Текст книги "Перекресток (СИ)"

Автор книги: Сфинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

– Мистер Поттер, о чем вы задумались?– рядом материализовался профессор Слизнорт, пухлой ладошкой ловя в воздухе руку мальчика, в которой Джеймс держал измерительную ложку с жабьими лапками.

– Я варю Раздувающийся раствор, профессор,– нахмурившись, заметил мальчик, мельком взглянув на доску, где была записана инструкция.

– А вы прочли пятую строчку, друг мой?– мягко и тихо спросил Слизнорт, но рядом все равно послышалось презрительное фырканье Малфоя.

– Конечно, и не только пятую.

– Вы уверены, что четко видите то, что там написано?

Джеймс подумал, а не хочет ли декан Слизерина нацепить ему на нос очки, как у Гарри Поттера, но не стал говорить об этом: не дай Мерлин подать идею, потом ведь не отбодаешься!

– На пятнадцатой минуте кипения по четным дням добавлять жабьи лапки, по нечетным – лапки лягушек,– прочел Джеймс, а потом посмотрел на свою ложку. Ну, все верно, жабьи лапки.

– А какое сегодня число, мой друг?– все также мягко спросил Слизнорт, улыбаясь и складывая руки на животе, который, кажется, с каждым днем становился все больше.

– Шестое декабря, профессор.

Послышались смешки, и Джеймс насторожился.

– Седьмое, мистер Поттер, седьмое. Вы потеряли один день? Будьте внимательнее,– и профессор пошел дальше вдоль парт. Гриффиндорец успел поймать насмешливый взгляд Малфоя, но его проигнорировал. У него были более важные заботы. Седьмое декабря! Штаны Мерлина! День рождения Лили! Как он мог обсчитаться?!

– Поттер, лапки лягушки!– прошипел Ричард Графф, чей котел кипел на соседней парте, выпуская в воздух белесый дымок.

– Отстань, Графф, со своими лягушками,– отмахнулся Джеймс, но все-таки пересыпал жабьи конечности обратно в банку и зачерпнул необходимый ингредиент. Кажется, сегодня его зелье будет не в пример тому, что он сварил позавчера: тогда оно превратилось в цемент и отскрести его от дна смог только профессор Слизнорт.

– Итак, перелейте то, что у вас получилось, в колбы, и поставьте мне на стол для проверки. Можете быть свободными…

Джеймс, переливая в пустую склянку свое варево, думал о том, что сейчас из теплых подземелий придется идти в ледяные коридоры. Спасибо Мерлину, что на сегодня с занятиями все, можно спрятаться в гостиной, вытянуться у камина… А, нет, ведь надо идти в совятню и отправить Лили поздравление.

Мальчик закупорил колбу, а потом, чуть подумав, засунул ее в карман мантии, где склянка тут же стала его греть. Улыбнувшись, Джеймс наполнил другую бутылочку и поставил ее на стол Слизнорту. Собрав свои вещи, он последним покинул подземелье, размышляя, куда применить приобретение.

Джеймс поднялся в холл вслед за группой слизеринцев. Когда он шел к лестнице, то оглянулся и успел поймать на себе взгляд серебристых глаз Малфоя. Хмыкнув, мальчик направился в башню, чтобы взять для Лили подарок.

Джеймс взял сверток, в котором был завернут «Набор шалостей для маленьких ведьм», заказанный для сестры в «Зонко и Уизли» еще в начале ноября – после того, как он вышел из больничного крыла. Промучился он там четыре дня, пока все ребра затянулись и уже не причиняли неудобства.

Вот Малфой – того ничто не берет, правильно говорят: к флоббер-червю грязь не пристанет… Ему суток хватило, чтобы выписаться из этого скучного места. А довольным каким был, будто Кубок Школы единолично выиграл… Хотя Джеймс и сам светился не меньше, когда смог покинуть больничное крыло. Он надеялся, что больше туда не попадет.

Мальчик поспешно шел по коридору, потом по лестнице, надеясь не околеть уж совсем, пока доберется до совятни, когда ему навстречу попалась миссис Норрис. Джеймс, придерживающий шарф у шеи, замер, когда кошка стала с подозрением смотреть на него. Гриффиндорец знал, что не нарушает никаких правил, но ведь этот скелет все время за ним следит, словно ждет очередной проделки. С тех пор, как Филча оглушила мандрагора, и завхоз, и его ободранная кошка стали еще более подозрительными.

