то прожить, мне нужно было работать и зарабатывать деньги. Один бандит платил за сердца упырей, и я стал работать на него.

– Этот бандит, он ненавидел упырей и хотел, чтобы ты убил их всех?

– Нет, ему было плевать на упырей. Я приносил ему их сердца, а он продавал их нашему клану, а наш клан делал из них всякие лекарства.

– Мы разве занимались упыриным бизнесом? Это клан Каменный Волк занимался упырями.

– И мы тоже занимались.

– Но... но ведь упыри ели людей! Как можно делать бизнес на убийстве людей?

Я посмотрел на дверь. Мы были одни.

– Это были беженцы, люди третьего сорта, их не жалко.

– Но они же люди! Да, беженцы стремные, грязные и нищие, но ведь они тоже люди, как и мы. Разве нет?

– Не совсем. Мы благородные, а они нет. О них никто никогда не заботился, и все с ними делали все, что вздумается.

Он нахмурился.

– А если я вдруг стану беженцем?

– Скорее всего ты умрешь... – я ссадил его с себя и встал. – Но тебе это не грозит. Ты будешь самым высшим из людей. Единственным в своем роде. Ты будешь Государем, – я приподнял его лицо за подбородок. – Ты же хочешь этого?

– Лучше быть Государем, чем рабом, да?

– Вот поэтому кончай выпендриваться и будь готов. Государь пригласил нас на свою яхту.

Яхта меня не впечатлила.

В самый разгар полуденного пекла нас привезли сразу на пирс. Солнце долбило так, что от белоснежного здания яхт-клуба резало глаза. Пушок встречал нас лично, весь в белом.

Яхта была длинная, метров пятьдесят в длину, острая и узкая. С красивыми черными боками и тремя белоснежными этажами, словно бы прилизанными, со сплошными полосами темных тонированных окон.

Пушок подал руку Лии, Николенька залез сам, за ним, не здороваясь, прошел и я. Хотя мы с ним никогда не здоровались.

– Не впечатляет... – обронил я, когда подошел к нему.

– Она самая быстрая в мире, – тихо улыбнулся Пушок.

Это все объясняло. Еще у него была самая большая и нафаршированная яхта.

Я посмотрел ему в глаза, но они были идеально красивы и невинны. Нет... Он уже выключил садиста. Он уже вдавил сигарету в мою плоть. Сейчас он будет промывать ожог и зализывать его. Будет самозабвенно лизать до тех пор, пока не останется ничего. И когда это случится, он достанет новую сигарету, прикурит и вомнет ее в мое тело. И так все пойдет по кругу.

Лия чувствовала себя скованно. Государь для нее, как и для любого южанина, был фигурой сакральной, полубогом, и мне все казалось, что она вот-вот кинется ему в ноги. По ее глубокому душевному убеждению он должен был сидеть на золотом троне в золотой мантии и через приближенных отдавать приказы. А тут вдруг какой-то молодой парень, симпатичный, улыбчивый... Ей было не по себе, я это чувствовал.

Николенька поначалу делал вид, что он вынужден ехать, что ему ничего не нужно, ничего не интересно. Но, оказавшись на борту, он тут же отдался любопытству и стал исследовать свои новые владения. За те несколько минут, что мы стояли на палубе у трапа, он успел сбегать в машинное отделение, потрогать мониторы управления в капитанской рубке, соскользнуть правой ногой в бассейн на второй палубе, уронить гантель в спортивном зале, оборвать с вешалки банный халат в сауне и перелезть через перила на самом носу.

Я же решил вообще никак не помогать Пушку. Не я затевал эту встречу, и пусть он как хочет, так и выкручивается.

Хоть мы стояли в тени, я захотел зайти внутрь и немного подышать охлажденным воздухом.

