Текст книги "Песня смерти и крови (СИ)"

Автор книги: Sininen Lintu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

В Лос-Анджелесе Марк не терял времени. Он знал, что не сможет обучаться у огимаа, ведь его дед уже умер, поэтому пришлось учиться самостоятельно. Он постарался найти все возможные книги об индейской мифологии, съездил в несколько резерваций – не везде его принимали дружелюбно; в некоторых люди крестились и бормотали заговоры, окончательно запутавшись в своих религиях, и не хотели разговаривать с ним, – и всё ещё чувствовал, что находится в начале пути.

Он никогда не хотел становиться огимаа. Он не хотел видеть духов, не хотел бороться с ними, он хотел быть счастливым с семьей, которую обрел так неожиданно, однако от судьбы невозможно сбежать. Куда бы ты ни бежал, ты всё равно берешь себя с собой.

Ни в одной из книг он не встречал монстра, что разбрасывал бы останки вокруг места своего пиршества. И это… пугало больше, чем сам факт наличия духа. Марк боялся, что не сможет с ним справиться.

Он знал, что должен встретиться с шаманом – как тогда, во время охоты на Старца. Но сил поехать в Баддингтаун сразу же после прилёта у него не было. Поэтому он поспал, перекусил, прогулялся по улицам. Задержался в городе, сходил в библиотеку, старался привести мысли в порядок. Попытался отвлечься. Но всё равно продолжал думать. Марк знал, что не может слишком долго откладывать неизбежное.

– Ты в порядке? – каждый раз спрашивала Кира, когда он звонил ей.

Да. Нет. Марк понятия не имел, что ответить ей, и поэтому улыбался и начинал спрашивать про Брайана. Это всегда срабатывало.

Кира понятия не имела, зачем он на самом деле поехал в Баддингтаун. Она считала, что Марк просто хотел навестить Денни. Ему повезло, что у неё не было желания возвращаться – сам он не смог бы отказать ей, и здесь, в Мэне, она могла снова оказаться в опасности. А потерять её Марк не хотел.

Он любил Киру. Теперь он знал это. Пусть понимание пришло и не сразу – через защиту и желание оберегать, через привязанность к Брайану, через многие и многие эмоции, складывающиеся, как паззл, в искреннее и сильное чувство. И, видит Великий Дух, Марк хотел бы вернуться домой.

Но возвращался он в другой свой дом. Тот, который оставил позади; который спас на прошлое Рождество, чтобы снова покинуть. И оттягивать возвращение в Баддингтаун уже было нельзя.

*

Кай Джонсон возвратился на работу чуть меньше, чем через две недели после похорон Рори. Ещё сильнее похудевший, с синяками под глазами, Кай выглядел тенью самого себя, но отмахнулся от сочувствующих взглядов и соболезнований.

– Если я не буду работать, горе родителей сведет меня с ума, – коротко пояснил он Денни. – Есть какие-то новости?

– Медведь попытался вломиться в дом Райли, – Денни присел на край стола. – Сам Райли спугнул его, выскочив с оружием, но это бешеное животное совсем осмелело.

Лицо Кая ожесточилось. Острые черты лица казались высеченными из камня.

– Это чудовище надо пристрелить. Неважно, то ли это животное, что сожрало Сандерса, или другое. Собрать охотников и выйти в лес.

Понять его злость было можно: потерять младшего брата, видеть, как его разорвали на части… не каждый вынесет такой удар. Кай держался, но одному Богу или Дьяволу было известно, что на самом деле творилось у него в душе. И в душах его родителей. Ведь никто и никогда не думает, что завтра его ребенка не станет.

– Сезон охоты давно уже объявлен, так какого черта?

Денни хмыкнул. Сказать было легко, но на деле…

Охотников в Баддингтауне было не так уж и много. И большинство из них не охотились на столь крупных хищников.

Бен Дуглас исправно покупал лицензии и охотился на лосей да на пернатых, а медведя подстрелил лишь однажды, в юности, давно это было, башка в доме на стене висит. Лицензию-то он запросил и даже успел получить, но на этом всё и застопорилось.