– И почему тебя холод не берет, а?– пробурчал Джеймс, прижимая к себе сверток с подарком. Он ощутил теплую колбу с зельем и тут же понял, что судьба представила ему хороший случай.

Интересно, а кошки размером с гиппогрифа бывают?

*

Скорпиус сел у камина, не снимая шарфа и перчаток, криво усмехаясь. Можно было пойти в спальню, там всегда очень тепло, но не хотелось опять сидеть в этом гулком помещении, где и так в последнее время приходилось проводить много времени, потому что в гостиной чернила часто стыли. Чтобы сделать домашнее задание, у слизеринцев оставалось два выхода: заниматься в спальнях, что большинство ребят и делали, либо идти в библиотеку.

Идти в библиотеку хотелось еще меньше, чем в спальню. На самом деле у Скорпиуса было какое-то странное настроение: хотелось сделать какую-нибудь гадость, причем все равно, кому. В последнее время такое настроение на него накатывало все чаще, особенно, как он заметил, если он плохо спал ночью, опять упрямо идя по дороге, которая тонула в тумане…

Может, он сошел с ума? Ну, бывает среди чистокровных волшебников. Хотя он чувствовал себя вполне в союзе с рассудком.

Вот хорошо Поттеру: он-то легко придумает, какую пакость сделать. Стырил колбу с зельем – и уже, небось, где-нибудь мелко пакостит…

Малфой запустил руку под мантию и достал свою колбу, что принес с урока. Странно, что они с Поттером решили поступить одинаково. Не нравилось Скорпиусу это совпадение…

– Скорпиус,– к нему подошла Энжи. Мальчик убрал колбу обратно в карман и поднял на девочку глаза.– Ребята предлагают поиграть в вашей спальне. Пойдешь?

– Во что?– для виду спросил Малфой, совершенно не желая играть с однокурсниками в их игры. Глупость и больше ничего. Тем более, не было никакого желания играть с Присциллой, с которой Скорпиус теперь почти не общался – после ее идиотского поступка во время матча по квиддичу. Ладно, она хотела ему гадко отомстить, но пренебрежение интересами всей команды, факультета – это уже слишком.

Да и надоела она хуже блохастого нюхлера…

– В «три желания»,– улыбнулась Энжи, потирая красный от холода носик.

– Нет, прости, мне нужно в библиотеку,– и Скорпиус поднялся, надеясь на ходу придумать, чем бы ему заняться в ледяных коридорах Хогвартса. Не в библиотеку же идти на самом деле!

Он вышел из гостиной, по пути заворачивая на шее шарф. Пол был скользким. Куда смотрят эльфы? Им бы всем уши пооткручивать за такое пренебрежение своими обязанностями. Вчера какой-то хаффлпаффец сломал ногу, поскользнувшись. Жаль, что не голову…

Наверное, самым холодным местом в школе являлась совятня. Как там его филин? Вот кому точно не холодно, так это белому венику Поттера – сова же полярная! Кстати…

Скорпиус улыбнулся и поспешил по лестнице. Коридоры были пустынны – все студенты и преподаватели предпочитали теплые жилые комнаты.

В совятне гулял ветер, у Малфоя даже застучали зубы, но, кажется, птицы чувствовали себя вполне уютно. Скорпиус встал посередине и начал высматривать в нишах белую сову Поттера.

– Ага,– улыбнулся он, увидев птицу в нише второго уровня. Мальчик обездвижил ее, чтобы случайно не клюнула, снял с полочки и покрутил в руках. Можно было ее еще ощипать, но Малфой решил, что зря морозить руки тоже не стоило. Он достал колбу с зельем, с усилием открыл клюв совы и влил туда пару капель, сразу же снимая с птицы заклятие.

Такого мальчик еще не видел: сова Поттера попыталась тут же взлететь, гневно клацая клювом, но ее крылья стали раздуваться, тело увеличиваться, клюв распух. Сова испуганно икнула и осела на пол. Хотя через пару мгновений это была уже не сова: мутант в перьях размером с откормленного мастиффа. Птица встала на огромные для нее лапы и повернулась к слизеринцу.

Пора было сматываться…

– Что ты с ней сделал?!

Скорпиус обернулся и увидел Поттера со свертком в руках. Глаза гриффиндорца почти вывались из положенных им мест, а рот открылся в немом крике.

– С чего ты взял, что это я? Очередная гениальная идея?– Скорпиус сложил на груди руки, глядя, как Поттер зачем-то достает палочку.