Я солгал, яхта меня все-таки впечатлила. Со стороны она казалась не такой уж и высокой, и даже узкой, но внутри оказалась пропасть свободного места. Все было миленькое, уютненькое и радовало глаз. Много светлого дерева. Много зеркал и хрома. Цветы и элегантная мебель. Велюровая обивка нежного голубого цвета.

Я вышел на палубу на корме. Тут, под навесом, был бар, диваны и большое круглое джакузи. Бармен вмиг сварганил мне коктейль, и я улегся на подушки.

Яхта уже успела далеко отойти от берега, и вокруг было только теплое сапфировое море. Странно. Я вообще не думал, что мы уже отплыли. Я не чувствовал ни шума моторов, ни качки.

– Ты представляешь! Представляешь! Это же «Мечта Океана»! – наскочил на меня Николенька, возбужденный сверх всякой меры.

– И чё?

– Как чё??? Тут же должна быть подводная лодка в комплекте. Спроси у Государя, есть ли подлодка!

Я внимательно посмотрел на него.

– Я тебя не пойму. Ты же не хотел ехать. Кричал, что никого не любишь...

– Нет! Нет! Ну хватит тебе! – он попытался зажать мне рот ладошкой.

– А сейчас тебе уже нравится. Давай скажем Государю правду.

– Нет! Не надо!

– А вот и сам повелитель. Государь! – обратился я к появившемуся Пушку. Мальчик вцепился мне в руку. – Наследник тут хотел... хотел спросить про лодку... подводную.

– Есть, – улыбнулся Пушок. – Должна быть. Я спрошу у капитана, готово ли. А ты хочешь?

– А можно, да?

– Конечно можно, если хочешь, – улыбнулся Пушок.

– Поедешь с нами?!! Поехали! – кинулся на меня Николенька.

– О, нет! Без меня. В Нахаловке говорили так: «Не лезь туда, куда собака свой хер не совала!» Так что я пас. Да и представьте себе, какую карикатуру нарисуют на нас в Вангданде, когда узнают, что мы под воду полезли.

– Не узнают, не волнуйся, – уверил Пушок.

– Кстати! – я допил бокал, отставил его и сел. – А ты знаешь, что наш юноша является убежденным сторонником кардинального решения вангландского вопроса? – я взял мальчика за плечи и немного потряс его.

– Это правда? – серьезно посмотрел на него Пушок.

Николенька кивнул, замявшись.

– Ты можешь конкретно расписать свои мысли по этому поводу? Четко – что, кого, за что и как, и дать мне? Можешь?

Николенька посмотрел на меня, потом на Государя и опять на меня.

– Конечно могу! А можно? Прямо сейчас нужно? Я могу!

– Нет, не сейчас. Сейчас у нас погружение.

Как ни странно, но Лия тоже согласилась нырять. В руке ее был элегантный бокал с шампанским. До этого момента она никогда не пила, но, видно, Пушок ей предложил, и она не смела отказать.

Подводная лодка была похожа на хот-дог и состояла из трех длинных капсул. Две из них, правая и левая, были железными, и тут, видно, находились двигатели и вся аппаратура. А сверху на них лежала полностью стеклянная «труба», в нескольких местах перехваченная стальными обручами.

У штурвала сели оператор, Пушок и Николенька, Лия за ними, а я, с бокалом, в самом конце.

Лодка немного покачалась на волнах, а потом зашипела и уверенно пошла в воду.

Под водой оказалось весьма скучно. Мы просто висели в одной сплошной массе голубовато-серовато-зеленоватого цвета до тех пор, пока прямо перед нами не выскочило морское дно. Оно появилось совсем внезапно и представляло собой ровный слой песка.

– Вон кто-то! – вскрикнул Николенька.

По дну ползли «камни» размером с кулак.

– Это моллюски, – ответил оператор.

– А можно ткнуть в них чем-нибудь? Я хочу посмотреть, как они бегают.

– Они очень медленно передвигаются...

И подводная лодка не спеша ползла дальше.

