Текст книги "Четкие линии (СИ)"

Автор книги: Шион Недзуми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Магические краски по способу применения походили на акварель, разве что не требовали такого количества воды и не растекались. Чем напоминали копики – маркеры фирмы “Copic”. Инструмент весьма недешевый, поэтому сразу приобрести достаточное для полноценной работы количество цветов крайне тяжело. Но это замечательный материал для работы над графическими изображениями с мелкими деталями. Современные мангаки работают над цветными иллюстрациями копиками, тогда как раньше предпочитали акварелью. Принцип работы с копиками тот же, что и с акварелью. Цвета смешиваются, однако нет растеканий. И нет возможности исправить нарисованное. Поэтому работа требует внимания и концентрации.

Но у меня есть в наличии моя прелесть – “книжные” заклинания, которые отлично взаимодействуют с краской.

Самым лучшим вариантом работы с подобными красками, на мой взгляд, является лессировка – техника многослойной акварели. Не требует спешки, позволяет контролировать процесс. Постепенно нанося один слой акварели на другой, лучше удается подобрать нужный оттенок для каждого рисунка. В отличие от акварели, в магическом наборе оказался белый цвет, в то время как магловские художники достигают светлого оттенка путем размывания краски водой.

На черновике лессировка может выглядеть сеточкой, шахматным полем, но мне милее “лесенка” – когда краска наносится вертикально, ступеньками, постепенно набирая тон и насыщенность.

Несмотря на существующие вроде бы твердые правила рисования и раскрашивания получившегося эскиза, мангаки все равно поступают по-своему, руководствуясь только собственным удобством в работе. Кому-то легче прорисовать фон, оставив героев светлым пятном, над которым будут трудиться позднее. А кто-то, наоборот, бьется над персонажами, а фон отдает помощникам. Творческие люди, у каждого свой, нестандартный взгляд.

Я люблю начинать с персонажей, с самых светлых участков, чтобы видеть, как постепенно наращивается насыщенность цвета. Чем больше слоев и оттенков пересекается, тем более насыщенным становится цвет. Если фигура светлая, как Драко, то самыми темными будут тени: собственные и падающие. Нужно в полной мере оправдать звание будущего сиятельного лорда и принца подземелий. Но не переборщить, все же у меня не седзе, он не должен быть белоснежным и хлопать глазами. Кстати, о глазах! Вот уж о чем не задумывается большинство мангак, за исключением сериальных, которым важно прорисовать каждого персонажа. Обычные сосредотачиваются лишь на главных героях. И как правило, в основном, на женских. С помощью глаз, положения бровей и уголков рта выражаются чувства. Считается, что самые узкие и резкие глаза – у злых героев, антагонистов. Ну, не совсем так. Если человек сам по себе жесткий, решительный, ему можно сделать узкие глаза, четкую, властную линию бровей. Драко – именно такой, хотя линия и смягчена его возрастом. А вот у рыжика глаза чуть больше, что отражает некую наивность персонажа и подсознательно настраивает, что снизу будет именно он, станет ведомым крепкой, твердой рукой одного блондинистого еще-не-лорда.

Цвет набирается от теплого к холодному: теплые тени, холодные рефлексы – отсветы цвета и света, например, на волосах.

Самая большая проблема – проработка лица и контуров, мелких деталей. Чем кисть тоньше, тем лучше, есть даже сверхтонкие, но они не могут набрать достаточного количества воды и краски. Поэтому большинство художников используют толстые кисточки с сужающимися концами.

Волшебные краски – просто прелесть! Ими можно рисовать даже простым волоском – они прекрасно передают насыщенность, берут достаточное количество краски. Разумеется, еще все зависит и от мастерства художника, поэтому к окончанию работы над одной страницей руку сводит, а перед глазами плывут цветные пятна. И раскрашивание снится всю ночь. Если когда-нибудь Темный лорд попытается заглянуть ко мне в голову, искренне соболезную – поучаствует в психоделических картинах мира, взятых словно со страницы “Алисы”.

В школе царило странное оживление, все перешептывались, переглядывались, судачили о чем-то.

