Текст книги "Пушок и Перчик (СИ)"
Автор книги: слава 8285
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
– А почему южан они в союз не взяли?
– А там некого брать?!! Там война всю жизнь идет, и правительства нету, и никого нету, одни полевые командиры – и все. Да и кому они нужны, эти нищеброды?
– Ясно! – я захлопнул учебник. – Ну, все с вами понятно, молодой человек. Выучили! Хвалю! – он улыбнулся. – Я вот только одного не могу понять – почему сразу нельзя было выучить? – он повесил голову, замялся. – Почему нужно было обязательно получить двойку, огорчить маму и заниматься всей этой пересдачей в день своего рождения? Почему нельзя было сразу сделать все хорошо?
Он мялся и никак не мог решиться сделать что-то. Потом все же набрался решимости и достал из портфеля толстую вангландскую газету.
– Вот! – он протянул ее мне, словно какую-то неопровержимую улику.
Я прокашлялся и принял газету. На первых страницах красовалась большая карикатура. Весь левый угол занимала сияющая плита с гордой надписью «Права и свободы человека!». Монолит этот сиял всеми красками радуги, что прямо намекало, чьи права и свободы в первую очередь имелись в виду. Вокруг этой красивой плиты скакали шесть диких горилл с человеческими лицами и дубинами в волосатых когтистых лапах. На самой большой горилле была подчеркнуто кривая корона. Это был Пушок. Другие пять горилл были пятью вождями кланов. Я, к моему разочарованию, был самой дальней обезьяной, какой-то горбоносой и темнобородой. Вообще, цвет и длина моей рыжей щетины всегда прописывалась очень вольно. Вангландские карикатуристы делали ее то козлиной бороденкой, то густой и кучерявой, кислотно-огненной, то черной, то вообще непонятно какой.
Картинка хорошо передавала страх и ненависть обезьян к монолиту. Они махали на него дубинами, пытались грызть змеиными клыками, плевались на него, но монолит продолжал сиять во славу всего цивилизованного человечества.
Я вздохнул и отложил газету.
– Где ты это взял? – улыбнулся я.
– Ты видел, как они изобразили Государя?!!
– Ты вместо того, чтобы всякую пропаганду читать, почитал бы лучше книжку по истории родного клана.
– А себя? Видел себя?
– Гм... нос не похож...
– Почему ты так спокоен??? – взорвался мальчик.
– Что ты конкретно от меня хочешь?
– Но... но... нужно же что-то... так же нельзя! Это же Государь! Они назвали нашего Государя обезьяной!
– Ну не тебя же они назвали маленькой обезьянкой? – усмехнулся я, сделав попытку перевести все в шутку. – Если Государь сочтет нужным – он отреагирует...
– Как??? Каким образом? – Николенька не поддался на провокацию и сделался еще более решительным. – Пошлет им ноту протеста? А они смеются над этими нотами! Смеются над Государем!
Я опять вздохнул и подпер щеку левой рукой.
– Что же предлагает юный наследник клана Ледяной Кот?
– Разбомбить их! Разбомбить Вангланд!
– Ох ты! – я поперхнулся. – А тебе не кажется, что это немного неадекватный ответ на карикатуру?
– Нет! Не кажется! Меня всегда учили отвечать за свои слова! Ты тоже учил меня этому! Они назвали Государя обезьяной! Грязным животным! Это оскорбление всем нам! Они должны за это ответить! Нужно пойти на них войной! Нужно разбомбить их! Припереть к стенке и заставить ответить за все эти картинки поганые!
– Это называется свобода слова. У них это принято. Они и на своего президента карикатуры рисуют. Они нарисовали карикатуру на тебя, а ты нарисуй карикатуру на них. Это нормально, логично.
– Я не урод какой-нибудь, чтоб рисовать всякую дрянь! Если бы кто-нибудь в нашей стране нарисовал Государя как гориллу, его бы повесили и правильно бы сделали! И я не хочу на них ничего рисовать! Если шавка лает на льва, то лев не станет гавкать в ответ, он просто раздавит ее одним ударом и все!
– Хочешь объявить войну? – я внимательно осмотрел его золотую головку.