Тут откуда-то с этажей донесся разъяренный крик, кажется, Филча. Скорпиус сощурил глаза, глядя на Поттера, который, кажется, решал, что сделать сначала: накинуться на Малфоя или попытаться спасти птицу.

Крик повторился. Очевидно, Поттер уже успел опустошить свою колбу. На Филча? Вряд ли. Но раз кричит Филч, значит…

– Ладно, извини, мне пора,– Малфой развернулся уходить, понимая, что сейчас начнется в школе, ведь Филч, судя по всему, сейчас смотрит на мутанта, что раньше был миссис Норрис.

Кажется, Поттер даже не заметил, что Скорпиус что-то сказал: на него нападала его собственная птица, тяжело клацая клювом. Решив, что уж с этим гриффиндорец справится сам, Малфой пошел вниз по ступеням, надеясь не поскользнуться на ступенях. А еще нужно было…

Он услышал шаги, но спрятаться было некуда.

*

Джеймс смог, наконец, с горечью обездвижить свою сову. Бедный Бэг! Ну, держись, Малфой, тебе это так просто не пройдет! Я доберусь до твоего филина…

Мальчик слышал, как на лестнице простуженным голосом заговорил Фауст. Гриффиндорец на носочках приблизился к лестнице, иногда еще поглядывая на то, что раньше было его совой, и прислушался.

– Выверните ваши карманы, мистер Малфой.

– С чего бы это?

Джеймс тут же вынул из своей мантии почти пустую колбу и спрятал ее в куче перьев в одной из ниш для сов.

– Мистер Малфой, не заставляйте меня повторять. Карманы!

Видимо, слизеринцу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Джеймс усмехнулся: так тебе и надо. Теперь мне даже не придется обижать твоего ни в чем не повинного филина. Просто не повезло птице попасть к вам, слизнякам малфоевским…

– Что это?– опять донесся голос декана Гриффиндора.

– Это? А вам плохо видно?– Джеймс чуть не хмыкнул, представив себе лицо Фауста.– Это колба.

– С чем?

– Огневиски, чтобы не мерзнуть.

Ну, Малфой, ты и идиот…

– Дайте.

Джеймс в деталях представил себе картину, как профессор берет колбу из руки слизеринца, откупоривает и нюхает то, что находится внутри. Может, даже капает на что-то…

– Не знал, мистер Малфой, что Огневиски способно раздуть камень, если на него капнуть,– вкрадчиво заметил Фауст, и Джеймс улыбнулся. Попался, слизняк…

– А, может, вы не пробовали?– донесся ответ Малфоя.

– Минус двадцать очков со Слизерина, мистер Малфой.

– За что?– спокойно откликнулся Скорпиус.

– За то, что вы заставили кошку мистера Филча выпить Раздувающего зелья,– проговорил декан Гриффиндора.– Вы наказаны до Рождественских каникул. Идемте.

Джеймс ждал, что скажет слизеринец, но от него не донеслось ни слова. Лишь шаги по ступеням.

Почему Малфой промолчал? Почему не сказал, что это не он надул кошку Филча?

Джеймс в растерянности оглянулся на свою сову, теребя край мантии. Потом вынул палочку, произнес «Locomotor ululae», поднял свою птицу и стал вместе с ней осторожно спускаться с башни.

Он довольно быстро дошел до кабинета Фауста, все время мысленно извиняясь перед бедным Бэгом, открыл без стука дверь и ввалился в нее, заклинанием потянув за собой сову.

– Профессор…

Джеймс замер, потому что перед столом Фауста стоял Малфой. И декан Гриффиндора, и слизеринец обернулись.

– Это что?– Фауст ткнул палочкой в птицу Джеймса.

– Это то, что было моей совой, пока Малфой на нее раствором не капнул,– ответил гриффиндорец, опуская Бэга на пол.

– Так-так, замечательно, вы, мистер Малфой, оказывается, не любите животных,– зло произнес Фауст, подходя к сове. Слизеринец равнодушно молчал, даже не смотрел ни на кого, заложив руки за спиной.– Сначала миссис Норрис, теперь сова Поттера…

– Профессор,– глубоко вздохнув, привлек внимание декана Джеймс.– Миссис Норрис… Это не Малфой.

– Простите?

Джеймсу показалось, что слизеринец взглянул на него, но мальчику было все равно:

– Миссис Норрис заставил выпить зелье… я.