Я все смотрел на них, на этих двух блондинов. На то, как быстро Пушок его «купил». Подводная лодка... Проект уничтожения Вангланда... Теперь они были прямо настоящие друзья.

Я откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Ну вот, больше совсем ничего нет... – расстроился Николенька.

– Милях в десяти лежит затонувший легкомоторный самолет. А еще можно подойти к Русалочьим скалам. Там несколько подводных скал в бухте, они обросли ракушками, и вокруг них много рыбы.

– Ой, нет! – вдруг подала голос Лия. – Я думаю, хватит с нас подводных приключений на сегодня.

– Давайте всплывать, – согласился Пушок. – Хочешь за штурвал?

Мальчик кинулся к штурвалу. Пушок держал его за руки, направляя.

– Вот так, не спеша...

– Тяжело идет! – усмехался Николенька.

– Тяжело...

Голубовато-зеленая, густая, как мармелад, вода расступилась, и по глазам опять резануло солнце.

Не знаю почему, но в голову ударила мысль:

– Я хочу рыбачить! Есть удочки?

– Я тоже! – тут же подскочил Николенька.

Удочки нашлись. Я уселся в специальное кресло на самой корме. Вскоре мне принесли спиннинг на крупную рыбу и еще один большой бокал виски со льдом. Я напялил соломенную шляпу от солнца, темные очки и зажал у зубах сигару.

– Хочу поймать какого-нибудь здоровенного марлина или тунца, или, мать ее, акулу! – я был весел и решителен, опьянение только начиналось.

Мальчик расположился с удочкой у правого борта. Даже Лия, повозившись с крючком, забросила поплавок в теплую бездну моря.

Пушок тихо исчез. Прислуга сказала, что он утомился на солнце и прилег отдохнуть. Эта фигня, головная боль как у бабы, недавно появилась у него. И я все никак не мог понять – правда ли ему плохо или это все его царский выпендреж? С другой стороны – молодой парень, здоровый, не пьет, не болеет, не работает, у него вообще ничего не должно было болеть!

Виски в бокале заканчивались быстро, а рыба все не хотела прыгать на крючок. Наверное, она была не так уж и глупа. Но опять же, к такой дорогой элитной яхте могли бы уж и косяк рыбы подогнать.

– Поймал! Поймал! Я поймал, мама!

И действительно, в воздухе что-то трепыхалось, и тут же на идеальное деревянное покрытие палубы упала небольшая красная рыбка.

– Я принесу ведерко, – сказала Лия.

Не жалея себя, рыбка билась о доски, а он сидел на корточках и наблюдал. Когда она принесла ведерко, они начали в четыре руки ловить рыбку. Оказавшись в ведре, рыбка поначалу хотела всплыть белым брюхом кверху, но потом передумала, оклемалась и стала плавать как ни в чем не бывало.

– И у меня тоже! Ой!

Поплавок Лии уже давно нырял под воду, и она неловким суетливым движением достала довольно большую серебристую плоскую рыбу. Когда доставали из нее крючок, она чуть не улизнула назад в море. Но ее поймали и отправили в ведро.

У одного меня ничего не было. Я обиделся на гадкую рыбу и уснул.

Проснулся уже под вечер. Небо потухло. Раскаленное, жёлтое, какое-то подслеповатое солнце устало жарить и сонно заваливалось на бок за край моря. Был полный штиль. Удочка моя, какая-то не счастливая, все так же молчала. Я потер лицо ладонями и огляделся, никого не было вокруг. Со второй палубы, что была у меня над головой, доносился треск жаровни и запах рыбы и зелени. Я стянул с себя рубашку и шорты, и, не раздумывая, рухнул в воду. Море было теплое и соленое и почти не освежало. На всплеск прибежали к перилам Николенька и Лия. Мальчик тут же спустился на мою палубу и подошел к площадке на корме.

– Прыгай! – крикнул я из воды.

Он разделся и посмотрел в воду.

– Прыгай, поймаю!