Барри О’Шейл тоже предпочитал охотиться на оленей, и в лесу осенью по выходным его оранжевые, по закону, жилетка и шляпа мелькали среди деревьев, пугая мелких птиц.

И оба они были уже не так-то молоды, а бешеный зверь мог быть куда хитрее человека. К тому же, медведи умели двигаться бесшумно.

Да, некоторые охотники выходили в лес, пытались выследить медведя, а егерь местный им помогал… но животное оказалось неуловимым, зато возвращались мужчины почему-то притихшими и не очень-то жаждущими снова уйти в чащу.

Возможно, они чувствовали то же, что и Денни. Морозом пробирающий иррациональный страх при виде леса.

Особенно после того, как выпал первый снег и замерз тонкой коркой. Зима дохнула на город и отступила, но скоро вернется.

– Мало найдется придурков, что захотят иметь дело с медведем, у которого крыша поехала, – заметил второй стажер, Оливер. У Райли был выходной, и он поехал навестить семью в Бакспорте. – А что, ты хочешь к ним присоединиться?

Кай промолчал, но всем было ясно, что, будь у него охотничья лицензия, он бы так и поступил. Он стиснул зубы, и на щеках заходили желваки.

– Скарборо пытался мобилизовать тех немногих охотников, что есть в городке, но в итоге, попробовав выследить медведя, от бессмысленной затеи отказались все, кроме Бена и Барри, – Денни потер руками лицо. – У них ещё осталась надежда. Да и то…

Он хотел сказать, что с этих двоих уже давно нет никакого толка, но промолчал. Все их трофеи остались в молодости да на стенах домов. А что сейчас?

А сейчас даже егерь не был уверен, что это животное ещё живо. И бешеных медведей он в лесу не видел. Но тела-то есть!

– То есть, мы просто нахрен будем ждать, пока очередной гребаный шатун пожрет ещё кого-нибудь?! – Кай не выдержал. – Мой брат мертв из-за того, что все решили, будто Сандерсу просто охуенно не повезло!

Денни понимал его боль. Понимал, что значит мучиться от мыслей, что ты мог что-то сделать и не сделал. Терзаясь переживаниями из-за исчезновения Сэма, он злился на себя, что не заметил его проблем, что не смог проследить… думал о многом и многом. Думал, что в последние свои дни Сэм выглядел сам на себя не похожим, и дело было не только в долгом пребывании в лесу и попытках выжить в чаще. Но в чем ещё?..

Казалось, Кай винит себя в том, что все меры против нападения медведей в итоге вылились в назначение комендантского часа, да и то – не слишком раннего, и в бесполезные походы охотников, не способных никого выследить. Но таково было решение Скарборо, и спорить с сити-менеджером было себе дороже.

Возможно, Уоррен считал, что медведи в итоге уйдут сами или сдохнут от бешенства. Всегда умирают.

Не открывать же дело из-за взбрыка природы?

В глубине души Денни был согласен с Каем, и промедление Скарборо ему было непонятно. Но Скарборо четко дал понять, что не закроет глаза на отстрел без лицензии. От Барри проку оказалось мало, а Бен Дуглас в лес так вместе со всеми в последний раз и не вышел.

Алкоголь. Что же ещё могло ему мешать?

– Я поговорю с Уорреном, – Денни вздохнул. Он хотел положить руку на плечо Каю, но сомневался, что это успокоит помощника. – Две смерти – это уже не шутки.

Баддингтаун, казалось, замер в ожидании новых убийств. Разумеется, это было ошибочным впечатлением, просто комендантский час делал свое дело, но, проезжая по улицам города, Денни не мог не отметить, какими пустынными и тихими они казались. Городок и раньше не бурлил вечерней или ночной жизнью, но теперь даже подростки особо не шатались туда и сюда, возвращаясь из молла – единственного места, где они могли повеселиться. Да и вечеринки были под запретом, хотя вряд ли кто-то этот запрет соблюдал безоговорочно.

Закурив в окно машины, Денни прикрыл глаза.

Результат разговора со Скарборо оказался неутешительным. Уоррен всё понимал, но руки были связаны.