– Это нужно сделать! Старые Государи не позволили бы с собой так обращаться! Они бы вышибли из Вангланда всю дурь! Почему ты не хочешь отомстить? Ведь они и на тебя рисуют всякую дрянь! Почему ты не уговоришь Государя разбомбить их?
– Воу-воу! Для такого маленького мальчика ты используешь слишком много страшных слов: разбомбить, воевать, раздавить! Ты чего такой кровожадный?
Я хотел притянуть его к себе, чтобы обнять, но он не дался. Он хотел казаться предельно серьезным.
– Я не маленький и я не мальчик. И я прав! Скажи же, что я прав!
– Ты хочешь объявить войну? – я заглянул ему в глаза. – А если ты проиграешь?
Он осекся. Он явно не думал об этом.
– У нас больше армия, и мы сильнее. И мы правы!
– Но все же. Если Вангланду поможет третья сторона? Если мы все же надорвемся и проиграем, тогда как?
Он нахмурился. Я все-таки уловил его, притянул и обнял.
– Мы будем биться, как наши предки, и мы победим! Ведь так? Всевышний будет за нас! Они же даже на Него рисуют похабные картинки! Ведь будет же Всевышний за нас? – он обнял меня.
– Ну... я надеюсь.
– Когда я стану вождем, я уговорю Государя пойти войной на гадкий Вангланд! Вот! Смотри! – он вырвался, подбежал к портфелю и достал большую красивую книгу. Вернулся ко мне, деловито уселся на мое правое колено и раскрыл книгу. Это был каталог огромных боевых человекоподобных роботов с характеристиками. – Вот, смотри! Я буду возглавлять армию нашего клана. Ты – будешь моим главным генералом, и я дам тебе вот этого робота. Ты будешь им управлять, – он открыл страницу на закладке, и я увидел красивого белого робота с мечом и автоматом, стоящим в боевой стойке.
– М! – одобрительно кивнул я. – А ты какого возьмешь?
– А я, вот! – он перевернул пару страниц и показал на золотого робота, с горящими глазами и огромным пулеметом в руках.
Увидев одобрение на моем лице, он обрадовался:
– Прикольно, правда?
– Прикольно. Но к тому времени их разве создадут?
– Создадут! Во всех мультиках показано, что к тому времени эти роботы уже введены в строй!
– Ну если в мультиках показано, тогда уж наверно! – усмехнулся я.
Он слез с меня и стал запихивать книгу назад в портфель.
– Ой! А знаешь, что самое прикольное было в учебнике?
– Что? – я встал и потянулся.
– Вот. Я запомнил. В империи говорили так: «Правда – это то, что говорит Император!» Прикольно, правда?
– Угу...
– А еще они говорили, что для тех подданных, которые не верили Императору и не любили его, для них в преисподней был специальный ад.
Я улыбнулся.
– Мне нравится читать про всякие ады! – глаза его загорелись. – А еще там было, еще... Тех, кто говорил, что Император врет, тех в специальном аду поили кипящей мочёй...
– Господин наследник... – в дверях появилась тонкая невысокая служанка. – Гости уже подъезжают. Ваша Матушка просит Вас прийти к ней и начать одеваться.
– Сейчас придет, – кинул я, вышел из кабинета на балкон и, вцепившись в ограждение, посмотрел вниз. В белоснежном саду цветущих апельсиновых деревьев уже стояли шатры со столами, и золотая посуда была готова, и оркестр рассаживался, и бесконечное голубое небо слепило глаза солнечным сиянием. Слуги сновали с подносами.
– Не люблю я это все... – прошептал он, вцепившись в решетку ограждения и смотря вниз.
– Это же твой день рождения!
– Да день рождения я люблю, я не люблю всяких бабок этих... – он вздохнул, – всяких теток этих.
– Ты будущий глава клана, все семьи обязаны поздравить тебя.
– Ну вот и пусть поздравляют! Так они же начнут меня тискать и слюнявить мне лицо своими слюнявыми губами! Почему они это делают?
Я усмехнулся. Я чувствовал, как растворяюсь в этом запахе цветущих апельсиновых деревьев, и теплота красного дерева, из которого был сделан балкон, и это сияющие небо...
– Потому что ты невыносимо милый маленький мальчик, и они не могут удержаться, чтобы не облизать твои персиковые щечки.