Он мешкал.

– Нет! Дна не видно. Мне страшно! Было бы дно видно.

– Прыгай, говорю! – я обрызгал его.

Он отбежал и приблизился снова. Я видел, как его раздирает страх и желание.

– Ты спрыгни и тут же руку протяни – схватишься за бортик, и залезешь назад, – резонно посоветовала Лия.

Он набрал полную грудь воздуха и вдруг рухнул в воду.

– Мама! – он вынырнул и стал барахтаться прочь от яхты в мою сторону.

– Куда ты поплыл??? Хватайся за бортик! Тебе не нужно было никуда плыть... за бортик!

– Мама! – с дикими глазами, загребая по-собачьи, он плыл ко мне. – Мама!

Дрожа всем тельцем, он намертво вцепился в меня.

– Тебе нужно было нырнуть и тут же залезть! – смеялся я.

– К тебе... я к тебе! – колотило его.

– Плыви.

– Нет! Я не умею!

– Это глупости! Все умеют плавать! Барахтайся, лягушонок! Барахтайся и плыви! – смеялся я.

– Кинуть вам жилет? – спросила Лия.

Кажется, ей никто не ответил. Я хотел отцепить его от себя, чтоб поучить плавать, но он вцепился в меня не хуже кошки.

– Ладно, перелазь на спину.

Солнце покраснело, словно бы воспалилось, и стало сонно тонуть в голубоватой дымке. Где-то там, очень далеко, где море переходило в небо...

– Ныряем!

И я нырнул. Он не отцепился и только ахнул, когда мы вынырнули.

Солнце исчезло. Голубой цвет неба стал более насыщенным, почти синим. И только бледная, розоватая полоска сгоревшего заката еще виднелась среди облаков на горизонте.

Мы вылезли из воды и пошли в душ смыть соленую воду.

Когда я привел себя в порядок и вышел, на второй палубе уже приготовили ужин. На открытой площадке на круглом столе с букетами цветов и серебряными приборами на крахмальной скатерти стояли белые тарелки со свежайшей рыбой. Пушка все еще не было. Мы ели втроем. Лия и Николенька ели белую рыбу. Я налегал на устрицы. Сначала поливал лимонным соком, потом пил вино, чтобы нейтрализовать вкус, и следующую удобрял уже острым соусом – и опять все смывал вином, чтобы лучше прочувствовать новый вкус.

Наевшись десерта, Николенька отодвинул тарелку и объявил:

– Я все. На третьем этаже есть кинозал, я схожу мультики посмотрю, – вылез из-за стола и ушел.

Стемнело. На яхте зажглись нежные, интимные огни. Наверное, издалека наша яхта была похожа на торт со свечками на черной тарелке.

Мы заканчивали с ужином молча. Я все смотрел на ее большие карие глаза и на черные, горячее самой ночи, длинные густые волнистые волосы, и вдруг взял ее за руку. Она засмущалась.

– Я пойду посмотрю, где он.

И я остался один. На море был полный штиль. Теплый густой соленый ветерок ласкал лицо. Прислуга стала убирать со стола.

– Иди сюда! – улыбаясь, махнула мне Лия.

Мы поднялись на этаж выше. На открытом воздухе под специальным навесом был кинозал. Огромный, во всю стену, панорамный, чуть вогнутый экран, напротив которого стоял широкий длинный диван. На экране роботы нещадно лупили друг по другу лазерами. Мальчик спал на куче подушек.

– Вот он, наш рыболов-подводник, – тихо улыбнулась Лия.

Когда я поднял его на руки, он вздохнул, но все же не проснулся. Я отнес его в отдельную каюту, и она уложила его, раздела и укрыла.

Я стоял в дверном проеме, смотрел на них и ощущал всем сердцем, что нет, наверное, в мире более прекрасной и нежной картины, чем любящая мать, укладывающая спать своего ребенка.