– Тейлор, мы делаем, что можем. Охотники выходят в лес. Егерь им помогает. Введен комендантский час. Да, родители школьников, особенно работающих, приходили ко мне. Они обеспокоены. Я разговариваю с ними. Это не убийства, не маньяк, это всего лишь медведь, и всё, что мы можем – охотиться на него. А он хорошо прячется.

И в этом была правда. Или нет?

Почему тогда охотников становилось всё меньше?

Марк написал Денни ещё утром, что уже в Бангоре и собирается приехать в Баддингтаун в ближайшие пару дней. И, хотя Денни был рад его приезду и даже предлагал остановиться у него, всё же не мог не отметить, как не вовремя Марк возвращается в родной город. Уже второй раз, как не вовремя. И зачем? Нет, конечно, он был бы рад увидеть старого друга, но с тех пор, как Марк увез Киру и Брайана, причин возвращаться у него будто бы и не было.

Хотя, возможно, сам Денни, затюканный и замотанный, всё усложняет, и Марк просто хочет навестить резервацию, в которой когда-то жил его дед. Кажется, он весьма проникся культурой своего народа. Быть может, это старение? И как скоро старение почувствует сам Денни?

Дома горел свет.

– Привет, – Денни повесил куртку на крючок, отряхнул ботинки. – Ри?

– Привет, – Айрис выглянула из кухни. – А у нас гость. Ты почему не предупредил, что Марк приезжает сегодня, а?

Не предупредил. Замотался. Хотя сам предлагал другу остановиться у них. Забыл. Даже за те пару дней забыл, только сегодня вспомнил.

Денни не успел ничего ответить. Сам Марк появился в дверях, прислонился к косяку плечом.

Ничуть он не изменился за прошедшие полгода, да почему и должен был? Длинные тёмные волосы он собрал в пучок на затылке, что делало его худощавое лицо ещё взрослее, но в целом… В целом это был всё тот же Марк, прощавшийся с Денни в начале июня, и ни один из них не думал, что они вновь встретятся так скоро.

– Извини, что без предупреждения, – он развел руками. – Я должен был позвонить, но у телефона сдохла батарея прямо в дороге. Я ненадолго, уже снял номер в мотеле.

– А я ему сказала уже, чтобы забыл про свой номер и остановился у нас, – Ри уперла руки в бока. – У нас есть свободная спальня и мы достаточно гостеприимны.

Марк закатил глаза.

– Уйми свою женщину, Денни, дружище, она мне весь мозг уже сожрала этим!

Денни шагнул вперед и обнял его, хлопнул по спине, и в этом теплом, дружеском жесте не было больше неловкости, как при первой их встрече в прошлом году.

– С возвращением, приятель.

Марк хмыкнул.

– Да уж, Баддингтаун меня, похоже, никогда не отпустит.

Темнота на улице неуютно заглядывала в окна. Ри уже ушла спать; страхи её больше не беспокоили. Марк откинулся на спинку стула, вытащил из пачки сигарет одну и повертел в пальцах, но так и не закурил.

– Расскажи мне то, о чем не рассказал по телефону.

Денни вздохнул. Раскрытие обстоятельств смерти Сандерса и Рори могло бы грозить ему увольнением, если бы открыли уголовное дело, но официальной причиной смерти всё ещё значилось нападение диких животных, а значит, никакой следственной тайны – только этика.

Болтуном Денни не был никогда, однако в маленьком городке редко что можно было скрыть и не бояться при этом, что тайное станет явным. Смерть Рори и Сандерса обсуждали все, но даже Айрис не знала всех подробностей. Ей и ни к чему были детали. Остальные придумывали эти подробности сами и вполне были довольны своей фантазией.

– Да, в общем-то, я рассказал тебе всё. И Сандерса, и Рори разорвали на куски, как старые тряпки. Однако коронер считает, что это были не медведи. Его смутили следы зубов, больше похожие на тонкие иглы. К тому же, даже бешеные животные не бывают так бессмысленно-жестоки, да и умирают они довольно быстро. Но я думаю, что он начитался романов ужасов, – хмыкнул Денни. – Кто ещё это мог быть, если не медведи? Пусть и разные.

Марк помолчал, сжал в пальцах сигарету, сминая её пополам.

– Может, медведь, – тихо произнес он через пару минут. – А может, и нет.

Денни пожал плечами.