Он нахмурился:
– Я не мальчик! И нет у меня никаких щечек!
– Ну конечно же, нету!
– И вообще, я хочу быть взрослым, здоровым, сильным и страшным!
– Все будет именно так, как вы желаете, мой маленький господин, – я поднял его на руки.
– Ты думаешь, когда-нибудь я и вправду смогу возглавить армию клана? А может, Государь доверит мне всю армию государства?
– Ну конечно сможешь! Ты сможешь стать тем, кем пожелаешь! Все возможности мира лежат перед тобой!
– Правда? – он обнял меня.
– Самая правдивая, какая только бывает!
Я опустил его на ноги, и он вприпрыжку помчался в покои своей матери. Я вздохнул, как старая бабка, и наполнил первую в этот день рюмку коньяку. Пока коньяк впитывал тепло моих пальцев и раскрывал букет, я подошел к большой исторической карте на стене. Передо мной лежала великая империя. Вначале она была сильна и могущественна, но потом денег и власти стало чересчур много, и она потихоньку загнила. А когда сгнила окончательно – от нее отвалились и все пришитые когда-то куски.
В углу была табличка с именами всех императоров. Константин Завоеватель. Алексей Храбрый. Василий Справедливый. Были какие угодно, но не было только одного. Счастливого.
Да, я помню эти рассказы про старых людей. Про древность, когда была только одна страна, и один народ, и один центр. И старые боги. Сейчас в них верят только несчастные южане. Все эти ады. Мама мне рассказывала, но я думал это все просто ее сказки.
Как же там было? Человек, который имеет время и возможности, но не совершенствуется и не помогает людям, тот попадает в ад. Ад... там холод и страшный ветер, и волосы покрываются льдом. И прямо сейчас где-то там под землей ужасные слуги бога подземного мира готовят и мой личный ад. Прямо сейчас.
Ну а я... А я пью коньяк, и солнышко светит, и апельсиновые деревья в самом цвету.
И гости уже подъезжают.
====== Глава 15 ======
Я уже взялся за дольку лимона в сахаре и приоткрыл рот навстречу рюмке коньяка, как услышал сумасшедший визг совсем рядом. Николенька накинулся на своего ровесника, дальнего родственника: мальчика с темно-рыжими, нет, все же каштановыми волосами.
– А у него горячая кровь, хоть и рабченок, но чуть что не по его, он сразу с кулаками кидается.
– Ну ничего, жизнь научит...
Две дамы стояли за большой пышной вазой с цветами и не видели меня.
– Что вы тут устроили, коротышки? – я подошел и расцепил детей, борющихся на траве. Вокруг них бегало еще штук шесть таких же. Все присмирели.
– За что ты его бьешь? – спросил я, ставя на ноги и отряхивая Николеньку.
– Потому что он дурак! Потому что он врет все! – запыхавшись, пищал Николенька и вдруг пнул противника, но я удержал его, и он не дотянулся.
– Я не вру! – отчаянно защищался каштановый.
– Так, человечки, успокойтесь! О чем крик?
– Он говорит, что ты не убивал упырей! – и Николенька опять бросился в атаку.
Я с тоской посмотрел на рюмку на столе. Она манила меня, но пить при детях я не хотел.
– Ну, он прав, я... мало... я почти и не... совсем...
– Но ты же убивал!!!
– Расскажите!!! – закричали дети.
Я вздохнул, отступать было некуда. Уселся поудобнее, постоянно придерживая Николеньку, зная, что он может в любой момент атаковать оппонента.
– Один раз я был в Джунглях...
– Зачем?
– Как?
– Когда?
– Не все вместе. Был... по делам... клана, да. Жил в гостинице...
– А там были гостиницы? – удивился рыжий кудрявый мальчик.
– Конечно были, дурак! – попер на него Николенька.
– Там были... немного, но были... – удерживая его между моих ног, продолжал я. – И как-то вечером, ночью, пробрался в один номер упырь...
– Он зашел как человек?
– Да, он принимал облик парня. И вдруг я услышал крик. Никто не ожидал, что упырь проберется. А он принял свой истинный облик и начал жрать жертву, девушку, которая его по ошибке и завела.
Шорох возбуждения и ужаса пронесся среди слушателей.
– Я взял Носорог, зарядил его...
– А почему там только одна пуля?