– Прекрасно,– Фауст распрямился, стоя над Бэгом, глаза его полыхали гневом.– Два сапога – пара. Двадцать очков с Гриффиндора, мистер Поттер, и вы тоже наказаны до Рождественских каникул.

Джеймс бросил взгляд на Малфоя: тот чуть искривил насмешливо губы.

– Идите, мистер Малфой, к своему декану, он назначит вам наказание за то, что вы применили к сове Поттера раздувающее зелье. Не забудьте сказать профессору Слизнорту об этом.

Слизеринец кивнул, обошел стоящего у совы Джеймса и вышел из класса.

*

– Дилетант.

– На себя посмотри.

– Меня не поймали с зельем, как некоторых!

– А я не додумался тронуть кошку Филча.

– Не додумался, потому что мозгов не хватило.

– Это у тебя их не хватило понять, что преподаватели так это не оставят. Из-за тебя третью неделю трудимся, как домовики…

– Если бы ты не наткнулся на Фауста, нам бы не пришлось чистить все эти доспехи и кубки к Рождеству…

– Если бы у бабушки кое-что было, она была бы дедушкой.

– Придурок. Что тебе плохого сделала моя сова?!

– Это была сова? Я думал, что это метла Филча…

– Это ты станешь метлой, если еще раз тронешь мою сову!

– Да далась мне твоя сова!

– Вот и отвали. Вообще иди отсюда!

– Где хочу, там и хожу, буду еще всяких лохматых слушать.

– На себя посмотри, клоун блондинистый!

– Кто еще клоун. Причешись сначала, потом поговорим.

– Да пошел ты, Малфой! Я вообще с тобой разговаривать не желаю.

– Ну, и плыви отсюда. Топай лапками…

– Когда захочу, тогда и пойду, будешь мне еще указывать.

– Поттер, ты дегенерат, своих-то слов не нашел?

– От дегенерата и слышу, слизняк зеленый!

– А слизняки бывают фиолетовыми?

– Если их хорошенько побить, чтобы не выпендривались, то могут.

– Кто бить-то будет? Ты, что ли?

– Испугался?

– Ха, это ты лучше пугайся...

– Тебя, что ли, блондин пустоголовый?

– Уж лучше быть блондином пустоголовым, чем брюнетом с кочкой на голове.

– Это не кочка! Это удлиненный «ежик»!

– Прости, кто?

– «Ежик», прическа такая, деревня ты глухая!

– Да… Ежик…

– Да пошел ты, Малфой!

– Сам иди, ежик.

– Я не ежик!!!

– Ты сам сказал только что, память плохая?

– Еще раз так меня назовешь, я из тебя оставшееся от твоего мозга выбью!

– Ага, хочу посмотреть, как. Пыхтеть будешь или фыркать?

– Чего?!

– Ну, как еще ежи могут драться? Иголками, разве что…

– Ты, хорек белобрысый, сейчас же нарвешься…

– Так страшно, аж уползти хочется…

– В норку? Там папочка-хорек заждался?

– Поттер, у тебя мозгов точно не больше, чем у ежа. Фантазии столько же.

– Я тебе сказал, что если…

– Надоел ты мне…

– Ага, сразу сбегаешь? Трусливый хорек!

– Повтори.

– Со слухом не в порядке?

– Поттер, договоришься.

– Очень страшно… Даже поджилки трясутся.

– Дуэль?

– Запросто.

– Когда?

– После каникул.

– Когда точно?

– Ты на этот день себе наказание устроишь, Поттер?

– Когда?!

– Первого февраля.

– Чего не первого июня?

– Даю тебе шанс выучить хоть пару заклинаний, а то будет избиение… ежика.

– Да пошел ты!

– Спасибо, уже иду.

– Малфой, не забудь написать завещание!

– На память не жаловался. Если только ты заразен…

– Говори-говори…

– Пока, ежик!

– Малфой!!!

Глава 7. Рождественский Шекспир.

– …А потом он замахивается своей дубиной и орет: «Ах, ты мерзкий Урк Усатый! Раз ты съел моих червяков, я пойду войной на твое племя!» И бьет дубиной по голове Урка…– Джеймс сделал движение, будто снес кому-то полчерепа.

Мальчик стоял посреди полумрачного чердака, с паутиной на волосах, согнув спину и скорчив страшную рожицу. Лили хихикала у стены, прикрывая рот ладошкой, и смотрела на представление из Истории магии, что разыгрывал для нее брат.