– Не представляю, кто тогда. Дуглас и О’Шейл получили лицензии, но Барри медведя выследить вместе с другими охотниками и егерем не смог, а Бен… – он махнул рукой.

Почесав подбородок, Марк вытащил ещё одну сигарету, зажал её между губ и, наконец, закурил.

– Не знаю, кто это может быть, – он выдохнул долгую струю сизого дыма, – но много ты видел медведей с иглообразными зубами?

Немного, тут к гадалке не ходи. Денни вдруг рассердился. Марк в точности повторял его мысли, но при этом не говорил ничего нового. И это не Марк смотрел на тела Сандерса и Рори, размазанные по асфальту и превратившиеся в месиво из мяса и костей.

– Слушай, если у тебя есть какие-то соображения, то поделись ими, а не ходи вокруг да около!

Марк в упор взглянул на Денни. Покачал головой.

– У меня есть только догадки, и в них ты всё равно не поверишь, пока не увидишь сам. Поэтому я здесь. Дэн, я хочу тебе помочь. Дай мне только разобраться, как.

Лампочка в люстре мигнула раз-другой, но гаснуть передумала.

Денни подумал, что вспылил зря – сказывалось напряжение последних дней. Он потер переносицу двумя пальцами, зажмурился на миг, потом выдохнул.

– Извини, – запустив руку в волосы, он откинул с лица мешающиеся пряди. – Устал как собака, нет никакого желания загадки разгадывать. Не представляю, как ты мог бы мне помочь. Стрелять из ружья, может, умеешь? – Денни печально усмехнулся. – Да по кому там в вашей Кали стрелять, по ворам?

– Может, и умею, – хмыкнул Марк, – но не стрелять. Сможешь показать мне фотографии тел?

– Зачем тебе? Только не говори, что потом объяснишь, я по горло сыт этими тайнами, – взмолился Денни.

Он чувствовал, что Марк от него что-то скрывает. Чувствовал, что после того Рождества друг возвращался на свое Западное Побережье изменившимся… не повзрослевшим, а будто нашедшим себя или какую-то часть себя, давно потерянную. Так говорила ему интуиция полицейского, которой он доверял – полицейские ведь должны уметь разбираться в людях.

Марк развел руками.

– Тогда не скажу, – он снова выдохнул дым. – Просто поверь, когда я буду уверен в своих словах, я всё тебе объясню. Даже рискуя тем, что ты позвонишь в Бакспорт и вызовешь оттуда санитаров из психиатрической больницы.

– Ну, меня могут увезти вместе с тобой, – хохотнул Денни.

– Вполне вероятно.

И почему-то Денни показалось, что Марк только наполовину шутил.

А может, не шутил вовсе.

*

Несмотря на гостеприимство Денни и Айрис, Марк всё же вернулся в мотель. Лежа на постели, он смотрел в потолок; смутные очертания мебели проступали в ночной темноте. Волк на его спине тревожно чесался и ворочался.

В Баддингтауне снова что-то было не так. Он почувствовал это кожей, как только заехал в город, а мимо промелькнул знак «Вы въезжаете в Баддингтаун. Соблюдайте правила дорожного движения!». Но это был не Старец, о, нет. Здесь поселилось что-то иное. Да почему же в этот городишко так тянется всякая нечисть?

Слова Денни тоже не особенно ему помогли. «Зубы как иглы»… они могли быть и у вендиго, но всё же Марк точно знал: к этим двум новым смертям дух голода не имеет никакого отношения. Он хорошо успел изучить своего врага, чтобы чуять его присутствие. Оно отзывалось холодком по позвоночнику, ледяными завываниями в мозгу и ушах. Вендиго был слишком узнаваем.

И здесь хозяйничал не он.

Мерно гудел старый кондиционер, настроенный на теплый воздух. Этот звук должен был успокаивать, но нервы звенели, как натянутые струны, и пришлось приложить много сил, чтобы дыхание выровнялось, а сердце вошло в обычный для него ритм.

Закрыв глаза, Марк провалился в привычные видения.

Листва шелестела под мощными волчьими лапами. Он осторожно ступал, лавируя среди деревьев, принюхивался: из чащи ощутимо тянуло кровью. Чем дальше Марк заходил в лес, тем сильнее чувствовал этот запах. Шерсть на загривке встала дыбом.