– Я не знаю, такая конструкция. И когда я заходил в комнату, там уже все было в крови. Жертва лежала на полу, а упырь сидел на ней и ел её!
– Ого!
– Я подошел и выстрелил ему прямо в голову!
Я взглянул на рюмку, желание накатить было почти неудержимым, но я держался.
– Голова его разлетелась, и тело пришло в ярость. Безголовое тело вскочило и начало метаться по номеру...
– Как курица?
– Сам ты курица!
– Ты курица!
– Нет, ты!
– Тихо, тихо! Коротышки, не балуйтесь! Я перезарядил пистолет и выстрелил упырю в грудь. Ба-бах! И у него взорвалось сердце! И вот так я убил упыря.
– А он вонял?
– А он кричал?
– Он окаменел?
– У него кровь как кислота?
– Сам ты воняешь!
– А без головы они долго живут?
– Я один раз видел упыря! – влез каштановый.
– Нет, не видел! – налетел на него Николенька.
– Нет, видел!
– Нет, не видел!
– Ступайте, – вздохнул я и встал. – Хватит вам упырей на сегодня.
– Ну он же не видел! Заставь его признаться!
Левую руку я положил на плечи Николеньки, а правую – на плечо каштанового:
– Вы родственники, одна кровь. Миритесь. Что вам делить? Если коты будут грызться друг с другом, то кто будет биться с волком, когда он подойдет к двери? – они молчали, посматривая друг на друга из-под хмурых бровей. – Миритесь. Это мой вам приказ.
Мальчики обнялись.
– А теперь идите и делайте свои... что вы там делаете обычно? Свои детские дела делайте.
Они пошли в сторону длинного центрального стола.
– И если я узнаю, что вы опять ругаетесь, а я узнаю, ибо все тайное становится явным, вы оба будете наказаны и заперты в комнатах до следующего утра!
– А если он первый... – начал Николенька.
– Мне без разницы кто, вы братья и отвечаете друг за друга. Все! Ступайте.
И группка ребятишек растворилась среди столов и гостей.
– Дети! – усмехнулся я и махом проглотил стопку коньяку. Положил дольку лимона с сахаром на язык и долго сосал ее.
– Господин, отцы за последние тридцать минут уже пять раз интересовались где вы.
Седой появился как всегда бесшумно. С апельсинового дерева на белоснежную скатерть опустился зеленый листик. Я поднес его к носу и втянул аромат.
– Выпей, – я небрежно наполнил доверху две стопки. Несколько капель упали на скатерть.
– Господин, я на службе не употребляю.
– Да ладно тебе, зануда. Сегодня день рождения единственного наследника.
Он снял темные очки, помассировал брови и принял стопку:
– За клан! Да будет он сильным и крепким!
– И вам того же.
Когда он не спеша проглотил стопку, я протянул ему листик. Он занюхал им и сжал его в кулаке.
– Те отцы, что меня потеряли, из какого они клуба?
– Из политического.
– Тебе повезло!
– Господин? – он учтиво наклонил голову.
– Потому что если бы они были из финансового клуба, тебе пришлось бы меня убить, потом закопать, а потом откапывать и приводить в чувства.
Он усмехнулся.
– Сколько их там?
– Трое.
– Ну если трое, то и стопки нужно выпить три.
Я проглотил третью, взял дольку яблока и... плавно поплыл меж столами.
Праздник гремел вовсю. Штандарты с оскалившимися кошачьими головами сонно двигались в жарком небе. Белоснежные шатры и навесы слепили глаза, и по пьяни мне казалось, что я попал на небо и иду средь облаков. Дети бегали и кричали на все голоса. Обезумевшие от счастья собаки гавкали. Почтенные дородные дамы сидели в тени и обмахивались красивыми веерами. Оркестр – скрипки, аккордеоны, дудки и барабаны – выдавал залихватские народные мелодии, от которых ноги сами начинали выделывать лихие кренделя.
Их было трое. Они сидели во главе стола и беседовали. Стол был пуст. Дети наелись сладкого и разбежались. Взрослые разошлись, чтобы не мешать отцам, и вот они уже несколько часов сидели неподвижно, совсем одни в своем «политическом клубе».