– Что происходит?

Кажется, я отстал от жизни, потому как Падма посмотрела на меня с искренним удивлением.

– Ты же сам ляпнул про драконов на Зельеварении. Некоторые сходили, посмотрели, у него в хижине действительно детеныш норвежского горбатого! Попечительский совет решил устроить проверку, комиссия уже две недели в школе. Ты только сейчас заметил?!

– Э-э… ну да, – даже слегка смутился. Действительно, занятый рисованием, совсем не увидел суеты под носом. И взрослых волшебников на уроках, расхаживающих по коридорам. – Кстати, что стало с Хагридом?

– Его посадили на полгода в Азкабан, – поджала губы староста факультета Пенелопа Кристалл. – Незаконное разведение драконов, хранение драконьих яиц строго карается магическим законодательством. Либо выплачиваешь большой штраф, при отсутствии злого умысла, разумеется, либо сидишь в тюрьме. Я не верю, что Хагрид планировал разрезать дракончика на части и продать как ингредиент для зелий, однако… на его домике нет никакой защиты. И поступить так с дракончиком мог кто угодно, он же еще маленький, беззащитный.

Девочки сочувственно закивали головами, сопровождая слова старосты вздохами. Дракончика действительно жалко, ему же холодно и кушать надо. Зато теперь он в безопасности в магическом заповеднике.

Меня же больше интересовали задумчивые лица Дракона и Ласки. Они уткнулись в книжки, Рон даже есть прекратил, вместо этого он жевал губу. У Малфоя-младшего на лбу пролегла тонкая морщинка.

В классе, в который они якобы забежали, чтобы спрятаться от тролля, находилось старинное зеркало, прорисованное вплоть до мельчайших завитушек. Наверное, я стал первым, кто ничего не увидел в нем, так как сама отражающая поверхность интересовала меня мало. А вот обстановка, игра света и тени в неверном пламени факела на стене….

Воспоминания, желания, мечты – такие моменты изображаются в манге слегка расплывчато. Либо мелким планом в облачке, ведущем к голове главного героя, но тут, скорее, для чиби-версии. Либо на всю страницу, но с размазанными краями, что говорит о нереальности происходящего. И тем не менее, четко прорисована сама картина, чтобы читатель понял, как это важно.

Они увидели друг друга. Они увидели себя. Мальчик, всю жизнь живший в тени братьев, мечтающий найти свое место, хоть в чем-то превзойти их, хотя бы немного. Не до кубка по квиддичу, не до кубка по школе, но хотя бы преуспеть в одном предмете, стать немножко более талантливым.

Наследник аристократического рода, чьим единственным желанием было заслужить одобрение отца. Хотя бы простое поглаживание по голове, ласковый взгляд, говорящий, что сын сделал все правильно. В зеркале отец никогда не отдергивал руку в последний момент, в паре сантиметров над прилизанной блондинистой макушкой.

Тот самый поворотный миг, когда их отношение друг к другу начнет меняться, когда они вынуждены будут увидеть не олицетворение своей неприязни, но простых Ласку и Дракона.

– Мистер Поттер, – мягкий, вкрадчивый, как поступь хищного кота, голос.

Возле стола Когтеврана стоял Северус Снейп в компании высокого блондина с королевской осанкой. Нельзя упускать такой шанс разглядеть вблизи, подробно, родителя одного из главных героев.

Обычно альбиносы и блондины какие-то бледные, невыразительные, если естественные, разумеется. Белые брови, белые ресницы, бледная кожа. К Люциусу Малфою это не относилось ни в коей мере. Он скорее был кофейных тонов и оттенков.

Если пользуетесь магическими красками или акварелью, забудьте навсегда об имеющихся цветах. Нельзя пользоваться только одной баночкой. Тот же коричневый являлся богатейшим сосредоточием оттенков, от темного, почти черного, до светлого, как пенка на топленом молоке.