Какая-то фигура мелькнула среди деревьев. Замерев, волк приник к земле, в горле глухо клокотало и ворчало.

Это был не медведь. Но и не человек. Не такой высокий, как Старец, не такой худой, хотя явно когда-то был мужчиной, на нём даже сохранились остатки одежды: джинсы, рубашка. От него так же разило мясом и кровью, но ещё – песком и чем-то незнакомым, не свойственным мэнским лесам.

Волк понял: кем бы это существо ни было, оно явилось издалека. Возможно, с юга.

Почуяв чужих, оно зарычало. Развернулось, сделало несколько шагов прямо к Марку-волку, и острое волчье зрение разглядело горящие глаза, ввалившиеся щеки и иглообразные зубы, не помещающиеся во рту.

Чудовище рыкнуло, и волк прыгнул вбок, помчался, разбрасывая листья, петляя между деревьями. Помчался из леса прочь.

Марк распахнул глаза. Сердце бешено колотилось, на висках выступили капли пота, дыхание сбивалось.

Он видел монстра.

И это был не Старец.

========== Глава двадцать первая ==========

Комментарий к Глава двадцать первая

Aesthetic от Эр_Джей: https://vk.cc/caKSZJ

У Хизер голова болела от слёз.

Она плохо помнила, как Коннор, несмотря на её запреты, всё же подскочил к ней и подхватил; как оказалась в его машине; как он отвез их чуть дальше по улице, пересадил её на заднее сиденье и обнял, забравшись туда сам. Кажется, она пыталась его оттолкнуть, но не вышло. Наверное, она должна была сопротивляться больше, но сил не было – решившись на противостояние с одной из собственных учениц, Хизер пришлось собрать всё мужество, что у неё было. Ведь она не имела права принимать хоть чью-то сторону. И теперь она чувствовала себя разбитой.

Её трясло.

– Ш-ш-ш, – Коннор зарылся пальцами в её волосы, притянул её голову к своему плечу. – Всё хорошо, всё хорошо. Прости меня, прости меня, я не должен был так злиться, я не должен был нападать на Джемму, я напугал тебя, прости…

Он звал её по имени. Так не должно было быть.

Так было.

Хизер уткнулась лицом в его худи, ненавидела себя за слабость – он ведь такой же, как Джошуа, он такой же, он тоже способен на насилие! – и не могла оттолкнуть. Хотя должна была. В воспоминаниях то и дело всплывало лицо Джошуа – острые черты, смугловатая кожа, тёмные глаза, кривая ухмылка.

«Думаешь, я тебя не достану? Думаешь, спаслась?»

Коннор гладил её по голове, шептал в ухо что-то успокаивающее. Хизер хотелось верить его тихому, нежному тону, но что-то внутри настаивало, что она же видела, как он сжимал горло Джеммы, она видела…

Способен ли Коннор на открытое насилие?

И даже если нет, он ведь угрожал Джемме…

Она с трудом заставила себя думать хоть как-то логически, попытавшись отбросить страх.

Хизер слышала весь их диалог от начала и до конца. Так уж получилось, что она вышла из молла с покупками и направилась на парковку, а Джемма и Коннор были слишком заняты своей ссорой, чтобы её заметить. Поначалу Хизер не хотела вмешиваться, чтобы не сделать хуже, но потом…

Потом всё почти стало ещё хуже.

Она помнила искаженное гневом лицо Коннора. Чувствовала его злость, его обиду, его бессилие. Понимала, почему он поступил так, но не знала, имеет ли право его оправдывать. Это выворачивало её наизнанку даже сейчас. Парень не может, не должен поднимать руку на девушку, какой бы она ни была.

Джемма ударила его в самое больное место. Тронула его семью.

Хизер достаточно узнала о Конноре, чтобы понимать: он переживет, если угрожать будут ему, но не позволит впутывать его близких. Он полез в драку с Рори Джонсоном, чтобы защитить Кэрол. И, видимо, если дело касалось его сестры, он не видел различий между парнями и девчонками. Он просто рвался грызть глотки.