Евгений Львович был огромным, грузным, с квадратными плечами и мясистым квадратным лицом. Волос, светло-русых вперемешку с седыми, было еще много на голове его, а вот аккуратная борода уже вся поседела. Под тонкими очками скрывались умные беспощадные глаза, с физически давящим взглядом. Голос его, раскатистый и рявкающий, я услышал еще на подходе. Говорил он всегда монументально, словно впечатывал, и очень медленно. Я всегда чувствовал соблазн побыстрее закончить за него фразу и уже начать отвечать. Обычно, набычившись и пронзая глазами (так я и не определился, какого цвета они были), он швырялся такими словами:
– Закрой. Свой. Рот. Сейчас. Буду. Говорить. Я!
И каждое слово он швырял, как булыжник в грязь. Он был ответственен за средства массовой информации клана и являлся одним из самых богатых и влиятельных отцов, и еще славился знатоком межклановых отношений. Мог без бумажки выдать информацию на любого чистокровного члена любого клана.
Сейчас он умял бифштекс с кровью, запил его бутылкой коллекционного коньяка и был добр. И интонация его голоса как бы говорила:
– Дураки-то вы все дураки, но я так хорошо отобедал, что мне лень доказывать вам, какие вы дураки, и потому живите, ладно уж, разрешаю, не трону, не бойтесь!
Отправляя в рот последний кусочек мяса и приподняв брови, он говорил в тарелку:
– Ибо народ – это стадо! И ваш народ любит то, что ему сказали любить, и ненавидит того – кого ему указали ненавидеть. Это – и ежу ясно.
– Ну что уж вы так-то! Что уж вы прям так-то? – спрашивал его Вячеслав Андреевич.
Это был тоже отец семейства, человек известный и умный, уважаемый. Не такой монументальный, как Евгений Львович, но тоже не узкий. Кругленький, щекастенький, отъевшийся за последние несколько лет. У него тоже было много волос, и все снежно-седые. Вообще среди мужчин клана Ледяной Кот все были на редкость волосаты. Но бороды он не носил, только седую острую короткую бородку и усики. У него был тихий, мурлыкающий голос, и умные, все понимающие – и от того скучающие заплывшие глазки. Он занимался финансами, переводил нал в безнал, а тот опять в нал, а потом с процентами в валюту, а потом в бумаги, а потом... Короче, я в эти мудреные схемы и не сувался. От всей этой волатильности, каптильности и стагнации у меня тут же начинали ныть зубы.
– Я, Слава, уже стар, – укладывая волосатые кулачищи на стол, терпеливо объяснял Евгений Львович. – Я очень стар, и я давно уже заслужил право говорить правду. И я еще раз! (рявкнул он, глядя на свои кулаки) Повторяю! Что народу – плевать! Плевать, кто у власти, и какая в стране система! Для него главное, чтоб холодильник был полон, и чтоб стабильность была! И эти лицемеры вангландские, все зубоскалят аки шакалы, называя нашу стабильность – застоем. Но без стабильности ничего быть не может! Ни-че-го!
– Это политика все. Война. Что им сверху спустили, то они и говорят, – мурлыкал себе под нос Вячеслав Андреевич.
– Да такие же иди-оты им и пишут эти конспекты! Эти заявления критики не держат, это же и ежу ясно. А про Государя я вам скажу... – он вздохнул воздуху, поднял брови и замер. – И про монархию. Да плевать они хотели на эту монархию. Обычному человечешке есть ли дело до того, в каком строе он живет? Ну была бы тут парламентская республика или диктатура, или коммуна! Да плевать он хотел на это! Главное, чтоб работа была, зарплата и уверенность в завтрашнем дне! О! Легок на помине! – тут же отреагировал он, увидев меня. – Дима, ну почему ты нас не любишь?
Я поздоровался со всей троицей и сел.
– Как же я не люблю? Я... мне очень интересно послушать!
– Да не любишь, знаем, – набирая воздух в легкие и расправляя спину, объявил Евгений Львович, – да и прав ты, Дима, не за что нас любить. Мы и сами себе надоели! Ну! Как любил говорить мой отец: Под лежачий камень коньяк не течет! Поэтому вы уж, молодой человек, возьмите на себя труд, плесните нам всем по рюмашке. Давно уж мы не пили за нашего прекрасного наследника!