Наша каюта была светлая, небольшая, но уютная. С подсвеченным потолком, зеркалами и высокой, широкой кроватью. Я снял с себя все и лег. Когда она вышла вскоре из ванной, в чалме на голове и подвязанная полотенцем под мышки, я ее оглядел и сказал:

– Иди сюда, женщина.

Она засмущалась и забралась на кровать. Я распеленал ее и начал целовать, ласкать. Она встала на четвереньки, выгнулась и оттопырила задницу. Раздвинула ноги, и я пристроился сзади. Она сама насаживалась, не спеша, как ей было удобно. Когда я зашел весь до упора, я взял ее за бедра и стал не торопясь двигаться. Она то и дело смотрела на наше отражение в зеркалах. Я думаю, ей это нравилось, я же никогда не смотрел на свое отражение.

Я чувствовал, как ей тяжело держать голову. В конце концов она уткнулась лицом в черную простынь и почти легла вся, продолжая только задницу держать приподнятой.

– Устала... – выдохнула она.

Я ускорился и стал слышать шлепки моих ног о ее бедра. Она все впивалась ногтями в простынь. Скрещивала ноги, сплетала, то наоборот – разводила в стороны.

Мне показалось, мы кончали вместе. Я слышал ее тяжелое дыхание, то и дело переходящее в стон, и все вжимался лицом в ее шею, в затылок. А потом она замерла, и я тоже замер. Стал целовать ее лицо, скатился на бок.

В открытых дверях, подперев проем плечом, стоял Пушок. Лия лежала, закрыв глаза, с улыбкой на губах. Я встал с кровати и вышел на палубу, как и был, голый.

Ночь уже владела миром. Луна сияла так ярко, что даже нельзя было разобрать темный рисунок кратеров на ее поверхности.

Пушок достал пачку сигарет. Одну протянул мне, одну взял себе. Я стоял, поставив локти на перила, наслаждаясь своей ночной наготой. Потом посмотрел на него, сердце мое тепло сжалось. Я протянул руку и положил ладонь на его правую щеку. Он молчал. Потом опустил глаза и тихо ушел.

Лия чесала волосы, сидя на кровати. Я плюхнулся рядом с ней, обнял ее и уснул.

====== Глава 18 ======

Я проснулся, когда уже рассвело. Лия еще спала. Я не понимал, чего мне хочется, и просто пошел побродить по кораблю. Ветер поднялся: теплый, соленый и хулиганистый. Я хотел поискать Пушка, но нашел только Николеньку. Он сидел за столом, где мы вчера ужинали, ел мороженое, болтал ногами и смотрел мультики по планшету. Я молча сел напротив и попросил бутылку минералки.

– Я видел вчера тебя... голого, – не отрываясь от экрана и облизывая ложку, объявил он. – Вы лежали голые на кровати.

Официант подал бутылку со стаканом на подносе.

– И чего это ты ночью шлялся?

– Я в туалет захотел и пошел искать... и вас увидел.

– Угу. Чё еще соврешь? Туалет есть в каждой каюте, – я икнул.

– Я не очень хорошо сплю на чужих кроватях и часто просыпаюсь, – сдался он. – Пошел посмотреть, мне показалось, что вы без меня решили на подлодке покататься.

Я вздохнул. Ветер вспенивал белые барашки на волнах.

– Скажи, что хорошего лежать голым с голой девушкой на кровати?

– Это нельзя рассказать. Это можно только почувствовать.

– И когда я это почувствую?

– Когда у тебя начнет расти щетина.

Он почесал подбородок. На его ногтях засохло розовое мороженое.

– Нет. Я никогда этого не почувствую! Фигня это все! – решительно объявил он.

Я не стал спорить и просто смотрел на ветреное море, залитое молодым утренним солнцем.

– А голые парни тоже лежат друг с другом в постели? – вдруг спросил он.

– Тоже... лежат... если захотят, – не глядя на него, ответил я.