Люциус Малфой был именно таким, топленым молоком. Платиновые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и четкие, красивые скулы. Немного тяжеловатый подбородок был превосходно вылеплен, что подчеркивалось сжатыми в напряжении челюстями. Мужчина контролировал себя целиком и полностью: от изгиба изящной брови до движения холеного, ухоженного пальца, сжимающего знаменитую трость со змеиной головой. Отлично скроенный костюм подчеркивал статность фигуры, широкий разворот плеч. Легко представить, как он выдергивает из трости не палочку, но шпагу, как в приключенческих романах для девушек. Если Северус Снейп сошел со страниц готической любовной прозы, то Люциус Малфой олицетворял собой аристократию времен расцвета куртуазности и манер, интриг и дворцовых переворотов.

– Люциус Малфой, – коротко кивнул, представившись.

Пришлось подняться, заодно отметил его рост, пропорции.

– Гарри Поттер, – крепкое рукопожатие, ладонь сухая и твердая. Пальцы ухоженные, с гладкой ногтевой пластиной, а на манжетах – дорогие, но не безвкусные запонки.

– Скажите, мистер Поттер, откуда вы узнали про дракона у лесничего Хогвартса?

Это так важно?

– Хагрид сам сказал, когда приходил в библиотеку за книгой по разведению драконов, – пожал плечами. Гораздо сильнее интересовал кремовый оттенок кожи над накрахмаленным воротничком рубашки.

– А вы случайно не слышали, кто распространяет эту гадость? – мужчина брезгливо держал двумя пальцами новый выпуск манги.

И почему сразу гадость?

– Нет.

– Благодарю, мистер Поттер. До свидания.

– До свидания, сэр.

Малфой развернулся и вместе с профессором направился к выходу из зала. Я же сел обратно, за стол. Во время работы частенько забываешь перекусить, а потому после окончания нападает жуткий жор, скручивающий внутренности узлом.

– И почему сразу гадость? – вторила моим мыслям севшая рядом Лаванда. – Очень даже хорошее произведение. Мальчики так смотрят друг на друга! Дракон сразу бросился спасать Ласку, даже если тот ему не нравился. Это романтично.

– Лаванда! – возмущенно воскликнула Падма. – Но это же… это же…. Отношения между мужчинами.

Браун смущенной не выглядела, даже поняв, что к их разговору прислушиваются. Она закатила глаза почти демонстративно.

– Да будет тебе известно, что многие читатели считают, будто Артур Конан Дойль сделал своего детектива Шерлока Холмса… именно таким, – со значением произнесла она. – Посуди сама, никогда не был женат, о романах не упоминалось. И весьма, весьма тревожился за своего напарника и компаньона Ватсона, даже убить за него готов был. И к нему вернулся первым, после трех лет разлуки. Они жили вместе, даже поговаривают, что после войны вместе переехали в Сассекс. Долгие годы плодотворного сотрудничества. Читай между строк! – с превосходством произнесла блондинка.

Ну, надо же! Анекдоты про блондинок точно врут. Не знаешь, где обнаружишь поддержку.

Падма с сомнением взглянула на томик, но взяла его и открыла первую страницу, где был изображен профессор Флитвик. Есть, еще один читатель в наших рядах!

– Северус, ты был прав насчет взгляда мистера Поттера, – уже в покоях декана, сидя в кресле с бокалом виски, Люциус позволил себе расслабиться и поежился, вспоминая мальчишку. Тот смотрел так, как будто видел насквозь, жадно, запоминая каждую деталь. Брр! – Мне уже не по себе, даже при короткой встрече.

– Ты себе не представляешь, насколько не по себе мне, – пробормотал в бокал Северус. – А ведь я у него уроки каждую неделю веду!

Малфой мог только посочувствовать другу.

– По-оттер, – Драко подошел, сел на свободное место рядом с однокурсником. – Даже не хочу знать, почему ты так пялился на рара!

Ты прав, Дракончик, ты абсолютно прав!

========== 5 ==========

– Гарри, мальчик мой…

Да-да, говорите, директор, я всегда зеваю, когда мне интересно. Поднимаю тоскливый взгляд на собеседника, смотрю куда-то за его плечо в надежде, что меня поймут и отправят отсыпаться. Скоро экзамены, а я опять всю ночь просидел за столом, делая черновой вариант третьего тома.