Я тут же встал и наполнил четыре рюмки. Одну протянул Александру Александровичу, третьему «члену клуба». Это был гигантский, но очень тихий, почти бесшумный дед. Он сидел чуть в сторонке, в пиджаке легкомысленного голубого цвета, положив на колени свое брюхо анекдотических размеров.
Лицо его с вторым подбородком было идеально гладко выбрито, и печальные глаза как бы говорили: «Что уж теперь? Что уж поделаешь? Ничего не поделаешь!»
Когда я протянул ему стопку, он потирал правой рукой правое бедро и покачивался словно бы в такт беззвучной молитвы. Увидев стопку, он как-то по-женски вздрогнул, второй подбородок его колыхнулся, и он сказал:
– Ох, спасибо!
– А мой отец любил говорить так: «Век живи, век учись и дураком помрешь!» – улыбнулся Вячеслав Андреич.
– А тебе запомнилось какое-нибудь выражение отца? – спросил меня Евгений Львович.
– Ну... – пожевав губами, начал я. – Помню, как-то раз он наклонился ко мне, дыхнул перегаром и произнес, глядя в глаза: «Ну-ка, мелкий, подай-ка мне вон ту бутылку!»
Евгений Львович смеялся так: «О-хо-хо-хо!»
А Вечаслав Андреевич, не открывая рта, смеялся в свои седые усики таким образом: «Хм-хм-хм-хм!»
А печальный взгляд Александра Александровича словно бы говорил: «Ну что же... все проходит, и это пройдет...»
Тут же промелькнула золотая молния – и она бы пронеслась мимо, если бы пухлые руки Евгения Львовича не поймали ее.
– Ты ж так убьешься, родной! – пойманный Николенька тяжело дышал, смотрел диковатым взглядом, и щеки его горели пунцовым огнем. – Ты ежели себя не жалеешь, ты хоть нас пожалей! Как же мы без наследника-то?
Николенька, поглядывая на меня, восстановил дыхание, спокойным шагом отошел на безопасное расстояние и опять куда-то рванул.
– Господин... – седой наклонился к моему уху, – только что прибыла машина с государевой охраной, они говорят, что Государь прибудет лично с минуты на минуту.
– Пушнина? Хм? Какого хрена ему надо? – проговорил я тихо. – Ладно, позови госпожу и наследника. Я буду ждать их у парадного входа.
Седой кивнул и исчез. Я поднялся.
– Что там? – тут же влез Евгений Львович.
– Да так... ничего особенного... схожу посмотрю... – я поклонился и удалился.
Стоя в тени кипарисов у главного входа и смотря на фонтан на круглой площадке, я не спеша ощущал, как мысли, смазанные и согретые коньяком, приятно и неспешно протекают в моей голове.
Это было странно. Государь приезжал только на дни рождения действующих вождей и, насколько я знаю, никогда не посещал наследников. Может быть, просто такая блажь? А может быть, он что-то и задумал.
Подошли Лия с Николенькой.
– Ну, что вы такого натворили, господин наследник?
– Чего... натворил... – глазки у Николеньки забегали.
– Так вот и я спрашиваю – чего ты такого натворил, что за тобой сам Государь приехал?
Кованые ворота бесшумно открылись, и белоснежный лимузин тихо зашуршал по золотистой щебенке. Остановился напротив нас и замер. Передняя дверь открылась и выпустила охранника. Он подошел и открыл пассажирскую дверь чудовищной толщины.
Первым показался... Ну Пушок, ну сучара! Максим-красавчик. Парень среднего роста, аккуратный, подтянутый. С густыми черными кудрявыми волосами, изумительно красивым лицом, полными губами и красивейшими карими глазами. Немного печальными, словно глаза раненой косули.
Сука! Пушок знал, что он мне приглянулся, и поэтому специально держал рядом с собой и таскал его везде, как собачонку. Но между ними ничего не было. Кудрявый его не трахал, я знал, кто его трахал. Пушок, будучи нежным юношей, не любил нежных юношей, он любил мужиков. Крепких и взрослых. И вот сейчас он специально приволок его с собой, чтобы в очередной раз позлить меня.