Это пугало. И в какой-то степени восхищало. Хизер знала, что не должна восхищаться этим, но чувствовала, что Коннор дорожит любимыми людьми, готов ради них на всё, и это откликалось в её сердце. Но всё же его взгляд и его ладонь на горле у Джеммы напугали её не меньше. Что, если однажды Коннор перестанет разбирать, друг перед ним или враг? Что, если он перестанет контролировать эту ярость?

Как однажды перестал контролировать Джошуа.

Хизер снова затрясло.

Коннор вжался губами в её висок, ещё крепче прижал к себе.

– Прости меня, прости, прости…

Она должна была отстраниться. Должна.

Быть может, должна была объяснить, но, когда Хизер попыталась произнести хотя бы слово, её зубы клацали так сильно, что попытки пришлось прекратить. Коннор путался пальцами в её волосах, продолжал нежно гладить по голове. Кожу на виске согревало его дыханием. Он продолжал шептать нежности и просить прощения, однако прошло ещё минут двадцать прежде, чем Хизер перестало колотить.

Она уперлась ладонями в плечи Коннора в попытке отстраниться, и он тут же отпустил её.

– Я… Мне нужно уйти, – Хизер было стыдно за свою истерику, было стыдно, если эта истерика начнется снова, и страшно, и неловко. Сердце всё ещё колотилось о ребра, а виски ломило от слёз.

– Хизер… – Коннор легко дотронулся до её плеча и тут же отдернул руку. – Я не хотел тебя пугать.

Она замерла.

Он звал её по имени, но смущало не это.

Хотелось уйти. Хотелось остаться. Было страшно снова попасться на ту же удочку, что и с Джошуа, но… но Коннор и Джошуа всё же были разными, она чувствовала это сердцем. Коннор поступил ужасно, тогда почему ей так хочется его выслушать? Хизер раздирало на части, и она ничего уже не понимала.

Её ладонь по-прежнему лежала на ручке двери.

– Я сам себя боюсь иногда, – голос у Коннора был глухим, тихим, и, казалось, каждое слово он выталкивал из себя. – Эти вспышки ярости… они у меня от отца. Он пил всю свою жизнь, и, когда бухал, становился неуправляем, лез в любую драку, десятки раз получал по морде. С шестнадцати лет я периодически вместо матери забираю его из участка. И всю жизнь я жутко боялся стать, как он. Оказаться таким же уродом.

Хизер убрала руку.

Вопреки здравому смыслу, вопреки всему её жизненному опыту, она хотела выслушать Коннора. В отличие от Джошуа, он осознавал, что такое насилие и жестокость, и понимал, что его поступку вряд ли есть оправдание.

Кажется, что понимал.

Развернувшись, она подобрала ноги и обхватила себя руками за плечи. В полутьме машины лицо Коннора было трудно разглядеть, но Хизер могла представить, как кривятся и дрожат его губы, как он тяжело моргает. Очень хотелось потянуться, дотронуться ладонью до его щеки, но она сдерживалась. Пока что.

– Вспышки гнева я обнаружил в себе лет в тринадцать, когда, заглянув за сестрой в школу, увидел, что её толкают в лужу, и её учебники падают в грязь. Кажется, я сломал тогда кому-то нос, меня оттащили к директору, я получил отстранение от уроков… и четко осознал, что эти вспышки нужно давить. Знаешь, они выглядят как пелена, что застилает глаза, и хочется нахрен все крушить и ломать, потому что оно распирает изнутри, не находит выхода. Это… отвратно, знаю. Даже звучит так, – он быстро облизнул пересохшие губы. – Я попросил родителей отвести меня к психологу, но в нашем городке его фиг найдешь, а в Бангор возить меня было некому. Я учился жить с ними сам.

Хизер слушала, затаив дыхание. Слушала историю подростка, больше всего на свете боявшегося стать похожим на своего отца. Мальчишки, впивающегося в кожу на ладонях ногтями, чтобы усмирить свой гнев.

Историю Коннора, для которого его семья, его сестра и мать, были всем, и он изо всех сил старался не грызть за них глотки в самом что ни на есть прямом смысле.

Слушала, и её сердце обливалось кровью, а страх отступал.