– Если бы мне пришлось выбирать, я бы лучше лег с парнем, – сказал он и стал собирать остатки мороженого в вазочке.

– Почему?

– Не знаю. С парнем как-то естественнее. С ним будет о чем поговорить, поприкалываться, а девчонки все дуры, плаксы и ябеды.

– И не поспоришь, – согласился я. – Кстати, о парнях, ты Государя не видел?

– Государь уехал ночью.

– Как? Куда?

– Не знаю. Сел на лодку и уехал, я почему и проснулся, я их услышал, они меня разбудили.

Какая-то непонятная тень легла мне на сердце. Я подозвал стюарда.

– Да, Государь изволил отплыть... по делам. Велел передать, что сам с вами свяжется.

Я задумался.

– Ладно! Когда госпожа проснется и позавтракает, отвезите нас на берег, в тот же яхт-клуб.

Стюард поклонился и ушел. Я сидел неподвижно, смотря на мальчика в упор.

– Наверное, что-то срочное, – пожал плечами Николенька, открыл рот, поднял вазочку и стал ловить последние капли растаявшего мороженого.

Вскоре вышла Лия, мягкая и счастливая. Она обхватила мальчика и стала зацеловывать его.

– Мама. Ну мама! Ну всё! – вырывался он.

Она отпустила его и села за стол. Ей подали завтрак: овсяную кашу, тосты, кофе, что-то еще.

Я сидел, смотрел, как она ест, и мне вспомнился один нечаянно подслушанный разговор. Один из наших Отцов напутствовал только что женившегося младшего сына:

– Ты бей ее. Бей!

– Но за что? Она ничего такого не делает.

– Ты главное бей. Она сама знает за что!

Для меня это было странно. Я не только никогда не поднимал на нее руку, но даже не повышал голос.

Вскоре автоматическая «рука» спустила на воду большую лодку, она должна была вернуть нас на пирс яхт-клуба. Мы попрощались, я поблагодарил капитана и команду. Мы расселись по мягким белоснежным диванам, и лодка рванула вперед.

– А ты знаешь, что случилось с рыбкой, с моей красной рыбкой?

Я хотел позвонить Пушку, но телефон никак не хотел дозваниваться до него. Я сначала думал, что телефон сломался, но потом увидел, что связи нет.

– Знаешь, что случилось? Ну... ты хочешь узнать? – прилип он ко мне.

– Сети нет... что? Какая рыбка?

– Моя красная рыбка, которую я поймал!

– И что? Что не так с рыбкой?

Первыми на горизонте показались небоскребы. Серебристые и голубые иглы в дымке.

– Я поймал рыбку. Маленькую. А мама поймала большую. Ну... вчера. И мы их бросили в одно ведро. А потом смотрим, а моей рыбки нет! Мамина есть, а моей нету! Я думал, она выпрыгнула, а потом, когда повар стал чистить большую мамину, то моя оказалась у нее внутри. Она ее съела! Представляешь?! Я посмотрел в сети, и вправду, эти серебристые, они хищники и едят красных маленьких рыбок. Представь, как ей было страшно! В замкнутом пространстве, один на один с хищником! И некуда убежать, представь!

– Угу... не повезло твоей рыбке...

Лодка плавно прошла мимо длиннющего пирса с яхтами и остановилась у площадки с лестницей. Мы стали выгружаться. Черный лимузин ждал нас там же, где и высадил вчера. Я отошел чуть в сторонку и все возился с телефоном, но он упрямо ничего не хотел делать. Связи не было, и сети не было.

– Здравствуйте. А вы не наша охрана, мы же не с вами приехали вчера, – услышал я голос Лии.

Парень охранник, высокий, плечистый, с коротким ежиком волос, издалека почти лысый, с красивыми умными голубыми глазами, улыбнулся ей и сказал:

– Нет, госпожа.

И тут же вытащил пистолет и выстрелил ей несколько раз в грудь. Она упала, завалившись за машину. Он перевел ствол на мальчика и несколько раз выстрелил и в него.