В кабинете директора, в связи с приближающимся теплом, жарко, удушающе пахнет сиренью и сладостями. Посвистывают приборы на боковом столике. И жутко хочется кофе с корицей. Реакция Снейпа до сих пор меня веселит. Мне кажется, или меня избегают? Профессор перемещается по замку быстро, как будто летит над землей, на глаза старается мне не попадаться. Будь его воля и на уроки бы не ходил, если бы можно было.

Но от меня еще никто так просто не сбегал, особенно главные герои. Мой бобренок сделает тебя счастливым! Тем более, если учесть…

Всегда тяжело сосредоточиться на внешнем мире, когда внутри идет проработка сюжета и деталей, обдумывание чего-то нового. Хочется и того, и этого, и третьего. Мысли разбегаются, и нужно собрать их в кучку и выбрать самый лучший вариант. Искушение сделать все и сразу велико, но это только перегрузит и обесценит мангу.

– Ты поступил с Хагридом очень дурно, мой мальчик, – укоризненно покачал головой директор Дамблдор.

Так смотрел на меня дедушка, когда я обрывал соседские вишни, а домашние не трогал. Его этот факт очень задевал, предок начинал считать, что мне не нравится вкус его вишен. Приходилось обдирать еще и деревья в саду, даже если живот обещал лопнуть от непомерной нагрузки.

– Простите, сэр, я не знал, – действительно, как-то неудобно получилось. Хагрид неплохой человек, колоритная личность. И так ярко смотрелся на фоне Запретного леса или со своими гигантскими тыквами. А этот его розовый зонтик! – Думал, раз он завел дракона в школе, значит, вы ему разрешили. Потому что вы же директор, вы все знаете. Я не хотел обидеть Хагрида.

Директор тяжело вздохнул, как будто я огорчил его еще больше. Складки у губ стали четче, он побарабанил пальцами по столу. А пальцы – ухоженные, с аккуратными, чуть длинноватыми ногтями. Узловатые, но еще не совсем старческие, без пигментных пятен. У волшебников подобные признаки старения задерживаются, приходят очень поздно, если вообще появляются. Магия хранит тело своего носителя, помогает ему преодолеть трудности. Например, мне на сон в течение недели хватает пары-тройки часов, правда, приходится отсыпаться по субботам, но вдохновение того стоит.

– Меня беспокоит твоя обособленность, мой мальчик. Ты ни с кем не общаешься, у тебя почти нет друзей. Учеба – это прекрасно, но школа создана не только для получения всесторонних знаний, но и для социализации студентов, для отработки навыков общения в социуме.

Авторами манги становятся по велению сердца. На этой профессии не заработаешь много денег, тебя могут никогда не принять ни в одном издательстве, поэтому авторами становятся те, кто любит рисовать, кто влюблен в кисти и краску, в бумагу и тушь. Многие известные и успешные сериальные мангаки в самом начале своего творчества голодали, подрабатывали уличными художниками. А некоторые признавались, что были готовы бросить рисовать из-за нехватки денег, из-за упреков родных. Да мало ли еще причин! Но любовь к рисованию всегда пересиливала. Увлеченные своим творчеством, мангаки могут не есть, не спать и обсуждать только наброски, эскизы, типы кисточек и качество туши. Поэтому в большинстве своем авторы японских комиксов – махровые одиночки, чьи контакты с окружающим миром сводятся к издателю и таким же мангакам. Просто не остается времени на нормальные разговоры за чашечкой кофе, когда горят сроки. Конечно, встречаются и весьма социализированные личности, но таких мало. Опять же, в основном, сериальные художники, у которых масса ассистентов, благодаря им удается выкраивать время. Как смеются в Токио: “Понять мангаку может только такой же мангака. И когда они общаются, кажется, будто вот-вот вызовут демона”.

– У тебя совсем нет друзей.

Нельзя не согласиться. Бывает много приятелей и товарищей, но друзей много быть не может. Они отбираются и проверяются временем, как овощи в лотке в супермаркете. Нужно посмотреть на просвет, погладить бочок, постучать, попробовать на твердость и упругость, чтобы понять, стоящий перед тобой плод или нет.