Да, Коннор не до конца научился управлять своим гневом – но, очевидно, всем было плевать на него, пока он хорошо учится и забивает голы за школьную команду по соккеру.

Да, он старался, он срывался, он мучился сам, терзая себя и свою душу.

И, да, Рори и Джемма заслужили увидеть его тёмную сторону. В какой-то степени.

Хизер всё ещё не принимала насилия ни в каком его виде. Но теперь она понимала: ярость Коннора была ответом на попытки давления и насилия с чужой стороны. На чьи-то поступки, которым не было оправдания. И теперь она четко видела разницу между ним и Джошуа, что прикрывался насилием, как флагом, и обвинял в нём других, тогда как Коннор винил только себя.

Они были разными, как черное и белое.

Хизер почувствовала, как ей стало чуточку легче.

– Я не смог… – Коннор сглотнул, провел по лицу ладонью. – Я не должен был нападать на Джемму. И ты права, что боишься меня, наверное, но, пожалуйста… Я не знаю, что делать, если ты отвернешься от меня.

У неё заныло сердце – тонко, тянуще. Хизер не выдержала, потянулась к нему, кончиками пальцев коснулась мокрой от слёз щеки. Коннор вжался губами в её ладонь. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы тепло вспыхнуло у неё в груди, а нежность оказалась сильнее всех прочих эмоций.

– Хочешь знать, почему я испугалась? – вопрос сорвался прежде, чем она успела остановить себя.

Она не должна рассказывать ему о Джошуа.

Разум запоздало взвыл, что Коннор, вообще-то, её ученик, а весь их разговор, его прикосновения, её откровенность сводят на «нет» любую субординацию. Раскрывать «скелеты в шкафу» перед собственным студентом – тот уровень близости, который между ними существовать не должен.

А что должно?

Они танцевали. Они целовались. Они ласкали друг друга на той Хэллоуинской вечеринке, и ничего уже нельзя вернуть назад. Хизер могла сдать костюм Красной Шапочки обратно в прокат и сделать вид, что октябрьского прохладно-пьяного вечера и вовсе не было, но притворяться – лишь обманывать себя.

Хизер нарушила достаточно правил ради Коннора, потому что не могла иначе, не чувствовала иначе, и она не винила его в собственных решениях. Она была взрослой женщиной, и за каждый свой поступок отвечала перед собой и своей совестью.

И хорошо понимала, что никто не должен о её поступках узнать.

– Хочу, – дыхание Коннора согрело её ладонь, которую она так и не отняла.

«Остановись, – попытался воззвать к ней разум. – Не нужны ему твои чертовы проблемы и твое прошлое, у него своих хватает!»

Возможно, слова её внутреннего голоса не были лишены доли правды. Коннору восемнадцать, у него вагон собственных бед и проблем, своих эмоций и боли, и Хизер не должна, не имеет права вывалить на него ещё и свои. Не имеет права манипулировать им через эмоции и жалость. Ведь так? Так?

Но он был слишком откровенен с ней; он раскрыл ребра и вытащил на открытых ладонях свое кровоточащее сердце; он поделился с ней тем, чего, возможно, о нём не знали даже родители и друзья. Или знали, но не так подробно.

И Коннор имел право знать, почему Хизер так испугалась его.

Быть может, это поможет им обоим?..

Первые фразы давались с трудом. Хизер не могла сказать, что заперла воспоминания о Джошуа, нет. Но облечь в слова всё, что происходило с ней последние несколько лет, оказалось в разы сложнее, чем просто думать об этом. Снова и снова её омывало ужасом произошедшего, ужасом поведения её уже бывшего мужа, который не справился с потерей сына, и это горе вскрыло в нём всё жуткое, что прежде скрывалось. Воистину, иногда боль выпускает наружу весь гной, всё дерьмо, о котором человек может даже не догадываться…

Хизер вспоминала, как Джошуа пил и швырял ей в лицо обвинения в смерти их ребёнка, хотя у малыша была врожденная патология плода, он просто не задышал, а ей нечем было ответить, и чувство вины, черное, ядовитое, разъедало ей душу. Она вспоминала, и слёзы закипали у неё под зажмуренными веками, а Коннор прижимал её к себе. Он слушал, не перебивая, так же, как слушала его сама Хизер, и снова гладил её по голове, а её головная боль ширилась, сжимала обручем виски, как нежеланный венец.