Время замерло, и из кожаных недр лимузина показался сам Государь. В белоснежном костюме-двойке, с легкой щетиной, в зеркальных очках. Золотые волосы, короткая прическа. Я бы его изнасиловал прямо тут. Жестко. Сначала бы избил, а потом бы изнасиловал. Или сначала бы изнасиловал, а потом избил. Оттрахал бы так, что у него ноги бы разъезжались в разные стороны, чтобы не было сил голову поднять.
– Государь...
Я поклонился сам и, положив пятерню на буйную голову Николеньки, нагнул и его.
Государь подошел, снял очки, осветил нас своей улыбкой... и не ко мне обратился в первую очередь. Я хотел обидеться на это – и как-то даже опешил.
– Юный наследник! – Пушок пожал мальчику руку. – Хозяйка!
Лия поцеловала ему холеную руку. Это было не обязательно, но южане всегда упрямо держались за старые обычаи.
И только сейчас он снизошел до меня. Я представил себе, как было бы сладостно двинуть ему в морду!
– Ну а ты, небритый алкаш, не мог побриться к моему приезду?
– Государь... если бы я знал, что вы посетите нас, я бы побрился весь... везде.
Он троекратно расцеловал меня.
– Я без приглашения, да, но я не знал, что у меня появится минутка, не хотел обнадеживать. Ты же знаешь все эти транзитные войны... они свернули у меня уже литр крови. Но я очень хотел заехать к моему другу! – и он подмигнул Николеньке.
– Это когда вы с ним подружились? – искренне удивился я.
– На параде! – влез мальчик.
– На параде, – подтвердил Пушок. – И вот мой подарок!
Двое слуг подтащили нечто напоминающее большой чемодан, и по тому, как Николенька задрожал в моих руках, я, кажется, догадался, что это.
– Боевая броня истребителя упырей!
Слуги открыли застежки, и Пушок присел на корточки перед фантастическими доспехами мощного красного цвета.
– Говорят, самая новинка. Надеюсь, размер подойдет?
Он взял шлем наподобие мотоциклетного, но куда более сложной конструкции, и больше напоминающий голову боевого робота.
– Ночное видение! Тепловизор! Я тебя вижу! Вижу! – в восторге пищал Николенька, нацепив шлем и облачаясь в остальные приспособы.
– Ну теперь он будет в этом спать... – вздохнула Лия.
Я сам хотел купить ему эти доспехи. Их долго и с шиком анонсировали, но так и не выпустили в продажу, и вот теперь я понял почему – Пушок это все специально подстроил, чтоб такой подарок был только у него. Чтобы никто не мог переплюнуть государеву щедрость.
– Где отцы? – подойдя ко мне, спросил Пушок.
Единственное, что мне хотелось, так это толкнуть его в фонтан, разорвать на нем штаны и...
– Сидят в шатре и уничтожают запасы моего коллекционного коньяка. А чё ты приперся-то?
– Соскучился, – улыбнулся Пушок. – А ты по мне разве нет?
– Разве что только по твоей жопе... – хорошо, что я вспомнил, что мы не одни, и не стал лапать его зад.
– Ты мерзкая, вонючая, пьяная тварь!
– Ох, – сладко сощурился я. – Как же ты будешь за это наказан!
Все это время, что он ходил среди гостей, я наблюдал за ним. Со стороны, чтобы не заметили, но следил внимательно. Всегда какое-то особенное чувство возникало у меня, когда он был среди людей. С одной стороны, меня мучил соблазн начать издеваться над ним прилюдно. Высмеять, разозлить, взбесить его своими словами и поступками. А с другой стороны, мне хотелось увезти его. Отпихнуть от него всех, кто стоял рядом, и вытолкать с этого праздника, вырвать из этого моря людского. Я был уверен, что только я один могу оградить его от какого-то страшного горя, от злых людей. Это противоречащее самому себе состояние телохранителя-убийцы заводило меня страшно, доводя до горячего, слепого безумия.
Я еле вытерпел, покуда он наконец-то зайдет в дом. В ярости толкнул слугу с подносом, попавшего под горячую руку. Схватил Государя за шкирку и впихнул в свой кабинет, где я недавно принимал экзамен по истории.
Он взял мое лицо в ладони и потянулся к губам, но я разорвал на нем рубаху.
– Зачем так грубо? – притворно ахнул он, садясь на массивный стол лицом ко мне.