– Я общаюсь с Падмой Патил, с ее сестрой Парвати, с Лавандой, иногда – с Гермионой Грейнджер.

Да, типичный круг товарищей каждого уважающего себя гея. Лучшие друзья девушек – это… Но тут возникает опасность, что однажды парня могут просто увести. Как ты, так и у тебя. Бывали прецеденты.

Мама хохотала до слез и послала той бывшей уже подруге коробку конфет “За вклад в развитие дела внуков”.

– Посмотри на Рона Уизли, он хороший мальчик и мечтает с тобой подружиться, – тепло улыбнулся старик. – Пообщайся не только с девочками. Возможно, у вас найдется немало общих интересов. Я слышал, ты прекрасно летаешь?

Эм…

– Нет, директор. Я боюсь высоты.

Для первоклашки я летаю превосходно – то есть не падаю. Но вот высоты боюсь панически, такая уж фобия. На карусели-“цепочке” визжал как девчонка, и мне не было стыдно. Сердце замирает без твердой опоры под ногами. По той же причине совершенно не умею плавать – боюсь, когда буквально вишу в пустоте. И поддерживающая вода для меня слабый повод успокоиться.

Директор выглядел озадаченным.

– Но твой отец прекрасно летал, он был ловцом команды Гриффиндора по квиддичу. И ты в год тоже уже оседлал игрушечную метлу, – глаза затуманились воспоминаниями.

– Не знаю, сэр, но теперь высота меня пугает. Наверное, это связано с тем, что Дадли меня часто на крышу загонял. Простите, я могу идти? Мне еще нужно сделать домашнее задание.

Старый волшебник махнул рукой.

– Конечно-конечно, мой мальчик. Иди. И подумай о том, что я сказал тебе насчет мистера Уизли.

– Обязательно, сэр.

Ноги сами привели меня в библиотеку, пока голова занималась обдумыванием, какой эффект лучше подобрать для следующей сцены.

– Добрый вечер, мадам Пинс.

Пожилая библиотекарь тепло улыбнулась. И почему все считают, что у нее мерзкий характер? Просто никто не догадался дать ей взятку сливочной помадкой.

– Добрый вечер, мистер Поттер. Я отложила книги, которые могут быть вам интересны.

Книги! Новые “книжные” и не только заклинания! Без помощи волшебницы я мог бы искать их до умопомрачения.

– Спасибо, мадам Пинс!

Женщина расцвела улыбкой, щеки ее слегка покраснели, мигом сделав “синий чулок” чуть моложе, симпатичнее. Я почти увидел средних лет женщину, без морщин, без визгливого, пронзительного голоса. Наверное, в молодости мадам была хороша. Не красива, но запоминалась уж точно.

Для учебы по доброте своей мадам выделила мне отдельный уголок. В самой глубине библиотеки, подальше от привычных шумных студенческих компаний стоял одинокий стол с глубоким креслом. Если повернуть его спинкой к выходу и забраться с ногами, никто не увидит человека, сидящего в нем. Мадам Пинс позволяла подобные вольности, потому как первое, что я выучил – это заклинания, защищающие фолианты от пятен, крошек и загнутых уголков.

На столе находилась внушительная стопка книг по магическим портретам, по книжному делу в волшебном мире, его развитию, по самым запоминающимся и скандальным историям, связанным с созданием фолиантов. Привычно разувшись, спрятался в глубоком кресле и подтянул к себе первый том, в темно-серой, слегка потрепанной обложке. И ведь не от рук студентов пострадал, книги мадам Пинс берегла как зеницу ока, могла даже проклясть за неосторожное обращение с ними. Помнится, пара старшекурсников выбегала из библиотеки, хрюкая, после того, как задержали сдачу книги. Нет, само время потрепало книгу, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Заклинания хранили ее, но не до бесконечности. Рано или поздно, книгу придется копировать, а если автор поставил специальные защитные чары, то и вручную.

В книге шел рассказ о методах борьбы с запрещенной литературой от Средних веков и до наших дней. Мням, ты моя прелесть!