Время застыло во мне. Прошла целая бесконечность, прежде чем я начал слышать звон в ушах. Он все нарастал и становился уже невыносимым.

Солнце появилось у меня в груди. Оно тоже стало расти, и я понял, что это не солнце, а белоснежная вспышка от взрыва. Она росла, ширилась, и все мое тело стало дрожать от ее мощи. Она передавила мне горло и начала застилать мне глаза.

Я кинулся на него. Он бы успел выстрелить, но не стрелял. Он хотел встретить меня ударом, но я успел увернуться, схватил его, шибанул о машину и повалил на асфальт.

Оказавшись сверху, я схватил его голову и стал вдавливать большие пальцы ему в глазницы. Он закричал, показывая рот, полный белоснежных зубов. А я все вдавливал пальцы глубже и глубже, пока из его глазниц не полез фарш из мозгов.

Кто-то схватил меня за шиворот и стал тянуть на себя. Я отпустил затихшего охранника, и неизвестный прижал меня к себе. Я двинул головой и затылком выхлестнул ему передние зубы. Он ахнул и выпустил меня. Я развернулся и стал вгрызаться ему в горло. Не знаю, почему так получилось. Его белое горло было первое, что я увидел.

Я все сжимал зубы до тех пор, пока не прорвал кожу, и в тот же момент мой рот заполнился теплой кровью.

Где-то за спиной раздался выстрел, и что-то случилось с моей правой ногой. Штанина почему-то стала мокрой.

– Не стреляй! Этого живьем! – раздался голос, и меня схватили за волосы и оторвали от горла жертвы мою голову. Я успел схватиться за разорванную рану и пальцами вырвал у него кусок плоти.

Мне двинули по затылку и поставили на колени.

– Это он? Точно он?

Вокруг меня суетилось несколько человек.

– Да он это! Кто же еще!

Кто-то схватил мою правую руку и оттопырил мизинец с золотым перстнем с изображением оскалившейся головы кота.

– Котяра!

– Твою мать! Ну ногу-то пробили ему!

– Щас перетянем! Где транспорт?

В нескольких метрах от меня лежал он. Тихо и просто... на спине. Под ним было много крови и волосы его... они прилипли... и не шевелились на ветру. А другие его золотые локоны... их уже спокойно перебирал ветер.

Подъехал белый фургон, мне на голову нацепили мешок и втащили внутрь. Бахнула закрывающаяся дверь, и машина рванула вперед.

Не могу сказать, сколько мы ехали. Я полностью потерялся во времени и пространстве. Чувствовал, что простреленную правую ногу стали обрабатывать. Промывать, заклеивать, перевязывать.

Потом машина резко встала, меня взяли под руки и вытащили прочь. Помещение было большое, а может, и маленькое. Было темно и жарко. Воздух такой тяжелый и спертый, что казалось – его можно было резать ножом. Вдобавок ко всему принесли две лампы на треноге, и мало того, что они беспощадно резали по глазами, так еще этот свет добавлял жару. Меня усадили на стул, развязали руки и сорвали мешок.

– А разве он такой?

– Такой!

Из-за света, бьющего в глаза, я не видел даже силуэтов. Кто-то схватил мою правую руку и положил ее на железный стол.

– Вот он – перстень. Видишь? Это он, котяра!

Левую руку приковали наручниками к ножке стула, из-за чего я стал похож на горбуна. Пальцы правой руки сжали в кулак, а мизинец с перстнем положили на край стола.

Кинжал сверкнул с такой силой, что оставил глубокую вмятину в столе.

– Вот его кошачье величество!

Кто-то схватил отрубленный мизинец и снял с него перстень. Больно не было. Только ощущение такое, что ошпарили немного руку, и пятерня вся онемела.

– Рано его калечить. Он еще дело не сделал.