– «Да как ты смеешь, слюнявый Дубина Дубовый!»– Джеймс развернулся на сто восемьдесят градусов, словно исполнял другую роль, и запищал тонким голосом.– «Ты укокошил моего мужа! Кто теперь будет мне колоть дрова?! Эй, родственнички, берите вилы…»

– Она так и сказала?– сквозь смех спросила Лили, глядя, как Джеймс вытанцовывает какую-то джигу, словно призывает кого-то.

– А почему нет?– мальчик остановился на пару мгновений.

– То есть у гоблинов мужья нужны только для того, чтобы колоть дрова?

– Понятия не имею, надо спросить у Малфоя,– пожал плечами Джеймс, садясь рядом с Лили и отбирая у нее уже надкушенную шоколадную лягушку.

– Почему Малфоя?

– Ну, у него в родственниках были гоблины,– хмыкнул мальчик, уплетая шоколад.

– Правда?!

– Ну, не знаю, хотя по лицу кажется, что да…

Лили рассмеялась. Джеймс знал, как доставить удовольствие сестре. Когда он приехал, она лежала с простудой, но сегодня, в Рождество, маме удалось сбить температуру, и Лили смогла подняться. Хотя мама вряд ли об этом знает…

– Осталось совсем немного – и я тоже поеду в Хогвартс,– Лили чуть улыбнулась, стирая со щеки брата шоколад.– Здорово будет, правда?

– Ага, помимо Розы, мне еще и тебя придется… оберегать,– кивнул Джеймс, хитро щурясь. Он не говорил ей о том, что Розу в основном оберегал от себя самого – чем меньше они пересекались, тем легче жилось обоим.

– Меня не надо оберегать!– возмутилась девочка и тут же закашлялась.– Я сама могу за себя постоять!

– Угу,– кивнул Джеймс,– от твоего визга кто угодно убежит подальше.

Лили насупилась, но уже через пару мгновений они вместе смеялись, из-за чего сестра снова начала кашлять.

– Дыши глубже,– посоветовал менторски Джеймс, пережидая приступ сестры.

– Давай, когда я приеду в Хогвартс, мы Малфоя поймаем и… свяжем где-нибудь, пусть посидит и подумает о своем мерзком поведении,– предложила Лили, заглядывая в глаза брата.– Он ведь мерзкий, да?

– Не то слово,– фыркнул Джеймс.– Он же слизеринец, что ты от него хочешь? Мало того, что слизеринец, ведь еще и Малфой! А чего хорошего ждать от этой семейки? Дед был правой рукой Волан-де-Морта…

– Ой!– пискнула Лили, но брат ее проигнорировал.

– Отец – трусливый хорек, которого всем вечно приходилось вытаскивать из полной ж…

– Джим!– возмутилась Лили.

– Что?– невинно захлопал глазами мальчик.– Если так и есть? Тем более, так дядя Рон всегда говорит…

– А Роза говорит, что…

– Розе вообще не свойственно молчать, так что не думаю, что нам стоит слушать все, что ей там придет в голову…– отмахнулся Джеймс.

– Она сказала, что ты надул кошку мистера Филча.

– Болтушка твоя Роза,– изрек мальчик, извлекая откуда-то из-за коробки мешочек с Всевкусными орешками.– Хочешь?

– Нет,– покачала головой Лили.– Ты чего постоянно ешь? Как Альбус…

– Я расту, и не надо меня сравнивать с этим коротконожкой…

– У него нормальные ножки,– Лили отобрала у брата мешочек с орешками.– Он ведь еще маленький…

– Ага, как ножки, так он маленький, а как слопать все конфеты из вазы и вазу облизать, он вполне способный,– заметил Джеймс.– И отдай мне орешки.

– Обещай, что в школе возьмешь меня с собой, если соберешься разбираться с Малфоем,– Лили спрятала руки за спину.

– Отдай орешки,– нахмурился Джеймс.

– Обещай – и отдам.

– Ладно.

– Нет, ты скажи…

Мальчик уже открыл рот, чтобы ответить, но дверь на чердак отворилась, и на пороге появилась рассерженная мама с каким-то зельем в руке:

– Лили! Целитель сказал, чтобы ты не вставала!

– Но, мама, Джим ведь приехал…

– В кровать, а Джим твой может и в твоей комнате с тобой общаться,– сурово произнесла Джинни.– И тебе пора принимать лекарства.