– Гарри, привет!

Кажется, меня позвали!

Рядом с моим креслом сидел Рон Уизли. Он даже собственный стул принес.

– Ну, ты и забрался, приятель! Я еле тебя нашел, – облегченно улыбнулся рыжик.

– А зачем меня искать? И я тут всегда сижу, почти с самого начала года.

Рон немного помялся, поломал пальцы нервным жестом. Затем поднял глаза, решительно сжав губы. Умилительная серьезность, особенно со стороны одиннадцатилетнего долговязого мальчишки.

– Гарри, я хотел поделиться с тобой одним секретом. Очень важным секретом, только ты никому не рассказывай, даже случайно! Я знаю, что ты не хотел говорить про дракона, так получилось.

– Да-а….

Рон еще помолчал, наклонился, огляделся по сторонам, как матерый заговорщик. Может, ему сказать, что так он только привлекает внимание к нашей беседе, если бы в это время в библиотеке кто-то был и пробрался к моему укрытию? Но все равно умилительно. Надо запомнить, зарисовать. Особенно вот это нервное прикусывание нижней губы и поглаживание кончиков пальцев. У каждого свои рефлексы и методы успокоения в волнительных случаях, Рон Уизли двигался, как ртуть, не мог оставаться статичным. Тот же Малфой замирал каменной статуей до тех пор, пока не обдумывал все варианты развития событий и собственную выгоду от этого. Полные противоположности, а они, как известно…

– Перед арестом Хагрид показал мне газету, кто-то ограбил банк Гринготс. А еще сказал, что сам лично накануне забирал из этого сейфа сверток для Дамблдора. И упомянул Фламеля.

Кажется, это связано с “мучительной смертью на третьем этаже”. Интересно, интересно.

– Я уверен, что директор прячет в школе философский камень, а Снейп пытается его украсть!

Да! Да, профессор! Непонятая личность, одинокий мужчина, которого все считают чуть ли не злом во плоти. И лишь одна гриффиндорка осмелится заглянуть под маску, протянуть руку помощи. Утрировано, но это всего лишь костяк сюжета, разводить седзе я не собираюсь. У меня Ласка и Дракон!

– То есть алхимик передал камень нашему директору на сохранение, а Снейп пытается его украсть, чтобы приготовить эликсир вечной молодости и превратить что-нибудь в золото?

Ласка закивал так яростно, что, казалось, голова отвалится. В глазах полыхнула неприкрытая неприязнь по отношению к профессору. Да, сказывается манера преподавания Снейпа.

– Рон, давай рассуждать логически?

Уизли кивнул, приготовился слушать.

– Фламелю шестьсот с лишним лет. И все это время он отлично прятался. И прятал камень. Никто не знает толком, как он выглядит, только ограниченный круг лиц, включающий нашего директора. Представляешь, сколько заклинаний можно выучить за столько лет? Сколько чар узнать? Сколько домов купить?

На лице Ласки отразилось сомнение.

– Так зачем ему сейчас отдавать камень, когда он уже доказал, что шестьсот лет справляется с его защитой? – пожал плечами. – Он старше и мудрее директора, знает гораздо больше заклинаний. И отличный алхимик. А насчет профессора Снейпа… Если ты видел его быстро идущим по коридору, подозрительно оглядывающимся по сторонам, то… – он, скорей всего, прятался от меня, но тебе этого знать не нужно. Как и мне – лезть спасать камень. У меня нет на это времени, я упущу дату выпуска третьего тома. И пусть назначил ее себе сам, не привык отступать и нарушать даже данное самому себе обещание. Такой мой путь мангаки! – Или на дежурстве, или на… – понизил голос сильнее, заставляя Рона наклониться ближе, – на свидании.

О, как замечательно округлились глаза рыжика! Рука сама дернулась зарисовать это, но я постарался запомнить, чтобы не привлекать внимание и не раскрывать своего авторства. Сейчас не время.

Рон подавился слюной, закашлялся.

– Ты шутишь!