– Я и не калечу! Я же не язык отрубил! А эти их кольца меня всегда бесили!

Опять принесли аптечку и стали бинтовать мою покалеченную кисть. Я сидел молча. Все никак не мог надышаться спертым воздухом. Я не испытывал никаких чувств, мне было все равно на этих темных людей и на то, что они со мной делали.

– Скоро можно выходить в эфир. Оборудование готово?

Этот новый голос немного привел меня в чувства. Он был молодой, почти детский. Очень легкий и свежий. Такой голос был у Пушка, когда я только его встретил.

– Ну зачем было его уродовать? Он весь в крови! Он еще нужен!

Прямо передо мной на корточки присел парень. Стройный и тонкий. Густые темно-русые волосы. Ясные голубые глаза.

– Больно? – спросил он.

– Нет... – услышал я свой голос и почувствовал, как слеза катиться по щеке.

Парень открыл стеклянную бутылку с водой и стал поить меня.

– Ты хочешь домой? Тебе же нужно домой, да? У тебя много дел, у тебя семья. Давай по-быстрому сделаем дело, и ты поедешь домой, хорошо?

Я молча смотрел на него. Слушал этот голос.

– Да? – он с любовью пригладил мои волосы. – Он согласен, дайте текст! – скомандовал он, поднявшись. – Лампы разведите немного в стороны. Нет! Камеры нужно две. Сюда и вот сюда, поближе!

Мне дали в руки несколько листов с крупным текстом. Я тупо держал их в руках.

– Может, у него крыша поехала из-за того, что у него сына убили? – спросил тихий голос.

– Это вонючий извращенец, поганый мужеложник, у него нет детей!

– Читай! Читай текст!

И кто-то с силой схватил меня за рану на ноге. От боли все поплыло перед глазами.

– Граждане! Братья! Решительный час настал! Монархия изжила себя и должна быть свержена! Тиран должен предстать перед судом! Мы долго терпели произвол и бесправие, и настало время сказать свое решительное слово. Свободная Народная Армия выступает против тирании и олигархов. Не бойтесь, действуйте, все свободное мировое сообщество с нами! Оно поможет нам отвоевать нашу свободу, наши права! Все как один вставайте на борьбу с фашистским режимом...

Я согнулся, и меня вырвало какой-то неимоверной кислятиной. Тени вокруг всполошились, взволновались, начали лить мне на голову холодную воду, грубо вытирать лицо.

– Еще! Еще раз! Пусть прочтет это еще раз!

– Но он никакой!

– Дайте ему что-нибудь нюхнуть, вколите ему что-нибудь, я не знаю! Приведите его в чувство!

Кто-то заорал в самое ухо:

– Читай! Читай! Ты должен прочитать все!

Дверь открылась, и в зал проник дневной свет. Вбежало несколько человек.

– Закругляйтесь! Это место вычислили! Сейчас будет облава! Собирайтесь!

– Он не все дочитал...

– Собирайтесь! Берите только самое главное! Что уже успели записать?

– Да в принципе хватит. Голос его у нас есть. Остаток речи доделаем, смонтируем, подчистим и вперед.

– Хорошо! Только быстрее! Быстрее!

Мне опять на голову нацепили мешок. Руки впопыхах стянули лентой спереди, а не за спиной, и опять поволокли в фургон.

Совсем рядом трещали выстрелы.

В фургоне я совсем потерялся во времени. В какой-то момент я был уверен, что мы едем больше суток. Но потом я понял, что песня на радио еще не кончилась, и выходило, что прошло всего пару минут. Но вскоре и радио замолкло. Если и были какие люди в салоне кроме меня и водителя, то они молчали. Я чувствовал только, что теряю жизненные силы. Кисть руки с четырьмя пальцами под повязкой болела так сильно, что я весь утонул в этой боли. А когда машина тормозила или круто поворачивала, боль разрывала всю правую часть моего тела, и я даже немного мочился в штаны от такого.