– А где папа?

– Он с дядей Роном ушел за подарками,– мама суровым взглядом провожала ребят, когда они поднялись, немного отряхнулись и стали спускаться вниз по узкой лесенке.

– О, блеск,– фыркнул Джеймс.– В этом году нас ждут незабываемые сюрпризы под елкой.

– Джим…– мама чуть недовольно покачала головой, но в уголках ее глаз теплилась улыбка.

– А что я? Я тут буду совершенно ни при чем,– они дошли до комнаты Лили.

– Джеймс, спустись и посмотри, как там в манеже Ал,– попросила мама.– Он спал.

– Нееет,– почти взмолился мальчик.– Уж лучше я Лили лекарства буду давать…

– Без разговоров,– и Джинни подтолкнула мальчика к лестнице.– И если он проснулся, дай ему молоко…

Джеймс насупился и, громко топая по ступеням, направился в гостиную. У дальней стены, недалеко от вчера наряженной елки, был манеж Альбуса, в котором уже проснувшийся братец стоял, держась за края, и чему-то небесно улыбался. Увидев Джеймса, он захлопал в ладоши и затопал ножками, издавая булькающие звуки. Почему-то братец никогда с ним не разговаривал, хотя в присутствии Лили или родителей трещал, как Слизнорт после бутылки Огневиски.

– Ну, и по какому поводу такая бурная радость?– нахмурился мальчик, беря со стола бутылку с молоком и подходя к манежу. Джеймс знал, что Альбусу нужно держать бутылку, иначе он выльет все молоко на себя, но перспектива эта не сильно вдохновляла Джима. Вообще младший брат был редкостным лентяем, отказываясь пить из кружки и заставляя до сих пор поить его из бутылки, как младенца. Зря они его баловали, ой, зря...

– Лопай, толстощекий,– Джеймс осторожно засунул в уже раскрытый в предвкушении рот Ала соску и стал поддерживать бутылочку.– Такой огромный уже, а все из детской бутылки питаешься, косолапый. Говорил тебе: чашку надо учиться держать, а не конфеты тырить! Если бы ты… Ал, нет!

Джеймс не успел отскочить, когда Альбус, выпустив изо рта бутылочку, сделал громкое «Пффф», выплевывая молоко небольшим фонтаном прямо на брата.

– Ты зараза лохматая!– закричал Джеймс, глядя на то, как молоко растекается по его спортивным брюкам. А Альбус смеялся и хлопал в ладони, слизывая капли с подбородка.

– Ты чего так на него кричишь, Джеймс?

Мальчик оглянулся, зло сверкая глазами, к вошедшим из каминного холла Гермионе и ее детям. Они снимали на ходу шапки и перчатки.

– С Рождеством наступающим.

– У кого Рождество, а на кого плюют и этому радуются,– пробурчал мальчик, сунув бутылку в протянутые руки Ала и отходя. Пусть сам теперь возится, нюхлер пучеглазый…

*

Полоний:

– Что вы читаете, принц?

Гамлет:

– Слова, слова, слова.

Скорпиус мерно шагал по своей комнате, держа в руках книгу в темном переплете. Он уже был в парадной мантии и то и дело поглядывал на часы, что стояли на каминной полке. Наверное, гости уже начали пребывать в поместье, но мальчик не спешил покинуть прохладную тишину своей комнаты. Вечер обещал быть длинным…

Он поднес к глазам книгу, хотя многие строчки успел запомнить наизусть за те две недели, что провел летом в Италии. Там он мог читать все время, не опасаясь, что в любой момент его могут оторвать от книги, к которой он почему-то привязался так, как никогда не привязывался к людям. Словно в этой книге было что-то, что мальчику было жизненно необходимо. Именно сейчас, именно здесь…

Комната была пуста, если не считать Донга, который перекладывал одежду Скорпиуса в шкафу. Но домовика было нечего опасаться, иногда Скорпиус вообще забывал, что эльф в комнате и может слышать его.