– Нет, мне сказала одна девочка с Пуффендуя, – сделал большие глаза. Когда мама и сестра актрисы и постоянно отрабатывают с тобой роли, причем требуя максимальной достоверности, сам научишься изображать на “Оскар”. – Его видели в компании какой-то взрослой женщины.

– Преподавательница?

– Не знаю, но она приходила к нему.

Простите, профессор, но пусть у вас будет личная жизнь. Хотя бы в слухах. К тому же, это заставит окружающих присмотреться к вам, как к мужчине. И бобренка моего в том числе!

– И ты не хочешь спасти камень? – снова вернулся к прежней теме Уизли, немного придя в себя от потрясения.

– Не уверен, что он вообще есть.

Ласка не зря отлично играл в шахматы. Его взгляд стал острым, внимательным. Оценивающим. Не глупый, но ему выгодно выглядеть недалеким.

– Ты странный Герой, Гарри.

Хмыкнул.

– Давай рассуждать логически, Рон?

Теперь он кивал уже с опаской.

– Это ваше Геройство отняло у меня родителей, дом, нормальную жизнь. И подарило чулан под лестницей, избиения и насмешки мальчишек. Я не знал, что я маг, не знал, что я Герой. Всю жизнь, сколько себя помню, ко мне подходили странные люди, пожимали руки, а я считал своих родителей алкоголиками, которые погибли по нелепой случайности. И что сам я недостоин даже зваться человеком.

Есть несколько способов обмануть детектор лжи. Первый – контролировать пульс, дыхание, потоотделение, нервные реакции. И второй – самому поверить в ту чушь, что несешь. Я поверил. Я потерял семью, любимых родителей, бабушку и дедушку. Я потерял домик с вишнями в саду, подколки сестры, которая… садилась рядом, когда меня бросал парень, доставала сигарету и молча курила, второй рукой обнимая за плечи. Я потерял это все.

На глазах вскипели слезы.

– Мне всю жизнь говорили, что я урод. И магия – это уродство. Я не Герой, просто не знаю, каково это – быть Героем. Свой подвиг я уже совершил. Знаешь, – глубоко вздохнул, – я читал про себя, про Лили и Джеймса… Все пишут, какими они были хорошими, какими храбрыми, сильными, смелыми волшебниками, а у меня… нет ни одной фотографии. И мне придется вернуться в чулан под лестницу.

Ласка выглядел потрясенным.

– Гарри…

Я шмыгнул носом… и получил застиранный, но чистый платочек в клетку. Уизли смущенно потер нос.

– Хочешь, я попрошу маму, чтобы она прислала тебе фотографии твоих родителей? Или попросила кого другого? – неожиданно предложил он. – Они дружили, наверное, что-нибудь да сохранилось.

– Очень хочу, Рон.

Тот подскочил.

– Тогда я пойду напишу ей прямо сейчас, – пошел к выходу, но обернулся. – И, Гарри, ты не урод.

И убежал, быстро, но я успел разглядеть смущенно покрасневшие кончики ушей.

Какая прелесть! Нет, определенно, идея пообщаться с Роном была отличной. Как бы я еще рассмотрел в нем некоторые качества характера? Некоторые реакции?

Расстроенный, я пошел в Выручай-комнату. И лишь когда захлопнулась дверь, снял маску, уселся в кресло на колесиках и крутанулся вокруг своей оси. Впервые за последнее время рисовать настроения не было. Все испортил этот дурацкий философский камень.

Как-то из головы вылетело, что я вроде как Герой. И мне полагается совершать героические поступки. Ничего, с этим я разберусь. Уже сейчас многие видят во мне простого заучку, которого даже не трогают. Оно и к лучшему, не мешают творить.

Но как-то разобраться с Камнем и Квиреллом придется, иначе мне не дадут покоя, и я таки пропущу дату выпуска. Нет, этого нельзя допустить. Манга уже сейчас набрала широкий круг читателей, нельзя их разочаровывать. Тем более, это будет последний выпуск в учебном году. За лето планирую нарисовать еще один, про каникулы. Но это будет уже выдумка, так что с данным вопросом разберусь позднее.