– Нахрена ты притащил этого кудрявого? – я нетерпеливо раздевал его.
– Он мой друг... – ответил он жалобно.
– Лживая тварь! – я развернул его спиной к себе и толкнул на стол.
– Здесь никто не увидит? Надежно? – прошептал он, оттопыривая задницу.
– Все увидят! – я жадно водил ладонью по его спине. – Все тебя увидят, и все поймут какой ты! – я с силой сжал его булки.
– О, какой грубый народ! – простонал он, уткнув лицо в ладони на столе. – Какой жестокий, беспощадный народ!
За смазкой идти было лень, и я собрал в пальцах остатки слюны из пересохшего рта.
– Как можно управлять таким народом? Этими хищниками?
Когда я начал входить в него, он вскрикнул.
– Заткнись! – я схватил его за волосы и прижал голову к столу.
– Твоя грубость... она...
– Еще скажи, что тебе не нравится!
– И почему я с тобой до сих пор общаюсь?
– А куда ты денешься? – я схватил его за волосы и поднял со стола, поставил на ноги.
– Ты ведь меня насилуешь, правда?
Он вывернулся и повернулся ко мне лицом.
– Давай, расскажи мне о том, как ты страдаешь! – оскалился я, смотря на его твердый член.
– Я всегда очень страдаю. Ты разве не знал? – проговорил он, сжимая в кулаке и свой, и мой член одновременно. – Ты спишь со своей южанкой, трахаешь ее? – он плюнул на члены и стал медленно дрочить их оба одновременно.
– Да я и тебя трахаю... – я толкнул его на стол, и он сам поднял ноги и положил их мне на плечи.
– А я не могу... не могу свою... – проговорил он, разглядывая потолок.
– Вы два месяца как в браке, и у вас так и не было брачной ночи? – я по-хозяйски притянул его поближе к себе и вновь стал не спеша проникать внутрь.
– Ты же знаешь, что нет!
– Бедная девочка!
– Это государственная тайна, между прочим!
Он спустил свои ноги с моих плеч и накрепко обхватил меня за талию. Я наклонился и прошептал ему на ухо:
– Так она целка?
– Не напоминай мне об этом! Иногда мне кажется, что я готов, но в самый последний момент я вспоминаю про эту кровь... бр-р-р-р...
– А ты дай ее мне! – впиваясь в его бока пальцами и ускоряясь, улыбнулся я. – Я не боюсь их крови. У меня была девственница, я порвал ее пальцем, а потом мы неделю кувыркались, и она была мне очень благодарна! Я буду посещать ее, пока она не забеременеет. Сделаю тебе сыночка по старой дружбе.
– Ты совсем охерел??? – он приподнялся и схватил меня за волосы.
– Правда, ты светленький, и государыня светленькая, а я темный, что, если ребенок от меня тоже будет темноволосым?
Он обнял меня, вцепился в спину, положил голову на плечо:
– Я чувствую себя кобелем для вязки!
– Государству нужен наследник...
– А что нужно мне – никого не интересует?
Я начал кончать и опустил голову.
– Смотри на меня! – он схватил меня за челюсть и поднял голову.
Я чувствовал, как оргазм перекосил мое лицо, но отвести глаза не мог, ибо такова была жестокая воля моего Государя.
Он начал дрочить свой член. Я отвел глаза, но он схватил меня за нижнюю челюсть и прошептал:
– Смотри! Смотри!
Но я и не думал уходить или отворачиваться.
Чем ближе подступал оргазм, тем больше мольбы появлялось в его глазах. Он ослабил хватку и стал двумя пальцами трахать мой рот. Потом вдруг вытащил их и впился губами. А когда он начал дергаться в оргазменной судороге, то до крови укусил мою нижнюю губу.
– Не смывай, собери в пробирочку, пригодится, – усмехнулся я, когда мы оба смотрели на его мутные сгустки на пальцах.
Он вытер руку о мое плечо и закурил.
– И не кури! – я забрал у него сигарету, плюхнулся в кресло и сделал затяжку.
– Че хочу, то и делаю... – отозвался он, извлекая новую сигарету.
– Угу... – передразнил я и закрыл глаза.
И даже с закрытыми глазами я чувствовал, что он на меня смотрит.