«Гамлета» нельзя читать про себя. «Гамлет» должен звучать…

«В высоком Риме, городе побед,

В дни перед тем, как пал могучий Юлий,

Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц

Визжали и гнусили мертвецы»…

Скорпиус чуть усмехнулся, поднимая глаза к окну. Если взять бинокль, то отсюда можно увидеть фамильный склеп Малфоев, что приютился в самом дальнем конце поместья…

«Кровавый дождь, косматые светила,

Смущенья в солнце; влажная звезда,

В чьей области Нептунова держава,

Болела тьмой, почти как в судный день;…»

Голос звучал четко и немного гулко в прохладе серо-зеленой комнаты. Мальчик видел, как за его шагами и голосом следят подвижные уши Донга. Он опять посмотрел на часы: еще пять минут, и придется идти. Но ничего: книгу можно унести с собой, в памяти, которая, как губка, впитывала любимые строки…

«Такие же предвестья злых событий,

Спешащие гонцами пред судьбой

И возвещающие о грядущем,

Явили вместе небо и земля

И нашим соплеменникам и странам…»

– Скорпиус, ты почему не спускаешься?

Мальчик вздрогнул и обернулся, захлопывая книгу. В двери заглядывал Тобиас, в парадной мантии, с аккуратно зачесанными назад волосами. За его спиной маячила Парма.

– А стучаться вас не учили?– Малфой медленно убрал книгу в карман мантии, надеясь, что она поможет ему перенести очередную «рекламную акцию», заменявшую в их семье рождественский вечер.

– Мы стучали,– очень правдоподобно солгал Паркинсон.– Там уже и Забини, и Гойлы приехали, кажется, Фоссеты тоже…

– Безумно рад,– хмыкнул Скорпиус.– Донг, заканчивай и брысь отсюда.

– Да, хозяин,– пропищал домовик, и Скорпиус пошел к дверям, где топтались Паркинсоны – не хотелось появляться из камина посреди бального зала, приковывая к себе внимание всех присутствующих.

А присутствовала, наверное, половина магического сообщества, по крайней мере, из тех, кого Малфои считали людьми своего круга. Скорпиус не смог бы назвать по именам и трети собравшихся на рождественский вечер в поместье. Да и зачем? В памяти не так уж и много места, чтобы запоминать всякую ерунду. Хотя отец, насколько знал Скорпиус, считал это вещью первой необходимости.

Скорпиус, а за ним Паркинсоны, почти незаметно вошли в освещенный тысячами свечей зал. В глазах рябило от елок, игрушек, фонариков, хлопушек, драгоценностей дам и перстней мужчин. Во всем этом великолепии было столько наигранности и вычурности, что Скорпиусу тут же захотелось или потушить свет, чтобы ничего не видеть, или просто уйти с этого сборища.

– Привет, Скорпиус,– перед ними выросла Присцилла под руку с Фрицем. Забини, как всегда, выглядела великолепно, ее темно-красного цвета мантия подчеркивала пропорциональные, изящные линии тела девочки.

– И вам,– кинул Скорпиус, пробегая глазами по лицам присутствующих. Ничего интересного и нового.

– Тебя отец зовет,– Присцилла чуть нахмурилась, осознав, что комплиментов и других положенных по случаю слов она от мальчика не дождется.

– А ты подрабатываешь у нас домовиком?– хмыкнул Скорпиус, не удержавшись, и отправился в сторону родителей, что купались во внимании гостей у самой высокой из елок, что утром нарядили эльфы.

– Где ты был?– с улыбкой на лице, но угрозой в голосе спросил отец, когда Скорпиус встал рядом с родителями, кивая каким-то волшебникам.

– А есть варианты?– мальчик улыбнулся матери, которой очень шла голубая мантия с белой вышивкой.– Мама, ты очень красивая сегодня. Как всегда.

– Спасибо, дорогой,– улыбнулась Астерия, держа отца под локоть.– Ты почему такой бледный?

– Слишком много молока пью,– усмехнулся Скорпиус. Отец сурово взглянул на него.

– Веди себя прилично, я тебя прошу,– Драко положил руку на плечо сына, и Скорпиусу тут же захотелось сделать что-нибудь неприличное. Странное чувство, которое раньше редко его посещало.

– Да без проблем, папа,– скупо улыбнулся Скорпиус, но не сдержался и тихо продекламировал, вызвав на лице отца выражение полного недоумения:

«Ни плащ мой темный,

Ни эти мрачные одежды, мать,

Ни бурный стон стесненного дыханья,

Нет, ни очей поток многообильный,

Ни горем удрученные черты

И все обличья, виды, знаки скорби

Не выразят меня; в них только то,

Что кажется и может быть игрою;

То, что во мне, правдивей, чем игра;

А это все – наряд и мишура…»

Мама выглядела чуть шокированной, исподволь оглядевшись, чтобы понять, не слышал ли кто Скорпиуса.