Надо бы вспомнить, что я делал, когда мне на уроках мешали рисовать.

И за что меня под хохот сестры выгнали из трех школ.

– Гарри, мальчик мой…

Директор, пожалуйста, пожалуйста, побыстрее. У меня там зелье может выкипеть, мне нельзя пропускать следующую стадию приготовления!

– Я слышал, что ты рассказывал Рону про своих опекунов. Его мама приходила ко мне в весьма расстроенных чувствах, – мужчина выглядел удрученным. – Возможно, Петунья – не самый лучший вариант воспитателя для маленького мага, но она сестра твоей матери. Лили пожертвовала своей жизнью, чтобы защитить тебя, и тем самым поставила невидимый, но очень мощный щит. Пока ты считаешь дом Петуньи своим, любовь твоей мамы продолжает оберегать тебя.

– Но я давно не считаю его своим домом, да и никогда не считал.

Мой дом – во Франции, в маленьком городке возле озера, в уютном двухэтажном особнячке с деревянными половицами, с широкими, до самого пола, окнами. С цветущим вишневым садом на заднем дворе. Мой дом в Японии, светлая квартира с постоянно распахнутыми окнами, в которые врывается шум города. А по ночам можно увидеть, как растекаются реки сияющих огней по крышам домов.

Там мой дом, но не у Дурслей. И не думаю, что у малыша-Гарри было иное мнение.

– Тем не менее, защита действует, – настойчиво повторил директор, и я кивнул. В конце концов, зачем с упорством барана отстаивать свою точку зрения, когда можно выслушать, согласиться для виду и все равно сделать по-своему? Когда твои родственники в большинстве своем по гороскопу “рогатые” – самая лучшая тактика. – Петунья очень многим пожертвовала, чтобы взять тебя к себе, поэтому, прошу тебя, будь снисходительнее к тетушке. Она перестроила всю свою жизнь ради тебя.

– Хорошо, директор.

– Кстати, по поводу профессора Снейпа… Какие у вас отношения с ним?

Странный вопрос.

– Нормальные, он хорошо преподает, никогда не занижает оценки специально.

– Рон очень жаловался на него раньше, хотя теперь перестал, – улыбнулся старый волшебник.

О, да, перестал! Теперь Ласка следит за зельеваром, но совсем по другим причинам. А по школе прошелся весьма недвусмысленный, но богатый на оттенки и нюансы слух. Даже девочки стали шептаться про то, какой Снейп таинственный, загадочный. И даже его вечная мрачность стала придавать профессору шарма в их глазах.

– Он учился с твоим отцом. Боюсь, отношения у них складывались… не очень хорошие. А ты удивительно похож на Джеймса, только глаза – как у Лили. Слышал, у тебя нет ни одной их фотографии? Я попрошу сделать для тебя копию из школьного дела.

– Спасибо, сэр.

– Надеюсь, ты пойдешь по стопам отца.

– Я бы на это не рассчитывал, сэр, – вскинул подбородок, расправил плечи, старательно смотря мимо сияющих голубых глаз. – Я не хочу походить на своих отца и мать!

Директор выглядел шокированным.

– Но почему, мой мальчик?

Кулаки сжались сами собой.

– Если быть похожими на них, означает погибнуть до тридцати лет, оставив единственного ребенка сиротой, то я не хочу такой судьбы. Я слишком люблю жизнь. И ценю само понятие семьи.

– Они боролись за свою семью, за правое дело, мой мальчик.

– Знаю, сэр. Но мне-то от этого не легче.

И погибшему малышу-Гарри в том числе. И Невиллу Лонгботтому тоже. Ему даже больнее, потому как серый могильный камень не может никого узнать в принципе.

Не уверен, что это отобьет охоту называть меня Героем, но заставит задуматься.

– Ты еще слишком мал, мой мальчик, чтобы рассуждать о таких вещах. Жизнь сама расставит все по своим местам.

Ну вот, что я говорил!

В Комнате, на маленьком огоньке, довольно булькало ядовито-зеленое зелье, источая специфический резкий запах, какой описывался в книге. Захотелось довольно потереть руки.