– Он и пальцем ко мне не притронулся… – Хизер вцепилась в худи Коннора. Воспоминания заставляли её искать хоть какую-то опору, потому что её мир вновь покачнулся, пусть и от бури, несущей по волнам памяти. – Но я каждый день боялась, что он это сделает.

Было время, Хизер оправдывала Джошуа. Считала, что он просто не мог справиться с горем, и всё наладится, когда он придет в себя. Но теперь она понимала: лишь часть этой мысли была верной. Джошуа понравилось обвинять в своих несчастьях жену, и он продолжал мстить ей за всё и сразу: за ребёнка, за свой алкоголизм и последовавшие за ним неудачи… за всё, что шло в его жизни наперекосяк.

Было время, когда Хизер ненавидела Джошуа за его угрозы. Ненавидела и боялась, и запирала на ночь спальню, молясь, чтобы он не напился до чертиков и не сломал хлипкий замок. Она не спала ночами, а днём слышала непрошенные советы «понять, простить и оставаться рядом», и безысходность накрывала её черным маревом.

Потом остался только страх, смешанный с жалостью, и отчаянное желание освободиться.

– Он говорил, что горло мне перережет.

– Боже, Хизер… – Коннор чуть отстранился, взял её лицо в ладони. Хизер не сопротивлялась. Рассказ о прошлом отнял у неё остатки сил. – Я напомнил тебе этого придурка?

Она кивнула.

Напомнил. Стоило ей увидеть, как ладонь Коннора сжимала горло Джеммы, как ей вспомнился Джошуа.

Его бешеные от злобы глаза.

Его хрип: «Я порежу тебя, слышишь?..»

И липкий ужас, от которого не было избавления, пока она не села за руль и не уехала из Техаса навсегда.

– Хизер…

– Подожди, – Хизер мотнула головой, – дай мне договорить. Ты… напомнил мне Джошуа, но только в первое мгновение. Потом я услышала твои слова, увидела твои глаза… ты раскаивался и боялся, что напугал меня. Джошуа никогда не… – она сглотнула. – Никогда не думал об этом. Ему было плевать.

Пальцы Коннора ласково касались её щек, стирая слёзы. Прижавшись лбом к её лбу, он тихо произнес:

– Твой голос.

– Что?.. – Хизер моргнула.

Головная боль постепенно утихала, но теперь в висках неприятно ныло.

– Я услышал твой голос. И меня отпустило.

Казалось, он говорил правду.

Хизер знала, что не имеет права чувствовать эту нежность, это желание помочь ему преодолеть эти приступы ярости, просто быть рядом… но она чувствовала и ничего не могла с этим поделать. Здесь и сейчас они нуждались друг в друге – изломанные каждый по-своему, пожираемые собственными страхами, они, казалось, нашли наконец-то поддержку и родственную душу.

Если, конечно, таковые существовали в мире, где не было места чудесам.

У неё будто камень с души упал, стоило рассказать о Джошуа и обо всем, что ей пришлось пережить в Техасе. Будто прошлое наконец-то осталось в прошлом, превратилось в один из ночных кошмаров, которые рано или поздно побледнеют и уйдут навсегда.

Благодаря Коннору.

Её страх улегся, и Хизер стало легче, словно она смогла провести для себя черту между прошлым и настоящим.

– Я не хочу быть чудовищем, Хизер, – Коннор по-прежнему прижимался лбом к её лбу, шептал едва слышно, то и дело облизывая чуть потрескавшиеся губы. – И я не хочу быть чудовищем для тебя.

– Ты и не чудовище. Но ты ведь понимаешь, что я не могу быть рядом с тобой, по многим причинам, – каждое слово отзывалось в Хизер глухой, ноющей болью.

Их разделяло слишком многое, но ей, как никогда прежде, хотелось плюнуть на эти различия, потому что она чувствовала: она могла бы помочь Коннору. А он уже помогает ей. Лечит раны, о которых она даже не подозревала. Тащит наружу гной, застоявшийся в старых ранах.