– Что это было? И при чем тут скорбь?– прошипел отец, до легкой боли сжимая плечо мальчика.

– Ничего, так, вырвалось,– Скорпиус вывернулся и чуть отошел от родителей.– Счастливого Рождества.

Наверное, отец хотел сказать еще что-то, но Скорпиус отвернулся и проследовал к столам, на которых стояли коктейли и легкие закуски для гостей. Там уже питалась Селеста Гойл.

– Скорпиус, ты чего хмурый такой?– она с удовольствием поедала канапе.– Рождество же.

– Ага,– только и сказал мальчик. Есть и пить уже перехотелось.

– Устроишь что-нибудь веселое?– Селеста усмехнулась.

– В смысле?– поднял бровь мальчик.

– Ну, ты же в школе, как говорят, устраиваешь разные прикольные штучки,– улыбнулась девочка.

Скорпиус чуть удивленно посмотрел на Гойл, которая в школу еще не пошла, а потом даже готов был ее поблагодарить: это идея! Стоит оживить мероприятие…

Мальчик схватил бокал с пуншем и опорожнил его, впервые попробовав столь крепкий напиток. Из глаз чуть не брызнули слезы, но он их сдержал, потом подмигнул Селесте и стремительно направился к возвышенности, где разместили оркестр. На мальчика оглядывались, с ним здоровались, но Скорпиус лишь кивал.

– Внимание!– он подошел к волшебному микрофону.

Присутствующие мгновенно замолчали, с легким изумлением оглядываясь на Скорпиуса.

– Добрый вечер всем! С Рождеством! Рад приветствовать вас в доме Малфоев!

Мальчик уголком глаза видел, как к нему пытается пробраться отец, но Скорпиусу было все равно.

– Я приготовил для вас стихотворение. О Малфоях.

И он начал читать наизусть тот кусок, который, кажется, давно запечатлелся в его душе:

«Бывает и с отдельными людьми,

Что если есть у них порок врожденный –

В чем нет вины, затем что естество

Своих истоков избирать не может, –

Иль перевес какого-нибудь свойства,

Сносящий прочь все крепости рассудка,

Или привычка слишком быть усердным

В старанье нравиться, то в этих людях,

Отмеченных хотя б одним изъяном,

Пятном природы иль клеймом судьбы,

Все их достоинства – пусть нет им счета

И пусть они, как совершенство, чисты, –

По мненью прочих, этим недостатком

Уже погублены: крупица зла

Все доброе проникнет подозреньем

И обесславит…»

Тут микрофон отключился, а Скорпиуса невидимая сила заставила откланяться и сойти с возвышенности.

– Выверни карманы.

Вот значит, как чувствует себя тот, на кого насылают Империус: никаких сил, да и особого желания не подчиниться. У Скорпиуса все же было желание, но он не смог сопротивляться воле отца. Он вынул из кармана книгу и отдал ее, глядя, как белеет лицо Драко Малфоя.

Вдруг все прояснилось. Отец пылал от ярости, убирая палочку.

– В комнату, быстро,– прошипел отец, кажется, с трудом сдерживаясь. Скорпиус пожал плечами и шагнул к камину. Вечер удался.

*

– С Рождеством, Джим!

Он застонал, когда что-то, а точнее кто-то, а еще точнее – Лили, приземлилось на его кровати, чуть не отдавив ему ногу.

– Уй!– больше притворно, чем по-настоящему, взвыл мальчик, потирая колено.– Спасибо, только этого мне и не хватало…

– Просыпайся, соня, подарки!– голос Лили звенел от восторга.

Джеймс приоткрыл один глаз, потом другой, глядя на чуть розовощекую сестру. Она смотрела на него и улыбалась.

– Что?– Джеймс протер глаза, нахмурившись. Он совсем не выспался. Вчера они до полуночи играли во дворе в снежки, пока мама не отправила всех спать, а Уизли через камин не ушли к себе. Роза на прощанье перечислила все подарки, какие надеется получить, отчего Джеймс с удовольствием помахал ей вслед рукой. Он любил кузину, но только когда она была подальше от него и желательно молчала.

– Ты не хочешь посмотреть подарки?– Лили с трудом сдерживала любопытство, оглядываясь на гору коробок и свертков, что лежали в изножье кровати.

– Ты хочешь – валяй,– кинул мальчик, садясь поудобнее и потягиваясь.